Москва, Замоскворечье
Ателье Надежды Раух
В пятницу рабочий день в ателье закончился раньше обычного, примерки состоялись, и портных отпустили домой. В течение последующего часа фойе и гостиная приобрели сугубо праздничный вид. Официанты сервировали фуршет. Флорист принес большую вазу с лиловыми гиацинтами, синеголовником и белым морозником.
Увидев его, Надежда Раух замахала руками:
– Поставьте ее на пол!
– Но вы хотели на жирдоньерку[2], – напомнил флорист.
– Я передумала. С жирдоньерки ее могут уронить во время приема.
– А если задвинуть в угол?
– Попробуйте…
Флорист перетащил жирдоньерку в угол и установил на нее вазу.
– Спасибо, так хорошо, – согласилась Надежда. – Уверены, что букет – сугубо мужской?
– Абсолютно.
В гостиную вошла мать Надежды. Ираида Самсоновна решала в ателье все жизненно важные вопросы. Оглядев помещение и мужские манекены в строгих костюмах, она удовлетворенно кивнула:
– Настоящий английский клуб.
– Я в ужасе. – Надежда опустилась на диван.
– Что случилось?
– Кажется, мы совершаем ошибку.
– Поздно сомневаться. – Ираида Самсоновна присела рядом дочерью. – Через полтора часа здесь соберутся гости.
– Я никогда не шила мужских костюмов.
– На тебя работает лучший мужской закройщик Москвы. И, что немаловажно, Тищенко пришел со своей клиентурой.
– Вопрос конфиденциальности – вот что меня беспокоит. – Надежда неуверенно взглянула на мать.
– У нас прекрасная мужская гостиная с примерочной комнатой.
– Она еще не готова.
– Дизайнер обещал закончить интерьер в ближайшее время. А до тех пор обойдемся дамской гостиной – здесь две примерочные комнаты. Одну займем под мужскую. Я умею составлять график примерок и позабочусь, чтобы клиенты не встречались друг с другом.
– Надеюсь, что прием пройдет хорошо.
– У нас только одна задача: привязать клиентов Тищенко к новому месту. Впрочем, куда они денутся. Где еще найдут такого закройщика?
– В Москве повсюду шьют биспоуки[3].
– Шьют, – согласилась Ираида Самсоновна. – Но Тищенко в Москве только один. Его клиенты – первые лица страны.
– Были… – уточнила Надежда.
Ираида Самсоновна закончила препирательства:
– И это – к счастью для нас!
– Жаль, что рядом нет Льва.
– Его никогда нет. По крайней мере, с тех пор, как он вернулся на эту работу. Я не понимаю таких отношений.
– Мама! – запротестовала Надежда.
Но Ираида Самсоновна только повысила голос:
– Не понимаю и никогда не пойму! Вы даже не живете вместе.
– Чтобы любить друг друга, необязательно жить в одной квартире.
– Только не говори, что тебе это нравится.
– Я не говорю.
– Послушай… – Ираида Самсоновна замялась, решая, стоит ли говорить, но все же продолжила: – Кажется, наши закройщики не ладят друг с другом.
– Что им делить? – удивилась Надежда. – Соколов – дамский закройщик, Тищенко кроит для мужчин.
– Валентин Михайлович ревнует нас к Тищенко.
– Как глупо…
– Ему кажется, что с приходом Тищенко он оказался на вторых ролях.
– Нужно поговорить с Валентином Михайловичем и объяснить ему, что это не так.
– Я поговорю, – Ираида Самсоновна взглянула на часы, после чего спросила официанта:
– Все готово? Скоро придут гости.
– Осталось откупорить бутылки с вином, – ответил он.
– С этим не торопитесь, – Ираида Самсоновна встала с дивана, сказав дочери: – Тебе пора надеть вечернее платье.
– Послушай, мама, – Надежда тоже поднялась и подошла к простенку между окнами, где висела большая картина. – Мне кажется, ее нужно снять.
– Зачем? – удивилась Ираида Самсоновна.
– Она слишком женская.
– Кому помешает картина с девушкой в бальном платье? Могу тебя заверить: большинство мужчин придут сюда с дамами, – Ираида Самсоновна замолчала, прислушавшись. – Кажется, уже кто-то явился…
Она вышла в фойе и вскоре вернулась с немолодым поджарым мужчиной, на груди которого висел фотоаппарат. В руках он держал треногу.
– Наденька, хочу тебя познакомить с моим старинным знакомым. Власов Григорий… – Ираида Самсоновна запнулась и, рассмеявшись, закончила: – Никогда не знала твоего отчества, Гришенька.
Он подсказал:
– Александрович.
– Большинство моих фотографий, которые висят на стенах ателье, сделал Григорий Александрович.
– Мы с вашей мамой работали в Доме моделей на Кузнецком Мосту, – сказал Власов. – В свое время она была выдающейся манекенщицей. Ее хотели все модные журналы, буквально рвали на части.
– Знаю, – Надежда протянула руку. – В некотором роде я – лицо пострадавшее.
Григорий Александрович приложился к ее ручке губами:
– Понимаю. Мои дети видели меня так же редко, как вы – свою мать.
– Специфика работы, – Ираида Самсоновна постаралась сгладить неловкость. – Ночь-полночь – а у нас примерки или фотосессия для журнала. Однако несмотря ни на что, времена были чудесными. Теперь Григорий Александрович работает фоторепортером в журнале «Светская жизнь».
– Спасибо за приглашение, – вставил он. – Мне крайне нужен репортаж о мужской моде.
– В таком случае наши интересы совпали, – сказала Надежда. – Прошу прощения, сейчас я должна уйти. Увидимся позже.
К гостям Надежда вышла в черном атласном платье с глубоким декольте на спине, прикрытом тонким гипюром. По гипюру пролегала застежка на тридцати пуговках с воздушными петлями. Чтобы их застегнуть, Надежда специально пригласила в свой кабинет администратора Викторию, и на это у них ушло пятнадцать минут. Из украшений она выбрала бриллиантовые серьги, подаренные когда-то бывшим любовником Марком Фридмановичем. Он, кстати, тоже был на приеме.
История возвращения Марка в жизнь и дела Надежды Раух была связана с ее неудачной попыткой усыновления ребенка. Фридманович, как адвокат, сделал все, что смог, и, несмотря на неудачу, сумел сохранить расположение бывшей любовницы. Не далее как вчера Марк позвонил и напросился на прием. Надежда пригласила его и теперь хотела знать, для чего.
По неширокой витой лестнице она спустилась в гостиную, которую к тому времени уже заполнили нарядные гости: дамы в коктейльных платьях и мужчины – по большей части в смокингах. Их голоса сливались в монотонный гул, похожий на жужжание пчел.
Пятидесятилетний здоровяк закройщик Анастас Зинонович Тищенко стоял в центре гостиной в кругу солидных мужчин. На нем был идеально сшитый смокинг, жилет на трех пуговицах и белая бабочка, что значительно превосходило заявленный дресс-код вечеринки. Заметив Надежду, Тищенко представил ее собеседникам:
– Надежда Алексеевна Раух, дизайнер и хозяйка ателье. Весьма счастлив трудиться под ее руководством.
Надежда протянула руку первому из мужчин, невысокому плотному человеку с внимательным взглядом.
– Антон Геннадьевич Шимаханский, – сказал он и едва пожал ее пальцы. – Спасибо, что приютили Анастаса Зеноновича. В моем возрасте смена портного равносильна инфаркту.
– Антон Геннадьевич известный коллекционер и знаток искусств, – отрекомендовал его Тищенко.
– Приятно познакомиться, – проговорила Надежда и перевела взгляд на сорокалетнего мужчину в очках. Тот наклонил голову:
– Вадим Воронович. Всего лишь помощник этого господина, – он указал глазами на Шимаханского.
– Не прибедняйся, Вадим, – заметил тот. – У тебя хватает денег, чтобы заказать костюм у Анастаса Зеноновича.
– Руслан Акчурин, – представился третий – черноволосый мужчина с большими залысинами. – Юридическое агентство «Акчурин и сын». К вашим услугам…
Надежда покачала головой.
– У меня есть адвокат, – заметив среди гостей Фридмановича, она поманила его рукой. – Марк, иди сюда, к нам!
Он словно ждал, когда его позовут, немедленно подошел и поочередно пожал руки мужчинам:
– Добрый вечер… Очень приятно… Марк Фридманович.
– Мы с вами знакомы, – сказал Акчурин. – Единожды скрещивали шпаги в суде. – Он оценивающе-холодно оглядел Надежду. – Ваш адвокат? Поздравляю! Дельный молодой человек.
Будучи ровесником Фридмановича, Акчурин назвал его молодым человеком. Вероятно, этим он хотел выказать свое превосходство.
– Позвольте… – Власов нацелился на них объективом и, отступив на пару шагов, несколько раз щелкнул затвором фотоаппарата.
Анастас Зенонович обошел с Надеждой гостиную, представляя ее своим клиентам. Надежда улыбалась и благосклонно кивала каждому, но мало кого запомнила. Вернувшись к небольшому кружку мужчин, с которых все началось, она взяла под руку Фридмановича:
– Простите, мы отойдем.
У фуршетного стола он нетерпеливо спросил:
– Чего ты хотела?
– Всего лишь уйти, а тут и ты под руку подвернулся.
– Злая ирония судьбы… – Фридманович взял со стола бокал с шампанским и выпил. – Мне нужно переговорить с тем, что постарше.
– С Шимаханским, – подсказала она.
– Откуда ты его знаешь? – В голосе Фридмановича послышались ревнивые нотки.
– Брось, Марк. На меня это давно не действует, – усмехнулась Надежда, но все же ответила: – Мы познакомились с Шимаханским двадцать минут назад.
Оглядев гостей, Фридманович улыбнулся фотографу, тот сделал снимок, и он снова приложился к бокалу.
– Здесь собрались люди с возможностями.
– Большинства из них я даже не знаю. Это клиенты Тищенко, – Надежда подозвала Викторию и тихо спросила: – Не знаете, где Ираида Самсоновна?
– Она в закройной, – на лице Виктории возникло замешательство.
– Что-нибудь случилось? – поинтересовалась Надежда.
– Кажется, они там ругаются.
– С кем?
– С Валентином Михайловичем.
– Я скоро вернусь, – Надежда поставила бокал, пересекла фойе и свернула в коридор, ведущий к производственным помещениям. Дойдя до закройной, она взялась за дверную ручку, но ее рука тут же отдернулась.
Из-за двери послышался голос матери:
– Мы говорим на разных языках, Валентин Михайлович! Мужчина вашего возраста обязан знать, как сохранять лицо в любой ситуации. Никто не в силах сделать это за вас!
В ответ раздался сдержанный голос Соколова:
– Вы несправедливы ко мне, Ираида Самсоновна. Если мы не можем найти общий язык, мне лучше уволиться.
– Скатертью дорога! – Дверь с треском распахнулась, Надежда едва успела отскочить.
Догнав мать в коридоре, она спросила:
– И это называется решить вопрос с Соколовым?
– Оставь меня в покое! – Ираида Самсоновна вскинула руки, словно освобождаясь от ее назиданий.
– Как же ты не понимаешь… Он может уволиться. Мне нет дела до ваших личных отношений, но…
– Незаменимых людей нет! – прервала ее Ираида Самсоновна.
– Есть! – Надежда остановилась и повторила: – Есть! Валентин Михайлович – превосходный закройщик дамского платья. Другого такого нет.
– Не преувеличивай. – Ираида Самсоновна обняла дочь, потом, отстранившись, заметила: – Ты сегодня очень хорошо выглядишь.
– Пообещай, что вернешься в закройную и все исправишь.
– Сейчас? – Ираида Самсоновна манерно закатила глаза. – Только не это…
– Тогда я сама поговорю с Соколовым, и пусть тебе будет стыдно. Вместо того чтобы помогать, ты постоянно все портишь.
– Я порчу?
Сообразив, что переборщила, Надежда прижалась к матери:
– Прости, сорвалось. Сегодня у меня трудный день.
– Ну, хорошо, – Ираида Самсоновна заговорила низким, обиженным голосом: – Я пойду. Только предупреждаю: с моей стороны извинений не будет.
Надежда проводила мать взглядом и вышла в фойе. Там заметила, что дверь в мужскую гостиную приоткрыта, хотела захлопнуть ее, но услышала, что внутри кто-то есть, и вошла в темное помещение. В незаконченной гостиной повсюду громоздилась нераспакованная мебель. Мужской голос доносился из глубины, оттуда, где была мужская примерочная.
– Не хочу этого делать, – сказал мужчина. – Ничем хорошим это не кончится.
Пока Надежда шарила рукой в поисках выключателя, разговор продолжался:
– Вы обезумели… Вспомните, о чем мы договаривались… Нет. Он не переживет этого дня.
Надежда нащупала выключатель и зажгла свет. В глубине примерочной стоял высокий седовласый мужчина, одетый в элегантный темно-синий костюм. Он резко обернулся и бросил в трубку:
– Перезвоню.
– Что вы здесь делаете? – спросила Надежда.
– Говорю по телефону. В гостиной слишком многолюдно. Значит, вы и есть та самая Надежда Раух?
– Да, это я. – Она улыбнулась. – По вашему костюму вижу, что вы клиент Анастаса Зеноновича.
Мужчина широко улыбнулся и представился:
– Сергей Аполлинарьевич Козырев.
– Для телефонного разговора могу предложить свой кабинет. Там никого нет.
– Благодарю, не стоит. Я уже закончил, – Сергей Аполлинарьевич оглядел комнату: – Это примерочная?
– Она еще не готова, – Надежда вышла за дверь: – А здесь будет мужская гостиная. Специально для Тищенко мы выкупили соседнее помещение.
– И это очень разумно. Анастас Зенонович – та самая пресловутая курица, которая несет золотые яйца. Признаюсь, прежде чем явиться сюда, я справился о вас.
– И что же узнали? – поинтересовалась она.
– Вас превосходно характеризуют, – сказал Козырев. – Вы – талантливый модельер.
– Неужели?
– Оставьте это кокетство…
Беседуя, они вышли в фойе и двинулись туда, где в окружении клиентов стоял Тищенко. Краем глаза Надежда заметила, что в гостиной появились ее мать и Валентин Михайлович Соколов, высокий аристократичный мужчина с пышными, посеребренными сединой волосами.
– Позволите? – К Надежде подошел Шимаханский и, взяв ее под руку, подвел к простенку между окнами: – Откуда у вас эта картина?
– Ее купила моя мать.
– Где, если не секрет?
– Этого я не знаю, но могу спросить.
– Если не трудно…
Надежда оглянулась и увидела, что Ираида Самсоновна с кем-то беседует.
– Чуть позже… – сказала она и спросила: – Считаете, картина представляет какую-то ценность?
– Нет, не думаю. Однако очень милая композиция – полуфигурный портрет юной девушки на фоне идиллического пейзажа. Ее бальное платье похоже на подвенечное. Не находите? Навскидку – девятнадцатый век.
– Судя по корсету и юбке-колоколу – это не ампир. Значит, не начало и не конец девятнадцатого века, когда на смену кринолинам пришли турнюры и юбки по бедрам. Думаю, что портрет написан в пятидесятые годы девятнадцатого века.
– Приятно иметь дело с профессионалом, – сказал Шимаханский и, обернувшись, поискал кого-то глазами: – Анастас Зенонович обещал мне примерку костюма.
– Сегодня? – удивилась Надежда.
– Ближайшие дни у меня заняты, и, раз уж я здесь, лучше примерить костюм сейчас.
Надежда подозвала Викторию, велела проводить Шимаханского в мужскую примерочную и принести туда все, что он скажет.
Тем временем гости начали расходиться. Ушли Фридманович и Соколов. К одиннадцати часам в гостиной и в фойе остались несколько человек. Когда после примерки в гостиную вернулся Шимаханский, Воронович подал патрону пальто, они попрощались и вышли.
Проводив Анастаса Зеноновича и последних гостей, Ираида Самсоновна приказала официантам убрать фуршетные столы.
Надежда сняла туфли и устало полулегла на диван.
– Кажется, все прошло хорошо.
– Тищенко – вполне светский человек, – заметила Ираида Самсоновна.
– Что с Соколовым?
– Мы поговорили. Разговор был тяжелым, тем не менее он успокоился… – Ираида Самсоновна хотела продолжить, но ее прервал долгий звонок.
Мать и дочь тревожно переглянулись. Виктория побежала к двери. Спустя минуту в гостиной появились Воронович и дежурный охранник. Они внесли Шимаханского. Безвольно повиснув в чужих руках, он в такт шагам болтал головой.
– Ему стало плохо в машине! – крикнул Воронович. – Звоните в «Скорую»! Немедленно!
Надежда вскочила с дивана, туда положили Шимаханского. Он был бледен и чуть заметно дышал.
Набрав номер и дождавшись ответа, Ираида Самсоновна уточнила:
– Он – гипертоник?
Вадим Воронович вырвал у нее трубку:
– Мужчина, шестьдесят один год. Шимаханский Антон Геннадьевич. Сердечный приступ, возможно – инфаркт. Адрес? – Он сунул трубку Надежде: – Ваш адрес! Говорите!
Диспетчер приняла вызов и сообщила, что «Скорая» прибудет в течение десяти минут. Ираида Самсоновна и Надежда стянули с Шимаханского пальто, расслабили галстук и расстегнули воротник сорочки.
– Если он сердечник, в карманах есть нитроглицерин, – предположила Надежда.
– Ищите! – крикнул Воронович.
Надежда прошлась по карманам пиджака, проверила нагрудный, затем взялась за пальто.
– Здесь есть таблетки…
– Не сметь их давать! – крикнула Ираида Самсоновна и распорядилась: – Откройте окно!
Воронович бросился к окну и распахнул его настежь. Шимаханский тихо лежал на диване, его лицо все больше бледнело, грудь вздымалась все реже. Надежда нащупала на запястье пульс:
– Сердцебиение замедляется!
– Не паникуй! – Ираида Самсоновна выглянула в окно и радостно обернулась: – «Скорая» приехала!
Через минуту в гостиную вбежали двое мужчин в форменных костюмах. Один из них раскрыл чемодан, другой бросился к Шимаханскому, буквально разодрал на нем сорочку и приложил к груди головку фонендоскопа. Потом раздвинул пальцами веки, взглянул на зрачок и крикнул:
– Остановка сердца! Дефибриллятор! – Врач выпрямился, стянул с себя куртку и швырнул ее в сторону. – Помогите перенести его на пол!
Вадим Воронович ухватил патрона под мышки, врач взялся за ноги. Шимаханского перенесли на ковер.
– Теперь уходите!
Все, кто был в гостиной, вышли в фойе. Ираида Самсоновна велела охраннику прогнать официантов. Выполнив приказ, охранник вернулся, чтобы полюбопытствовать, однако Надежда сорвалась на него, крикнув:
– Уйдите!
Охранник сел на свое место и уткнулся взглядом в столешницу.
Минут через десять из гостиной вышли врачи. К ним кинулись с вопросами:
– Ну что?
– Как он?
– Жив?
Врач медленно покачал головой и опустил глаза:
– Все бесполезно. Он умер.