Грехи отцов - читать онлайн

Первым порывом было сломать эту дверь к чертовой матери, но Егор сдержался. Даже отступил на пару шагов, привалился к стенке напротив. Впрочем, отсюда он тоже все неплохо слышал – охи-вздохи, возня, смех… Стоявший рядом Юрка переглянулся с отцом и сделал непроницаемую физиономию, уставился в стенку, при этом Егора он точно не замечал. Впрочем, он уже который день ходил сам не свой, точно с температурой или смертельно уставший. Может, так переживает разрыв с очередной своей пассией? Последняя из него крови вдоволь попила и денег вытянула предостаточно… Управляющий «Астры», небольшого семейного отеля, высокий кудрявый шатен слегка за тридцать по имени Женя, наоборот, не сводил с Егора глаз, ловил каждое движение и сладенько улыбался. Егор на Женю старался не смотреть – если все подтвердится, то с тобой, дружок, короткий разговор будет. А вот с Юркой надо бы серьезно поговорить, и сегодня же…

С лестницы послышался стук каблуков, и все дружно посмотрели туда. Администратор «Астры», Матвеева, высокая полноватая женщина, торопилась по коридору, шла чуть вперевалочку и опасливо поглядывала на компанию у торцевого окна. Женя, завидев женщину, гневно свел бровки к переносице, сморщил физиономию и подался ей навстречу, но Егор невежливо дернул его за ремень узких, в облипку, джинсов, вернул на место. Администратор пробежала мимо индифферентного Юрки, косо глянула на сурового Павлова и подошла к Егору.

– Вот, возьмите. – Она подала тому ключ с треугольной пластиковой биркой и заговорщицки подмигнула. Егор ответил тем же: женщину он знал давно, она работала в его отеле уже третий год и, как сама говорила, была обязана хозяину «Астры» по гроб жизни. Егор здорово помог ей – квартирой тетки заинтересовались дальние родственники, как они сами себя обозвали. И обставили дело так, что жить бы бабе с ребенком в общаге или в коммуналке на окраине города, вместо трешки в центре, но тетке подсказали, куда обратиться. Егор помог, и не за деньги: «родственники» взбесили его своей незатейливостью и какой-то первобытной простотой, с которой проворачивали свои дела. Подобную породу людей он терпеть не мог, попросил Павлова вмешаться, и «родственники» в тот же день убрались из города. Матвеева пришла благодарить, даже пыталась заплатить, и немаленькую для нее сумму, но Егор отказался, а когда та стала настаивать, пригрозил, что выставит ее вслед за «родней». И предложил работать на него – такие кадры ценнее денег, искреннюю преданность не купишь, и с тех пор в «Астре» у него появилась лишняя пара глаз и ушей. В «Астре», семейном отеле в тихом зеленом пригороде, с детскими площадками, цветниками, прудами, полными разжиревших карпов, конюшней с двумя пони и суровым Префектом, что не каждого к себе и подпускал, но тележку по парку таскал исправно. Место считалось дорогим, респектабельным, номера пустовали редко, даже зимой, и через три года после открытия «Астра» стала приносить неплохой доход. А Женя, рекомендованный столичным кадровым агентством как отличный специалист в области управления гостиничным хозяйством, пытается превратить это самое хозяйство в бордель. Сдает номера всякому сброду, любому, кто с улицы постучит, подрабатывает, проще говоря. Егора предупреждали уже не раз и не два, та же Матвеева звонила Павлову и неделю, и две назад, и вот сегодня Егор решил проверить. Дождался очередного звонка и приехал, прихватив своего зама по общим вопросам. Павлов оказался консерватором почище английской королевы и не желал для свой должности иного названия.

– Как при отце твоем оставь, – сказал он Егору, – помру – другого как хочешь обзови.

Егор спорить не стал: Павлову хоть и было уже хорошо за пятьдесят, он еще молодым мог дать фору, соображал быстро и видел чуть дальше и больше остальных. Он по-прежнему оставался почти единственным, с кем советовался Егор прежде, чем принять важное решение, не считая Юрки. Но это было само собой, грех не прислушаться к мнению человека, что зарабатывает для тебя деньги. «Астра», кстати, его идея, как и многое другое.

Павлов перехватил у Егора ключ, аккуратно вставил в замок, повернул. Осторожничал он напрасно, возня и смех с той стороны нарастали, послышался хлопок, точно там открыли шампанское, снова смех. Егор уже примерно представлял, что увидит за дверью, как и Женя: он глядел то в пол, то в сторону лестницы, явно собираясь бежать, Егор же сделал вид, что ничего не замечает, а сам держал «специалиста» краем глаза. Юрка не шевелился, смотрел в пол, и Егор в который раз пожалел, что прихватил своего финдиректора с собой. Не место ему тут, не его это дело…

– Воркуют, голубки. – Павлов перестал шифроваться и толкнул дверь. Та распахнулась, Женя дернулся бежать, Егор перехватил его и втолкнул в номер, пнул коленом так, что Женя затормозил лишь у окна, едва не оборвал с карниза плотную цветастую штору. Повернулся спиной к подоконнику, потом отпрыгнул к стенке. Возня и смех стихли, Павлов хитро глянул на Егора, на сына и вошел в номер, Егор шагнул следом.

Надо отдать Жене должное – он не борзел, на люксовые номера не покушался, сдавал «на часок» комнаты попроще, «у забора», как называли их сотрудники. Забор в «Астре» имелся, основательный, высокий, с камерами слежения по периметру поместья, но, как в каждом заборе, в нем имелась дырка. Ее регулярно латали, но лаз возрождался на новом месте – тут к городу вела короткая тропка, и «безлошадным» сотрудникам «Астры» было удобно добираться домой и на работу. Егор в конце концов сдался, и дыра стала калиткой, не утратив при этом своей сути черного хода, а вела она через лесок прямиком к федеральной трассе, оживленной в любое время дня и ночи. И Женя повадился через эту калитку протаскивать в «Астру» шлюх с их клиентами.

Номер был проще некуда – две кровати, две тумбочки, санузел, небольшая «плазма» на стене, зато чистый и светлый. Впрочем, чистый условно – одна кровать завалена барахлом, тумбочки сдвинуты на манер стола, накрыты полотенцем, сверху лежат куски колбасы, копченая рыба, нарубленная здоровенными кусками, три полные бутылки пива, на полу еще две пустые, рядом валяются пробки. А пахнет отвратно, аж до тошноты, причем Егор не мог сообразить, от чего именно его сейчас вырвет – от вонючего «натюрморта» на столе или резкого острого запаха дешевых духов барышни, что пряталась под одеялом.

Чувство такое, будто в твоем доме похозяйничали чужие, загадили все, до чего дотянулись, заплевали и свалили, довольные. Впрочем, эта парочка бежать не собиралась, хотя с ними все было просто – без штанов не очень-то разбегаешься. Тощий с загорелой лысиной дядька сидел на краю кровати, прикрывался краем одеяла и зло глядел на вошедших. Его подружка, наоборот, смотрела с любопытством, ситуация ее веселила, барышня оказалась из бывалых, видала, похоже, еще и не такое. Шалава с той самой трассы, это к гадалке не ходи, их породу издалека видно: дешевые яркие тряпки, размалеванные физиономии, наглый оценивающий взгляд – Егор отвернулся и смотрел на Женю. Тот побледнел, испуганно заморгал: специалист не ожидал, что Егор доведет игру до финала, и вдруг понял, что сейчас его будут бить, причем больно. Егор шагнул к нему, и тут перед глазами нарисовался «клиент» – дядя прикрывался полотенцем, торопливо обматывался им и наступал на Егора.

– Слышь, я заплатил, как договорились. – Он набычился, нагнул голову и сощурился, только что не рычал в этот момент. Шалава устроилась поудобнее, прилегла на бочок, подложив руку под голову, и приготовилась смотреть представление. Этой суке, кроме пинка под зад, ничего более не грозило, она отлично это знала и похабно улыбалась.

– Я заплатил, – повторил ее дружок, – как положено.

Он глянул на бледного Женю, на Егора, обернулся на Павлова и Юрку, что маячил за спиной отца, на Матвееву.

– Здесь вам не бордель! – выкрикнула та. – А приличное заведение…

Шлюха изящно выразилась на ее счет, Матвеева замолкла, сраженная наповал, – за свои почти что пятьдесят лет она вряд ли слышала подобные обороты и словосочетания. Как и Егор, он и сам подивился словесному запасу проститутки и решил, что пора заканчивать эту комедию или дело зайдет слишком далеко.

– Убрать, – скомандовал он, и Павлов тут же оказался рядом, оттеснил Егора, легонько взял загорелого дядю за локти и повернул, как в балете. Дядю занесло, полотенце слетело, он тяжко плюхнулся на кровать и торопливо прикрылся ладошками.

– Нельзя, – наклонившись к нему, сказал Павлов, – у нас не разрешается. Здесь не бордель, что непонятно?

Шлюха помалкивала, что-то в облике и поведении Павлова говорило ей, что лучше держать язык за зубами. Она откинула одеяло, села, потянулась, Павлов швырнул ей в лицо ворох одежды с соседней койки.

– Одевайся и вали, – приказал он, и девка принялась пристраивать на тощую грудь подозрительных размеров лифчик. Матвеева фыркнула и отступила в коридор, Павлов отошел к двери.

– Я договорился, – уже примирительно протянул мужик, натягивая портки, – с ним.

Он показал на Женю, и тот совсем потерялся, взмок и все тер ладонями виски, опасливо поглядывая на Егора. Тот поманил управляющего к себе, но Женя не шелохнулся. Проститутка натянула короткую майку, повела костлявыми плечами и ободряюще улыбнулась ему – иди, мол, семи смертям не бывать… Женя ссутулился и побрел навстречу Егору, поравнялся с ним и умоляюще смотрел в глаза. Вернее, глянул один раз и зажмурился, Егор рванул его за плечо и выкинул в коридор. Матвеева шарахнулась к окну, Женя врезался в стенку и неожиданно резко развернулся, рыпнулся к лестнице, но Егор оказался у него на пути.

– Тебя предупреждали? – Он шагнул к управляющему, и Женя попятился. – Тебе говорили, скотина?

Тот затряс тощей бороденкой, что-то вякнул, и тут Егор не выдержал – врезал ему кулаком в живот. Женя побледнел еще больше, задохнулся, взмахнул руками и охватил еще раз, уже в правое подреберье. Удар был вполсилы, но этого хватило – Женю отнесло к окну, Матвеева отскочила за спину Егору и оттуда глядела на свое побитое начальство. Из номера не доносилось ни звука, что было фирменным стилем работы Павлова – он всегда старался улаживать дела без лишнего шума. Юрка куда-то подевался, Егор мельком глянул на Матвееву, и та отбежала почти к лестнице. Тетка сообразила моментально – номеров на этаже всего три, и в одном живет нормальная парочка: ребята устроили себе медовый месяц вдали от суеты и наслаждались друг другом. Сейчас их номер пустовал, но мало ли, принесет нелегкая. И точно.

– Извините, там труба потекла, – профессионально поставленным голосом возвестила Матвеева: в прошлом она была учителем начальных классов и привычка говорить громко и безапелляционно въелась ей в подкорку.

– Специалисты уже устраняют проблему, – заявила она, закрывая собой проход на второй этаж, и Егор заторопился. Подошел к Жене, оглядел его с головы до ног и врезал еще раз, уже в левую часть тощей тушки, врезал от души, вложив в удар и досаду на себя: ну как можно было так ошибиться? Что ему еще надо: и деньги хорошие получал, и жил бесплатно в отличном номере, и кормили его даром? Ну что за люди, кому верить?..

– Убьешь, – спокойно сказал Павлов, глядя на согнутого дугой Женю, – не бери грех на душу.

– Не убью. – Егор вытер платком руки, скомкал, бросил управляющему под ноги. – Ты ж меня сам учил.

Тут он малость слукавил – последний удар был сильнее, чем требовалось. Женя сполз по стенке, сжался у плинтуса, обхватив руками живот. Павлов подошел, оглядел управляющего, поднял ему голову, оттянул веки. Женя что-то промычал, и Павлов попятился.

– Не подох, – констатировал он.

И, обогнав Егора, пошел к Матвеевой, быстро переговорил с ней, вернулся. Егор заглянул в номер – там под Юркиным присмотром наспех одетая парочка наводила порядок: паковала в сумку початые и полные бутылки пива, колбасу и вонючую рыбу. Юрка вздрогнул от звука шагов, с совершенно безумным видом поглядел на Егора и слабо улыбнулся. С Юркой явно что-то случилось, и отцу он тоже ничего не говорит – слишком уж по-разному они ведут себя. И Егор решил сегодня же с этими странностями покончить – поговорить с Юркой, напоить, врезать, если потребуется, не как Жене, что, кряхтя, поднимается с пола, а слегка, но «финику» и этого хватит. Сегодня же.

– Пошли, – махнул ему Егор и направился к лестнице, где его ждали Павлов и Матвеева. Она игриво поглядывала на зама по общим вопросам, Павлов что-то важно втолковывал ей, и оба обернулись, когда Егор с Юркой оказались рядом.

– Все уберем, – заверила Матвеева, – через час и следов не останется. А с ним что?

Она качнула головой в сторону окна, где Женя подпирал стенку.

– У него полчаса, – сказал Егор, – пусть манатки собирает и катится куда подальше, пока цел.

Матвеева кивнула, Павлов важно прошел мимо и следом за Егором спустился во двор. Оказались под ярким весенним солнышком, вдохнули одуряющий майский запах цветов и листьев, свежей травы, уже подстриженной на газонах. Егор шел первым, кивал в ответ на приветствия персонала, Павлов с сыном еле поспевали следом. Сели в блестящий вишневый «Ровер», створка автоматических ворот тут же поползла вбок. Павлов завел двигатель, Юрка с сонным видом уставился в окно, откинулся назад, и тут круги у него под глазами налились вовсе уж жутковатой синевой. Егор глянул на приятеля в зеркало заднего вида. «Сегодня же все выясню». Он достал мобильник и набрал Викин номер. «Аппарат абонента выключен», – сообщил автоответчик. Егор чертыхнулся и сжал телефон в руке.

– Куда прикажете? – иронично поинтересовался Павлов.

– На «Разборку» собирались, – буркнул Егор, и снова набрал тот же номер, но с тем же результатом, отчего разозлился еще больше. И подумал мельком, что Жене повезло – попадись он под руку сейчас, травматологам пришлось бы неплохо так заплатить, чтобы не вызвали полицию, да и Женек урвал бы напоследок хорошую сумму за травмы различной степени тяжести…

Павлов ухмыльнулся, глядя на Егоровы мучения, вывел «Ровер» за ворота, и машина покатила по новенькому асфальту в сторону той самой федеральной трассы. Выехали, вписались в поток и потащились со скоростью отравленного таракана – пробка образовалась нешуточная. «Ровер» тащился в левом ряду, Егор постукивал мобильником по колену и смотрел на габариты маячившей впереди дальнобойной фуры. Та, притормозив, разразилась щедрым выхлопом соляры, Павлов моментально закрыл окна и включил кондиционер. Юрка точно и не заметил газовой атаки, мутным взглядом глядел в окно. Мобильник зазвонил неожиданно резко, Егор посмотрел на экран – главбух, будь она неладна, и наверняка с какой-нибудь проблемой. «На фиг, пусть Юрка с ней разбирается, это его работа». Егор переадресовал вызов, и финдиректор оторвался от созерцания пустыря за окном, сосредоточился на своих прямых обязанностях. Он что-то говорил еле слышно, спокойно, без единой эмоции в голосе, Егор глянул на Павлова-старшего, но тот будто ничего и не замечал. «Черт его знает». Егор покрутил головой по сторонам и рискнул – приоткрыл окно, высунулся, пытаясь рассмотреть, что там делается впереди.

– Расслабься, – посоветовал Павлов, – один черт опоздаем. Говорил – вертолет пора покупать, пока там, – он ткнул пальцем в крышу «Ровера», – пробок нет.

– Купим. – Егор вдоволь надышался выхлопами, уселся на место, поглядел на мобильник, в окно и снова набрал Викин номер. И замер – из трубки понеслись длинные гудки, а вскоре раздался знакомый голос, чуть насмешливый и недовольный.

– Слушаю. – У Егора от сердца отлегло, но начинать разговор он не торопился. Важно кашлянул и сказал, прикрыв рукой трубку:

– Привет. Где тебя носит, я пять раз звонил…

– Не пять, а всего два, – перебила его Вика совершенно учительским тоном, – не надо преувеличивать. Дуську навещала, ты же знаешь, что она звонки терпеть не может…

Это точно, звереет враз, шипит, зубы скалит, шерсть дыбит – смотреть жутко. Спец, что с ней работает, говорит, что Дуська так нервничает – она не видит врага и кидается на всех, кто, по ее мнению, может звенеть подобным образом. Нервничает она… Егор сам перепсиховал, когда увидел, во что превратился милый котенок, в точности как в том анекдоте: кто мне месяц назад продал хомячка? Хотя нет, видели очи, что покупали…

Он тогда только-только первый раз нос за границу высунул, два раза с Юркой съездил, а потом сам решил, без попутчиков. Пришел в приличное по местным меркам турагентство и пропал, пропал, как в омут головой нырнул. Вика сидела за дальним столом у огромного, во всю стену, окна, прямая, тонкая, с идеально ровной челкой до глаз, черным «хвостом», что извивался по спине в такт движениям девушки. Поглядела невероятными синими глазищами и дежурно улыбнулась посетителю, показала на пустой стул напротив. И Егор пошел, как под гипнозом, просидел там больше часа, убрался, когда ему недвусмысленно намекнули – либо тур покупай, либо проваливай. Ушел, а сам дождался девушку, больше напугал ее, чем удивил, предложив домчать домой на новехоньком «Ровере». Вика сделала вид, что ничего не слышит, и потом еще с неделю равнодушно проходила мимо – одна или в компании коллег. Егор ждать устал, перехватил одну отзывчивую менеджерицу из того самого агентства, повел в ближайший ресторан и через час знал о Вике все. Что ей двадцать семь лет, что она разведена, детей нет, что живет одна в съемной квартире – предыдущую она по своей воле отдала мужу, чтобы отстал, и что любит больших кошек.

– Кошек? – уточнил Егор. Он на всякий случай записывал разговор на диктофон, чтобы не упустить ничего важного.

– Ага, – сказала Викина товарка и принялась за мороженое, – кошек. Чем больше, тем лучше. Таких, с огромными хвостами, полосатых, прямо тащится от них. Говорит – куплю свое жилье и заведу себе котенка, а они, между прочим, по пятнадцать кило весят…

Котенок – это хорошо, это очень даже неплохо. Егор тогда барышню в лучшем виде доставил до дома, потом пару дней подумал, позвонил кое-кому, этот кое-кто сначала обалдел, а потом вызвался помочь. Только поставил условие – забирать зверя самовывозом, сам он заказ доставить не брался ни за какие деньги. Деваться было некуда, и Егор на день выпал из дел: перекинул все на Юрку, отключил мобильник и спозаранку рванул в Москву. Забрал шипящую переноску, поглядел внутрь, слегка ужаснулся – действительно, большая киса и полосатая, как заказывали.

– Здорова, привита, документы в порядке, – отчитался серьезный юноша-продавец и принялся пересчитывать деньги.

– А к лотку приучена? – Юноша недоуменно посмотрел на Егора и отошел в сторонку, принялся считать деньги заново. Егор поставил переноску рядом с собой и погнал обратно. Успел в точности к обеду, все как раз были на месте, в том числе и Вика. Она красила губы и с досадой поглядела на вошедшего Егора. Переноску он прикрыл старой курткой, а дверцу открыл заранее, под общими взглядами поставил коробку на пол, сдернул покров и буквально вытряхнул котенка из переноски. Звереныш вывалился хвостом вперед, неловко сел на задние лапы, покрутил ушастой башкой и снова зашипел, но уже от страха – котенок чуть не плакал от ужаса и пережитого стресса, ждал подвоха сразу со всех сторон. Потом поднялся на короткие толстые лапы, повернулся, поднял голову…

– Мама, – сказала та самая отзывчивая барышня, – это тигр. Настоящий…

Конечно, настоящий, реальный кот, кто скажет, что это не так, тому двойка по биологии. Кот, самый что ни на есть качественный, вернее, кошка, тигрица, по документам Дульсинеей зовут, но можно просто Дуська.

Егор подхватил цепочку, что тянулась от Дуськиного ошейника, и легонько дернул тигру, потянул за собой. Та немедленно огрызнулась, оскалила крохотные белейшие клыки, и присутствующих барышень моментально сдуло к двери.

– Она не укусит? – волновалась одна, но Егор ее почти и не слышал, смотрел на Вику. Та отложила зеркальце, помаду и не сводила с Дуськи глаз. Та уже поняла, что ничего плохого ей тут не грозит, и принялась осваиваться: прошлась под столами на полусогнутых лапах, тронула провод от компьютера, потом зацепила когтем, подтянула к себе и попыталась укусить. Егор потянул Дуську за цепочку, тигра недовольно мявкнула и отъехала назад.

– Осторожно! – Вика кинулась к Егору, отобрала у него цепочку и присела на корточки. Дуська тоже плюхнулась на пол и глядела на Вику, они изучающе глядели друг на друга.

– Вот, – сказал Егор первое, что пришло в голову, – это тебе. Это кот, вернее, кошка, Дульсинея зовут.

– Это тигр, – не отводя от Дуськи глаз, сказала Вика, – тигренок…

Протянула к Дуське руку, замерла так, и вскрикнула то ли от неожиданности, то ли от восторга, когда звереныш ткнулся ей носом в ладонь. И зажмурился от прикосновения – Вика осторожно погладила Дуську по спине, потом принялась чесать за ухом, и тигра разлеглась на полу, откровенно блаженствуя.

– Кошка, – Егор нашел в мобильнике текст, что, как ни старался, не мог произнести складно, – тигры относятся к хищным млекопитающим семейства кошачьих, один из четырех представителей рода пантера, который относится к подсемейству больших кошек. Кошек! – наставительно проговорил он, но мог бы и не стараться – Вика обращала на него внимания не больше чем на муху. В кабинете было уже пусто, даже дверь кто-то предусмотрительно прикрыл, и Егор с Викой остались вдвоем. Если не считать Дуськи – она развалилась во всю длину и постукивала по полу кончиком хвоста в точности, как простая домашняя кошка, когда ей что-то не нравится. Вика поднялась на ноги.

– Спасибо. – Егор промычал что-то в ответ, он совершенно потерялся под пристальным, чуть насмешливым взглядом девушки. Та стояла напротив и молча смотрела на Егора, а он растерялся, как пацан, только что не покраснел, и все заготовленные фразы вылетели из головы. Звякнула цепочка, раздалось недовольное урчание – Дуська снова вцепилась в провод, пробовала его на зуб. Егор приподнял кошку за шкирку, встряхнул легонько и переставил подальше от стола. Вика улыбнулась, намотала цепочку на ладонь, и тут Егора прорвало.

– Давай вечером сходим куда-нибудь, посидим, – сказал он. Вика кивнула, откинула челку с глаз, насторожилась, поглядела на Егора, а потом себе под ноги и отшатнулась. Егор глянул туда и тоже шарахнулся вбок, а посреди кабинета Дуська обнюхивала собственную лужу и скребла лапой по линолеуму.

– Надо убрать. – Вика кинулась в соседний кабинет, Егор опередил девушку, нашел в закутке ведро со шваброй и собственноручно ликвидировал Дуськину лужу. С лестницы слышались голоса – это возвращались с обеда сотрудники агентства, и Вика принялась запихивать Дуську обратно в переноску. Тигра упиралась когтистыми лапами, шипела, скалила клыки, и Егор кое-как справился с ней, закрыл дверцу.

– Куда ее теперь? – почему-то шепотом спросила Вика, глядя на поникшую Дуську через решетку в стенке ящика.

– Знаю место, – туманно ответил Егор, – там ей будет хорошо, а ты сможешь навещать ее, когда захочешь.

– Что за место? – вскинулась Вика, но Егор так просто не сдавался.

– Вечером скажу, – пообещал он, – во сколько ты заканчиваешь?

– В семь. – Вика приложила ладонь к решетке, Дуська мявкнула недовольно и тяжело заворочалась внутри.

– Отлично. Я заеду.

Он ушел, утащил орущую, как гиена, Дуську, и мчался через город так, точно за ним гнались, прикидывая, сколько штрафов сегодня получит. Но дело того стоило – воющую тигрицу он сдал с рук на руки в местный зоопарк, с директором которого заранее договорился, пообещав платить за содержание зверя. «Астру» Егор тогда только планировал и собирался забрать Дуську себе, как только для нее будет готова «квартира» на территории отеля, а пока тигрицу определили в просторный вольер, она немедленно забралась на корягу в углу и повернулась к присутствующим хвостом.

– Здорова, привита, документы в порядке. – Егор с облегчением передал Дуськин «паспорт» директору зоосада, заплатил сколько договорились и смылся, даже не поглядев на прощание на кошку. Впрочем, он скоро сюда вернулся, а потом еще раз, а потом Вика стала навещать тигру сама, после того как переехала к Егору, бросив свою съемную однушку в хрущевке. Могла бы и с работой распрощаться, но тут было глухо: Вика наотрез отказывалась сидеть дома, больше того, ей вздумалось выучиться на гида и сопровождать тургруппы по Европе. Услышав это, Егор решил, что с него хватит и пора заканчивать: сделал Вике самое что ни на есть официальное предложение с цветами и кольцами, получил согласие и подумал, что дело решено: она родит одного ребенка, потом другого, а потом и думать забудет про свои Европы. Захочет – поедет, когда дети вырастут. А пока к свадьбе надо готовиться, заявление подано месяц назад и дел невпроворот: ресторан, платье, гости, медовый месяц…

Поток встал наглухо, Павлов посигналил раз-другой и откинулся на спинку сиденья, постучал пальцами по «баранке». Глянул на Егора, усмехнулся, потом обернулся на Юрку, но тот то ли спал, то ли медитировал, глубоко уйдя в себя. Егор глянул на своего «финика» в зеркало заднего вида и сказал Вике:

– Я сегодня не смогу тебя забрать, дела.

– Сама доберусь, – спокойно отозвалась девушка, – во сколько приедешь?

«А черт его знает». Егор еще раз глянул на Юрку: тут одной стопкой не отделаешься, работа предстоит большая.

– Я позвоню. – Егор насторожился: издалека несся, нарастая, вой спецсигнала, а впереди он увидел перегородившую полосу машину гайцов, рядом ошивались двое в форме и зеленых жилетках, поглядывали в сторону Москвы. Левая полоса пустовала, всех согнали вправо и на обочину, «Ровер» завис колесами над канавой и чудом держал равновесие.

– Пойду узнаю. – Павлов вышел из машины и двинул к гайцам, быстро переговорил с ними и уже топал обратно.

– Я позвоню, – повторил Егор и нажал отбой, Павлов уселся за руль.

– Спецпроезд, – буркнул он, – какую-то шишку к нам несет нелегкая. Думаю, нового мэра нам скинули взамен старого, упокой, господи, его душу…

Павлов небрежно перекрестился, Егор поглядел назад. Там, в дымном мареве, поблескивали сине-красные огоньки машин сопровождения. «Шишка» ехала и впрямь немаленькая, раз ей такие почести: перекрытая дорога, эскорт…

– Где-то я его видел, – пробормотал Павлов, глядя перед собой. – Видел, но где, не помню, хоть убей. Всю голову изломал…

– Кого? – не понял Егор, и Павлов укоризненно поглядел на Егора.

– Этого, – он мотнул головой в сторону пустой левой полосы, – шишку. В местных новостях вчера сказали, что область к нам своего человечка направила, типа наместника, пока законный мэр у нас не образуется. И фото его показали, мельком. Думаю, это как раз он и едет. Зря, ох, зря. Не живут они у нас, место гиблое…

Это он в точку. За пять лет в городе сменились четыре градоначальника, и каждый покинул пост не по своей воле. Одного посадили за вопиющее даже по российским меркам воровство, второй сбежал с деньгами, почуяв близкое дыхание представителей закона, третьего сняли за развал коммуналки, а четвертого пристрелили с полгода назад. «Разобрались» в лучших традициях недавнего прошлого, прям на загляденье – киллер ждал мэра на чердаке соседнего дома, позволил чиновнику сесть в машину и выпустил в лобовое стекло три пули из «макарова». Потом подошел, выстрелил через боковое окно в мэрский висок и исчез в бурьяне, сбросив по дороге ствол без единого отпечатка. Но на том «макарове» висело столько душ, что проследить путь ствола оказалось делом затруднительным, посему местные и московские следователи с легким сердцем присвоили убийству гриф «глухарь» и отложили до лучших времен. Город жил без руководства, пока в области не опомнились, и вот губернаторский наместник едет в свои владения.

– Суки, – сказал Егор, – ну что за Византия, ей-богу. На фига дорогу перегораживать, ведь можно и на вертолете… Что там за хрен с горы? Знакомый, говоришь?..

Вой спецсигналов заглушил его слова, по левой полосе пронесся сине-белый «Форд», за ним, легко держа скорость, летела черная приземистая «бэха», только что днищем по дороге не скребла. Плоская, с тонированными стеклами, как показалось Егору, бронированная, она просвистела мимо, и он не успел заметить даже водителя, а уж тех, кто сидел сзади, и подавно. На хвосте у «бэхи» держался второй «Форд», его малость мотало по дороге. Кортеж сгинул с глаз долой, вой стих, но поток тронулся с места только через четверть часа.

– Страхуются, – пояснил Павлов, старательно держа дистанцию, – а то мало ли что…

Обогнал неторопливую маршрутку и проговорил, глядя перед собой:

– Знакомый, да. Знаю я его, вот зуб даю, но кто такой, не могу вспомнить. Ты его не видел?

Он глянул на Егора, но тот покачал головой – телевизор в доме был, но чисто для мебели, а что насчет местных новостей, то Егор забыл, когда смотрел их в последний раз. Да и черт с ними, ну приехал очередной кандидат на нары или в покойники, и что с того? Одним больше, одним меньше…

На дороге стало свободно, Павлов выжал из «Ровера» все, что тот мог им дать, и до места долетели в считаные минуты, въехали в ворота. «Разборка» – Егор всякий раз усмехался, глядя на эту вывеску над главным входом. Разборка, да… Была разборка, а стала автоцентром, единственным на весь город с полным набором услуг: тут тебе и сервис, и салон с новыми авто, и магазин, разросшийся едва ли не в три раза против прежнего, и офис, где можно и страховку оформить, и регистрацию, и сделку. И ресторанчик по соседству, чтоб покупку обмыть…

Павлов объехал это великолепие справа, припарковался у служебного входа и тут же схватился за мобильник. Выскочил из машины, отбежал в сторонку, глянул на Егора, на Юрку, что выполз последним, перекинул трубку к другому уху, потом отбился, побежал обратно.

– Егор, – он даже запыхался по дороге, – тут такое дело… У меня дачу вскрыли, сторож звонил, я метнусь туда-обратно и сразу назад…

– Помочь? – осведомился Егор: дело показалось ему серьезным. У фээсбэшника, пусть даже отставника, дачу вскрыть – это ж надо вовсе мозга не иметь, даже спинного. Не иначе, кто-то залетный постарался, местные бы не рискнули.

– Сам справлюсь. Вы тут пока без меня.

Он хлопнул Юрку по плечу, и у того аж коленки подкосились, он даже ростом ниже стал. Глянул на отца совершенно затравленным взглядом, на Егора, и тому показалось, что Юрка сейчас грохнется в обморок. Мелькнула мысль сейчас же затащить его в их собственный ресторанчик неподалеку, в кабинет за стенкой общего зала, и не выпускать, пока «финик» не расколется. Но было одно неотложное дело: главбух ждала директора третий день, умоляла, чуть не плакала – куча документов ждала подписи, и в этой куче сверху лежали налоговые декларации и неотложные счета. Егор решил, что быстро разберется с этим делом, и тогда Юрке живым не уйти.

Павлов уже уселся в свою белую «Ауди», что стояла в тенечке под навесом, завелся и сдал назад. Егор распахнул дверь, пропустил Юрку вперед, и тот потащился к лестнице на второй этаж. Топал, сжавшись, точно ждал удара в спину, Егор шел за ним, и тут грохнуло так, что вылетело стекло на площадке второго этажа, стены качнулись, с потолка посыпалась пыль и какая-то труха. Завыли сигнализации припаркованных машин, Юрку мотнуло к стенке, Егор кинулся к нему, потом на полпути развернулся, побежал обратно. Вылетел на крыльцо и сам еле удержался на ногах: павловская «Ауди» горела ярким пламенем, огонь гудел, охватив ее со всех сторон, у стены валялась погнутая вырванная дверца, машина села на брюхо, и тут рвануло еще раз: это был бензобак.

Бежавшие к машине сотрудники кинулись обратно, погнутая крыша «Ауди» взлетела до второго этажа и грохнулась неподалеку, огонь ревел, и погасить его не было никакой возможности. Егор вжался в стенку и полжизни был готов отдать, чтобы все закончилось, чтоб отпустило враз накрывшее удушливое дежавю: Егор уже видел это и помнил все до последней секунды, хоть и прошло двадцать с лишним лет с того дождливого дня, хоть и старался забыть, даже психологу платил, но толку не было. Боль с годами притупилась, улеглась, изредка напоминала о себе, а сейчас вцепилась клыками в сердце, как Дуська в свежую кость, рвала в клочья, до крови. Тогда отец, а сейчас Павлов, человек, что был с Егором всю жизнь, был частью его души, а теперь его не стало.

И было кое-что еще, тоже знакомое, будто в те времена вернулся – звонок. Отцу тоже тогда позвонил охранник, наплел, что вскрыта оружейка. Тогда оружейка, а теперь дача, и Павлов тоже повелся, значит, звонил кто-то из своих, значит…

Справа мелькнула быстрая тень, но Егор успел первым – поставил Юрке подножку, перехватил его, кинул к стенке. Юрка не орал, не плакал, он даже не замечал Егора, а смотрел туда, на догоравшую «Ауди», где все еще был его отец. Просто смотрел, а потом потерял сознание, пополз по стенке вниз. Егор держал его, жутко тяжелого, точно покойника, и все оглядывался по сторонам, видел, как в тумане, окружавших машину людей, сотрудников офиса, глядящих из окон, видел вмятину на стене – туда врезался осколок металла. И не выдержал, отпустил Юрку и сам сел рядом и равнодушно, точно сквозь сетку, смотрел на подъехавшую пожарную машину, а потом и на полицейский «уазик», подкативший к «Разборке» еще через пару минут.

– Растяжка, – где-то через час сказал капитан, пряча в карман полученные за информацию деньги. Они сидели в кабинете Егора в абсолютно пустом офисе: всех сотрудников отправили по домам. Юрку увезли домой, он даже сам шел к машине, вернее, Егор тащил его на себе, шел и все оглядывался и, как прикусил губу, придя в себя и увидев остатки «Ауди», так и не мог расцепить зубы.

– Что? – не сразу сообразил Егор, потом пристально поглядел на молодого, коротко стриженного парня в полицейской форме. В кабинете вдруг стало очень темно, и в сумерках Егор плохо видел лицо человека напротив.

– Растяжка, – повторил тот, – под днищем машины. Павлов сел, завелся, повернул рулевое, и граната рванула. Пока не знаем, какая именно – «лимонка» или РГД…

– Я понял, – оборвал капитана Егор. Подробности его не интересовали, он узнал главное – Павлова убили. Растяжка…

– Спец поработал, – негромко сказал капитан, – профессионал. Есть версии?

Егор покачал головой. Какие версии, откуда? Нет версий, как и нет причин убивать Павлова, те времена давно минули, как дурной сон. Но растяжка, профи… Это ему точно не приснилось, как терпкий вкус дорогого коньяка – его осталось еще немного на дне стопки.

– Разберемся. – Капитан поднялся, вытащил шипящую рацию, нажал кнопку, и в кабинете стало тихо. – Я вам позвоню.

– Хорошо. – Егор влил в себя коньяк, не чувствуя вкуса, поглядел на закрывшуюся дверь. Конечно, позвонит, куда он денется, может быть, уже сегодня. За окном глухо грохнуло, дрогнули стекла, и Егор вздрогнул, повернул голову на шум. Но это был дождь, майский ливень, по стеклам били тугие струи, пахло озоном. А внизу суетились санитары – они заталкивали в «Скорую» носилки с черным пластиковым мешком на них, легким, судя по их быстрым движениям, и плоским, точно пустым внутри. Егор захлопнул створку и сел на подоконник, уставился на рыб в аквариуме, что медленно плавали туда-сюда, шевеля роскошными хвостами.

Чего ждать от мелкого засранца, кроме пакости, да еще если пакость вышла далеко не мелкая, под стать доносчику, рослому детине весом под сотню. На старшеклассника Дима Капустин малость дебильноватым видом и рыхлой тушей ну никак не тянул, походил на неопрятного вида похмельного работягу или слесаря из домоуправления и тем не менее учился с Егором в одном классе. Второй год учился и, судя по оценкам, планировал провести в десятом еще годик-другой. Умом Капустин не вышел, зато сила и дурь перли из него через край, гормоны придавали этой смеси особую пикантность, и от Димы шарахались не только одноклассницы, но и парни. Отягощенные воспитанием, начитанные мальчишки то ли не решались связываться с Димой, считая это ниже своего достоинства, то ли просто боялись его. Кулаки он пускал в ход по поводу и без, задирал девчонкам юбки и радостно ржал, когда жертва, краснея и вся в слезах, рвалась из его лап, норовил запустить руку под подол. Учителя ограничивались внушениями, грозили шалуну пальцем, но и только – телесные наказания считались непедагогичными, да и гороно не одобряло. Вот Дима и резвился, как козел в огороде, скакал, бил копытом, вонял – уже не фигурально, а реально и паскудно – и доскакался. До хорошего, качественного «фонаря» во всю левую половину прыщавой физиономии и распухшего носа. И разбитой губы в придачу, которую трогал кончиком языка, сидя, как примерный мальчик, на передней парте, сложив руки перед собой и поглядывая то на классного руководителя, то на толстую коротконогую блондинку, что угнездилась рядом. Она гордо выгнула спину и с видом вдовствующей императрицы глянула на классную, потом с истинно куриной нежностью на Диму. Прикрыла глаза цветастым платочком и тяжко вздохнула.

– Димочка…. – разобрал Егор и плотнее прижался к стенке. Перехватил быстрый взгляд отца, спокойно пережидавшего прелюдию, и уставился в открытое окно. Там было хорошо – небо без единого облачка, нежные кленовые листочки шевелились под майским ветерком, пахло черемухой и еще чем-то терпким и сладким, от запаха малость кружилась голова, перехватывало дух, а под ложечкой все сжималось, точно в предвкушении праздника. Хотя какой тут праздник…

– Черкашин! – строго сказала классная. Егор и отец дружно воззрились на нее, и Вера Андреевна, нестарая еще и вполне себе привлекательная особа под сорок, осеклась и, как показалось Егору, смутилась. Впрочем, быстро поправилась и теперь смотрела только на ученика, подпиравшего стенку.

– Егор, – она постучала карандашом по столу, – Егор, ты же обещал. Ты говорил, что это больше не повторится. Я поверила тебе, не стала вызывать родителей, а ты… Зачем? Зачем ты избил Диму?

«Зачем, зачем… дураков учить надо». По понятным причинам повторить одну из отцовских присказок Егор сейчас не мог, поэтому смотрел на клен за окном. Ветки дружно качнулись влево, нежные листочки задрожали, оконная рама поползла вбок и громко хлопнула входная дверь. Дима вздрогнул, ссутулился и подвинулся ближе к маме. Та обняла сынишку за плечи и прошептала что-то вроде «не бойся», при этом Дима возвышался над ней, а габаритами превосходил раза этак в полтора. Но боялся – Егор это видел отчетливо, по выражению покоцанной капустинской физиономии, по дрогнувшим губам и затравленному взгляду. Думал, сволочь, что шутки с тобой шутят, что предупреждения – это так, просто слова, как в книжках пишут. Не ожидал в нос схлопотать, а прежде в пузо, мягкое, точно тесто. С носом перебор случился, тут спору нет, но не сдержался, как говорится…

– Зачем? – уже строже повторила классная. Тон ее ничего хорошего не предвещал, Капустины дружно воззрились на нее, отец нахмурился, и деваться Егору было некуда.

– Он Владу форму порвал, а потом его учебники в окно выкинул. И обзывался. Матом.

– Как? – Блондинка повернулась неожиданно проворно для своих габаритов и уставилась на Егора. – Как он обзывался? Димочка – матом?

– Ага, – подтвердил Егор. – Именно. Оторвал Владу карман от пиджака, и сказал, что засунет туда свой…

– Я понял, – оборвал Егора отец и украдкой показал сыну кулак, – достаточно. Было?

Теперь он смотрел на Капустина. Тот разом потерялся под пристальным взглядом Черкашина-старшего, втянул сальную башку в плечи и покосился на мамочку.

– Нет, конечно! – взвилась она с места. – Это клевета! Димочка даже слов таких не знает, не то что ваш… – она задохнулась в порыве гнева, – ребенок. Он угрожал моему сыну, каждый день! Преследовал его, унижал, оскорблял!

– Да, – произнесла классная, – это правда. Дима говорил мне…

Теперь отец смотрел на Егора, нехорошо смотрел, даже слегка побагровел от злости. Смотрел в упор, а Егору было все равно. Было чего скрывать, а нос и рожа стали последними аргументами в их полугодовом почти «общении». Предупреждал его Егор, и не раз, «поговорить» на перемене в сторонку отводил, после уроков ждал, и тянулось это аж с зимы. Держался до последнего, а вчера не выдержал, кончились слова, красивые и не очень, грубые, надо сказать, слова…

– Егор, ты хочешь, чтобы тебя перед выпускными экзаменами исключили из школы? – поинтересовалась Вера Андреевна, или просто Вера, как они между собой называли классную. Вела она английский, вкладывала ученикам в головы неправильные глаголы и спряжения, старалась быть строгой и требовательной, но выходило не очень. Прошлым летом Вера рассталась с мужем и с тех пор находилась в активном поиске, одевалась несколько раскованно, накручивала волосы на крупные бигуди, ярко красила глаза и губы и даже на уроках выглядела так, что пацанам лезли в голову далекие от английской грамматики мысли. Вот и сейчас она непроизвольно, в силу отработанной одиночеством привычки выпятила грудь под довольно прозрачной блузкой, однако заметно проигрывала при этом Диминой маме: та обходила Веру по всем статьям.

– Мерзавец, избить ребенка. – Толстуха окатила презрительным взглядом обоих Черкашиных, причем каждый принял ее слова на свой счет. Отец подобрался, застегнул пиджак, а Егору вдруг стало все равно. Исключат – черт с ним, плевать. Разберемся.

– Угрожал, – сказал он, – преследовал и оскорблял. Угрожал, что морду разобью, если он еще раз Катьку Сосновскую в туалет затащит и под юбку к ней полезет или у Макса Царева деньги отнимет. А потом купит сигареты и будет курить за школой. Или пиво в ларьке у овощного. А если он к Владу еще раз полезет, я вашему Диме руку сломаю. Исключайте.

Отец мельком глянул на сына и повернулся в Вере. Та только что рот не открыла, сжала в тонких пальцах карандаш и растерянно хлопала глазами. Не знала, ясное дело. Конечно, откуда ей, у нее только своя личная жизнь на уме. Ну и выпускные, понятно, ей здорово влетит, если что-то не так пойдет. Ей, кроме Димы, никто не жаловался, ученики решали свои дела без ее участия, напряжение и злость росли, зрели, и вот гнойник прорвался. Последней соломинкой стала использованная вместо половой тряпки форменная куртка Влада Орехова – пришли после физры в раздевалку, а Дима – по состоянию здоровья освобожденный врачом от физических нагрузок – моет формой Влада пол. Точнее, возит мокрую куртку ногой по полу туда-сюда и посмеивается, глядя на круглого отличника и кандидата на золотую медаль. Тут-то все и произошло, в этой самой раздевалке, Егор только помнит, как прибежавший на крики физрук оттащил его от Капустина, вытолкнул в коридор вместе с Владом. Другом, единственным, проверенным и настоящим, на всю жизнь, потому что по-другому быть просто не может.

– Ничего не меняется, – вырвалось у классной, и спорить с этим было бы глупо. Из детской дружбы Егора и Влада выросло, с годами не угаснув, чувство почти что кровного родства, связи, что и среди родственников редкость, и любой косой взгляд, насмешку и грубость в адрес нескладного, тихого Влада Егор относил на свой счет.

Учился Влад лучше всех в классе, да и в школе, пожалуй, на уроках ему было скучно – он давно прочел все учебники от корки до корки, знал больше, чем там написано, и учителя если и вызывали его к доске, то для порядка – надо же как-то обосновать очередную пятерку напротив фамилии Орехов. Влад не выделывался, нос не задирал, о высокомерии знал лишь по книгам классиков, которых проходили по литературе, одноклассникам помогал и, что там скрывать, вытягивал Егора из троек, помогая на контрольных. Списывать давал, проще говоря, и учителя это прекрасно знали, но точно не замечали. Особенно в последние два года, когда многое изменилось, и трещину, что разделила жизнь страны и людей на «до» и «после», не видел только слепой. Времена подступали смутные, в точности как из учебника по истории, надвигались серьезные перемены, и учителей, помимо знаний в головах их подопечных, занимали совсем иные мысли. Как выжить на свою зарплату, например, да если ее еще и не платят по три месяца…

Вера отложила карандаш, сделала строгое лицо и только собралась что-то сказать, как Черкашин-старший поднял ладонь и повернулся к Диме. Тот опасливо прижался к маме, она привалилась к нему плечом, и Капустины напомнили Егору игрушки-неваляшки, что мерно раскачиваются туда-сюда – такие же круглые, лупоглазые и пустоголовые.

– Было? – Отец в упор смотрел на Диму. Сидел спокойно, положив локти на парту и спинку стула, постукивал по ней пальцами. Вера поглядывала то на румяную от злости блондинку, то на Черкашина-старшего, то на Диму. Тот ерзал на стуле, жался к маме, смотрел исподлобья и прогундосил наконец:

– Да… После физкультуры… Я больше не буду.

– Сосновскую после физкультуры? – уточнил отец. Блондинка побагровела, Вера сжала губы, а Дима и вовсе потерялся.

– Нет, – пробормотал он, глядя в парту, – это месяца полтора назад было…

– Два месяца, – уточнил Егор, – после Восьмого марта.

Отец завел руку за спину и погрозил сыну кулаком – не лезь, когда тебя не спрашивают, но вышло не очень убедительно. Большую грозу пронесло, хоть дома, конечно, влетит по полной, но это так, для порядка. Катька подтвердит, она тогда весь последний урок ревела, Егор и Влад ее домой провожали. Она с бабкой живет, мать где-то на заработках, отца и след простыл, заступиться некому. И ограбленный Димой Макс Царев тоже молчать не будет – у них семья большая, каждая копейка на счету, мать на двух работах пашет. Да любой подтвердит, что второгодник Капустин вел себя как последний скот, и будь ему восемнадцать, сидеть бы ему, и не по малолетке.

– Развратные действия, ограбление, порча чужого имущества. Это я так, навскидку. Думаю, что сотрудники милиции квалифицируют деяния вашего ребенка лучше меня. А побои… Егор ответит, как положено.

Он обернулся к сыну, и в отцовском взгляде тот заметил одобрение. А еще недоумение и насмешку – еще бы, Капустин выше Егора на полголовы, а уж весит кило на десять больше, а то и на пятнадцать.

Вера точно читала эти мысли, опустила голову и улыбнулась. Ситуация выходила смешной, даже комичной: невысокий худощавый парень уложил, как говорили очевидцы, с двух ударов здоровенного кабана Капустина. А тот и хрюкнуть теперь боится, жмется к мамочке и того гляди расплачется.

– У Димочки черепно-мозговая травма! – выпалила блондинка последний, надо думать, аргумент. – А ему экзамены сдавать! Я в суд подам!

– Не вопрос. – Отец поднялся со стула и обворожительно улыбнулся. Вера тоже встала на ноги и оказалась напротив отца. Тот сверху вниз глядел на классную, осмотрел ее с головы до ног, изящным жестом поддернул рукав светлого пиджака, глянул на часы. И снова на училку, наклонился чуть ниже, и та уронила со стола карандаш. Отец галантно поднял его, подал Вере, чуть придержав ее за руку, Егор не сводил с отца глаз. Высокий, сероглазый, поджарый – тетки были от него без ума, и он не пропускал ни одной мало-мальски привлекательной. Мать ревновала его, злилась, и когда в доме пахло большим скандалом, Егора отправляли к бабке с дедом «на недельку». Этого обычно хватало, в доме воцарялся мир и спокойствие вплоть до следующего повода, а было их… Предостаточно, надо сказать, и вот очередной наклевывается прямо на глазах.

– Вы меня не запугаете! – От выкрика Вера вздрогнула, а отец досадливо поморщился и отвернулся. Блондинка подскочила с места и все пыталась вклиниться между отцом и Верой, топталась на месте и задирала голову, трясла желтоватыми волосами, напомнив Егору растрепанный веник.

– Сегодня же заявление в милицию напишу! В прокуратуру! В министерство! Вы ответите, за все ответите! Думаете, вам все можно, все с рук сойдет? Ничего, и на вас управа найдется!

Она сжала кулаки, набычилась и отошла к парте, будто собралась с разбега броситься на врагов, но те ее в упор не замечали.

– Михаил Петрович, – медовым голоском проговорила Вера, – вся надежда на вас. Егора могут поставить на учет в милицию, а это пятно на его будущем. Поговорите с сыном, объясните, что конфликты надо решать миром, не распускать руки, не обижать слабых…

Отец покорно кивнул, при слове «слабых» дернул ртом и поддержал в том же духе:

– Больных, убогих. Разумеется, Вера Андреевна, я поговорю с Егором…

– Не смешно! – Блондинка сунулась было к Вере, но отец опередил толстуху, тронул ее за плечо.

– Не волнуйтесь, – он смотрел тетке в глаза, – все будет хорошо. Мой сын больше и пальцем не тронет вашего мальчика, я об этом позабочусь. Егор!

Отец показал на дверь, Егор прихватил со стула свою сумку с учебниками, скользнул вдоль стены и оказался в коридоре. Получилось малость неловко, точно сбежал, но не возвращаться же. И тут же из-за угла коридора появился Влад – высоченный, тощий, нескладный, с темными волосами до плеч и тяжелой черно-белой сумкой, переброшенной через плечо. Остановился на полдороге, снял очки, снова надел, шагнул навстречу Егору. Из кабинета доносились голоса – отцовский и блондинки, Егор прислушался, но разобрал только истеричные нотки в голосе Диминой мамы. Подслушивать было неприлично, да и неинтересно, честно говоря, и так все понятно – дома ждет выволочка.

– Ну что? – нервно спросил Влад. – Что там было?

– Ерунда. – Егор оказался у окна и уселся на подоконник. – Поорали и разошлись. Все нормально.

Влад не поверил, кое-как взгромоздился рядом, обхватил костлявыми пальцами сумку, прижал ее к животу и пристально посмотрел на Егора. Тот с невозмутимым видом глядел в стену напротив и еле слышно посвистывал, успокаиваясь. Голоса в кабинете стихли, отец не показывался, Влад придвинулся ближе и прошептал:

– Тебе точно ничего не будет? Точно, Егор? Ты же ему нос сломал…

Ага, так школьный врач сказал, когда у Димы кровь остановилась. Да что она понимает, эта врач, только градусники ставить умеет и девчонкам освобождения от физкультуры выписывает раз в месяц. Нос сломал… Если бы так оно и было, Димина мама по-другому бы разговаривала…

– Ничего, – буркнул Егор, – ничего не будет, отвечаю. У нас экзамены через две недели, кому я тут нужен, сам подумай. Как и ты. Аттестаты отдадут, и свободны. Так что получишь ты свою медаль, не боись!

Золотой медалью он частенько подкалывал Влада, но тот не обижался. Вот и сейчас ухмыльнулся, кривовато, правда, хотел что-то сказать, и тут в коридоре показалась Вера. За ней выкатилась багровая растрепанная блондинка, следом топал Дима. Он покосился на приятелей и двинул дальше, семенил за блондинкой, точно на поводке – картина была точь-в-точь будто цирковой карлик ведет на цепочке медведя. Последним вышел отец, закрыл дверь и направился к мальчишкам. Они спрыгнули с подоконника, Влад отошел в сторонку, Егор оказался напротив отца. Ссутулился, ожидая родительского гнева, и вдруг сообразил, что ведет себя как Дима. Выпрямил спину и сделался с отцом одного роста. Ну, или почти одного, пара сантиметров не в счет. Отец точно только сейчас это обнаружил, удивленно глянул на сына, но быстро пришел в себя.

– Болван. – Он отвесил Егору хорошую затрещину. – Откуда только нахватался… Ладно, поехали, дома поговорим. Ты с нами?

Он повернулся к Владу, но тот помотал головой и как-то очень торопливо принялся отступать к лестнице.

– Нет, мне еще в библиотеку надо, я не все книги сдал. Меня отец заберет.

– Ладно. – Отец обернулся. – Вера Андреевна, всего вам доброго. Я сделаю все, как вы сказали.

Он слегка поклонился классной, та рассеянно улыбнулась, провела рукой по рыжеватым волосам. Отец взял Егора за плечо и толкнул вперед, повел по коридору.

– Влад вон из библиотеки не вылезает, а ты…

– Зато он драться не умеет, – парировал Егор и снова схлопотал по затылку, но на этот раз чисто символически, скорее для порядка. Толку-то от затрещин, когда сам все знает – сына натаскивал Коля Павлов, невысокий, чуть сонный на вид человек, первый помощник Черкашина-старшего, майор запаса, досрочно комиссованный по ранению. О роде войск Павлов умалчивал, но повадки и навыки выдавали его с головой. По совету отца Егор лишних вопросов не задавал, учился терпеть боль, ждать, наблюдать, делать выводы и бить в точку на лице и теле противника, отправляя того, как говорил тот же Павлов, в туман ежей ловить. Как Капустина, например, но этот удар был вполсилы, как Павлов и учил. У него имелся сын Юрка, старше Егора на три года – тот уже учился на четвертом курсе и домой приезжал редко, на каникулы и выходные. Тогда их компания принимала классический вариант «на троих», но такие праздники случались редко. Но вскоре все должно было измениться – Влад и Егор собирались учиться в Москве, хоть поступать планировали в разные институты.

– Черт его разберет, – еле слышно проговорил отец, – как оно все обернется. Топай быстрее, двоечник, у меня дел полно.

– У меня всего две тройки, по алгебре и физике, – обиделся Егор.

– Владу спасибо скажи. Без него тебе и двойки много.

Тут отец был не прав и сам это отлично знал, но думал он уже о чем-то другом и на ходу воспитывал сына, как и обещал недавно классной, не особо при этом вдаваясь в смысл сказанного. И очень торопился, обогнал Егора, первым сбежал по лестнице в просторный гулкий холл и оказался на школьном крыльце, сбоку от которого стоял черно-зеленый «Чероки». Старая машина, много повидавшая, но отец привязался к верной лошадке и предпочитал ее остальным, посмеивался, что зеленая – счастливая, всегда вывезет, куда бы нелегкая не занесла.

А вот стоявшего рядом человека Егор видел впервые. Сначала показалось, что это Павлов облокотился на крышу «зеленой» и лениво поглядывает по сторонам. Но нет – похожим на отцовского помощника новый человек был лишь издали. Одет неброско, джинсы, куртка, кроссовки, светлые волосы подстрижены очень коротко, «площадкой», двигается неторопливо, точно лениво ему. А вот взгляд под стать павловскому – быстрый, острый: Егору даже стало малость не по себе, чувство такое, точно наждаком царапнули. Глянул на новичка раз-другой, но так и не смог поймать его взгляд – тот глядел вроде как на Егора, а в то же время куда-то в сторону. На школьное крыльцо, например, где как раз показались мама и сын Капустины.

Дима держался уже бодрее, шустро топал рядом с родительницей и даже что-то там такое ей объяснял, громко и деловито, состроив при этом обиженно-вороватую физиономию. Ткнул пальцем в сторону Черкашиных, блондинка презрительно поджала губы и торжественно скрылась за мусорным контейнером, Дима оглянулся на Егора и ускребся следом.

– Бедная баба, – проговорил отец, – намается она с ним. Я узнавал – она с каким-то мужиком жила, тот ей ребенка сделал и свалил, говорят, сел, и надолго. Дима если в папу пошел, то скоро сам сядет, если нет – шанс есть. В институт ему не поступить, в армию дорога, послужит, и все пройдет.

– Сомневаюсь я, – вырвалось у Егора. В голове уже с четверть часа крутилось что-то вроде «горбатого могила исправит», но произнести вслух он это не решался. Ни в кабинете, ни сейчас, просто взялась откуда-то уверенность, что Диме теперь одна дорога – на зону, и там его ждут другие университеты.

– Зря, – раздался спокойный негромкий голос. Егор повернулся и увидел перед собой того, нового. Он так и обтирал локтями блестящую – только после мойки – крышу «Чероки» и тоже глядел Капустиным вслед.

– Зря сомневаешься, – проговорил тот, не глядя на Егора. – Армия ума не прибавит, но дурь точно вышибет.

Отец глянул на обоих, ухмыльнулся и сел на переднее сиденье. Егор открыл заднюю дверцу, и тут на крыльце появился Влад. Заметил машину, стоявшего рядом Егора, неловко махнул ему рукой, закинул за спину заметно отощавшую сумку и принялся осторожно спускаться по ступенькам. Егор дернулся было к нему, но отец перехватил сына за куртку.

– Попрощались уже, – недовольно рыкнул он, – садись в машину.

Деваться некуда – Егор махнул Владу в ответ, открыл дверь и кинул сумку на ворох газет, что лежали на заднем сиденье. Что-то негромко звякнуло, Егор уселся на место и поднял сумку, несколько газет свалилось на пол, и под ними обнаружился «калашников», новехонький, еще пахнущий смазкой «укорот» на необмятом ремне. Егор переставил сумку к двери, подобрал газеты и аккуратно прикрыл ими автомат, отодвинулся в сторонку. Отец мельком глянул назад, скомандовал «поехали», и машина плавно взяла с места. Развернулись на тесноватом школьном дворе и выехали на улицу, тихую и пыльную, водитель чуть прибавил скорость и остановился у светофора.

– Дрались как? – не оборачиваясь, спросил отец.

– В раздевалке после физры. – Егор смотрел в окно. Перехватил взгляд нового отцовского водителя в зеркале заднего вида и вдруг почувствовал, что краснеет. Почему-то все случившееся с ними недавно показалось мелким и нелепым, а этот молодой еще человек, у которого, как вблизи оказалось, полно седых волос на висках и макушке, а левая бровь рассечена надвое тонким белым шрамом, посмеивается над ним. Или показалось? Егор уставился в зеркало заднего вида, но зря – водитель смотрел только на дорогу, а лицо держал непроницаемым, точно ничего не слышал. Да ему и не положено в разговор встревать – это просто новый «сотрудник», как называл отец своих людей, проверенный Павловым, как и все остальные, а им положено молчать и делать свое дело.

– Аргументы применялись, спрашиваю? – Отец повернулся к Егору. – Палки, бутылки?

– Нет, я Диме просто кулаком врезал. Два раза. И он упал, спиной в шкаф.

Снова короткий быстрый взгляд, отраженный в зеркале, но на этот раз без насмешки, потом машина дернулась и остановилась так резко, точно ее вкопали в асфальт.

– Что там? – Отец приоткрыл дверцу и высунулся наружу, вглядываясь в клубы пыли, застилавшие обзор.

– Перекрыто, – сказал водитель. Он снова глядел перед собой и о существовании Егора точно забыл.

– Зараза. – Отец грохнул дверцей. – Давай в объезд по Воробьевке. Знаешь, где это?

– Знаю.

«Чероки» сдал назад, качнулся, газеты снесло к дверце, Егор торопливо вернул их на место, маскируя оружие. Такого в руках ему держать еще не доводилось, видел лишь издалека. Павлов научил его и Юрку обращаться с «макаровым», дал сделать по десятку выстрелов, да и только. Вот бы из этой игрушки пострелять…

«Зеленая» выбралась из пробки, покрутилась во дворах и выкатила на прилегающую Воробьевку. Тесная, кривая улица шла вдоль старых кирпичных хрущевок, где на заросших бурьяном клумбах и в кустах местами торчали обломки мраморных крестов и памятников. Микрорайон построили на старом кладбище, что-то уцелело, что-то пошло под бульдозер, дома стояли на могилах, и местные детишки и алкаши каждый по-своему проводили время на костях. Зато дорога была свободна, «Чероки» катился почти по разделительной, отец глянул на часы и вытащил мобильник с толстой антенной, принялся нажимать кнопки. Чудо техники попискивало в ответ, потом заговорил автоответчик, отец ругнулся и принялся набирать номер заново.

Водитель скинул скорость, «зеленая» встала в паре метров от перехода. Отец, чертыхаясь, возился с мобильником, клял его на все лады, по «зебре» шли люди. Мамаша с коляской, пацан с рюкзаком за спиной, полная, похожая на Капустину неопрятная со злым лицом тетка, еще люди. И бомж, что ковылял последним, тащился нога за ногу, и что-то бубнил себе под нос. Светофор зажегся желтым, потом зеленым, а бродяга все еще топтался на переходе, что-то уронил, согнулся в три погибели и шарил ладонями по асфальту. Машины с той стороны недовольно гудели, мигали фарами, потом раздались крики, приправленные матерком. Отец не обращал на это ни малейшего внимания, весь сосредоточился на недавно купленном беспроводном телефоне, как оказалось, удобной штуке, если, конечно, она ловит сигнал сети. С сетью, похоже, случилась проблема, но отец не терял надежды дозвониться, увлеченно жал на кнопки и шепотом слал автоответчик по матери.

Бомжара наконец убрался с дороги, поток с той стороны двинулся навстречу, на переход первой выкатилась красная «Мазда», «Чероки» дернулся вперед, и тут в глаза ударила вспышка. Егор отшатнулся назад, водитель чуть пригнулся, отец поднял голову, осмотрелся. И тут грохнуло – раз, другой, вспышка повторилась, на этот раз зеленоватая, в отличие от предыдущей, белоснежной.

– Что за… – пробормотал отец, – хрень какая-то. Чего стоим, поехали…

Водитель подался вперед, привстал над креслом и вдруг резко заложил руль влево, дал по газам. Машину развернуло на месте так, точно «Чероки» превратился в волчок, «зеленую» занесло, Егора швырнуло на бок, он больно врезался локтем в цевье «калашникова», прикусил губу, привстал, и тут в окне над головой появились две дырки. Небольшие, с неровными краями, от которых во все стороны брызнули трещины, стекло крошилось на глазах. Егор глядел на них снизу вверх, и тут рядом образовалась третья, раздался очень тихий короткий свист, точно пролетела над головой летучая мышь. Егор видел их в детстве, эти твари оживали летними вечерами, носились над дорогой и норовили вцепиться в светлые волосы людей или белую собачью шерсть, пролетали низко и стремительно и пропадали в кронах деревьев.

Раздался глухой удар, точно на камень уронили консервную банку, машину швырнуло назад и вбок, но она быстро выровнялась. Отец пригнулся и шарил под креслом, куда улетел мобильник, и орал не своим, сдавленным от злости голосом:

– Ты что творишь, скотина? Охерел? Это ж хлопушка, дети балуются! Назад давай гони, кому сказано! Ты куда?

– В кабинете у себя командуй! – огрызнулся водитель, выворачивая руль вправо. Выжал газ до отказа, приоткрыл дверь, глянул назад и резко переложился на встречку. Машину мотнуло, дверь захлопнулась, и отец неожиданно замолчал. «Чероки» вильнул вправо, пронесся впритык к столбу у обочины, раздался короткий жестяной шорох, на голову Егору посыпалось стекло, а в лобовом появилась еще одна дыра. Справа от зеркала заднего вида, с рваными краями и кривой трещиной аж до дворников. Егор приподнялся, чтобы получше разглядеть ее, и тут же водитель неожиданно сильно рванул его за плечо и швырнул на пол. Газеты, «калашников», сумка с учебниками оказались внизу, Егор свалился сверху и ударился подбородком о приклад автомата.

– Там сиди! – придушенно прикрикнул на Егора отец. – Не рыпайся!

И крикнул водителю:

– Гони, гони, к чертям, вывози, жив останусь – не забуду….

– Сочтемся. Пристегнись и башку пригни. И не орать мне!

Егор на всякий случай закрыл глаза – смотреть в черную спинку переднего сиденья было неприятно. Вдобавок он прокусил губу, во рту появился противный соленый привкус, а голова малость кружилась, точно от спиртного. Очень хотелось пить, рука неудобно подвернулась и начинала затекать, машину мотало по дороге, как лодку в шторм, она скребла дисками по бордюрам, тряслась, покрышки визжали в заносах, в салоне воняло горелой резиной. Отец согнулся, вжался лбом в колени и прикрыл затылок руками, точно это могло помочь. Потом повернулся кое-как, поглядел на Егора, вымученно улыбнулся сыну – держись, мол, выкрутимся. Егор кивнул в ответ и снова зажмурился – от зверской качки вдруг начало тошнить, к горлу подкатил комок, и Егор боролся с ним, сжимал зубы, чувствуя, как весь покрывается липким потом.

Вонь из салона помаленьку рассеялась, визг покрышек на поворотах стих, дорога пошла мягче, но в таких ухабах, что, казалось, «Чероки» взлетает над каждой ямой, отчего желудок сжимался, а сердце падало куда-то под коленки.

– Куда ты? – пробормотал отец. Он поднял голову, огляделся, водитель с силой врезал ему по затылку и крутанул руль. «Зеленую» затрясло, замотало на бездорожье, двигатель ревел, как у взлетающего истребителя, зато новых дырок в стекле не прибавилось. Егор тряхнул волосами, вытряхивая осколки, снова приложился подбородком о цевье, и перед глазами потемнело от боли.

– Лежи! – откуда-то сбоку прокричал отец. – Лежи, дурак!

Тут стало и вовсе темно, раздался плеск воды, сухой треск и грохот, а потом все закончилось. Машина остановилась, в приоткрытые окна сквозняком принесло запах сырости и тины, где-то недалеко кричали птицы и робко квакала лягушка.

Егор осторожно приподнялся на локтях. Неловко повернулся, поморщился от боли в разбитой губе и нос к носу столкнулся с водителем. Тот пристально смотрел Егору в лицо, они пару секунд глядели друг на друга, и человек еле заметно улыбнулся:

– Испугался?

Егор молчал – что спрашивать, испугался, конечно. А понял это лишь сейчас – по испарине на лбу и дрожащим коленкам.

– Это нормально, – сказал водитель, – это даже хорошо. Ничего не боятся только дураки и дебилы. Меня Федерат зовут, кликуха с армии привязалась.

Он отшатнулся, в просвете между креслами Егор увидел отца. Бледный, мокрый от пота, губы сжаты – он вгляделся сыну в лицо, подцепил Егора пальцем за подбородок, поднял ему голову.

– Цел?

Показалось или голос отца дрогнул? Егор кивнул и высвободился, облизнул разбитую губу, вытер запястьем кровь с подбородка. Отец дернул ртом, выматерился вполголоса и рывком выдернул из-под Егора автомат. Перехватил неловко, выскочил из машины, водитель кинулся следом.

– Не дури, командир, – услышал Егор. Он кое-как взобрался на сиденье, осмотрелся. Заднее, правое, левое боковые стекла в дырках, в лобовом всего одна, зато точнехонько напротив головы пассажира. Если бы отец не пригнулся, если бы сидел, как обычно, то…

В виски ударила кровь, стало душно. Егор выбрался из машины, постоял, оглядываясь, и сел на траву у заднего пробитого колеса «зеленой» – «Чероки» завалился на левый бок и сел на диск. Крики, ругань и лютый мат неслись откуда-то сверху и со стороны, Егор особо не прислушивался, а смотрел на обильно цветущий куст черемухи, на сочные лопухи под ним, на одуванчики и ряску на болотине с каким-то новым чувством. Обычное дело – пруд с лягушками, лопух, мошка, что вьется у лица… А ведь мог больше никогда этого не увидеть.

Ругань стихла, зашелестела трава, Егор поднял голову. Это был Федерат, он поглядел на Егора, перегнулся через него и принялся расковыривать обшивку салона.

– Хлопушка, говоришь? – Он кинул на колени Егору крохотный камешек, оказавшийся довольно тяжелым. Егор покрутил его в пальцах, вернул водителю.

– Свинец, – сказал тот, разглядывая находку, – от пули из «стечкина», скорее всего. Или «калаша», черт его знает. Ты сегодня второй раз родился.

Он подмигнул Егору и запустил пулю в болото, повернулся к отцу. Тот подошел с другой стороны, неловко придерживая автомат за рукоять.

– И ты, командир, тоже. Мои поздравления.

Федерат приложил ладонь к груди и слегка поклонился. Отец ругнулся, уже беззлобно, подошел ближе.

– Ты его видел?

– Да, красная «Мазда». Тебя на переходе ждали. Бомж нам глаза отводил, он же и петарду кинул. Спецы поработали, их повадки издалека видно.

– Так ты точно не видел? – поразился отец. – А я думал…

– Страховался, – перебил его Федерат, – лучше испачкаться в грязи, чем в крови. Решил, что, если ошибусь, за побитые машины ты у меня из зарплаты вычтешь, но угадал, как видишь.

– Угадал, – выдохнул отец. – Я тебе теперь должен…

– Сочтемся. Дай-ка сюда.

Он аккуратно отобрал у отца автомат, проверил магазин и передернул затвор. Что-то негромко лязгнуло, Федерат поднял ствол.

– Пойду гляну, что да как. Здесь ждите.

– А где мы? – крикнул Егор ему вслед. Федерат обернулся с чуть изумленным видом.

– Ты не понял, разве? Это ж Торгашинское болото, здесь журавли гнездятся. У меня дед тут всю жизнь егерем проработал, я пацаном здесь все облазил. Мост тут был, в две доски, но я его сломал. Вызывай подмогу, хозяин, вдруг не я один про это местечко знаю.

И исчез в черемухе быстро и бесшумно, как дух нечистый. Отец поглядел ему вслед, подал Егору руку, рывком поднял на ноги.

– Испугался?

Егор не ответил, смотрел на машину. «Зеленой» пришел конец – стекла прострелены, водительская дверь навылет, вся помята, точно ее пинали, как мячик, боковое зеркало с левой стороны исчезло, передний бампер выдран с корнем и где-то потерялся, диски с колес сорваны.

– Думал – конец нам, – просто сказал отец, идя следом за Егором, – а я завещания не оставил. Надо к нотариусу сходить, а то накроет вот так, на дороге… Кто ж постарался?

Егор повернулся и поймал на себе тяжелый взгляд. Отец смотрел в упор, и уже не с тревогой, как недавно, а со злостью и досадой, точно ненавидел в этот момент собственного сына. Егор попятился, споткнулся на мокрой кочке и едва не упал.

– Это не он, – проговорил Егор, – не он, точно.

Отец отвернулся, поглядел вбок. Через лопухи шел Федерат, автомат он держал стволом вниз.

– Тихо пока. – Он отмахнулся от комаров и подошел ближе. – Ну что? Дозвонился?

Отец отвел от Егора взгляд, потянул из кармана трубку, включил ее. Покрутился на месте, поднял, отошел вбок и влетел ботинком в болотину. Ругнулся, прошелся вдоль черемухи и вернулся к машине.

– Сигнала нет. – Он глядел то на голубоватый экран, то на Егора. Тот выхватил у отца трубку и моментально оказался на капоте «Чероки», откуда перескочил на крышу. Металл гнулся под ногами, машина вздрагивала от каждого шага, Егор повернулся так и этак, и тут в углу экрана появилась одна коротенькая вертикальная полоска.

– Есть! – крикнул он. – Есть сигнал!

– Синюю кнопку нажми, – кинулся к машине отец, – там первый же номер…

Мог бы и не стараться – Егор давно изучил это чудо техники, выбрал номер Павлова, нажал вызов и едва не заорал от радости, услышав знакомый голос.

– Дядя Коля! – крикнул он в микрофон. – Мы в болоте сидим! Приезжайте за нами! Нас обстреляли, но все нормально, у машины колесо пробито, ехать нельзя! Отец здесь, но он внизу, там связи нет!

– Кто обстрелял, когда, где? – чуть быстрее, чем обычно, говорил Павлов. Одновременно он говорил еще с кем-то, коротко и отрывисто, прикрывая ладонью трубку.

– На Воробьевке! – выкрикнул Егор. – Из красной «Мазды»! А кто – я не знаю…

– Орехов, сука! – заорал снизу отец. – Это Орехов, сучий потрох, больше некому!

– Почему? – крикнул Егор, покачнулся и кое-как удержал равновесие, даже трубку не уронил, хоть та норовила выскользнуть из рук. Павлов орал что-то издалека, но Егор его не слушал.

– Почему? – передразнил отец и содрал пиджак, швырнул его на капот. – По кочану, придурок! Слезай! Слезай, и я тебе объясню!

Федерат осторожно тронул Черкашина-старшего за плечо, тот отмахнулся и грохнул кулаками по капоту.

– Почему, спрашиваешь? Да больше некому, и ты сам это знаешь!

Знает, конечно. Черкашин и Орехов – два хозяина в городе, как два медведя в одной берлоге, вместе им не ужиться: тесно, маловат городишко для двоих. Конкуренция, дележка территории, недопонимания, переходившие в разборки, примирение и снова стычки. Не зря отец «калаш» с собой прихватил, когда в школу ехал, не для Веры, понятное дело, и не для Капустиных.

– От него клиенты ко мне бегут – я беру дешевле и работаю без выходных! – орал отец. – Вчера еще двое переметнулись, ювелир и сестра его! А до этого еще трое! Витек озверел, встретиться позвал, а я, дурак, согласился! Хотел ему вариант предложить – он мне не мешает, а я в его могильные дела не лезу!..

Отец осекся, зло глянул на сына и отвернулся. Федерат, до того тихо стоявший в сторонке, дернул головой, глянул на отца, на Егора, и тому снова стало не по себе – будто вновь тот жуткий свист услышал. И понял вдруг, что уже никогда его не забудет, до конца своих дней, до смерти, что час назад пролетела над головой, и даже краем не задела. Но это сегодня, а что будет завтра, а если их все же найдут…

– Егор! – проорали из трубки. – Егор, вы где!

– Болото Торгашинское, – сказал он, – где журавли живут.

– За мостом! – подсказал Федерат. – От деревни налево по бетонке.

– Ждите! – Из трубки донеслись гудки, Егор покрутил трубку в руках, кинул ее отцу. А сам так и остался стоять на крыше, потом сел, поджав ноги.

– Это не он, – повторил Егор, глядя отцу в глаза, – ты не прав.

Отец зло выдохнул, содрал с шеи галстук, расстегнул ворот рубашки, поглядел на сына и вдруг улыбнулся.

– Мозги включи, дурак, – спокойно сказал он, – почему твой дружок с нами не поехал, а? В библиотеку он шел? Ну, что скажешь?

Крыть было нечем, и Егор молчал. Федерат то поглядывал на них обоих, то вертел головой по сторонам. Но вокруг было тихо, упоительно пахло черемухой и свежестью, в болоте заходились кваканьем лягушки, заглушая одинокого соловья.

– Слезай. – Отец уселся на капот, положил мобильник рядом. Егор кое-как сполз на траву, сел в машину, уставился в спинку переднего сиденья. Отец прав – Влад что-то знал, раз отказался поехать с ними. Знал и не сказал… Это или предательство, или…

– Он не знал! – повторил Егор. – Откуда ему…

– Конечно, не знал, – равнодушно отозвался отец, – я не сомневаюсь. Дело не в этом.

И умолк, поднял лицо к солнцу, зажмурился. Егор подобрал с пола газеты и выпавшие из сумки учебники с тетрадками, принялся запихивать их обратно. Листы рвались, мялись – он точно вымещал на них злость и досаду: ну почему, почему его лучший друг оказался сыном заклятого врага отца? Почему так вышло, почему нельзя ничего изменить? Почему так получилось?..

Подошел Федерат, сел на водительское место, положил «укорот» на колени. Поднял с пола учебник по алгебре, пролистал, подал Егору.

– Десятый класс?

– Да, – буркнул Егор, запихивая ненавистную алгебру в сумку, – последний. Скоро последний звонок, потом экзамены, выпускной, и все, отмучился.

Федерат еле заметно усмехнулся.

– Отмучился… Понимал бы что, потом дойдет, да поздно будет. А последний звонок когда?

– Через неделю.

Егор вдруг увидел себя в зеркале заднего вида – хорош, чего уж там. Бледный, нос и щеки перемазаны чем-то черным, волосы в пыли, в них блестят осколки стекла, губа распухла, взгляд злющий. Федерат, как недавно отец, поддел Егора пальцем под подбородок, повернул его голову к свету.

– Болит? А голова не кружится?

– Нет, нет, – дергался Егор, но Федерат его точно на крючок поддел. Не успокоился, пока не разглядел все подробно, потом отпустил с напутствием:

– Ничего, до свадьбы заживет. А уж до последнего звонка точно.

– Я не пойду. – Егор откинулся на спинку, прижал сумку к животу. – Чего я там не видел. Цветы, бантики, слова дурацкие. Экзамены сдам и хватит.

– Зря, – Федерат выщелкнул магазин и ловко вернул его обратно, – надо идти. Потом будет что вспомнить. Все пойдут, а ты нет?

– Зачем? – повторил Егор. Вдруг накатила сонливость, глаза закрывались, и он еле ворочал языком. Так бы и прилег сейчас на заднее сиденье, поджав коленки и положив под голову сумку с книгами. Говорят, это помогает запомнить все, что в них написано, – Катька Сосновская утверждала, что физику она учит именно так. Днем зубрит билеты, а спит с учебником под подушкой. Кстати, Катька точно пойдет, надо бы на нее поглядеть, на ее косы с бантиками…

– Говорю же – будет что вспомнить…

Федерат насторожился, поднялся на ноги, снова лязгнул затвор. Егор вскинулся – сон точно рукой сняло, отец повернулся к лесу. Из кустов один за другим выходили вооруженные люди – двое, четверо, пятеро… Они не прятали оружие, держали его наготове, Федерат подошел к отцу, встал перед ним, поднял «укорот». И опустил при виде шедшего последним Павлова.

– Живы, – они с отцом обнялись, – слава богу.

– Я вам обоим должен, – отец огрел Павлова ладонью по спине, – если бы не твой новенький – хана нам обоим.

Он обернулся на Егора, тот выбрался из машины, подошел. Павлов обнял его, встряхнул за плечи.

– Все, все нормально, – негромко говорил он, – Орехов клянется, что не при делах, готов встретиться…

И осекся, поглядел на Егора.

– Встретимся. Машины где?

– У деревни, – сказал Павлов, – там с охраной бросили. У местных трактор наняли, он нас сюда перевез. Телегу, правда, прицепить пришлось…

– Плевать. – Отец надел пиджак, глянул на часы, махнул Федерату рукой. – Поехали.

«Сотрудники» разошлись по сторонам, шли рядом, составив что-то вроде коридора, Егор топал следом за отцом и ловил на себе взгляды братвы. Спортсмены, многие КМС, участники боевых действий на обломках империи – отец поставлял их для участия в разборках любому, кто заплатит, предоставлял защиту бизнесменам. Кадры подбирал Павлов, проверял, обучал, если потребуется, – дело шло, расширялось, новые перспективы сулил сегмент вышибания долгов, и Черкашин все это делал дешевле, качественнее и быстрее Орехова. Егор особо не вникал, как и Влад, впрочем. Ему до отцовских грешков и дела не было – Влад уже знал, что будет делать дальше. Выпускные, потом университет, потом практика за границей. Главное, говорил он, уехать из города, а там все само получится. Егор приятелю верил, и сам собирался поступить так же. Ну в самом деле, что ему тут делать – в отцовском ЧОПе этими вот быками командовать? Нет уж, увольте…

Федерат шел первым, отец и Палов едва поспевали за ним, совещались на ходу. Перебрались через болотину мимо сломанного трухлявого моста, выехали на взгорок и оказались у деревни. На дороге стояли машины, павловская охрана ходила рядом, местные опасливо стояли в сторонке, не решаясь подойти ближе. Трактористу заплатили втрое против того, что он запросил, поклявшись молчать о сегодняшнем дне даже на Страшном суде, расселись по машинам. Отец направился к бордовому «крузаку», Федерат бросил автомат на пассажирское сиденье и сел за руль, отец открыл заднюю дверцу.

– Погоди! – крикнул Егор и рванул к отцу. – Погоди, я с тобой!..

На него обернулись, смотрели кто серьезно, кто с недоумением, но никто даже не улыбнулся. Стало очень тихо, отец обернулся и шагнул навстречу Егору. Обнял его, притянул к себе, и у Егора вдруг перехватило дыхание, как в детстве.

– Домой езжай, уроки делай, – услышал он точно сквозь туман. – Павлов тебя отвезет. Матери скажи, что я скоро приеду. Все, иди, иди, не дури. Нормально все будет.

А приехал уже за полночь, быстро переговорил в коридоре с женой, вошел в комнату Егора, сел рядом на кровать.

– Ты был прав, это не он.

Егор сел, натянул одеяло до подбородка. И злорадно улыбнулся в темноту – отец выглядел обескураженным донельзя, таким Егор его еще ни разу не видел.

– А кто тогда? – спросил он, а отец, помолчав, отозвался:

– А черт его знает, но точно это не Орехов, надо искать среди своих.

Егор плюхнулся на кровать, прикрыл глаза. Вот и все, он не ошибся, надо завтра же сказать Владу, что все нормально. Он наверняка уже все знает, и странно, что до сих пор не позвонил. Хотя вряд ли смог бы это сделать – у них дома тоже, поди, дым коромыслом. Ладно, завтра в школе поговорим…

– А ты пока дома посидишь, – распорядился отец, – денька два-три, пока все не уляжется. Заодно билеты подзубришь, у тебя экзамены через две недели. Все, спи.

И вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Пара дней растянулась почти в неделю, и Егор малость озверел от одиночества и постоянной зубрежки. Да еще и городской телефон отец отключил, а мобильный держал при себе, так что Егор извелся от неизвестности. И в первый же день опоздал – Павлов приехал на четверть часа позже, чем договорились, да еще долго шептался о чем-то с отцом, закрывшись в кухне. Потом, когда гнал по городу, распоряжался:

– После уроков никуда не выходи, дождись меня или я за тобой ребят своих пришлю. Но раньше двух точно не получится.

– Я сам дойду, – сказал Егор, но Павлов глянул так, что желание спорить с помощником отца враз отпало.

– Вроде не маленький уж, – протянул Павлов, – соображать должен. Ты что, ничего не понял?

Понял, конечно, как и одноклассники, что таращились на опоздавшего Егора с таким видом, будто тот восстал из мертвых. Катька же, наоборот, глядела во все глаза и даже толкнула локтем соседку по парте, толстую, вечно недовольную Маринку.

– Извините. Можно войти? – Егор делал вид, что не замечает десятков устремленных на него глаз и легкого удивленного шепота, смотрел только на Веру, что вытирала платком испачканные мелом пальцы. Тоже все знает, конечно, город маленький, новость о покушении на Черкашина разнеслась по нему моментально. И уже успела подзабыться, когда Егор своим появлением всколыхнул улегшееся было любопытство.

– Конечно, Егор, входи.

Вера следила за ним, пока он шел к своей парте, предпоследней в среднем ряду, но почему-то пустой. Егор быстро осмотрелся и заметил Влада – тот сидел за первой партой, один, и пристально глядел в учебник, точно ничего интереснее в жизни не видел. «Разберемся». Егор сел на место, достал учебник и тоже принялся вдумчиво изучать его, хотя за неделю заточения успел изучить его от корки до корки.

Постепенно на него перестали оглядываться, шепоток стих, Егор слушал Веру, что говорила о предстоящих экзаменах, а сам глядел Владу в спину. Тот же точно прилип к стулу, сидел прямой, как палка, а едва прозвенел звонок, первым исчез из класса, точно в открытое окно улетел – Егор даже не заметил, как Влад пропал в толпе одноклассников. Оказывается, уже закончился третий урок, за ним шла большая перемена, и Егор решил прогуляться. Вышел на крыльцо, прошелся туда-сюда и сбежал от устремленных на него взглядов учеников уже из других – параллельных и младших классов. Весть о появлении Черкашина разнеслась быстро, и на недавнего кандидата в покойники хотелось поглазеть всем и каждому. Егор, чувствуя себя цирковым медведем, чуть ли не бегом направился за школу и дальше в небольшой парк со старыми березами и липами и беседкой на берегу заросшего кувшинками пруда, пошел вдоль берега по асфальтовой дорожке. И даже не удивился, когда увидел Влада – тот сидел на ограде. Заметил Егора, встал, шагнул навстречу и запнулся, точно не зная, как быть дальше.

– Привет. – Егор подошел, сел на нагретые солнцем перила. – Как жизнь?

– Нормально. – Влад стоял рядом и смотрел на кувшинки. – Я сегодня первый день в школу пришел.

– Я тоже. – Егор повернулся и свесил ноги над водой. Между широкими плоскими листами бегали жуки-водомерки на длинных ножках, а под кувшинками прятались лягушки, поглядывали на мальчишек – не замышляют ли те что-либо нехорошее.

– Понятно, – отозвался Влад и умолк. Говорить было не о чем, они молчали, глядя на воду, на водомерок, на осмелевших лягушек, на березы по ту сторону пруда – куда угодно, только не друг на друга. Издалека прозвенел звонок, школьники, гулявшие неподалеку, дружно рванули в классы, а вот Влад не торопился. Как и Егор. Он посмотрел наконец Владу в лицо и заметил, что тот выглядит неважно – бледный, осунувшийся, губы подрагивают, а вот зубы сжаты. И все пытается что-то сказать и никак не может справиться с собой.

– Пошли, – Егор потянул Влада за рукав, – сейчас химичка орать будет…

– Это не он, – вдруг выпалил Влад и вырвал руку, – это был не мой отец. Чем хочешь клянусь – это не он…

– Я знаю, – перебил друга Егор, и тут Влад улыбнулся, сел на перильца и стянул с носа очки. Егор уселся рядом, выдохнул облегченно – жизнь, заложившая крутой вираж, снова вернулась в привычную колею. Рядом были все: родные, близкие, друзья, дом, школа. Впрочем, последнее ненадолго – до последнего звонка неделя, а там и вовсе как под горку покатится – экзамены, выпускной и свобода.

– Пойдем, – теперь Влад тянул Егора за собой, – или влетит нам от химички.

– Черт с ней, – сказал Егор, – давай не пойдем. Толку-то от ее формул… но ты если хочешь, иди, а я тут посижу. Пускай прогул ставит, плевать. Все равно мне больше трояка по химии не светит. А ты иди.

Влад шагнул назад, потом вернулся, потом дернулся в сторону школы, где уже все стихло, и вдруг сел рядом, подобрал с дорожки камешек и кинул в воду. Кувшинки закачались на небольших волнах, из-под листа шустро угребла лягушка.

– Плевать, – повторил вслед за Егором кандидат на золотую медаль, – черт с ней. Пошли в парк. Я уже видеть никого не могу, все достали – лезут с расспросами….

– Надо было мне сказать. – Егор закинул за спину сумку с учебниками, поднялся на ноги. – Я бы им объяснил…

А дальше завертелось, как в чертовом колесе: люди, звонки, разговоры, деньги – и так бесконечно, с утра до ночи, без передыху. Но Егор был даже рад этому: круговерть забот и дел отвлекала, усталость и напряжение держали в узде, мысли были заняты, и недавний ужас малость подзатерся, отступил, и Егор знал, что это ненадолго. Что пройдет время, уляжется боль, и память – днем ли, ночью – обязательно «включит» картинку: дождь, «Скорая», черный мешок на носилках. И этот кошмар станет дополнением к еще одному, не изжитому почти за два десятка лет, и не раз вернется, напомнит о себе в самый неподходящий момент. Но пока гнал эти мысли к чертовой матери, а сам звонил, распоряжался, платил, что-то требовал, выяснял, подписывал…

Вику он видел лишь раз за эти безумные двое суток, когда приехал домой переодеться и привести себя в порядок. Поел, поспал часа два и снова умчался – время шло слишком быстро, приближался третий день, а с ним и похороны. Юрка не объявлялся, как и его мать – она позвонила Егору с просьбой помочь, говорила так тихо и невнятно, что Егору казалось, будто он говорит с призраком. Пообещал все сделать, спросил, как Юрка, сказал, что заедет завтра же, а в ответ услышал короткие гудки. «Хорошо, что с ними врач». Егор помнил, как его мать чуть не сошла тогда с ума, когда ей сказали, как именно погиб ее муж. Представил себе состояние вдовы Павлова, да и самого Юрки, и решил пока их не тревожить. Потом, все потом, он все сделает сам, как надо, как положено, все организует и оплатит. Все разговоры отложить на потом, кроме одного.

– Камеры были выключены, – сказал тот самый капитан через два дня. Он, как и обещал, позвонил Егору, говорил негромко и растерянно. Капитан явно ждал чего-то другого, в отличие от Егора: он почему-то сразу так и подумал. И не ошибся, отчего на душе сделалось вовсе уж горько и тошно – поработал кто-то из своих. Камеры на территории «Разборки» не выключались никогда, записи хранились месяц, кроме того, в подсобке имелся пульт охраны, где круглосуточно находился дежурный. Был он и в тот день, но по смене ему передали от павловского зама, что две камеры у входа отключены «на профилактику», и дежурный не поднял тревогу. Служебный вход – это не торговый зал, не салон, чего паниковать….

«Это свои», – крутилось в голове у Егора, он сначала пытался отделаться от этой мысли, а потом сдался. Версий за эти два дня он сочинил и отринул десятка полтора и, решив не плодить сущностей без надобности, остановился на самой простой – Павлова сдал кто-то из близких. И сразу стало спокойней, что ли: проще будет найти крысу, круг невелик, людей можно по пальцам пересчитать. И кое-что еще говорило в пользу этой версии: лет семь назад, когда «Разборка» лишь выходила на новый уровень и ни Егор, ни Юрка не были уверены, что вложенные деньги удастся хотя бы отбить в ноль, просто сидели и ждали, что будет, Павлов почуял неладное. Егор сначала решил, что у того с возрастом обострилась паранойя, но, когда сам услышал запись разговора своего сотрудника с кем-то, назвавшимся покупателем, все сомнения отпали. Конкуренты готовили рейдерский захват, крысеныш из офиса сливал им информацию, и как Павлов его вычислил, для Егора так и осталось загадкой.

– Расслабься, – посоветовал ему тогда зам, – я профессиональный параноик и обязан всех подозревать. Что делать будем?

Егор, в свою очередь, подозревал, что Павлов с удовольствием порвал бы крысеныша в клочья, но руки у самого чесались аж до дрожи. Вместо этого подготовили и через засланца кинули конкурентам ложные сведения, те сглотнули наживку и попали прямиком в объятия СОБРА, чей командир оказался старым павловским приятелем. Крысенышу от профи досталось по первое число – Павлов попросил с ним не церемониться, конкурентов повязали, потом каждый получил свой срок, благо было за что, и все успокоилось. Но тогда было проще, сработала система внутренней безопасности, а вот сейчас Павлов не уследил. То ли сам расслабился, то ли круг придется сужать до трех-пяти человек, считая Егора.

От этих мыслей точно морозом обдало, Егор, чтобы отвлечься, прошелся по кабинету, потом набрал номер главбуха: надо поговорить хоть с кем-то, занять голову договорами, платежками, еще какой-нибудь чушью. Из трубки неслись длинные гудки, Егор положил трубку, прошелся от стола до двери и набрал номер еще раз. Потом третий, четвертый, и с тем же успехом – главбух не отвечала, ее мобильник был выключен. Егор подивился такой странности – такого не было ни разу за пять лет, что Гришина работала на него. Худющая, ростом ему до плеча, с короткой стрижкой на тонких волосах, она напоминала цыпленка, но голова у нее варила отменно, дело свое она знала крепко, персонал держала в узде, а Егора обожала, не скрывая своих чувств. Он оплатил операцию матери Гришиной, помог перевезти ее – неходячую – в Москву и обратно, и главбух со слезами благодарила его, когда мать пошла на поправку. А уж работала как зверь, чуть ли не наизусть знала и ассортимент магазина, и ресторанное меню, и тонкости оформления страховки, и сколько лампочек поменял электрик в «Астре». Муха мимо не пролетит – это про нее, и вот те на – не отвечает. Об отпуске за месяц предупреждала, а тут пропала.

«Ладно». Егор принялся звонить наугад, но телефоны бухгалтерии молчали, точно там все вымерли. Не отвечал ни директор «Разборки», ни отдел продаж, ни страховщики, ни «Астра» – из трубки неслись лишь длинные гудки, потом связь и вовсе оборвалась. В трубке было тихо, точно в лесу зимой, слышался лишь легкий шорох и отдаленное гудение, Егор вернул ее на место, поглядел на свое отражение в блестящей столешнице, на рыб в аквариуме.

– Хорошо. – Рыбы метнулись по сторонам, когда Егор подошел к двери. Все сомнения разом отпали, в голове было пусто, по хребту бежал неприятный холодок, но не от страха – от досады на самого себя. Чувство такое, точно первый удар пропустил, подлый удар, запрещенный, под дых, например, но это не оправдание. Знал ведь, что так будет, тот же Павлов сто раз говорил – после промашки жди «звонка», берегись, тут или ты, или тебя. Беда не приходит одна, проще говоря, и вот она, на пороге.

Дверь распахнулась навстречу, и Егор отшатнулся в последний момент. В коридоре стояли трое – два незнакомых ему мужика и полицай, с погонами старлея и наглой рожей. Он оглядел Егора с ног до головы, его спутники разошлись по сторонам, и полицай оказался точно напротив.

– Пройдемте. – Он буквально втолкнул Егора в кабинет. Пришлось отступить – не драться же с представителем закона.

– В чем дело? – осведомился Егор, чувствуя, как сводит губы: он только что пропустил второй удар, а это, граждане, никуда не годится.

– Сейчас вам все объяснят. – Полицай захлопнул дверь, привалился к ней спиной, а тот, что стоял справа, круглолицый, в очках, достал из папки несколько листов с синими печатями и подписями, положил их на стол. Егор оглядел присутствующих, взял бумаги и, одним глазом поглядывая на вошедших, принялся просматривать. «Гости» сохраняли спокойствие, как и старлей – он лениво оглядывал кабинет, заинтересовался рыбками и огромной венецианской маской с перьями и стразами: ее в прошлом году привезла Вика из своего очередного вояжа, на этот раз в карнавальный тур. Маска Егору неожиданно понравилась, и он пристроил ее у себя над столом, иногда прикидывая, как некоторые умудряются этакое чудо на себя нацепить и по улицам разгуливать, ведь тяжелая, зараза…

Он читал документы, плохо понимая значения слов. «Продавец Чирков Александр Иванович и покупатель Бабкин Максим Сергеевич заключили настоящий договор…» Дальше шли обязательные сухие строчки документа, из которого следовало, что какой-то Чирков два месяца назад продал его, Егора Черкашина собственность, «Разборку», и ресторан, и «Астру» некоему Бабкину и собственноручно подписал договор – на последнем листе под реквизитами сторон имелась его подпись. А также какого-то Бабкина, длинная и волнистая, как волна на полосе прибоя.

– Хрень какая-то. – Егор бросил бумаги на стол. – Это что? Откуда? Я ничего не продавал… Что еще за Чирков? «Разборка» и «Астра» мои.

– Ошибаетесь. И это не хрень, как вы изволили выразиться, – сказал второй мужик, высокий, рыжеватый, с маленькими голубыми глазенками и квадратной нижней челюстью, – не хрень, а договор купли-продажи. Я Бабкин, хозяин «Разборки», вот мои документы.

Он показал Егору паспорт в темно-коричневой обложке и сразу спрятал его. Очкастый кивнул и уселся напротив Егора, небрежно кинул папку на стол.

– Попрошу чужих покинуть мой кабинет, или мне придется прибегнуть к услугам полиции.

Бабкин уселся в кресло Егора, развалился, положил ногу на ногу и принялся перебирать лежащие на столе бумаги. Полицай застыл у двери и пока помалкивал.

Это не пропущенный удар, это почти что нокаут – Егор не успевал за событиями. Вся события последних дней вдруг сошлись воедино, замкнулись в кольцо: и исчезновение главбуха, и эта троица, и гибель Павлова – удавка вот-вот и затянется окончательно.

– Брехня, – кое-как выговорил Егор, – «Разборка», «Астра» и ресторан мои, а не какого-то Чиркова, я ему ничего не продавал. Требую проверить законность сделки.

Бабкин с очкастым переглянулись, они, разумеется, ждали чего-то в этом духе. «Покупатель» улыбнулся, развалился еще сильнее, но вышло как-то неуверенно, натужно, что ли, повернулся к Егору, и тут дошло: они торопятся, времени у них в обрез, почему – черт знает, но тянуть резину им не с руки. Егор сам еле сдержал ухмылку, стараясь не показать, что догадался, что в этом раунде он их переиграл, а сам в темпе прикидывал, чего ждать дальше. Два хмыря с поддельными документами, исчезновение управленцев, полицейский у дверей – и даже расстроился: как все просто и незатейливо, ни грамма выдумки у ребят, ни фантазии, ни креатива.

Полицай, точно по Егорову сценарию, отклеился от двери, шагнул навстречу, отвел руку за спину.

– Покиньте помещение, или я буду вынужден задержать вас.

– За что? – поинтересовался Егор чисто из любопытства. Кровь звенела в ушах, била в виски, и он уже из последних сил сохранял равнодушный вид.

– За проникновение на частную территорию и сопротивление, – нашелся старлей, отстегнул с пояса наручники и подошел к Егору. – Руки.

Ну вот и все, собственно, прелюдии конец, дело идет к финалу. В авиации это называется точкой принятия решения – либо командир поднимает лайнер в воздух, либо тот остается на полосе с полными баками горючки и верным шансом уйти в небытие. Второй вариант Егора по ряду причин никак не устраивал, приоритеты определились сами собой – сначала выбраться отсюда, потом разобраться с делами, все понять, а отвечать потом, когда он все для себя решит. И тут все гнетущие его мысли точно отрезало, появился кураж и легкость, он следил за противником, стараясь предугадать его движения, его очередной маневр, кровь побежала быстрее, как перед хорошей дракой. Егор поднял руки на манер «сдаюсь», отступил вправо и оказался напротив окна, открытого по случаю вернувшейся жары. Второй этаж, тут невысоко, «Ровер» стоит точно под окном, и вмятина в крыше на его ходовые качества не повлияет. Полицай точно разгадал эти мысли, шагнул Егору наперерез, попытался накинуть ему на руку браслет, точно ковбой лассо, и промазал, угадал железкой себе по носу.

– Не ушибся? – Егор вовремя отшатнулся и наблюдал за старлеем, как тот звереет, бычится и прет уже напролом.

– Руки, кому сказано! – рявкнул он, кинулся на Егора, он отскочил вбок и подставил полицаю подножку. Тот грузно рухнул на стол, налетел щекой на карандашницу и пропорол себе щеку торчащим из нее канцелярским ножом. На столешницу закапала кровь, Бабкин и очкарик повскакали с места и дружно ломанулись в самое безопасное место – к окну.

«Чтоб вас». Егор был уже у двери, выскочил в коридор и рванул со всех ног к лестнице.

– Статья триста восемнадцатая! – донеслось ему вслед. – Сопротивление сотруднику полиции! Лучше сам вернись, скотина!

– И тебе не хворать! – Егор наддал еще и удачно вписался в поворот, подумав на бегу, как хорошо, что в офисе ни души и никто не путается под ногами. Проскочил мимо пустых кабинетов, взял левее, вылетел на площадку и нос к носу столкнулся с двумя охранниками. Егор знал их обоих, они оказались здесь по рекомендации Павлова, оба показали себя нормальными сотрудниками, прошли лицензирование, зарплату получали вовремя, премии регулярно, а сейчас оказались у него на пути. Егор сбавил ход, но эти двое даже не подумали отойти в сторонку, так и стояли, загораживая дорогу.

Все было понятно без слов, и цепочка лишь стала длиннее еще на одно звено. Из коридора неслись крики и ругань – там пришедший в себя полицай, подгоняемый «покупателями», со всех ног мчался по коридору, и времени у Егора не оставалось. Он отступил, делая вид, что удивлен и напуган, а сам вышиб локтем стекло крайнего окна, взлетел на подоконник и спрыгнул на козырек крыльца, успев заметить напоследок в окне перемазанную кровью и синими чернилами физиономию старлея. Охранники дружно ломанулись следом, один, что полегче, оказался на подоконнике, но следом прыгнуть не рискнул. Егор скатился по навесу к кромке, спрыгнул вниз и ободрал ладони об асфальт, кожу на них обожгло, как наждачкой.

Огляделся, кинулся было к «Роверу», но полицай оказался неожиданно проворным – вылетел из дверей и бросился Егору наперерез. За ним бежали охранники, а им на помощь мчались еще трое от «Разборки», а старлей на бегу доставал из кобуры табельного «макарова».

– Стой! – заорал запыхавшийся полицай. – Стой или стреляю!

Егору послышался короткий жестяной звук, точно лязгнул досланный в патронник патрон, хотя могло и показаться на расстоянии, но полицай не шутил, держал Егора на прицеле и наступал, преграждая дорогу к машине. Подоспевшие охранники обходили Егора с флангов, а за спиной полицая нарисовались еще трое, но близко не подходили, стояли поодаль, готовые вмешаться в любой момент.

– Стреляй! – заорали сверху, Егор следил за полицаем, но краем глаза успел-таки ухватить Бабкина: тот лежал животом на подоконнике, держа в одной руке мобильник, а второй показывал старлею, как и куда лучше стрелять.

– Предупреждаю последний раз, – проговорил тот, облизывая распухшую губу, – я имею право применить табельное оружие в случае угрозы моей жизни.

И встал красиво, как в тире, поднял «макарова» на уровень глаз, перехватил, как положено, под рукоять, навел на Егора прицел. Тот передернулся – чувство было не из приятных, точно маркером на лбу точку поставили. Глянул туда-сюда, на окна офиса, на забор рядом, на ворота, наглухо закрытые, на людей вокруг и поднял руки.

– Все, все, – сказал примирительно, – побегали и хватит. Патроны не трать, а то замучаешься отчеты писать.

Он медленно шел навстречу старлею, а сам поглядывал по сторонам. Охранник справа попятился, левый тоже сдал назад, люди за спиной полицая отступили, но не разошлись. Дернулись и поползли в сторону ворота – на мойку въехала машина, но створки тут же поехали обратно, и больше Егор туда не смотрел. Шел себе, глядя в черный зрачок ствола, чувствуя неприятный холодок в спине, полицай смотрел на Егора через прицел и опускать ствол не торопился.

– Вниз! – крикнул он. – Лечь на землю, руки за голову!

– Пожалуйста. – Егор присел на корточки, положил ладони на асфальт, поморщился от жгучей боли. Полицай боком подходил к нему, и пистоль, зараза, держал крепко, видно, что со стрелковкой у парня был полный порядок.

– Лечь! – рявкнул он, сделал еще шаг, другой, Егор повернулся на месте, полицай сменил курс, подошел еще ближе, опустил «макарова» ниже. Момент был не очень, но выбирать не приходилось: Егор, как приказано, лег на землю и сразу же рывком перекатился под днище «Ровера» и мигом оказался на той стороне, где никого не было. Вскочил и дернул со всех ног прочь, летел по территории, не глядя по сторонам, не слыша воплей позади, пока за спиной не грохнул выстрел. Егор бросился вправо, влево, грохнуло еще раз, но дело шло к концу. Впереди был забор, прекрасный забор с камерами слежения и «егозой» поверху, но это великолепие заканчивалось в дальнем углу периметра, где «Разборка» граничила с территорией старого, давно заброшенного завода. Был он режимного назначения, от цехов остались развалины, но трогать их запрещалось: земля принадлежала Министерству обороны, которое на свои владения плевать хотело. Там давно образовался пустырь, где частенько что-то горело, появляться там даже в светлое время суток было небезопасно из-за полудиких псов и их двуногих приятелей.

Егор влетел на кучу песка, на ходу запахнул кожаную куртку, боком перевалился через «егозу» и мигом оказался на той стороне. Угодил ногой в канаву, выскочил как ошпаренный и помчался дальше, распугивая стрекоз и мелких птиц, что населяли заросли. Бежал, пока дыхалка не сбилась окончательно, влетел в какой-то кирпичный сарай, взбежал по жутко скрипящей лесенке на самый верх развалин, плюхнулся у выступа стены. Посидел так с минуту, успокаивая дыхание и прислушиваясь, но было тихо, лишь гавкали где-то псы, да слышался отдаленный вой спецсигнала.

– Ушел, однако. – Егор поднялся на ноги, оглядел себя: куртка в глубоких царапинах, джинсы порваны, когда зацепился ими за «колючку», обувь в грязи, физиономия, надо думать, тоже хороша. Но плевать, главное – цел, остальное купим, как говорил когда-то отец. Проверил карманы: там оказался мобильник, немного денег, две банковские карты и складной нож из превосходной стали – что-то вроде талисмана, без которого Егор не выходил из дома. Стало спокойней, но тут же, едва опасность отступила, в голове поднялся рой мыслей: кто, когда, как? Но все они пока могли подождать, и без них образовалась прорва дел и вопросов, и решить требовалось немедленно. Егор проверил уцелевший в передряге мобильник – тот отделался трещиной на экране – и первым делом позвонил Юрке. Отбился после десятка длинных гудков и набрал Вику. Та ответила сразу, значит, ждала звонка.

– Ты на работе? – как мог спокойно, сказал он.

– Ну да, – ответила та, – а где ж еще?

Слава те господи, она не дома – Егор облегченно выдохнул: полдела сделано, осталось еще немного.

– Что-то случилось?.. – Но Егор оборвал ее.

– Слушай, я что подумал, – точно нехотя проговорил он, – ты вроде уехать собиралась.

– Да, было дело. – Вика явно насторожилась, и Егор соображал, как будет выкручиваться. С ее страстью к путешествиям он поделать ничего не смог и смирился с ее частыми отлучками, но недавно Вика заявила, что собирается поехать в Италию. Маршрут пролегал в том числе и через Швейцарские Альпы, и против этой части путешествия Егор ничего против не имел. Вызывал подозрение пункт «отдых в Лигурии», то есть предполагался пляж, рестораны и приставучие итальянцы, коих Егор терпеть не мог уже заочно и возражал против этой поездки, приводя аргументы вроде опасности поездки по горным серпантинам и дальнего перелета. У Вики были свои козыри, она била Егоровы карты, как хотела, но поездку таки, надув губы, отложила, как сама сказала, на потом. И тут представился отличный случай – тур предполагался долгим, две недели без учета дороги, а к возвращению Вики все решится – Егор был в этом твердо уверен.

– Езжай в свою Италию, – царственно произнес он, – хоть завтра, я не против…

– Что случилось? – повторила Вика. В ее голосе звучали тревога и настороженность.