В городе Кировабад, расположенного у подножия хребта Малый Кавказ, царило лето. Столбик термометра показывал тридцать восемь. На улицах били резкие порывы ветра, набирая силу и звеня оконными стёклами, сметая мелкие камешки с булыжной поверхности улиц. Он загнал горожан по подъездам домов, выгнав их с тротуаров. Небольшое количество легковушек, грузовиков и автобусов двигались по проезжей части, а вот троллейбусы почему-то остановились.
Начальник отдела уголовного розыска майор Давуд Исаевич Гусейнов, от жары развалившийся в кресле, подлил себе дымящийся напиток в хрустальный стаканчик из накрытого полотенцем чайника, пока капитан Мамедов делился с ним мыслями по старому делу. Выслушав капитана, Гусейнов усмехнулся:
– Хороший ты мужик, Надир, но странный. На кой тебе сдалось это дело? Даже прокуратура о нём забыла. С чего мы будем просить возобновить его? Ну, пропал парень и пропал. Да, жаль его, но даже трупа не нашли, и информации какой-то конкретной нет. Может где гуляет по Союзу – страна большая. А может у речки где оступился, может в озере нашем рыб кормит – и нет его. Тем более, моя подпись стоит в графе «утверждено».
– Вот у нас всегда так: пропадёт моток ниток с фабрики – всем отделом ищем, а человек пропадёт – никому он не нужен, никто его не разыскивает. Давуд Исаевич, дай мне это дело, не пожалеешь.
– Думаешь, мне нужен этот «висяк»? И что ты вцепился в это дело? А что я в Баку напишу? – майор так разнервничался, что даже встал из-за стола и стал разглаживать морщины на лбу. Устроившийся на глубоком диване Мамедов начал было тоже вставать, но начальник только замахал на него рукой – сиди, мол. – Какую причину мне отписать руководству? Вот ты сидишь и смотришь на меня как подсудимый с мольбой на судью, а я просто твой начальник. Я знаю, что ты меня уважаешь, и я к тебе хорошо отношусь, но не могу принимать необоснованные решения. Ну, вот что у тебя есть нового?
– Полагаю, это дело связано с ещё одним несостоявшимся «висяком». Помнишь, тогда же был пожар на хлопкоочистительном заводе? Тогда всё списали на возгорание хлопка, директор получил партийный выговор с занесением, инженера по технике безопасности уволили, дело, правда, так и не завели. Я вчера в обед зашёл в парикмахерскую – постричься.
Гусейнов мгновенно обогнул стол и, опершись на него бёдрами, оказался напротив Надира, словно увидел что-то новое на его лице или хотел увидеть:
– То-то ты такой красивый сегодня! И это наши брадобреи тебе подкинули идею, что пожар на заводе и пропажа Гаджи Исмаилова связаны между собой?
– Не совсем они. В соседнем кресле брили деда Гаджи – он и сопоставил пожар на хлопкоочистительном и то, что его внук собирался в этот день устраиваться на этот завод сторожем. В день пожара должна была быть его первая рабочая ночная смена.
– А он об этом откуда узнал? – спросил майор, раскачиваясь о край стола. – Может – выдумал старик.
– Деду об этом на днях рассказала бывшая работница отдела кадров завода. Она уже на пенсии, но подрабатывает продавцом на рынке. Она сама принимала у него заявление, уже завизированное директором завода Аббасовым. Я уже проверил эту информацию: в отделе кадров ещё лежало это заявление – вот оно.
Гусейнов взял в руки протянутый лист, внимательно посмотрел, но внезапно махнул рукой:
– Ну и что, Надир? Совпадение. Пожаром вообще не мы занимались, а районная милиция и прокуратура. Два факта, которые не имеют отношения друг к другу.
– Пока не имеют, майор.
– Ты поднимал материал по пожару?
– Ещё не успел.
– Представляешь, что нам скажут сверху, если это подтвердится, да ещё и нашими руками будет сделано? Я работаю, руковожу и воспитываю вас всех согласно своих звёздочек на погонах. А вот такие открытия могут привести к партийным выговорам и обвинению в халатности. Что я, как начальник УгРо не выявил связи пропажи пацана и пожара?
– Ты и не мог этого сделать, Давуд Исаевич. Ты не нервничай, сам же говоришь – пожаром мы не занимались. Какие к тебе могут быть вопросы?
Гусейнов не сомневался, что стоит капитану выйти с отказом из его кабинета, как об их разговоре станет известно всему отделу: не потому, что Мамедов болтлив, вовсе нет. Но это такой тип людей: они ни перед чем не останавливаются, если убеждены в своей правоте. И имеют привычку обсуждать неверные шаги руководства и отстаивать свою точку зрения в спорах, рождающих не только истину, но и служебные трагедии. И что тогда? Так, стоп, если дать совести проснуться, то теперь она уже не даст успокоиться. А он не собирается терять свой престиж и положение, которые всю службу собирал по каплям ещё с тех пор, когда днём и ночью бегал пешком ещё рядовым сотрудником милиции по районным сёлам, весь заляпанный грязью и потом. И потом, два года назад сам начальник милиции города просил его не ворошить сильно это дело с пропажей Исмаилова, других, серьёзных дел немало: кто он, в конце концов, такой, молодой бездельник, ну учился заочно в каком-то институте.
В дверь кабинета постучали. Увидев вошедшего старшего лейтенанта отдела Юсуфа Иманова, подполковник сел на своё место за столом и, кивнув ему, снова обратился к капитану:
– Просто ты бросаешься на эту работу, словно она тебе принесёт золотые горы. Мы уже трижды его приостанавливали. Ну, взвесь ещё раз, все твои рассуждения основаны на случайной фразе, брошенной стариком Исмаиловым в парикмахерской! Вот и Иманов пусть послушает, может он тебя вразумит, если старший по званию тебе не указ. Ты в курсе, о чем печётся твой друг? Посоветуй ему не ввязываться в авантюру, можно подпортить свою репутацию и всего отдела.
Сообразив со слов Гусейнова, что его друг Надир хочет вновь взяться за расследование дела об исчезновении молодого Гаджи Исмаилова, Юсуф незаметно подмигнул капитану, а капитану аккуратно заметил:
– Я считаю это дело бесперспективным.
– Вот видно, что ты знаешь цену нашему сыскному делу!
– Давуд Исаевич, но вы же его хорошо знаете. Он не очень хорошо вписывается в окружающий мир, но у него чутьё на разгадывание ребусов. А что-то нашлось новое по делу?
– Вот заявление Исмаилова о приёме на работу на хлопкоочистительный. Он должен был выйти на работу как раз в ночь пожара. Пока это всё, но думаю надо ещё раз поговорить со знакомыми парня, поехать на завод. Надо попробовать кого-нибудь наделать глупостей, думаю, в этом будет смысл, – убеждённо сказал капитан.
Майор слушал Мамедова, а сам размышлял: пресечь с этой его идеей сейчас, прямо в своём кабинете, отказав Надиру в производстве дальнейшего расследования, или отправить его к высшему руководству, заранее предупредив их об этом? А вдруг он попрётся в прокуратуру, а там не в курсе? Да и старший лейтенант теперь видел это заявление о приёме на работу… Гусейнов за свою долгую службу научился быть тонким тактиком и мог, когда нужно, рубить сплеча, а мог и соглашаться – особенно если это ему это шло на пользу. Каждый из его многочисленных начальников обучил его умению из каждого удара по хребту по крупинке постигать азы такой премудрости карьерного роста, которая понемногу впиталась в кровь, помогала сжиться с непростой системой работы в органах внутренних дел. Как новый министр – так очередные перемены: штаты то сокращаются, то увеличиваются; то боремся с одним злом, то переключаемся на другое. Он умело приспособился вовремя рассеять собравшиеся над его головой тучи, и сам мог так разнести сотрудника, что у бедняги тряслись поджилки. Но в этом кресле вожжи всегда были в его руках, и направить работу подчинённых в нужном руководству направлении удавалось без труда. Как, впрочем, и представить себя чуть ли не гигантом мысли, который, переварив безумную идею сотрудника, вытачивал из неё оригинальную конструкцию, ложившуюся аккурат в русло дела как по маслу. Но на него не сильно обижались те, кто ниже чином по одной причине – перед вышестоящим начальством он накрывал крылышком своих подчинённых.
Майор, быстро проанализировав ситуацию, обратился к Мамедову и Иманову:
– Ну и чёрт с вами, молодые бесенята. Катайте тогда этот клубок вместе, я с завтрашнего дня сам займусь отменой постановления о приостановлении, а у вас вдвоём есть месяц, работайте.
– Товаааарищ майор, – жалобно взмолился Иманов, – я же к вам приходил насчёт отпуска. Летом не пустили, обещали зимой…
Гусейнов, приняв строгий начальственный вид, распорядился:
– Вот через месяц и пойдёшь! Тебе какая разница – ни жены, ни детей, а январь или февраль – разница небольшая. А так и товарищу капитану поможешь, и волынить вместе с ним это дело не будишь: результат будет налицо. Давайте, работайте, копатели.
Старший лейтенант тяжело вздохнул, а капитан только обрадовался такому повороту событий.