Глава 5

Василий Никитич Татищев был не прав. Этот историк описывал князя Юрия Долгорукого, как большого, высокого и очень толстого человека, не заботящегося о своем княжестве, а лишь грешил чревоугодием, да пил много. Якобы, правитель северо-востока Руси постоянно пребывал в веселии. Неправда.

Юрий Владимирович был невысокого роста. Явно не выше большинства людей этого времени. Лицо вполне славянское, телосложение нормальное. А вот руки… Они были нормальной длины, но кисти рук, действительно, были длинными [описание согласно реконструкции костяка, признанного останками Юрия Долгорукого].

Насчет того, что он не управлял княжеством – это преувеличение. Я не заметил у ростовского князя большого рвения в этом деле, но он держал ситуацию под контролем. Больше же управлением княжества занимается подросток Андрей Юрьевич, используя отцовские подсказки.

В целом, здесь, в Ростове, система государственного управления была несколько иной, чем та, что господствовала в иных княжествах Руси. Опираясь на свое боярство, Юрий Долгорукий выстраивал некий прототип абсолютной монархии. Подвластные ему князья и бояре могли советовать, но никогда не указывать князю. На своих землях они владетели, но внешняя политика, как и экономическая – прерогатива ростовского князя.

Когда мы прибыли в Ростов, нас встретили не очень приветливо. Местное боярство увидело конкурента себе и ту силу, с которой князю Юрию придется считаться. Они, бояре и мелкие князья, рискуют получать теперь меньше внимания и милости от князя Юрия. Двести тридцать восемь экипированных, большей частью, опытных воинов это очень существенный аргумент. Именно столько сейчас бойцов насчитывала наша дружина.

– А не много ль ты хочешь, князь? И землю получить желаешь, и особый наряд со мной заключить? – грозно и жестко говорил Юрий Владимирович, скорее, выговаривал Ивану Ростиславовичу.

После прибытия в Ростовско-Суздальское княжество прошел уже месяц. Договор с князем пока еще не заключен. Юрий Владимирович, судя по всему, хотел приручить нашего князя и сделать его одним из своих бояр, но не более того. При этом, пусть и формально, но наша дружина, должная превратиться в Братство – Орден, по задумке остается вне политики между князьями. Было бы неплохо получать помощь и дотации от многих князей. Вот и томил Юрий нас, но сегодня, было видно, что ситуация должна решиться.

– Пошто ты князь тягаешь сего отрока за собой? Я знаю, у тебя есть сын, и это не он, – спросил Юрий Владимирович.

– Коли гневаться не будешь на него, князь ростовский, и дозволишь сказать сему отроку, так он ответит тебе, – сказал Иван Ростиславович, явно теряя терпение.

Месяц быть неприкаянными, проедать свои деньги, не имея четких представлений о будущем – это не то, чего хотелось бы князю, как и его дружине. С такими успехами, вернее, их отсутствием, мы могли бы воевать, и возможно прибыльно, на юге Руси. В таком ключе, если Юрий продолжит, было выгодно принимать сторону Изяслава Мстиславовича и противостоять Долгорукому.

– А пусть и скажет отрок. Давно я не слыхал речей отроков, окромя разговоров сына моего Андрейки, – усмехнулся Юрий Владимирович.

Весь разговор происходил за столом, где кроме князя был его сын Андрей Юрьевич, несколько бояр, князь Иван Ростиславович, Боромир и я. Не трудно догадаться, кого посадили с самого краю.

– Юрий Владимирович. Всем ведомо то, что на Руси появился новый митрополит, – я хотел продолжить, но был перебит.

– То всем ведомо и мой епископ Ефрем отбыл поклониться митрополиту, – сказал ростовский князь.

Я сделал небольшую паузу, дожидаясь, не станет ли что говорить князь Юрий. Когда ростовский князь махнул мне рукой продолжать, я не чинясь стал говорить.

– Да, князь, так и есть. А еще митрополит Климент именно тебя советовал, что и приютишь, и поможешь, – я посмотрел на своего князя, словно прося у него прощения, так как следующая фраза, которая так и рвалась наружу, должна была прозвучать от Ивана Ростиславовича, а не от меня. – У нас ни кола, ни двора. Лето уже заканчивается. Скоро начнутся холода, а семьи дружинников еще месяц будут идти до этих мест. Придется нам обращаться в Смоленск. Ростислав Мстиславович обещал приют и земли.

– Да, кто ты такой, кабы угрозы сыпать в моем тереме? – словно зверь оскалился князь.

Присутствующие бояре встали и демонстративно положили свои правые руки на эфесы мечей. Отрадно видеть было, что и князь с Боромиром повторили движения бояр. При этом не было ни осуждающего взгляда, ни высказанных мне слов. Иван Ростиславович наверняка и сам хотел сказать, но я его опередил. Княжич Андрей в это время недоуменно смотрел то на своего отца, то на бояр и Ивана Ростиславовича, но оставался сидеть.

– Сели все! – громко, но уже не так по-звериному, с нотками просьбы, сказал Юрий Владимирович. – Я выполню наказ митрополита. Заключим мы с тобой ряд, князь Иван Ростиславович. Для того все готово. И земли отдам, кои припас для себя ранее.

Сказав это, Юрий Владимирович резко поднялся и вышел из палат, которые вроде как ему же и принадлежали. Но он вышел, а мы все остались. Я уже думал, что это какой-то очередной импульсивный поступок, но сын Юрия Владимировича, еще младше меня нынешнего, как ни в чем не бывало продолжил переговоры.

– На три лета отец мой даст вам земли в месте, где Каменка соединяется с рекой Нерль. Нынче там еще остались четыре селения чухонцев. С теми людишками как пожелаете, так и поступайте. Земли там добрые, полей будет не менее восьми сотен десятин. Есть добрый лес. Можете у него еще забрать земли, – деловым тоном, не свойственным подростку, говорил Андрей Юрьевич, который в будущем, возможно, станет «Боголюбским». – На три года вы не будете платить ни оброком, ни иными податями…

Через два часа мы вышли из княжеского терема. Хорошо, что сытые. Пира не было, но ячневую кашу с лепешками, сбитнем и какой-то птицей, может тетеревом, подали. А после дали мед и вновь лепешки, которые все стали макать в миски с медом. Скудна пища даже на княжеском столе. Скудна, но обильна, так как можно есть от пуза, если что еще принесут.

Ели почти молча. Некоторое напряжение ощущалось и за обеденным столом. На князя то и дело поглядывали бояре. Княжич Андрей так же почти не говорил, кроме того, чтобы просить, наелись ли гости. А после мы уехали.

Иван Ростиславович так спешил на свои земли, словно мы за кем гнались, или за нами была погоня. Долгое ожидание и вот… наконец земля. И пусть тут было очень много неладного, несло от самой сделки подлостью. Но, это уже какой-то уголок, своя земля, пусть и на три года.

Вот именно это ограничение и смущало более всего. Три года – это, пожалуй, самое то время, чтобы разработать землю, построить нужные строения. Если есть желание и стремление, за три года можно наладить и какое производство. А что потом? Юрий Владимирович просто заберет эти земли и скажет «большое спасибо»? При этом, и сам будет ждать благодарности в ответ?

Это он думает нас перехитрить? Так мы его того… обведем вокруг пальца, обдурим, вынудим поступить вопреки желанию. Если на этой земле в итоге будет Братство, и за три года оно может разрастись в численности и обрести силу, то даже грозный князь Юрий Владимирович трижды подумает, стоит ли ссориться.

– Добрая землица! – с удовлетворением, даже какой-то эйфорией, говорил Боромир, разминая землю в руках.

– Да, жирная. На такой родить хлеб должен добро! – соглашался со старшим сотником Никифор.

Все взяли землю и мяли ее, словно проводя химический анализ почвы. И без этих манипуляций было понятно, что Ополье – это на Руси одно из лучших мест для ведения хозяйства. Тут не хватало, на мой взгляд, лишь одного – хорошей реки. Нерль, как и ее приток – Каменка, – это небольшие речушки, в которых сложно наловить такое количество рыбы, чтобы прокормиться. В иных местах есть такие реки, что голодным может оказаться только вообще никудышний рыбак, или тот, кто просто никогда не занимается рыболовством.

Но тут было то, что заставило меня прямо сглотнуть слюну. Даже на берегу, или на мелководье, кишело раками. В будущем я любил это кушание и под пиво и без оного. И сам ловил, бывало, что и покупал. А тут такая вот засада – их нельзя есть. Грязное, видите ли, мясо. Ничего, как-нибудь, когда никто не видит, наловлю и полакомлюсь.

– Как князь разделишь земли? Не будем же мы все ютиться рядом? Землю пахать нужно, – допытывался Никифор у Ивана Ростиславовича.

– А ты, сотник, сам решил осесть на земле, да забросить дело воинское? Али клятву позабыл? – это за князя отвечал старший сотник Боромир.

Тон разговора, между тем был шуточный. Воины радовались, может были даже счастливы.

– А у меня есть семья, есть брат, он добрый плотник и охотник, у него сыновья. Кого и другого найду, кабы землю обиходить. Была бы земля, – отвечал Никифор, который словно преобразился при виде земли.

Видимо, четкого разделения на воинов, крестьян, ремесленников еще не произошло или же хозяйственный человек не гнушается, не считает бесчестием поработать и на земле? Вон, с каким умным видом все разминают землю. Мне это напомнило картину, когда мужики стоят возле заглохшей машины. Вот так, как и сейчас умным видом воины мнут землю, все заглядывают под капот, со знанием дела что-то мычат, а, по сути, никто и не понимает, чего это машина не едет.

– Я решил поступить так… – начал князь рассказывать о принципе деления земли.

Князь Иван Ростиславович с момента, когда уже наконец был решен вопрос с Юрием ростовским, преобразился. К нему вернулась уверенность, даже некоторая надменность. Может самовластия нахватался от Юрия и это заразно? Но наш князь ни с кем не советовался, сам распределял земли.

– Так что, сотники да полусотники, согласны вы с таким разделом земли? – спросил князь, но не дожидаясь ответа, продолжил. – На следующий год вся земля должна быть разработана. Кем, как вы это сделаете – то ваше дело, меня не беспокоит

Иван Ростиславович закончил свою речь и посмотрел на нас, своих командиров. Все молчали. В принципе, вполне справедливо и по делу поделил земли князь. Между тем, слова Ивана Ростиславовича несколько поубавили эйфорию, вернее, она сошла на нет. Теперь все, в том числе и я, стали задумчивыми, озадаченными вопросами благоустройства.

Распределение территории было в соответствии с полусотнями. Сотники, как и князь, становились как бы выше всего этого. И они не возлагали на себя обязанности по благоустройству, созданию производств или чего бы то ни было.

А вот полусотникам вменялось создать условия для жизни всем воинам. Я не стал что-либо говорить по этому поводу уже потому, что мне попалась неплохая земля с деревушкой чухонцев, связываться с которыми почему-то особо никто не хотел. Хорошо, что в нашей дружине еще не уподобились общей тенденции в регионе, когда автохтонное население частично просто вырезалось.

– Князь, а серебро и та снедь, что у нас в дружине осталось, кому пойдет? – спросил я.

– Отрок спрашивает, а многомудрые мужи вопросов не имеют? – князь улыбнулся. – Да я уже привыкший к тому, что Господь Бог наделил тебя великим умом. Получите все половину от того, что имеем. Распределю на всех воинов.

Переночевали здесь, прямо в поле под писк комаров и кваканье лягушек, так как рядом находилась заводь от Нерли. Но все равно выспаться получилось, а наутро в сопровождении княжьих людей отправились делить землю.

Это просто невообразимо! Земля распределялась даже не на глаз, а так, как рука махнет. Ориентиров было мало, потому, где границы чьего владения было непонятным, наделы распределялись так: «вон, где-то там твое, там рядом деревушка, а верст через пять или шесть земля уже другого».

Как же здесь живут люди? Какие-то землянки, отсутствие хоть какого рогатого скота. Было понятно, что и без того явно жившие небогато фино-угорские племена, которых русичи огульно называли чухонцами, были ограблены. Ни козочки, ни кого хрюкающего существа, как выживать без животных, без тягловой силы… мне было непонятно.

– А это будет твой надел, Владислав, – сказал князь и, оставив меня в компании четырех товарищей, поспешил уехать.

Свою усадьбу Иван Ростиславович задумал построить на берегу Нерли примерно в двенадцати верстах от окраины доставшегося мне надела.

– Что скажете, други мои? – спросил я у товарищей.

– А почему князь Иван Ростиславович не сказал, где храм ставить? – возмутился Спирка.

– А почему ты, Спиридон, у князя не спросил, а задаешь вопрос мне, когда Иван Ростиславович уехал? – вопросом на вопрос ответил я.

– Да, добро все, полусотник, – начал говорить десятник Лавр. – Лес недалече, река какая-никакая да есть, и водицы набрать, и рыбку поудить. Ты скажи, что с чухонцами делать думаешь. Может, то и не по-христиански, но коли их выгоним, сможем всей полусотней заселиться, да еще дома будем выбирать те, что получше.

Вот так вот, почти примерный христианин десятник Лавр размышляет о самом что ни на есть геноциде местного населения!

– А в полусотне у нас много тех, кто за пашню станет, или мы перестанем тренироваться и воинскую науку забросим, будем только хозяйство вести? – повышая голос из-за раздражения, что мои товарищи могут просто вырезать невзирая на пол и возраст, целую, по местным меркам, так и не малую, деревню.

– Так до зимы сюда придет много людей и от Киева, и из Переславля. Большие набеги собрались учинять половцы, людишки уже бегут, – говорил Боброк. – А мы к тому времени избы уже срубим. Так что прогнать чухонцев надо, только оставить баб нужно, что помоложе и покрасивее.

– Нет, – резко сказал я и со злобой посмотрел на своих товарищей.

– Как скажешь, полусотник, – примирительно сказал Лавр и даже выставил руки вперед будто я нападать на него сейчас буду.

А князь, тот который Юрий Ростовский с длинными руками, оказывается нашими руками решает еще одну задачу – отнять у чухонцев землю.

– Оружие проверьте! Лавр, натяни тетиву, держись чуть поодаль! Если махну рукой, стреляй во все, что движется, – я усмехнулся. – Кроме нас, конечно.

Мы выдвинулись в свою же деревню. Все это мне очень сильно напоминало то, как я в прошлой жизни входил в условно агрессивные селения. В зоне боевых действий, такими селениями были все, но даже в тех районах, которые уже считались зачищенными и взятыми под контроль, без оружия было нельзя даже подойти к самой захудалой деревушке.

– Всем стоять! – сказал я, увидев, как из деревни, навстречу нашей делегации, выходит старик, ну или мужчина сильно похожий на такового.

В этом времени сложно определять возраст людей начиная уже с двадцати пяти лет, так как некоторые и в такие лета могут выглядеть, словно старики. Так что и этот мужчина мог быть и сильно моложе, чем кажется издали.

Дождавшись, чтобы старик отошел от деревни-селища примерно на расстояние прицельного выстрела из лука, я так же направился вперед, приказав своим товарищам оставаться на месте. По мере приближения к человеку, который явно замедлил свой ход, видимо не желая далеко отходить от деревни, я убеждался, что передо мной все-таки старик.

– И наша черга пришла уходить? – почти чистом наречии русичей сказал человек.

– Черга? Очередь? – уточнил я.

– Так и есть. Соседей наших прогнали к черемисам, или к Мурому, иных так и убили, полонили. Суров князь ваш, Юрий, – сказал…

– Как зовут тебя? – спросил я.

– Крати, но княжьи люди называют Кротом. Если тебе удобно и ты так зови. Но твое имя какое? – говорил старик.

– Я Владислав сын Богояра и теперь мой князь испомещен на эти земли. Твоя деревня теперь моя, – сказал я.

– Уйти прикажешь? Силой возьмёшь? Нынче мало вас. А что, если побьем, а после сами лесами уйдем к черемисам? – старик явно провоцировал.

– Крати, ты говоришь так, что ты старый и уже прожил, так и умереть можно? Не нужно дружинного полусотенного пугать. Опасно это. Пока я не думал выгонять, убивать. Я осмотреться хочу, понять, что вы за люди. Мне неким землю орать, – сказал я.

Старик задумался, стал пристально меня рассматривать, словно от этого процесса он сможет что-то понять. Хотя… Опытные люди по ужимкам, любому безусловному движению, могут выудить информацию о человеке.

– Ты словно пришлый какой, – сделал заключение старик. – Смотришь на меня, как на человека, будто я русич и есть.

– А что иные смотрят, на тебя, как на зверя? – удивился я, все же ситуация очень неприятная.

– Нет, а если христианского бога принять, так и вовсе можно просить с князем ряд заключить. Но разные случаи бывали. Случалось, что били за поклонение богам, – рассказывал Илья.

– Ты и твои люди пойдете на ряд? Не станете вынуждать холопить вас? – спросил я.

Старик вновь задумался. Он посмотрел в сторону деревни, чуть заострил свой взгляд несколько в сторону, туда, где начинался лес. С чего я сделал вывод, что в деревне если кто и будет, то вот такие старики да старухи, а остальные сбежали и попрятались в лесу.

– И что, часто по лесам твои люди бегают? – спросил я и по реакции понял, что сделал правильное умозаключение.

Но выдержки мужику не занимать, он только чуть глазом повел, но быстро взял себя в руки.

– Отрок… Нет, в тебе душа какого предка сидит, да помогает видеть невидимое, – сказал старик.

Тут уже впору мне глазом вести, да показывать, что испугался. Но, нет, не стоит обращаться внимание на проявления анимизма, верований с разных духов.

– Здесь, старик, договариваться будем, али в дом поведешь? – спросил я.

Загрузка...