Одар, явно не ожидавший подобной сцены, замер. Его взгляд скользнул по пустым ведрам, где недавно лежали букеты, затем задержался на девушке с последним из них в руках. Она, смущенная его вниманием, спешно поблагодарила меня и скрылась за углом.
Мэр повернулся и внимательно посмотрел меня. Цветы в его руках казались теперь почти нелепыми, но он спокойно стоял, будто увиденная им только что сцена была частью его задумки.
– Благотворительностью занимаешься? – самым светским тоном осведомился Ибисидский, прислонившись бедром к боку своего мобиля.
– В некотором роде, – признала я, расправив плечи и прямо смотря в глаза мужчины.
Мне очень, ну просто очень хотелось быть решительной и отважной!
Но почему-то было стыдно за то, что он застал меня за раздачей своих подарков. Словно бы это я не права.
Хотя я искренне считала, что я тут со всех сторон пострадавшая и, стало быть, виноватой не могу быть по определению!
– Какая ты… молодец, – сквозь зубы похвалил меня Дар. – Радуешь прохожих. А я тебе, получается, принес пополнение благотворительного фонда.
И показал букет из розовых и белых чайных роз, с веточками эвкалипта и в белой оберточной бумаге, который держал в руках.
– Это бессмысленно, – сухо сказала я. – Цветы, записки, ленточки с текстом… Ты что, думал, они изменят мое решение? Или что я забуду то, что ты собираешься сделать?
Его лицо стало серьёзным.
– Я думал, что смогу донести до тебя, что это важно. Что ты важна, – тихо сказал он. – Но, похоже, мне стоило начать с другого.
– Например? – скептически подняла я бровь.
– С извинений, – ответил Одар. – За вчерашний вечер. И за мою несдержанность. Из-за этого то, что должно было стать первым из лучших моментов между нами, превратилось для тебя…
Он замолчал, явно подбирая подходящее слово.
– В неприятное воспоминание, – сухо подсказала я.
Хотя на самом деле те долгие, очень долгие минуты, и я даже не знаю пять, пятнадцать или двадцать пять, мне хотелось назвать чем угодно, кроме как просто «неприятным воспоминанием».
– Это всё, что ты хотел сказать? – спросила я, пытаясь не выдать своих эмоций.
Он чуть приподнял уголки губ, но улыбка получилась горькой.
– Нет. Но сейчас этого достаточно.
Я прищурилась, не желая принимать ни одно его слово, но и не находя сил сразу их отвергнуть. Может, потому что внутри я все равно его оправдывала? Ведь он всегда вел себя безукоризненно. До отравленного пунша от леди Жанет.
– Если ты хочешь поговорить о важном, оставь цветы и красивые речи, – наконец произнесла я. – Тогда, возможно, я соглашусь тебя выслушать.
– Возможно, – повторил он, как будто смакуя это слово, и шагнув вперед, отдал мне цветы. – Я запомню.
Букет оказался неожиданно тяжелым, но я почему-то не сразу сообразила вернуть ему, а потом было уже поздно.
Ещё мгновение лорд Ибисидский смотрел на меня, словно пытаясь найти в моих глазах ответ на свои какие-то вопросы, а затем развернулся и направился к своему мобилю. Через секунду хруст его шагов по свежему снегу сменился звуком двигателя.
Я смотрела вслед уезжаему «мэрсу», чувствуя странное смешение злости и облегчения. Даже его извинения не могли стереть того, что случилось. Но, возможно, это был первый шаг.
Кто знает? Может, даже первый из тысячи.
Я покрутила в руках цветы, которые, судя по всему, были самыми обычными. Без эльфийской магии. А еще в них не было конвертиков.
И… малодушно зашла в лавку, не сумев оставить подарок на улице или отдать его кому-нибудь. В конце-концов, свою норму по ребячеству я на сегодня уже выполнила.
А возможно местами и перевыполнила.
Прикрыв за собой дверь, я задержалась на мгновение, прислонившись к её прохладной поверхности. Сердце билось быстрее, чем хотелось.
Почему мне так не везет, а?
Моей первой любовью оказался инкуб, князь из другого мира, который совершил множество преступлений и планировал сделать мою смерть вишенкой на тортике своих достижений.
А стоило мне попробовать даже не влюбиться, а просто довериться, оказалось, что у избранника такие грандиозные планы на жизнь, что хочется бежать куда подальше!
– О, какой шикарный букет! – воскликнула стоящая за стойкой Лайна, и хитро добавила: – Всё-таки передумала раздавать?
– Этот оказался нормальным, – тихо ответила я, убирая волосы за ухо.
Помощница тактично не стала напоминать, что все остальные букетики после того, как послания были уничтожены, тоже стали нормальными.
Дальше рабочий день двигался в целом, как обычно. Я доваривала зелья, притом уже настолько надышалась парами, что голову стала все чаще посещать мысль о том, что можно и нужно уехать в поместье Харвисов хотя бы на недельку. Проконтролировать строительство, а также общее облагораживание деревни. Да и вопрос со временной школой у меня до сих пор в подвисшем состоянии и хорошо бы решить его до наступления посевной. Потому что, если я правильно помню то, что говорили наставницы в пансионе, то у крестьян время посева и сбора урожая – очень горячая пора. И в этот период любые руки, пусть и детские – в первую очередь рабочие. Стало быть, мелким просто не позволят «прохлаждаться» на занятиях.
А после этого можно взять гримуары, Марель и уехать… на море! Почему бы и нет? У меня сейчас даже деньги есть на небольшой отпуск!
В идеале, конечно, еще и никому не сказать, куда именно я уехала. В первую очередь лорду Ибисидскому. Но чувствую, с его связями, он узнает о моих планах раньше, чем я окончательно продумаю возможный маршрут путешествия.
Обо всем этом я лениво размышляла под конец дня.
Элин ушла чуть раньше, Лайна задержалась, подбивая бухгалтерию, а я стояла у стендов и, держа в руках поднос с товаром, добавляла его на полочки вместо закончившихся позиций.
Колокольчик на двери звякнул, оповещая о новом посетителе. Я с радушной улыбкой повернулась ко входу и замерла. Улыбка примерзла к губам.
На пороге стояла миссис Лорейн Гарса. Мать Лейлы.
– Леди Харвис, – она бледно улыбнулась, увидев меня. – Добрый вечер.
– Здравствуйте.
Я поздоровалась и, заглянув в глаза женщины, поняла: она знает. В запавших глазах погас лихорадочный блеск. Там было лишь пепелище.
– Я планирую уезжать, и зашла попрощаться. А также сказать спасибо.
Сделав шаг вперед, я подхватила пошатнувшуюся даму под руку и сказал:
– Давайте пройдем в мой кабинет. Там будет комфортнее.
Мы поднялись наверх, я помогла Лорейн присесть на софу и устроилась рядом. Зашла Лайна, поставила поднос с чайником и двумя чашками чая и мышкой выскользнула за дверь. Я бросила вслед помощнице благодарный взгляд.
– Позвольте предложить вам успокаивающий отвар, – я встала, чтобы наполнить чашку, но меня удержали.
– Не стоит, леди. Я только что была у лорда Ибисидского, и мне предложили все, что только можно – чай, капли, успокоительные. Но я не за этим пришла к вам, – она замолчала, как будто слова давались ей с большим трудом, но потом, чуть склонив голову, добавила: – Я пришла поблагодарить вас. Если бы не вы, я бы так и не узнала, что случилось с моей дочерью.
Я сидела напротив неё, молчала, давая ей возможность говорить. После смерти родителей я сначала очень много плакала, а после еще несколько месяцев почему-то не могла говорить ни о них, ни о трагедии. Просто ком в горле стоял, и я был не в силах вытолкнуть из него даже слово.
Но сейчас… сейчас я уже не подросток. И должна вести себя соответствующе. В какой бы внутренний ступор меня не вгоняла тема гибели дочери миссис Гарса.
– Это самое малое, что я могла для вас сделать, – я всё-таки произнесла, пытаясь найти те самые фразы, которые могли бы хотя бы немного облегчить этот разговор. – Иногда безвестность хуже самых плохих новостей.
Хотя тут куда уж хуже.
Но теперь у нее будет возможность начать горевать. И рано или поздно, быть может, она сможет снова смотреть на жизнь с радостью?
– Только вот похоронить её достойно не получится. Мэр сказал, что… – она осеклась, сдерживая слёзы. С минуту она просто сидела, глядя на свои руки. А затем с тихим всхлипом произнесла: – Что не получится.