Что-то – даже не представляю, что – вырвало меня из глубокого сна. Я повертела головой, осматривая свою маленькую комнату. Задернутые шторы мирно висели, подсвеченные сзади тусклым уличным фонарем, торчащим над забором, отгораживающим задний двор. И никакие тени не нарушали безмятежности – значит, никакие злоумышленники за окном не притаились.
Холодный воздух гладил лицо, но сквозняка, намекающего на открытую дверь, не было. Черные тени, как обычно, густыми мутными лужами стояли в углах, лежали тяжелыми драпировками на мебели.
Я глубоко вздохнула. Наверное, меня разбудил какой-то кошмарный сон, которого я уже не помню. Весь вечер разум играл со мной злые шутки. Я вздрагивала от малейшего шума; и каждая тень, падающая на окно, заставляла тревожно вглядываться в сумрак.
Но все в моей комнате было так, как и должно быть. Все. Если незнакомец и вернулся, он за мной не подглядывал.
Влажный лающий кашель разорвал тишину. За первым приступом последовал второй, от которого затряслись стены.
Сердце мое екнуло, и я вскочила с кровати. А мигом позже моя дверь распахнулась.
С худого личика Дейзи на меня смотрели огромные, полные страха глаза.
– Что-то не так, – выдавила она. Эмоции душили ее. – Он не просыпается. Только продолжает кашлять.
Поспешно завернувшись в халат, чтобы вконец не замерзнуть, я бросилась в соседнюю комнату. Маленький ночник проецировал на потолок лесной пейзаж. Дейзи все еще нуждалась в ночнике – чтобы отгонять воспоминания о зверствах жизни. А тему всегда выбирал Мордекай – соответствующую тому, что он сейчас изучал.
Мягкий зеленый свет падал на груду одеял, в которые закопался мальчик. Груду сотрясал влажный кашель: казалось, что легкие Мордекая забиты слизью. Слизью, в которой он может утонуть…
– Пар, – выдохнула я, рванувшись к нему. – Принеси отпариватель.
– Да вот же, включено! – Дейзи ткнула пальцем в старый воздухоочиститель, который я нашла на улице в куче вещей, выставленных в качестве благотворительного пожертвования.
– Отпариватель, – повторила я, осторожно положив ладонь на лоб Мордекая. Холодный и влажный. Жара нет. Слава Богу.
– Точно, точно. Отпариватель.
Девочка выбежала из комнаты.
Я проверила его пульс. Медленный и ровный. По крайней мере с этим все в порядке.
Еще один приступ кашля сильно встряхнул тощее тело. Веки затрепетали, но не открылись.
Обычно такие приступы будили весь дом, начиная с самого Мордекая. И то, что он не просыпается…
– О Господи, – выдохнула я и прижала ладони к его щекам. К глазам подступили горячие слезы. – Пожалуйста, только бы все обошлось. Пожалуйста.
– Вот, – Дейзи влетела в спальню с отпаривателем в руках, в спешке запнувшись о ножку кровати. – У, жеваный гандон на дерьмовой булке!
Я шагнула к ней и схватила отпариватель, не обращая внимания на ругательства. Палец пройдет. А вот то, что происходит с Мордекаем, может и не пройти.
– Ну же, Морди, – из-за паники я едва могла говорить. – Очнись, Морди. Очнись.
– Черт, черт, дерьмо. Блин, как больно, – Дейзи, прихрамывая, вышла из комнаты.
– Мордекай… очнись, – я осторожно потрясла его. Потом тряхнула сильнее. – Хромай обратно и наполни отпариватель! – крикнула я Дейзи. – Я собираюсь его усадить.
– Я принесла сироп от кашля, – Дейзи вернулась, морщась при каждом шаге.
– Включи свет.
– Точно, точно.
Резкий желтый свет залил комнату, и мы обе прищурились. Веки Мордекая вновь дрогнули и на этот раз чуть-чуть приоткрылись. Он тоже щурился.
– Вот так. Хорошо, – я отдала отпариватель Дейзи, взяла бутылочку с сиропом и поставила ее на прикроватный столик. Потом стянула с Мордекая старое ветхое одеяло – и невольно улыбнулась сквозь хлынувшие с новой силой слезы, обнаружив, что паренек плотно завернулся в новое бирюзовое одеяло. Тепло-теплом, но и старых «друзей» он не бросил.
Значит, ему хуже, чем я думала. Сентиментальным он становился только тогда, когда боль становилась нестерпимой.
Я всхлипнула.
– Нам нужно достать эту антиметаморфозную сыворотку, Дейзи, – сказала я, втискивая руку между его спиной и матрасом. – Он… он… – Я не могла произнести это слово. Даже мысленно. Словно на «у».
– Сколько нам нужно? – Она подошла – с белым как мел лицом, с полными ужаса глазами. Я редко плакала в их присутствии, вот она и решила, что раз уж я реву, то пришел конец света. – Сколько у нас есть?
– Триста два доллара. Мне платят по пятницам.
Она подождала, когда я приподниму Мордекая, придавая ему сидячее положение, и поставлю отпариватель на край кровати.
– А как насчет арендной платы?
– У нас закладная, а не аренда, и… банк подождет пару месяцев, прежде чем вышвырнуть нас вон. Когда дела шли туго, они всегда давали моей матери отсрочку. И я попытаюсь получить какую-нибудь сверхурочную работу.
– Твой босс тебя ненавидит. Он не даст тебе и лишнего десятицентовика.
– Тогда я впарю поддельную наркоту твоему дружку. В общем, придумаем что-нибудь.
Мордекай качнулся вперед. Кашель рвал его грудь; парень давился слизью, скопившейся в гортани – и перекрывшей ему воздух. Грудь его бешено и бестолково сотрясалась.
– О Господи, Лекси, он не дышит!
– Помоги мне его выпрямить, – взвыла я, шагнула за спину Мордекаю и потянула его за плечи. – Неважно. Я держу. Включай отпариватель. Поставь на полную мощность.
В спешке она опрокинула очиститель воздуха: паника сделала ее совсем неуклюжей. Вилка прибора, прежде чем найти нужные отверстия и встать на место, стукнулась сперва о стену, потом о пластиковую панель розетки.
Крепко обхватив Мордекая, удерживая его прямо, я опять всхлипнула, на сей раз от облегчения, когда он с хрипом втянул в себя воздух. Дейзи подкрутила регуляторы отпаривателя, едва не сбросив его с кровати, потом подвинула прибор ближе и направила струю пара в лицо Мордекая. Слезы катились по ее щекам и капали на простыню.
Ползли минуты. Я держала Мордекая. Дейзи – отпариватель. Обе мы тихо плакали, пока мальчик боролся за воздух, скручиваемый жестокими приступами кашля. Но наконец – наконец! – влажное бульканье в его груди прекратилось. Дыхание выровнялось.
Он заерзал в моих руках и откашлялся еще раз.
– Ох, слава Богу, – Дейзи обняла его, ненароком заехав мне по лицу.
– Что случилось? – спросила я, боясь отпустить паренька, опасаясь, что он завалится и упадет с кровати.
– Он открыл глаза. Его глаза открыты!
– Что происходит? – тихо спросил Мордекай. От кашля голос его стал скрипучим.
– Дай ему сиропа, – зажатой рукой я слегка подтолкнула Дейзи. – Дай ему сиропа.
– Почему мы не можем просто отвезти его в больницу и притвориться, что у нас есть деньги, пока ему не окажут первую помощь? – спросила Дейзи, отвинчивая крышечку. – Там же не платят вперед. Счета выставляют потом.
– Они проверяют кредитоспособность, – пробормотала я, снедаемая виной. – Я уже пыталась.
– Ладно. Тогда у меня есть другой план. – Дейзи утерлась тыльной стороной ладони, размазав слезы по щекам. – Я найду кого-нибудь с магической медицинской страховкой и выйду за него замуж. Потом заявлю, что Морди на моем иждивении, и мы сможем отвезти его в больницу.
– Твой план нуждается в доработке, – слабо проговорил Мордекай, и я едва сдержала рыдания. Не нужно ему знать, как сильно мы тревожились за него. Он почувствует вину за то, что причиняет нам столько горя. А ему нельзя тратить энергию на что бы то ни было, кроме как на то, чтобы оставаться в живых.
– Мы справимся. Просто потерпи еще несколько дней, Мордекай, и у нас будет лекарство для тебя. – Я рискнула ослабить хватку. Мордекая повело вперед, но он удержался.
– Не знаю, почему мне становится хуже. С последней дозы прошла всего неделя, – пробормотал он.
– Половое созревание, – я погладила его по спине. – В твоем теле прямо сейчас происходят большие изменения, дружище. Может, дело в скачке роста. Я слышала, что твой отец был весьма крупным парнем. На оборотней пубертатный период влияет сильнее, чем на людей.
– У нас нет денег на мою привычку…
Закончить он не успел.
Звонкая пощечина отбросила его ко мне. Дейзи опустилась перед ним на колени. Новые слезы бежали по ее искаженному гневом лицу.
– Не смей так говорить! У нас есть деньги. Остается только их найти. Вы двое – моя семья. Вы мне нужны. Вы оба. Так что не смей сдаваться. Мы достанем эти лекарства. И пошел ты на хрен за то, что напугал меня.
Над нами повисло молчание, липкое, перенасыщенное эмоциями. Я должна была отругать Дейзи за то, что она ударила Мордекая. Должна была накричать на нее за ругань.
Но смех облегчения так и рвался из меня – и я, не сдержавшись, расхохоталась, цепляясь за Мордекая.
– Спасибо, и тебя туда же, – сказал он, потянувшись к ней.
Она была права – нас только трое. Наша семья – все, что есть у нас в этом мире, и для нас просто немыслимо потерять его. Не могли мы его потерять.
Как угодно, любыми средствами – я должна добыть лекарство.