Ещё некоторое время по возвращении с перерыва я сидела вместе со всеми в рабочей комнате. Если ко мне обращались, отвечала вяло и то и дело кашляла. А когда пришли пажи, попросилась к себе.
– Простите, Ваше Величество, мне снова неможется.
– Вы пропустите пир?
– Надеюсь, что нет.
Королева внимательно на меня посмотрела. Я приготовилась к расспросам, но она просто кивнула:
– Идите, позже я пошлю кого-нибудь вас проведать.
– Благодарю, не нужно беспокойства, я отлежусь, и станет лучше.
– Должно быть, леди Лорелея подхватила лихорадку на прогулке, – заметила одна из фрейлин под сдержанные смешки остальных. – Сырость и страсть губительны при таком хрупком складе.
– Должно быть, так, – безразлично ответила я.
А на пир я всё-таки пойду, чтоб не вызывать подозрений королевы. Зато на рассвете, когда люди Венцелей рассядутся по коням, а нам с Людо голубь передаст «роковое известие из дома», вынуждающее немедля вернуться в родовое гнездо, брат объявит, что я слишком больна, вдобавок потрясена несчастьем, поэтому не в состоянии подняться с постели. И он, конечно, не бросит меня здесь одну…
Насильно увезти еле живую деву у всех на глазах рыцари не смогут, задержаться здесь – тоже: королевское гостеприимство имеет границы. Им придётся ехать без нас. Останутся только те, кому поручили наши с Людо головы. Надеюсь лишь, что это будет не свита в полном составе… А там уже решим, как разобраться с ними и недовольством королевы. Главное сейчас – зацепиться при дворе.
Когда в дверь постучали, я бросилась на кровать и натянула одеяло до подбородка:
– Войдите.
Королева не забыла своего обещания и прислала служанку с горячим вином, сдобренным специями, – от озноба.
Оставив кубок, девушка удалилась. Горьковатый пряный запах щекотал ноздри, в животе заурчало, а рот наполнился слюной. Из-за прогулки с Тесием и обсуждения плана с Людо я не успела поесть, а до пира ещё час-другой. Завтрак давным-давно переварился даже в воспоминаниях.
Я выгребла со дна сундука остатки чёрствых гренок, разломала и кинула в кубок. Дождавшись, пока сухари немного размокнут, принялась доставать по кусочку, сперва высасывая жидкость, а потом поедая всё равно жестковатый мякиш.
Наверное, не стоило пить вино на голодный желудок, а может, я и правда подхватила лихорадку, потому что щёки внезапно обдало жаром, и комната поплыла перед глазами. Пришлось опереться о стену. До кровати всего три шага – легче лёгкого… Но тело вдруг размягчилось, и члены разладились. Ноги уводили в сторону, руки бестолково хватались за воздух, а отяжелевшие ресницы тянули книзу. Когда они стали неподъёмными, пол кувыркнулся навстречу, погрузив всё в темноту…
…Тесий заставил меня танцевать с огненными веерами перед Бодуэном, пригрозив в противном случае утопить Артура. Но я не умею! Ему плевать, это мой долг… Я закрывалась ладонью от жара, не зная, как подступиться к раскалённым докрасна железкам. Наконец кое-как ухватила их и закричала от боли. Запахло горелым мясом, как тогда, когда Артур катался по плитам, прижимая ладони к обожжённому лицу. Значит, теперь я тоже изуродована до конца жизни… Перед глазами всё мельтешило, вспыхивало, вертелось и рассыпалось искрами, а веера рвались из рук лязгающими птицами, приподнимая меня над землёй. Почему я раньше не знала, что умею летать? Наверное, просто не проверяла…
Голова кружилась всё сильнее, хотя я лежала на полу, а потом я вспомнила, что не лежу, а иду, и очутилась перед аркой. Гишпанский мох шипел и извивался связкой змей, норовя ужалить, в саду свирепствовала гроза. Мостки раскачивались, цепи скрипели, а вспышки молний отбликовывали на мокрой траве и лепестках. Я поняла, что Артур где-то там, на одной из этих дорожек, и нужно спешить. Снова сверкнула молния, высветив далеко впереди худого светловолосого юношу.
– Аааартууур! – крикнула я, но рот залепило ветром и дождём.
Он не услышал и скрылся на соседней аллее. Тогда я, сцепив зубы, ступила на шаткий мостик… Доски плясали под ногами, щели ширились, меня встряхивало под злорадные завывания ветра, кожа на ладонях горела и кровоточила от попыток удержать цепь. Отовсюду из темноты за мной наблюдали сотни мерцающих глаз: звери жадно ловили каждое движение, дожидаясь неверного шага, чтобы наброситься и растерзать. Их становилось все больше и больше, а я упрямо шла вперёд, полуослепшая от дождя и страха.
Вода в озере превратилась в вино, забурлила и поднялась, наполовину затопив мостик. Опустив глаза, я обнаружила проплывающих у самой поверхности людей. Там были те, кого я знала и потеряла, включая родителей и кормилицу…
– Пусть все они захлебнутся в крови, – прошипела она со злобно перекошенным лицом и распалась на две части…
А потом я увидела Артура: он лежал лицом вниз в гроте с водой. Сердце наполнилось ледяным крошевом. Опоздала! Я вытащила его на каменный уступ и принялась трясти, растирать неожиданно горячие руки, хлопать по щекам, уговаривая:
– Очнись! Да очнись же!
Но говорила я не своим голосом, а голосом Людо. И тогда я поняла, что меня на самом деле нет: умерла семь лет назад вместе со всеми. И точно, среди проплывающих тел вдруг заметила себя – волосы раскинулись водорослями, губы обмётаны, а в сложенных на груди руках – погасшая свеча.
– Очнись!
Как больно щеке… почему мне больно, если я бесплотный дух?
Ай! И второй тоже… Я пыталась увернуться, но ветка хлестала меня по лицу, а сад ходил ходуном, переворачиваясь с ног на голову.
– Она вас не слышит. Вот, дайте ей.
– Что это?
– Крапивное семя, приведёт в чувство. – И после паузы, раздражённо: – Вы мне или верите, или нет! Зачем бы я стала раскрываться перед вами, если б желала её смерти?
Мне знаком этот голос, но я никак не могу вспомнить, чей он. Внезапно Артур дёрнулся у меня в руках, очнулся, сел и начал запихивать мне в рот водоросли. Фу, нет! Я мычала и пыталась его оттолкнуть, но он держал крепко и надавил на челюсти, вынуждая разжать зубы. Я кашляла, задыхалась и глотала эту мерзость.
Сквозь сад на мгновение прорезалась комната и снова потухла. Вот опять… стены с вытянутыми тенями и пятно масляной лампы. Её тусклый свет до слёз резал глаза. А потом замаячило знакомое лицо – перекошенное от ужаса. Людо… Он быстро прижал меня к себе и облегчённо выдохнул. Я попыталась поднять руку, но она не двигалась, то же самое было со всем телом.
– Людо, значит, я есть?
Но язык вытолкнул клейкую кашу звуков.
Почему я на полу? И кто эта девушка? Она присела рядом, и в нос ударил сладкий цветочный аромат.
– Очнулась? Отлично, теперь поскорее перенесите её на постель.
Людо сделал, как она велела. Девушка же метнулась к двери, приложила ухо и активно замахала рукой.
– Слышу шаги. Это он!
Брат обернулся по сторонам и сдёрнул свечу с подсвечника, обнажив длинный штырь. Острый металлический кончик сверкнул, поймав отблеск лампы.
– Этим?
Йоса… я вспомнила, как её зовут… Сознание возвращалось быстрее, чем способность двигаться.
– Нет, должно выглядеть естественно.
Брат сделал было движение к кувшину для умывания с тяжёлым донышком, но тут шаги остановились совсем близко, и он спрятался возле двери. Королева бесшумно отступила в угол, проглоченная густой тенью.
Я одна осталась лежать на кровати, растерянная и пытающаяся собрать в голове мозаику происходящего. Дверь скрипнула, образовалась небольшая щель, словно кто-то ощупывал взглядом комнату, а потом створка раскрылась шире, впустив Камдена, – того самого рыцаря-весельчака, тискавшего повариху. Сейчас на его лице не было и тени улыбки. Я приподнялась на локтях, по-прежнему не в силах понять, что происходит, и он замер, словно не ожидал застать меня бодрствующей. Но тут же оправился, не глядя захлопнул дверь ногой, подхватил с пола упавшую подушку и двинулся на меня, бормоча, будто уговаривал пугливую лань:
– Тихо-тихо…
Мой взгляд беспомощно метнулся к Людо за его спиной. Камден успел уловить движение глаз, но не повернуться. Брат бросился на него сзади: одной рукой взял шею в захват, а второй крепко надавил на голову. Камден хрипел и сучил ногами, пытался дотянуться до него, перекинуть через себя. Особую ожесточённость схватке придавало полное молчание противников. Лишь рваное дыхание и звук борющихся тел. Людо дёрнул рукой раз, другой, а на третий раздался хруст, и мужчина обмяк: глаза полуоткрыты, волосы облепили взмокший лоб, зубы оскалены.
Брат быстро положил его на пол и повернулся к королеве:
– Ещё кто-то будет?
– Нет, второй всё ещё ждёт завтрашнего дня. Они с Камденом получили приказ заколоть или задушить вас двоих на обратном пути.
Брат вмиг оказался рядом с ней, толкнул к стене и навалился, прижав шею локтем:
– Что ты дала сестре?! Это какой-то медленный яд?
– Отпустите, – королева била его в грудь, пыталась брыкаться. – Я же вам помогла!
– Твоя шея хрустнет звонче, чем его, – прошипел Людо, надавливая сильнее.
Девушка перестала дёргаться, в глазах мелькнул неподдельный ужас.
– Это всего лишь снотворное… вместе с вином… действует, как дурман. Клянусь! – сипло выдавила она и продолжила полупридушенной скороговоркой: – Взяла у вдовы Хюсман… Говорю же… должны были на обратном пути… а ваша сестра что-то задумала… я днём поняла… пришлось импровизировать… У меня нет яда… да и его следы трудно скрыть… а смерть во сне… никого не удивила бы… все знали, что ей дважды было плохо…
Глаз брата я видеть не могла, но его тело прошила судорога, будто он сдерживался из последних сил. На миг я испугалась, что сейчас снова услышу хруст – тогда всё пропало!
– Отпусти её, Людо, – выдохнула я, спуская ноги на пол и сдерживая тошноту. Руки дрожали от слабости, во рту горело. – Я в порядке, а если с ней что-то случится, всё кончено.
Имелась в виду наша с Людо цель, но королева поняла по-своему.
– Послушайте сестру… участь Камдена… мятный пряник в сравнении с казнью… за убийство монарха. Вы будете молить… палачей о смерти.
– Тогда зачем дурман, если хотела помочь?! – прорычал Людо, с размаху врезал кулаком по стене рядом с лицом зажмурившейся королевы и попятился, словно боялся не справиться с искушением. Прошёлся туда-сюда, успокаиваясь.
– Потому что она до последнего думала, выполнять ли распоряжение матери, – произнесла я, глядя ей в глаза. – И передумала уже после того, как отдала Камдену приказ покончить с делом сегодня. Поэтому же у неё не было яда – нас ведь собирались заколоть или задушить, а не отравить.
Королева, белая как полотно, не отвела глаза, как не пыталась отрицать или оправдываться. Она растирала шею, глухо надсадно кашляя, но лицо уже принимало прежнее надменное выражение.
– Я не в ответе за мать, – хрипло произнесла она, отдышавшись. – Но именно благодаря мне вы оба живы, советую запомнить это.
– А что с тем вторым рыцарем? Значит, он не в курсе изменений в плане?
– Нет, говорю же: он по-прежнему ждёт завтрашнего дня. Я отменю его приказ, скажу, что ситуация изменилась.
– И убьёте его чьими-то третьими руками?
– Нет. Это сделает моя мать. Так что можете не терзаться совестью из-за содеянного, – повернулась она к Людо. – Камдена по возвращении ждала бы такая же участь.
– Даже не думал, – дёрнул плечом брат.
– Почему вы нам помогли? – спросила я, хотя уже и так догадывалась.
– Хочу, чтоб вы с братом остались при дворе.
– С чего вдруг? – прищурился Людо.
– Потому что мне, в отличие от матери, хватает ума не разбрасываться такими ресурсами. Я с самого начала была против её решения и считала, что таланты вашей сестры мне ещё пригодятся, как, возможно, и ваши… – она окинула фигуру Людо быстрым взглядом и коснулась следов на шее. – Хотя в последнем уже сомневаюсь. Как бы то ни было, теперь вы у меня в долгу, но я не собираюсь вас притеснять. Напротив: предлагаю своё покровительство, защиту от матери и уже пригретые вами места при дворе.
– А чего ждёте взамен?
– Верности, беспрекословного послушания и готовности время от времени выполнять… небольшие поручения.
– Какие?
– Ничего, с чем бы вы не справились.
Было понятно, что большего она сейчас не скажет. И что у нас с Людо нет выбора. Без её заступничества мы уязвимы перед Катариной, которая наверняка захочет довершить начатое. Да и остаться при дворе было сейчас нашей главной задачей.
– Ну так что, мы договорились?
Мы с братом обменялись долгим взглядом, и я медленно кивнула.
Вертикальная складка меж монарших бровей разгладилась, в голосе зазвучали привычные высокомерные интонации:
– Разумное решение. Отлично, с этим выяснили. Что до послушания, леди Лорелея, разве я не велела вам запираться? И вы всегда пьёте непонятно что непонятно от кого?
– Вино передали от вас…
– Если скажут, что крысиный яд от меня, вы тоже выпьете?! Ладно, оставим тему, – отмахнулась она, не дав возможности возразить, и брезгливо пнула неподвижное тело, – лучше решим, как поступим с ним.
Людо опустился на корточки, рассматривая убитого, и кивнул на дверь:
– Проверьте, есть кто-нибудь снаружи?
Королева выглянула и шёпотом бросила через плечо:
– Никого, все чисто. Что вы задумали?
– Пир – дело такое, – пропыхтел Людо, подхватывая Камдена под мышки и волоча к выходу, – ничего не стоит перебрать с выпивкой и сломать шею на лестнице…
К тому моменту, когда Людо вернулся в комнату, уже один, я почти оправилась. То ли крапивное семя подействовало, то ли последующая встряска, то ли дозировка была не самой убойной. Вероятно, всё вместе.
Людо не спешил подходить. Привалился спиной к двери, скрывая лицо в тени.
– Я бы и тебя придушил, не будь ты и так похожа на мертвеца.
– За что?
– За что?!
Он шагнул вперёд, и я поняла, что ошибочно приняла срывающийся голос за злость. Губы подёргивались, в зрачках полыхали оранжевые отблески лампы, он весь дрожал.
– За то, что чуть не оставила меня одного!! Ты хоть представляешь, что я пережил, увидев тебя на полу… – Он задохнулся. Опустившись на кровать, уткнулся лицом мне в живот и глухо продолжил: – Лежала, губы синие, и я подумал, что… а ты не отзывалась, и… – пальцы смяли одеяло. – Тебе правда лучше? – Он поднял голову.
– Правда. Только звон в ушах, и во рту ощущение, будто съела дохлую кошку. Такой кары за мою глупость достаточно?
Он сгрёб меня так, что стало нечем дышать.
– Не отпущу! Слышишь? В Чертоги за тобой спущусь, но приволоку назад!
– Специи в вине приглушили запах снотворного, – пыталась оправдаться я и тут заметила ранки. Отстранившись, взяла его кисть и поднесла к свету. На костяшках влажно блеснула кровь в окружении содранной до мяса кожи. – Твоя рука!
– Ерунда…
Людо согнул и разогнул пальцы, разглядывая ранки от удара о стену.
– Ничего не ерунда. Погоди, я промою.
Он фыркнул, но упираться не стал. Поудобнее устроился на кровати и вытянул ноги. Я встала, и комната резко раздалась в стороны и снова сузилась, выбив воздух из лёгких. Медленный вдох и выдох, чтобы отогнать дурноту. Вот так, не торопиться и двигаться плавнее, чтобы Людо ничего не заметил. Собрав всё нужное, я вернулась к нему.
– Дай руку.
Он протянул и, пока я осторожно обмывала ранки кусочком губки, пристально смотрел на меня.
– Ты чего?
– Ничего…
Мази не было, поэтому я просто оторвала лоскут от ветоши и принялась накладывать повязку.
– Не верю королеве, – заявила я, аккуратно пропуская бинт у него между пальцами. – И мне не нравится, что она считает нас обязанными.
– Мне тоже. – Людо следил за разматывающейся дорожкой. – Но теперь Катарина сюда не дотянется, а заступничество королевы нам на руку.
– А что делать, когда она потребует вернуть долг?
– Тогда и будем думать. Лучше скажи, как прогулка с лордёнышем? Узнала что-то полезное?
Я сделала вид, что не заметила прозвища Тесия, и рассказала про аптекарские травы и то, что удалось выведать про его обязанности.
– Я спросил «полезное»!
– Информация – это полезно, – огрызнулась я.
– Ты только зря тратишь на него время.
– Ничего не зря! У него есть доступ практически всюду, поэтому завтра я собираюсь попросить его об одной услуге.
– Какой?
Когда я вкратце изложила мысль, Людо покривился:
– Слишком долго. Или мы ждём, пока Скальгерды перемрут от старости?
– Если знаешь быстрый путь, просвети.
Быстрого он не знал. Сегодня Годфрик не явился на учебный бой, чему я втайне порадовалась.
– А Тесий ещё пригодится. Уверена, если действовать не спеша, я вытяну из него массу полезного. Прощаясь, он сказал, что приятно провёл время.
– Осторожнее! – раздражённо вскричал Людо, отдёргивая кисть. Я не ожидала и не успела отпустить пальцы. На бинтах проступили пятна.
– Я старалась осторожно!
– Плохо старалась, – заявил он, пытаясь содрать повязку.
Я перехватила руку, размотала и отбросила лоскут.
– Ты можешь сидеть спокойно? Теперь надо начинать заново!
– А ты можешь помнить, что не дрова колешь?
От ответной волны раздражения я зло со всей силы стиснула его кисть, пока из открывшихся ранок вновь не засочилась кровь. Людо не шелохнулся и не отнял руки, молча глядя на меня. Злость испарилась так же внезапно, как нахлынула.
– Больно? – тихо спросила я, подбирая мизинцем липкую дорожку, протянувшуюся у него между средним и указательным пальцами.
– Больно.
– Подуть?
– Подуй.
Пришлось опять промывать и перебинтовывать руку. Когда закончила, глаза слипались от усталости, но я изо всех сил противилась дрёме и держала их широко открытыми. Сны давно не приносили отдохновения, скорее ещё больше выматывали и опустошали. А вдруг вернусь в недавний кошмар?.. Или того хуже, снова буду смотреть в замёрзшие серые озёра и слушать отравленные сладким ядом речи, чтобы поутру вспомнить, что Гостя не существует. Есть только Бодуэн. И выворачивающая наизнанку ненависть, мешающая спокойно жить.
Решив потянуть время, я пересказала Людо свой горячечный бред, всё, вплоть до запаха горелой плоти. Он слушал, глядя перед собой. Когда я дошла до места, где вижу себя плывущей по озеру мертвецов, жестом остановил.
– Это из-за той дури, что она тебе дала.
– Знаю.
Брат надолго замолчал.
– Час в день.
– Что час в день?
– Можешь видеться со слюнтяем по часу в день, – процедил он.
Я приподнялась на локте, не веря, уставившись на него. Он разрешил видеться с Артуром? Людо по-прежнему смотрел в одну точку. Когда стало ясно, что он не собирается брать слова назад, захотелось повиснуть у него на шее, а потом вскочить и, восторженно смеясь, закружиться по комнате. Но я слишком хорошо знала брата: это бы всё испортило, а то и заставило бы его передумать. Поэтому, придав лицу безразличное выражение, я обронила:
– Правда? Ну, хорошо.
И, перевернувшись на другой бок, зажмурилась от радости. Больше мы не произнесли ни слова, и вскоре я сдалась на милость сна, не в силах согнать с губ счастливую улыбку. Ради встреч с Артуром я бы пересмотрела и тысячу таких кошмаров!
Отголоски сонно-наркотической дряни гуляли по телу до самого утра, накатывая редкими волнами жара и заставляя прижиматься щекой к прохладной простыне. Наверное, поэтому и приснился тот далёкий летний день…
Мне лет семь, а Людо, стало быть, восемь. Мы забрались по деревянной лестнице на второй этаж амбара, откуда открывается вид на двор и пастбища вдалеке. Я отбираю солому, которую собираюсь потом перепрясть в золото, как в сказке кормилицы, а Людо прячется от мэтра Фурье. Он лежит, закинув руки за голову, и лениво жуёт травинку, пока я, напевая, сравниваю и отбраковываю трубочки, ища пожелтее. Воздух дрожит от тягучего зноя, пахнет полевыми травами, сонно жужжат мухи. Крутя очередную соломинку и решая, достойна ли она стать драгоценной, я снова и снова возвращаюсь мыслями к эпизоду, приключившемуся днём.
Женщины, как обычно, сидели на своей половине, занимаясь рукоделием, и я вместе с ними. Жара подействовала размягчающе: многие сняли головные уборы, подвернули рукава и подоткнули подолы. Хольга, жена сенешаля, скрутила волосы в узел и одной рукой придерживала его на затылке, а второй обмахивала шею. Только мама, казалось, не замечала жары, сидя, как обычно, с очень прямой спиной и полностью сосредоточившись на мелькавшей в пальцах игле, хотя в глухом платье из чёрного бархата с серебристыми нашивками и с тщательно убранными под косынку волосами ей должно было быть жарче остальных. Я же, не выдержав, отбросила все приличия и подтянула подол почти до колен, воображая, что опускаю ступни в искрящиеся божественно прохладные воды ручья.
– Анна-Лорелея. – Холодная молния взгляда.
И я со вздохом оправляю платье.
Тут на лестнице послышались шаги, и в проёме показался отец. Он собрался войти, однако в последний момент передумал и остановился, полускрытый тенью от двери, незаметно наблюдая за матерью. Я хотела её окликнуть, сказать, что он пришёл, но что-то удержало.
Отец смотрел на неё, склонившуюся над шитьём, так, словно никого больше в мире не существовало. В глубине чёрных глаз зажглось что-то незнакомое, а в лице застыло непонятное выражение. Я удивлённо повернулась к ней, пытаясь понять, что же его так зачаровало. Всё как обычно – красивое строгое лицо, скупые точно выверенные движения… а потом я будто заново её увидела: падавший из-за спины свет ещё сильнее вытягивал тонкий чёрный силуэт, обрамляя его золотистым ореолом и расплёскиваясь солнечными островками по комнате. Белоснежная кожа даже не вспотела, ресницы отбрасывают на скулы мягкие полукружия теней, а выбившаяся из-под тугой косынки смоляная прядь волнует в десятки раз сильнее, нежели неприкрытые волосы Хольги.
Мать будто почувствовала взгляд отца, пальцы замерли, ресницы дрогнули, и она медленно подняла глаза. Я думала, она сейчас что-то сделает: отложит шитьё, подойдёт, спросит, что ему угодно. Но вместо этого на бледных щеках проступил румянец, а в глубине глаз вспыхнуло то же странное голодное выражение, что и у него. Я вдруг поняла со всей детской чуткостью, не могущей пока разобраться в слишком сложных взрослых мотивах, но многое подмечающей, что подсмотрела что-то очень личное, то, что детям видеть не положено. А потом одна из женщин заметила отца и громко поздоровалась, разрушив волшебство момента. Мать поспешно опустила глаза, убрала шитьё и, встав, поклонилась вместе с остальными, привычно закрытая и равнодушная.
И вот теперь в амбаре я решила поделиться с Людо тем, что не давало покоя весь день.
– Знаешь, кажется, папа любит маму… а она его, – сказала я как можно небрежнее.
Брат от возмущения аж выплюнул травинку и перекатился на бок. В волосах смешно топорщились соломинки.
– С ума сошла! Наш отец – настоящий мужчина. Он бы не стал отвлекаться на подобную чушь. Любить женщину – это слабость, а наш отец сильный.
– Почему это слабость? – обиделась я. – Вот ты же меня любишь!
– Конечно, люблю, – сказал Людо, перекатываясь обратно на спину. – Но ты же сестра, а не женщина.
Я подумала над его словами, сосредоточенно морщась и дёргая кончик соломинки.
– А когда я стану женщиной, как мама?
Людо тоже подумал и уверенно ответил:
– Тогда тебе можно будет любить меня, а мне тебя нет, потому что когда ты станешь женщиной, я буду мужчиной.
Стало жутко обидно от такой несправедливости, но раз Людо сказал, то так оно и есть – он ведь на целый год старше, а значит, неизмеримо опытнее и мудрее. Внезапно в голову пришла идея, разом решавшая все проблемы, и я повеселела:
– Тогда не буду становиться женщиной, лучше останусь сестрой! – объявила я.
– Правильное решение, – снисходительно одобрил Людо, прикусывая новую травинку.