«Я постоянно осознавал абсолютную необходимость сохранения профессиональной позиции. Без установления и защиты обычных параметров терапевтической рамки (системы направления пациентов, институционального сеттинга, времени, места, ролей, культуры и т. д.) я был совершенно открыт тому, что можно было бы назвать „архетипической радиацией“ их невыносимой муки после множественной депривации» (Papadopoulos, 1998, p. 179).
Кен Уилбер предлагает различать понятия «линия» и «граница»: «Все линии, которые мы находим в природе или создаем сами, не просто разделяют разные противоположности, но также и связывают их вместе в нераздельном единстве. Иными словами, линия не является границей. <…> Границы претендуют на разделение того, что на самом деле неразделимо» (Уилбер, 2003, с. 57).
Понятие «лиминальность» введенно английским антропологом Виктором Тэрнером (Тэрнер, 1993). Тэрнер расширил значение термина «лиминальная фаза» ритуала перехода Арнольда Ван Геннепа и назвал лиминальностью состояние перехода, отсутствия стабильности, структурированности, дифференцированности, оформленности, противопоставив это состояние пребыванию в устойчивой статусной системе. Лиминальность означает постоянное пребывание «между», в процессе перехода.
От лат. transgressio – переход. В русском переводе (с английского издания) этот термин передан как «переход границы» (Юнг, 1997, с. 301). В английском языке глагол «transgress» имеет как значение «переходить границы (терпения, приличия и пр.)», так и «нарушать закон» и «грешить».
«По определению апостола Иоанна Богослова (1 Ин. 3: 4–6), грех есть беззаконие (anomia), преступление конститутивных, нормативных пределов человека. Грех обнаруживается законом: функция закона состоит в том, чтобы провести четкую границу между тем, что есть kata taxin (сообразно порядку), и тем, что есть беспорядок, хаос, глубокое смешение онтологических слоев в человеке. Патология предполагает и требует терапевтического воздействия, способного проникнуть до корня извращенности и осуществить исцеление природы через восстановление ее структуры. Этический катарсис, очищение от страстей и желаний, завершается в онтологическом катарсисе: metanoia всей икономии человека. Следовательно, по существу, это есть восстановление первичной формы, возрождение Первообраза, образа Божьего» (Евдокимов, 1958/2007, с. 56).
Для удобства изложения мы далее будем использовать слова «граница» и «линия» как синонимы, не забывая, однако, ту разницу коннотаций, на которую обратил внимание Уилбер.
Интересно привести здесь мысль свящ. Павла Флоренского, опередившего, как и во многих других областях, свое время: «Итак, где же границы тела? По современным воззрениям нельзя видеть границы тела там, где для грубого зрения кончаются они. Но и за пределами их есть много оболочек, истечений нашего тела, и где они кончаются – нельзя определить. Я думаю, что нигде. Мы везде, но в разной степени связанности с нашим организмом» (Флоренский, 2000, с. 423).
См., напр.: «Границы в языках культур» (http://ec-dejavu.ru/b/Border.html).
Согласно Винникотту, помимо внутренней психической реальности и внешнего мира (социального окружения человека), есть еще третья, промежуточная область – потенциальное пространство, в котором локализуется культурный опыт.
«Линия, как граница тела, адекватна ценностно для определения и завершения другого, притом всего, во всех его моментах, и совершенно не адекватна для определения и завершения меня для меня самого, ибо я существенно переживаю себя, охватывая всякие границы, всякое тело, расширяя себя за всякие пределы» (Бахтин, 2003а, с. 119).
«Я осознаю себя и становлюсь собою, только раскрывая себя для другого, через другого и с помощью другого. Важнейшие акты, конституирующие самосознание, определяются отношением к другому сознанию (к Ты). Отрыв, отъединение, замыкание в себя [есть] основная причина потери самого себя. Не то, что происходит внутри, а то, что происходит на границе своего и чужого сознания, на пороге. И все внутреннее не довлеет себе, повернуто вовне, диалогизировано, каждое внутренне переживание оказывается на границе, встречается с другим, и в этой напряженной встрече – вся его сущность. Это – высшая ступень социальности» (Бахтин, 1996, с. 343–344).
В отношении двух аналитических терминов «acting out» и «enactment» нет общепринятых русских эквивалентов. Я использую в данной работе перевод, предложенный Камалой Мелик-Ахназаровой (2007): acting out – «отыгрывание»; enactment – «разыгрывание».
«Аналитик должен обнаружить, как быть психологически близким (intimate) к пациенту и все еще отделенным – отделенным, но все еще близким» (Casement, 1991, p. 30; в русском издании неточный перевод, ср.: Кейсмент, 1995, с. 44).
Например: «Если бы аналитик существовал совершенно обособленно от мира пациента и находился в безопасном и надежном месте за пределами этого мира, не было бы никакого эффективного анализа. А если аналитик будет слишком близок с пациентом, если сила переноса и контрпереноса будет слишком велика, в результате потери границ анализ бы прекратился. Отношения аналитика и пациента образуют истинное поле трансформации для обоих участников, но очень сложно точно определить степень его воздействия. А так как эту степень определить невозможно и она легко изменяется, анализ остается одновременно и наукой, и искусством, как и считал Юнг – личными отношениями в обезличенных рамках» (Холл, 2006, с. 81).
Примеры: «Сохраняйте аналитическую нейтральность. Способствуйте психологической отделенности пациента. Получайте достоверную информацию для лечения и процедур. Взаимодействуйте с клиентами только вербально. Обеспечьте отсутствие прошлых, настоящих и будущих личных отношений с пациентами. Минимизируйте физический контакт. Сохраняйте относительную анонимность терапевта» (Simon, 1994, p. 514). [Необходимые качества работы аналитика]: «откровенность; избегание мышления в категориях «или – или»; акцент на анализировании, а не на реагировании; вежливое и уважительное стремление быть полезным; избегание отреагирования эгоистичных мотиваций и нейтральность» (Schafer, 1983; cited in: Gabbard & Lester, 1995, p. 50).
«Это мера предосторожности, о которой часто упоминают алхимики, – эквивалент магического круга. В обоих случаях идея состоит в том, что нужно защищать то, что внутри, от смешения и взаимодействия с тем, что снаружи, а также предотвращать утечку» (Jung, CW, v. 12, par. 219).