Джоанна проснулась от громкого стука, потом раздался сильный грохот, и ей показалось, что обвалилась крыша. Она вскочила на постели как раз в тот момент, когда открылась дверь и вошел Габриель. Она тут же подтащила одеяло к подбородку, понимая, что выглядит не лучшим образом. Всклокоченные волосы падали на глаза, и, поддерживая одной рукой одеяло, другой она отбросила их назад.
– Доброе утро, милорд.
Ему показались забавными ее стыдливые попытки укрыться, особенно если вспомнить, что ночью он исследовал каждый дюйм ее тела. К тому же она еще и вспыхнула.
– Нет нужды меня стесняться, Джоанна.
– Я постараюсь, – пообещала она, кивнув.
Габриель подошел ближе и, сложив руки за спиной, хмуро посмотрел на нее.
Она улыбнулась в ответ, а он заявил:
– Только уже не утро, а полдень.
Она очень удивилась, но попыталась оправдаться:
– Обычно я встаю с рассветом, милорд, но путешествие сюда потребовало всех моих сил. А что это за стук, который я слышу?
– Над общим залом возводят новую крышу.
Он заметил темные круги у нее под глазами, бледность лица и пожалел, что разбудил. Но тут опять застучали молотки, и он сообразил, что в этом шуме она все равно не могла бы спать. Напрасно он позволил начать работы так рано. Его жена очень нуждается в отдыхе.
– Вы что-то хотели сказать, милорд?
– Скорее кое-какие инструкции.
Она снова улыбнулась, выказывая, как она надеялась, свою готовность выполнить любые обязанности, какие он захочет возложить на нее.
– Сегодня вы наденете плед Макбейнов, а завтра захотите переменить его на маклоринский.
– Я захочу?
– Вы.
– Почему?
– Вы здесь хозяйка обоих кланов и должны стараться не пренебрегать ни тем ни другим. Для маклоринцев будет оскорбительно, если вы станете носить мои цвета два дня подряд. Вы понимаете?
– Нет, не понимаю. Разве вы не лэрд обоих кланов?
– Лэрд.
– И, следовательно, вождь и того и другого?
– Именно.
Он вел себя ужасающе высокомерно, да и выглядел, впрочем, так же. А голос прямо командный. Он прямо-таки возвышался над ней. Даже не верится, что ночью с ней был именно он. Воспоминание об их любовных ласках вызвало у нее судорожный вздох, она покраснела до корней волос.
– Так вы меня поняли? – спросил он, сбитый с толку взглядом ее широко распахнутых глаз.
Она покачала головой, пытаясь прояснить мысли, и призналась:
– Нет, все еще нет. Если вы…
– Не ваше дело в этом разбираться! – заявил Макбейн, теряя самообладание.
Ей казалось, что ему нужно ее согласие, но если он в нем не нуждался… Она же просто смотрела на него и ожидала дальнейших распоряжений.
– И еще одно. Я не хочу, чтобы вы занимались какой бы то ни было работой. Отдыхайте, гуляйте, дышите воздухом.
Джоанне показалось, что она ослышалась.
– Ничего не делать? Совсем? Но почему, скажите, ради бога?
Он нахмурился, увидев непонимающее выражение ее лица. Ему было совершенно очевидно, почему ей надо отдыхать, однако если хочет услышать его доводы, пожалуйста.
– Потому что вам нужно оправиться.
– От чего?
– От долгого путешествия сюда.
– Но я уже в порядке, милорд: проспала полдня, так что теперь чувствую себя отдохнувшей.
Он повернулся, намереваясь уйти, но она окликнула его:
– Габриель!
– Я просил вас не называть меня так.
– Этой ночью вы ничего не имели против, – напомнила ему Джоанна.
– Да? Когда же это?
Она вспыхнула:
– Когда мы… целовались.
– Ну, это совсем другое дело!
– Что именно? То, что вы целовали меня, или то, что потребовали назвать вас по имени?
Он не ответил.
– Габриель – прекрасное имя.
– Я все сказал по этому поводу!
Она не знала, что делать с его упрямством, но сейчас спорить с ним не собиралась. Он уже прикоснулся к щеколде двери, как вдруг услышал:
– Могу ли я сегодня участвовать в облаве?
– Я только что высказал вам свои желания. Не заставляйте меня повторяться.
– Но ведь это лишено всякого смысла, милорд.
Он обернулся и возвратился назад, к постели, хотя и был явно раздражен.
Он вовсе не хотел ее запугать! Она это поняла и улыбнулась. К тому же она прямо высказала ему свое мнение, и это было таким приятным разнообразием за долгое, долгое время. Ей стало так легко.
– Я уже объяснила, что вполне оправилась.
Он сжал рукой ее подбородок и приподнял голову, заставив смотреть прямо ему в глаза, а заметив, что она сильно не в духе, чуть не улыбнулся.
– Есть и другая причина.
Она мягко отвела его руку – трудно было сидеть с запрокинутой головой.
– И что же это, милорд?
– Вы очень слабы.
Она покачала головой:
– Вы уже высказывали это соображение сегодня ночью, мой супруг. Но это не было правдой тогда, не стало и теперь.
– Вы еще очень слабы, Джоанна, – гнул он свое, не обратив внимания на ее протест. – Требуется время, чтобы ваши силы восстановились, хоть вы и отрицаете это.
Он больше не пожелал ее слушать, просто поцеловал и вышел из комнаты.
Как только дверь за ним закрылась, она выбралась из постели. Как она допустила, что супруг так быстро составил столь предвзятое мнение о ней? Он не мог знать ее слабостей.
Джоанна размышляла об этом все время, пока умывалась и одевалась. По рекомендации отца Маккечни она облачилась в шотландский наряд – белую кофту с длинными рукавами и юбку, накинула макбейновский плед, красиво уложив его складки. Один длинный конец она перебросила через правое плечо, так что плед закрывал левую грудь, и укрепила на поясе узкой полоской коричневой кожи.
Джоанна хотела было распаковать свой лук со стрелами, выказав открытое неповиновение мужу, но раздумала: вряд ли это применимо к Габриелю. Он слишком гордый, чтобы стерпеть что-нибудь подобное.
Ее мать, очень мудрая женщина, учила, что в дом можно входить не только с парадного входа. Конечно, она всегда была предана своему мужу, но за долгие годы совместной жизни нашла много способов обойти его упрямство. Джоанна училась у матери, которая дала ей немало прекрасных советов. Она никогда не пыталась никем управлять, но ее мудрый ум всегда отыскивал подход к каждому из домашних.
Отец Джоанны, кстати, придерживался той же тактики, когда дочь ссорилась с матерью, и если его супруге случалось заупрямиться, то прибегал к тем же деликатным методам, чтобы с ней поладить. Он любил свою жену и делал все, что было в его силах, для ее счастья, но так, что она этого не замечала. И он, и она вели игру такого рода, в которой оба выигрывали. Джоанне их брак казался чуточку странным, но они были очень счастливы вместе, и она считала, что только это и имеет значение.
Джоанна хотела прожить свою жизнь в мире и спокойствии и понимала, что для этого не следует становиться мужу поперек дороги и надо стараться ладить с ним, но хотела, чтобы и он находил с ней общий язык.
Она быстро привела комнату в порядок: заправила постель и подмела пол, – потом распаковала платья и уложила в сундук, а три сумки задвинула под кровать. Когда она развязала и отбросила меховую занавесь, закрывавшую окно, солнечный свет залил комнату. Воздух был напоен ароматами Нагорья. Вид из окна был так хорош, что дух захватывало. Нижний луг зеленел как изумруд, холмы по его краям густо заросли соснами и дубами. Красные, розовые, пурпурные дикие цветы гроздьями росли вдоль тропинки, которая, казалось, уходит прямо в небеса.
Перекусив, Джоанна решила прогуляться вместе с маленьким Алексом по тропинке вдоль луга, чтобы нарвать полный подол цветов и украсить ими свой плед.
Отыскать малыша оказалось совсем не просто. Она спустилась по лестнице и остановилась у входа в большой зал. Четыре солдата пробивали в нем дальнюю стену, а трое других примостились высоко под потолком, прилаживая перекладины.
Все они сразу же заметили ее. Стук молотков затих. Поскольку все они смотрели на нее, она присела в реверансе, приветствуя их, и спросила, где сейчас может быть Алекс.
Никто ей не ответил. Она смутилась и повторила свой вопрос, устремив глаза на солдата, стоявшего у камина. Он улыбнулся, почесывая бороду, и пожал плечами.
Наконец первый командир объяснил:
– Они не понимают вас, миледи.
– Наверное, они говорят только по-гэльски, милорд?
– Да, именно так, но, пожалуйста, не называйте меня «милорд»: я всего лишь простой солдат. Зовите меня Колум.
– Как хотите, Колум.
– А вы настоящая пава в нашем пледе.
Он произнес этот комплимент со страшным смущением.
– Спасибо, – ответила Джоанна, задавшись вопросом, что означает слово «пава».
Она еще раз задала наблюдавшим за ней рабочим свой вопрос, теперь уже по-гэльски. Говорить было трудно, язык буквально ломался, еще и потому, что она сильно нервничала.
И снова никто ей не ответил. Все только перевели глаза на подол ее платья. Она тоже взглянула вниз посмотреть, все ли у нее в порядке, и посмотрела на Колума, надеясь получить объяснение. Его глаза смеялись.
– Вы спросили их, видели ли они ваши ноги, миледи.
– Но я хотела спросить про сына Габриеля, – пояснила Джоанна.
Колум подсказал ей необходимое слово, и она опять повторила свой вопрос.
Рабочие ничем не могли ей помочь, и, поблагодарив их, она собралась уходить. Колум поспешил открыть ей дверь.
– Придется поработать над произношением, – вздохнула Джоанна. – По выражению лица того пожилого джентльмена можно было понять, что я сказала что-то не то.
«Да уж, совсем не то», – подумал Колум, однако и не подумал соглашаться с ней вслух, чтобы не задеть ее чувства.
– Люди оценят уже то, что вы хотя бы пытаетесь говорить на нашем языке, миледи.
– Ваш язык очень трудный, Колум. Вот если бы вы немного мне помогли…
– Каким образом?
– С этого момента говорите со мной только по-гэльски, тогда я усвою язык гораздо быстрее.
– Наверное, – согласился Колум по-гэльски.
– Простите?
– Я сказал «наверное», миледи.
Она улыбнулась:
– А вы видели Алекса?
– Он может быть внизу, на конюшнях, – ответил воин по-гэльски и показал рукой в нужную сторону, чтобы она могла догадаться о значении слов.
Она слишком увлеклась и не обращала внимания на то, что происходило во дворе, поэтому не заметила, чем занимались заполнившие его воины.
Наконец догадавшись, о чем говорил Колум, обронила «спасибо» и бросилась бегом через двор и только сейчас обнаружила, что попала в самый центр рукопашной. Колум схватил ее за плечи и едва успел оттащить в сторону: брошенное копье чуть не резануло ее по животу.
Кто-то из маклоринцев громко выругался. Габриель наблюдал за схваткой с другой стороны двора, но как только заметил жену, тут же отдал команду прекратить маневры.
Собственное поведение ужаснуло Джоанну: надо же быть такой невнимательной! Она подобрала упавшее копье и вручила солдату. Его лицо пылало, но от смущения или от гнева – она догадаться не могла.
– Пожалуйста, простите меня, я виновата: надо смотреть куда идешь.
Темноволосый воин быстро кивнул в ответ, а Колум, который все еще держал Джоанну за плечи, мягко потянул ее назад.
Она обернулась, чтобы поблагодарить воина, и только сейчас заметила мужа, направлявшегося к ней.
Оказавшись в центре внимания, она улыбнулась. Макбейновские воины приветствовали ее ободряющими возгласами, а маклоринские хмурились. Столь различная реакция смутила ее. Тут к ним подошел Габриель и загородил собой и тех и других. Не говоря ни слова, он в гневе сверкал глазами, глядя на Колума, и тут только Джоанна сообразила, что тот все еще держит ее. Под взглядом лэрда воин отпустил ее, и тот угрюмо уставился на жену. Та отчаянно пыталась сохранить самообладание, чтобы скрыть свой страх, и решилась опередить его:
– Я вела себя неосмотрительно, милорд, каюсь. Меня могли убить.
Он покачал головой:
– Нет, не могли. Не стоит оскорблять Колума: он никогда не позволил бы ничего подобного.
Спорить с мужем она не собиралась, поэтому сразу обратилась к Колуму:
– Пожалуйста, примите мои извинения. Я никого не хотела обидеть. Чтобы смягчить гнев супруга, я решила сразу признать свою невнимательность.
– Разве у вас проблемы со зрением? – грозно вопросил Макбейн.
– Нет, – пролепетала Джоанна.
– Тогда как, скажите, бога ради, вы не заметили, что мои люди оттачивают навыки в метании копья?
– Я уже объяснила, милорд: не обращала внимания на происходящее.
Муж никак не отреагировал на это объяснение: просто молча смотрел на нее, ожидая, пока уляжется гнев. То, что жена была на волосок от смерти, чертовски его испугало, и сразу успокоиться не получалось.
Молчание затянулось, и первой прервала его Джоанна.
– Простите за то, что нарушила ваши занятия. Если хотите меня ударить, пожалуйста, сделайте это поскорее: ожидание становится невыносимым.
Колум не мог поверить собственным ушам:
– Миледи…
Макбейн вскинул руку, призывая тем самым к молчанию, а Джоанна инстинктивно отступила, закрыв руками голову, но решилась предупредить:
– Знайте, милорд: вы можете меня ударить, но в ту минуту, как это произойдет, я оставлю ваши владения.
– Но, миледи, не думаете же вы, что милорд…
– Отойдите, Колум, я сам! – гневно приказал лэрд, вне себя от оскорбления, которое нанесла ему жена, но, видит Бог, пережитый только что страх за ее жизнь был сильнее.
Взяв Джоанну за руку, он поднялся по ступенькам в дом: для предстоящего важного разговора ему не нужны были свидетели. Он двигался так стремительно, что она споткнулась, но быстро выпрямилась и поспешила за мужем. Колум хмуро смотрел им вслед. Лэрд тащил госпожу за собой, словно барана на заклание, а она, бедняжка, наверное, думает, что он собирается отвести ее в уединенное место, чтобы забить.
Подошел Кит, рыжеволосый вождь маклоринцев.
– Что у вас тут стряслось?
– Леди Джоанна… Кто-то, наверное, забил ей голову дурацкими рассказами про милорда. Думаю, она боится его, – расстроенно сообщил Колум.
Кит усмехнулся:
– Женщины болтают, что она боится даже собственной тени, но при этом пытается сохранить чувство собственного достоинства. С первого же взгляда они стали называть ее Храбрым Кроликом.
Колум разозлился: значит, они считали ее трусишкой, ничего толком о ней не зная, – и предупредил:
– Макбейн этого не потерпит. Кто придумал такое прозвище?
– Это не важно, – заявил Кит. – А что, разве что-то не так? Все видели, как леди Джоанна задрожала при виде собаки милорда и какие испуганные взгляды бросает на самого Макбейна всякий раз, когда он заговаривает с ней.
Колум оборвал его:
– Возможно, она просто стеснительная, но уж никак не трусишка. Вашим женщинам надо укоротить языки: слишком распустились. Если еще раз услышу от кого-нибудь это прозвище, буду наказывать.
– Вам легче ее принять, – попытался объясниться Кит. – Но маклоринцы не так отходчивы. Ведь это ее первый муж разрушил все, что они с таким трудом построили. Им трудно забыть об этом.
Колум покачал головой:
– Нагорцы никогда ничего не забывают. Ты знаешь это так же хорошо, как и я.
– Значит, простить, – уточнил Кит.
– Она не имеет никакого отношения к тому, что здесь происходило, и потому не нуждается ни в чьем прощении. Напомни это своим женщинам, и пусть прикусят языки.
Кит кивнул в знак согласия, хотя вовсе не был уверен, что его предостережение урезонит женщин. Они были настроены против нее, и он понятия не имел, что может заставить их изменить свое отношение.
Оба воина провожали взглядами лэрда с супругой, пока те не скрылись из виду. Несмотря на то что вокруг уже никого не было, Макбейн все шел и шел, чтобы окончательно успокоиться, прежде чем начать разговор.
Наконец он остановился и посмотрел на нее. Она не подняла глаз и пыталась высвободить руку, но он не позволил.
– Вы нанесли мне серьезное оскорбление, предположив, что я способен ударить женщину.
Ее глаза были огромными от ужаса. Вид у него был такой свирепый, что, казалось, он может убить, а не то что ударить.
– Неужели вам нечего сказать, жена?
– Я нарушила ход маневров.
– Да, нарушили!
– По моей вине солдат мог меня ранить и ни за что получить наказание!
– Именно!
– И я видела, что вы разгневаны.
– Да, чертовски!
– Габриель, почему вы кричите?
– Я привык командовать и рассчитываю на то, что мои приказы будут выполнены. Мне казалось, что пройдет время и вы научитесь мне доверять. Но теперь я вынужден потребовать, чтобы вы доверились мне прямо сейчас, с этой минуты.
Как будто это так просто!
– Я думаю, вы требуете невозможного, милорд. Доверие надо заслужить.
– Тогда предположите, что это уже произошло! – заявил Макбейн. – Скажите, что доверяете мне, и вопрос будет решен, черт возьми! И еще зарубите себе на носу: ни один здешний мужчина никогда не тронет женщину, потому что только трус способен на это, а среди нагорцев трусов нет. Вы можете ничего и никого здесь не бояться. Я прощаю вам оскорбление, поскольку вы этого не знали, но впредь не буду столь снисходительным. Хорошенько запомните это.
Она с любопытством взглянула на мужа.
– А если я опять ненароком оскорблю вас? Что мне грозит?
Он никогда не задумывался об этом, да и не собирался.
– Такого больше не случится.
Джоанна сочла инцидент исчерпанным и кивнула, но, подумав, решила все же попросить у супруга прощения.
– Милорд, у меня ужасный характер: сначала делаю, потом думаю. И происходит это помимо моей воли. Прошу меня простить: я очень постараюсь доверять вам, – и огромное вам спасибо за терпение.
Судя по тому, как она сжимала и разжимала кулачки, ей это признание далось тяжело.
– Я и сама не понимаю, почему всегда жду худшего, – озадаченно продолжала Джоанна. – Я никогда бы не вышла за вас замуж, если бы заподозрила, что вы будете дурно со мной обходиться. Я безоговорочно верю Николасу: а он уверял, что вы человек порядочный, – и все же какая-то частичка меня никак не может в это поверить.
– Вы очень меня порадовали этим признанием, – улыбнулся Макбейн. – Я знаю, как тяжело далось вам это признание. Итак, куда же вы держали путь, когда едва не нарвались на копье?
– Искала Алекса. Хотела взять с собой на прогулку по лугу, чтобы нарвать цветов.
– Но ведь я велел вам отдыхать.
– Вот я и хотела спокойно погулять, подышать свежим воздухом… Габриель… Ой, что это? – вдруг воскликнула Джоанна. – Там кто-то ползет на четвереньках.
Она придвинулась к мужу, губы у нее дрожали, а он даже не обернулся и просто объяснил:
– Это Огги.
– А что он делает на четвереньках?
– Роет ямы.
– Зачем?
– Чтобы забить в них камни посохом. Он так забавляется.
– Он что, не в себе? – предположила Джоанна, но так тихо, чтобы старик ее не расслышал.
– Не обращайте на него внимания – пусть развлекается как хочет.
Муж взял ее за руку и начал подниматься обратно на холм. Джоанна то и дело оглядывалась через плечо на человека, который ползал по лугу на четвереньках, и заметила:
– Он из клана Макбейнов. На нем ваш плед.
– Наш, – поправил ее муж. – Огги один из нас. Алекса здесь нет. Сегодня рано утром я отправил его к родственникам, брату его матери.
– И надолго?
– Пока не закончим укреплять стену. Когда все будет завершено, Алекс вернется домой.