Лучшими квартирантами, при которых, по словам самого Гришки, он жил аки боярин, была пара абреков с Черкизона. Они кормили его, одевали и даже платили за комнату. Сам он жил на кухне тогда.
Собственно, историю этих квартирантов, как и все остальные истории, он поведал мне, когда мы синячили на его кухне, попутно ведя пьяные беседы и скуривая две-три пачки “Золотого Руна” в день. В те дни из выпивки в чести у нас был портвейн “Мадера” (Аналог “Трех Семерок”) и дешевая водка на березовых бруньках. На неё, кажется, была хорошая скидка в соседнем супермаркете.
“Нашел-то я их достаточно просто: я тогда грузчиком на Черкизоне подрабатывал, грузовики разгружал с барахлом, ну и объявы на столбы вешал, что комнату сдаю. И нашлись эти ребята, двое. Узнали, я ли хату сдаю. Договорились мы с ними по деньгам, они и въехали ко мне. Первые квартиранты мои, получается. Не жизнь, а сказка была с ними! По крайней мере, сначала. Тряпок мне дали, чтобы было, во что одеться, ботинки. Жратву готовили! Ну а на деньги я мог пировать ходить. Сами эти черти были из Азии откуда-то, из какой-то забытой богом братской республики. Черт её знает какой. При Лужке, когда Черкизон еще во всю работал, сюда они приходили пожрать, да поспать, вообще никаких проблем от них не было. Я, веришь-нет, коньяками себя баловал, да винами заморскими, а не этим шмурдяком. Я даже стихи писать начал, как в молодости прям. Ща, подожди, найду пример, где-то тут должно валяться. Эээ… а, вот же оно! Слушай, я свой стил гиперреализмом называю, мудрено звучит так-то:
Себе я на закуску взял
Колбаски ливерной батон
Сегодня праздник у меня
И водка хороша весьма!
От так-то, знато было, знаешь ли. Но однажды, не знаю когда, начались проблемы. Я даже не скажу, с чего они начались. У абреков этих какие-то разборки на Черкизоне были, бабло они задерживать стали. Благо жратву приносили. Беляши там, самсу. С голода не подыхали. Но о коньяках да винах пришлось забыть. Перешел на шмурдяк дешевый, вот типа того, что сейчас мы пьем сидим. Начали сраться мы с ними, что сидят черти, жируют за мой счет. Однажды эти пидоры черные, представляешь, заперлись от меня, когда я за водкой вышел. Пиздец. И отвечали через дверь, что не откроют, пока я бухать не брошу и на нормальную работу не пойду. Ага, размечтались. Ну я на лавке присел отдохнуть с чекушкой своей, уговорил её потихоньку в одно рыло. И прилег, значит, на лавку полежать. Проснулся от того, что из штанов моча хлестает. И чую, вдовесок, обосрался я еще. Ну я труханы снял, говно об лавку обтер, да пополз домой. Впустили они меня. После того, как я ментами им пригрозил. Разнос тогда знатный был – я обосранными труханами у них перед рожами их черными тряс, орал, что “смотрите, до чего довели вы меня сучары!”. Вроде на том успокоилось всё немного. Хотя бы долг за хату уплатили. Но, через какое-то время, всё повторилось. Дверь распахнутой оставил, все свои в подъезде всё-таки. Эти суки нерусские опять скандал закатили. Что я твою типа, не охуел ли я. Ну я тогда ругаться не стал, вроде как сам неправ. Они и успокоились. А в следующий понедельник я в миграционную сбегал и донес на них. Регистрации-то, понятно, никакой не было у них. Да и поехали они в свою солнечную родину маки растить. Скатертью дорога, собаки басурманские. Вот такая басня. Пойду упаду, так как силенок у меня маловато чего-то, утомился.”
Когда Гришка уполз спать, я докурил заранее припасенный бычок “Золотого Руна”, послушал “Секс Пистолз”, что орали у панков за стеной и уснул, положив голову на кухонный стол.