– Неужели резолюцию поддержали? – ужаснулась я.

– Нет, насколько мне известно, Центральный исполнительный комитет рабочих и солдатских депутатов, как и Исполнительный комитет советов крестьянских депутатов, выступил против переворота. Все ждут Учредительного собрания. Хотя надо признаться, большевистские лидеры действуют грамотно, я бы даже сказал, талантливо. Нам бы поучиться у них, – горько усмехнулся Николай.

– Не говори так! – возмущенно произнесла я. – Учиться у кого? У неграмотных мужиков?

– Не скажи, милая. По слухам, Ленин получил хорошее образование, правда, я не могу с точностью этого утверждать, ибо есть противоречивые сведения. Троцкий же, хоть и не закончил Новороссийский университет, обладает незаурядным умом и в совершенстве владеет ораторским искусством. Но это не главное: самое важное то, что они оба стремятся к власти и готовы на все для достижения своих целей. И пока у них это получается гениально. Даже Керенский вынужден признать, что перед ним сильный противник.

В дверь осторожно постучали.

– Войдите! – громким голосом приказал Николя.

На пороге появился щуплый, болезненного вида молодой человек. Это был портье гостиницы, в которой мы остановились.

– П-простите, пожалуйста, – немного заикаясь, проговорил он. – В-вам т-т-телеграмма из П-п-етрограда.

– Благодарю.

– Е-е-если что-то п-понадобится, господин Аничков, т-то я в в-в-ашем р-распоряжении, – низко поклонившись, проговорил худосочный парнишка и скрылся за дверью.

– Что в этой телеграмме? – подойдя к мужу, спросила я.

Тот вскрыл бланк и погрузился в чтение. Но чем дольше он читал, тем больше мрачнел.

– Нам следует срочно вернуться в Петроград, Кэт. Собери вещи, я пойду куплю билеты на поезд. Дай бог, чтобы мы прибыли вовремя…

Уже сидя на вокзале, Николай рассказал мне о положении дел: донское и кубанское казачество объявили себя самостоятельными республиками и начали переговоры с британским послом; с фронта хлынула толпа дезертиров; крестьяне, воодушевленными «вестями» с фронта, начали захватывать землю, грабить и жечь усадьбы, безжалостно убивая их владельцев. Созданный Керенским в противовес Съезду Советов Совет республики не имел никаких реальных полномочий; а Александр Федорович, который боялся потерять власть окончательно, фактически объявил себя диктатором. Петроградский совет воспользовался хаосом и во всеуслышание заявил, ссылаясь на заявление Родзянко, что новая власть собирается сдать Петроград немцам. Новость вызвала новую массовую бурю протестов. И вот в эту столицу нам предстояло вернуться… Точнее, только мне…

Трясясь в прокуренном вагоне, потому что ехать нам пришлось не в служебном, а в общем, я с тоской думала о том, что нас ожидает в Петрограде. Все же даже в самых страшных снах мне не могло привидеться то, что произошло с нами через несколько часов, когда моя жизнь окончательно разделилась на «до» и «после».

Выпив кипятку с остатками хлеба, я и Николя, утомленные поездкой, задремали. Постепенно умолкли разговоры, и вагон погрузился в тревожный сон. Где-то ближе к полуночи поезд прибыл на какую-то станцию. Впоследствии я так и не узнала ее названия, да мне, сказать по правде, сильнее всего хотелось обо всем забыть. Но память, как нарочно, не отпускала меня.

Сквозь дрему мне послышались громкие голоса на улице, которые требовали пропустить их в вагон.

– Кого это черти несут? Куды лезють? – неприлично выругавшись, проворчал наш сосед, выглянув в окно.

– Нечего, старый хрыч, сквернословить, – возмутилась пожилая женщина, одетая в крестьянскую одежду и вся увешанная тюками, с которыми она не пожелала расставаться. – Не вишь, барышня рядом. Негоже ей брань твою слушать.

– Так пущай привыкает, – усмехнулся мужик. – Эх, вот придет наша власть, так якшаться придется, хошь не хошь. А, молодица? Чаво это ты нос-то воротишь?

– Ах ты, балагур старый, совсем девку-то засмущал, – запричитала бабка. – Вон как краской залилась.

– Все хорошо, – пытаясь скрыть скорее возмущение, чем смущение, вымолвила я и тут же спросила: – Николя, что случилось? Кто там?

Муж во время моего диалога с попутчиками внимательно рассматривал столпившихся возле вагона людей. По его виду стало ясно, что он очень встревожен.

– Солдаты, – шепотом отозвался он, наконец садясь рядом со мной.

– Что им нужно? – удивилась я. – Вагон полон. Яблоку негде упасть.

– Я предполагаю, что они здесь не для этого.

– Тогда для чего? – все еще ничего не понимая, спросила я.

– Проверка документов, я думаю, – тяжело вздохнул муж. – Выявляют вражеские элементы… не следовало тебе ехать со мной, милая. Я теперь опасный попутчик.

– Ты не попутчик, а мой муж, – беря его за руку, отозвалась я, – поэтому я всегда буду с тобой, что бы ни произошло.

– Да пусти ты, пес поганый! – услышали мы грозный окрик одного из солдат. – Сказано тебе: проверка документов!

– По какому праву? – все еще пытаясь удержать оборону, спросил проводник.

– Правом, которое дал нам Петроградский совет рабочих и крестьян, единственная власть, которая ратует за свободу, равноправие и мир. Иль не слыхал о таком?.. Поди прочь, гнида!

– Господа, господа, – запротестовал было проводник, но тут раздался выстрел, и голос несчастного смолк.

Я с ужасом поглядела на побледневшего Николя. Я была испугана и подавлена. Внезапно мне захотелось свернуться калачиком, закрыть глаза и забыться. «Может быть, я сплю? – то и дело спрашивала я себя. – Сейчас открою глаза, и ничего этого не увижу. Все хорошо, дорогая, это только неприятное тягостное сновидение, плод воображения. Вероятно, я просто устала. Вот и мерещится невесть что. Мы вернемся в нашу квартирку, отдохнем, сходим в парк погулять… нет, лучше сходим в театр… да не все ли равно, куда. Лишь бы вдвоем». Между тем страшный сон наяву обрастал новыми и новыми деталями: в слабо освещенный керосиновыми лампами вагон после убийства проводника беспрепятственно ввалилась компания дурнопахнущих пьяных солдат и принялась бесцеремонно осматривать пассажиров.

– Ваши документы, – грубо обратился к нам молодой человек, одетый в кожаную куртку, шаровары с белым кантом, сапоги и кожаное кепи.

Я взглянула на него и похолодела. Никогда в жизни мне не забыть ледяного взгляда колючих синих глаз и ядовитую ухмылку на лице, похожем на морду выдры.

Николай невозмутимо отдал наши документы военному и молча стал ждать.

– Эй, кончай галдеть! – прикрикнул тот, услышав возмущенные возгласы пассажиров, у которых пьяная солдатня досматривала не только документы, но и вещи. – Ничего, ничего. Чай, не обеднеете… Так… Николай Николаевич Аничков… интересно!

Загрузка...