Светлана Дуюнова @svetlana_duyunova

БЕРЕГИНЯ


– Дом надо осмотреть, – на ломаном русском проговорил немец в сапогах с высокими голенищами. – Будто дышит кто.

– Нежилое все, стылое, – окинул взглядом комнату другой и сделал пару шагов в сторону серванта. – Иди в задней глянь, а я тут.

У буфета с резными дверцами он покрутил в руках чашку со сломанной ручкой, довольно присвистнул и сунул в карман серебряную ложечку.

Танюшка зажмурилась, прикрыла ладошкой рот и замерла. Вдруг в носу закрутило, засвербело, словно туда попали кусочки ваты из обвисшего матраса.

– Апчхи! – не выдержала она.

– Кто здесь? – фриц приподнял край одеяла и заглянул под кровать. Девочка сидела с зажатым ртом и закрытыми глазами.

Мужчина дружелюбно улыбнулся и аккуратно убрал ладошку с ее лица:

– Как тебя зовут?

Танюшка от испуга придвинулась к металлической ножке и нахмурилась при виде фашистской символики.

– Не бойся, свой я, – поспешил успокоить мужчина.

В сенях послышался шум, немец заторопился.

– Держи, – он достал из-за пазухи тряпичную куклу и сунул девочке. – Волшебная. Что загадаешь, обязательно исполнится.

Скрипнули половицы, дверь отворилась.

– Что у тебя? – первый был с бородой и невысокого роста. – Ничего?

– Ничего, – фриц специально спустил одеяло до пола и принялся отряхиваться. – Уходим.

Танюшка слышала, как хлопнула калитка, как выругалась бабка Маня, когда немецкие солдаты в шутку поволокли ее однорогую козу. Еще долго ветер стучал пустым ведром у колодца, а когда все стихло, она решила покинуть тайное место и разглядеть подарок.

Это была кукла-оберег. Безликая и мягкая на ощупь. В платье из некрашеного льна, искусно расшитом разноцветными узорами. На голове платок из кружева, а на талии – веселенький передничек. Танюшка внимательно посмотрела на берегиню и протянула разочарованно:

– У тебя даже глазок нет. Как с тобой играть?

Затем приложила ее к уху. Прислушалась. Снова приложила.

– Стучит, – восторженно произнесла она. – Правда, стучит.


* * *


– Ба, у куклы, правда, сердечко? – семилетняя Соня приложила к уху залатанную берегиню и прислушалась к стуку, что шел изнутри.

– А немец был ненастоящий? – перебил сестру смелый Никитка.

– Всем спать, – в комнату вошла мама двойняшек. – Бабушке нужно отдыхать. Завтра продолжите расспросы.

– Чур, я с куклой, – Соня прижала игрушку и вопросительно посмотрела на бабушку. Старушка одобрительно кивнула и поспешила успокоить насупившегося внука:

– А ты положи с собой меч и будь начеку. Танюшку с куклой ждут приключения.

Пожилая женщина проводила взглядом родных и тяжело вздохнула. Болью в груди отзывались воспоминания из детства. Не отпустило.

– Двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь, – капли сердечной настойки неспешно разбивались о толстое дно стакана и возвращали в прошлое.


* * *


⠀ – Двадцать восемь, двадцать девять, тридцать, – Танюшка восторженно отсчитывала звуки, исходившие из груди куклы. Смеркалось. Спохватилась. Принялась наскоро засовывать берегиню под платье. Чтобы не упала, обмотала бечевкой.

– Эй, сиротская, что там у тебя? – главарь мальчишеской банды Федька любопытно разглядывал торчащий колтун на животе девочки. – С голоду пухнешь?

– Это бабка Маня супом с очистками закормила, – соврала Танюшка.

– Брешешь, сиротская, – он приблизился к девочке и в предвкушении достал руки из карманов. – Я видел, как ты из углового дома выходила. Что украла?

Танюшка осмотрелась по сторонам. Никого. Бежать не было смысла. Федька на целую голову выше и ноги у него длиннее. По привычке зажмурилась и сжала кулачки.

– Отстань от нее, малый, – раздался удар плеткой и знакомый голос.

Танюшка посмотрела вслед драпающему Федьке, а затем принялась изучать внешность защитника. Он похож на того, что подарил куклу. И черный крест на одежде. С загнутыми концами. Хотела закричать, но голос не шел. Бежать. Ноги не слушались.

– Я свой, – немец протянул руку.

– Тук-тук-тук, – раздавалось в Танюшкиной груди.

– Тук-тук-тук, – исходило из тряпичной куклы.


* * *


В заброшке зажгли свечу. Немец не отходил от Танюшки.

– И глаза у тебя, как у моей Маруси, – фриц разглядывал лицо Танюшки. Желтоватый язычок неровного пламени выхватывал из темноты блестящие зрачки и дрожащий подбородок.

– Расстреляли? – девочка облизнула губы. От волнения рот пересох, а руки теребили подол платья берегини.

Мужчина кивнул и сжал в кулаки ладони. Затем быстрым шагом подошел к девочке, взял из ее рук куклу и в одном месте распорол ткань по шву.

– Смотри, – из мягкого тряпичного тельца он достал нечто металлическое, на цепочке. Это были маленькие серебряные часики. Ажурные. В форме овала.

– Сердечко, – воскликнула Танюшка и потянулась за сокровищем. Приложила к уху и восхищенно проговорила:

– Тикают.

Немец аккуратно нажал пальцем на серединку – крышечка отвалилась. Внутри половинки показалась маленькая черно-белая фотокарточка.

– Это Маруся.

С такими же, как у Танюшки, белокурыми волосами, прямым носиком и милыми ямочками на щечках. Дочь русского солдата, у которого фашисты отняли дом, семью, имя.

– Сохрани их, – мужчина вложил часики в руку девочки и серьезно посмотрел на ребенка. – Ты смелая.

Танюшка подсела к немцу и тихонечко провела ладошкой по небритой щеке:

– У папки тоже так кололось.

Ночевать девочка отправилась к бабке Мане. После смерти матери соседка взялась приглядывать за ней. Танюшка шла темным закоулком и никого не боялась. Знала, что у нее есть защитник. И специальное задание.

На следующий день свидеться с новым знакомым не удалось. Когда стемнело, девочка видела, как в доме погорельцев маякнул огонек. Другим вечером немец ждал на том же месте.

– Кушай, Танюшка, кушай, – мужчина торопливо разворачивал бумажный сверток. – Мармелад.

Девочка по чуть-чуть откусывала от засахаренных кругляшков и жмурилась от щекочущего удовольствия.

– Завтра, Танюшка, все решится, – немец был весел, много шутил. – Наши на подходе. А война закончится, я тебя к себе возьму.

Танюшка обняла залатанную берегиню с сердечком и прошептала:

– Ты будешь моим папкой?

Мужчина взял девочку на руки, серьезно поглядел ей в глаза и крепко прижал к себе:

– Доченька моя.

Загрузка...