Воздух напоен тягучим ароматом цветов, растущих в парке возле нашей виллы. До битвы я мог бы распознать каждый их вид, просто сделав вдох. Был способен почуять пыльцу, прилипшую к коже Флёр. Теперь же, после сражения, мои возможности к выслеживанию ограничены средствами, доступными куратору.
Взглянув на красную точку на экране наручного монитора, я убеждаюсь, что Флёр в безопасности. В течение следующих сорока минут она просидит за партой на уроке испанского. С наслаждением вдыхая утренний воздух, я ощущаю, как расслабляются мышцы, когда я пробегаю первый километр, постепенно набирая скорость. Шрам на бедре, обычно напоминающий о себе ноющей болью, из-за размашистых движений начинает жечь, но я стараюсь не обращать на него внимания. Я был неплохим бегуном до того, как умер в первый раз – и поддерживал себя в форме на уроках физкультуры в школе, – но именно Флёр заставила меня действительно быстро бегать. Когда я стал Зимой, каждый разделявший нас километр означал еще один день моей жизни, а впоследствии еще один день моего существования в одном мире с ней.
Пусть я больше не Зима и не могу вызвать порыв ветра или заставить с неба падать мокрый снег, я все равно быстрее Флёр. Возможно, глупо воспринимать это в таком свете, но с тех пор как я лишился своей магии, бег остается единственным, что помогает мне сохранять чувство собственного достоинства рядом с ней.
К концу третьего круга я почти позабыл о своем дымном тумане. Сладкий запах цветущей джакаранды, мимо которой я сейчас пробегаю, напоминает мне о Флёр, и, уклоняясь от детей, гоняющихся за утками по тропинке, я закатываю рукав и проверяю монитор на запястье.
GPS-сигнал Флёр пропал. Я постукиваю по экрану, чтобы уменьшить масштаб и, нигде не находя красной точки, замедляюсь. Ее нет ни в языковой школе, ни в кафе, ни на одной из ведущих к нашему дому улиц.
Тяжело дыша, я останавливаюсь на краю дорожки и звоню ей на сотовый, но не получаю ответа. Тогда я набираю номер стационарного телефона на вилле. Обливаясь холодным потом, я разъединяюсь, мысленно подсчитывая минуты, прошедшие с тех пор как в последний раз проверял монитор. Всему виной, должно быть, сбой в передатчике. Флёр никогда не пропускает занятия, и раньше она бы точно не ушла.
Свернув с дорожки, я срезаю путь через кусты, спеша к школе Флёр. Проторенной тропы нет, и я вынужден замедлить шаг, продираясь через разросшиеся вокруг парка джунгли. Между стволами деревьев едва виден ближайший переулок. Не отрывая глаз от монитора на запястье, я пытаюсь проложить по карте более четкий маршрут.
Сник.
Я замираю, заслышав этот слишком знакомый звук. Медленно поднимаю голову, ощущая приставленное к моему горлу лезвие ножа.
– Dame tu billetera y tu celular[1], – доносится голос откуда-то сбоку, и чья-то рука толкает меня в спину.
– ¡Hazlo ahora, cabrón![2] – раздается другой голос. Значит, нападающих двое.
– У меня нет с собой бумажника, – отвечаю я, глядя прямо перед собой и поднимая руки так, чтобы их было хорошо видно. Предупреждение Лайона избегать полиции еще свежо в памяти. Стоящий позади меня парень ощупывает карманы моих шорт для бега, но они пусты. Нет даже ключа от дома, а кода безопасности им от меня ни за что не добиться. – Я же сказал: у меня нет денег.
– Tu reloj[3].
Тот, что рядом, тычет в меня лезвием. Оно тупое, но я не сомневаюсь, что с задачей своей справится прекрасно. Я отклоняю голову. Ни за что на свете не отдам этим придуркам свою единственную связь с передатчиком Флёр.
Второй парень хватает меня за запястье, но я отдергиваю руку. Он предпринимает еще одну попытку, и я с силой толкаю его локтем в ребра. Меня охватывает ледяная ярость, а желание драться перебивает все рациональные мысли, и я лягаю пяткой обидчика в голень.
Потом хватаю первого нападавшего за запястье, отвожу нож от своего горла и ударяю его кулаком в нос. Парень отшатывается, прижимая ладонь к лицу. Я разворачиваюсь и пинком отправляю его дружка обратно в кусты. На одно яркое восхитительное мгновение мне кажется, что магия вернулась. Как будто я снова Зима, невосприимчив к холоду и борюсь за свою жизнь. Но в следующее мгновение меня пронзает сильнейшая боль, и у горла снова оказывается нож.
В классе на втором этаже жарко и душно, и мне не удается сосредоточиться, даже выпив полстакана капучино. Едкий запах пота в комнате смешивается с тяжелым ароматом духов женщины, сидящей позади меня, и чьим-то чесночным дыханием.
С тоской перевожу взгляд на единственное открытое окно в дальнем конце комнаты, через которое легкий ветерок доносит слабый запах земли из расположенного в квартале от школы парка. Мои мысли устремляются к Джеку и к тому, как он каждое утро горбит плечи, глядя в окно тренажерного зала в перерывах между тренировками, как будто хочет оказаться в каком-то другом месте.
Или стать кем-то другим.
В последнее время он сделался беспокойным. В том, каким нагрузкам он подвергает свое тело, чувствуется безрассудство. Как будто проверяет, насколько далеко может зайти. Иногда он бегает часами напролет, словно стремясь убежать от того человека, которым стал. Я почти чувствую, как внутри него нарастает разочарование. Сдерживаемый гнев, который он направляет на самого себя, – это ширящаяся неуместная враждебность, заставляющая меня беспокоиться, что он сотворит какую-нибудь глупость и навредит себе.
Учитель бубнит, записывая на доске спряжение глаголов. Я собираю учебники и тихо выхожу из комнаты. Передатчик у меня в ухе похож на твердую шишечку, и, спускаясь по ступенькам, я выключаю его и кладу в карман. Джек, наверное, не сидит дома за компьютером. Он был слишком взвинчен, когда я уходила с виллы. Слишком беспокоен после нашего поединка. Я точно знаю, где его найду.
Толчком открываю дверь школы, перехожу улицу и направляюсь в парк, вдыхая чистый свежий запах текущего ручья, смешивающийся с разлитым в воздухе насыщенным цветочным ароматом. Я пробую отыскать в ветре запах Джека и ощущаю его резкий пот. Я еще не привыкла к его человеческому запаху, разительно отличающемуся от смеси перечной мяты, остролиста и сосны, которые характеризовали его как Зиму. И которые почти полностью исчезли с тех пор, как он потерял свою магию, сменившись прохладными мускусными средствами для мытья и мятными гелями для бритья. А под ними я различаю естественное человеческое тепло его кожи – и цепляюсь за него. То самое, которого я жажду, когда заползаю под его руку ночью, чтобы свернуться калачиком, и с которым просыпаюсь каждое утро.
По мере приближения к парку запах Джека становится сильнее. Я схожу с тропинки и, убедившись, что меня никто не видит, взбираюсь по стволу дуба и усаживаюсь на высокую ветку. Прячась в листве в ожидании Джека, я не могу отделаться от ощущения, что все это уже происходило раньше. Возможно, два года назад. Или десять лет, или даже двадцать. Внезапно мне кажется, что я снова охочусь за Джеком, и неприятное ощущение дежавю сменяется ноющим чувством вины, когда из-за поворота дорожки появляется Джек.
Он усиленно работает руками и ногами, а футболка у него на груди вся взмокла от пота. Потом он сходит на траву, спеша к сложенному из камней ограждению, и перепрыгивает через него. Его ярко-белые кроссовки мелькают в воздухе – и я теряю его из виду.
Куда, черт возьми, он так спешит?
Призывая соседние ветки, я осторожно перепрыгиваю с дерева на дерево, следуя за его запахом, пока не подбираюсь достаточно близко, чтобы увидеть его. Он уже не бежит.
Солнечный свет отражается от лезвия ножа, которое какой-то парень прижимает к горлу Джека. Меня охватывает паника.
Я мысленно погружаюсь в мягкую землю в поисках корня и, схватив ближайший, протягиваю к Джеку и его о чем-то спорящим обидчикам. Джек отдергивает руку, и их голоса становятся громче. Он выбрасывает локоть назад, и один из парней со стоном падает на землю. Из-за листьев и цветов мне плохо видно происходящее. Все двигаются, так что трудно что-либо разглядеть. Джек наносит удар, затем разворачивается и пинком сбивает с ног того, кто стоит за ним. Внезапно в просвете между ветвями я различаю мерцание лезвие ножа, и воздух наполняется запахом крови. Крови, едва различимо пахнущей Зимой.
Джек!
Мои корни устремляются к парням. Обматывающий ветку плющ выхватывает клинок из рук одного из них и отбрасывает прочь. Джек прижимает ладонь к шее, и из-под его пальцев текут красные струйки. Подавив порыв немедленно броситься к нему, я остаюсь в укрытии и использую корни, чтобы сбить обидчиков Джека с ног. Один визжит, когда я тащу его назад, в кусты. Джек поворачивается и замахивается, но я уже спутала второму лодыжки. Резкий мысленный рывок – и он с потрясенным вздохом падает на землю.
Парни с криком вскакивают на ноги, как будто под ними земля горит, и, напрочь позабыв, чего хотели от Джека, улепетывают что есть мочи и исчезают за деревьями. Джек трогает себя за шею, глядя им вслед. Я отпускаю корни, и они уходят под землю, пока никто не увидел.
Джек поднимает голову, взглядом ища меня среди деревьев, и я спрыгиваю с ветки и приземляюсь на ноги. Подбегаю к нему и обхватываю его лицо ладонями. Он напряжен, не желает поворачиваться ко мне. Рана не такая страшная, хоть и кровит ужасно, просто глубокая царапина, и мне, наконец, удается перевести долго сдерживаемое дыхание.
Джек смотрит на мое ухо, и его взгляд делается холодным.
– Ты выключила передатчик.
– Всего на несколько минут.
– Я понятия не имел, где ты.
– Я была прямо здесь.
– Зачем ты это сделала? – рявкает он, привлекая внимание идущей по дорожке пожилой пары.
– Затем, – отвечаю я тихим голосом. – Не хотела, чтобы ты видел, что я ушла из класса. Знала ведь, что ты будешь волноваться.
– А ты не подумала, что я буду волноваться еще сильнее, если твой сигнал просто исчезнет?
Я натянуто улыбаюсь пожилой паре, надеясь, что они продолжат путь.
– Я никуда не исчезала – была на соседней улице, Джек. Отключила сигнал всего на несколько минут, да и то собиралась тебя найти.
– Потому что точно знала, где я, верно? – Резкость его тона застает меня врасплох. – Тебе не составило труда меня найти. Всего-то и нужно, что один вдох, одна мысль… Один щелчок твоих волшебных пальцев – и все джунгли поспешат спасать меня по твоему приказу. Но знаешь что? Для меня все уже не такое, как прежде. В ту минуту, когда твоя красная точка пропала с экрана, я чуть с ума не сошел! – Его голос срывается, и что-то внутри меня ломается. – Я больше не могу охотиться за тобой. Я не в состоянии ни найти тебя, ни спасти, если ты снимешь эту треклятую штуку!
– Знаю. Мне очень жаль. Это было всего на несколько минут…
– За несколько минут может случиться все, что угодно.
– Это всего лишь устройство слежения. Коммуникатор, который ни с чем не соединяется, – возражаю я. – Без подключения к лей-линии передатчик все равно не вернет меня в Обсерваторию.
– А может, и следовало бы! – Джек вытирает кровь с шеи и отворачивается. На его лице отражается смесь вины и гнева, когда я неуверенно отступаю на шаг.
– Что ты такое говоришь?
Он хмуро смотрит на свои окровавленные пальцы.
– Возможно, нам стоит подумать о возвращении.
– Что значит «о возвращении»? Ты забыл, почему мы ушли? Мы сражались и рисковали головой ради этого, – убеждаю я, яростно жестикулируя и указывая на чистый небесный простор. – Вуди отдал за это жизнь. Ради нас. Ты отказался от своей магии и лишился частички души, Джек… – При виде вспышки боли в его глазах у меня перехватывает дыхание. Я знала, что ему недостает магии, отсутствие которой, должно быть, ощущается как зияющая в груди дыра, и надеялась, что со временем она заживет, подобно шрамам. – Так вот в чем дело? Поэтому ты хочешь вернуться? За своим дымным туманом?
Он крепко сжимает челюсти, так что на шее начинает пульсировать жилка.
В отдалении раздается раскат грома, похожий на низкий стон, накрапывает дождь. Джек вытирает кровь и начинает долгий путь домой в одиночестве.