Номера от 8 и 10 марта 1911 г.
А оно было точно очень велико. Земля после него долго гудела, как огромный колокол. “Как сейсмическое явление, по определению ученых (акад. Голицын), землетрясение это является одним из величайших, известных науке. Оно во многом превышает силою своею последние землетрясения в Мессине, Шемахе и в самом г. Верном в 1887 г. Сейсмографы многих сейсмических станций Европы были им испорчены и перестали работать, чего не было при землетрясениях предыдущих” (отчет князя Багратиона-Мухринского, “Семиреченские областные ведомости”, 15 апреля 1911 г.).
О личной жизни Зенкова, кажется, никто ничего еще не писал. Именно поэтому и хочется привести клочок воспоминаний, появившихся в год смерти замечательного строителя. “В его маленьком гостеприимном флигельке у головного ярыка побывало много строителей, и каждый уносил оттуда чувство большой теплоты к этому старику. Он любил город и край, в котором проработал больше полувека. Помню, собрались мы выбирать место для строительства лесозавода на реке Или (он был тогда губернским инженером). «Выедем в понедельник», – сказал я. «Нет, в понедельник не удастся – там выпадет снег», – ответил он. (До понедельника оставалось еще четыре дня!) И он оказался прав: мы сумели выбрать место только на следующий за тем день. Я навсегда запомнил и поездки с ним, и встречи, и рыбную ловлю на реке Или. Он был большим мастером рыбной ловли и любил охоту на фазанов” (П. Григорьев. Газета “Социалистическая Алма-Ата”, 1963 г.).
Во всяком случае, на торжестве открытия собора епископ Туркестанский Дмитрий назвал его попросту “одним из величайших деревянных храмов нашего отечества”. Мне кажется, что осторожная формулировка ближе всего к истине. Говорят еще, что весь собор построен без железа – ни гвоздя, ни болта. Но это уж вовсе неверно. Сам Зенков писал о колокольне так: “Стены ее в углах и простенках прошиты восемью сквозными вертикальными болтами”.
Приведу некоторые из теоретических положений Зенкова, сопоставив их с данными современной науки. Сейсмостойкое здание, пишет Зенков, должно:
1. Строиться из дерева или его заменителей. Здесь разногласий нет. “Только эластичные материалы и конструкции являются действенными антисейсмическими факторами в руках архитектора” (Н. Бачинский. “Антисейсмика в архитектурных памятниках Средней Азии”).
2. Иметь очень глубокий фундамент. “Опустите глубоко в землю фундамент – и вы не будете бояться за целостность вашего жилища”. Вот это положение Зенкова признано только в последнее время: “Изучение последствий землетрясений показало, что малая глубина заложения фундамента отрицательно отражается на прочности сооружений во время землетрясений” (К. Николаев. “Некоторые положения строительства в сейсмических районах”).
3. Иметь обширные зазоры между землей и фундаментом. Ибо “каменный дом, не соприкасающийся в своем основании с верхними слоями земли, не боится землетрясений; подвал должен быть устроен под всем домом, так как он перехватывает сейсмические волны” (Зенков).
А вот что пишет советский инженер Ф. Зеленьков о предложенном им (как он считает – впервые) сейсмоамортизаторе: “В данной работе впервые описан новый метод… Для этой цели использован специальный фундамент, который отделяет, то есть изолирует здание от земли воздушным зазором и тем самым от сейсмических ударов со стороны земли”. Автор упоминает много имен, но имени Зенкова среди них нет.
Как развитие и продолжение этой мысли необходимо, считает Зенков, “огорождение здания рвами, которые при твердых грунтах могут засыпаться землей”. Вот эту мысль Зенков вынашивал несколько десятилетий, после того как в 1887 году он наткнулся на следующие необычные явления.
После катастрофы 1887 года оказалось, пишет он, “деревянная минная галерея в г. Верном на расстоянии всего 12 верст от эпицентра (Аксайское ущелье) испытала, очевидно, настолько легкое сотрясение, что в ней не везде осыпалась земля”. А в катастрофический 1911 год Зенков сделал и другой опыт: окопал свой дом антисейсмическим рвом. “Результаты считаю блестящими. При землетрясениях в 6 баллов, – пишет он, – только слышу гуд, жду толчков, но их уже не испытывает мой дом, окруженный рвом… Семь месяцев ходят ко мне люди смотреть ров”.
Этого опыта Зенкова, кажется, еще не изучал и не повторял никто.
Вот какие сведения содержатся в единственной известной мне статье о нем: “Родился в 1850 году в Орловской губернии. Отец – фейерверкер Брянского арсенала. Учился в Одесской школе рисованию. В 1876 году учился в мастерской Гоголинского. В 1877 году с художником Глушковым очутился в Верном учителем рисования. Составил вместе с Глушковым этнографический альбом (казахи, уйгуры, дунгане, узбеки), потом работает на межеванье земли в Семиреченской и Сыр-Дарьинской областях. В 1887 году привлекается Мушкетовым и путешествует с ним по местам разрушения. Награжден серебряной медалью. С 1910 по 1917 год – учитель рисования и черчения в Верненском высшем начальном училище, учительской семинарии и женской гимназии. С 1910-го участвует в выставках Петербурга и Москвы. С 1918 по 1919 год преподает рисование и черчение в Верненском сельскохозяйственном техникуме”. Добавлю сюда еще последнюю черту его биографии: “Педагогическая деятельность Хлудова имела большое значение для советского казахского искусства. С 1921 года он возглавлял студию, где занимался с группой начинающих художников” (Е. Микульская). Эта школа просуществовала десять лет, до 1931 года, но значение работы Хлудова далеко выходит за эти узкие временные рамки, потому что в этой студии получили первые профессиональные знания многие художники, которые работают и сейчас в Алма-Ате.
Впрочем, дело не в нем. Такой подход к работам Хлудова был в то время обычным. Художника в нем даже не угадывали. “Полотна Хлудова являются маленькой энциклопедией Казахстана, передающей своеобразие этого края в красках и линиях”, – писала “Литературная газета” в дни первой декады искусства Казахстана (15 мая 1936 г.).