Вернувшись из марта 1942-го, Крайнев прожил в Москве пять счастливых месяцев. Его договор с владельцем банка исполнялся неукоснительно: каждое утро Крайнев проникал в будущее на день и приносил точную финансовую информацию. Для обеспечения секретности, а также избавления Крайнева от возможности ежедневно видеть самого себя, склонившегося у компьютера, установку перенесли в банк. Утром Крайнев заходил в специально выделенный кабинет и спустя короткое время выходил. Информация, скачанная на диск, поступала в распоряжение владельца банка, а Крайнев шел домой. От прежней должности начальника внутреннего аудита он отказался, чему в банке только обрадовались. Как догадался Крайнев, опасались, что проболтается. Подаренные акции Крайнев вернул Дюжему, и владелец банка за них заплатил – по рыночной стоимости. По сравнению с летом цена акций упала вдвое, но Крайнев не расстроился: дареный конь… и так слава Богу!..
Дни напролет он проводил с Настей, помогая ей освоиться в новой жизни. Крайнев планировал сделать все по порядку: краткий курс истории, особенности современного общественного устройства, экономических взаимоотношений, технические устройства… План сломался в первый же день. Настя увидела телевизор, и Крайнев включил его. Настя до ночи просидела, не отрываясь от экрана, и уснула на диване под мягкий голос диктора. Утром она увидела мужа у компьютера и заинтересовалась… Так и пошло. Телевизор сменялся компьютером, стиральной машиной или печкой СВЧ, рассказ о денежной системе перебивался лекцией о стиральных порошках… Крайнев всерьез опасался, что от такого сумбура в голове у Насти будет каша. Так оно поначалу и случилось, но затем каша заполнила предназначенные для нее горшочки, и настал черед Крайнева удивляться. Как-то он застал жену за попыткой установить на компьютер медицинскую программу. Настя стучала по клавиатуре и рассерженно шипела.
– Код активации не принимает! – пожаловалась мужу. – Все делаю по инструкции, а он пишет: «неправильный»!
Крайнев достал из лотка диск.
– Откуда?
– Съездила на «Горбушку». Продавец сказал: «Работает без проблем!»
– Пиратское ломье! – Крайнев бросил диск в корзину. – Сказала бы – купил бы лицензию.
– Она дорогая!
– Ты дороже! – Крайнев обнял жену и зарылся лицом в пышные волосы. – Юзер ты мой!
– Хорошо, что не лузер! – фыркнула Настя. – Совестно жить за твой счет! Молодая, здоровая – пора работать!
– Успеешь! – не согласился Крайнев. – Тебе надо в институт! Учеба – тоже работа!
Настя пыталась возразить, но он закрыл ей рот поцелуем.
Крайнев боялся, что будущее окажется Насте не по плечу, но вышло ровно наоборот. Он недоумевал, но, поразмыслив, понял. Девочка, переезжающая из деревни в столицу, готова к чуду. В сороковые годы прошлого столетия Настя увидала бы в Москве высокие дома, метро, трамваи, кинотеатры. В двадцать первом веке добавились компьютер, телевизор и интернет. Суть не изменилась. Настя хотела освоить мир, где жил любимый, и Крайнев изо всех сил помогал.
Наблюдая за юной женой, Крайнев поражался не только умению Насти адаптироваться в незнакомом мире. В свои девятнадцать Настя была по-житейски зрелой. Крайнев знал, что в середине прошлого века люди взрослели быстрее – жизнь заставляла, но контраст между Настей и ее московскими ровесницами был разителен. Настя уступала своим сверстницам только в одном: отношении к интимной стороне любви. Спустя несколько месяцев после замужества она все еще стеснялась в постели, краснела, чем приводила мужа в совершеннейший восторг.
Трое братьев Нестеровичей, родившиеся через несколько лет после перемещения старшей сестры в будущее, отнеслись к ее возвращению со спокойной радостью. Никого не смутило, что старшая сестра годится им во внучки. Настю зацеловали, обласкали, задарили, а вместе с ней – и Крайнева. Как понял Крайнев, потому, что сестра выбрала его. Крайнев подозревал: окажись на его месте какой-нибудь марсианин с десятью щупальцами, Нестеровичи так же радушно усадили бы его за стол, налили чарку и навалили тарелку вкусной снеди. Но не, дай Бог, Настя на него пожаловалась бы. Братья Нестеровичи, несмотря на годы, оставались крепкими мужиками и запросто могли навалять обидчику.
Крайневу, рано потерявшему родителей и росшему с бабушкой, быть членом большого, дружного клана нравилось. Он больше не был одинок. Не только потому, что рядом была Настя. В любой миг он мог позвонить, а то и приехать к ранее незнакомому человеку, не сомневаясь, что тот примет, накормит, выслушает и искренне попытается помочь. Крайнев полюбил ходить в гости и принимать их у себя. Особенно он сдружился с младшим из Нестеровичей, Федором, директором кардиоцентра. Долгожданную старшую сестру Федор обожал. Крайнев искренне рассчитывал, что Федор, обвешанный дипломами, званиями и премиями, как новогодняя елка игрушками, поможет Насте с мединститутом, но вышло иначе. Однажды Настя объявила, что идет работать в кардиоцентр сиделкой. Крайнев пытался возражать, но Настя настояла. Крайнев слишком любил жену, чтобы затевать по такому поводу скандал, поэтому вначале покорно мирился с ее ночными сменами, смертельной усталостью после дежурств. Нередко приходилось на руках нести ее в дом, и Настя засыпала, припав щекой к его теплому плечу. Крайнев надеялся, что Насте скоро надоест, она возьмется за ум и станет готовиться к экзаменам. Не тут-то было. Крайнев решил поговорить с Федором. Шурин принял его в своем кардиоцентре и терпеливо выслушал взволнованную речь родственника.
– Зачем ей диплом? – спросил, когда Крайнев умолк.
– Как? – изумился Крайнев.
– Диплом требуется человеку для подтверждения нескольких лет пребывания в стенах учебного заведения, – сказал Федор. – И только. Встречаются люди, наивно считающие диплом подтверждением квалификации. Если б ты знал, сколько я видел дипломированных врачей, ничего не знающих и не умеющих, которым ручки надо отбивать, чтоб не прикасались к больному! Они выбрали профессию для престижа и денег, а вовсе не затем, чтоб лечить!
– Кстати, о деньгах! – не удержался Крайнев. – Считаешь, зарплата сиделки лучше?
Федор открыл ящик и выложил на стол толстый конверт.
– Забирай! Настя отказывается.
Крайнев взял конверт, заглянул. Денег было много.
– За что? – спросил, кладя конверт на стол.
– За это! – Федор похлопал себя по груди. – Когда человек здоров, деньги для него – главное. Затем возникает реальная перспектива лечь под мрамор и оградку, и приходит горькое понимание: деньги – хлам.
– При чем здесь Настя?!
– Идем! – Федор встал из-за стола. – Халат накинь…
Они шагали длинными, сверкающими коридорами центра; время от времени Федор открывал дверь, они входили. Крайнев видел людей, опутанных трубками и проводами, недвижимых, с бледно-серыми лицами. Возле некоторых хлопотали люди в форме кардиоцентра, некоторые лежали в одиночестве, возле кого-то дежурили сиделки. В одной из них Крайнев узнал Настю, хотел подойти, но Федор остановил. Они вернулись в кабинет, сняли халаты, и секретарь директора принесла чай.
– Любая операция, даже самая сложная – полдела, – сказал Федор, размешивая сахар ложечкой. – Видел, в каком состоянии люди? Их следует выходить, иначе труд хирургов насмарку.
– Настя – сиделка, а не медсестра! – напомнил Крайнев.
– С тех пор, как она работает в центре, у нас нулевая летальность. Ясно? – Федор швырнул ложечку на стол. – Даже в самых лучших кардиоцентрах имеются летальные случаи. Специфика. У кого меньше, у кого больше, но есть везде. А у меня – нет. Это противоречит медицинской практике, но факт. Ничего особенного Настя не делает. Сидит возле больных, разговаривает, гладит по лбу, и они поправляются. Быстро! Причем все больные чувствуют причину. Стоит Настю заменить – скандал! Это дар, у нас прабабушка так умела.
– Ты уработаешь ее до смерти!
– О чем ты! – обиделся Федор. – Гоню домой – не идет. Говорит: «Больные просят!»
– Она возле меня так сидела, – сказал Крайнев. – В январе сорок второго. Тоже гнал. Носом клевала, но не шла. На руках в постель относил.
– Чем болел? – заинтересовался Федор.
– Банальное воспаление легких. Зачем сиделка, когда есть антибиотик? Новейший, сильный.
– Что мне нравится в современных людях, – сказал Федор, – так это поголовная медицинская грамотность. Сами себе ставим диагноз, сами лечимся… Потом не знаем, как спасать. Новейший антибиотик рассчитан на подавление новейших возбудителей болезни. В сороковые годы их просто не существовало.
– В общем-то, не помог, – согласился Крайнев.
– У тебя была ретро-инфекция, смертельная для современника. Людей сегодня убивает простой дифтерит, а тут крупозное воспаление легких…
– Хочешь сказать?..
– Тебя спасла Настя. Ее любовь, самоотверженность, дар, который послал ей Господь.
– Пусть так! – не стал спорить Крайнев. – Но я не хочу, чтоб Настя умирала на работе. Она моя жена, я ее люблю.
– Можно подумать, я – нет! – рассердился Федор. – У человека может быть несколько жен, другой сестры не появится. У самого сердце болит. Поговорим с ней! Строго! Упорядочим график дежурств, исключим самые легкие случаи…
– И отпуск! – потребовал Крайнев. – Месяц!
– Неделю!
– Я обещал Насте море. Недели мало!
– Десять дней. Придется перенести ряд операций.
– По рукам! – согласился Крайнев.
– Возьми! – протянул Федор конверт. – Не беспокойся, добровольно дали. Можно сказать, силком всучили. У меня в центре поборы запрещены. Вам на отпуск.
– Ладно! – согласился Крайнев…
На дворе стоял ноябрь 2008-го, мировой финансовый кризис был в разгаре, в банке ни за что не отпустили бы Крайнева в отпуск. Но незадолго до разговора с Федором состоялся еще один. Крайневу позвонил Нестерович и пригласил в центр. Однако в кабинете директора родственника не оказалось. Из-за стола встал незнакомый мужчина лет сорока пяти, среднего роста, с заметной военной выправкой. Лицо его показалось Крайневу знакомым. В то же время он мог поклясться, что не видел этого человека раньше.
– Федор Семенович любезно предоставил нам кабинет, – объяснил незнакомец, поздоровавшись. – Присаживайтесь, Виктор Иванович! Давайте знакомиться! Моя фамилия Гаркавин, Василий Петрович.
– Воинское звание? – спросил Крайнев.
– Подполковник.
– Не бог весть…
– В нашей системе возможности карьерного роста скромнее, чем в армии, – объяснил Гаркавин. – К пенсии обещали полковника.
– Пронюхали об установке?
– Нечего нюхать – пол-Москвы знает. Скоро в газетах напишут.
– Зачем она вам?
– По большому счету, незачем. Будущее открывается максимум на двадцать четыре часа, прошлое государству не интересно. Тем более что отправить в прошлое можно единственного человека. Вас. Однако нельзя позволить обладать таким устройством частному лицу. Стране не требуются новые олигархи. Со старыми не разобрались.
– Дюжий так просто отдал установку?
– Он получит государственный кредит для поддержания ликвидности банка. Значительный и на льготных условиях.
– Значит, я безработный! – вздохнул Крайнев.
– Одним из условий договора была выплата вам годовой заработной платы. Вперед. Деньги зачислены на ваш картсчет – проверьте.
– Рассчитываете, буду работать на вас?
– Рассчитываю! – признался Гаркавин.
– Зря.
– Работа не трудная. Всего лишь написать подробный отчет. С вашей уникальной памятью не составит труда.
– Это все?
– Да. Только нас интересуют мельчайшие подробности.
– Счас! – хмыкнул Крайнев.
– Взаимоотношения с противоположным полом можно опустить. Но детали перемещения в наше время человека из прошлого очень важны. Технические, – уточнил Гаркавин. – Кстати! – он достал из кармана конверт. – Возьмите! Не годится, чтоб гражданин России жил по подложным документам.
Крайнев открыл конверт. В нем оказался российский паспорт на Настино имя, школьный аттестат и свидетельство о рождении. Фото в паспорте было Настино, на нужных страницах синели штампы о регистрации и о браке.
– Документы подлинные, – сказал Гаркавин. – Закон не нарушен. Гражданка Нестерович родилась на территории Российской Федерации, ее родители – граждане России.
– СССР!
– Российская Федерация – правопреемница СССР.
– Анкетные данные подлинные?
– В паспорте год рождения исправлен, свидетельство о рождении – настоящее. Дубликат. Архив Городского ЗАГСа пропал в войну, но областной успели вывезти.
– Молодая женщина 1923 года рождения, – саркастически заметил Крайнев. – Она очень обрадуется!
– Свидетельство о рождении редко используется в повседневной жизни, – возразил Гаркавин. – Обычно в делах о наследстве, когда нужно установить факт родства. Насколько мне известно, у Анастасии Семеновны таких проблем нет.
– Ладно! – сказал Крайнев, вставая. – Напишу!
На составление отчета ушла неделя. В банк ходить не было нужды, Настя пропадала на дежурствах – времени хватало. Крайнев не заметил, как увлекся. Пережитое ярко встало перед глазами: люди, бои, раны, смерть… Он видел лица, слышал речь, обращенную к нему. Сам того не замечая, отвечал… Ему было радостно и горько одновременно. Дорогие ему люди остались в прошлом, а он здесь. У них война, смерть, холод и голод, а он сидит в тепле и сытости…
Закончив отчет, Крайнев отправил его электронной почтой по указанному адресу. Подполковник позвонил через день и попросил о встрече. На этот раз – в квартире Крайнева.
– Замечательный отчет! – похвалил Гаркавин, потирая воспаленные глаза. – Ночь читал! Все подробно, ни добавить – ни убавить. Пожалуйста, подпишите. И еще просьба. Расскажите о Саломатине.
– В отчете есть.
– Я имею в виду человеческие качества. Каким он был?
– Зачем вам?
– Нужно! – подполковник вдруг застенчиво улыбнулся. – Это мой дед.
«Вот на кого он похож!» – понял Крайнев и кивнул.
С Гаркавиным в тот день они сидели долго.
– Как он погиб? – спросил Крайнев, закончив рассказ. – Дюжий рассказывал: был какой-то дурацкий приказ из Центрального штаба партизанского движения. Напасть на тылы вермахта. Без всякой нужды.
– Дюжий не прав. Бригада Саломатина получила секретное задание чрезвычайной важности. И выполнила.
– Какое задание?
– У меня нет доступа к этой информации.
– У вас? – не поверил Крайнев. – Какие могут быть секреты для вашего ведомства?
– В государственных архивах есть документы, закрытые с царских времен. Доступ к тем или иным делам строго регулируется. Простого желания узнать подробности о своем родственнике недостаточно для разрешения.
– Что может быть тайного в Отечественной войне?
– Не знаю! – Гаркавин забарабанил пальцами по столу. – Ясно одно: немцам дед насолил не по-детски. Что представляла собой партизанская бригада в то время? Максимум тысяча бойцов, обычно – в два-три раза меньше. Бывало – и сотня. Главной проблемой войны в немецком тылу было снабжение, особенно – оружием и боеприпасами. Самолетами через линию фронта много не навозишь. Поэтому командиры партизанских соединений осторожно наращивали их численность. Саломатин – не исключение. Лучше иметь сотню боеспособных людей, чем тысячу голодных, разутых и без оружия. Но в любом случае партизан – не ровня обычному солдату. Хуже вооружение, подготовка. Теперь представьте: для разгрома ничтожной с военной точки зрения боевой единицы немцы снимают с фронта моторизованную дивизию, батальон танков, авиационный полк… Плюс охранные подразделения.
– В немецких архивах документы сохранились?
– Операцию засекретили обе стороны, немцы свой архив уничтожили еще в войну. Остались косвенные упоминания. Операция «Валгалла». Любили они громкие имена. Не ясно, однако, так называлась карательная экспедиция против партизан или же нечто другое? Боюсь, не узнать. Спасибо, Виктор Иванович!
Гость встал, Крайнев тоже.
– Если я захочу вернуться в прошлое… – тихо спросил Крайнев. – Это возможно?
– Вы сильно рискуете.
– В первый раз рисковал больше. Ничего не знал, ничего не умел.
– Зато ваш бывший работодатель держал установку постоянно включенной. Вы могли вернуться в любой миг. Наша организация бюджетная, оплачивать неподъемные счета за электричество не сможет… Пять-десять минут в день, в заранее условленное время.
– Это не важно! – сказал Крайнев…
После разговора с Федором Крайнев купил две путевки в Эйлат, и они с Настей полетели в Израиль. Там светило солнце, плескались морские волны и росли пальмы. Они загорали, купались и смотрели достопримечательности. Настя, замученная работой, оттаяла и стала походить на девочку, некогда встреченную Крайневым на лесной дороге. Такой он любил ее вдвойне. Они съездили в Иерусалим, где посетили главные христианские святыни и накупили сувениров, честно пытались утонуть в рассоле Мертвого моря, любовались рыбками в океанариуме. Крайнев купил ожерелье и браслет из розовых кораллов – они удивительно шли к свежему загару Насти, она пришла в восторг и полдня крутилась у зеркала, отрываясь ненадолго, чтоб поцеловать мужа. Как некогда в 1942-м, они все время были вместе. Только однажды Крайнев оставил жену. Накануне он сделал несколько звонков, говорил по-английски, а наутро, извинившись перед Настей, вызвал такси. Маленький автомобильчик с бывшим соотечественником за рулем привез его в другой город и высадил у белоснежного здания госпиталя. Крайнев расплатился с таксистом, купил в соседней лавочке букет роз и вошел в здание. Приветливая администратор проводила его в палату. Здесь на койке лежала пожилая женщина, одетая в длинную ночную сорочку в мелкий горошек. Женщина спала. Крайнев присел и стал ждать. Прошло с полчаса, прежде чем женщина открыла глаза.
– Это ты? – спросила. – Или мне кажется?
– Я! – сказал Крайнев и неловко вложил розы в руки женщины. Она поднесла их к лицу.
– Пахнут! И колются. Не брежу. Знала, что не умру, не повидав тебя.
Крайнев наклонился и поцеловал ее руку. Слезинка выкатилась из глаза женщины и побежала по щеке.
– Ты все такой же: молодой, красивый, а я…
– Ты тоже красивая!
– Хоть бы сейчас не врал! – вздохнула женщина. – Пришел попрощаться?
– Сказать спасибо.
– За что?
– За сына и внуков.
– Ты видел их?
– На фотографии.
– В жизни они интересней! – женщина заулыбалась. – Хочешь, познакомлю?
– Будет трудно объяснить, почему отец вдвое младше сына и ровесник внуков. Я не растил их, не помогал им, не жил их бедами и радостями.
– Здесь нет твоей вины.
– Они могут посчитать иначе. Сама подумай: жизнь у людей сложилась и движется по устоявшейся колее, и вдруг – на тебе! Неизвестно откуда взявшийся отец и дед! Сочтут сумасшедшим или, того хуже, – жуликом.
– Трусишь?
Крайнев кивнул.
– Все мужики такие! – вздохнула женщина. – Воевать – орлы, а как в самом главном… К тому же ты не еврей. Нас слишком мало на земле, мы ценим каждого родственника. Сама им скажу. Как тебя зовут, по-настоящему?
– Виктор. Виктор Иванович. – Крайнев протянул визитку.
– Непривычно. Савелий мне нравился больше. Отдам. Пусть думают.
Некоторое время оба молчали.
– Ты давно в Израиле? – спросила женщина.
– Неделю.
– Один?
– С Настей.
– Как она?
– Освоилась. Работает сиделкой в кардиоцентре. У нас все хорошо.
– Кто б сомневался! – вздохнула женщина. – С тобой, да чтоб плохо? Дура я, дура! – женщина заплакала. Крайнев наклонился и поцеловал ее в соленые щеки. – Ладно! – она оттолкнула его. – Иди! Попрощался – и будет!
Крайнев встал.
– Постой! – женщина приподнялась на кровати. – Я хочу, чтоб ты знал. Дни с тобой – самое светлое, что было в моей в жизни. Когда было трудно, я вспоминала их, и становилось легче. Спасибо! Пусть у вас сбудется, что не сбылось у меня! Благослови вас Бог!
Крайнев поклонился и вышел. В отель он вернулся к обеду и нашел Настю на пляже. Она загорала на лежаке, рядом сидел какой-то хлыщ и молол языком. Завидев Крайнева, хлыщ растворился, словно его и не было.
– Кто это? – спросил Крайнев.
– Не знаю! – пожала плечами Настя. – Пришел, сидит, болтает, но о чем – непонятно. Я не понимаю по-английски.
– Что тут понимать! – сердито сказал Крайнев. – Ежу ясно. Его счастье, что смылся.
– Видел Соню? – спросила Настя.
– Ты знаешь? – удивился Крайнев.
– Я не понимаю по-английски, – сказала Настя, – но слово «госпиталь» одинаково во всех языках. И фамилию «Гольдман» я не забыла. Как она?
– Умирает.
– От чего?
– От болезни, которую не умеют лечить. Старость. Ей за девяносто.
– Что она сказала?
– Пожелала нам счастья. И благословила.
– Она добрая, – сказала Настя. – Потому предпочла тебе мужа. Тот был больной и слабый, а ты сильный и мог за себя постоять.
– Это правда! – согласился Крайнев. – Я и сейчас такой. Увижу еще раз приставалу возле тебя – сделаю из него пляжный зонтик! Вкопаю в песок головою вниз…
В тот вечер в отеле объявили музыкальный вечер. Крайнев с Настей танцевали, пили вино и смеялись над ужимками аниматора. В номере Крайнев наполнил ванну, усадил в нее Настю, выкупал, завернул в полотенце и отнес в постель. Она довольно жмурилась и позволила ему делать с ней, что хочет.
– Что ты задумал? – спросила Настя, когда он, умиротворенный, притих рядом.
– О чем ты?
– О том! Ты ничего не делаешь просто так – я тебя знаю. Обещал показать мне море и показал. Попрощался с Соней… Носишь меня на руках и лелеешь, как до свадьбы не лелеял. Словно просишь прощения. Куда собрался?
Крайнев понурился и сказал.
– Ну вот! – воскликнула Настя. – Я так и знала!
Слезы побежали у нее по щекам. Крайнев виновато стал их отирать, бормоча нечто примирительно-ласковое.
– Притащил меня в будущее и бросаешь! – не унималась Настя.
– Это всего лишь миг! – убеждал Крайнев. – Ты же видела. Растворился – и появился снова.
– Это здесь миг! – не согласилась Настя. – Там – месяцы! Там война, стреляют, а ты всегда лезешь под пули…
– Меня нельзя убить – я из будущего.
– А это что! – Настя ткнула в шрам на его плече.
– Подумаешь, царапнуло!
– Если неуязвимый, почему ранило?
– Настя! – сказал Крайнев. – Там Саломатин, твой отец, Валентина Гавриловна, десятки других знакомых нам людей. Они сражаются, погибают, пребывают в голоде и холоде, а я загораю на курорте, в то время как могу им помочь. Когда в банке мне запретили перемещаться в прошлое, говорить было не о чем. Но теперь появилась возможность…
– Возьмешь меня с собой?
Крайнев покачал головой.
– Не разрешат.
– Тогда и тебя не пущу!
Они спорили чуть ли не до утра и уснули не примиренные. Следующий день был предпоследним в поездке, и они провели его на пляже, почти не разговаривая. Вечером, когда Крайнев тоскливо лежал на кровати, Настя вдруг подошла и прильнула к нему.
– Когда отправляешься?
– Не скоро, – сказал Крайнев. – Бюрократическая организация: пока все согласуют… Новый год встретим вместе.
– Да? – Настя заулыбалась и принялась его целовать. – Не обманываешь?
– Чтоб мне сгореть!
– Смотри! Обманешь – сама спалю!
– Я несгораемый! – сказал Крайнев, расстегивая ее сарафан. – Уж нас душили-душили, стреляли-стреляли, а мы – вот! Живые и здоровые, веселые и счастливые…
Крайнев оказался неправ: перемещение затянулось до марта. Проблема оказалась не только в бюрократии. Гаркавин отнесся к желанию Крайнева чрезвычайно серьезно. Крайнева заставили пройти полный курс подготовки. Учили не только стрелять из всех видов оружия, ставить и снимать мины, маскироваться на местности и организовывать засады, но и немецким речевым оборотам того времени, особенностям функционирования различных немецких учреждений на оккупированной территории, их непростым взаимоотношениям, методам борьбы с партизанами и многому другому. Как потом подсчитал Крайнев, с ним работало свыше тридцати человек. Ему пришлось выезжать на полигоны, жить там неделями, что очень не нравилось Насте.
– Зачем все это? – спросил как-то Крайнев Гаркавина. – Ну ладно, немецкая форма, документы, речевые обороты. Но иерархия взаимоотношений между воинскими чинами? Я же не в шпионы…
– Ситуация может сложиться непредсказуемо – следует исключить любую случайность, – спокойно ответил подполковник. – Как руководитель операции я несу полную ответственность за вашу безопасность. Поэтому занимайтесь, как следует! Неподготовленного человека на опасное дело я не пошлю.
Гаркавина поддержала Настя.
– Учись! – сказала сердито. – Пусть ты уезжаешь от меня, зато вернешься живой. Саломатин всегда знал, что делать, и внук у него такой же. Не ленись! Меня так учиться заставлял…
Под двойным напором Крайнев уступил, и выпускные экзамены сдал на «удовлетворительно». Накануне решающего дня он посетил Федора.
– Вот! – сказал, протягивая конверт. – Здесь завещание и доверенность на депозитные счета в банках. На всякий случай… По закону Настя – единственная наследница, но с доверенностями проще.
– Когда вы настреляетесь?! – сказал Федор, бросая конверт в ящик стола. – Никто ведь не гонит!
Крайнев повернулся и пошел к двери.
– Погоди! – окликнул Федор. – Не волнуйся, Настю не оставим. Ты поосторожнее… Если встретишь отца с мамой, передай… – Федор запнулся. – Ты знаешь, что сказать.
Крайнев кивнул и вышел.