«Думаю, его надо снова поколотить в наказание, – складывая пальцы в сложных знаках языка жестов Дев Копья, сказала Лериан. – Он все равно что ребенок, а когда ребенок хватает что-то опасное, его наказывают. Если ребенок порезался, потому что его не научили держаться подальше от ножей, то позор его родителям».
«В прошлый раз наказание, кажется, ничего не дало, – ответила Суриал. – Он принял его как мужчина, а не как ребенок, но ведет себя как и прежде».
«Значит, мы должны попытаться еще раз», – сказала Лериан.
Авиенда бросила камень в груду возле дозорного поста и повернулась. Она сделала вид, что не замечает Дев, охранявших дорогу к лагерю, а они тоже не обращали на нее внимания. Если бы они заговорили с ней, пока она исполняла наказание, это лишь навлекло бы на нее еще больший позор, и ее сестры по копью не станут так поступать.
Авиенда также не подала виду, что поняла их беседу. Никто не ждет, что бывшая Дева забудет знаки языка жестов, но лучше не выказывать себя бесцеремонной. Язык жестов принадлежит только Девам.
Авиенда выбрала большой камень из второй кучи и двинулась обратно в лагерь. Она не знала, продолжили ли Девы переговариваться, так как не видела их рук. Однако содержание их беседы не давало ей покоя. Их рассердило, что Ранд ал’Тор отправился на встречу с полководцем Роделом Итуралде без охраны. Не в первый раз он поступал так безрассудно, но казалось, будто он не желал – или был неспособен – учиться действовать так, как надо. Всякий раз, как Ранд подвергал себя опасности, оставаясь без защиты, он оскорблял Дев точно так же, как если бы каждой давал пощечину.
Возможно, по отношению к сестрам по копью у Авиенды был незначительный тох. Учить ал’Тора обычаям Айил было ее задачей, и вполне очевидно, что она с порученным делом не справилась. К сожалению, к Хранительницам Мудрости тох у нее был еще больше, пусть даже она до сих пор не знает о причине. Ее меньший долг перед сестрами по копью должен ждать своего времени.
От таскания камней у девушки болели руки. Камни были гладкими и тяжелыми, и их ей пришлось выкапывать из реки рядом с усадьбой. Только время, проведенное с Илэйн, когда Авиенду заставляли купаться в воде, дало айилке силы войти в ту реку. Хоть в этом она не навлекла на себя позор. Хорошо еще речка была небольшой – мокроземцы превратно назвали бы ее ручьем. Ручей – это бьющий меж скал маленький источник, куда можно окунуть руки или где можно наполнить бурдюк. Всякий поток, который нельзя перешагнуть, должен, вне всяких сомнений, называться рекой.
День, как обычно, был пасмурным, и в лагере было тихо. Еще несколько дней назад – когда прибыли айильцы – здесь царили шум и суета, но сейчас лагерь казался погруженным в сонное состояние. В нем по-прежнему царил порядок; Даврам Башир, даром что мокроземец, был слишком требовательным командиром, чтобы попустить небрежение в службе. Тем не менее в поведении людей сквозила явная вялость. Авиенда слышала, как кое-кто жаловался, будто от хмурого неба у них портится настроение. Какие же странные эти мокроземцы! Как погода связана с настроением? Она могла еще понять недовольство тем, что прекратились набеги или что не удалась охота. Но из-за облаков в небе? Неужели они так мало ценят тень?
Авиенда на ходу покачала головой. Она выбирала камни, которые заставляли ее напрягать мускулы. Поступить иначе означало бы облегчить себе наказание, а она не стала бы этого делать – хотя каждый шаг был ударом по ее гордости. Она должна идти через весь лагерь, у всех на виду, делая бесполезную работу! Лучше бы ее выставили перед всеми голой возле палатки-парильни. Лучше бы она тысячу раз обежала вокруг лагеря, лучше бы ее избили так, чтобы она вообще не могла ходить.
Авиенда дошла до того края лагеря, где стоял особняк, и, тайком облегченно выдохнув, опустила камень на землю. У дверей особняка стояли на страже два солдата-мокроземца – своеобразные двойники Дев, которые охраняли вход в лагерь в дальней его стороне. Наклоняясь и беря очередной большой камень из кучи у стены, девушка услышала разговор солдат между собой.
– Сгореть мне, ну и жара, – пожаловался один.
– Жара? – Второй посмотрел на затянутое тучами небо. – Ты издеваешься.
Первый караульный, пыхтя и потея, обмахивал себя рукой.
– Ты что, не чувствуешь?
– У тебя, видать, нечто вроде лихорадки.
Первый покачал головой:
– Просто жару не люблю, вот и все.
Авиенда подняла камень и направилась обратно через лужайку. Поразмыслив, она пришла к выводу, что мокроземцы обладают одной неотъемлемой чертой: они любят ныть и жаловаться. В первые месяцы, проведенные в мокрых землях, она считала это свойство постыдным. Неужели караульного не волновало, что, выказав свою слабость, он теряет лицо перед напарником?
Все мокроземцы были такими, даже Илэйн. Она только и говорила о том, что у нее болит, как ей плохо и как вообще ей трудно переносить беременность, – можно подумать, помирать собралась! Но если жаловалась даже Илэйн, то Авиенда отказывалась считать жалобы проявлением слабости. Ее первая сестра не станет навлекать на себя позор.
Значит, в подобном поведении должна быть какая-то скрытая честь. Возможно, выказывая слабость перед своими товарищами, мокроземцы выражали тем самым дружескую привязанность и доверие. Если друг знает твои слабости, это дает ему преимущество, когда вместе с ним ты станешь танцевать с копьями. Или, возможно, жалобы были для мокроземцев проявлением смирения – наподобие того, как гай’шайн обретали честь в покорности.
Она спрашивала Илэйн о своих предположениях, но в ответ та от души рассмеялась. Может, это черта общества мокроземцев, которую нельзя обсуждать с чужестранцами? Или Илэйн смеялась потому, что Авиенда догадалась о том, чего не должна была узнать?
Так или иначе, это было способом проявить честь, что вполне устраивало Авиенду. Если бы ее собственные затруднения с Хранительницами Мудрости разрешались так же просто! Понятно, когда мокроземцы поступают странно и неестественно – от них иного и не ждешь. Но как быть, коли необъяснимо ведут себя Хранительницы Мудрости?
Авиенда начинала злиться – не на Хранительниц Мудрости, а на себя. Она – сильная и смелая. Не такая смелая, как другие, конечно, – о том, чтобы быть такой же бесстрашной, как Илэйн, ей оставалось лишь мечтать. И все же мало нашлось бы ситуаций, с которыми Авиенда не сумела бы справиться с помощью копий, Единой Силы или своего ума. Однако ей никак не удавалось разобраться в своем нынешнем затруднительном положении.
Она дошла до другого края лагеря и положила камень, затем отряхнула руки. Девы стояли задумчиво, застыв без движения. Авиенда перешла к другой куче и выбрала продолговатый камень с зазубренным краем. Он был в три ладони шириной, и из-за гладкой поверхности едва не выскальзывал из пальцев. Девушке пришлось несколько раз перехватить обломок скалы, пока наконец не удалось ухватить его поудобнее. Она направилась обратно к особняку – мимо салдэйских шатров по истоптанной зимней траве.
Илэйн сказала бы, что Авиенда недостаточно хорошо обдумала проблему. Когда другие люди нервничали, Илэйн оставалась спокойной и рассудительной. Порой Авиенду раздражало, как много ее первая сестра любила говорить перед тем, как что-то сделать. «Мне нужно быть такой, как она. Нужно помнить, что я больше не Дева Копья. Я не могу бросаться в бой, подняв оружие повыше».
Ей нужно подходить к проблемам так, как это делала Илэйн. Только так Авиенда сумеет вновь обрести свою честь, и только тогда она получит право на Ранда ал’Тора и он будет принадлежать ей так же, как Илэйн или Мин. Она чувствовала Ранда через узы, он был в своей комнате, но не спал. Он не щадил себя и спал слишком мало.
Камень начал выскальзывать из рук, и девушка чуть не споткнулась, разом стараясь устоять на ногах и удержать его в уставших руках. Проходившие мимо солдаты Башира обменялись озадаченными взглядами, и Авиенда ощутила, как вспыхнули щеки. Хотя они не знали, что она наказана, девушка почувствовала себя пристыженной.
Как бы рассудила Илэйн? Хранительницы Мудрости сердились на Авиенду за то, что она «недостаточно быстро учится». Однако и сами ее не учили. Только задавали ей вопросы. Вопросы о том, что она думает об их нынешнем положении, вопросы о Ранде ал’Торе или о том, как вел себя Руарк на совете с Кар’а’карном.
Авиенда не могла избавиться от ощущения, что эти вопросы были испытанием. Может, она неправильно отвечает? Тогда почему они не научат ее, как нужно отвечать?
Хранительницы Мудрости не считали ее мягкой. Что же она упускает? Что сказала бы Илэйн? Как бы Авиенде хотелось, чтобы у нее в руках вновь оказались ее копья – тогда их можно было бы во что-нибудь вонзить. Атаковать, испытать свои силы в схватке с кем-нибудь, выплеснуть свою злость.
«Нет, – решительно подумала Авиенда. – Я научусь поступать, как Хранительницы Мудрости. Я снова обрету свою честь!»
Она добралась до особняка, бросила камень наземь и утерла лоб. Илэйн научила ее не обращать внимания на жару и холод, но эта уловка не спасает от пота, когда заставляешь тело как следует трудиться.
– Адрин? – окликнул своего товарища караульный у дверей. – О Свет, да ты и вправду худо выглядишь. Совсем худо.
Авиенда бросила взгляд в сторону дверей. Караульный, жаловавшийся на жару, тяжело привалился к косяку, прижав ладонь ко лбу. Он и в самом деле выглядел плохо. Авиенда обняла саидар. Она не была сильна в Исцелении, но, возможно, удастся…
Вдруг солдат вскинул руки и принялся скрести виски пальцами. Глаза закатились, ногти раздирали кожу и плоть. Но вместо крови из ран потекло что-то угольно-черное. Даже на расстоянии Авиенда ощущала исходящий от мужчины жар.
Второй караульный застыл в ужасе, глядя, как полосы черного огня охватывают голову его товарища. Шипя и пузырясь, сочилась наружу черная смола. Одежда на несчастном вспыхнула, плоть съеживалась, ссыхаясь от жара.
Он не издавал ни звука.
Авиенда стряхнула с себя оцепенение, поспешно создавая из Воздуха простое плетение, чтобы перенести второго солдата в безопасное место. Его приятель теперь превратился в ком пульсирующей черной смолы, из которого местами торчали обуглившиеся кости. От черепа и следа не осталось. От невыносимо сильного жара Авиенда попятилась, потащив за собой караульного.
– На нас… на нас напали! – шептал человек. – Владеющие Силой!
– Нет, – сказала Авиенда, – это зло еще страшнее. Беги за помощью!
Тот по-прежнему был в ступоре от ужаса, но она подтолкнула его, и караульный наконец двинулся с места. Смола, похоже, дальше не расползалась, чему можно было лишь радоваться, но от нее уже загорелась дверная рама. Пламя грозило охватить все здание прежде, чем кто-то внутри заподозрит опасность.
Авиенда сплела Воздух и Воду, намереваясь потушить огонь. Однако ее плетения истончались и теряли силу, едва только приближались к пламени. Они не пропадали, но этот огонь каким-то образом противостоял им.
Девушка отступила еще на шаг от невыносимого палящего жара. На лбу выступили капли пота, и ей пришлось прикрыть рукой лицо от жарких волн. Авиенда успела еще разглядеть в середине смоляной кучи черный уголек, как он засветился темно-красным и стремительно раскалился добела. Скоро черноты почти не осталось. Огонь пополз по фасадной стене дома. Авиенда услышала внутри крики.
Она встряхнулась и, сердито зарычав, быстро сплела Землю и Воздух, срывая с земли вокруг себя пласты дерна. Она швырнула их на огонь, стремясь загасить его. Ее плетения неспособны потушить огонь, но она может ими воспользоваться, чтобы чем-нибудь забрасывать пламя. Комья земли, вырванные вместе с травой, шипели и съеживались от невероятного жара, жухлые стебли, вспыхнув, тотчас же превращались в пепел. Авиенда продолжала работу, вспотев от усилий и разлитого в воздухе жара.
Вдалеке послышались крики – возможно, там был и караульный. Люди кричали, чтобы несли ведра.
Ведра? Ну конечно! В Трехкратной земле вода была слишком драгоценна – никому и в голову не придет тушить ею пожар. В ход шли земля и песок. Но здесь не жалели воды. Авиенда попятилась еще на несколько шагов, выискивая взглядом ручей, струящийся рядом с домом. Ей едва удалось разглядеть поверхность воды, в которой отражалась пляска красно-оранжевых языков пламени. Уже весь фасад дома был охвачен огнем. Авиенда почувствовала, как кто-то внутри дома направляет Силу – Айз Седай или Хранительницы Мудрости. Девушка надеялась, что им удастся выбраться через черный ход. Пламя уже охватило коридор, а других дверей, которые вели бы наружу, выходившие туда комнаты не имели.
Авиенда сплела массивную колонну Воздуха и Воды, подняв из реки столб прозрачной жидкости и потянув его к себе. Столб колыхался в воздухе, как чудной зверь на знамени Ранда, и блестящий, по-змеиному извивающийся дракон обрушился на пламя. Зашипела вода, и взметнувшееся облако пара окутало Авиенду.
Влажная и жаркая волна ударила ее, ошпарила кожу, но девушка не отступила. Снова щедро зачерпнув воду из широкого потока, она бросила ее толстую колонну на темную груду, едва различимую сквозь пар.
Жар ничуть не ослабел! Пошатываясь, Авиенда попятилась, отступив на несколько шагов, и, стиснув зубы, продолжала действовать, как и прежде. Внезапно на огонь шумно обрушился еще один столб речной воды. Вкупе с ее усилиями это отвело на странный огонь едва ли не весь поток. Авиенда моргнула. Другой столб направляли невидимые для нее плетения, но в окне второго этажа ей удалось разглядеть фигуру мужчины – с напряженным и сосредоточенным лицом он стоял с вытянутой вперед рукой. Наэфф, один из Аша’манов Ранда. Говорили, он особенно силен во владении Воздухом.
Огонь отступил; остался только смоляной холмик, излучающий сильный жар. Вместо части стены перед ней теперь зияла дыра с почерневшими краями. Авиенда продолжала зачерпывать воду и заливать ею черную обугленную массу, хотя уже давала о себе знать огромная усталость. Чтобы управлять таким объемом воды, ей приходилось направлять Силу почти на пределе своих способностей.
Скоро вода перестала шипеть и пузыриться. Авиенда ослабила поток, затем позволила ему превратиться в струйку и стихнуть. Земля вокруг представляла собой пропитанное влагой черное месиво, над которым поднимался тяжелый запах мокрого пепла. В грязных лужах плавали обугленные деревянные обломки и щепки; борозды, образовавшиеся там, где девушка зачерпывала землю, заполнились водой и превратились в канавы. Айилка осторожно прошла вперед, разглядывая неопрятный ком – все, что осталось от несчастного солдата. Остывающий холмик был стеклянисто-черным, как обсидиан, и влажно блестел. Девушка подобрала длинную обгорелую щепу, отколотую от дощатой стены ударом ее водяного столба, и потыкала ею черный бугор. Его поверхность оказалась твердой и неподатливой.
– Чтоб тебе сгореть! – прогремел голос. Авиенда подняла голову. Из дыры, образовавшейся в фасаде особняка, широким шагом вышел Ранд ал’Тор. Он пристально глядел в небо, потрясая кулаком. – Это я тебе нужен! Скоро ты получишь свою войну!
– Ранд, – нерешительно промолвила Авиенда.
По лужайке бегали туда-сюда солдаты, лица у них были встревоженные, они словно ожидали сражения. Через обугленную дыру было видно, как из дверей комнат в дальнем конце коридора опасливо выглядывают переполошенные слуги. Все происшествие заняло меньше пяти минут.
– Я остановлю тебя! – проревел Ранд, заставив испуганно вздрогнуть и слуг, и солдат. – Слышишь меня?! Я приду за тобой! Не трать свою силу! Она тебе пригодится против меня!
– Ранд! – окликнула его Авиенда.
Он замер, ошеломленно глядя на девушку, словно не видя. Она смотрела ему в глаза и ощущала его гнев почти так же, как совсем недавно чувствовала обжигающее пламя. Ранд развернулся и зашагал обратно в дом, поднимаясь по почерневшим деревянным ступеням.
– О Свет! – раздался обеспокоенный голос. – И часто так случается, когда он поблизости?
Повернувшись, Авиенда увидела стоявшего рядом и наблюдавшего за происходящим молодого человека в незнакомой униформе. Долговязый юноша со светло-каштановыми волосами и кожей медного оттенка – имени она не помнила, но была почти уверена, что это один из офицеров, которых Ранд привел с собой после встречи с Роделом Итуралде.
Девушка снова повернулась к пепелищу, прислушиваясь к звучавшим в отдалении зычным приказам. Прибыл Башир и взял на себя командование, велев солдатам следить за периметром, хотя, скорее всего, он просто стремился их чем-то занять. Случившееся не было началом атаки. Это всего лишь еще одно из прикосновений Темного к миру – точно такое же, как внезапно испортившееся мясо, как возникавшие из ниоткуда жуки и крысы, как люди, падавшие замертво от неведомых болезней.
– Да, – ответила Авиенда на вопрос юноши, – это бывает часто. По крайней мере, гораздо чаще рядом с Кар’а’карном. С вашими людьми не происходило ничего подобного?
– До меня доходили слухи, – сказал он. – Но я не придавал им значения.
– Не все слухи преувеличены, – произнесла Авиенда, глядя на чернеющие останки солдата. – Стены узилища Темного слабеют.
– Кровавый пепел, – пробормотал юноша, отворачиваясь. – Во что ты нас втянул, Родел? – Покачивая головой, он двинулся прочь.
Офицеры Башира принялись отдавать солдатам распоряжения по уборке лагеря. Покинет ли Ранд теперь этот особняк? Когда где-то проявлялось зло, люди нередко бросали это место. Но через узы девушка не чувствовала, чтобы Ранд спешил. На самом деле… он, похоже, снова отправился отдыхать! Перемены в настроении этого мужчины столь же необъяснимы, как и у беременной Илэйн.
Авиенда покачала головой и, решив помочь прибраться в лагере, стала собирать горелые обломки дерева. Тут из особняка показались несколько Айз Седай, которые стали оглядывать нанесенный ущерб. По всему фасаду здания чернели опалины, обгорелый пролом на месте входных дверей и передней был не меньше пятнадцати футов шириной. Одна из женщин, Мериса, с благодарностью посмотрела на Авиенду.
– Какая жалость, – промолвила Айз Седай.
Авиенда выпрямилась, держа в руках обломок обгоревшей доски; ее одежда была все еще мокрой. С этими облаками, скрывающими солнце, сохнуть ей придется долго.
– Вы о чем? – спросила девушка. – Вы о доме жалеете?
В разгромленной передней тучный лорд Теллаэн, которому принадлежал особняк, вполголоса застонав, тяжело опустился на табурет. Он горестно качал головой, то и дело утирая лоб.
– Нет, – сказала Мериса. – Я о тебе, дитя мое. Твое мастерство плетения, оно поразительно. Будь ты у нас в Белой Башне, то к этому времени уже получила бы шаль Айз Седай. Да, в твоем плетении есть некая грубость, но, обучаясь у сестер, ты бы быстро исправила этот недостаток.
Кто-то громко хмыкнул, Авиенда резко развернулась и увидела позади себя Мелэйн. Золотоволосая Хранительница Мудрости стояла, сложив руки под грудью, ее живот уже начал округляться от бремени. Судя по лицу, она ничуть не была удивлена. Как Мелэйн удалось подойти незаметно? Как Авиенда не услышала ее приближения? Видно, она поддалась усталости и потеряла бдительность.
Мелэйн и Мериса какое-то время сверлили друг друга взглядами; затем высокая Айз Седай резко повернулась, взметнув зеленые юбки, и направилась к слугам, оказавшимся в плену у пламени, на ходу спрашивая у них, не требуется ли кому-то Исцеление. Мелэйн проводила ее взглядом и покачала головой.
– Невыносимая женщина, – процедила она. – Подумать только, ведь мы когда-то их так уважали!
– Хранительница? – переспросила Авиенда.
– Я сильнее большинства Айз Седай, но ты, Авиенда, намного сильнее меня. Тому, как ты понимаешь плетения и управляешь ими, позавидуют, к своему стыду, многие из нас. Другие годами учатся тому, что тебе дано от природы. «Некая грубость!» Сомневаюсь, чтобы кто-то из Айз Седай, не считая разве что Кадсуане Седай, сумела бы сотворить то, что ты проделала со столбом воды. Чтобы переместить воду на такое расстояние, нужно использовать само течение и напор реки.
– И я это сделала? – моргая, спросила Авиенда.
Мелэйн посмотрела на нее и снова хмыкнула, но на сей раз тихо, себе под нос.
– Да, ты это сделала. У тебя огромный талант, дитя мое.
Авиенда расцвела от похвалы. От Хранительниц редко дождешься похвалы, но она всегда бывала искренней.
– Но ты не хочешь учиться, – продолжила Мелэйн. – А у нас мало времени! У меня к тебе вопрос. Что ты думаешь о плане Ранда ал’Тора похитить этих купеческих вождей, правящих доманийцами?
Авиенда снова моргнула – она слишком устала и думать совсем не хотелось. Во-первых, совершенно неразумно само то, что Арад Доманом правят купцы. Как могут торговцы управлять народом? Разве они не должны заниматься своими товарами? Что за глупость. Перестанут ли когда-нибудь мокроземцы удивлять ее своими странными обычаями?
И почему именно сейчас Мелэйн вздумалось спрашивать ее об этом?
– План Ранда вполне хорош, Хранительница Мудрости, – сказала Авиенда. – Хотя копьям не нравится, когда их используют для похищения людей. Думаю, Кар’а’карну стоило говорить об этом как об охране – принудительной охране – для этих купцов. Вожди отнеслись бы к задуманному лучше, если бы им сказали, что они будут защищать, а не похищать.
– Делать-то они будут все равно то же самое, как это ни назови.
– Однако важно, как ты сам это назовешь, – сказала Авиенда. – Не будет бесчестным, если оба определения верны.
Глаза Мелэйн лукаво блеснули, и Авиенда уловила затаенную улыбку на ее губах.
– Что еще ты думаешь о совете?
– Ранд ал’Тор, похоже, до сих пор считает, что Кар’а’карн может не просить Айил, а требовать от них, будто какой король мокроземцев. Мне стыдно за это. Я виновата – мне не удалось втолковать это ему как следует.
Мелэйн отмахнулась от ее признания.
– Тебя не за что ни винить, ни стыдить. Все мы знаем, как упрям и своеволен Кар’а’карн. Хранительницы Мудрости тоже пытались, и никому не удалось обучить его как надо.
Значит, причина ее позора перед Хранительницами была не в этом. Тогда в чем? Авиенда с досады сжала челюсти, но потом заставила себя продолжить:
– И все же нужно напоминать ему об этом. Снова и снова. Руарк терпелив и мудр, но не все вожди кланов таковы. Я знаю, кое-кто из них сомневается, не было ли ошибкой принятое ими решение следовать за Рандом ал’Тором.
– Верно, – сказала Мелэйн. – Но посмотри, что стало с Шайдо.
– Я не говорю, что они правы, Хранительница Мудрости, – ответила Авиенда. Несколько солдат нерешительно пытались убрать глянцевито-черный холмик. Казалось, он вплавился в землю. Авиенда понизила голос. – Они не правы в том, что сомневаются в Кар’а’карне, но они же разговаривают друг с другом. Ранд ал’Тор должен понять, что терпеть от него оскорбления бесконечно они не станут. Может, они не пойдут против него, как Шайдо, но вполне может случиться так, что, к примеру, Тимолан просто вернется в Трехкратную землю, оставив Кар’а’карна наедине со своей надменностью.
Мелэйн кивнула:
– Не беспокойся. Мы осведомлены о такой… вероятности.
Это значит, что кого-то из Хранительниц Мудрости отправили успокоить Тимолана, вождя Миагома Айил. И не в первый раз уже. Знает ли Ранд ал’Тор, какие усилия прилагают Хранительницы Мудрости у него за спиной, чтобы сохранить верность ему айильцев? Скорее всего, нет. Он смотрел на Айил как на единое целое, как на преданный ему народ, который можно использовать. В таком отношении заключалась одна из самых больших слабостей Ранда. Он не понимал, что айильцам, как и любому другому народу, не нравится, когда их превращают в некий инструмент. Кланы связаны между собой куда более слабыми узами, чем полагает Ранд. Лишь ради него на время забыта кровная вражда. Неужели он не понимает, насколько такое невероятно? Неужели он не видит, каким шатким становится этот союз?
Но он не только был мокроземцем по рождению, он не был Хранительницей Мудрости. Мало кто из самих айильцев понимал, какие усилия прилагают Хранительницы Мудрости во всех перипетиях их непростой жизни. Какой простой казалась Авиенде жизнь, когда она была Девой! И какое потрясение она испытала, узнав, сколь многое проходило мимо, оставаясь ею незамеченным и непонятым.
Мелэйн смотрела на поврежденное здание, но будто не видела его.
– Остаток от остатка, – произнесла она словно бы самой себе. – А если он и нас бросит, обожженными и изломанными, как эти доски? Что тогда станется с Айил? Зализывая раны, мы вернемся в Трехкратную землю и будем жить как прежде? Многие не захотят уходить. Эти земли предлагают слишком многое.
Авиенда заморгала, осознав тяжесть этих слов. Она редко задумывалась о том, что будет тогда, когда у Кар’а’карна отпадет надобность в Айил. Она была сосредоточена на настоящем, на том, чтобы вернуть свою честь и суметь защитить Ранда ал’Тора в Последней битве. Но Хранительница Мудрости не вправе думать лишь о дне сегодняшнем или завтрашнем. Она обязана предвидеть грядущие годы, те времена, которые ветер принесет на своих крыльях.
Остаток от остатка. Он расколол Айил как народ. Что же будет с ними?
Мелэйн снова посмотрела на Авиенду, и лицо ее смягчилось.
– Иди к палаткам, дитя мое, и отдохни. Ты выглядишь как шарадан, который три дня полз через пустыню.
Авиенда поглядела на свои руки, покрытые хлопьями пепла от обгорелых обломков. Ее одежда была мокрой и испачканной, она догадывалась, что и лицо у нее такое же грязное. Руки ныли оттого, что она целый день таскала камни. Стоило только девушке вспомнить про усталость, как та, точно лавина, обрушилась на нее. Авиенда стиснула зубы и заставила себя распрямиться. Она не уронит лицо, свалившись тут без сил! Она повернулась, направляясь к палаткам, как ей и велели.
– Ах да, Авиенда! – окликнула ее Мелэйн. – Завтра мы обсудим твое наказание.
Девушка ошеломленно развернулась.
– За то, что не перетаскала все камни, – заметила Мелэйн, снова оглядывая обломки. – И за то, что недостаточно быстро учишься. Ступай.
Авиенда вздохнула. Еще одна порция вопросов и еще одно незаслуженное наказание. Между ними должна быть какая-то связь. Но какая?
Она слишком устала, чтобы думать об этом сейчас. Ей хотелось лишь одного – добраться до постели, и она поймала себя на том, что малодушно вспоминает роскошные мягкие матрасы во дворце Кэймлина. Авиенда отогнала эти мысли прочь. Если спать так крепко, утопая в подушках и перинах, то чересчур расслабишься и не сумеешь вовремя проснуться, если кто-то ночью попытается тебя убить! Как она вообще позволила Илэйн уговорить ее спать в такой пуховой западне?
Не успела девушка отогнать эту мысль, как в голове у нее родилась другая – не менее предательская. Мысль о Ранде ал’Торе. Можно пойти к нему, остаться у него в комнате…
Нет! Не раньше, чем она вновь обретет свою честь. Она не придет к нему как нищая попрошайка. Она придет как женщина чести. Если, конечно, когда-нибудь поймет, что она делает не так.
Авиенда покачала головой и трусцой побежала в айильский лагерь на краю луга.