Хищные твари. Навстречу гибели - читать онлайн

Несказанное вслух. Бинти

В хрупкие часы перед закатом город во власти монстров.

Сбивчивый ритм пульсирует в груди, как барабан, обтянутый козлиной кожей, когда я касаюсь кинжала в ножнах на боку. Это скромное оружие – маленькое и грубо сделанное, – но я нахожу утешение в его весе и в форме его резной деревянной рукояти. Облака над головой черно-синие, как следы ушибов, набухшие дождем и злобой. В раскатах грома я слышу их недовольство. Облака знают, что я замышляю.

Они смотрят на меня, и я уже обречена.

Грязь липнет к сандалиям, так что мне хочется сбросить их и двинуться дальше босиком, но я сопротивляюсь этому искушению. Это моя единственная обувь, и добывать новую – роскошь, которую я не могу себе позволить. Каждый шаг отягощен неуверенностью, и я задумываюсь, не повернуть ли назад сейчас, до того как меня поймают и накажут, но время в столь поздний час – алчное создание, оно пожирает мысли и не оставляет места для сомнений. Я ускоряю шаг.

Нужно двигаться дальше.

Глинобитные постройки наступают с обеих сторон, грозя удушить запахами гниющего мяса, ферментированных фруктов и бычьего навоза. По мере того как я углубляюсь в нутро района Чафу, мне попадается все больше заброшенных домов. Готова поклясться, что их незастекленные окна следят за мной, как пустые отрешенные глаза, вместе с облаками наблюдая за моим продвижением. За ними поднимаются мягкие пики вечнозеленых сосен, которые выше самых высоких городских зданий. Они напоминают мне о том, что совсем рядом печально известные Великие джунгли и их легенды, но я не могу об этом задумываться – не сейчас.

Я обхожу блохастую кошку, пересекая один из тускло освещенных перекрестков, и чувствую, что на что-то наступила: смятый кусок пергамента, исписанный лазурными чернилами. Такой цвет используется только для документов, которые создаются в городском храме – храме, в котором моему народу молиться не дозволено. Какой-то инстинкт велит мне не читать то, что там написано, но я все равно подбираю пергамент и неуверенно разглаживаю скрученные уголки. Кое-где он испачкан грязью, но рисунок посередине все равно отчетливо различим.

На меня смотрит маленькая девочка, которой с одинаковой вероятностью может быть и восемь, и двенадцать, точно не сказать. На грубом, нарисованном синими линиями наброске ее глаза выглядят темными и настороженными, лицо исхудавшее. Над портретом различимо одно написанное жирным слово: ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ. Под ним – еще несколько смазанных фраз, написанных торопливо и неровно.

ЖЕНЩИНА-ДАРАДЖА

Внешность: черные волосы, коричневые или черные глаза

Возраст: неизвестен

Рост: около 150 сантиметров

Вес: около 25 килограммов

Основание для розыска: противоправная деятельность

Примечания: награда в 500 шаба тому, кто приведет ее живой

Взгляд тут же притягивают слова противоправная деятельность, и внизу живота начинают скапливаться новые эмоции. Их гул становится все сильнее, я позволяю пергаменту выскользнуть из пальцев и упасть на землю. Я заставляю себя назвать каждое чувство, хватая их, как разлетающиеся одуванчики. Первой наружу просачивается тревога, за ней следует страх, сожаление и, наконец, вина. Я прикусываю щеку изнутри так сильно, что ощущаю медный привкус крови.

Чувство вины – еще одна роскошь, которую я не могу себе позволить.

Я снова тянусь к кинжалу и вожу подушечкой большого пальца по его рукояти, пока не успокаиваюсь.

«Ты должна это сделать, – говорит воображаемый голос в голове. Он похож на мой, но более убедителен. – Соверши это последнее дело, и ты наконец будешь свободна. Ты будешь в безопасности. Она будет в безопасности».

В безопасности. Я прячу это слово в ножны, как второе оружие, расправляю плечи и шагаю дальше во тьму.

Когда я подхожу к окраинам Лкоссы, холод пробирает до костей. С севера деревья Великих джунглей образуют естественный барьер, который не пропускает ветра в сезон дождей. Но здесь, на западной границе города, лишь поля лемонграсса по пояс; они совершенно не задерживают холодный ветер, который яростно хлещет по щекам. Каждый вдох обжигает ноздри, с каждым шагом пальцы немеют. Я посильнее натягиваю на голову капюшон потрепанного коричневого плаща. Наверху раздается гром, и я говорю себе, что надвигающийся дождь – настоящая причина, которая заставляет меня прикрыть голову, – дело не в страхе или нежелании быть замеченной.

Извилистая тропа приводит меня к заброшенной лавке, которая стоит чуть поодаль от других. Деревянные пластинчатые ставни, покосившись, свисают с окон, а скромный фасад за десятилетия изуродовали граффити, но это мало что для меня значит. Эта лавка сегодня имеет лишь одно значение: она станет моим убежищем.

Я вскрываю главную дверь, вхожу, смахивая с лица шелковые паутинки, и тут же приседаю под подоконником. Позиция выгодная – отсюда видна вся тропа, но идущий по ней не заметит меня. Я снова бросаю взгляд на небо. Облака по-прежнему висят низко, но за ними я различаю едва заметные признаки того, что исчерченное черными полосами небо Лкоссы меняет цвет. Закат уже близок, и мое время истекает. Напряженные мышцы болят, секунда проходит за секундой, и каждая как маленькая вечность; я надеюсь, что, может быть, все-таки переоценила ее. Может, после всего она не ответит на мои призывы.

Внезапное движение на другом конце пограничной тропы заставляет меня застыть.

Мое дыхание ускоряется, когда облака расходятся и поток бледного мерцающего звездного цвета рассекает темноту, как клинок. Он подсвечивает скрюченный силуэт пожилой женщины, уверенно шагающей вперед босиком. Ее когда-то белая туника, теперь перепачканная и изорванная, болтается на теле, как наряд пугала. Орехово-коричневая кожа туго обтягивает череп, так что ее изможденное лицо пугающе напоминает живой труп. Курчавые, цвета соли с перцем волосы коротко подстрижены и ужасно лоснятся, словно их давно не расчесывали и не мыли. Она проводит языком по губам, смотрит налево и направо, выискивая кого-то. Видя ее, я не могу сдержать дрожь. Я знаю, кто она, и знаю, как некоторые люди ее называют. Я смотрю в окно, и моя рука скользит к кинжалу в третий и последний раз. Клинок глухо скрежещет, когда я вытаскиваю его из ножен. Я считаю шаркающие шаги женщины, наблюдая и выжидая. А потом:

– Если собираешься убить меня, лучше поспеши. Не собираюсь торчать тут всю ночь.

Я застываю, когда женщина бросает взгляд на окно лавки, в которой я прячусь. Пригибаюсь – слишком поздно.

– Выходи, – хрипло говорит она. – Сейчас же.

Разрази меня гром.

Проходит несколько неприятных секунд, а потом я нерешительно выхожу из магазина. Когда старуха видит меня, она словно не верит своим глазам.

– Бинти?

Я поеживаюсь. Уже много лет я не откликаюсь на свое старое имя, но даже сейчас, когда слышу, как его произносят, это бередит рану. Слезящиеся глаза женщины расширяются, и я вижу, как на ее лице сменяются эмоции – узнавание, растерянность, а затем радость. И радость злит меня больше всего. Я научилась не доверять Кобре в таких вещах, как радость, и по опыту знаю, что ее радость редко сулит что-то хорошее для меня. Она движется вперед, и я отступаю на шаг. Это, похоже, оскорбляет ее, но я игнорирую ее полный страдания нетерпеливый взгляд. Открытое пространство между нами – необходимая предосторожность, место для того, что не высказано вслух. Кобра прищурившись смотрит на меня.

– Не понимаю, – говорит она. – Мальчишка-посыльный сказал прийти сюда. Это ты его послала?

– Да.

Глаза Кобры опускаются с моего лица к кинжалу, который я по-прежнему сжимаю в руке. Она не выглядит испуганной или расстроенной – лишь разочарованной. Почему-то это еще хуже.

– Итак, – с ноткой покорности в голосе произносит она, – для этого ты меня призвала – чтобы убить? Признаю, я немного удивлена.

– Ты не оставила мне выбора.

Я сжимаю кинжал еще крепче, резная рукоять впивается в ладонь.

– Я же сказала: оставь нас в покое.

– Так я и сделала.

– Тебя видели снова, – рявкаю я. – У стен Ночного зоопарка. Люди начинают задавать вопросы.

Кобра ненадолго замолкает, разминая пальцы.

– Я просто хотела убедиться… – Она запинается. – Просто хотела убедиться, что с тобой все в порядке.

Я морщусь:

– У нас и без тебя все нормально.

– Правда? – Кобра вскидывает брови. – Значит, Бааз Мтомбе хорошо платит тебе и Лесего?

– Дело не в деньгах. – Мой голос невольно звучит так, будто я оправдываюсь. – Дело в стабильности.

– Ах да. – В голосе Кобры появляется язвительность. – Ничто так не гарантирует стабильность, как долговое рабство. Скажи мне, если вы с Лесего работаете целый день, кто присматривает за…

– Не надо. – Я стискиваю зубы так, что слышен скрежет. – Не смей произносить имя моей дочери.

Кобра оценивающе смотрит на меня.

– Ты не сможешь скрывать это от нее вечно, – шепчет она. – Скрывать, кто она, кем она должна стать… если это подавлять, ей же будет труднее. Это у нее в крови, и ты никак не можешь этого изменить.

Я слышу в ее голосе нотку удовлетворения, и мои страх и вина мгновенно превращаются в нечто иное – липкий всепоглощающий гнев, который стискивает горло. Этого не должно было случиться, я не должна была позволять ей вывести меня из себя. Призрак улыбки касается краешка рта Кобры, словно она слышит мои мысли.

– Это была смелая идея, – сухо говорит она, кивая на мой кинжал. – Но мы обе знаем, что ты никогда меня не убьешь. Ты не такая.

Я сильно прикусываю нижнюю губу, вгрызаюсь в нее, пока не чувствую боль. Она права, и я это знаю. Я ненавижу Кобру, она меня пугает, ее присутствие в моей жизни – как отравленный шип, который колет бок и постоянно отравляет. Но даже этого недостаточно, чтобы придать мне смелости, которая нужна, чтобы довести дело до конца. Я не могу убить ее. На лице Кобры появляется надменность, когда я убираю клинок в ножны. Но она празднует победу преждевременно. Она не знает, что у меня есть еще одно, скрытое, оружие.

– Ты права, – шепчу я. – Я не могу убить тебя, но Сыны Шести могут.

Наконец-то я вижу реакцию, которой добивалась. Я ощущаю всплеск извращенного удовольствия, когда надменность исчезает с лица Кобры в одно мгновение, словно мы играли в карты и я показала свою руку. Она потрясенно смотрит на меня.

– Ты… ты не станешь.

Я выпрямляюсь, впервые за долгое время ощущая сладкий вкус силы, вкус власти.

– Я видела плакаты с объявлениями о розыске, – тихо говорю я, – и знаю, сколько Кухани готов заплатить за поимку дараджи. Пять сотен шаба за ребенка. Представь, сколько я получу, если сдам Кобру.

– Ты не станешь, – повторяет она. – Ты не поступишь так со мной. – Воздух вокруг нас застывает, будто ждет, что случится дальше.

– Я сделаю все, что понадобится, чтобы защитить свою семью.

Кобра начинает нервно переминаться с ноги на ногу. Она вдруг кажется более хрупкой, маленькой и старой, чем я ее помнила. Глубокие морщины, обрамляющие рот, обманчивы – они не принадлежат женщине ее лет, как и серо-белые волосы. Я наблюдаю за тем, как она двигается – медленно и неловко, хотя раньше была быстрой и гибкой. Она напоминает мне дерево, которое когда-то было прекрасным, но слишком рано загнило и теперь разлагается изнутри. Наши взгляды встречаются – ее глаза блестят.

– Бинти, я…

– Перестань так меня называть.

Она дергается, словно я ее ударила.

– Прости. Просто скажи, чего ты хочешь. Если тебе нужны деньги…

– Держись подальше от моей семьи, вот и все.

– Хорошо. – Кобра быстро кивает. – Даю слово.

– Нет. – Я качаю головой. – Мне нужно больше, чем твое слово. Мне нужно обещание. – Я замолкаю на несколько секунд. – Мне нужен вечный обет.

Кобра открывает рот от удивления, и в этот момент над нами раздается раскат грома.

– Бинти, ты же не хочешь сказать, что…

– Таково мое условие.

Она хмурится.

– Ты хоть представляешь, какая сила заключена в таком обете? – спрашивает она. – Вечный обет для дарадж священен, это обязательство на всю жизнь.

– Именно.

Кобра нервно оглядывается и кивает:

– У меня нет материалов, необходимых для ритуала. Мне нужно время.

Я прищуриваюсь:

– Вранье.

Улыбка медленно расползается по ее лицу. В этот момент я поверить не могу, что кто-то не видит, кем эта женщина является на самом деле – змея, свернувшаяся в корзине, хитрая и опасная. К моему неудовольствию, в ее глазах мелькает отблеск гордости.

– Я хорошо тебя учила, – одобрительно произносит она. – Тогда давай начнем.

Она достает из надорванного кармана туники маленький мешочек, который гремит, когда она его трясет. Она наклоняет его, и из него сыплются какие-то белые обломки. Я инстинктивно понимаю, что это, и внизу живота поднимается горячее чувство дурноты.

Кобра крепко сжимает кости в кулаке, затем со сверхъестественной скоростью преодолевает разделявшее нас небольшое расстояние, заполняя воздух запахами земли и дешевого пальмового вина. Я отшатываюсь, но она успевает схватить мой кинжал, и я шумно вдыхаю.

– Дай руку, – приказывает она.

– Которую? – Когда она так близко, мне сложнее сохранять самообладание.

– Не важно.

Повинуясь непонятному импульсу, я протягиваю ей правую руку. Воздух рассекает серебристая вспышка, я чувствую укол, и на моей ладони расплывается алое пятно – между большим и указательным пальцами. Прежде чем я успеваю отреагировать, Кобра таким же быстрым движением рассекает свою ладонь, а затем хватает мою руку и прижимает наши раны друг к другу. Ощущение омерзительное – теплое, мокрое и липкое, – но она не отпускает, словно это обычное рукопожатие. Затем она наклоняется ко мне и низким голосом произносит:

– Они сейчас смотрят на нас – все они.

Во рту становится совсем сухо. Кобра известна своими трюками и уловками, но что-то подсказывает мне, что на этот раз она не врет. Мы по-прежнему одни – здесь, на западной пограничной тропе, – но я чувствую, что на нас смотрят. Кто-то. И еще кто-то. Много взглядов. Я переступаю с ноги на ногу. Мне рассказывали, что дараджи иногда призывают своих предков во время ритуалов. Однако до этого момента я не верила в это.

– Уверена, что хочешь этого? – Ее усталые глаза встречаются с моими, и я чувствую, что в вопросе Кобры скрывается сразу несколько смыслов. – Когда я начну, пути назад не будет. – Я хорошо понимаю, насколько серьезна моя просьба и каковы ее последствия. Но когда я смотрю в глаза Кобры, то вижу не их. Вместо них я вижу глаза дочери, в которых сияет детская невинность. Я должна защитить эту невинность. Я должна защитить дочь. Я защищу ее, чего бы это ни стоило.

– Уверена.

Кобра делает глубокий прерывистый вдох.

– Тогда я призываю своих праматерей в свидетели и клянусь никогда не разыскивать тебя снова в этой жизни. – Слезы наполняют ее глаза. – Кровью, костью и душой мы связываем этот вечный обет. – Она кивает мне: – Повтори.

Эти слова звучат странно, словно они украдены из какого-то давно умершего языка. И все же я заставляю себя их произнести.

– Кровью, костью и душой мы связываем этот вечный обет.

Как только я заканчиваю эту фразу, тепло расходится от того места, где порезы на наших ладонях соприкасались. Волосы у меня на руках встают дыбом, но Кобра стоит неподвижно и не разжимает пальцев. Кости, зажатые между нашими ладонями, обжигают, их острые края и зазубрины впиваются в мою кожу. С ужасом и удивлением я вижу, как светящийся белый пар поднимается над нашими сжатыми ладонями. Он скользит вверх по руке Кобры, обивает ее шею, на которой появляется круглый амулет – раньше его не было. У меня холодеет кровь.

– Что это?

– Знак вечного обета, – отвечает Кобра. Она без лишних церемоний отпускает мою руку. Ладонь покалывает и чешется, но я не дотрагиваюсь до нее. От пореза, который был на ней несколько секунд назад, не осталось и следа, и я не сразу осознаю, что кости тоже исчезли. Я по-прежнему не могу отвести взгляда от странного нового амулета, который болтается на шее Кобры, а она тем временем возвращает мне кинжал.

– Это все, – шепчет она. – Прощай, Бинти.

В ответ мне хочется произнести тысячи слов – ужасных, прекрасных, отчаянных. Я выбираю одно.

– Прощай.

Раскаленные добела ленты молний танцуют в небе; над головой раздается раскат грома, от которого дрожит земля. Кажется, будто в небесах разорвался какой-то шов – внезапно мой плащ насквозь пропитывают потоки дождя. Я склоняю голову, пытаясь прикрыться от них, а когда снова поднимаю взгляд, Кобры уже нет.

Щеки становятся мокрыми не только от дождя, но я стираю соленые слезы, а затем поворачиваюсь и бегу в сторону города. Я не обращаю внимания на раскисшие дороги и грязь; я даже не замечаю, что сандалии соскальзывают с ног. Я отчетливо понимаю, что никогда больше не увижу это место.

Я отчетливо понимаю, что никогда больше не увижу мать.

Глава 1. Хозяин Тернового замка

Сначала Коффи почуяла чернику.

Приторный, терпкий – сладковатый запах ягод побудил ее очнуться. Она медленно открыла глаза. Стон зародился в горле, едва не вырвался на волю сквозь приоткрытый рот, но инстинкт перехватил его раньше. В тишине осознание оседало на коже, словно хлопья пыли.

Она не знала, где находится.

Жизнь вернулась в кончики пальцев, и Коффи отправила их на разведку, попытавшись ощупать то, что было вокруг. Она поняла, что лежит на чем-то мягком – видимо, на кровати, – а у нее под поясницей сбились льняные простыни. Повернув голову налево, она прижала щеку к холодной подушке. Коффи тут же заплатила за это маленькое движение – боль пронзила основание черепа, а глаза заслезились. Прошло несколько секунд, прежде чем зрение снова прояснилось. И даже тогда она не могла толком осознать, что именно видит.

Она находилась в большой спальне, в которой никогда не бывала раньше. Стены – по крайней мере те, что были видимы в полумраке, – были серыми, цвета сланца. Квадраты маслянистого света пятнали сводчатый потолок над головой, поэтому она предположила, что сейчас утро. Слева что-то блеснуло, и Коффи заметила, что рядом с кроватью стоит столик цвета белой кости. На нем расположился позолоченный поднос с едой. Она увидела нарезанный хлеб, маленькие пиалы с вареньем, сыр и фрукты. Рот наполнился слюной.

Королевская трапеза, – подумалось ей. Она по-прежнему задумчиво рассматривала еду, когда появился новый звук: тихий шелест ткани. Коффи застыла.

Она была не одна.

Сначала она не поняла, почему сразу не заметила двоих, стоявших на другом конце спальни – лицом к эркеру с большими окнами, спиной к ней. Но через несколько секунд осознала: она не заметила их, потому что они стояли почти идеально неподвижно – две статуи, очерченные солнечным светом. Мужчина был высоким, мускулистым и поджарым, с кожей, похожей на высушенную солнцем глину, и коротко обрезанными черными волосами. Рядом с ним стояла женщина – намного ниже ростом, с коричневой кожей на тон темнее, чем у него, и с кучерявой черной афропрической. Кафтан у мужчины был синим, как речная вода, а у женщины – желтым, как цветы календулы. Вдруг мужчина заговорил:

– Сколько еще мы позволим ей спать?

– Скоро мы ее разбудим, – прошептала женщина. Голос ее звучал напевно. – Он ее ожидает.

Коффи застыла на кровати. Она была почти уверена, что они говорили о ней.

Внезапно мужчина начал расхаживать взад-вперед. Коффи было не разглядеть черт его лица, но движения напомнили ей раздраженного льва, который оказался в слишком маленькой клетке.

– Что-то не сходится, – на ходу произнес он. – Прошло много лет с тех пор, как он в последний раз привел сюда новичка. С чего бы ему начать снова?

– Не знаю, – ответила женщина. Она по-прежнему смотрела в окно.

Мужчина остановился, и Коффи наконец смогла разглядеть его лицо. Черты были мягкими, четко очерченными, словно их вырезал опытный скульптор. У мужчины был длинный ровный нос, глаза цвета охры под густыми черными бровями и острые скулы. Только его изогнутый в усмешке рот портил впечатление.

– Он ничего тебе не сказал? – спросил он женщину. – Ничего о том, откуда она или к какой ветви принадлежит?

Женщина наконец повернулась. Даже глядя на нее в профиль, Коффи заметила, что она красива. Лицо у нее было мягкое, с полными розовыми губами и коротким круглым носом. Женщина хмурилась.

– Он говорит мне не больше, чем тебе, – сказала она. – Все, что я знаю – нужно привести ее в главный зал. Больше он ничего не сказал.

Коффи сглотнула.

– И как нам это сделать? – спросил мужчина. Коффи увидела, что он потирает переносицу. – Она все еще без сознания.

– Мы не можем доставить ее к нему в той одежде, в которой она сейчас, – ответила женщина. Коффи заметила, что она понизила голос. – Она грязная. Нужно ее переодеть.

Коффи ощутила, как ускоряется пульс. Она надеялась, что у нее будет больше времени, чтобы придумать план. Она в отчаянии окинула взглядом комнату. Из мебели поблизости были только столик и еще диван в дальнем левом углу, но ни то ни другое не получится использовать в качестве оружия или щита. У этих людей, кем бы они ни были, преимущество. Нужно двигаться быстро, чтобы застать их врасплох.

Думай. Думай.

Золотистый луч солнечного света заставил Коффи снова обратить внимание на поднос, стоявший слева. Рядом с ним лежал серебряный нож для масла. Она медленно вдохнула, собираясь с духом, затем закрыла глаза и попыталась представить, что будет делать. Если она чуть-чуть сдвинется в сторону, то сможет дотянуться до ножа. А если она дотянется до ножа…

– Ладно.

Коффи по-прежнему держала глаза закрытыми, но услышала голос мужчины справа, еще ближе к ней. Она слегка сдвинулась влево.

– Кена, может, лучше тебе…

Коффи рванулась вперед, скатилась с кровати и схватила нож одним не слишком изящным движением. Она почти сразу пожалела об этом – в голове взорвались звезды, потемнело в глазах, но пальцы по-прежнему крепко сжимали тонкую рукоятку ножа. Она сосредоточилась на этом ощущении, на холодном металле, который касался ладони. Комната яростно раскачивалась из стороны в сторону, словно палуба невезучего корабля посреди открытого моря. Коффи споткнулась. На этот раз она не сдержала стон. Она все еще не могла ничего разглядеть, но услышала вскрик. А затем мужской голос:

– О. Ты очнулась.

Коффи яростно заморгала, пытаясь успокоить барабанную дробь в груди и хотя бы сделать вид, что она остается невозмутимой. В ушах звенело, поле зрения по-прежнему перекрывали вспышки, но она разглядела, что мужчина и женщина, которые стояли у окна, теперь оказались по другую сторону кровати, и оба смотрели на Коффи с тревогой. Она поняла, что они оба младше, чем ей показалось поначалу: не мужчина и женщина, а юноша и девушка, которым лет примерно по шестнадцать – как и ей. Юноша нарушил молчание первым.

– Значит, – сказал он, подняв бровь, – наш приветственный завтрак тебе не понравился?

Коффи ответила не задумываясь:

– Кто вы?

Голос ее звучал хрипло, словно она не говорила несколько дней. Это пугало. Она попыталась оглядеться, одновременно не выпуская из поля зрения юношу и девушку, но от этого у нее закружилась голова. Она покрепче сжала нож, но, к ее возмущению, юноша лишь бегло окинул его взглядом и ухмыльнулся.

– Это и правда необходимо?

– Это на случай, если вы попытаетесь меня раздеть.

– Мы не собираемся тебя раздевать, – с ноткой усталости в голосе сказал юноша. Он замолчал, затем усмехнулся: – Ну, технически говоря…

– У вас пять секунд. – Коффи не знала, раздражает ли ее это спокойное нахальство или пугает. – Скажите мне, кто вы, где мы и зачем я здесь.

– Или что? – Юноша снова взглянул на нож. Происходящее его явно развлекало. – Бутерброд нам сделаешь?

– Зайн. – Девушка, которая до этого момента ничего не говорила, теперь сердито смотрела на юношу. – Думаю, тебе лучше уйти.

Юноша – Зайн – ненадолго задумался, а затем пожал плечами и направился к двойным дверям на другом конце комнаты. Он пробормотал что-то, прозвучавшее как «нож для масла», а затем вышел. Коффи выдохнула.

– Извини, – сказала девушка. Она смотрела на Коффи, как на раненое животное, но, как и Зайна, нож для масла ее, похоже, не пугал. Коффи вздохнула и разжала пальцы, позволив ему упасть на пол.

– Я понимаю, все это, наверное, очень обескураживает, – мягко продолжила девушка. – Но Зайн и я не хотим тебе навредить, мы…

– Кто вы?

– Меня зовут Макена, – ответила она. – А ты?

– Коффи.

– Коффи, – повторила Макена. – Я дараджа, как и ты.

Дараджа. Коффи почувствовала, что это слово, соприкоснувшись с ее воспоминанием, выбило искру, как кремень из огнива, и за ним в сознании появились другие. Дараджа. Мост. Сияние. Они были разрозненными, но знакомыми, она просто не могла вспомнить почему.

– Из какой ты ветви? – спросила Макена. – Я из Уфунди.

Коффи растерянно посмотрела на нее. В вопросе Макены, похоже, не было подвоха, но в нем не было и смысла.

– Я…

– Ничего страшного. – Макена взмахнула рукой. – Можем поговорить об этом позже. Но пока что… – Она посмотрела на двойные двери, а затем виновато взглянула на Коффи. – Тебе нужно переодеться.

Коффи окинула себя взглядом впервые с момента пробуждения. Ее туника из мешковины была перепачкана землей и грязью, но она понятия не имела, как это произошло.

Почему? Почему я не помню?

– У меня есть для тебя кое-какая одежда, – сказала Макена. – Если ты не против. – Она отошла на другой конец комнаты и остановилась у дивана. Коффи разглядела на нем аккуратно сложенные вещи. Когда Макена развернулась к ней, она держала в руках платье без рукавов. Оно было длинное, со свободным подолом и узкой талией. Ткань покрывал черно-белый набивной геометрический орнамент, а края были расшиты золотой нитью.

– Я сама его сшила, – прошептала Макена. – Я… надеюсь, что тебе понравится.

– Нравится, – отозвалась Коффи. – Оно очень красивое. – Это было еще слабо сказано, но других слов у Коффи не нашлось. Она определенно понимала, что не спит, и все же происходящее походило на бессвязный сон. Она чувствовала себя отстраненной, растерянной, словно пыталась ухватить паутину воспоминаний и сплести их во что-то логичное.

Макена положила платье на кровать.

– Я попрошу принести полотенце и лохань с водой, чтобы ты могла помыться, – предложила она. – Но поспеши, у нас мало времени.

– Почему? – Коффи напряглась. – Куда мы спешим?

Макена нервно оглянулась через плечо и направилась к выходу.

– Я отведу тебя в главный зал. Хозяин Тернового замка не любит, когда его заставляют ждать.

Сердце Коффи колотилось в груди, когда Макена вела ее по узкому коридору.

Как и в спальне, где она проснулась, каменные стены здесь были сложены из сланца, который ничуть не защищал от холода. Вокруг по большей части царствовала тьма, и лишь кое-где свет проникал в узкие, как бойницы, окна. Коффи хотелось выглянуть в каждое, мимо которого они проходили, но она заставляла себя смотреть вперед. С каждым шагом в ее сознании возникало все большое вопросов, и ее тревожило, что ответа ни на один нет. Как она сюда попала? Зачем она здесь? Почему она не помнит ничего, что происходило до сегодняшнего утра? В ее сознании эхом отдавались слова Макены.

Хозяин Тернового замка не любит, когда его заставляют ждать.

По крайней мере, ясно, что она в Терновом замке, но кто его хозяин и что ему от нее нужно?

Они свернули в очередной коридор с большим окном слева – через него проникало достаточно утреннего света, чтобы рассеять тьму. Макена прошла мимо не останавливаясь, но Коффи на этот раз удалось выглянуть наружу. У нее перехватило дыхание.

За окном виднелся роскошный сад – перед ней расстилалось безупречное пространство изумрудно-зеленой травы. Через каждые пару метров попадались маленькие пруды, выложенные по периметру алебастром, а их зеркально гладкая поверхность отражала оттенки синего и индиго, сверкая на солнце. Ее взгляд метнулся налево, затем направо, тщетно пытаясь различить тысячи цветов, высаженных вокруг беседок и газебо[1], – бесполезно. Она заметила, что все цветы, вне зависимости от размера и расположения, были различных оттенков синего – как небо над головой.

– Восточный сад Тернового замка, – сказала Макена. Она остановилась рядом с Коффи. – Его еще называют Синий сад. Здесь есть еще три, но этот – мой любимый.

Коффи кивнула, хотя едва расслышала слова Макены. Она по-прежнему пыталась осознать увиденное. Восточный сад Тернового замка был, несомненно, прекрасен, но чем дольше она рассматривала его, тем острее ощущалось беспокойство. Ее взгляд скользнул дальше, мимо прудов и клумб, и остановился на аккуратно высаженных в ряд деревьях, явно отмечавших границу сада. Она тут же узнала их – только у акаций такие узловатые и шипастые ветви, – но внимание Коффи привлекло не это. Вокруг них висела стена тяжелого тумана. Вершины большинства акаций были скрыты за ним – за тяжелой и неподвижной серебристо-белой завесой. Даже с этого расстояния Коффи могла представить, как ощущает холод тумана и сырость, которая пропитывает все, к чему он прикасается. Ее пробрала дрожь.

– Это Туманный лес, – не дожидаясь вопроса, сказала Макена. – Он отмечает границу Тернового замка.

Коффи не ответила. Она не могла объяснить, в чем дело, но что-то в этом тумане, в этих деревьях удерживало ее, словно заставляя задержать взгляд еще на секунду. Макена снова заговорила.

– Нужно идти дальше, – сказала она. – До главного зала недалеко.

В молчании они вышли из коридора и двинулись дальше. Когда темнота снова окружила их, мышцы Коффи расслабились. Чем дальше они отходили от окна, в котором был виден туман, тем легче становилось на душе, хотя она и не понимала почему.

Макена остановилась снова через несколько минут, да так резко, что Коффи чуть не врезалась в ее спину. Подняв глаза, она увидела, что они оказались перед двумя огромными дверями из черного дерева, обведенными по периметру выцветшей золотой краской. Рядом с ними стоял Зайн и внимательно смотрел на них. Он радостно помахал им, и Коффи, не сдержавшись, нахмурилась в ответ. Зайн фыркнул:

– Рад, что ты пришла, Ножик-для-масла.

Коффи не удостоила его ответом и попыталась сосредоточиться на двойных дверях, но это оказалось непросто, потому что Зайн встал прямо рядом с ней, так что она оказалась между ним и Макеной. Он был по меньшей мере на голову выше, и когда наклонился к ней, их плечи соприкоснулись. Воздух наполнил запах свежепостиранной льняной ткани.

– Один совет, – прошептал Зайн. – Постарайся не угрожать никому столовыми приборами.

Что бы Коффи ни собиралась ответить, эти слова застряли у нее в горле, когда двери перед ними распахнулись. Макена и Зайн шагнули вперед первыми, пройдя в проем легко и изящно. Коффи вдохнула, чтобы собраться с духом, и вошла в помещение. И почти тут же застыла на месте.

Это был самый великолепный зал, который она когда-либо видела. Пол представлял собой озеро черного мрамора с белыми прожилками, вдоль двух стен выстроились высокие арочные окна, через которые лился золотисто-розовый свет. Предметов мебели здесь было немного, и взгляд Коффи зацепился за то, что оказалось прямо напротив нее – висевший на стене гобелен. Он был внушительного размера, по крайней мере в два ее роста высотой и безмерно широкий; в центре был изображен огромный раздутый бегемот. Шкура у него была коричневая, блестящая от влаги, а крошечные глазки – черные, как жучки. Казалось, будто он смотрит прямо на нее, возвышаясь на фоне смутно различимого болота. Его белые клыки были оскалены – каждый длиннее ее руки. Напуганная, Коффи быстро отвела взгляд. Что-то в этом гобелене, и конкретно в этом бегемоте, пробудило в ней еще одно воспоминание, но оно исчезло так же быстро, как и появилось.

– Вон туда. – Макена оглянулась на нее и шепотом добавила: – Вон там можно встать.

Коффи проследовала за ней, и все трое остановились в центре помещения. Она осмотрелась и впервые осознала, что они не одни. Повсюду стояли группки людей, и все смотрели на нее. Украдкой Коффи пыталась разглядеть их. Справа были молодые мужчины и женщины в одеждах цвета темно-алой крови; слева – группа, облаченная в разнообразные оттенки зеленого. Она заметила кучку людей, замотанных в легкую голубую ткань, очень похожую на одежду Зайна, и еще четвертую группу в бледно-желтом, как у Макены. Те, кто стоял дальше всего от нее, были одеты в темно-фиолетовый, и она постаралась не думать о том, что – не говоря о том, что они выглядели самыми атлетичными из всех присутствующих, – они выглядели самыми угрожающими. Один из них неприкрыто поморщился, глядя на нее. Коффи вздрогнула и тут же рассердилась на себя за это.

Не показывай страха, – приказала она телу. – Не выдавай страха.

– Все в порядке, – прошептала Макена. – Никто здесь не причинит тебе вреда.

Коффи это совсем не утешило. Она была слишком занята, пытаясь ответить на множество вопросов. Кто все эти люди? Кто из них – хозяин Тернового замка?

Внезапно двойные двери, через которые они вошли, открылись во второй раз. Все взгляды, которые до этого были направлены на Коффи, теперь обратились в ту сторону. Макена и Зайн, стоявшие рядом с ней, напряженно выпрямились. Коффи осознала, что даже она смотрит в ту же сторону и ждет.

Через несколько невозможно долгих секунд в зал вошел мужчина. Он был высоким, с темной охристо-коричневой кожей и кудрявыми черными волосами, подстриженными с боков. На вид достаточно старый – годится Коффи в отцы. Она заметила, что, в отличие от остальных присутствующих, на нем не было цветной одежды; его дашики[2] была покрыта простым черно-белым узором, похожим на тот, что украшал ее платье. Ничего не говоря, он двинулся вперед широкими уверенными шагами. Один за другим присутствующие склоняли головы. В этом человеке чувствовалась беспрекословная власть, и он нес ее, как мантию, к которой привык. Коффи обнаружила, что даже она невольно склонила голову, когда он подошел. Его сандалии невозможно мягко касались мрамора. Она рассматривала собственные ноги, когда услышала его слова.

– Доброе утро, Коффи.

Ее тело пронзила стрела жара, внезапная и быстрая, как удар молнии. Она ощутила, как кто-то коснулся ее руки, и ее склоненная голова словно сама собой поднялась.

Коффи медленно выпрямилась и встретилась взглядом с хозяином Тернового замка.

Глава 2. Маленькая мышь

Экон снова считал.

Раз-два-три. Раз-два-три. Раз-два-три.

Он стоял в одиночестве у окна старой аптечной лавки, просевший потолок которой был настолько низким, что он едва не задевал его макушкой. Конечно, когда он впервые попал сюда, он вообще не знал, что это аптечная лавка, но теперь видел признаки этого повсюду. Он насчитал сорок шесть, сорок семь… сорок восемь запыленных банок, сложенных на вделанных в стены полках, – банок с жидким, зловещего вида содержимым. В одном углу комнаты был небольшой очаг, в другом – деревянный стол с двумя стульями, за который семейная пара могла бы усесться после тяжелого рабочего дня. Было невозможно понять, сколько времени прошло с тех пор, как лавка приняла последних посетителей, но кисловато-сладкий запах старых мазей и целебных смесей, которых уже давно здесь не было, по-прежнему висел в воздухе. Экон вдохнул, и его чуть не стошнило.

Раз-два-три. Раз-два-три. Раз-два-три.

Он барабанил пальцами по бедру, пересчитывая хлопья пыли, собравшиеся на глинобитной оконной раме, и трещины, которые разбегались по стенам комнаты, словно тоненькие змейки. Только покончив с этим, он выглянул наружу, любуясь потоками дождя, которые обрушивались на землю меньше чем в метре от него. Он вбирал его запах, звук, пытался найти ритм в его монотонном стуке.

Раз-два-три. Раз-два-три. Раз-два-три.

За завесой дождя он представлял лица троих людей – не шестерых, не девятерых, а троих. Всегда троих.

Раз. Он представлял девушку с каштановой кожей. У нее было лицо в форме сердца с низким широким носом и полными губами, а ее глаза озорно сверкали. Это Коффи, его подруга.

Два. Он представлял молодого человека, похожего на него, но другого. У него были глаза цвета ночного неба, ровно посаженные над длинным носом; аккуратно подстриженные с боков волосы – прическа под стать воину. Это Камау, его старший брат.

Три. Он представлял старика – человека с кустистыми белыми бровями и ртом, вокруг которого от смеха залегли морщины. Экона пробрала дрожь, когда это лицо преобразилось, а улыбка стала злобной и кривой. Этот человек когда-то был его наставником – брат Уго.

Нет. Экон поправил себя. Не было брата Уго. Брат Уго никогда не существовал.

Раз-два-три. Раз-два-три. Раз-два-три.

Он попытался сдержать нити новых воспоминаний, которые сплетались в узлы. Он ловил отсветы образов, выхватывал фрагменты слов, которые по-прежнему было больно вспоминать.

Я знал, что ты будешь другим, знал, что ты не подведешь меня, – шептал старик. В мыслях Экон видел, как стоит посреди прекрасного сада, наблюдая за тем, как цветы вянут и умирают. Горло сжалось, и он заставил себя считать, пока не расслабился снова.

Раз-два-три. Раз-два-три. Раз-два-три.

Ты подходил идеально. – Голос старика, скрипучий, как тростник, звучал в ушах. – Ты был усердным, ты отчаянно искал одобрения. Поэтому тебя легко было превратить в то, что мне нужно.

Раз-два-три. Раз-два-три. Раз-два-три.

Брата Уго не существовало.

Экон крепко зажмурился и стал считать быстрее, сосредоточившись на числах. Числа никогда не менялись, они всегда были одни и те же, в них всегда был смысл – вот только теперь это не работало. Брат Уго оказался лишь маской. Сколько признаков этого он пропустил? Этот старик стоял за всем случившимся, сколько улик были на виду? Иногда Экону казалось, что их вовсе не было, иногда – что он насчитал три тысячи. Пальцы забарабанили по бедру еще быстрее. Когда над головой раздался раскат грома, его дыхание стало поверхностным, а зрение – туннельным.

Раз-два-три. Раз-два-три. Раз-два…

– Тебе не следует стоять у окна.

Экон резко повернулся в ту сторону, откуда донесся скрипучий голос, вернувший его обратно в реальность. В паре метров от него стояла старуха и осторожно рассматривала его. Белые седые волосы выбились из-под платка, а лицо бороздили глубокие морщины. За три дня, что он провел здесь, Экон так и не привык к тому, насколько тихо она передвигалась.

– Это небезопасно, – продолжила она, глядя ему через плечо. – Кто-нибудь может тебя увидеть.

Экон одним широким шагом отодвинулся от окна.

– Прости.

Тэмба по-прежнему не отводила от него пронизывающего взгляда.

– Уверен, что хочешь пойти?

– Да. – Туннельное зрение отпускало. Экон ощутил, что сердце успокаивается. – Я готов.

Тэмба подняла седую бровь.

– Ты быстро исцелился от отравления сиянием. – Она фыркнула. – Но твои телесные раны еще не зажили.

Экон выпрямился. За последние два дня большинство царапин и порезов зарубцевались – и, что характерно, с тонкой кожи под подбородком почти сошли синяки, – но внутри оставались другие раны, и он ощущал их с каждым движением.

– Я в порядке, – соврал он.

Тэмба поджала губы, будто только что откусила лимон.

– Это рискованно…

– Тэмба, пожалуйста. Я хочу уйти. Я могу вынести больше, чем ты. – Он хотел бы найти способ объяснить, что чувствует, но не знал, как произнести это вслух – что сейчас ему как никогда нужно ощутить себя полезным, сильным, способным действовать. Несколько секунд он смотрел ей в глаза, и, возможно, она прочла в его взгляде несказанное вслух, потому что ее лицо внезапно смягчилось, и теперь на нем проступило неохотное смирение.

– Не поднимай головы и надвинь капюшон поглубже, – сказала она. – И возьми это. – Она достала маленький мешочек с монетами из кармана туники и вложила в его ладонь.

– Тэмба. – Экон посмотрел на свою руку – старуха сжала его пальцы вокруг кошелька. – Я не могу это взять.

– Можешь и возьмешь, – резко запротестовала она. – Тебе нечем платить, а мы не можем рисковать, идя на кражу или бартер – в нынешней-то обстановке.

Экон сглотнул. Во взгляде Тэмбы появилась жесткость, которую он узнал. Ее глаза были совсем как глаза Коффи. Конечно, совсем как они, – напомнил он себе. – Они же родственники. Трех дней оказалось недостаточно, чтобы полностью это осознать.

– Не спеши и будь осторожен. Держись в тени, если будет нужно, – продолжала Тэмба. – И помни, если тебе покажется, что тебя заметили…

– Не заметят, – сказал Экон. Он не дал ей закончить предложение – знал, что она собиралась сказать: Если тебе покажется, что тебя заметили, не тревожься о еде, припасах или обо мне. Спасайся сам».

Это не вариант для него – не сейчас.

Раз-два-три, – сосчитал Экон. Технически это был третий день с Тэмбой, и его присутствие истощило ее запасы еды. У них не было других вариантов и не было права на ошибку.

Не дожидаясь, пока Тэмба скажет что-то еще, он схватил пустой мешок и по-прежнему сырой плащ с капюшоном. Слишком мал для него, но сойдет.

– Я вернусь, – сказал он, оглянувшись. Затем, не дожидаясь ответа, он распахнул дверь и шагнул в поток воды.

Он промок насквозь за несколько секунд.

Грязь и лужи глубиной по щиколотку колыхались вокруг его ног. Он присоединился к потоку людей, которые целеустремленно шли куда-то сквозь дождь. Оловянно-серое небо с паутиной черных прожилок выглядело так, будто уже наступил ранний вечер, но на самом деле была середина дня – все дело в сезоне дождей. Экон поскользнулся в грязи и поморщился, случайно прикусив язык до крови. Сейчас в это сложно поверить, но когда-то ему нравилось это время года. Сезон дождей в Лкоссе доставлял немало головной боли Братству, поскольку становилось больше бродяг, которые приходили к храму искать убежища. Но Экон с нетерпением ожидал этого времени года. Сильные дожди означали, что не будет тренировок и спаррингов на площадках перед храмом, а значит, оставалось время на занятия, которые он любил больше, – тихое времяпрепровождение в библиотеке, а иногда – гонки бумажных корабликов с братом. Теперь казалось, что эти моменты вырваны из другой жизни – жизни, которой больше нет.

Экон уклонился вправо, резко свернул на одну из более узких дорог, ведущих к главному рынку. На самом деле это был не самый быстрый способ туда добраться – но самый безопасный; он не мог рисковать подцепить слежку даже в районе Чафу. Толпы людей стали гуще, когда он подошел к рынку, и он старался идти не слишком быстро и не слишком медленно. Сначала он услышал характерные звуки – яростное хлопанье полотнищ на ветру вперемешку с выкриками торговцев, озвучивавших свои предложения. Он поднял взгляд и сосчитал.

Шестнадцать торговых палаток, по четыре с каждой стороны, выстроены в квадрат. Тэмба сказала ему, что им нужно, и он, не теряя времени, двинулся по рынку, отыскивая необходимое. Он купил бывшие в использовании тыквенные бутылки, два дешевых холщовых мешка, набрал вяленого мяса и сушеных фруктов. Это напомнило ему, как совсем недавно они с Коффи тоже ходили по этому рынку, готовясь к вылазке в Великие джунгли. И это тоже было словно в другой жизни. Он как раз взял последний предмет по списку, когда шум перекрыли два голоса.

– Жалко, что не разрешают забрасывать камнями. – Первый голос, огрубевший, похоже, принадлежал немолодой женщине. – У меня рука натренирована.

Экон насторожился и замедлил шаг, окидывая взглядом толпу. Наконец он разглядел двух женщин, которые стояли под навесом одной из лавок, явно ожидая, пока дождь утихнет. Он не ошибся в своем предположении – первая женщина была старше; ее косы, доходящие до талии, были отмечены сединой. Та, которая стояла рядом, выглядела немного моложе.

– Думаю, так даже лучше – что отец Олуфеми уничтожил чудовище не прилюдно, – сказала она, почтительно склонив голову. – Это было порождение зла, демон.

Они говорили о Шетани. Экон отвел взгляд, но невольно подошел ближе, чтобы послушать. Его ладони стали липкими, когда он вспомнил все, что происходило несколько дней назад. Коффи. Брат Уго. Адия. Схватка в небесном саду.

– Думаю, да, – согласилась старшая. Экон украдкой взглянул в ее сторону и заметил, что она медленно кивает. – Да благословят боги Сынов Шести. Не знаю, что бы мы без них делали…

Экон отошел от женщин, стараясь не обращать внимания на гнев, закипавший внутри. Конечно, отец Олуфеми и Сыны Шести нашли способ все скрыть. Сказали, что Шетани уничтожили без свидетелей и благодаря этому сохранили свою репутацию безупречной. Монстра, который терроризировал город, больше не было, а благодарность за его уничтожение досталась воинам. Жители Лкоссы никогда не узнают правду – что монстра вообще никогда не было, только люди и их отвратительные тайны.

И ты был одним из них, – прошептал голос в голове. – Многие годы ты тренировался с ними, жил среди них. Они были твоей семьей.

Экон ощутил, как пылающий гнев превращается во что-то другое – во внезапную волну тошноты, горечь на языке. Он знал, что этот вкус стыда обманчив, но проглотить его все равно было тяжело. Он подумал о всех тех годах, когда наблюдал за Сынами Шести и восхищался ими, вызывался мыть за ними посуду и чистить их оружие. Сколько ночей он чистил кинжалы, которыми убивали детей? Сколько ночей мыл посуду за убийцами?

Сколько знаков он пропустил?

Стоя под проливным дождем, он ощутил, что ему не хватает воздуха, стало трудно дышать. Знакомая тяжесть в груди давила, так что расправить легкие было все сложнее, а во рту стало совсем сухо – он узнавал признаки подступающей панической атаки. Руки крепко сжались в кулаки, темнота подступала с периферии зрения, и он отчаянно стиснул зубы.

Не сейчас, только не сейчас.

Он больше не мог дышать, его сознание заполнил смех старика, холодный и безжалостный, шум рынка отступал, и Экону показалось, что он вот-вот упадет.

А потом что-то привлекло его взгляд.

Черное марево на периферии зрения отступило, как волна в отлив, когда он увидел девушку в нескольких метрах от него. Кожа у нее была цвета дерева марула, лицо – два черных, как вороново крыло, глаза, широкий нос, изогнутые губы. Плащ скрывал большую часть головы, но капюшон был чуть сдвинут назад – достаточно, чтобы разглядеть кудрявые черные волосы. Сначала Экон задумался, что же привлекло его внимание, но потом понял. Дело было совершенно не в том, как девушка выглядела — он заметил ее из-за того, как она двигалась. Все остальные на рынке неспешно переступали и кружили, разглядывая товары, а она шла целеустремленно, глядя прямо вперед. Она прошла мимо двух торговцев тканью, и Экон заметил, что у нее на плече висит небольшая сумка, которую она явно старается защитить от дождя. Она прошла мимо Экона, и тут он разглядел кое-что еще. И тут же прищурился. В нескольких метрах у нее за спиной, достаточно далеко, чтобы оставаться незамеченными, следовали двое мужчин, не отводя взглядов от ее спины. Экон напрягся. Он догадывался, что это за мужчины и какие у них планы насчет девушки.

Держись на виду, – хотелось ему сказать ей.

У него упало сердце, когда она сделала нечто совершенно противоположное – свернула на одну из боковых улиц, ведущих в сторону от рынка, и скрылась за углом. Он увидел, как мужчины, ускорив шаг, последовали за ней.

Это не твое дело, – сказала практическая часть его сознания – та, которая по-прежнему думала о продуктах. – Это тебя не касается. Возвращайся к Тэмбе.

Этот голос был прав, правильнее – и разумнее — было бы развернуться, но затем, совершенно неожиданно, его ноги пришли в движение, ведя его в том направлении, куда скрылась девушка. Он быстро завернул за тот же угол и остановился.

– Давай, девочка, нам много не надо, – произнес грубый хриплый голос. – Просто поделись тем, что у тебя в сумке, и мы мирно разойдемся.

Экон прижался к стене. Улочка вела в тупик, и он видел, что девушке с рынка уже некуда отступать. Она вцепилась в лямку сумки. Ее темные глаза блестели, но дрожь подбородка выдавала страх.

– Отвали! – Голос у нее был слишком высокий и дрожащий, чтобы кого-то убедить. – Я сказала нет!

– Или что? – сказал один из мужчин. – Ты нам что-то сделаешь, маленькая мышка?

Он попытался схватить сумку, но девушка увернулась, отбив его руку. Мужчина зашипел, а другой захохотал.

– Ах, у нашей маленькой мышки душа гадюки, – сказал он. – По крайней мере, так будет интереснее.

Второй мужчина не смеялся. Он бросился вперед, и девушка отпрыгнула, едва удерживая сумку вне пределов его досягаемости. Ей почти сразу пришлось развернуться в другую сторону, потому что другой тоже попытался ухватить ее. Теперь мужчины норовили отобрать сумку по очереди. У Экона упало сердце. Он достаточно долго прожил в Лкоссе, чтобы понимать, что они делают. Таких мужчин называли уличными гиенами не без причины: они действовали так же, как и животные, – играли с добычей, пока та не устанет, а затем наносили смертельный удар. Он не сомневался, что девушка смогла бы защититься от одного из них, но ей нечего было противопоставить отработанной стратегии. Один из них взмахнул рукой снова, и в темных глазах девушки вспыхнуло что-то дикое, лихорадочное. У Экона сжалось сердце. Она все больше походила на загнанного зверька.

Он позволил собственному мешку соскользнуть с пальцев и шагнул вперед.

– Оставьте ее в покое!

Все трое – двое мужчин и девушка – подняли взгляды с одинаковым удивлением. Первым заговорил один из мужчин:

– А ты еще кто?

Экон сглотнул:

– Я сказал оставить ее в покое.

Второй мужчина несколько раз перевел взгляд с Экона на девушку и обратно, а затем улыбнулся, оскалив зубы.

– Похоже, у нашей маленькой мышки есть приятель. – Он насмешливо поглядел на Экона: – Это должно быть весело.

– Такой тощий, и на мужчину не похож, – сказал первый. – Мы с ним быстро разберемся.

И на мужчину не похож. Это были просто слова, но Экону показалось, будто они вонзились ему под ребра. Он поморщился, ощущая, как что-то пробуждается в глубине груди. Слова эхом отдавались в сознании.

И на мужчину не похож.

Несколько дней назад Тэмба нашла для него старую тунику. Она была чистая, простая и в целом сидела хорошо. Но Экон только сейчас осознал, что это значило. На нем больше не было униформы Сынов Шести – в нем больше не видели мужчину.

Раз-два-три.

Ощущая, как болезненно напрягаются мышцы и раздуваются ноздри, Экон наблюдал, как улыбки исчезают с лиц мужчин.

– Полегче, парень, – сказал один из них, поднимая руки. – Нам не нужны проблемы…

Экон не дал ему договорить. Обеими руками он изо всех сил толкнул его в грудь и с наслаждением увидел, как тот опрокинулся, поднялся и убежал. Краем глаза он заметил, что второй двинулся к нему, но Экон был быстрее. Годы тренировок в храме Лкоссы вернулись к нему, словно он встретил старого знакомого.

Уклониться. Обезоружить. Обезвредить.

С легкостью он уклонился от неуклюжей попытки мужчины ударить слева, сделал обманное движение, затем контратаковал наискосок, нанеся серию быстрых ударов кулаком. Экон услышал, как воздух шумно покидает тело мужчины, когда костяшки с характерным звуком впечатались в его скулу. Рука отозвалась болью. Мужчина упал на землю, со стоном свернулся клубком и попытался прижать руку к пострадавшей стороне головы, но Экон обрушился на него сверху, прижав колено к груди так, чтобы тот не мог пошевелиться.

– На мужчину не похож, – произнес он сквозь зубы. – Сам увидишь, кто тут на мужчину не похож.

Он опустил кулак и наконец осознал, как зовут монстра, который ожил в его груди – это была ярость, и она одобрительно зарычала, когда он обрушил на мужчину град ударов.

Я хорошо тебя учил.

Экон остановился и поежился от голоса в сознании, болезненно похожего на голос брата Уго.

Молодой и сильный, умный и дотошный, – говорил старик. – Ты подходил идеально… Легко превратить в то, что мне нужно…

Экон пошатнулся, чувствуя, как тошнота подступает к горлу. Он поморгал, пока лицо брата Уго не исчезло. Затем огляделся по сторонам и посмотрел вниз. Он по-прежнему прижимал мужчину к земле; его лицо было изуродовано до неузнаваемости, он едва дышал. Экон посмотрел на свои руки – они были перепачканы кровью и болели. Лоб покрылся пленкой пота, затем он ощутил липкий холод. Взгляд Экона блуждал в темноте. Вскоре он остановился на девушке.

Она по-прежнему стояла в конце переулка, в нескольких метрах от него, совершенно неподвижная. Экон ожидал увидеть на ее лице какие-то эмоции – страх или, может, даже отвращение, – но не видел ничего; ее лицо было совершенно нейтральным. Она снова натянула капюшон, скрывая лицо, и прижала сумку к груди. Через несколько секунд Экон медленно выпрямился. Девушка напряглась.

– Все в порядке. – Экон быстро поднял руки, слишком отчетливо ощущая, что стоит рядом с бессознательным телом другого мужчины. – Я… я не причиню тебе вреда. Я просто хотел помочь.

Внезапно девушка ожила и неожиданно быстро сорвалась с места. В одно мгновение она стояла, прижавшись к стене, в тупике, в следующее уже исчезла за углом, оставив Экона одного в темноте.

Глава 3. Тупой нож

Слова ворочались у Коффи на языке, но она не могла произнести их вслух.

Секунды текли до жути медленно. Она ощутила, как взгляды всех присутствующих снова обратились на нее, на этот раз так сосредоточенно, что ее кожу словно кололи десятки иголок. В воздухе повисло предвкушение – казалось, все ожидают, что она что-то скажет. Но как она ни пыталась, губы не слушались. Пульс ускорился, она смотрела в глаза хозяину Тернового замка, разрываясь между всепоглощающим страхом и неприкрытым преклонением. Ранее ей показалось, что этот человек по возрасту годится ей в отцы, но… чем дольше она на него глядела, тем меньше она была в этом уверена. Он словно был вне возраста. Она всмотрелась в его глаза – они были невозможно черными, обрамленными красноватой охрой. Они напоминали Коффи остывающие угли в потухающем очаге. Что-то в них казалось опасным, но привлекательным, чуждым, но одновременно знакомым. Она огорченно нахмурилась, не в силах ответить на грызущий ее вопрос.

Почему я не могу вспомнить?

– Добро пожаловать в Терновый замок, – сказал мужчина, которого, похоже, ничуть не беспокоила неловкая пауза. – Надеюсь, тебе понравилась твоя комната. – Он наклонил голову. – Скажи мне, как ты себя чувствуешь?

Как она себя чувствует? Коффи не ожидала этого вопроса, он обезоружил ее. Она не хотела признаваться в этом вслух, но на самом деле чувствовала себя совсем не хорошо. Голова по-прежнему раскалывалась, пустой живот крутило. В этом помещении было прохладно, и к ее коже приставала какая-то странная липкость, так что ткань платья под мышками и у шеи стала сырой. Но все это не слишком беспокоило ее по сравнению с неотступным ощущением, что она по-прежнему не помнит чего-то жизненно важного, какое-то ускользающее знание, которое неуловимо мелькает на задворках ее сознания.

– Почему я здесь? – Голос у нее был уже не такой хриплый, как раньше, но ей по-прежнему было неприятно оттого, каким слабым он казался в сравнении с голосом этого человека. В ответ на лице хозяина Тернового замка промелькнуло удивление.

– Ты не помнишь, – мягко произнес он. Коффи ощутила, как внутри скапливается настороженность, обвивая змеей ее грудную клетку и сдавливая. Ты не помнишь. Она не понимала, что он имел в виду. Это было утверждение, не вопрос. Прежде чем она успела ответить, хозяин Тернового замка продолжил.

– Хочешь знать, почему ты здесь? – спросил он громче, на этот раз явно обращаясь и ко всем присутствующим. – Это справедливый вопрос, и, наверное, не ты одна им задаешься.

Впервые с момента, как мужчина вошел в помещение, Коффи взглянула на остальных. Они по-прежнему смотрели на нее, но теперь, когда она вглядывалась в них внимательнее, она видела в их лицах скорее не враждебность, а неуверенность. На некоторых отчетливо читалось любопытство. Похоже, все они, как и она, ожидали, что произойдет дальше. Вдруг хозяин Тернового замка повернулся, вытянув руки в стороны и обращаясь ко всем.

– Дети мои. – Его голос звучал мягко. – Некоторые из вас живут в Терновом замке достаточно долго, чтобы помнить, что однажды я создал это место как личную резиденцию. – Он довольно улыбнулся. – Но оно стало чем-то намного большим. Теперь Терновый замок – это пространство для обучения, дом братства и прежде всего прибежище для тех, чьи дары и таланты могли бы иначе пасть жертвой невежества. – Он немного помолчал, давая всем проникнуться его словами. – Терновый замок – это маяк надежды для дарадж, место, где все вы можете отдыхать, зная, что вы в безопасности.

Коффи огляделась и увидела, что многие согласно кивают. Некоторые даже улыбались.

– Но у меня было еще одно желание, – продолжал он. – Я мечтал, что однажды смогу воплотить в жизнь мир, где дараджам не нужно бояться преследования и насилия просто за то, что они родились такими, какие есть. Я мечтал о лучшем мире.

Коффи заметила, какой эффект эти слова произвели на аудиторию. Многие люди в цветных одеждах наклонились вперед, словно чем ближе они были к хозяину Тернового замка и его словам, тем ближе было и их воплощение в реальность. Некоторые сложили руки, словно в молитве, а другие смотрели на него с неприкрытым благоговением. В мыслях Коффи промелькнуло воспоминание о словах, которые Макена сказала ей в спальне.

Я дараджа, как и ты.

Коффи окинула помещение новым взглядом, осознавая, что за люди стоят вокруг.

Они дараджи, – поняла она. – Все они.

– Многие годы я искал, – продолжал мужчина, – приглашал дарадж самого высокого уровня, чтобы они остались здесь, в Терновом замке, надеясь, что однажды найду того, кто обладает достаточной силой, чтобы помочь мне в этом правом деле. – Он снова медленно повернулся к Коффи. Их разделяло немногим больше метра, так что она увидела, как изменилось его лицо. В его взгляде горела яростная восторженная страсть. Она видела, как его губы выговаривают слова.

– И сегодня я рад сообщить вам, что мой поиск окончен, – сказал он. – Мы наконец-то нашли нашу избранную. Ее зовут… Коффи.

В зале раздались громогласные аплодисменты, и Коффи тут же ощутила, как у нее перехватывает дыхание. Кровь зашумела в ушах, заглушая все вокруг. Словно издалека доносились звуки аплодисментов, топот, даже радостные выкрики. Она чувствовала, что стоящие рядом Макена и Зайн смотрят на нее, но не посмотрела в ответ, боясь увидеть, что написано на их лицах. Она не могла. Во рту пересохло. С каждым ударом лихорадочно бьющегося о грудную клетку сердца она слышала отдающиеся в сознании слова хозяина Тернового замка.

Избранная. Мы наконец-то нашли нашу избранную.

В этих словах не было никакого смысла. Она не могла быть избранной для этих людей – она даже не знала, кто они. Она по-прежнему не знала, как попала сюда и почему оказалась здесь. Острая паника сжала горло, так что дышать становилось труднее и труднее. Происходило что-то очень неправильное.

Аплодисменты продолжались. Хозяин Тернового замка показал направо. Коффи с нарастающей тревогой увидела, как из группы людей в зеленом выступила девочка, держа что-то в руках.

– Подарок, – сказал он, – в честь этого непревзойденного момента.

Коффи смотрела, как девочка идет вперед. Ей было около четырнадцати. Кожа темно-коричневая, как у Коффи, а волосы заплетены в десятки косичек, украшенных золотыми бусами. На ней была темно-зеленая туника чуть ниже колен. Коффи показалось, что сама она одета чересчур пышно. Когда девочка подошла ближе, Коффи увидела, что она держит в руках букет роз на длинных стеблях. Это были самые большие, самые красные розы, которые она когда-либо видела – одна другой больше. Девочка остановилась перед Коффи и протянула цветы ей, склонив голову.

– Для тебя, – прошептала она.

Коффи взяла их – не потому, что хотела, а потому, что не знала, что еще делать. Девочка сделала реверанс и отошла, встав за спиной хозяина Тернового замка.

Избранная. Это слово будто разрасталось в голове Коффи, вытесняя другие мысли. Это неправильно, она никакая не избранная для этих людей, так почему они смотрят на нее, будто это правда? Каждый хлопок аплодисментов словно молотом бил по вискам. От болезненно-сладкого запаха роз, которые она держала в руках, подташнивало. Это было чересчур, все это чересчур. Макена и Зайн отошли, чтобы дать ей больше пространства, и она внезапно ощутила себя невероятно одинокой. Она опустила взгляд. Зрение начало туманиться. Она попробовала сфокусироваться на своих ногах, но они расплывались. Коффи сильно прикусила щеку, и острая боль помогла сосредоточиться.

Не здесь, – твердо сказала она себе. – Нельзя потерять сознание здесь.

– Коффи.

Услышав, как мужчина тихо произнес ее имя, она подняла взгляд и неожиданно обнаружила, что хозяин Тернового замка подошел еще ближе. В помещении, наполненном людьми, ей казалось, что сейчас здесь нет никого, кроме них.

– Расслабься, – успокаивающе проговорил он. – Ты теперь свободна. Ты дома.

Дом. С момента, когда она проснулась в этом странном месте, Коффи пыталась найти что-то, что поможет ей вспомнить. А в итоге оказалось достаточно одного слова. Дом. Она представила, как свет пронизывает туман, наполнявший сознание, и рассеивает его.

Дом.

Воспоминания обрушились на нее с пугающей живой четкостью. Ниточка, которую она до этого безуспешно пыталась поймать, теперь сплеталась в толстые косы, а в уме возникали картины. Дом. Лкосса. Теперь она помнила все: Ночной зоопарк, где она провела большую часть жизни, работая вместе с мамой и Джабиром; разрушительный пожар, который все изменил. Она вспомнила сделку, которую заключила с владельцем Ночного зоопарка, Баазом, и свою цель, и… джунгли. Великие джунгли.

Картины проносились в сознании все быстрее, сменяя друг друга, словно страницы книги. Она закрыла глаза, и вот она уже не стояла посреди прекрасного зала – она была на вершине самой высокой башни храма Лкоссы, в саду, куда можно было забраться через люк в полу. Боль пронзила ее, когда она вспомнила, как кричал Экон; услышала первобытный рев чудовища, которое бросилось вперед. Нет, не чудовища – девушки, превращенной в чудовище силой, которую ей пришлось поглотить; девушки, которая принесла себя в жертву, чтобы спасти город от страшной участи. Коффи теперь помнила, как ее зовут.

Адия.

Она открыла глаза и ощутила, что ноги едва держат. Люди, стоявшие вокруг, по-прежнему улыбались, хлопали, а она по-прежнему держала в руках прекрасные розы. Она ощутила, как шип впился в кожу, сглотнула желчь и посмотрела на стоявшего перед ней мужчину новым взглядом. Она узнала его – и он вовсе не был человеком. По крайней мере, ответ на один вопрос теперь у нее был.

Она поняла, кто такой хозяин Тернового замка на самом деле.

– Коффи? – Если Феду, бог смерти, и мог читать ее мысли, он наблюдал за ней, не показывая этого. – С тобой все в порядке?

– Нет.

Краем глаза Коффи заметила, как Зайн резко повернул голову в ее сторону, и одновременно с этим услышала вскрик Макены. Она повторила еще раз, громче:

– Нет.

На этот раз ее голос эхом разнесся по залу, и все замолчали. Феду наклонил голову, насмешливо глядя на нее.

– Нет? – повторил он.

– Я не ваша избранная, – сказала Коффи. – И никогда ей не буду. То, что вы делаете – неправильно, и я не собираюсь с этим помогать.

Зал наполнился тихим гулом – звуком голосов и шепота. Теперь дараджи смотрели на нее с тревогой и беспокойством. Феду поднял брови, и Коффи стало неприятно от того, насколько искренне он изображает растерянность. Он сплел пальцы.

– Я стремлюсь создать мир, где дараджи будут в безопасности, – произнес он. – Ты считаешь, что это неправильно?

– Ты хочешь не этого, – ответила Коффи. Она продолжила, изо всех сил стараясь скрыть дрожь в голосе: – Ты хочешь смерти и разрушения. – Она взмахнула рукой. – Знают ли эти люди, что ты совершал во имя своего лучшего мира? Знают ли они, как ты заставлял людей убивать за тебя, как ты воспользовался невинной девушкой?

Губы Феду изогнулись в насмешливой улыбке.

– Вот что тебе напела Певчая птичка, да? Что я ей воспользовался? – Он с неприкрытым разочарованием покачал головой: – До того, как Адия сбежала, я лишь пытался ей помочь. Я хотел, чтобы она смогла максимально раскрыть свой потенциал. Сила, которую я ей показал, делала ее красивее, могущественнее. Она становилась подобна богу.

– Она им не была. – Коффи поморщилась. – Она превратилась из-за тебя в чудовище.

Феду открыл рот, потом закрыл его. Он смотрел на Коффи почти с восхищением.

– Вот так все просто? – мягко спросил он. – Я прожил достаточно долго, чтобы знать: единственная разница между добром и злом – это восприятие, а единственная разница между богом и монстром – точка зрения.

– Ты убьешь миллионы, чтобы создать свой новый мир, – прошептала Коффи. – Ты уничтожишь целый континент.

Феду пожал плечами, и небрежность этого движения пугала сильнее, чем все, что он говорил до этого.

– Гусеница не завершит превращение, если не разорвать кокон, – так же мягко произнес он. – Прогресс всегда требует жертв.

– Говори что угодно, – произнесла Коффи сквозь стиснутые зубы. Она так сильно злилась, что ее трясло. – Держи меня здесь сколь угодно долго. Но знай – я никогда, никогда не стану тебе помогать.

Когда она это сказала, все хором ахнули, но Коффи было уже все равно. Она смотрела прямо в глаза Феду и ждала. Она ожидала гнева, ярости, может быть, даже разочарования. Но от того, что она увидела на лице бога, у нее похолодела кровь. Феду снова смотрел на нее с насмешкой.

– Это даже пугает, – сказал он, обращаясь скорее к самому себе, чем к ней. – Вы обе так отличаетесь, и все же… ты так похожа на нее. – Он погладил подбородок.

Внезапно бог шагнул в сторону с нечеловеческой скоростью – так быстро, что Коффи не успела понять, что происходит. Она услышала резкий крик, а затем с ужасом встретилась взглядом с маленькой девочкой, которая подносила цветы. Та стояла на цыпочках, почти вися на прекрасных увитых бусинами косах – косах, которые теперь были крепко намотаны на кулак Феду, держащего девочку в воздухе. По ее щекам катились крупные слезы.

– Господин! – Ее голос был тонким и отчаянным. – Пожалуйста…

– Прекрати! – Розы упали на пол, когда Коффи шагнула вперед. Она неотрывно смотрела на голову девочки и видела каждый участок кожи, где натянутые волосы причиняли боль. Ей показалось, что она даже слышит, как они рвутся.

– Прекрати, отпусти ее!

Феду лениво посмотрел на девочку и бросил ее на землю, как мешок ямса. Она всхлипывала, прижав ладони к голове. На это было больно даже смотреть. И чем дольше Коффи смотрела, тем сильнее ее мутило.

– Значит, вы и в этом похожи, – прошептал Феду. Затем он снова повернулся к Коффи и откашлялся: – Я просто бог, Коффи. – Вся доброжелательность исчезла из его голоса. – А ты умная девочка, какой когда-то была и Адия. Поэтому я думаю, что нет нужды в скрытых угрозах. Ты заключила со мной бартер. Ты предложила сделку: твоя жизнь за жизнь Адии, твое служение за ее служение. Теперь давай проясним условия нашего соглашения. Ты будешь мне подчиняться. Если нет, то за твое непокорство будут платить другие. Мы поняли друг друга?

Коффи не поднимала глаз на Феду – вместо этого она смотрела на девочку, которая по-прежнему сидела на земле. Она обхватила себя руками, и в ее глазах читалось одно: страх. Коффи был знаком этот взгляд: взрослея в Ночном зоопарке, она постоянно жила рядом с подобной угрозой. Во взгляде девочки она видела мать, Джабира, Экона.

За твое непокорство будут платить другие. Феду подловил ее. Она ощутила, как что-то внутри медленно сжалось, признавая поражение.

– Да, – как можно безэмоциональнее ответила она. – Мы поняли друг друга. – Кончики ее пальцев впились в ладони.

– Хорошо, – сказал Феду. Он осмотрелся – все дараджи теперь неотрывно глядели на него. Он улыбнулся им. – Ты забрала сияние из тела Адии, но на тебя оно, похоже, влияет иначе. Даже сейчас оно спит в твоем теле, не разрушая и не изменяя его. Это впечатляет.

Бог окинул Коффи голодным взглядом, и ей невольно захотелось укрыться.

– Думаю, ты окажешься мне очень полезна, Коффи, – продолжал он, – но сначала тебя нужно обучить, показать, как и когда пользоваться силой. Ты как тупой нож. Но не бойся – я знаю, как тебя наточить.

Коффи прикусила язык, чтобы не возразить.

– Макена позаботится о трапезе, а потом тебя ждет первый урок, – сказал он. – Можешь идти.

Можешь идти. Все кончилось так же внезапно, как и началось. Коффи отчетливо ощутила, что все смотрят на нее. Она хотела закричать, выйти из себя, сделать что-то еще – только не молча стоять на месте. Вдруг кто-то мягко коснулся ее локтя. Макена снова стояла рядом – ее лицо было непроницаемо.

– Идем, – прошептала она. – Я отведу тебя обратно в спальню.

Коффи позволила Макене вывести ее из главного зала. Зайн с ними не пошел. В каждом шаге отдавалось ощущение тревоги, но она ничего не говорила. Только когда двойные двери закрылись за спиной, она выдохнула. В мыслях по-прежнему звучали слова Феду.

Ты как тупой нож. Но не бойся – я знаю, как тебя наточить.

Они завернули за угол и вышли в коридор, по которому проходили раньше, – тот, из которого открывался вид на восточный сад Тернового замка. Макена направилась дальше, но Коффи остановилась, снова окидывая взглядом открывающийся вид. В утреннем свете капельки росы на траве блестели, как множество алмазов, а на краю поляны возвышались акации – молчаливые, непреклонные, хранящие свои тайны.

Туман тоже никуда не делся.

Коффи наблюдала за тем, как его щупальца обвиваются вокруг серых древесных стволов, словно виноградные лозы, утолщаются, окутывают их матовым серебристо-белым.

Ее так загипнотизировала эта картина, что она не сразу заметила, как из-за шипастых ветвей на нее глядит чье-то пепельно-бледное лицо.

Глава 4. Кобра и крыса

Одинокая молния рассекла тучи, как лезвие ножа, когда Экон пробирался обратно к аптечной лавке.

Резкая вспышка осветила все, что было перед ним: узкую, покрытую жидкой грязью дорогу, полуразрушенные здания по обе стороны – совсем не похоже на район Чафу. Также она подсветила истины, встретиться с которыми он был еще не готов. Он задержал дыхание, замедлил шаг, чтобы попадать в такт счету, ожидая раската грома.

Раз-два-три. Раз-два-три. Раз-два-три.

Он вспомнил прием, которому его научил Камау, когда они были еще детьми. Можно измерить расстояние до грозы в секундах – чем больше успеешь насчитать, тем дальше гроза. Он вспомнил ночь в библиотеке храма Лкоссы, когда была особенно яростная гроза и он прятался под одним из столов, так крепко вцепившись в его ножки, что у него занемели пальцы. Он вспомнил, как Камау нашел его там, вспомнил ободряющий взгляд брата.

Все в порядке, Экки, – мягко сказал он. – Молния всегда приходит первой, а гром потом. Просто подожди его.

Камау забрался к нему под стол, и, прижавшись друг к другу, они увидели, как очередная молния осветила окно. Они считали вместе.

Раз, два, три, четыре, пять.

Раздался оглушительный раскат грома. Экон вздрогнул, но Камау тут же взял его за руку, сжал пальцы.

Жди грома, – прошептал он. – Гроза пройдет.

Еще одна молния, и снова он считает.

Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять.

Второй раскат грома – но он прозвучал глуше, дальше. Экон вспомнил, какое облегчение наполнило его тогда и как тепло Камау улыбался в темноте.

Гроза всегда проходит, – сказал тогда брат. – Помни об этом.

Экон вздрогнул, когда настоящий раскат грома вернул его в реальность. Он подпрыгнул от неожиданности и тут же обругал себя за это. Вырасти уже, – сказал он себе. – Это просто гроза, бояться тут нечего. Он размял пальцы, ускоряя шаг, и поморщился, ощутив новую боль в левой руке. Он почти забыл о произошедшем, но, когда взглянул на опухшие костяшки, все вернулось: уличные гиены, девушка, ярость воображаемого монстра в груди. Сейчас монстр уснул, но Экон по-прежнему чувствовал его присутствие. Чудовище ждало – он точно не знал чего.

Свернув на улицу, которая вела к старой аптечной лавке, Экон немного расслабился. Темные тучи заслоняли исчерченное черными прожилками небо, но даже отсюда он видел лавку, втиснутую между двумя другими пустыми магазинчиками. В одном из незастекленных окон мелькнул огонек, и Экон почувствовал его тепло. Он покрепче ухватил мешок, перекинутый через плечо. В животе заурчало. Пусть вылазка на рынок прошла не совсем так, как планировалось, но, по крайней мере, он добыл нужные припасы. Если повезет, Тэмба сможет соорудить какую-нибудь похлебку. От мысли об этом его рот наполнился слюной.

Ему оставались считаные метры до аптечной лавки, но тут ее дверь открылась, и он застыл на месте. Нахмурился, мгновенно оценивая ситуацию. Он сам был еще слишком далеко, чтобы Тэмба заметила его и открыла дверь, и у нее не было никакого другого повода ее открывать, особенно когда его не было дома. Инстинкты взяли верх – он присел, прячась за грудой выброшенных кем-то ящиков. Волны тревоги окатывали его, и в сознании всплывали все новые пугающие версии. Их с Тэмбой обнаружили? Может, Сыны Шести сейчас обыскивают лавку, рассчитывая найти его? Экон немного подождал, надеясь, моля богов, чтобы сейчас он увидел обрамленный светом силуэт Тэмбы, но увидел он нечто совершенно другое. К его удивлению, из лавки вышел старик. Он был низкий, исхудавший, со светло-коричневой кожей и большой лысой головой, которая казалась слишком тяжелой для его маленького тела. Одет он был на вид небогато и двигался по-старчески скованно, но что-то в нем насторожило Экона. Он заметил, как старик оглянулся, а затем аккуратно закрыл дверь лавки за собой. Экон прищурился. Что это за человек и зачем он приходил к Тэмбе?

Вдруг небо рассекла еще одна молния. Она оказалась мощнее всех предыдущих, и в ее свете стала видна вся дорога. Экон застыл. Он не издал ни звука, но взгляд старика остановился на нем. Несколько секунд оба не говорили ни слова – похоже, каждый ожидал, что первым двинется с места другой. Старик медленно наклонил голову набок и улыбнулся.

– Восток и запад. – Старик говорил шепотом, но Экон все слышал. Волоски у него на руках встали дыбом, кожа покрылась мурашками. Старик не подходил ближе, но он по-прежнему смотрел на Экона так пристально, что стало неуютно.

– Кто ты? – Вопрос вырвался у Экона прежде, чем он успел себя остановить. Похоже, кроме них, на улице никого не было, и эхо его голоса отдалось в этой пустоте. – Что тебе нужно?

В ответ старик улыбнулся и наклонил голову.

– Одно солнце встает на востоке, – сказал он. – Одно солнце встает на западе.

Экон нахмурился и почувствовал, как кожа на лбу собирается в морщины. Старик, напротив, улыбнулся еще шире. Затем кивнул, повернулся и зашаркал по дороге прочь.

– Эй! – Экон выпрямился и закричал вслед старику. – Стой!

Старик даже не вздрогнул, не оглянулся, шагая во тьму. Экон смотрел ему вслед, пока он не исчез из виду, а затем ринулся вперед. Тяжело дыша, он подбежал к лавке и заколотил в дверь, чувствуя, будто сердце вот-вот выпрыгнет через горло.

– Экон? – Тэмба, которая стояла на коленях у крошечного очага, подняла на него удивленный взгляд. Он заметил, что она бинтует руку. Ему показалось, что он услышал напряжение в ее голосе. – Ты вернулся раньше, чем я ожидала. Получилось добыть на рынке все, что нужно?

Несколько секунд Экон неподвижно стоял в дверях. Его грудь поднималась и опускалась, и он ощутил, как где-то внутри мысленный монстр снова поднимает голову и с надеждой нюхает воздух. Нет, – сказал он этому существу. – Нет. Он сглотнул, пытаясь восстановить хотя бы подобие спокойствия. И только потом заговорил.

– Я хочу знать правду, – тихо сказал он.

Тэмба нахмурила брови. Она медленно выпрямилась, по-прежнему не выпуская ткань, которой обматывала руку. В свете очага Экон увидел, что тряпка запачкана чем-то темным, коричневато-красным.

– Правду о чем?

– Обо всем. – Как бы он ни старался, слова прозвучали жестче, чем он рассчитывал. – Я хочу знать, как получилось, что Коффи – твоя внучка. Я провел много дней с ней в Великих джунглях. Она рассказывала о своей семье, но никогда не упоминала тебя.

В глазах Тэмбы мелькнуло подобие боли. Она коснулась амулета на шее – того, который никогда не снимала. Немного помолчав, она сказала:

– Коффи – дочь моей дочери. Она не знает меня, потому что мы с ее матерью разорвали все связи, и это случилось довольно давно.

– Так, один вопрос выяснили, – сказал Экон. – А теперь я хочу знать, кто был этот человек.

– Человек? – На лице Тэмбы отразилось потрясение. – Какой человек?

– Старик, который только что вышел.

Она покачала головой, но вышло неубедительно.

– Не было никакого…

– Я видел его! – Экон не собирался повышать голос, и то, как прозвучали эти слова, удивило его самого – но сдержаться не смог. Он проголодался, выбился из сил и больше всего устал от того, что ему врут. Камау врал ему. Кухани врал ему. Брат Уго врал ему. Еще одну ложь он не вынесет.

Несколько минут Тэмба задумчиво смотрела на него. Экон видел, что в ней борются несколько эмоций, и неясно, какая победит. Он видел и непокорство, и усталость. В конце концов последняя победила. Тэмба вздохнула.

– Его называют Сигиди, – тихо произнесла она.

Сигиди. Это имя ему ничего не говорило, и все же от его звучания по спине пробежала дрожь. Он слишком хорошо помнил, как старик посмотрел на него, какое чувство узнавания читалось в его взгляде. Восток и запад, – сказал старик, но эти слова тоже ничего не говорили Экону. Он покачал головой:

– Зачем он приходил?

– Дай мне продукты, – сказала Тэмба. Экон подчинился не сразу, и она закатила глаза: – Можем обсудить это все голодными, а можем на сытый желудок. Умеешь измельчать овощи?

– Измельчать?

Она бросила на него язвительный взгляд и кивнула на нож, лежащий у очага. Он был слегка затуплен, и Экон заметил, что рядом лежит еще один. Красные пятнышки на его лезвии было ни с чем не спутать. И снова он взглянул на перевязанную руку Тэмбы, но в лице старухи читалось нетерпение. Так что Экон закрыл дверь, и они оба уселись перед очагом. Пока он, взяв первый нож, начал нарезать морковку, Тэмба налила воду в небольшой горшок, который нашла в кладовке, и осторожно повесила его на крючок над огнем. Она долго смотрела в пламя, прежде чем снова заговорить.

– Сигиди – дараджа. – Тэмба взяла палку и поправила угли. – И у него очень необычные способности.

Дараджа. Это слово для Экона значило многое. Не так давно он не верил, что дараджа – люди, которые умеют призывать энергию земли и манипулировать ей, – вообще существуют. Теперь, за последние две недели, он встретился с тремя, если считать Тэмбу.

– И в чем заключаются его способности? – спросил он.

– Он способен видеть то, чего не могут видеть другие, – объяснила Тэмба. – Мы давно знаем друг друга, так что я спросила, не может ли он помочь найти мою внучку. – Она взглянула на запачканный кровью нож. – Он сказал, что сможет, но нужно за это заплатить.

Глаза Экона расширились.

– Он заставил тебя порезать руку? Какое варварство.

Тэмба посмотрела на него, словно он сказал что-то неуместное.

– Следи за языком, юноша, – резко ответила она. – В особенности если говоришь о том, про что мало знаешь. – Она снова показала на нож. – Мы с Коффи – кровная родня, мы связаны по прямой материнской линии. Наша кровь едина, так что Сигиди использовал мою, чтобы найти ее. Это не варварство, это необходимость.

Экон какое-то время пристыженно помолчал.

– И это сработало?

Тэмба кивнула:

– Я передала ему, что ты рассказал о Феду и другой дараджа, которой ты помог.

– Адия, – перебил Экон. – Ее звали Адия.

Тэмба сжала губы.

– Сигиди сказал, Коффи с богом смерти, в его владениях.

У Экона замерло сердце.

– Где это?

– Где-то на юге, в регионе Кусини, – сказала она. – Пешком добираться довольно долго.

Экон тут же вскочил, забыв и про нож, и про морковку.

– Чего мы ждем? – У него пересохло во рту, а в руках появилась неуемная энергия, не дававшая держать их спокойно. Он забарабанил пальцами по ноге. – Идем же.

– Не так быстро, юноша. – Тэмба не сдвинулась с места. Она снова глядела в огонь. Неспешным движением она взяла морковку, которую он нарезал, и высыпала в кипящую воду. – Я дараджа, а ты в розыске. Если нас поймают твои братья, это плохо кончится.

«Бывшие братья», – подумал Экон.

– У нас не получится просто и непринужденно выйти из города, – продолжала она. – Нам понадобится помощь.

Экон нахмурился:

– И у тебя есть кто-то на уме?

Впервые с того момента, как он вошел в лавку, Тэмба улыбнулась. В ее глазах появился блеск.

– На самом деле есть.

Когда Экон через несколько часов вышел из аптечной лавки, в воздухе ощущалась прохлада.

Он окинул взглядом улицу, чтобы убедиться, что она пуста. Они с Тэмбой решили подождать раннего вечера, прежде чем выдвигаться. Пока что, казалось, удача благоволила им: дождь кончился, по крайней мере, на какое-то время, только в воздухе висел тяжелый запах озона. Тучи исчезли, и, присмотревшись, Экон мог различить черные нити, протянутые между звездами. Он проглотил комок в горле. Не так давно они с Коффи смотрели на эти трещины в небе, когда были в Великих джунглях. Он назвал эти отметины шрамами, но Коффи считала иначе.

Может, и в шрамах есть своя красота. Может, они напоминают о том, с чем мы столкнулись – что мы пережили.

Пережили. Экон по-прежнему помнил последний раз, когда видел лицо Коффи. Она выглядела решительной, но он заметил ее страх, словно она пыталась быть мужественной, но едва справлялась. Он не хотел думать о том, что с ней сейчас.

Мы идем, Коффи. Он постоянно повторял эти слова, потому что пока больше ничего не мог сделать. Мы придем за тобой. Держись.

– Готов?

Экон обернулся. Тэмба высунулась из лавки, держа в руке сумку.

– Готов.

– Хорошо, – сказала она. – А теперь идем, и не отставай.

Они прошли по извилистым улочкам и переулкам района Чафу, не перекинувшись ни словом. Тэмба показывала дорогу. Идя следом, Экон заставил себя сосредоточиться на скрипе сырой земли под ногами, а не на том, как здешние здания будто нависают над ними. Лкосса была его домом – единственным городом, который он знал, и все же в местах, как это, он чувствовал себя будто в другом мире. Он попытался считать шаги, чтобы избавиться от свернувшегося в груди дурного предчувствия, но это не помогало. Даже от чисел не было толка.

Двести шесть, двести семь, двести…

Он выругался, когда под ноги попалась яма и он, споткнувшись, чуть не упал. Тэмба не остановилась.

– Не отставай, юноша. – Словно призрак, она двигалась вперед, беззвучно шагая, в одно мгновение пересекла освещенную факелами улицу, а затем снова скрылась в тени. Экон, впечатленный этим трюком, двинулся следом. Он не ожидал, что старуха окажется такой быстроногой. Когда глаза привыкли к темноте в переулке, куда они свернули, он осознал, что Тэмба остановилась. Она ощупывала пространство вокруг, касаясь кончиками пальцев глинобитных стен. Она повернулась, и Экон увидел, что она хмурится. С раздраженным видом она сунула руку в карман туники и достала маленький мешочек монет. Встряхнула его так, что раздался звон.

– Мвонго. – Она снова встряхнула мешочек. – Выходи, – прошептала она. – Я знаю, что ты здесь.

Экон чуть не подпрыгнул, когда человеческий силуэт отделился от стены в нескольких метрах дальше по переулку. Он приблизился, и Экон разглядел молодого кудрявого мужчину с покрытым щетиной подбородком. Коричневые щеки впали, глаза ввалились, но он широко улыбался.

– Какая неожиданность. – Голос у него был сухой и тонкий, как скрип тростника. – Кобра и Крыса встретились в одном переулке. – Он шагнул вперед, словно присматриваясь. – И правда сюрприз.

– Экон. – Тэмба отвернулась от мужчины. – Это… мой знакомый, Мвонго.

Мужчина улыбнулся еще шире:

– Друзья называют меня Крысой.

Экон застыл, глядя, как Мвонго обходит Тэмбу. Когда он оказался рядом с ним, Экон прищурился, всматриваясь в его лицо.

– Я что-то путаю? Или я тебя уже где-то видел?

– Не обращай внимания на его лицо, – резко произнесла Тэмба и взглянула на Экона: – Мвонго нам поможет.

– Правда? – Мвонго – Крыса – с удивлением посмотрел на нее. – С какой это стати?

Тэмба закатила глаза:

– Потому что я говорю на твоем языке. – Она бросила ему мешочек с монетами, который Крыса ловко поймал и тут же взвесил на ладони.

– Ты умеешь договариваться, – пробормотал он, а потом снова поднял на нее взгляд. – Что тебе нужно?

– Покинуть Лкоссу сегодня, – сказала Тэмба. – Незамеченными.

Мвонго спрятал мешочек, а затем задумчиво погладил подбородок.

– Патрули воинов повсюду, – произнес он, размышляя вслух. – Они кого-то ищут, и ходят слухи, что один из них недавно сбежал из их рядов. – Он многозначительно посмотрел на Экона. – И награда… существенная.

– Мвонго. – Тэмба бросила на него яростный взгляд, и Экон замер. Что-то в ее взгляде изменилось, хотя он не мог точно сказать, что именно. Мвонго, похоже, тоже почувствовал это и выпрямился.

– Ладно-ладно! – Он поднял руки. – Воины пусть патрулируют, мы их обойдем. Из города ведут две главные дороги.

– Одна – через западную границу, – вмешался Экон, – и одна – через южную.

Мвонго кивнул.

– Южным путем можно выбраться из Лкоссы быстрее, – сказал он. – Но до западного нам ближе. У меня есть друг, который работает на телеге с навозом, он вывозит его из города каждую ночь. – Он посмотрел на небо. – Если мы будем двигаться быстро, то сможем его догнать, и он вас провезет. Приятной поездку не назвать, но задача будет решена.

Экон в растерянности посмотрел на Тэмбу, но выражение ее лица не изменилось. Она кивнула, а затем повернулась к нему:

– Это наш шанс, юноша. Готов?

Экон стиснул губы и нахмурился. Переулок был слишком тесный, и отойти, чтобы поговорить наедине, было некуда, так что он посмотрел на Тэмбу и сказал напрямую.

– Мне это не нравится, – честно произнес он. – И я ему не доверяю.

Если Мвонго и оскорбился, он этого не показал. Его рот изогнулся в неприятной ухмылке, и Экон увидел, что у него не хватает нескольких зубов.

– Я заметил, людям редко нравятся крысы, – сказал он, – но вот что я тебе скажу. – Он наклонился ближе, и Экон почуял запах табака в его дыхании. – Крысы – ловкие, изобретательные, умнее, чем многие считают. Они знают, как пробраться даже по самым грязным улицам. Я не требую, чтобы ты доверял мне или уважал меня, юноша, но сегодня я тебе нужен. Прими мое предложение или уходи. Лучшего за эту цену ты не найдешь.

Стиснув зубы, Экон смерил взглядом Мвонго. Тот был примерно такого же телосложения, как он сам, но на несколько сантиметров ниже. Вряд ли он был сильно старше. И все же Экон невольно почувствовал себя так, будто ему достались плохие карты. Мвонго хитро прищурился, словно соглашаясь. Лицо Тэмбы оставалось почти непроницаемым, но на мгновение она дала маске соскользнуть, и Экон разглядел за ней подлинные эмоции. В ее глазах читались мольба и отчаяние. И тогда он понял. Он больше всего на свете хотел найти Коффи – но и она тоже. Он узнал это отчаяние, потому что и сам его ощущал. И именно это подтолкнуло его к принятию решения. Именно это заставило его сказать:

– Хорошо. Идем.

Удача, которая благоволила им, когда они вышли из аптечной лавки, похоже, покинула их теперь, когда они вышли из переулка и двинулись по другой дороге, следуя указаниям Мвонго. Экон взглянул на небо и заметил, что тучи возвращаются – тяжелые и раздувшиеся, – явно надвигался ливень. Он надеялся, что к моменту его начала они уже доберутся до телеги. Мысль о том, что он покинет Лкоссу среди мешков с дерьмом, была ему совсем не по душе, но, если благодаря этому им удастся выбраться, он готов смириться. Это на один шаг приблизит их к Коффи, к тому, чтобы ее спасти.

Мы идем, Коффи. Держись.

Мвонго взглянул налево и направо, а потом показал в сторону одной из рыночных улиц. Она была забита пустующими торговыми палатками, а вот людей там не было. Экон вдохнул запах сена и навоза. На земле валялись куриные перья и несколько разбитых яиц. Днем здесь явно торговали скотом. Экон наморщил нос. В нескольких метрах он заметил стоящую посреди дороги повозку. Мвонго тоже ее увидел и вдохнул сквозь стиснутые зубы.

– Старый дурак, наверное, отошел напоить мула, – сказал он, покачав головой. – Подождите тут, я его найду.

Нахмурившись, Экон посмотрел вслед Мвонго, который завернул за угол и исчез. Тэмба сбросила со спины мешок и воспользовалась минутой отдыха, чтобы прислониться к стене. Раньше его впечатлила ее скорость, но теперь он видел, чего это стоило: она выглядела крайне уставшей.

– Не переживай за меня. – Она взмахнула рукой, заметив его взгляд. – Я переведу дыхание, когда заберемся в повозку.

Экон снова посмотрел на телегу, стоявшую посреди дороги. Из-за сгустившихся облаков лунного света почти не было, так что различить детали издали было невозможно. Прищурившись, он шагнул ближе.

– Экон?

Из-за его плеча донесся шепот Тэмбы, но Экон не стал оглядываться и подошел еще ближе к повозке. Теперь он понял, что изначально привлекло его внимание: в ней ничего не лежало. Он не помнил, что сказал Мвонго – телега собирает навоз или развозит его? Он медленно обошел телегу, держась примерно в метре от нее. Сердце быстрее забилось в груди, когда он различил детали – то, чего издали было не разглядеть. Древесина промокла, словно телега простояла здесь уже некоторое время, а не несколько минут. Металлические оглобли заржавели, доски потрескались. Опустив взгляд, он заметил, что у одного из колес сломана ступица[3]. Эту телегу не использовали несколько недель, а может, и дольше. Экон поднял взгляд, ощущая, как ужас тяжелым камнем упал ему на сердце.

– Тэмба! – крикнул он. – Беги, это…

Слова застряли в горле, когда он увидел, как за спиной Тэмбы на улице появляются еще люди – с кинжалами-ханджари на поясах. У него пересохло во рту, когда он заметил рядом еще одного человека. Мвонго. Он посмотрел Экону в глаза и пожал плечами:

– Прости, парень.

Не говоря ни слова, Экон поднял взгляд и увидел Сынов Шести.

Игра на выживание. Бинти

Думаю, мама – полубог.

У меня, конечно, нет никаких убедительных доказательств – только отдельные ниточки, которые сверкают золотом, если посветить на них под правильным углом. Иногда, когда мне скучно, я наблюдаю за мамой издалека и представляю, будто она – давно потерянная дочь Амакойи, богини воды, у которой торс женщины и зеленый чешуйчатый хвост вместо ног. В другие дни, когда мама выходит из себя, я воображаю, будто она на самом деле дочь бога Тиембу, повелителя великих западных пустынь.

Сегодня мама несет на голове глиняный кувшин с длинным узким горлышком и толстыми ручками по бокам, похожий на женщину с руками на поясе. В это время дня жара удушающая, у мамы на лбу собираются маленькие капельки пота, они блестят на ее темно-коричневой коже, но мама все равно двигается, как опытный танцор, гибко и текуче. Заметив, что я за ней наблюдаю, она улыбается:

– Все в порядке, Бинти?

Я собираюсь кивнуть, но тут же спохватываюсь. Я ведь тоже пытаюсь удержать на голове кувшин. Он меньше, чем у мамы, но нести его так же сложно. Я осторожно ускоряю шаг, чтобы идти не следом за ней, а рядом, а потом подстраиваюсь, чтобы шагать в такт. Голову прямо, плечи назад.

Я хочу быть как она.

Ноздри заполняет запах свежих фруктов – мы идем дальше, по улицам Кази, маленького жилого района, выделенного для сборщиков урожая и рабочих. Здесь живут бедняки – но это заметно только опытному взгляду. На углу одной из запыленных улиц, мимо которого мы проходим, молодой мужчина продает варенье и маринованные овощи, но только по-настоящему внимательный человек заметит щербинки на некоторых банках. Женщины разного возраста сидят на обочине и болтают. Некоторые из них продают дешевые вещицы и еду, другие держат между коленями извивающихся детей, расчесывая, закручивая и заплетая волосы во всевозможные прически. Здесь, в Кази, хорошие плетельщики причесок, но лучшие работают на рынке.

Мне нравится рынок.

Когда мы доходим до границы района Кази, воздух меняется. Мы вливаемся в поток людей, которые направляются к центру города. Лкосса никогда не будет такой, как прежде, до Разрыва, но это по-прежнему центр экономики и торговли для всего востока. Я вдыхаю и на этот раз не просто ощущаю смесь запахов приправ, сложенных в мешки в лавках. Я буквально чувствую вкус тмина, иры[4] и черного кардамона. Мы следуем естественному течению толпы, пока оно не выносит нас к самому сердцу рынка. Здесь множество людей – фермеры, горшечники, купцы, – и продают они все, что угодно. Здешний шум – как особая песня, хор возгласов, смеха. Жизни.

Мы пробираемся мимо лавок, пока не достигаем городских колодцев. К ним выстроились очереди – все ждут возможности набрать воды. Мама тихо вздыхает.

– Много времени не понадобится, – обещает она. – Скоро мы уйдем отсюда. – Изящным движением она стирает ладонью пот со лба, и я замечаю браслет на ее руке. На самом деле браслет — это громко сказано. Он не красив – дешевое серебро, из которого он сделан, потемнело, края выдают грубую отливку, но я понимаю – она носит его не ради красоты. Мамин браслет – не украшение, а способ идентификации. Такие, как она, дараджа, должны носить его всегда. В такие моменты, когда смотрю на мамин браслет, я вспоминаю, что она вовсе не полубог. Ее смертность – часть ее, как крылья – часть ласточки. В ней есть что-то, полностью принадлежащее этому миру, приземленное. И я за это благодарна. Представить не могу, какой бы была моя жизнь без нее.

Я не сразу ощущаю обращенный на меня взгляд – это похоже на то, как ощущаешь жука, ползущего по руке или шее, – но, повернувшись, вижу их: три девочки примерно моего возраста наблюдают за мной. Их лица непроницаемы, и чем дольше они на меня смотрят, тем менее комфортно я себя ощущаю. Мне хочется осмотреть себя, чтобы понять, что же они рассматривают, но кувшин по-прежнему у меня на голове. Может, у меня пятно на одежде или кусок коровьей лепешки пристал к ноге?

Сердце сбивается с ритма, когда через некоторое время одна из девочек шагает в мою сторону. Она подходит ближе, и я понимаю, что она не сильно старше меня. И все же что-то в ее походке заставляет меня смутиться и почувствовать себя младше. Кожа у нее на тон светлее моей, а короткие рыже-коричневые волосы заплетены во множество узелков-банту, расположенных идеально симметрично. Видно, что этой девочке волосы заплетают не в районе Кази. Она не бедная.

– Сколько тебе лет? – Она останавливается передо мной и бесцеремонно задает вопрос. Выражение ее лица сложно понять.

– Пятнадцать. – Похоже, этот вопрос – проверка, смысла которой я не понимаю. Проходит несколько секунд, девочка окидывает меня взглядом.

– Откуда у тебя это платье? – спрашивает она.

Я так удивлена, что едва не забываю о кувшине и пытаюсь опустить взгляд. Платье на мне – выцветшее, бледно-фиолетовое, а по краю я вышила мелкие цветы. Я и не думала, что оно заслуживает внимания.

– Я… – Язык заплетается. – Я сама его сделала, – тихо отвечаю я.

Проходит мгновение – девочка вскидывает брови. Потом – это ни с чем не спутать – по ее лицу становится видно, что она явно впечатлена.

– Ты сама делаешь одежду. – Это не вопрос, похоже, она просто размышляет вслух. – Как интересно. – Еще одна пауза, потом она поднимает взгляд. – Получается красиво.

Несмотря на утреннюю жару, я чувствую, как вспыхивают щеки.

– Спасибо.

Теперь подходят и две другие девочки – на их лицах читается та же заинтересованность. Они обе задают мне тот же вопрос, а потом представляются – Некеса и Чакойя. Первая говорит, что ее зовут Узома.

– У нас есть доска для оварэ, – говорит она. – Хочешь поиграть с нами?

И тут происходит нечто странное – впервые за всю свою жизнь я чувствую притяжение к чему-то, кому-то, кроме матери. Больше всего на свете я хочу быть как она, но…

Я хочу быть вместе с другими.

Я боюсь смотреть на маму, но все-таки поднимаю взгляд – и вижу, что она улыбается. Она с легкостью снимает кувшин с моей головы и, хотя я никогда в этом не признаюсь, мне нравится легкость, которую я ощущаю, когда его нет. Я растираю шею, и мама кивает:

– Иди, Бинти. Я буду тут.

Она не знает, что для меня значат ее слова – насколько они важны, какую власть надо мной имеет ее одобрение. С моих плеч падает еще один груз – и я свободна. Не говоря больше ни слова, я бегу вместе с Узомой и другими девочками через площадь. Мы сбиваемся в кучу, и Некеса показывает мне доску для оварэ. Это маленькая плоская деревянная пластина с двенадцатью маленькими ямками, которые расположены парами – по шесть вдоль каждой из длинных сторон. По бокам, у коротких сторон, ямки покрупнее – в них сложены большие ярко окрашенные камушки. Слева камушки нефритово-зеленые, справа – сапфирово-синие.

– Умеешь играть? – спрашивает Некеса. Она выше Узомы, у нее тонкие заостренные черты лица, а волосы заплетены в тщательно уложенные вдоль головы «кукурузные» косички с белыми бусинами на концах.

Лицо снова заливает жар. Оварэ – достаточно популярная игра в Лкоссе, в нее играют маленькие дети и старики, но мне не довелось выучить правила. Я смущенно качаю головой.

– Все очень просто, – объясняет она. – Эти маленькие ямки на доске называются домами, в каждый кладут четыре камня. – Она берет горстку зеленых камней и начинает их кучками складывать в каждый дом. – Ямы покрупнее на концах доски называются счетными. Тебе нужно сложить все свои камни в мою счетную яму, прежде чем я сложу свои в твою. Простая игра на стратегию.

На самом деле звучит не так уж просто, но все девочки выжидательно смотрят на меня. По их взглядам я понимаю, что это еще одна проверка, слышу немые вопросы. Я такая же, как они, или другая? Я еще интересная или уже стала скучной? Я сглатываю и, когда Некеса заканчивает раскладывать камни, киваю.

– Я готова.

Она делает первый ход.

Я наблюдаю за тем, как она берет четыре зеленых камушка и замирает, рассматривая доску. Затем быстро бросает их, раз-два-три-четыре, в новые дома – так, что первый остается пустым. Кивает мне.

– Твой ход.

Я делаю глубокий вдох и беру горстку сапфировых камушков. Конечно, я знаю, что на самом деле они не из сапфира – скорее всего, обычные камни, которые раскрасил какой-то местный ремесленник, – но мне почему-то кажется, что в моих руках они драгоценны и я обязана класть их аккуратно. Как и Некеса, я некоторое время рассматриваю доску, стараясь понять, куда лучше всего класть камушки, чтобы четвертый не оказался на ее стороне. Затем я делаю ход, позволяя маленьким камушкам выскользнуть между пальцами в их новые ямки. Некеса сжимает губы.

– Это был… хороший ход.

Мы продолжаем, по очереди беря камни и распределяя их по новым домам. Другие девочки ничего не говорят, пока мы ведем нашу молчаливую войну, словно полководцы. Постепенно я нахожу ритм. Некеса была права, когда сказала, что оварэ – стратегическая игра, но одновременно это и игра на выживание, а такие игры мне знакомы слишком хорошо. Мы с мамой играем в них каждый день: когда нам не хватает денег на оплату жилья, когда у нас мало еды, когда становится холодно. Я играю в эту игру всю свою жизнь.

– Ты выиграла. – Я слышу в голосе Некесы недоверие. Она отклоняется и рассматривает доску, словно ожидая, что я обхитрила ее.

Мир вокруг медленно обретает четкость, и я вижу, что Узома и Чакойя по-прежнему сидят рядом. Они обе широко улыбаются мне, хлопают, и теперь я вижу в их глазах одобрение, смешанное с завистью. Сердце снова сбивается с ритма, но на этот раз не от страха. Нет, это новое чувство, и только через несколько секунд мне удается найти для него название – радость. Это не совсем похоже на то, что я чувствую, когда мама удивляет меня фруктовым пирогом с рынка. Нет, это нечто другое. Впервые в жизни я наслаждаюсь тем, что мне завидуют. Я осознаю, каково это – когда тебя замечают, когда ты интересна другим дольше чем на несколько секунд.

Мне это нравится.

Но радость мимолетна, это я уже хорошо усвоила. Все равно что набрать воду в сложенные чашечкой ладони – она просачивается сквозь щели, как бы крепко ты ни сжимала пальцы, надеясь сохранить ее.

Я отчетливо ощущаю момент, когда радость ускользает.

– Стой!

Плечи напрягаются, когда я слышу голос, перекрывающий обычный для рынка шум, – громкий и жесткий, как удар кнута. Повернувшись, я вижу, что голос принадлежит мужчине в небесно-синем кафтане с золотым поясом на талии. Кожаные сандалии блестящие и новые, а темные курчавые волосы идеально подстрижены с боков. Даже не видя золотого кинжала-ханджари у него на поясе, я знаю, кто это – что это за человек. Это один из Сынов Шести, священный воин, защитник правопорядка. Хотя солнце по-прежнему печет, по телу пробегает холодок. Я не доверяю Сынам Шести. Они считают себя воплощением чести и справедливости, но у меня о них другое мнение. Я крепко стискиваю зубы, когда на площадь следом за первым выходят еще несколько воинов, чувствую, как напрягается все тело. Но воины смотрят не на меня.

Они смотрят на маму.

– Стой! – Первый воин, видимо, лидер, повторяет команду, хотя мама и так не двигалась с места. Все вокруг застыли, никто не произносит ни слова. В этой жуткой тишине я ощущаю предчувствие беды и смотрю маме в глаза. Она стоит перед колодцем, по-прежнему держа мой кувшин в руках, а свой на голове. Воин подходит к ней, натужно улыбаясь и сверкая белыми зубами. Он напоминает мне гиену, которая выслеживает добычу.

– Господин. – Мне не разглядеть маминого лица, но ее поза меняется. Голову прямо, плечи назад. Она не отступает, когда воин останавливается перед ней, и по тому, как он хмурится все сильнее, я понимаю, что ему это не нравится. – Какая-то проблема? – спокойным голосом спрашивает мама.

Воин выпрямляется во весь рост и отвечает, глядя на маму сверху вниз:

– Дараджам теперь запрещается пользоваться центральными городскими колодцами. Тебе придется брать воду где-то еще.

Я вскакиваю на ноги. Предчувствие беды перерастает в неприкрытую тревогу. Она пульсирует внутри, и я слышу, как пульс отдается в ушах. Никто не произносит ни слова. Уверена, Узома, Некеса и Чакойя по-прежнему сидят, склонившись над доской для оварэ, но на них я не смотрю. Я все еще не могу разглядеть мамино лицо, но слышу страх в ее голосе.

– Это… я никогда не слышала такого правила. – Ее голос дрожит.

– Кухани ввел его вчера вечером, – сообщает воин. – Если вашему отродью нужна вода, идите к колодцам на западной границе.

Мое лицо кривится. В западной Лкоссе находится район Чафу, место несимпатичное и небезопасное. И идти от дома намного дальше. Отправлять дарадж за водой туда – это настоящее наказание.

– Я… я… – Мама запинается. – Но это…

– Шевелись, – грубо произносит воин. Он больше не улыбается, его глаза мрачно сверкают. – Если не хочешь проблем.

Мама выпрямляется. Я слышу в ее голосе гнев:

– Что ж, очень хорошо.

Она отходит от колодца и воина, но Сын Шести хватает ее за руку. Время словно замедляется, и я вижу, как мама теряет равновесие. У меня внутри все сжимается. Высокий кувшин у нее на голове качается один раз, другой, затем соскальзывает и разбивается на миллионы кусочков. Мама издает негромкий звук – что-то среднее между вскриком и всхлипом. Она дергается вперед, словно пытаясь поймать осколки, но воин по-прежнему держит ее за руку. Он дергает ее, заставляя приблизиться.

– Научись уважать высших, женщина, или наживешь проблем.

Я по-прежнему стою на другом конце площади и смотрю на маму. Я жду. Я знаю, что будет дальше. Мама ответит этому идиоту от души. Не в первый раз. Я видела, как мама устрашала мужчин в два раза больше ее одним уничижительным взглядом. Я видела, как она разделывалась с парнями вполовину младше ее, которые пытались залезть в ее карманы на городских улицах. Я видела, как мама делает и другие вещи – такие, на которые способны только дараджи, – с людьми, которые пытались причинить ей вред. Я жду, что мама сделает что-то, чтобы этот воин пожалел, что с ней встретился.

Но она молчит.

Наконец она разворачивается. Теперь она совсем не похожа на полубога, каким я ее иногда воображаю. Наоборот, она кажется болезненно маленькой и хрупкой. Мой кувшин она по-прежнему держит в руках.

– Бинти. – Она произносит мое имя шепотом, но я отчетливо его слышу. – Идем.

Я подчиняюсь, чувствуя, как все вокруг смотрят на меня. Совсем недавно я бежала к Узоме и остальным, чтобы поиграть с ними, и ноги казались легкими как перышки. Теперь все тело стало тяжелым. Кажется, будто у меня уходит сотня лет, чтобы преодолеть пространство между нами, и как раз перед тем, как я подхожу к матери, я ощущаю укол боли в стопе. Опустив взгляд, я замечаю осколок кувшина, который проскользнул в щель поношенных сандалий и рассек мягкую кожу ступни. Я смотрю на порез, вижу, как темная кровь сочится из него, собираясь на подошве сандалии. Я жду, что вот-вот придет боль, но вообще ничего не чувствую.

Мама подходит ближе, и я молча забираю у нее кувшин. Я не смотрю на нее и больше не пытаюсь поставить его на голову. Этот небольшой кувшин, вполовину меньше разбитого – единственная емкость, в которой мы теперь можем носить воду. Мы не можем рисковать, чтобы с ним что-то случилось в этот сезон.

Никто не нарушает тишины, пока мы уходим с площади. Мама держит голову высоко, а я слегка хромаю. Я опускаю взгляд, но даже не оглядываясь по сторонам, ощущаю, как все смотрят на нас – и в этих взглядах притаились жалость и настороженность. Посмотрев назад, мимо осколков кувшина, лежащих на земле, я вижу, как Узома и остальные девочки смотрят мне вслед. В их лицах больше нет любопытства и заинтересованности. Их сменило общее отвращение – словно ветер донес до них одну и ту же вонь.

Я знаю, что больше они не попросят меня поиграть с ними в оварэ.

Как только мы уходим с площади, жизнь возвращается. Когда мы заворачиваем за угол, до меня доносятся крики торговцев, называющих свои товары, детский смех, визг играющих в догонялки. Лкосса живет дальше, как обычно. Я дожидаюсь, пока мы отойдем достаточно далеко, и только тогда задаю вопрос, который все это время вертелся у меня на языке.

– Мама, почему это происходит? Почему Кухани заставляет дарадж брать воду из западных колодцев?

Мама отвечает не сразу:

– Потому что может.

– Значит, – не отступаюсь я, – мы и правда больше не сможем брать воду в центральных колодцах?

– Нет. – Мамин голос звучит покорно, отстраненно. – Не сможем.

Когда слова срываются с ее губ, они кажутся более реальными, окончательными. Слезы застилают глаза, но я не позволяю им упасть. Мама не плачет, значит, и я не буду. Я хочу быть как она.

Но тут на границе сознания мелькает еще одна мысль. Сначала я игнорирую ее, но она извивается и сверкает, как лишняя нитка в гобелене, которую так и хочется выдернуть. Это еще один вопрос.

– Мама, – медленно спрашиваю я, – нам обеим запрещается использовать центральные колодцы?

Впервые с того момента, как мы вышли с площади, мама останавливается и смотрит на меня.

– Что ты имеешь в виду?

– Я… – Под ее взглядом мне неловко это произносить. – Тот воин сказал, что дараджам нельзя использовать колодец, но… я ведь не дараджа, значит, я могу им пользоваться, так?

Я вижу, как что-то в мамином лице медленно меняется. Губы сжимаются в тонкую линию, прекрасные карие глаза прищуриваются. Она наклоняет голову и сводит брови, словно впервые по-настоящему видит меня.

– Если хочешь ходить к колодцам, где мне не рады, я не запрещаю. – Она говорит тихо, но я слышу в этих словах скрытый вызов, тайное испытание. Я быстро качаю головой:

– Нет, мама. Я не хочу. Я хочу остаться с тобой.

Тут же ее лицо расслабляется. Она снова похожа на полубога, сияющего в лучах солнца. Она улыбается мне, и я тоже расслабляюсь.

– Идем, – говорит она, снова трогаясь с места. – До колодцев у западной границы не так и далеко.

Я подчиняюсь ей – не потому, что обязана, а потому, что хочу. Я хочу быть такой же, как мама, но впервые в жизни понимаю, что это будет непросто, потому что мы не одинаковые.

Я понимаю это в первый, но не в последний раз.

Глава 5. Пять благородных ветвей дарадж

Солнце сияло. Однако Коффи не ощущала его тепла.

Она тихо шла по коридорам Тернового замка, словно стараясь не нарушить их сон. Впереди шагала Макена, слегка не в такт, но вместе их шаги складывались в идеальный ритм, раздающийся в тишине. Коффи хотелось, чтобы здесь было больше звука. Тишина оставляла слишком много времени для размышлений, слишком много возможностей, чтобы снова прокручивать в голове все, что она увидела за последний час.

С каждым шагом расстояние между ней и главным залом увеличивалось, но когда она закрывала глаза, то снова оказывалась внутри, снова в мучительных подробностях видела все происходящее. Она видела дарадж, разделившихся по цветам, вспоминала, как они смотрели на нее, видела эмоции на их лицах – страх, настороженность, неприкрытое любопытство; все это было более чем неприятно. Она вспомнила одну из дарадж – девочку в зеленой тунике – ту, которая преподнесла ей жуткие розы Феду. Было слишком легко вспомнить выражение ужаса, которое мгновенно наполнило ее глаза, когда Феду поднял ее за косы, просто потому что мог. Он перешел к насилию с нечеловеческим равнодушием, с отработанной легкостью. Каждый раз, когда она вспоминала об этом, у нее сжимался желудок.

Ты как тупой нож. Но не бойся – я знаю, как тебя наточить.

Обещание Феду отдавалось в сознании, повторяясь снова и снова, как мелодия уличного музыканта. Каждый раз, когда Коффи вспоминала об этих словах, о том, что за ними скрывалось, ее снова и снова пробирала дрожь. За прошедший час она увидела и услышала так много ужасных вещей, но было еще одно, отчего по спине пробегал холодок.

Лицо. Она только что видела лицо в Туманном лесу.

По крайней мере, ей так показалось – оно исчезло так же быстро, как и появилось. Коффи изо всех сил пыталась восстановить его в памяти. Ей показалось, что она разглядела продолговатые очертания между изогнутых деревьев, силуэт того же беловатого оттенка, что и туман, но более четкий. Она смотрела в окно, деревья были слишком далеко, чтобы разглядеть точно, но она решила, что заметила что-то, отдаленно похожее на глаза, и грубый разрез там, где мог быть рот. Лицо оставалось видимым лишь секунду – слишком мало, чтобы понять, принадлежало ли оно мужчине, женщине или ребенку. Чем дольше Коффи думала об этом, тем меньше она была уверена в том, что вообще видела чье-то лицо. Она снова посмотрела на Макену, которая шла немного впереди. На мгновение она подумала, может быть, та тоже видела лицо, но… Нет. Коффи решила не спрашивать. Не было никаких доказательств, что она действительно видела лицо в Туманном лесу, а не просто слишком устала. За одно утро здесь она и так превратилась в аномалию – Феду сказал всем дараджам в главном зале, что она избранная. Не стоит подливать масла в огонь.

Когда они подошли к спальне, Макена вошла первой. Коффи остановилась у входа, наблюдая, как она усаживается на диван в углу комнаты, аккуратно прикрывая ноги желтым платьем. В ее движениях было природное изящество, которого, Коффи знала, никогда не будет у нее самой. Она окинула взглядом остальную часть помещения. Поднос с едой по-прежнему стоял на столике у кровати, и на этот раз, посмотрев на него, Коффи не смогла сдержать урчания в животе. Макена подняла взгляд:

– Тебе нужно поесть.

Коффи подумала о том, чтобы отказаться. Ей отчаянно хотелось ощутить контроль хоть над чем-то в этом странном месте, хотя бы над тем, когда и что она ест. Но у ее тела больше не оставалось энергии на протест. Адреналин, который пронизывал ее, когда она была в главном зале, выветрился, оставив после себя усталость и голод. Теперь Коффи казалось, что она и не помнит, когда ела в последний раз. Она покорно вздохнула, пересекла комнату и присела на край кровати. Немного помедлив, она взяла с подноса кусок хлеба. Когда она откусила его, рот наполнился слюной, и, ощутив себя уязвимой, она закрыла глаза. Лицо из Туманного леса исчезло, и на смену ему пришли другие. Она увидела лицо мамы, потом Джабира, потом… Экона. Ее тело пронзил укол боли, когда она вспомнила, каким видела его в последний раз – когда он лежал на земле, корчась от боли. Она понятия не имела, что с ним стало, не знала, все ли в порядке с мамой и Джабиром. Внезапно глаза защипало от подступающих слез, и она крепко зажмурилась, чтобы это ощущение прошло.

– Коффи?

Коффи снова открыла глаза. Макена по-прежнему сидела на диване, наблюдая за ней.

– Ты… ты в порядке?

Ты в порядке? Коффи не знала, как ответить на этот вопрос. Она знала, что не в порядке, но, чтобы произнести это вслух, понадобится распутать узел эмоций, с которыми она пока была не готова встретиться. От мысли о том, чтобы сделать что-то подобное прямо сейчас, у нее начинала болеть голова, так что вместо этого она уклончиво ответила вопросом на вопрос:

– Макена, можно у тебя кое-что спросить?

Макена села прямее:

– Конечно.

– Почему ты пришла сюда? – Коффи не хотела спрашивать напрямую, но, как только начала говорить, слова будто сами вырвались на волю. – Ну то есть ты, Зайн, все дараджи в главном зале – вы все наверняка знаете, что слова Феду о лучшем мире – ложь. Как он убедил вас прийти сюда?

Коффи увидела, как что-то медленно соскользнуло с лица Макены. Когда она заговорила, ее голос звучал иначе. Радость исчезла, и ее сменила неуверенность.

– Феду не убеждал нас прийти сюда, – прошептала она, – и, поверь мне, многие из нас не поддерживают его планы.

Коффи нахмурилась. Она ожидала услышать что угодно, но не это.

– Я… я не понимаю.

Лицо Макены снова изменилось. На этот раз неуверенность сменилась гневом.

– Он похитил нас, – сквозь стиснутые зубы выговорила она. – Всех нас, одного за другим. Это место, Терновый замок – не убежище. Это тюрьма, место, где Феду держит дарадж, чьи способности счел интересными. Все мы – часть его коллекции.

Коффи внезапно ощутила тошноту.

– В главном зале он сказал только одну правдивую вещь, – горько продолжила Макена. – Он испытывает всех дарадж, которых приводит сюда; всех нас оценивали, чтобы решить, достаточно ли у нас силы, чтобы быть полезными в его деле. До тебя ни у кого ее не оказывалось достаточно. – Она покосилась на Коффи. – Ты, должно быть, действительно впечатлила его.

Коффи заставила себя дышать. Все, что произошло в небесном саду, снова возникло в памяти, обрушилось на нее потоком.

– Нет, я не впечатлила его, – тихо сказала она. – Но была другая дараджа, ее звали Адия. Он хотел использовать ее силу. – Произнося эти слова, Коффи не смогла сдержать дрожь. – Но она не хотела. Она сопротивлялась очень долго, и в конце концов я забрала сияние, которое она удерживала в своем теле, чтобы он больше не мог причинить ей вред. – Коффи откинулась на кровати. – Так что вместо нее он забрал меня.

Глаза Макены расширились. На несколько секунд она словно потеряла дар речи.

– Это… это воистину бескорыстно.

Коффи опустила взгляд. Возможно, для кого-то то, что она сделала для Адии, и правда выглядело бескорыстным, но от этого слова ей стало неуютно. Может ли она называть поступок бескорыстным, если какая-то ее часть сожалеет о нем? Она не знала. Подняв взгляд, она увидела, что Макена по-прежнему смотрит на нее, и теперь в ее взгляде появилось одобрение.

– Я судила о тебе, не зная тебя, – прошептала она, немного помолчав. – Извини.

– Ничего страшного, я тоже, – отозвалась Коффи. Оказалось неожиданно приятно произнести это вслух. – О тебе, о Зайне.

Макена закатила глаза:

– Большинство твоих предположений о Зайне, скорее всего, правдивы, – сказала она с интонацией сестры, уставшей от выходок брата. Затем она встала, пересекла комнату и села на кровать. – Так к какой ветви ты принадлежишь? – спросила она, вернувшись к своему радостному настроению. – Когда Феду приводит дараджу, в главном зале он обычно объявляет о его или ее принадлежности к одной из ветвей. Но о тебе он ничего не сказал.

Коффи нахмурилась. Во второй раз Макена спросила о ее ветви, но понятнее не стало. Она пожала плечами.

– Я… я не понимаю, о чем ты, – честно призналась она.

Макена нахмурила лоб, словно отражая растерянность, которая читалась на лице Коффи.

– Ты не знаешь свою ветвь?

Коффи покачала головой. Макена, наверное, ненамеренно, заставляла ее чувствовать все большую неловкость.

– Но как ты… ох. – В лице Макены появилось понимание. – Теперь ясно почему.

– Что?

– Когда Феду попросил меня сделать тебе платье, – сказала она, кивнув на одеяние Коффи, – он особо подчеркнул, что цвета использовать не нужно.

Макена, похоже, пришла к какому-то выводу, но Коффи чувствовала себя растерянной как никогда.

– Какое значение имеет цвет моей одежды?

Макена изогнула бровь:

– Ты заметила, что дараджи в главном зале разделились по цветам?

Коффи кивнула.

– Дело в том, что по традиции дараджи делятся на группы в зависимости от своих способностей. Обычно эти группы называют Пятью Благородными Ветвями. – Она назвала их по порядку, считая на пальцах: – Ветвь Акили, Ветвь Мвили, Ветвь Купамбана, Ветвь Маиша…

– А ты в какой? – перебила Коффи.

– Ветвь Уфунди, – улыбнувшись, ответила Макена. – Мы умеем создавать вещи, хотя таланты у нас могут быть разными. Например, моя специализация, очевидно, – создавать прекрасные наряды. – Она погладила себя по плечам. – Но в моей ветви есть и другие дараджи, которые могут готовить, рисовать, строить, некоторые даже умеют делать оружие. – Она коснулась своего платья. – Мы носим желтый. Ветвь Акили – то есть Ветвь Ума – носит синий, Зайн относится к ней.

Коффи кивнула:

– Значит, Феду сказал тебе сделать для меня платье без цвета. Почему? – Возможный ответ страшил, но не спросить она не могла.

Макена помедлила.

– Исторически дараджи, не имеющие цвета – это те, у кого нет конкретной склонности, – сказала она.

У Коффи внутри все сжалось, но она продолжила говорить ровным голосом:

– И насколько часто это встречается?

– Не очень часто, – словно нехотя ответила Макена. – Обычно это случается, если дараджа поздно обретает силу, будто… будто ребенок, который поздно повзрослел. – Она виновато посмотрела на Коффи: – Тебе родители ничего об этом не рассказывали?

Коффи снова опустила взгляд, порадовавшись, что румянец не проступил на щеках. Она понимала, что внезапная волна стыда, которую она ощутила, не имеет под собой никаких оснований, но от этого она никуда не делась. Не в первый раз она ощутила, как занозу, мучивший вопрос. Почему мама не сказала ей, что она дараджа? Почему она скрыла это от нее?

– Нет, – наконец сказала Коффи. – Не рассказывали.

Макена помолчала, а затем продолжила:

– Ничего страшного. Ты не первая дараджа, у которой нет склонностей. И не последняя. Природа твоей силы не так важна по сравнению с тем, как ты ее используешь.

Это были простые, но добрые слова. Коффи посмотрела на Макену, внезапно ошарашенная ими. Она подтянула колени к груди, и Макена, похоже, поняла, что сейчас лучше помолчать. Они посидели, ничего не говоря. Коффи мимоходом посмотрела в окно спальни. Теперь, когда его никто не заслонял, она могла разглядеть почти весь сад – большая часть цветов были желтыми. Она встала, подошла ближе к окну, чтобы присмотреться получше. Солнце поднялось выше, золотое сияние заливало цветы и тщательно подстриженную траву. Она посмотрела на дальнюю часть поляны и увидела Туманный лес. Он казался таким же, как прежде, – непрозрачная белая стена, извивающиеся щупальца тумана, но при свете солнца выглядел не таким зловещим.

– Макена, – спросила она, – если только Туманный лес удерживает дарадж в Терновом замке, почему никто не пытался сбежать?

Макена помрачнела:

– Некоторые пытались.

Коффи помолчала, ожидая, что Макена расскажет больше, но та внезапно поднялась.

– Нужно идти, – сказала она. – Твой первый урок в южном саду, и нам нельзя опаздывать.

Коффи больше не спрашивала Макену о Туманном лесе.

Сначала она хотела и подбирала нужные слова, пока они шли к южному саду. Но как только они вышли на улицу, она тут же забыла про Туманный лес. Она повернулась и увидела Терновый замок снаружи впервые за все это время. Это было великолепное, подавляюще огромное здание – что-то в черном камне и многочисленных башнях делало его похожим одновременно на храм и на крепость. Возможно, так и было. Коффи отошла на несколько шагов и посмотрела вверх, пытаясь оценить его масштаб. Терновый замок был даже больше храма Лкоссы, и она не могла не впечатлиться.

– Представь, что у тебя есть невероятное космическое могущество, а ты решаешь жить в этом. – Макена окинула здание неприязненным взглядом, словно в нем было что-то непристойное.

– Тебе не нравится? – спросила Коффи.

– Это пошло, – сказала Макена, наморщив нос. – Ну то есть, ради богов, у тебя живут самые талантливые дараджи континента и никто не помог тебе все как следует украсить? Не мне же этим заниматься.

Коффи рассмеялась:

– Там, откуда ты родом, красивые дома?

Макена усмехнулась, словно Коффи смешно пошутила.

– И да, и нет. Мой народ – путешественники, мы всю жизнь проводим в повозках. – Она кивнула Коффи: – А ты? Откуда ты родом?

– Лкосса, – ответила Коффи, и ее саму удивило, насколько больно произносить название родного города. – Я скучаю по ней.

Макена кивнула с некоторым сочувствием, и они пошли дальше. Когда они наконец дошли до южного сада – который можно было узнать по белым цветам, – Коффи увидела, что одна из девушек уже там и ждет их. Как Макене и Зайну, ей было около шестнадцати. Она была высокой, с коричневой кожей и длинными идеально уложенными черными косами-фулани. На ней была фиолетовая туника без рукавов, и Коффи заметила, какие у нее мускулистые руки. Всем своим видом девушка излучала силу, мощь и уверенность. Когда они с Макеной подошли ближе, она кивнула им.

– Коффи, это Ньери, – представила Макена. – Она из Ветви Купамбана, Ветви Боя.

– Рада познакомиться. – Ньери протянула руку. В ее низком голосе слышался акцент, и Коффи тут же поняла какой.

– Ты с севера, из Бариди.

На лице Ньери промелькнуло удивление.

– Верно. Бывала там?

– Уф, нет. – Коффи поежилась. – Просто однажды имела неудачный опыт общения с купцом из Бариди и его женой.

– Правда? – спросила Ньери с искренней заинтересованностью.

– Это не слишком хорошая история, – быстро пояснила Коффи. – И она принесла мне много неприятностей.

– Люблю неприятности, – подмигнув, сказала Ньери. – Это весело. – Она хитро переглянулась с Макеной – Коффи не поняла, что они имели в виду. – Пожалуй, теперь я о тебе позабочусь.

– Не сомневаюсь. – Макена улыбнулась им обеим и повернулась к Коффи: – Я потом за тобой зайду, просто подожди меня здесь.

– Ладно.

Когда она ушла, Ньери повернулась к Коффи.

– Итак, – сочувственно произнесла она. – Ты умеешь сражаться?

– Да. – Коффи тут же пожалела, что это сказала. Она освоила только один прием – Экон научил ее, когда они были в Великих джунглях, и даже с ним она справлялась кое-как. Когда ее учила Бадва, она пробовала показать ей несколько базовых приемов использования сияния, но это вряд ли можно было назвать настоящим обучением. Она попробовала объясниться, но было уже слишком поздно. Ньери уже улыбалась во весь рот.

– Отлично, тогда мы пропустим основы и перейдем сразу к спаррингу. – Она подняла с земли два боевых посоха с каким-то слишком радостным видом. – Сыграем в игру, которую я называю «дотронься кожи».

Коффи напряглась. Звучало совершенно не весело.

– Наша цель – отработать защитные и атакующие движения, – пояснила она. – Мы обе будем пытаться ударить друг друга и заблокировать удары противника. Тот, кто первым коснется посохом кожи противника, выигрывает раунд.

Коффи озадаченно спросила:

– Слушай, не обижайся, но как это поможет понять мою склонность?

Ньери улыбнулась:

– Когда дараджа из моей ветви призывают сияние, оно проявляется в битве – в наших руках и ногах, в оружии и так далее. Когда будешь пытаться заблокировать мои удары и наносить свои, постарайся призвать сияние и направить его в посох. Если ты из Ветви Купамбана, это должно получиться вполне естественно.

Коффи попыталась сохранить невозмутимое лицо. Все это совершенно не казалось ей естественным.

– Сыграем пять раундов, хорошо?

Коффи кивнула и взяла посох из рук Ньери. Дерево было темного красно-коричневого цвета и казалось тяжелым, несмотря на то что шест был скорее тонким.

– Начнем с простого для разминки, – сказала Ньери. – По моей команде. Раз… два… три.

Коффи судорожно втянула воздух, когда Ньери бросилась вперед – намного быстрее, чем она ожидала. Ньери опустила посох, и Коффи показалось, что она видит крошечные золотые искорки – сияние – у его торца. Она попробовала отпрыгнуть, но слишком поздно: посох крепко стукнул ее по плечу. Боль отдалась во всей руке.

– Я выиграла, – радостно сказала Ньери. – Давай еще раз.

Второй и третий раунды прошли так же, как и первый. Коффи стиснула зубы. Она пыталась призвать сияние, направить его в посох, но безуспешно. Ньери тем временем была быстрой и сильной, и она, похоже, отлично умела использовать слабые места противника. Коффи сомневалась, что даже Сын Шести смог бы достойно ей противостоять.

– Может, лучше попробовать что-то еще, – сказала Ньери после четвертого раунда – на этот раз она повалила Коффи на спину. В ее голосе звучала жалость.

– Нет. – Коффи покачала головой. – Остался еще один раунд, давай закончим.

Ньери подняла брови, явно в нерешительности, но через несколько секунд наклонила голову и отступила.

– Ладно, на исходные позиции.

Не обращая внимания на боль в руках и ногах, Коффи встала и подняла посох. Первые несколько раундов окончились не в ее пользу, но они не прошли впустую. Она мысленно делала заметки. Ньери была высокой, и длинные руки позволяли ей далеко дотянуться. Коффи глубоко вдохнула, и они двинулись кругами. Она попыталась представить, что сказал бы Экон, если бы был здесь.

Ищи закономерности. Ищи слабые места.

Ньери переносила вес с одной ноги на другую, словно танцуя под беззвучную песню. Она делала это каждый раз в начале раунда, и Коффи поняла, что так она пытается решить, в каком направлении двигаться. У нее появилась идея. Она не знала, получится ли, но попробовать стоило.

Она тебя жалеет, думает, что ты слабая. – Представила она голос Экона. – Преврати это в свое преимущество.

Коффи отклонилась влево и увидела, как взгляд Ньери следует за ее движением, словно кошка за мышью. На этот раз она двинулась вперед первой, шагнула влево, но быстро изменила направление. Ньери попалась. Она сделала выпад, как раз когда Коффи уклонилась, так что ее удар рассек воздух. Коффи в этот момент закончила шаг и развернулась, пытаясь вспомнить все, что Экон рассказывал ей про прием дуара. Она исполнила его не безупречно, но рука рассекла воздух по идеальной дуге, и посох крепко ударил Ньери по ребрам. Та удивленно вскрикнула и попыталась ударить в ответ, но Коффи быстро отпрыгнула.

– Раунд за мной.

Ньери улыбнулась.

– Отличный ход. – Она ухмыльнулась. – Я слышала, ты и с ножами для масла хорошо управляешься.

Коффи поморщилась – эти слова подпортили ей радость победы. Она не знала, увидится ли с Зайном снова, но отметила, что при случае нужно будет как следует его стукнуть.

– Думаю, на этом можно закончить, – сказала Ньери.

– Что? Я думала, мы только разминаемся, – произнесла Коффи неожиданно для себя самой. На самом деле, хотя спарринг с Ньери не доставлял ей большого удовольствия, ей было приятно двигаться, делать что-то, что позволяет ей чувствовать контроль хотя бы над своим телом.

Ньери покачала головой.

– Лучше не переусердствовать, – сказала она. – Потренируемся снова в другой раз. – Она кивнула на Терновый замок. – Отвести тебя внутрь?

– Нет, – быстро ответила Коффи. – Я останусь здесь, подожду Макену, может, осмотрюсь.

– Ладно. – Ньери кивнула. – Увидимся позже. Рада была познакомиться.

Глядя вслед Ньери, которая уходила прочь по одной из мощенных камнем тропинок южного сада, Коффи осознала, что впервые с момента пробуждения осталась одна. Она медленно окинула взглядом сад. Рядом с каменными скамейками тут и там росли белые маргаритки, георгины и кустики гипсофил – все цветы в поле зрения были белыми. Переведя взгляд дальше, она заметила кое-что еще: Туманный лес. До него было всего несколько метров, но даже на расстоянии она видела, что акации намного выше, чем ей показалось вначале; даже самая низкая из них была в два раза выше ее. Ее взгляд скользнул по их стволам, серым, как пепел, и шипам, усеивавшим узловатые ветви цвета кости. Даже трава у корней деревьев казалась умирающей, ломкой. В памяти всплыли слова Макены.

Они пытались.

Коффи задумалась. Если дараджи безуспешно пытались покинуть Терновый замок, что их останавливало? Она снова посмотрела на Туманный лес. Отсюда его неизменный туман казался менее непроницаемым – она могла различить сквозь него деревья. Что-то коснулось ее уха, и она испуганно вздрогнула, но это были лишь две птицы с крыльями цвета неба. Они пролетели мимо нее, закружились в воздухе, а затем устремились к Туманному лесу и исчезли в белой пелене. Коффи собралась с духом.

Ноги словно двигались сами собой, когда она направилась к краю леса. С каждым шагом она ожидала, что кто-то остановит ее, но в саду никого не было. Сердце билось все быстрее, и грозные деревья словно вырастали у нее на глазах – как и ее чувство предвкушения. Она снова остановилась, теперь примерно в метре от деревьев, и глубоко вдохнула.

Вокруг царила тишина, когда Коффи протянула руку и позволила щупальцам оплести ее пальцы белыми лентами. Холодный туман, взявший ее запястье в кольцо, казался шелковым, мягким на ощупь. Запах цветущих фрезий заполнил воздух, и она вдохнула, ощущая странное спокойствие.

– Коффи! – Чей-то голос прорезал тишину, словно треск сухой ветки, вырвав Коффи из этого спокойствия. Она повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть бегущую к ней Макену. Глаза у нее были широко раскрыты от ужаса. – Отойди от него! – крикнула она. – Отойди, пока он не…

Коффи снова повернулась к туману, но было слишком поздно. Извивающиеся щупальца, которые обвивали ее запястье, стали холодными как лед, сжались сильнее. Она попыталась вырваться, но туман словно сжал ее запястье ледяными пальцами. Она ощутила, как чьи-то пальцы вцепляются в ее лодыжки, волосы, и от каждого прикосновения холодела кровь. Паника нарастала – Коффи пыталась вырваться, освободиться, но безуспешно. Стало ясно: Туманный лес затягивал ее.

– Коффи, держись! – Теплые руки обхватили ее за талию, потянули в сторону от деревьев. Макена. Коффи слышала, что она тянет ее изо всех сил, и казалось, что ее руки вот-вот оторвутся. Ее уши наполнил глухой рев. Холод щупальцев теперь проникал в тело, и бороться с притяжением Туманного леса становилось все труднее.

– Нет! – крикнула Макена, и теперь в ее голосе звучало отчаяние. Коффи показалось, что все произошло одновременно – словно время замедлилось. Макена повернулась так, что они обе оказались боком к Туманному лесу. Коффи зажмурилась, потому что резкий порыв холодного ветра скользнул по ее щеке. Через несколько мгновений она ощутила, как хватка тумана ослабла, а Макена отпустила ее. Коффи открыла глаза, но ее облегчение продлилось лишь секунду – ужас тут же нахлынул снова.

Туман схватил Макену.

Коффи приказывала телу двигаться, но оно не подчинялось. Ей оставалось лишь смотреть, как извиваются прозрачно-белые веревки, оплетая тело Макены, – как виноградные лозы, как змеи. В глазах Макены она видела неприкрытый ужас, видела слезы.

– Коффи! – Голос Макены был сдавленным, напряженным. – Помоги мне!

Коффи попыталась схватить ее, но было слишком поздно. Ей оставалось лишь смотреть, как туман утаскивает Макену в лес и она скрывается за деревьями.

Глава 6. Предавший кровь

Когда Экон увидел Сынов Шести, у него перехватило дыхание.

Он смотрел то на одного, то на другого, то на их лица, то на их клинки. Медленно нарастала паника. С какой-то отстраненностью он наблюдал, как один из них кинул Мвонго мешочек монет в два раза больше того, что дала ему Тэмба. Тот поймал его, кивнул и тут же скрылся в темноте. Экон отстраненно ощутил обжигающее чувство гнева, предательства, но ситуация не оставляла времени задерживаться на этих эмоциях. Он пересчитал воинов – один, два, три – и почти сразу же понял, что знает их. Читено и Фумбе были на два года старше его, они прошли инициацию и стали Сынами Шести в тот же год, что и его брат. В последний раз он видел их в храмовой тюрьме, когда помог Коффи сбежать у них из-под носа. Судя по одинаковым ухмылкам на их лицах, они об этом тоже не забыли, но ему было все равно. Рядом с ними стоял еще один молодой воин, ростом ниже остальных двоих. Экон посмотрел в глаза Фахиму и ощутил укол боли.

– Экон? – Молния сверкнула над их головами, когда воин, когда-то проходивший инициацию вместе с ним, шагнул вперед в темноте. Сегодня на нем была полная форма посвященного Сына Шести: синий кафтан до колена, золотой пояс, расшитый плащ. Кинжал-ханджари был в ножнах на поясе, а косы аккуратно уложены в узел.

Экон инстинктивно потянулся к своему кинжалу и ощутил, как сжимается желудок, когда его рука схватила воздух. Ну конечно. Прошло два дня, но он так и не привык еще, что у него нет ханджари. Он отдал его Коффи, а значит, сейчас был безоружен.

– Не подходите. – Он постарался, чтобы это прозвучало как можно более угрожающе, но не хотел повышать голос. Читено и Фумбе напряглись, а глаза Фахима расширились.

– Экон, что ты делаешь?

Экон открыл рот, потом закрыл его. Он был готов к агрессии, обвинениям, но не к этому. В голосе старого друга звучала искренняя растерянность. Экон глубоко вдохнул, собираясь с духом.

– Я ухожу, Фахим. Это к лучшему.

– Экон, – нерешительно произнес Фахим. – Тебя призывает Кухани. Он хочет поговорить с тобой, хочет спросить, знаешь ли ты что-то про брата Уго. Его много дней никто не видел.

Услышав имя брата Уго, Экон поморщился, затем покачал головой:

– Я не вернусь в храм.

Читено и Фумбе оскалили зубы, но на лице Фахима не было никаких эмоций, кроме потрясения. Экон понимал почему. Многие годы их учили подчиняться авторитетам. Кухани был главной властью в городе, не послушаться его – худшее из преступлений.

– Но… – слабым голосом сказал Фахим. Теперь он стал больше похож не на воина, а на неуверенного юношу. – Экон, т-ты должен. Ты должен вернуться домой.

– Нет, не должен и не вернусь. – Экон надеялся, что в его голосе прозвучало больше уверенности, чем он ощущал. – Прости, Фахим.

– Хватит! – Теперь вперед выступил Читено, положив руку на рукоять ханджари. В его взгляде не было ни растерянности, ни сдержанности – лишь раздражение. – Если он не хочет идти добровольно, заставим силой.

Фумбе тоже шагнул к нему, и что-то в груди Экона упало, когда даже Фахим обнажил клинок. Он покачал головой:

– Пожалуйста, не надо. – Он поднял руки, глядя на трех приближающихся воинов. – Не подходите ближе, или я…

– Или что, Окоджо?

Экон вздрогнул, когда слева донесся еще один голос – хорошо ему знакомый. Словно специально дождавшись этого момента, из тени появился ухмыляющийся Шомари – еще один воин, который проходил инициацию вместе с ним.

– Или ты что? – повторил он с вызовом. – Поднимешь руку на братьев, в верности которым ты поклялся перед богами? – Он плюнул на землю и с отвращением покачал головой: – Я всегда знал, что ты трус, но не думал, что ты еще и предавший кровь.

Экон поморщился. У народа йабахари было мало оскорблений более серьезных, чем предавший кровь. Если тебя так называют, значит, ты совершил наихудшее: предал свой народ, свое наследие, свой род. Шомари понял, что его слова попали в точку, и усмехнулся, но его взгляд при этом не изменился. Экон покачал головой:

– Шомари…

– Тебе просто повезло, что Кухани и братство храма приказали привести тебя живым. – Он говорил сквозь стиснутые зубы, не глядя на Экона. – Потому что я бы убил тебя на месте, если бы мне разрешили. Ты этого заслуживаешь, и не я один так считаю.

Небо рассекла еще одна молния, за которой почти сразу же последовал раскат грома – на них обрушились потоки дождя, как Экон и ожидал. Капли затуманили его зрение, но он не отводил взгляда от Шомари. Он скорее ощущал, чем видел, как Фахим и остальные два воина подходят все ближе. Пальцы лихорадочно барабанили по бедру, он пытался придумать план.

Раз-два-три. Раз-два-три. Раз-два-три.

– Но нет, – тихо продолжил Шомари. – Думаю, лучше все-таки оставить тебя в живых. Так много людей хотят тебя увидеть: Кухани, братья храма… – Его глаза сверкнули. – Камау.

Шомари даже не притронулся к нему, но, услышав это имя, Экон почувствовал мгновенную вспышку боли. Камау. Он вспомнил все: как дрался с Камау, как никогда раньше; каким безумным был взгляд брата, отравленного галлюциногенными листьями. Он вспомнил, что оглушил брата и оставил его бессознательное тело в храме. Чувство вины пронзило тело, словно нож.

Загремел гром, и в глазах Шомари вспыхнула злоба.

– Хорошо, что твой отец умер давным-давно, – сказал он так, чтобы слышал только Экон. – Хорошо, что он не прожил достаточно долго, чтобы увидеть, в какое позорище ты превратился.

Он провоцирует тебя. Он хочет, чтобы ты отреагировал. Рациональная часть Экона это понимала, но, она словно отступала все дальше и дальше. Ливень насквозь промочил его одежду, холод пробирался под кожу, но когда Шомари упомянул папу, Экону показалось, что внутри вспыхнуло пламя. Гнев прожег его изнутри и остановился, только когда добрался до мысленного чудовища, которое жило у него в груди и жаждало крови. Чудовище пробудилось, в ярости зарычало, и он не пытался сдержать его, не пытался остановиться, когда все залило красным.

Разорви их всех. Три слова. Разорви их всех.

Воины подступали – Читено и Фумбе на три и шесть часов от него, Шомари и Фахим – на двенадцать и девять. Он хорошо знал этот маневр, он сам отрабатывал его много раз. Они собирались окружить его, поймать в ловушку. Все четверо синхронно сделали шаг вперед, сужая кольцо. Экон приготовился, сжал руки в кулаки, собираясь наконец-то выпустить мысленного монстра на волю. Он напрягся, но вдруг рядом раздался голос:

– СТОЙТЕ!

Экон вздрогнул, и воины остановились, чтобы оглянуться. Тэмба стояла посреди улицы, подняв руки. Ее платок слегка сбился, и стали видны белые волосы. В мокрой одежде она казалась еще меньше ростом, маленькой и уставшей. Экон замер. Он совершенно забыл о ней. Судя по лицам воинов, они тоже.

– Отпустите нас, – произнесла она, перекрикивая дождь. – И никто не пострадает.

Мгновение все молчали, а потом Фумбе и Читено захихикали. Фахим растерянно посмотрел на нее, а Шомари поднял брови.

– Что это? – Его голос дрожал от смеха. Он снова посмотрел на Экона. – Сначала ты сбежал с девчонкой-джеде, а теперь нанял старуху в телохранители?

Все было не так, но лицо Экона все равно вспыхнуло. Он попытался поймать взгляд Тэмбы, ожидая, что увидит в ее глазах отражение того же страха, который испытывал сам. Но вместо этого он увидел в ее взгляде сталь, решимость, которая была ему знакома. Тэмба выглядела так же, как Коффи, когда собиралась совершить что-то безрассудное.

– Последний шанс, – сказала Тэмба. Теперь она смотрела на воинов. – Отпустите нас.

Шомари отмахнулся от нее и снова шагнул вперед. Ему оставалось до Экона несколько метров, скоро он окажется в пределах досягаемости. Экон считал шаги, чтобы точно подгадать момент, когда нужно сделать выпад. Застать Шомари врасплох было его единственным шансом, но нужно идеально рассчитать время. Он посмотрел на ноги Шомари.

Двенадцать шагов осталось. Одиннадцать… десять…

Внезапно Шомари споткнулся и запрокинул голову, словно его кто-то ударил. Его глаза медленно закатились. Лицо обмякло. Экон потрясенно смотрел на других воинов. Что бы ни происходило с Шомари, оно, похоже, затронуло и их – все они застыли на месте, бессмысленно глядя в пустоту. Экон ощутил новую волну ужаса.

– Экон!

Он посмотрел за спину воинам и не поверил своим глазам. Тэмба высоко подняла руки; дождь по-прежнему обрушивался на нее, но что-то в ее облике изменилось. Он стоял слишком далеко, чтобы понять, что именно.

– Экон! – Когда она снова позвала его по имени, ее голос прозвучал пронзительно. Экон видел, как поднимается и опускается ее грудь. – Я не смогу удерживать всех четверых долго! Уходи!

Не сможет удерживать четверых? От осознания происходящего у Экона сжался желудок. Он переводил взгляд с Тэмбы на воинов и обратно, только теперь понимая, в чем дело.

Это она. Она делает это с ними.

– Иди! – крикнула она снова. – Они ищут тебя. Я догоню!

Экон помедлил еще секунду, а затем сорвался с места. Ноги скользили в грязи, дыхание стало прерывистым. За спиной он услышал крики, а затем топот.

– Беги! – Он не рискнул оглянуться, но понял, что это Тэмба. – Поворот впереди!

Экон всмотрелся в темноту и разглядел узкий переулок с натянутыми поперек пустыми бельевыми веревками. Он пригнулся, проскочив под ними, а оглянувшись, увидел, как Тэмба делает то же самое. Он облегченно выдохнул, когда они, пригнувшись, скрылись в тени.

– Мы оторвались?..

Тэмба закрыла ему рот рукой. Через несколько секунд у входа в переулок раздались шаги. Экон услышал металлический лязг кинжалов, которые достали из ножен. Кровь шумела в ушах.

– Куда они пошли? – Экон услышал голос одного из воинов, Читено.

– Я не видел, – сказал Фахим.

– Идите на юг, – приказал Шомари. – Если они пытаются выйти из города, скорее всего, они двинутся туда. И сообщите Кухани.

Экон прислушивался, пока шаги не стихли. Тэмба почти сразу же встала.

– Что ты делаешь? – прошептал он.

– Нужно двигаться дальше, – сказала Тэмба, но голос у нее был слабый, еле слышный.

Экон посмотрел в оба конца переулка. Насколько он мог судить, они были одни.

– Нет. – Он старался говорить настойчиво. Когда он схватил Тэмбу за запястье, она не стала сопротивляться, и он помог ей опуститься на землю. Она вздохнула. – Тебе нужно перевести дыхание.

– Не слишком удачно. – Тэмба с тихим стуком прислонила голову к стене и закрыла глаза. – Я не работала с таким количеством сияния уже давно. Я забыла, как это утомительно.

Экон неуверенно поерзал на месте, а затем задал вопрос, который не шел у него из головы:

– Что именно ты сделала?

Тэмба в ответ приоткрыла глаз, и ее губы тронула тень улыбки.

– Когда сияние проходит через мое тело, я могу использовать его, чтобы манипулировать сознанием – а следовательно, и телом – другого человека. Я могу подавлять восприятие боли, сделать так, что ты ничего не почувствуешь. Особенно хорошо мне удается временный паралич. – Она ухмыльнулась: – Именно за это меня прозвали Коброй.

Повисла долгая пауза. Экон не знал, что еще сказать.

– Нужно придумать новый способ выбраться отсюда, – продолжила Тэмба. – И быстро.

– Мы что-нибудь придумаем, – сказал Экон, надеясь, что его голос звучит более расслабленно, чем он чувствовал. – Я знаю, мы… – Он вдруг застыл, насторожился. Ливень превратился в мелкую морось, стало тише, и ему показалось… – Тэмба, – прошептал он, поднимаясь на ноги. – Ты чувствуешь запах…

Он не договорил, потому что кто-то прижал клинок к его горлу.

Глава 7. Туманный лес

Несколько секунд Коффи не могла пошевелиться.

Она неподвижно наблюдала за тем, как белые щупальца тумана извиваются и скручиваются в тишине. Не было никаких признаков того, что несколько секунд назад вырывающуюся и кричащую Макену утащило в лес. Мир вернулся к тишине с пугающим равнодушием.

Коффи! Помоги мне!

Каждый раз, когда она представляла лицо Макены, слышала ее мольбы, под ребра словно вонзался нож. В этом чувстве не было никакой логики – горевать о ком-то, с кем она общалась немногим больше часа. Но если Коффи хотела быть честной с собой, она не могла не признать, что это так. Макена была к ней добра. Она была терпеливой и понимающей. Она ободряла ее. Макена сшила платье, которое сейчас было на ней.

Коффи пыталась подготовиться к мысли, которая формировалась в сознании, но в тот момент, когда слова обрели форму, принять их оказалось не легче.

Это твоя вина. Твоя вина.

Коффи поморщилась от правдивости этих слов. Макена исчезла, и это была ее вина. Она вспомнила то, как Макена отреагировала, когда Коффи впервые упомянула Туманный лес. Макена не просто была напугана – она была в ужасе. Для любого здравомыслящего человека этого должно быть достаточно, чтобы держаться подальше – но ей этого не хватило. Почему? Коффи попыталась оправдать свое решение приблизиться к Туманному лесу. Все причины, которые она придумала, казались невероятно глупыми. На самом же деле она приблизилась к Туманному лесу, потому что ее тянуло туда, потому что ей было любопытно.

А теперь Макена заплатила жизнью за твое любопытство.

В сознание пробралась еще одна истина – еще более тихая и уродливая. Макена не первая, кому пришлось платить за ее ошибки. Сначала это были мама и Джабир, когда она сделала их свободу ставкой в своем безрассудном замысле. Потом Экон – в Великих джунглях он тоже платил за ее ошибки. И теперь Макена пополнила этот список.

Люди вокруг тебя страдают, – произнес голос в голове. – Одно твое присутствие рядом вредит им.

Глаза Коффи защипало от слез, когда осознание этого обожгло ее ужасной болью. Какая-то ее часть соглашалась с этим голосом. Может, людям лучше держаться от нее подальше. Может, лучше признать это и сдаться.

Нет. – С удивлением она услышала, как это слово эхом отдалось внутри, словно звучный аккорд. – Нет. Я этого не приму.

Она подвела маму и Джабира, она подвела Экона, но на этот раз все будет иначе. Она не подведет Макену. Макену, которая была к ней так добра. Макену, с которой они только познакомились.

Нет, я не сдамся.

Подняв подбородок, Коффи снова посмотрела на Туманный лес. Туман по-прежнему укутывал акации, и видно было не дальше чем на полметра. Она прислушалась. Ни звука, никакого признака присутствия Макены, но Коффи не отпускала одна мысль.

Она больше не может просто здесь стоять. Она должна что-то сделать.

Она настороженно оглянулась, и идея начала обретать форму. В саду больше никого не было, она одна, а значит, никто не увидит, что она собирается сделать. Она глубоко вдохнула, собираясь с силами, и снова повернулась к деревьям.

Ты должна попытаться, – сказала она себе. – Ради Макены ты должна попытаться.

Когда Коффи сделала шаг к деревьям, по спине пробежал холодок, но она заставила себя сделать еще один шаг. Она ожидала, что туман потянется к ней, когда она подойдет, как это произошло раньше, но ничего не случилось. Мутная белая стена висела в нескольких сантиметрах от нее, бесконечно тянулась в обе стороны. Коффи втянула воздух сквозь зубы и сделала еще один шаг вперед. Туман окутал ее.

Ради Макены. Сделай это ради Макены.

Это было последнее, о чем она подумала, прежде чем вступила в Туманный лес.

Вокруг мгновенно воцарилась тишина.

Коффи этого ожидала, но все равно задрожала, когда ее окутала тьма. Она сделала лишь небольшой шаг в глубь Туманного леса, но изменения оказались мгновенными – солнце полностью исчезло. Вокруг свивался в кольца туман, словно множество змей, пронизывающих воздух. Она вытянула руки, двигаясь вперед на ощупь, и вдруг ладонь пронзила острая боль. Коффи быстро отдернула руку и увидела, как на тыльной стороне расплывается алая кровь. Присмотревшись, она осознала, что поранилась о шип акации. Деревья молчаливо стояли вокруг, словно наблюдали, ждали. Коффи промокнула кровь платьем и пошла дальше, стараясь быть осторожнее. Холодок тумана уже начал проникать в тело, и кожа покрылась мурашками.

– Макена? – Ее голос отозвался эхом, прозвучав как-то странно. Ей показалось, что она услышала топот ног, движение где-то справа, но повернувшись, увидела только деревья. Сердце забилось быстрее. Слишком легко вспомнилось лицо, которое она увидела, посмотрев в окно, и то, как туман окутал Макену и жадно втянул ее внутрь. Коффи с трудом сглотнула.

– Макена? – Никакого ответа.

Коффи ускорила шаг, пытаясь отогнать чувство страха, которое скользило вверх по ногам. Она старалась идти по прямой, сохранить какое-то чувство направления, но отличить одно дерево от другого становилось все труднее. Она услышала чириканье над головой и вздрогнула, ожидая увидеть птиц – но наверху ничего не было. Руки начали дрожать. В Великих джунглях тоже был туман, но там все было иначе. Там туман был привязан к одному месту, и, когда она попалась в него, рядом был Экон. Она была не одна, и с каждым шагом осознание этого отличия все сильнее давило на нее.

Ты здесь одна, – напомнил голос в голове. – Совсем одна.

– Макена? – отчаявшись, она в третий раз окликнула девушку, и вдалеке послышался скрежещущий вопль. Высокий, долгий, нечеловеческий. Волоски на руках встали дыбом, и Коффи застыла на месте. Что это было? На Макену совсем не похоже. Она ускорила шаг, поморщившись, когда волосы зацепились за очередной шип.

Не останавливайся, – сказала она себе. – Не останавливайся.

Воздух пронзил еще один скрежещущий вопль, ближе, и Коффи перешла на бег. Какая-то часть ее сознания отдаленно понимала, что она заблудилась и не понимает, в каком направлении двигается. Еще один шип разорвал рукав платья и до крови оцарапал предплечье. В горле пересохло, паника билась в груди. Мысли клубились в голове. Что, если она никогда не найдет Макену? Что, если она навсегда останется здесь? Что, если…

Дитя.

Сознание Коффи заполнил новый голос, и она остановилась. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы узнать Бадву. Голос богини джунглей звучал в сознании мягко, но настойчиво.

Сделай глубокий вдох, дитя, – сказала Бадва в мыслях. – Успокойся.

Казалось, что это невозможно, но Коффи попыталась. Она вдохнула и выдохнула – один раз, второй, третий. Пульс замедлился.

Не убегай от своих эмоций, – продолжала Бадва. – Прими их.

Прими их. Коффи вдохнула и выдохнула в четвертый раз. В Великих джунглях Бадва пыталась научить ее базовым принципам того, как дараджи используют сияние. Она узнала, что сияние – это энергия, которую ты можешь направлять, только если твои эмоции стабильны. Тогда она использовала лишь небольшие количества, но теперь… Коффи закрыла глаза. Она уже понимала, в чем разница. Она приняла в себя сияние, которое Адия хранила в своем теле больше девяноста девяти лет. Это против природного порядка – дараджи должны пропускать сияние через себя, а не удерживать его внутри. Она ощутила внезапную острую боль в основании черепа и давление в груди. Она делала то же, что когда-то Адия, – удерживала в себе силу, которая ей не принадлежит. Адию это превратило в Шетани, в чудовище. Коффи могла лишь гадать, что такое количество сияния сделает с ней.

Она отогнала эту мысль, пытаясь снова сосредоточиться на более насущных задачах. Феду хотел, чтобы Адия использовала это сияние для разрушения, и поэтому она удерживала энергию в себе. Но теперь у Коффи возникла идея. Что, если она сможет использовать лишь крошечную долю этого сияния для чего-то еще? Это было рискованно, но…

Макена. Ради Макены ты должна попытаться.

Коффи уперлась ногами в землю, стараясь встать как можно устойчивей, заземлиться. Теперь она знала, что делать, и знала, что это будет непросто. Макена спрашивала, все ли у нее в порядке, но Коффи была не готова об этом говорить. Теперь она заставила себя назвать свои эмоции одну за другой.

Со мной не все в порядке. – Она заставила себя прочувствовать, что это правда. – Со мной вообще все не в порядке. Мне грустно. – В этих словах скрывалась странная свобода. – Я скучаю по дому, по маме. Я скучаю по Джабиру, по Экону.

Что еще? – спросила Бадва в мыслях.

Я злюсь. – Коффи показалось, будто что-то оживает в костях. Она почувствовала, как что-то прожигает ее изнутри, и ей захотелось спрятать, сдержать это чувство, но она выпустила его на волю, в полной мере ощутила его. – Я злюсь на Феду за то, что он сделал с Адией, за то, что он сделал с дараджами, которые живут здесь. Я злюсь на… – Она остановилась.

Продолжай.

Я злюсь, что глубоко внутри мне страшно, – выдохнула Коффи. – Я боюсь того, что он может со мной сделать, боюсь, что он может сделать с теми, кто для меня важен. Боюсь, что он осуществит свои планы и что я не смогу его остановить.

Коффи по-прежнему держала глаза закрытыми, но под веками она ощущала болезненные уколы слез. На этот раз она не пыталась сдержать их. В следующее мгновение Бадва в ее мыслях заговорила:

Хорошо. А теперь вперед.

Коффи не нужны были дальнейшие указания – она потянулась к сиянию, словно следуя инстинкту. Сжатые кулаки расслабились, и она повернула руки ладонями вверх. В сердце разгорелся новый жар, она ощутила подъем, хотя знала, что по-прежнему стоит на земле. Она ощущала масштаб этой энергии, новый уровень силы, которая пронизывала ее. Теперь Коффи поняла. Феду всегда приравнивал сияние к разрушению, считал его силой, которую можно присвоить и превратить в оружие. Но это был вопрос выбора – и у Коффи было достаточно силы, чтобы сделать этот выбор в свою пользу. Было небезопасно использовать все сияние, которое хранилось в ее теле, но она могла воспользоваться малой его долей, если будет осторожна. Для этого требовалась невероятная сдержанность. Она вспомнила аналогию, которую Бадва однажды использовала, – все равно что налить несколько капель воды из кувшина, наполненного до краев. Коффи ощутила напор остальной части энергии, словно собравшейся у плотины, но она выпустила лишь чуть-чуть, столько, сколько было нужно. Она медленно открыла глаза.

Вокруг нее плавали золотые искорки, подмигивая и покачиваясь, словно звезды в ночном небе. Когда она их увидела, ее окатило облегчение. Искорки двигались совершенно беззвучно. Они держались рядом с ней, словно ожидая.

– Я пытаюсь найти свою подругу. – На этот раз Коффи говорила вслух. – Покажите мне, где она.

Она увидела, как все искорки одновременно разгорелись ярче и взлетели выше. Их сияние освещало окружение, отгоняя туман. Коффи огляделась. Теперь акации было проще разглядеть, и она заметила что-то вдалеке. Сердце сбилось с ритма. Вокруг одного из деревьев собралось несколько человек. Они стояли, наклонившись, спиной к ней.

– Эй! – крикнула она, подходя к ним ближе. – Эй, вы?.. – Слова застряли в горле, когда один из них обернулся. Ее пробрала дрожь. На нее смотрело лицо, лишь отдаленно похожее на человеческое. Кожа была коричневая, как у нее самой, но сероватая и прозрачная. Она посмотрела туда, где должны были быть глаза, и увидела два провала, а затем зияющую, чересчур большую дыру там, где должен быть рот. Остальные тоже повернулись, и Коффи увидела, что и у них лица такие же.

– Кто… кто вы?.. – Она перевела взгляд на то, вокруг чего сгрудились эти существа. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда она заметила проблеск желтого и черные курчавые волосы.

– Оставьте ее в покое! – закричала Коффи срывающимся голосом, но люди – если их можно так назвать – продолжали смотреть на нее. Их пустые глаза ничего не выражали, но один из них медленно выпрямился и наклонил голову набок.

– Уходите, – хрипло проговорила Коффи. – Пожалуйста!

Но они по-прежнему стояли неподвижно и невозмутимо. Коффи посмотрела на тело Макены. Отсюда ей не было видно, открыты ли ее глаза, дышит ли она. Она подняла взгляд на искорки света, которые по-прежнему висели в воздухе над ней. У нее появилась еще одна идея. Она сосредоточилась на этих искорках, направила в каждую из них еще немного энергии. Они разгорелись ярче, так что на них стало почти невозможно смотреть. Коффи услышала глухой стон и посмотрела вниз. Еще один из этих существ быстро выпрямился и поднял руку, пытаясь защититься от света. Коффи ухмыльнулась и направила в огоньки еще больше сияния. Она ощущала их жар даже на расстоянии, чувствовала удовлетворение, когда и третье существо выпрямилось, и все они отступили от тела Макены, по-прежнему раззявив свои жуткие рты.

– Прочь! – приказала Коффи. – ПРОЧЬ!

Существа пятились от света, испуская жуткие визги и вскрики. Коффи направила огоньки еще ближе к ним, и твари заковыляли прочь. Она подождала, пока они не исчезнут из виду, а затем подбежала туда, где лежала Макена. Она увидела, что та лежит на боку, обхватив колени и уткнув в них голову, так что лица было почти не видно. Глаза были открыты, но она, похоже, не видела Коффи.

– Не причините ей вреда, – слабым голосом прошептала Макена, глядя в землю. – Пожалуйста, не надо. Нет, нет, нет, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

– Макена. – Коффи схватила девушку за плечи, пытаясь заставить ее встать. – Макена, проснись. Это я.

Но даже если Макена и слышала ее, она никак этого не показала. Она подняла голову – ее глаза были открыты, но в них зияла пустота.

– Прекратите, – простонала она. – Пожалуйста, не делайте ей больно.

Коффи пробрала дрожь. Ей? Что бы Макена сейчас ни видела, это было нереально. Она приложила ладонь к ее щеке.

– Макена, – тихо сказала она. – Все в порядке. С тобой все в порядке. Возвращайся.

Прошла секунда, затем еще одна. Веки Макены задрожали. Она моргнула несколько раз, затем покачала головой. Она посмотрела на Коффи, и на ее лице отразилась полная растерянность.

– Коффи? Что ты здесь делаешь?

– Я пришла за тобой. – В глазах Коффи снова появились слезы. – Мне так жаль. Прости, что я позволила им тебя забрать.

– Я… я помню. – Макена осмотрелась, окинула взглядом надвигающийся туман и окружающие деревья. – Мы были в саду, и я увидела, как Туманный лес забирает тебя. Я попыталась его остановить…

– Ты спасла мне жизнь, Макена. – Истина этих слов стала очевидной, когда Коффи произнесла их вслух. – Ты спасла меня. Теперь моя очередь спасти тебя.

Макена по-прежнему смотрела на нее широко открытыми глазами, но тут, кажется, она что-то осознала.

– Коффи, мы не должны здесь находиться. – Она покачала головой: – Нам нельзя быть здесь. В Туманном лесу есть то… то, что…

– Мы найдем способ выбраться отсюда, – заверила ее Коффи. – Обещаю. – Она надеялась, что в этих словах прозвучало больше уверенности, чем она ощущала. На самом деле она понятия не имела, как они будут выбираться из леса.

– Но…

– Поверь мне. – Сказав это, Коффи снова подняла взгляд на искорки света. Она от всей души надеялась, что ее план сработает.

Нам нужно выбраться, – подумала она. – Пожалуйста, помоги мне. Помоги нам.

Несколько долгих ужасных секунд ей казалось, что это не сработает. Ей стало трудно дышать, и даже Макена перестала оглядываться по сторонам. Затем Коффи увидела, как искорки снова стали менее яркими, так что теперь на них было не больно смотреть. Они опустились ниже, начали разделяться и размножаться, снова и снова, пока не застыли в нескольких сантиметрах от земли, показывая им путь.

– Вот! – Коффи тут же вскочила на ноги. – Нам нужно идти за этими огнями. – Она снова повернулась к Макене: – Можешь встать?

Макена кивнула и попыталась подняться на ноги. Коффи помогла ей. Макена настороженно посмотрела на огоньки, которые продолжали разделяться на более мелкие частицы, указывая им путь и скрываясь в тумане.

– Коффи, ты уверена? – слабым голосом спросила Макена. – Ты уверена, что так мы вернемся назад?

Нет. Это был бы честный ответ, но Коффи не стала говорить этого вслух. Вместо этого она обхватила Макену за талию, чтобы помочь ей удержаться на ногах.

– Это наш единственный шанс. Идем.

Коффи неотрывно следила за огоньками, которые показывали им путь через лабиринт.

Каждую секунду она ожидала, что они погаснут, предадут их. Но они горели, как свечки, лишь иногда мерцали. В какой-то момент Макена нарушила тишину.

– Спасибо, – прошептала она. – Спасибо, что пришла за мной.

– Не за что. – Коффи заставила себя улыбнуться. – Честно говоря, это самое меньшее, что я могла сделать. Мне не надо было подходить так близко к Туманному лесу.

Макена покачала головой:

– Я не дала тебе конкретного ответа, когда ты спросила. Нужно было рассказать тебе, что случается с теми, кто подходит близко.

Коффи неловко поежилась, но все-таки задала пришедший в голову вопрос:

– Когда я тебя нашла, ты говорила о ком-то… Ты… просила не делать ей больно.

Макена стиснула зубы. Казалось, будто она вот-вот снова заплачет.

– До того как ты пришла, мне снился кошмар, – тихо сказала она. – Или, по крайней мере, что-то похожее. Вот только я не спала. – Она опустила взгляд. – Но это было похоже… Я была заперта в сознании, видела самое худшее, что может породить воображение, все плохие воспоминания, все худшие страхи. – Она снова посмотрела на Коффи. – Я видела сестру, Ифе. Она была последней, кого я видела перед тем, как Феду похитил меня. В этом кошмаре Феду издевался над ней. Я знала, что это невозможно, нереально, но не могла пробудиться. Мне казалось, что я схожу с ума. Я никогда в жизни не чувствовала себя так плохо.

– Мне так жаль, – прошептала Коффи.

– А что ты видела? – спросила Макена. – Что ты видела, когда вошла в Туманный лес?

– Что ты имеешь в виду?

– Какой кошмар ты видела? Как пробудилась от него?

Коффи нахмурилась:

– Я не видела кошмара, когда вошла в Туманный лес.

– Но… – Теперь настала очередь Макены нахмуриться. – Как это возможно? Почему Туманный лес не действует на тебя так, как на меня?

Коффи задумалась, пытаясь найти ответ, но ей было все труднее и труднее сосредоточиться. На нее накатила внезапная волна усталости, которая давила все сильнее с каждым шагом.

– Коффи? – Теперь в голосе Макены звучала тревога. – Коффи, что с тобой?

Коффи открыла рот, пытаясь ответить, но обнаружила, что не может произнести ни слова. Глухая пульсирующая боль в голове вернулась и теперь отдавалась в висках.

Слишком много. – Коффи услышала эти слова, словно они доносились издалека. – Слишком много, – произнес голос в голове. – Ты использовала слишком много сияния.

– Коффи! – Голос Макены переполняли эмоции. – Я вижу сад!

Теперь слова звучали словно совсем вдалеке. Коффи споткнулась, и несколько огоньков мигнули. Ей показалось, что впереди она видит новый свет, который прорывался сквозь туман. Если она сможет продержаться еще немного, следуя за этими огнями…

– Коффи, мы почти добрались! – сказала Макена. – Держись!

Теперь у Коффи дрожали ноги. Веки становились все тяжелее, и каждый шаг давался с трудом. Искорки света гасли, исчезали вместе с последними остатками ее энергии. Она использовала так много сияния. Слишком много…

– Коффи, мы пришли! – сказала Макена. – Мы добрались.

Внезапно вокруг вспыхнули свет и тепло. Коффи упала на колени. Она не сразу осознала, что ощущает солнечный свет. Она упала на спину и услышала, как с глухим стуком рядом упала Макена. Трава колола руки и ноги. Вдалеке снова чирикали птицы, кто-то смеялся. Она с облегчением выдохнула. Они вернулись. Они были в безопасности. Несколько секунд обе не говорили ни слова. Наконец Макена нарушила тишину.

– Коффи, – прошептала она. – Как ты призвала эти огни, которые показали нам дорогу обратно?