Утром первого апреля Лиза сказала:
– Папа, у тебя спина грязная.
Николай Правдин схватился за плечо, потянул пиджак вверх, шея вывернулась так, что, казалось, хрустнет. Ничего не было видно, и Правдин направился к зеркалу. Лиза громко рассмеялась.
– Первое апреля, никому не верю!
Правдин нахмурился.
– Очень смешно, – сказал он, вернувшись за стол.
– Ты сегодня тоже кого-нибудь разыграй.
– Я не занимаюсь такими глупостями.
– Перестань, дорогой, это же такая традиция. – Жена поставила на стол сковородку с яичницей и села возле Правдина. – В этот день все друг друга разыгрывают.
– Да ну?! – воскликнул он. – А я и не знал!
– Прекрати. – Она хлестнула его полотенцем.
– Ладно, ладно. – Правдин посмотрел на дочь. – Лизанька, у тебя масло на подбородке.
Секунду Лиза молча на него смотрела. Затем улыбнулась самою широкой улыбкой, на какую только была способна.
– А-а-а, нет! Меня не проведешь!
– Я серьезно, Лиза. Вытри.
– Не-а, не верю. Дурочкой буду, если поверю.
– Я не шучу, – настаивал Правдин. – Скажи ей.
Жена глянула на Лизу.
– Да, дочка, у тебя масло на подбородке.
Снова Лиза немного помолчала. Взгляд больших голубых глаз метался от одного родителя к другому.
– Нет, не верю, – повторила она. – Вы сговорились. – И до конца завтрака просидела с заляпанным подбородком.
Поев, Правдин поцеловал жену и вышел в прихожую.
– Обед в портфеле, – донеслось ему вдогонку. – Бутерброды, яблоко и «Сникерс».
– Хорошо! Скажи Лизе, пусть никуда не убегает!
Сегодня Лизин класс шел после уроков в поход.
– С классом три преподавателя, никуда она не денется!
– Получить бы договор материальной ответственности, – пробурчал Правдин себе под нос. Дверь за ним захлопнулась.
Машина пробиралась по городским улицам, тихо играло радио.
«Опять этот дурацкий праздник, – думал Правдин. – И никакой это не праздник – день дураков попросту. Лишний повод ляпнуть дурость и не показаться дураком. К Лизе это, конечно, не относится, она ребенок. Хотя в прошлом году так не дурачилась, видимо, доросла».
Машина подъехала к зданию, где находилась контора Правдина. Он заглушил двигатель и, прихватив портфель, покинул салон. Сверившись с часами, обнаружил, что опаздывает на две минуты. Расстояние от парковки до входа преодолел бегом.
Двери лифта закрывались, и Правдин запрыгнул, не рассмотрев толком, с кем предстояло ехать. Он сильно пожалел об этом, поскольку попутчиком оказался Мешков.
– О, приветствую вас, Николай Степанович! – воскликнул он, протягивая свою медвежью лапу.
– Здравствуйте, – ответил Правдин. Прижатому к стенке, ему с трудом удалось подать руку.
– Чудесный сегодня денек, не правда ли?
Правдин сказал, что правда.
– Я вот простыл недавно, – продолжал Мешков, – так что безумно рад первому солнечному деньку. Ей-богу, никогда не знаешь, чего ожидать от этой погоды.
И в подтверждение своих слов он чихнул, не успев прикрыть рот ладонью. Правдин невольно задержал дыхание, боясь подхватить заразу.
– Будьте здоровы, – сказал он.
– Благодарю, – кивнул Мешков. Затем коснулся пальцами своей макушки. – У вас здесь волосы дыбом стоят.
И хотя Правдин знал, что вероятность того, что Мешков выкинет в этот день какой-нибудь дурацкий розыгрыш, очень велика, волосы на макушке, тем не менее, пригладил. Может, они у него и вправду дыбом стояли. Чертовски глупо он бы выглядел, заявившись с такой прической к начальнику.
Мешков захихикал.
– С первым апреля, дорогой вы мой Николай Степанович. Взрослый человек, а на розыгрыши покупаетесь.
Правдин хотел ответить что-то резкое, но передумал. В конце концов, Мешков не виноват, что родился дураком, пускай повеселится.
– Очень смешно, – сказал Правдин.
– Ладно вам, не обижайтесь. – Мешков похлопал его по плечу. – Невинная шутка, только и всего… Пятый этаж.
Лифт остановился, двери разъехались, Правдин выбрался на свободу.
– Доброго вам дня! – сказал Мешков.
– И вам того же.
Правдин зашагал к кабинету начальника. Он вдруг вспомнил первое апреля прошлого года. Было воскресенье, Правдин с женой и дочерью поехал к теще. За ужином Клавдия Ивановна заявила, что собирается переезжать в деревню. Устала от города, загазованный воздух вреден, а мечта выращивать в собственном огородике тыквы и подсолнухи так и не осуществлена. Не стоит говорить, что Правдин дико обрадовался. Не умея скрыть ликования, он начал что-то говорить, а губы Клавдии Ивановны, пока он лепетал, растягивались в улыбке. Дождавшись, когда он закончит, она сказала, что сегодня первое апреля и что с его стороны было чертовски глупо верить в этот день в такие столь же очевидно невозможные, сколь очевидно приятные для него вещи.
Правдин побагровел. Бросив вилку в макароны, поднялся и сказал Клавдии Ивановне, что она тупая стерва. Челюсть Клавдии Ивановны отвисла чуть ли не до стола. С тех пор они не разговаривали.
А года три назад Правдин дал затрещину мальчугану, который прикреплял к заднему бамперу его машины связку пластиковых бутылок из-под кока-колы. Мальчик разрыдался, а когда Правдин попытался его успокоить, драпанул так, будто за ним черти гнались.
Впрочем, пора было забыть о розыгрышах и сосредоточиться на работе.
В кабинете у начальника пахло табаком, Петр Васильевич копошился в бумагах. Правдин поздоровался.
– Здравствуйте, здравствуйте, – пробурчал начальник, не глядя на него. – Готовы к работе?
– На сто процентов.
– Синяя папочка. – Он указал пальцем на левый угол стола. – К двенадцатому должно быть готово.
– Хорошо. – Правдин взял папку. – К половине первого двенадцатого числа, верно?
– Да, ступайте, – сказал Петр Васильевич, так и не подняв головы.
Правдин вышел. Насчет ста процентов он, пожалуй, солгал.
Какую-то бумажку на двери своего кабинета Правдин увидел еще издалека. Подойдя ближе, прочитал: «Общественный туалет». Конечно, для чего еще нужны служебные принтеры, как не для создания идиотских надписей, чтобы лепить на двери коллег!
Правдин резко сорвал прилепленный скотчем листок и швырнул в урну.
В кабинете было темно и душно. Он открыл форточку и раздвинул занавески. Сел за стол, включил радио. Пела «АББА», и настроение у него приподнялось.
Впрочем, ненадолго.
После музыкальной программы начались новости. Диктор сообщил об аварии на пригородной трассе (столкнулись сразу девять машин), об очередной жертве кровожадного маньяка с бабочкой (девушке было всего шестнадцать), а перед прогнозом погоды выдал совершеннейшую нелепость. Правительство Франции, сказал он, решило снести Эйфелеву башню и построить на ее месте новую, на восемьдесят девять метров выше. И назвать Башней Флобера.
«Вот уж дичь! – подумал Правдин. – Как же это так? Снести Эйфелеву башню?! Спятили там во Франции все что ли? Нет, не может быть».
Но тут диктор поздравил слушателей с первым апреля… и Правдин со всего размаху хлопнул ладонью по столу.
– Что за черт?! Да разве можно так?!
Он откинулся на спинку кресла, устремив сердитый взгляд на дверь. Вскоре ему удалось приступить к работе. Все шло однообразно, и дурные мысли ни на секунду не оставляли его.
«А что если сегодня в школе, – думал Правдин, – какой-нибудь малолетний дебил поставит Лизе подножку? Лиза упадет и расшибет носик, на пол хлынет кровь, а малолетний дебил скажет директору, что сегодня первое апреля, он просто пошутил, он не хотел ничего дурного, он жутко виноват и извиняется. Директор улыбнется, похлопает малолетнего дебила по плечу – в его возрасте он тоже любил пошутить – и отпустит домой, даже не позвонив родителям».
Есть над чем задуматься.
Правдин выключил радио. Протер глаза, помассировал виски. Крепкий кофе – вот что сейчас нужно.
Он спустился в вестибюль. У кофейного автомата отсчитывала мелочь Ксения Крапивина. Ксения – лучик света во мраке офисного здания номер 18 по улице Кутузова, но Правдин никогда не позволял себе лишнего. У него целых два лучика – жена и дочь. Но как бы то ни было, в обществе Ксении всегда приятно.
– Доброе утро, – громко сказал он.
Ксения вздрогнула, выронив пару монет. Правдин поспешил подобрать их.
– Вот.
– Вы меня напугали. – Она взяла протянутые монеты.
– Извините ради бога.
Он не нашелся, что еще сказать, поэтому Ксения, поглядев на него пару секунд, стала бросать монетки в автомат.
– Ой, – сказала она, когда автомат пополнился на двенадцать рублей. – Трех рублей не хватает.
– Сейчас… – Правдин полез в карман.
– Нет, нет, нет, – запротестовала Ксения, – не нужно. Я, кажется, оставила сумочку, на вахте, когда брала ключ… Не могли бы вы…
Ладно Лиза – ребенок. Ладно Мешков – дурачина. Но Ксения?.. Нет, не может быть.
– Я принесу.
Сумочки на вахте не оказалось. Вахтер никакой сумочки не находил. Правдин поспешил обратно к автомату. Ксения доставала из него стаканчик.
– Там нет, – сказал он. – Я спросил вахтера, но…
Ксения повернулась к нему, улыбаясь.
– С первым…
– Да что сегодня с ума все что ли посходили?!
– Я просто пошутила. – Она шагнула назад. – Не принимайте близко к сердцу.
– Да идите вы к черту! – И под ее ошарашенный взгляд Правдин зашагал к лифту.
В кабинете он уселся за стол и поставил на него локти. Вспотевшие ладони обхватили голову.
«Нужно расслабиться, – говорил он себе. – Просто расслабиться. Это очень легко. Отбросить дурные мысли и подумать о чем-нибудь приятном».
На столе запищал селектор. Звук, казалось, донесся из другой галактики. Правдин нажал кнопку.
– Слушаю.
– Петр Васильевич просит вас зайти к себе, – прозвучал сухой голос секретарши.
– Иду, – ответил Правдин – до того, наверно, странно, что секретарша спросила:
– С вами все в порядке?
– В порядке. Я иду.
Десять секунд быстрого шага по ярко освещенному коридору.
– Вызывали?
– Да, Правдин, проходите. Садитесь. – Он указал на красное необъятное кресло напротив стола, и едва Правдин уселся, сказал: – У меня для вас задание. Вернее, просьба.
Правдин, прищурившись, посмотрел на начальника.
– Какая же? – медленно спросил.
– Нужно съездить кое-куда. Забрать документы. Наш курьер вчера сломал ногу. Бедный парнишка.
– Очень смешно, – сказал Правдин третий раз за день. – Можете дурачить кого угодно, но меня больше не проведешь.
– Не понял?
– Я к тому, Петр Васильевич, что первое апреля сегодня. Не разыграете вы меня, как ни старайтесь.
– А, вы про это! – воскликнул начальник с каким-то словно бы облегчением. – Нет, нет, никаких первоапрельских шуточек. Все серьезно.
– Неужели?
Петр Васильевич, нахмурившись, пристально посмотрел на Правдина. Тот в свою очередь глядел на начальника с тем же прищуром.
– Николай Степанович, я не шучу. Поезжайте на улицу Бабушкина, дом двадцать семь, вы должны знать. Второй этаж, офис двести восемнадцать.
– Никуда я не поеду. Другого кого-нибудь посылайте.
– Николай Степанович! – начальник повысил голос. – Хватит дурачиться! Поезжайте немедленно!
– Черта с два! – И Правдин вышел, хлопнув дверью.
Уже шагая по коридору, услышал грозное «Я вас уволю!», но пропустил мимо ушей.
Вернувшись к себе, отключил селектор. Взгляд упал на пакет с обедом, что стоял на краю стола. Бутерброды, яблоко и «Сникерс. Внезапно захотелось слопать «Сникерс». Вот так взять за два укуса и слопать. В такие моменты он радовался, что не курит.
Пакет зашуршал в руках. Это был бумажный, непрозрачный пакет, в какие обычно кладут еду в закусочных, если берешь заказ с собой. Когда Правдин открыл его, раздался громкий хлопок. Пакет выпал из рук. Правдин сидел, не шевелясь, только часто-часто моргал.
Придя в себя, он поднял пакет и осторожно развернул. Из него шел дымок, внутри помимо обеда Правдин обнаружил взорвавшуюся хлопушку.
«Обед в портфеле, – вспомнил Правдин слова жена. – Бутерброды, яблоко и «Сникерс».
Он представил, как жена с дочерью укладывают в пакет сначала бутерброды, потом кладут яблоко, затем «Сникерс». А дальше начинается самое интересное. Каким-то непостижимо хитрым способом они, улыбаясь и хихикая, прикрепляют к пакету хлопушку, чтобы когда он открыл, хлопушка взорвалась. Наверняка этот способ описан в какой-нибудь дурацкой книге о розыгрышах. Или это был специальный пакет из магазина розыгрышей.
Правдин достал «Сникерс» и со всей силы сжал в кулаке. Шоколадка превратилась в мягкий бесформенный сгусток, и он швырнул его в стену. Затем проделал то же самое с бутербродами, а яблоко выбросил в форточку.
– Вот гадюки, – прошептал он.
Он снова замер, сидя в своем кресле, и даже не моргал теперь – взгляд был устремлен в одну точку, на дурацкий пакет.
Он не сразу услышал звонок сотового. Когда же мелодия достигла его сознания, медленно засунул руку в карман и вытащил телефон.
Это была Лиза.
Зубы Правдина обнажились в улыбке. Он нажал на кнопку ответа.
– Алло.
Быстро, бессвязно и сквозь слезы:
– Оо слава богу папочка это он я знаю это он у него эта бабочка я отошла всего на минутку у него красная бабочка приезжай скорее это где-то возле парка какой-то гараж батарейка садится папочка приезжай скорее!..
– Очень смешно. Но не старайся, меня больше не проведешь.
Пару секунд Лиза молчала.
– Нееет! – закричала она. – Это не розыгрыш папочка клянусь богом это не розыгрыш!
– Почему бы тебе тогда не разыграть свою мамочку, а?
– Я не разыгрываю прошу поверь он сказал что если…
Связь оборвалась. Правдин откинулся на спинку кресла и закинул руки за голову, довольный, что не поддался на очередную шутку.