«Стоит столик на четырех ножках;
Стоит, крепко держится.
Не упадет столик на четырех ножках.
Скорей – упадет человек.
Ведь у человека всего две ноги.
И упасть ему очень легко».
Ветер был попутный, и половина гоплитов спокойно ждала своей смены. Бирема, недавно построенная и богато отделанная на деньги торговца Суцепия, лихо резала волны Эгейского моря. Отряд возвращался домой. До пристаней Коринфа осталось не более дня пути. Эллины и наемники не пострадали в этом походе, но и прибыли он не принес. Македонские и спартанские биремы и пентеконторы спокойно прошли мимо, никому не нужна была схватка. Люди мучились бездельем, и от этого нарастала злость друг на друга.
– Где Боги спрятали тебя, Гиппас? – прогремел голос командира похода Карпоса. – Ты нам второй день не рассказываешь, как закончится наш поход, будут ли Боги неба и моря милостивы к нам. Где ты?
– Он снова под палантином, рисует? – сказал кто-то из шести возлежащих на отдыхе гребцов.
– Мне надоел этот астроном, от него никакого толка! Только ест и рисует свои бестолковые квадраты! Кеней, Ператл, со мной, – скомандовал командир.
Двое нехотя поднялись и, чтобы придать себе воинственности, застегнули ремни на железных нагрудниках.
Откинув полотно, натянутое от борта до борта, Карпос указал на крохотного и худого бородача, который сжимал в руках ворох высушенных пальмовых листьев, полностью исчерченных линиями и символами. Глаза маленького человечка радостно сверкали.
– Карпос! Да видят Боги, Карпос! Я нашел! – громко закричал он.
– Что ты мог найти? Гиппас, мы не дали тебе ни папируса, ни угля! Мы прошли за семь лун путь до Мегара, Керамика, Анатолии, а ты ни разу не помог нам! Да, Боги милостивы, но не к тебе, а к нам. Откуда ты взял папирус?
– Выпросил у менял в Анатолии. Смотри, Карпос, теперь все строители могут использовать этот алогос и больше не ошибаться. Мне все говорили, что его нет. Вот он! – Маленький Гиппас практически танцевал от собственного восторга.
Карпос в Керамике взял на борт несколько ученых людей, которые сейчас все вместе подошли к воинам, держащим за локти восторженного астронома. Один из них, самый высокий, обратился к командиру:
– Карпос, разреши нам посмотреть на рисунки этого человека, я вижу, что он принадлежит к нашей, пифагорейской школе, а я сейчас возглавляю группу нашу и мы точно определим, ценны его слова или нет. Меня зовут Ферсит и я тоже из Метапонта, откуда и твой астроном. Там он тоже не имел успеха.
– Смотрите быстрее! – злясь, что не понимает и половины слов, прорычал Карпос.
Ферсит взял листья из рук растерявшегося Гиппаса.
– Посмотри сам, Ферсит, вот эта пентаграмма! Я считал ее десять дней, почти не спал и все сошлось! Я верю, что это так!
Люди Ферсита столпились вокруг него. И загудел разговор. Громкость его все усиливалась. Лица пифагорейцев хмурились. Стали появляться резкие жесты и окрики. Потом Ферсит собрал листья в свои руки и подошел к командиру. Лицо его было хмуро.
– Послушай, Карпос! Этот человек выдает себя за ученого и астронома, я знал его ранее, он действительно был пифагорейцем, точнее, называл себя так. Сейчас мы видим, что он колдун и молится Аиду. Он нарушил святую целостность единой линии чисел. Это недопустимо. Если ты видишь на этих листах папируса звезды, то сможешь ли прочесть то, что он написал?
– Не смогу и не собираюсь! – прогремел уже разъяренный командир эллинов. – Что ты хочешь от меня?
– Выбрось его в море, иначе наведет горе он на тебя, твою команду, и судно погибнет. А я и мои люди сделаем для тебя все расчеты до самого Коринфа, – спокойно ответил глава ученых.
– Да будет так! – принял решение Карпос. – За борт его!
И махнул рукой своим солдатам, которые легко подхватили маленького Гиппаса и потащили к борту. Сам Гиппас с отвращением смотрел только на своих бывших сподвижников и, не издав ни одного звука, гордо подняв голову и сжав губы, смиренно готовился к казни.