История любви графа де Бельфлора и Леоноры де Сеспедес
Граф де Бельфлор, один из знатнейших вельмож, был до безумия влюблен в молодую Леонору де Сеспедес. Жениться на ней он не намеревался: дочь простого дворянина была, по его мнению, неподходящей для него партией. Он хотел только стать ее любовником.
С этой целью он всюду преследовал ее и не упускал случая взглядами выразить ей свою страсть, но ему не удавалось ни поговорить с ней, ни написать ей, потому что она находилась под неусыпным наблюдением строгой и бдительной дуэньи по имени Марсела. Граф де Бельфлор приходил в отчаяние; препятствия еще больше разжигали его желания, и он только и думал, как бы обмануть Аргуса, оберегавшего его Ио.
С другой стороны, Леонора, заметив оказываемое ей графом внимание, не могла устоять против него, и в сердце ее незаметно стала разгораться сильная страсть. Я не разжигал ее моими обычными соблазнами, потому что колдун, державший меня тогда в неволе, запретил мне исполнение всех моих обязанностей; но довольно было и того, что вмешалась сама природа. Она не менее опасна, чем я; вся разница между нами в том, что она обольщает сердца мало-помалу, а я соблазняю их мигом.
Так обстояли дела, когда Леонора и ее неизменная дуэнья как-то утром по дороге в церковь встретили старую женщину, перебиравшую самые крупные четки, какие только могло смастерить ханжество. Старуха подошла к ним с приветливым и кротким видом и обратилась к дуэнье.
– Да хранит вас небо, – сказала она, – святой мир да пребудет с вами. Позвольте спросить, не вы ли госпожа Марсела, добродетельная вдова покойного сеньора Мартина Росет?
Дуэнья отвечала утвердительно.
– О, как кстати я вас встретила, – воскликнула старуха, – должна вам сообщить, что у меня гостит престарелый родственник, который желает с вами поговорить. Он несколько дней тому назад приехал из Фландрии; он близко, очень близко знал вашего мужа и хочет вам передать нечто крайне важное. Он бы и сам пошел к вам, если бы не заболел: бедняга при смерти. Я живу в двух шагах отсюда. Будьте добры, пойдемте вместе со мной.
Дуэнья была не глупа и очень осторожна; боясь сделать ложный шаг, она не знала, на что решиться; но старуха угадала причину ее колебаний и сказала:
– Милая госпожа Марсела, можете вполне положиться на меня. Меня зовут Чичоной. Лиценциат Маркое де Фигероа и бакалавр Мира де Мескуа охотно поручатся за меня, как за родную бабушку. Я приглашаю вас к себе ради вашей же пользы. Мой родственник хочет возвратить вам деньги, которые ему некогда ссудил ваш муж.
При слове «деньги» госпожа Марсела сейчас же приняла решение.
– Пойдем, дочь моя, – сказала она Леоноре, – пойдем проведаем родственника этой доброй дамы; навещать болящих – долг человеколюбия.
Они скоро пришли к дому Чичоны; та ввела их в комнату нижнего этажа, где лежал человек с седой бородой; на вид он казался тяжело больным.
– Вот, братец, – обратилась к нему старуха, представляя дуэнью, – вот та мудрая госпожа Марсела, с которой вы хотели поговорить; это вдова вашего покойного друга сеньора Росет.
При этих словах старик чуть приподнял голову, кивнул дуэнье и сделал ей знак приблизиться, а когда та подошла к нему, слабым голосом сказал:
– Дорогая госпожа Марсела, я благодарю небо за то, что оно дозволило мне дожить до этой минуты. Вот единственное, чего я желал; я боялся умереть, не доставив себе радости вас видеть и отдать вам в собственные руки сто дукатов, которые одолжил мне ваш покойный муж, мой бесценный друг, чтобы выручить меня из беды, когда была поставлена на карту моя честь; это было в Брюгге. Он вам никогда не рассказывал об этом?
– Увы, нет! – отвечала Марсела. – Он никогда не говорил мне об этом! Царствие ему небесное! Он был так великодушен, что забывал услуги, оказанные друзьям, и не только не походил на тех бахвалов, которые кичатся несовершенными благодеяниями, но вообще ничего не говорил мне, когда делал кому-нибудь одолжение.
– У него была действительно прекрасная душа, – сказал старик. – Я в этом убедился лучше, чем кто-либо, и, чтобы доказать это, расскажу вам историю, из которой он меня выручил. Но мне придется говорить о вещах, очень близко касающихся памяти покойного, поэтому мне хотелось бы сообщить о них только его скромной вдове.
– Если так, оставайтесь наедине и рассказывайте, – сказала Чичона, – а мы с молодой госпожой тем временем пройдем ко мне.
С этими словами она оставила дуэнью с больным, а Леонору увлекла в другую комнату, где без дальнейших околичностей сказала:
– Прекрасная Леонора, время слишком дорого, чтобы тратить его попусту. Вы знаете в лицо графа Бельфлора; он давно влюблен в вас и умирает от желания вам в этом признаться, но строгость и бдительность вашей дуэньи лишали его до сих пор этого счастья. В отчаянии он прибегнул к моей изобретательности; я согласилась помочь ему. Старик, которого вы сейчас видели, – молодой лакей графа, а все сказанное мною вашей воспитательнице придумано нами, чтобы обмануть ее и завлечь вас сюда.
При этих словах граф, прятавшийся за занавесью, вышел и бросился к ногам Леоноры.
– Сударыня, – воскликнул он, – простите эту хитрость влюбленному, который не может более жить, не поговорив с вами. Если бы этой услужливой особе не посчастливилось все это устроить, я впал бы в полное отчаяние.
Эти слова, произнесенные растроганным голосом, притом мужчиной, который отнюдь не был ей противен, смутили Леонору. Некоторое время она была в замешательстве, не зная, что ответить; наконец, оправившись от смущения, она гордо взглянула на графа и сказала:
– Быть может, вы полагаете, что весьма обязаны этой услужливой даме, которая так для вас постаралась; но знайте: вам не извлечь ни малейшей выгоды из ее услуги.
С этими словами она направилась в залу. Граф ее остановил.
– Не уходите, обожаемая Леонора, – вскричал он, – благоволите выслушать меня одну минуту. Моя страсть так чиста, что не должна вас пугать. Согласен, вы имеете повод возмущаться обманом, к которому я прибегнул, чтобы поговорить с вами; но ведь до сих пор я сделал для этого столько бесплодных попыток! Уже полгода хожу я следом за вами – в церковь, на гулянье, в театры. Я тщетно искал случая сказать вам, что вы меня очаровали. Вашей жестокой, вашей неумолимой дуэнье всегда удавалось помешать мне. Увы! Вместо того чтобы считать хитрость, к которой я вынужден был прибегнуть, преступлением, пожалейте меня, прелестная Леонора, за долгие муки ожидания. Вам известно, как вы очаровательны, судите же о смертных муках, которые я терплю.
Бельфлор проговорил все это с тем жаром убеждения, каким столь ловко умеют обольщать красивые мужчины; он даже пролил несколько слезинок. Леонора была взволнована; невольно сердце ее начинало наполняться нежностью и жалостью. Но она не поддавалась слабости и тем сильнее рвалась уйти, чем больше чувствовала себя растроганной.
– Все ваши речи бесполезны, граф, – воскликнула она, – я не хочу вас слушать! Не удерживайте меня; дайте мне уйти из этого дома, где моя добродетель подвергается опасности, или я криком созову соседей, и все узнают о вашей дерзости.
Она сказала это так решительно, что Чичона, имевшая основания остерегаться судебных властей, просила графа не настаивать на своем. Графу пришлось подчиниться намерению Леоноры. Она высвободилась из его рук и, чего до сих пор не случалось еще ни с одной девицей, приглянувшейся графу, вышла из комнаты такой же, какой вошла.
Она поспешила к дуэнье.
– Пойдемте, дорогая, – сказала она, – прекратите этот вздорный разговор; нас дурачат; уйдемте из этого опасного дома.
– Что такое, дочь моя? – удивилась Марсела. – Отчего вы хотите так внезапно уйти?
– Я вам все расскажу, – отвечала Леонора. – Пойдемте скорее; каждая минута, проведенная здесь, причиняет мне новые мученья.
Как ни хотелось дуэнье сейчас же узнать причину столь внезапного бегства, ей это не удалось; пришлось уступить настояниям Леоноры. Они поспешно ушли, оставив Чичону, графа и его лакея такими же смущенными, как бывают смущены актеры после представления пьесы, освистанной партером.
Едва Леонора очутилась на улице, как сейчас же стала взволнованно рассказывать наставнице все, что произошло в комнате Чичоны. Дуэнья слушала ее очень внимательно и, когда они пришли домой, сказала:
– Признаюсь, дочь моя, я крайне удручена тем, что вы мне рассказали. Как я могла дать этой старухе так ловко меня одурачить! Я сначала колебалась, идти ли за ней. Зачем я изменила себе! Мне не следовало доверяться ее кроткому и честному виду – это непростительная глупость для такой опытной женщины, как я. Ах, почему вы не открыли мне этот обман там же, в ее доме? Я бы вывела ее на чистую воду, я бы осыпала графа бранью и сорвала бы бороду с мнимого старца, который плел мне всякую чушь. Но я сейчас же вернусь туда и возвращу деньги, полученные якобы в уплату долга. Если я их застану, они ничего не потеряют от того, что немного подождали.