Наконец успокоившись, я разбираю запасы в капсуле. Здесь есть еда, вода и даже аптечка. Один из углов отсека буквально забит коробками, и когда я понимаю, что в них, то с трудом удерживаюсь от того, чтобы не заплакать опять. Это SAFER для моего скафандра (обычно называемого Костюм для Открытого Космоса или КОК). SAFER означает «simplified aid for extravehicular activity rescue»[5]. Он крепится на спине костюма и имеет в себе несколько маленьких ускорителей, помогающих человеку-дротику улететь от разрушенной станции в ситуации, которая, как мы поняли, иногда все-таки происходит.
Под первой надписью на стене есть и вторая:
Надень костюм.
Для связи используй терминал.
Зачем им нужно, чтобы я его надела? Я ведь могу герметизировать отсек. Или то, что разрушило МКС, еще не закончилось и сохранность капсулы под угрозой?
Я снимаю защитную панель, закрывающую терминал, и экран сразу же загорается. Пользоваться клавиатурой в перчатках невозможно – слишком уж толстые пальцы – но они это предусмотрели, и возле стены свободно плавает привязаный стилус. Он тянется ко мне, будто Чужой с другой планеты. Я беру его в руку, как только на черном экране появляется белая строчка сообщения, подобно командной строке в ДОС или ЮНИКС-системе:
Рады видеть вас, командир Мэтьюс.
Покрутив головой, я замечаю маленький черный глазок камеры в самом углу отсека и с улыбкой машу в ответ рукой.
Как самочувствие?
Писать стилусом, как выясняется, не очень удобно, но с каждой набранной буквой это дается мне все легче.
Не жалуюсь.
А если честно?
Интересно, кто там на другом конце? Явно кто-то, знающий меня очень хорошо. Что ж, начну с самого важного:
Легкая кессонная болезнь. Синяки.
И я сразу задаю вопрос, ответ на который мне действительно хочется знать:
Что с командой?
В ответ тишина – не очень хороший знак, а я слишком нервничаю, чтобы ждать.
Капсулы «Союз» добрались?
Мне жаль, ни одна не уцелела.
Эти слова падают, подобно молоту. На какое-то время я вообще не могу сфокусироваться, чувствуя, что вот-вот польются слезы, и все не свожу глаз со строчки на экране. Ни одна не уцелела. Они все мертвы, я должна…
Вы ничего не могли сделать, командир. Ничего. Станция разрушилась за секунды, и никто бы не успел спастись. Мы рады, что вы остались живы.
Не знаю, как отвечать на это, просто не знаю. Поэтому сразу задаю следующий вопрос:
Вы получили изображение с зонда?
Да.
Что это?
Снова тишина. Интересно – почему. Я набираю пять букв, которые еще вчера казались невероятными.
Чужие?
Пока не знаем. Обсудим, когда будет какая-нибудь информация.
Что это значит?
Какой у нас план?
Мы пока работаем над ним. Пока вы должны оставаться на орбите.
Почему?
Нужно обеспечить ваше безопасное возвращение.
Снова тайны. Если они боятся, что капсула развалится так же, как МКС, так тем более должны вернуть ее назад как можно скорее. Что там у них происходит внизу?
Кессонная болезнь начала проходить, но голова еще как в тумане. Я пытаюсь собраться и решить, какой сделать следующий шаг. Домой вернуться нельзя, станция разрушена, и капсулами «Союз» не воспользоваться – что дальше?
Другие спасшиеся. Я должна их найти, на всякий случай. Поэтому я снова возвращаюсь к клавиатуре и начинаю быстро печатать.
Вы проверяли обломки в поисках других выживших?
Да, и пока ничего не нашли.
Я сама хочу проверить.
И снова в ответ тишина, так что я повторяю:
Пожалуйста.
Похоже, на Земле сопоставляют риск и пользу от этого предприятия.
Невозможно.
Почему?
Вследствие того космического явления все спутники вышли из строя.
Без спутников они могут контролировать капсулу до тех пор, пока она находится в прямом видении одной из наземных станций. Должно быть, они запрограммировали ее на выход на геостационарную орбиту, управляя ею со станции (основываясь на том, что я вижу из иллюминатора) в Северной Америке.
Я могу управлять капсулой в тот момент, когда вы не сможете. Пожалуйста, мне нужно все проверить.
Ждите ответа, командир.
В этот раз я жду очень долго и уже начинаю придумывать контраргументы на случай, если они скажут «нет». Я уже готова ответить, когда на экране появляется следующее сообщение:
Направляйтесь к обломкам МКС для проведения исследований. Отправляем вам карту и расписание переключения между удаленным и ручным управлением капсулой.
На экране появляется изображение Земли, окруженной кольцами атмосферы. Отдельно подсвечены мелкие обломки МКС, которые, судя по схеме, закрывают собой почти все полушарие. Некоторые находятся ближе к нижним слоям атмосферы, а некоторые – наоборот. Кто бы ни составлял этот план спасения, он сделал это максимально точно: предполагалось сперва проверить обломки на нижних орбитах, потому что они быстрее сгорят при падении на планету.
На экране начался обратный отсчет:
ПЕРЕХОД НА РУЧНОЕ УПРАВЛЕНИЕ ЧЕРЕЗ:
15:28
15:27
15:26
И всего одна строка сообщения:
УДАЧИ, КОМАНДИР.
Взглянув в иллюминатор, я вижу, как капсула разворачивается по направлению к первым отмеченным к проверке обломкам.
Мы проверили три четверти обломков и большинство из них – на снижающейся орбите.
Ничего.
Сейчас капсула на ручном управлении, и надо сказать, что делать это в перчатках довольно неудобно, но вполне возможно. Судя по всему, особая точность мне тут не нужна.
Следующая группа мусора – самая большая, оставшаяся после крушения. С каждой секундой она все ближе, и я уже могу различить Европейский Роботизированный Манипулятор, все еще закрепленный на многофункциональном научном модуле «Наука». Чуть подальше видны отсоединенные сервисный модуль «Звезда» и модуль «Поиск». С «Наукой» они соединялись посредством стыковочного отсека «Пирс», но его что-то нигде не видно.
Пустив аппарат по большой дуге, я оглядываю обломки, больше похожие на банки содовой, по которым выстрелили из пневматического ружья. Внезапно, через пробоину в борту я замечаю что-то, похожее на человеческую руку.
Похолодев, я сразу же задумываюсь: может, я просто мало спала и теперь у меня галлюцинации? Или это просто еще один кусок мусора, который похож на человеческую руку?
Я разворачиваю капсулу и стараюсь подлететь поближе к обломкам и выровнять иллюминатор и отверстие в борту, чтобы заглянуть внутрь.
Не знаю, я смеюсь, плачу или и то и другое вместе, но я вижу не просто руку, а целого человека в российском скафандре «Орлан», прикрепленного к станции. Он смотрит на меня и тихо говорит: «Меня уже можно спасти».
Именно это я и собираюсь сделать.