Глава 1
Тряска причиняла невыносимые муки, а головная боль, нараставшая до этого с каждой минутой, становилась нестерпимой. Помню, как в первые мгновения треск деревянных прутьев и гул в ушах не давали покоя, доводя до безумия. Рука, придавленная тяжелым мешком, онемела и перестала слушаться, мгновение – и я, подскочив на кочке, соскользнула с шаткого помоста, что служил прежнему хозяину сиденьем. Паровая тележка наскакивала на каждый камень и кочку по дороге. Самой дороги как таковой и не было: песок, камни, глина, смешанные друг с другом, образовывали слой грязи, ограниченный по краям проселка высокой травой, доходившей почти до груди. Холодный ветер свистел в ушах и уносил звуки погони вдаль. В нос же бил вечерний запах сырости, напитанного влагой дерна и мха. Вдали мелькали тусклые желтые огоньки окон старых деревень и уносящегося в ночь захудалого городка.
Кое-как оглядевшись по сторонам, я увидела изрядно побитое женское тело – Кивры, моей служанки. Та была без сознания, у виска зияла красная рана – неглубокая, но засохшая кровь темной бурой дорожкой проступала от рассеченного виска до уха. Выпуклая сережка с крохотной бусиной белого жемчуга неестественно возвышалась над серовато-коричневой массой грязи и крови. Под левым глазом виднелся ушиб, наливающийся синевой. Темные ее волосы окончательно растрепались и ниспадали на рудый кафтан, который сейчас представлял собой грязно-желтые лохмотья из-за событий последних часов. Бурые кровавые пятна не к месту «украшали» расстегнутый кружевной ворот, заставляя болезненно морщиться при взгляде на нее. Грудь неровно поднималась и опускалась под плотным корсетом, застегнутым уже не на все крючки. Женщина тяжело дышала.
– Кивра! Кивра, очнись, – голос был усталым и напряженным. Удерживая левой рукой рулевой рычаг, я потянулась к своей служанке и принялась кое-как трясти ее за плечо. – Да очнись же ты! Мы сейчас умрем!
Легкая тень скользнула по уставшему женскому лицу, уголки рта скривились и резко опустились вниз – выражение лица стало измученным. Кивра приоткрыла глаза, затуманенные и потерянные, и стало ясно, что она получила удар в голову такой силы, что он выбил ее из реальности надолго. Моей служанке нужна была помощь, но ждать ее было неоткуда. Помощь нужна была нам обеим.
Мы удирали от преследователей, несясь сломя голову по разбитой дороге. Погоня изрядно измотала нас, и собираться с силами, чтобы продолжать движение, уже почти не получалось. Последние крохи надежды еще теплились в нас, но она, надежда, готовилась вот-вот умереть. А вместе с ней – и мы с Киврой. Нет, без боя сдаваться никто из нас не собирался, даже перед лицом смерти мы готовы были оскалиться и, как подбитые звери, огрызаться до последнего. Нас поддерживал только внутренний дух, потому что шансов на то, чтобы оторваться от двух тележек, наполненных головорезами, у нас было немного. Они приближались с колоссальной скоростью, готовые в любой момент нанести решающий удар и разбить нашу дряхлую повозку вдребезги. Стараясь удержать управление давно отжившей свое тележкой и петляя, я, словно подстреленная лиса, уходящая от преследования гончих, не давала бандитам прицелиться и врезаться в нас.
– Кивра! Ты пришла в себя? Возьми управление на себя!
Она стала неуверенно подниматься, хватаясь за разбитую голову. От этого усилия ее рана снова открылась, и по уже подсохшему бордовому следу побежала свежая струйка крови, которая стекла по подбородку вниз. Пунцовые капли упали на грудь и отметились несколькими грязными кляксами на буро-желтом платье. Было видно, что ей очень тяжко удерживать равновесие и, вероятнее всего, все плывет перед ее глазами. Однако у нас не было другого выхода: неотвратимая смерть гнала нас вперед, прочь от бешеной травли. Спустя несколько мгновений Кивра из последних сил неуверенно взялась за рукоятку и потянула ее на себя – наша тележка стала вилять с новой силой, уже сбивая с ног меня.
– Прошу тебя! Держи руль ровно. Мне надо собраться! – взвыла я в отчаянии.
Ошеломленная, она ничего не ответила, только уперлась коленями в передний борт. Расправила локти и как будто слилась с сиденьем. Ее правая рука ухватила черную рукоятку руля направления, а левая – вертикальный длинный рычаг и с силой переключила скорость. Мы неслись дальше. Вцепившись в последний шанс, как клещ, я, наконец, могла заняться преследователями. Нет… Если я и умру, то только ощерив зубы и утянув за собой убийц.
Тренировки брата требовали от меня серьезной подготовки и немалой усидчивости, а сам грозный учитель всегда был ко мне не только требователен, но и надменно-строг, как бы издеваясь над моими неумелыми попытками повторить его практики. «Может, сдашься?» – подтрунивал он надо мной каждый раз, когда у меня не выходило новое или старое заклинание, что случалось достаточно часто по тем временам. Злость и обида начинали душить меня изнутри, и в отчаянии я повторяла снова и снова какую-нибудь иллюзию, тихонечко нашептывая себе под нос: «Не сегодня». Несомненно, выученный единожды урок, навык, отточенный до автоматизма, всегда всплывал в моем сознании после нескольких попыток. Спустя столько времени в голове могли раствориться остатки еще детских воспоминаний, смешавшись с прахом прошедших лет, могли утечь навсегда из памяти прекрасные моменты семейного единения, пройдя сквозь призму потерь и боли, но не навыки – тело все помнило. В этот момент оно было мудрее меня.
Воздух заполнил мои легкие, и я перевела внимание на диафрагму. Легко уловимая волна дрожи поднялась откуда-то изнутри и ознобом растворилась в кончиках пальцев, в ногах и бедрах – и, наконец, стерла недавнюю напряженную маску отчаяния и испуга с лица. С силой, почувствовав уплотненный воздух вокруг, мои руки начертили полукруги в пространстве. Земля по обе стороны от тележки немного дрогнула – и остановилась. Стало очевидно, что моих сил недостаточно для малейшей ворожбы. Причиной тому была усталость, мне было не по себе, да и страх заполнил меня без остатка. Мне было слишком сложно сосредоточиться, чтобы что-то вышло, в придачу болью отозвалась левая рука – на ней до сих пор был заметен след от укуса.
Он появился около двух месяцев назад, когда меня укусил гуртро – мелкая вредная животина, наполовину паук, а наполовину мелкий грызун. Уже тогда я заподозрила неладное, но только сейчас связала всю цепочку событий воедино. На одном из фирийских рынков в западной провинции на меня попросту накинулось это мерзкое создание и, прокусив до крови левую руку, ускакало в толпу торговцев, впоследствии скрывшись среди коробок, мусора и гнили разлагавшихся продуктов. Погнавшись за ним, я бросила удивленную Кивру, стоявшую в стороне и совершенно не понимавшую, что именно только что произошло. Разумеется, ни само животное, ни его хозяина я так и не нашла.
По моим воспоминаниям, гуртро обычно излавливали в приморских районах браконьеры, а потом перепродавали на черном рынке за весьма солидные суммы. А данный вид зачастую использовался наемниками, желавшими ослабить жертву перед решающим ударом. Убить меня этот ядовитый укус вряд ли мог, а вот лишить сил – вполне. Что и произошло.
Основным лечением от подобных укусов, как ни странно, служит время. Каких-то определенных трав, способных нейтрализовать яд гуртро, не существует, обычно знахари рекомендуют самый заурядный чай из кроги и травы бру́сника – наиболее часто используемое средство. Эти травы часто используют для нейтрализации всевозможных воспалительных процессов. На вид они мало отличимы друг от друга и произрастают в северных лесах, где встречаются довольно часто. Имеют форму кустов небольшого размера с черными продолговатыми ягодками горького вкуса, которые используют для лечения болезней горла. Собирают их чаще всего по осени, сушат и заваривают при первых признаках простуды.
Тогда на восстановление мне потребовалось больше месяца, а последствия укуса до сих пор были более чем ощутимы, и сейчас это вгоняло меня в ступор. Как оказалось впоследствии, я более практически не могла пользоваться своими навыками управления землей, которым меня обучал с детства Тинган, мой брат.
Внимание никак не хотело собираться в единую точку. Мне потребовалось немало усилий, чтобы снова сконцентрироваться на внутренней волне, идущей из земли и пронизывающей мое тело и сознание. Наконец спустя какое-то время я почувствовала гул под ногами – верный признак того, что земля стала мне отвечать. Круг руками, уплотненный воздух между ладонями. Гул пронесся над головами, а земля стала отзываться на него новым движением. От нашей тележки пошли две слабые волны по обочинам в сторону двух тележек с преследователями. Они наклонились и сменили свой курс, рулевое управление заклинило, и они стали стремительно удаляться от меня на гребне земляной волны. Высокая густая трава путалась в их колесах, затрудняя движение вперед. Одна из них сильно накренилась вбок, и из нее на землю выпал человек, который покатился кубарем, собирая траву и землю в единый ком. Несколько мгновений скрюченное тело лежало в неестественной позе, потом мужчина с явным усилием попытался приподняться, с трудом перевернулся на живот и наконец затих.
Подняв телеги на гребень, волна стала стихать, и уже вскоре за нами снова тянулся хвост из головорезов.
Сил моих на повторение трюка с землей больше не осталось. Колоссальная усталость теперь сковывала мое тело и разум. В таком состоянии я была способна в лучшем случае на какую-то простенькую иллюзию или обман зрения. А для положительного исхода, чтобы этот обман сработал на всех преследователей разом, мне необходимо было свести воедино два критических фактора: обе тележки на одной линии и… старое многовековое дерево, достающее своими корнями до подземных вод, а кроной разрывающее черную ткань неба. Это был мой практически последний шанс оторваться от погони и спасти жизнь себе и служанке.
Кивра старательно держала управление нашей паровой тележкой – несмотря на плохое состояние и полученный сильный удар по голове, она справлялась неплохо. Ее левая рука дрожала, но продолжала сжимать рычаг переключения передач. В напряженном ее лице читалась безмолвная боль и мелькали тени отчаяния. Преследуемые и бегущие, мы были способны еще на последний решающий удар.
Следует сказать, что наша телега не отличалась проворством – мы «позаимствовали» ее в трактире пятью часами ранее. Старый трактирщик был настолько пьян, что на мою просьбу одолжить его развозку он просто выговорил нечто на манер «абрыгдав». Я перевела этот ответ как «Конечно, достопочтенные леди, вы можете воспользоваться моей тележкой, стоящей у дверей слева».
Сзади показались две паровые тележки преследователей, по головам я насчитала девять человек, и минимум двое так же, как и я, умели управлять стихиями или имели доступ к порталам. Это чувствовалось издалека, они тоже пока решили не использовать свой запас энергии, собирая ее для решительной атаки.
Расстояние между нами все уменьшалось и уменьшалось. И если вопрос собирания тележек в одно пространство уже не стоял, оставался вопрос дерева. Для того чтобы все преследователи попали в мою иллюзию, мне необходимо было не просто дерево, а дуб или ясень, на крайний случай подошла бы могучая вековая ель.
Бросив косой взгляд на «хвост», я попробовала снова сконцентрироваться – силы меня покинули. И с таким запасом энергии мне решительно нужен был дуб.
Немного проскакав в нашей телеге по колее, мы резко взяли вправо. Рычаг рулевого управления слегка заклинило, и Кивра изо всех сил ударила ногой по рейке правого колеса. Раздался сильный скрежет – кажется, большая ветка попала между спицами и, прорычав, с треском выскочила в сторону, вонзившись горизонтально в усеянный мелкими золотыми звездочками ночных цветов склон. На его вершине стояло нечто – не то дерево, не то башня. Оно пронзало черную пелену плоского неба и служило связующим звеном между сводом и бесконечной зеленью очного поля. Огромные ветвистые кроны сплетались в черную паутину и устремлялись вверх, собирая звезды на небосклоне. Внушительный размер поднимал в сознании всю древнюю память о мировом древе. Казалось, будто его корни уходили корнями в подземный мир, омываемые бесконечным источником мудрости и древней памяти, а кроны устремлялись в бесконечность звездных миров, унося за собой всю информацию об этом мире. Мощь древа говорила о том, что оно простояло на этом самом месте не одно столетие и простоит еще по меньшей мере столько же. Этот дуб пережил не одну войну и видел рождение и гибель не одного поколения, вполне возможно, что он стоял здесь с сотворения мира и простоит до его конца, когда в небытие уйдут и люди, живущие под его кронами, и Боги, повелевающие всем его существом.
Кивра продолжала сражаться с управлением нашей телегой, рычаг с трудом поддавался ее напору и неохотно переключался между передачами. Скрип и скрежет сопровождал мельчайшее движение нашей колымаги. Пыль поднималась в воздух и, кружась, не успевала оседать за колесами повозки.
Дуб-башня величественно возвышался на вершине холма, внушительно раскинув ветви. Глядя на него, я в мельчайших деталях нарисовала у себя в голове все дальнейшее представление: и хоровод мелко дрожащих мерзких зловонных тел, и неестественно скрюченные позы, и свисающие лоскуты человеческой плоти со следами всех стадий разложения. Еще немного стараний – и стали всплывать воспоминания о сине-коричневой коже и смраде разлагающегося трупа пятидневной давности. Особым акцентом был мертвенный стон иссыхающего тела, когда воздух из легких выходит через голосовые связки и заставляет «петь» мертвяка. Мельчайшие детали дополнили образ в моем воображении.
Концентрация. Снова концентрация. И самая мерзкая иллюзия, когда-либо удававшаяся нашей семье, обрела жизнь. Брат бы мной гордился. Воздух столбом поднялся вокруг дуба и поплыл…
Зрелище было не для слабонервных. Вокруг дерева стали появляться отвратительные упыри. Они были подключены специальным черным каналом к дубу и ходили вокруг него, будто собаки вокруг поводыря. Но не эти черные каналы держали их, а яркий свет, исходящий от верхушки дерева. Он заливал окружающее пространство и гипнотизировал, манил, будто огонек светлячка. Я строго приказала Кивре закрыть глаза и зажмурилась сама. Я создала неотвратную иллюзию, иллюзию, которая способна сразу обмануть все чувства – и зрение, и обоняние, и слух. В сущности, пустяковое колдовство, но достаточно цепкое – оно действовало на всех без исключения, даже на самого иллюзиониста или заклинателя. Единственный способ уберечься, доступный каждому, – вовремя перестать смотреть на источник света. Вообще никак не подглядывать и не поворачиваться даже в эту сторону. И все. Никаких чудес, дополнительного колдовства или уловок.
Упыри продолжали свой мерзостный хоровод вокруг дуба, а мы продолжали уезжать на всех парах – точнее, на предельной скорости нашей старой, честно позаимствованной телеги. Скорость ее не превышала скорости средней упряжи с одной лошадью. Нужно отдельно упомянуть, что упыри-то были не настоящие. Это наши преследователи на время превратились в этих поганых существ – второе условие удачной иллюзии. Мертвенная неотвратимая иллюзия наиболее сильная и долгоиграющая, потому что телу после нее необходимо время на восстановление. Действительного ущерба она не причиняет, но время позволяет выиграть, как раз именно то, что было необходимо в этот момент.
В моем нынешнем состоянии этой иллюзии хватило всего минут на десять. Не успели мы скрыться из виду, как свет на дереве стал тускнеть, рев начал утихать, и уже через минуту послышалась вполне такая человеческая ругань со всеми крепкимиоборотами. Грязь и скомканная трава вперемешку с пылью затрудняли путь, попадая в колеса и препятствуя телеге. К счастью, не только нашей. На замызганном кровью и землей поясе моего платья едва ли теперь можно было различить рисунок нашего фамильного герба – венок из трех дубовых листьев. Блеск золотых нитей, тесно сплетенных в символ былой власти и знаний и потертых от времени, скрылся под толщей грязи. Такой же символ украшал серебряную брошь, некогда принадлежавшую моей матери и доставшуюся мне после ее трагической гибели. Пожалуй, эти два знака сохраняли тонкую чуть уловимую связь с моей семьей и фамилией, от которой сейчас остались лишь крохи былого величия – старый дядя, я да мой брат Тинган, без вести пропавший несколько лет тому назад и чей след я продолжаю искать. Можно только догадываться, жив ли он и в каких краях обитает.
Сплетенные в единый венок дубовые листья украшали старую кожаную сумку на лямке на самом дне нашей телеги – она когда-то принадлежала моему брату. Попала ко мне в руки она совсем недавно: несколько дней тому назад мы наведались в дом моего дяди, и в библиотеке, постоянном пристанище моего брата, его вотчине и обители, в столе я обнаружила этот рюкзак с вложенными в него книжицами и схематичными рисунками. От сильной тряски скромный металлический замочек расстегнулся, и на пол один за другим посыпались листки, карточки в кожаном переплете и несколько свертков с чем-то внутри. Листья разлетались по всей телеге, на них отчетливо можно было распознать пометки, сделанные рукой моего брата. Закорючки вырисовывались в непонятные мне письмена, где-то виднелись кляксы. Потертые от времени засаленные страницы говорили о том, что их хозяин постоянно к ним обращался и зачитывал до дыр. Подмечал детали, пытался исправить пометки, дочерчивал схемы. Это были не просто черновики, а целая наработка с пояснительными схемами, рисунками, размерами. Изображения незнакомых мне предметов, растений и животных калейдоскопом усеяли основание тележки вперемежку с неопознанными кулечками и свертками, аккуратно пришитыми к ним вощеными нитками.
Один из кулечков во время сильной тряски повредился, и из него посыпались мелкие бусины пурпурно-розового цвета – жевательная вытяжка гербеллы, очень ценный субстрат. Так вот за чем именно охотились наемники. Маленький кустик гербеллы произрастает в болотистой местности по всей Империи. Казалось бы, что в ней такого ценного? Вот только для получения вытяжки требуется не сам куст, а его соцветие, а цветет это растение только один раз в жизни – и охотников за его цветами полно во всем мире, от знахарок и колдунов до простых разбойников. Сверхценность этого куста определяется даже не редкостью его цветения, а тем, что гербелла помогает путешествовать, причем не впадать в иллюзию, а именно проходить сквозь пространство при соблюдении простого условия: поверхность, на которой применяется экстракт, должна быть твердой. Дверь, стена, металлический щит – гербелла поможет пройти через нее. Именно поэтому в разбойных кругах правильно приготовленная вытяжка считается достойным трофеем, и за нее с легкостью могут лишить жизни даже простые воры.
Помимо сложности сбора сырья в виде цветков, приготовления самой жевательной вытяжки и сохранения здравого рассудка во время всех алхимических манипуляций, необходимо также помнить и о побочном эффекте – зависимости. Попробовав раз, человек больше не может обходиться без нее. Вдобавок на его жизнь тотчас начинают покушаться преступники всех каст и промыслов.
Готовая вытяжка обладает неестественным розовым цветом и резким кислым запахом, напоминающим прокисшую бражку. Разжевав субстрат до практически жидкого состояния, человек должен выплюнуть его на твердую поверхность, через которую надобно пройти. После прохода через поверхность спустя какое-то время следы от гербеллы растворяются и примерно через час исчезают окончательно. Именно поэтому воры и грабители так любят и ценят ее. Из любой сокровищницы и кладовой можно вынести несметное количество богатств. Гербелла с давних времен приносила разбойникам обильный урожай монет, шелков, драгоценностей.
В другом свертке лежали еще шесть жевательных шариков, этого хватило бы на шесть достаточно плотных каменных стен, защищающих сокровищницы и кладовые. Сколько замков можно было обойти, сколько добра можно было бы незаметно вынести!
Мой брат долгое время обучался знахарству, он активно использовал гербеллу в своих снадобьях – в умеренных дозах она была способна даже вылечить безумие. Но самое интересное его открытие заключалось в «степени проходимости» гербеллы.
В нашем доме, где Тинган частенько запирался по нескольку дней в своей крохотной лаборатории, царил извечный хаос, в котором, казалось, мог найти закономерность только брат. Колбочки и баночки, расставленные со сверхъестественной аккуратностью, соседствовали с бесчисленными книгами и манускриптами, не то специально оставленными на этих местах, не то очутившимися там совершенно случайно и забытыми навеки. Пятна чернил и каких-то невиданных снадобий то тут, то там свидетельствовали о трудах безумного ученого, не потрудившегося убрать за собой. Порой желавшему войти в эту обитель запретных знаний приходилась ждать часами, а то и днями, чтобы хозяин этого небольшого мирка мог прокрасться к двери и отворить не слишком желанному гостю, посмевшему отвлечь его от поглощения и переваривания новой книги или тальмаха. Тинган был жаден, его бесконечный аппетит к новым знаниям подогревался с каждым новым шагом, с каждой новой открытой формулой. Он менялся сам, а вместе с ним и менялись его записи. Почерк становился все более крючкообразным и заковыристым, со временем он стал нечитаем ни для кого, кроме брата. С горбатыми буквами стали соседствовать неразборчивыекаракули-цифры, напоминавшие скорее маленьких смешных животных, нежели понятные знаки.
Захламленность и беспорядок разбавляли изящные ароматы и разноцветные клубы дыма – порождения очередных экспериментов. В этом странном и живом эфире обитал тот, кого я видела в последний раз четыре года назад.
Из того дня в памяти отложились только звуки и запахи, которые обманывали глаза. Высокие стулья загораживали обзор – через них никак не удавалось увидеть лицо экспериментатора. До меня доносилось только сосредоточенное сопение – верх концентрации, на которую был способен Тинган. Вдох, выдох. Вдох, выдох. И вдруг – странный звук. Кто-то плюнул, скорее всего, на пол или в сторону – и все вокруг замолчало. Не выдержав накала, с трудом я пробралась через стопки фолиантов, зацепив несколько рукописных талмудов, и с треском, чертыхаясь, рухнула на скользкий пол, усеянный розовыми пятнами.
Брата нигде не было. Сладковато-кислый запах наполнял воздух вокруг, дурманя своим ароматом и сбивая с толку. Приторный до неприятного кумар постепенно стал улетучиваться, открывая вид на крохотную книжонку, не по-хозяйски валяющуюся у опрокинутого деревянного стула. Ее темную ветхую обложку украшали несколько крупных пятен ярко-розового крема, как бы случайно сделанных впопыхах. Хозяин книжонки не успел ее отмыть от этих ярких следов и вынужден был куда-то удалиться. Или исчезнуть. Именно, ее хозяин не успел ее очистить – он попросту исчез. Так же внезапно, как прекратилось и прерывистое сопение взволнованного Тингана. В этой комнате его не было. Как не было и нигде в доме. Брат испарился, оставив после себя горы разбросанных рукописных страниц и розовую пенку, размазанную по обложке книги.
Стон прозвучал откуда-то издалека – с улицы. Наткнувшись на брата в саду, мне удалось восстановить картину происходящего. Обескураженный, шел он по высокой траве, жадно хватаясь за ветви деревьев и обрывая листву, вдыхая аромат сорванной зелени. Пытаясь надышаться воздухом, ни слова не мог он произнести и издавал лишь отдельные звуки. Наконец послышались тихие слова:
– Я сделал это. Сделал…
Торжествующая улыбка озарила его уставшее лицо, а его победоносный взгляд уставился на меня. Он тихо, но очень вкрадчиво повторил, глядя прямо мне в душу:
– Лили, я сделал это. Я разгадал тайну гербеллы! Я первый. Я! Понимаешь?
Обескураженная, я могла только смотреть на него. Не проронив ни слова, я просто подошла и обняла его за плечи. Он тяжело дышал. Мы молчали, молчали долго, а потом он заговорил.
По его словам, брат пробыл в книге около месяца. А в нашем мире прошло не более десятка секунд. Там был свой мир – тот, что описывался на страницах старенького дорожного романа. Все герои были живы, и на то, чтобы пройти с первой по последнюю страницу, ему потребовалось чуть меньше месяца. Также он освоил несколько охотничьих навыков – например, теперь мог стрелять из лука и охотиться на мелкого пушного зверя, что не преминул сразу продемонстрировать, соорудив простенькую рогатку из подсобных материалов и подстрелив назойливую ворону, сидевшую на высокой ветке яблони неподалеку. Птица упала замертво, распугав мелких пташек и согнав их с привычных мест в нашем саду.
Для меня мой брат изменился – что-то было теперь иначе в его взгляде и образе. Что-то неуловимое, но очень весомое. Несмотря на то, что он был в книге, появился-то он также не совсем с обратной стороны обложки, хотя должен был там оказаться. Тинган вышел с задней стороны нашего сада, упав в ручей, сместившись во всех четырех пространствах, включая временное. С тех самых пор он стал все чаще запираться в своей лаборатории и проводить время наедине с книгами. Дорожка из сада протаптывалась все стремительнее и превратилась в итоге в широкую стежку от ручья к дому – входу в обитель Тингана.
Последним экспериментом, который он поставил при мне и своем друге Джейкобе, была книга по алхимии, написанная на одной из древнейших версий языка Огневаров. И он исчез. Никто не пришел от ручья к двери лаборатории ни через десять минут, ни через три дня. Мы обыскали все, включая окрестности, – Тингана не было нигде. Перенесся ли он в другое пространство бесповоротно? Познал ли он тайны древних Огневаров? Я не знаю, но с того времени я его не видела, а прошло уже почти четыре года.
Теперь, с каждым оборотом колес нашей дряхлой телеги, тяжелое и мерзкое чувство опасности сгущалось вокруг нас, вселяя страх и будоража воображение, пугая своей неопределенностью и весьма смутными перспективами. Тайна исчезновения моего брата повисла в воздухе, она манила и дурманила меня, заставляя нестись вперед и жадно собирать разбросанные по полу тележки рукописные страницы.
Мой поток воспоминаний оборвала острая, как бритва, волна воздуха, растрепавшая мои волосы. Наши преследователи, те иллюзионисты и колдуны, которые входили в девятку гонителей, окончательно решили действовать и не выпускать свою добычу из лап. А поскольку расстояние между нами с каждым мгновением сокращалось, им необходимо было нанести превентивный удар, чтобы я своими иллюзиями и прочими фокусами больше не тормозила их. На ногах я стояла с трудом, и вялые взмахи рук вселили в них надежду, что моих сил больше недостаточно на серьезное сопротивление. Размеренно дыша и пытаясь концентрироваться на управлении тележкой, я гнала от себя скверные мысли.
Внезапно с левой стороны телеги стали доноситься нарастающие неразборчивые звуки приближающейся погони, скрежет паровых тележек и стук перескакивающих через выбоины колес. Они не мчались, они стремились в потоке за нами, победно присвистывая и рокоча в жадном рывке, как гончие, взявшие след и загнавшие добычу в капкан.
Заболоченная местность постепенно оставалась позади, и ветер стал доносить до нас совершенно новые запахи – еды и горящего дерева. Мы вихрем неслись к какой-то невзрачной деревушке, утопавшей в зелени меж лугов. Мглистый туман постепенно укрывал дорогу и мог стать или нашим спасением, или дополнительной угрозой. Под покровом сумерек лишь размытые теплые огоньки говорили о том, что там есть жизнь, – старая таверна будто выросла из-под земли прямо на нашем пути.
Мгновение спустя вдоль дороги встал изрезанный и надломленный хребет такого же дряхлого плетеного забора, ограждавшего границы территории таверны с обшарпанным указателем: «Расколотая бочка». Она была ничем не примечательна, такая же дряхлая, как и все дома в этой деревушке, насквозь пропахшая болотом, гнилью и сыростью, обветшалая на этом воздухе и неприветливо зазывающая своих посетителей. «Расколотая бочка» давала нам шанс спрятаться, затеряться среди ее постояльцев. Эта смутная, ничем не подкрепленная надежда на безопасность вытолкнула меня из нашей телеги в приоткрытые деревянные ворота ограды, и я кубарем полетела под калитку, пропахав коленями два-три метра утрамбованного песка, смешанного с грязной травой и булыжниками.
Оглядываться не было времени, только краем глаза я заметила удаляющуюся на всех парах Кивру, которая пыталась отвадить от меня преследователей. Но не тут-то было… Все девять кинулись за мной, не обращая на нее никакого внимания. Мне оставалось только скоренько водрузить на свою спину кожаную сумку с чертежами и припустить вдоль стены, впопыхах выискивая вход в кухню таверны. Проскочив несколько бочек и сильно приложившись коленями об каменное крыльцо, я обнаружила дверь. Всех моих усилий не хватило, чтобы открыть ее, – дверь не поддавалась и намертво засела в проеме. Выхода не оставалось, кроме как использовать оставшиеся жевательные шарики гербеллы, принадлежавшие моему брату.
Кислый вкус заполнил мой рот, и такой же прокисший резкий запах ударил в нос, голова немного закружилась, и в глазах потемнело. Сильнейший страх охватил меня, он практически сковал все тело, руки онемели и перестали слушаться. Такого дикого ужаса я не испытывала никогда в жизни. О нет, это был не просто звериный ужас, это было что-то совершенно неописуемое и неконтролируемое, то, что древнее разума и что управляло человеком задолго до появления цивилизации. В один момент что-то чудовищное зашевелилось во мне, заскреблось с неистовой силой и с яростью вырвалось из глотки – я плюнула разжеванный шарик на ближайшую стену.
Раздался сильный скрежет и грохот – обессиленная серая фигура влетела в кухню и сразу разгромила целую гору кастрюль и половников на полках. Из-под ног покатились крышки и мелкие жестяные миски, создавая дополнительную какофонию, в которой смешались дребезжание и стуки. Перепуганная повариха неестественно вытянулась по струнке, и ее лицо побледнело, скривившись в жуткой гримасе, глаза наполнились диким блеском, а руки задрожали, выронив на меня чан с какими-то зловонными помоями – имперские кушанья. Рванула к окну. Нет, туда нельзя, нужно на лестницу.
Один за другим летели шарики гербеллы, спустя несколько мгновений я разжевывала уже не по одному шарику, а сразу по два, а то и три, расходуя их без всякой осторожности. В какой-то момент ход мыслей в голове остановился и тело само взяло контроль над ситуацией. Оно четко передвигалось, рассчитывая каждый шаг. Ноги сами вошли в ритм в ожидании долгой погони.
Преодолев оцепенение, ватные руки продолжили теребить маленький бумажный кулечек с розовыми бусинами, а непослушные ноги несли тело вверх по лестнице. Второй, третий этаж, вот уже показалась дверь на крышу. Так, куда дальше? По лестнице бежали люди, много людей, лязгала сталь. Неужели они все рванули наверх за мной? Все до единого?
Доли мгновения оставались на хоть какие-то попытки продумать и проанализировать эту ситуацию, и, как любой человек, у которого отсутствует собственный нужный опыт, я задумалась о ком-то, у кого этот опыт мог быть, – о Тингане. Как бы поступил мой брат? Точно! Всего мгновение спустя я шумно развернулась в ту сторону, откуда доносились звуки, и изо всех сил последний раз плюнула на стену. Проскользнув сквозь деревянные перекрытия, я ощутила невесомость, сильный ветер ударил мне в лицо. Рывок мой оказался настолько сильным, что я проскочила кирпичную стену насквозь, а за ней ничего не было. Не успев зацепиться за выступающий карниз, я падала с самого верхнего этажа прямо во двор таверны. Деревянный балкон пронесся мимо, за ним пролетели деревянные лестницы вместе с соломенными козырьками террасы, округлые бочки с вином и водой, сложенные в башню, стремительно приближались. Ошибка.
Еще одно мгновение – и земля. Еще не утих шум погони, как с моих губ сорвалось давно забытое имя. Не имея никакой надежды на другой шанс, в отчаянной предсмертной попытке собраться я позвала Джейкоба, соратника и друга моего брата, посвященного в тайны гербеллы.
Эхо в ушах вторило имени, многократно усиливаясь звоном. И когда земля уже практически была перед глазами, все вокруг потемнело и затихло. Шум погони все больше и больше растворялся в окружающем пространстве и вскоре совершенно затих, скрывшись под густой серой мглой, окутавшей меня в одночасье. Туман заклубился и накрыл меня с головой – в один миг ушли отголоски ненужного шума, на мгновение показалось, что существую только я и мое дыхание, а потом все утихло и послышался треск костра… Я наконец решилась открыть глаза, и то, что я увидела, поразило меня еще сильней.
Вокруг было тепло, сухо и пахло жареным мясом. Полумрак не позволял сразу разглядеть фигуры сидящих вокруг и мебель. Руки постепенно нащупали что-то твердое и с жадностью ухватились за толстую доску с силой, будто это была последняя возможность проверить реальность на прочность. Нос уловил аппетитный аромат съестного – и не ошибся: практически у самого моего лица стояла большущая тарелка смачно дымящегося рагу. Кусочки мяса, плававшие в темно-бордовом соусе, придавали блюду особую пикантность. Запах растопленного масла в соусе щекотал мой нос. Я всем телом потянулась еще ближе к тарелке и уткнулась в кубок, наполненный бражным напитком темного цвета. Тот пошатнулся, но не опрокинулся, разлив всего несколько капель вокруг и оставив бордовый след на деревянном столе. Мгновением позже я обратила внимание на пару изумленных глаз, таращившихся на меня с другой стороны стола. Серые густые брови на морщинистом лице поползли вверх, хотя было видно, что эти глаза видали многое, но не такое – не внезапно появившуюся из ниоткуда девушку, жадно глотающую ароматы свежеприготовленного кушанья.
Этот изгиб бровей, эти карие глаза, смотревшие на меня с непониманием, это знакомое выражение лица – я узнала его сразу. Изумление, непонимание и беспокойство отображалось на этом лице.
Оказывается, мой последний жевательный шарик все-таки открыл пространство с обеих сторон и притянул Джейкоба ко мне или меня к нему – сейчас уже это было сложно определить.
Сказать, что мы оба удивились, – не сказать ничего. Я радовалась своей внезапной удаче и находке, о том, что испытывал Джейкоб в этот момент, я могла только догадываться.
Взглянув на него еще раз, я не сразу вспомнила, что с нашей последней встречи прошло целых три года или даже больше. Он очень сильно возмужал и немного постарел – теперь он походил на пожилого мужчину, каждый день которого оставил шрамы на его лице в виде морщин и потухшего огня в глазах. Он должен был быть моложе лет на двадцать. А теперь скорее походил на бодрого старичка, нежели на здорового мужчину в самом расцвете сил.
Казалось, будто тело его иссохло и еще сильнее похудело, оставив только кости и кожу и избавившись от всего прочего за ненадобностью. И все же этот бодрый старичок не создавал впечатления немощного, скорее наоборот – в нем чувствовалась некая притягательная сила, делавшая незримое предупреждение каждому, кто решится не него напасть, об истинной природе этого человека. При всем этом его худоба представлялась мне несколько неестественной. О том же свидетельствовали тонкие, но все-таки жилистые руки, скрывавшие огромную силу. На плечи был накинут черный балахон. Сильно износившийся, по всей вероятности, он служил Джейкобу накидкой и капюшоном уже не первый год. В ногах возле скамьи был аккуратно приткнут вощеный походный мешок – хранилище всего необходимого для странника.
Весь вид Джейкоба свидетельствовал о том, что человек сторонится оседлого образа жизни и в одном месте надолго не задерживается.
Постепенно изумление на лице его сменилось озлобленностью и некоторой небрежностью. В один момент из доброжелательного старичка он превратился в скрывавшее зло существо. Будто за ним гнались не первый месяц, а времени на передышку и у него не было. Только сейчас я заметила, что его волосы, отросшие по плечи, сбились и представляли из себя серые патлы, а седина стала проступать не только на висках, но и поблескивать серебристо-белыми вкраплениями на щетине. Я еще раз вызвала старые воспоминания о Джейкобе из моего детства и удивилась, насколько он был старше того возраста.
Они с Тинганом, моим братом, были ровесниками, или между ними был от силы год разницы. Джейкоб был младше моего брата, это точно! А тому сейчас должно быть не более двадцати пяти!
Переведя дух и пододвинувшись поближе к тарелке, я произнесла:
– Джейкоб, это я – Лили, сестра Тингана. Ты помнишь меня?
Мгновенный внимательный взгляд – и искра сомнения мелькнула в глазах, затем в них проскользнула тень давнишнего воспоминания, и наконец раздался хриплый скрежет:
– Я узнал тебя, Лили, сестра Тингана. Как ты меня нашла?
– А я не нашла. Оно само. В смысле… так получилось. Понимаешь, за мной гнались, и я выпала за стену. Ну как выпала, выпрыгнула, а там ничего не оказалось. И вот…
– Что «вот»? – посмотрел он с недоверием, не веря ни единому моему слову и опасаясь, что это ловушка.
– Ну, я разжевала гербеллу, еще Тинган готовил. Наверное, шесть шариков, очень быстро… Поэтому меня перекинуло к тебе, когда я уже почти упала на землю. Я испугалась – и сразу вспомнила про тебя. И назвала твое имя… – виновато сказала я. Мои руки до сих пор были мертвенно-холодными и тряслись.
Мужчина промолчал, продолжая внимательно рассматривать меня. Он все еще сомневался, можно ли мне верить. С настороженностью огляделся вокруг и, убедившись, что нет опасности, достал руку из-за пазухи.
Кругом не было ни души, и только огонь потрескивал в жаровне, нарушая мертвенную тишину. У меня тряслись руки, и сбивчивое дыхание не позволяло перевести дух, да еще и желудок напомнил о себе. Голод постепенно перерос в грызущую боль, с которой было сложно бороться, и спустя мгновение раздалось бурчание откуда-то изнутри, окончательно разрушившее гнетущую атмосферу.
Глаза Джейкоба на мгновение улыбнулись и с мягкостью посмотрели на меня, а я больше не могла смотреть на него, мой взор был устремлен в полную тарелку, все так же стоявшую перед моим лицом. Незаметная улыбка скользнула вдоль уголков его губ, и он великодушно подтолкнул блюдо с кушаньями ко мне поближе. Стена, разделявшая нас, рухнула. Я с жадностью накинулась на еду, поглощая все до последней капли. Все крупные куски были проглочены первыми, затем выпит весь навар, и, схватив кусочек хлеба, я собрала им остатки бульона со стенок уже пустой тарелки. И она засияла чистотой. Не осталось ни крошки, ни капли кушанья, будто хозяин трактира просто так поставил перед своими гостями девственно-чистую миску.
Разделавшись со своей внезапной добычей, я смогла расслабиться. Тело отозвалось сильнейшим гулом и мелкой судорогой в конечностях. Передавленные и загнанные мышцы, наполненные кровью, постепенно стали оттаивать, причиняя мне достаточно сильную боль, одновременно с которой, однако, пришло и расслабление. Красный румянец залил мое довольное лицо, говоря о том, что на сегодня достаточно. Мое тело отказалось меня слушаться – оно было во власти тепла и сытости.
Джейкоб медленно потянулся к бражке и бесшумно хлебнул, все так же внимательно изучая меня. Возможно, он пытался понять, каким именно образом я оказалась вот так – перед ним, а возможно, вспоминал наши детские годы, его дружбу с Тинганом и наше родовое поместье.
Отойдя от голода, я испытующе уставилась на старого знакомца. Мое внимание приковала маленькая книжица, что лежала на столе возле кубка Джейкоба. Не без интереса я попыталась прочесть непонятную мне письменность. Джейкоб заметил мои старания и, предугадывая вопрос, спокойно пояснил:
– Это кипсек1 твоего брата. Он с ней работал, а я забрал после его… ухода.
– Как интересно. А что это за символы? Это не буквы… Я с такими раньше не встречалась.
– Нет, не буквы, ты в этом права. Это руны. И не просто руны, а руны нижнего мира. На них написана вся книга. Непосвященному человеку лучше с ними не связываться, она написана не людьми и не для людей.
– Но почему она у тебя? Ты же человек!
Он улыбнулся, его улыбка показалась мне какой-то неестественно спокойной и бесстрастной, а ответ скорее озадачил, нежели растолковал суть:
– Не совсем.
«Шутит, что ли? Выпил целый кувшин и решил пошутить. Будто после всего, что я пережила, именно это мне и нужно».
– Не поняла, что это значит? Я же тебя знаю, вот ты сидишь, руки, ноги, голова – все как у людей… Никаких изменений. Только выглядишь… старше.
– Вот именно, я выгляжу как человек. В этом мире для моих дел выглядеть как человек, как старый человек, – наиболее подходящая форма существования, – очень двусмысленно и неоднозначно ответил престарелый «как человек».
И снова между нами воцарилась неудобная тишина, и безмолвная стена выросла заново. Джейкоб достал из-за пазухи флягу, откупорил ее, сделал несколько глотков… Аромат трав, смешанный с запахом браги, с новой силой ударил мне в нос. «Снова пьет, будто ему мало».
Потом сунул руку в карман и достал оттуда закутанный в белую тряпицу кусочек сушеного мяса и с жадностью откусил его, начал довольно громко жевать. Я сидела, уставившись на него. «Спился, что ли? Как же так?» В голове не укладывалось ни одно его слово. Немного осмелев и приняв тот факт, что меня могут водить за нос, я продолжила свои расспросы.
– Скажи, ты знаешь, где мой брат и что с ним случилось?
– Нет, – сухо ответил он, продолжая жадно откусывать сушеный шмат непонятного серого чего-то.
«Это уже ни в какие ворота не лезет! Я к тебе взывала зачем? За помощью. Я-то думала, ты сильный, а ты вон какой… спился, или что еще с тобой там случилось?» Конечно же, ничего из этого я ему не сказала. Чувство, что Джейкоб определенно что-то знает и не хочет мне говорить, начало с новой силой свербеть у меня в боку, и, набравшись наглости и смелости, я продолжила:
– Ты знаешь, почему пропал Тинган?
– Нет, я могу только предполагать, – все так же бесстрастно ответил Джейкоб-уже-не-человек.
Ладно, пусть так. Хоть маленькая зацепка. И надежда узнать причину исчезновения моего брата, маленький шанс оправдать столь долгие скитания в моем возрасте и приблизиться к тайне его исследования. Пора было переходить в наступление.
– И все-таки, поделись своими предположениями, – не унималась я.
Джейкоб посмотрел на меня, по моему лицу было видно, что легко сдаваться я не намерена, ведь упорство было отличительной чертой Кариев, а следовательно, и моей. И мне было легче умереть, чем отступиться после всех потраченных на поиски лет. Сейчас, наконец получив зацепку, я была готова искать с новыми силами.
Встретившись с моим упрямым взглядом, он, видимо, понял, что уйти от ответа не получится. Глубоко вздохнул, на долгом выдохе положил на стол книжицу и сказал:
– Твой брат проводил эксперименты с гербеллой, пытался найти, как можно попасть в другие пространства и измерения. И я думаю, что ему это удалось. До его экспериментов было принято использовать экстракт гербеллы исключительно на твердой поверхности – для простого прохождения через стены, двери и преграды. Все просто: чем толще стена, тем нужно больше гербеллы. Но людям всегда мало. Всегда… – Он вздохнул и замолчал, думая, говорить ли дальше, взвешивая каждое слово.
– Многие проводили свои опыты на воде, земле и даже на живых существах, друг на друге. Конечно же, терпели неудачу: люди тонули, застревали на глубине, их просто разрывало на части. Тот, кто проходил, возвращался или душевнобольным и терял рассудок, или становился живым трупом. – Джейкоб поймал на себе мой удивленный взгляд и, предвидя вопрос, сразу же добавил: – Да, гербелла применяется как раз таки при лечении этого самого безумия. Тому, через кого проходили, везло меньше – его разрывало. Случалось, что кто-то выживал и тогда оставался калекой на всю жизнь. Тело человека, как и животного, не приспособлено к таким грубым вмешательствам.
Люди – создания жадные. Жадные до всего, и до знаний… Им всегда мало. Кто-то работал с землей. Кто-то со скалами. В результате люди просто оказывались зарытыми на глубине или застревали в скале, смотря на сколько хватало гербеллы. Иногда их успевали откопать, но чаще всего они попросту погибали, оставшись замурованными в холодном каменном или земляном гробу. Поэтому я сильно удивился, когда ты сказала, что гербелла принесла тебя. Всегда есть исключения из правил. Думаю, ты как раз и есть такое исключение. А может, нам действительно необходимо было встретиться по какой-то пока неведомой мне причине. Как мы когда-то встретились с твоим братом. Не знаю, время покажет.
Он уже тогда сильно отличался от прочих «исследователей» – вожделел знаний, не ограниченных доступной алхимией, наукой и знахарством. Он не боялся проводить эксперименты, но боялся покалечить людей, поэтому экспериментировал на себе. В этом поиске он пришел к простому и тем не менее гениальнейшему, с моей точки зрения, решению: попробовать пройти через книгу. Это ты и сама видела три года назад.
Джейкоб продолжал. Он ловил мои немые вопросы и сразу же отвечал на них.
– С чего начал? Да с самой простой поваренной книги – и прошел через нее. Раз – и «вышел» в той же комнате. А на самом деле в его жизни, в его личном времени прошло около недели. Пройдя через книгу рецептов, он отчетливо понял, что знает всю ее наизусть. И не только знает, но и может в любой момент применить эти знания: в его опыте он явственно ощущал вкус, запах, даже консистенцию кушанья. Он мог сотворить любое блюдо из этой книги по памяти и усовершенствовать его, потому что любой рецепт оставался у него в голове и вносил новый алгоритм выстраивания и подбора ингредиентов. Это был его первый эксперимент.
Далее была ваша домашняя библиотека со множеством исторических сборников, энциклопедий и фолиантов. Он «проходил» все – от мореходства до ботаники. Со временем он стал усложнять литературу, брал книги на других языках, до этого неведомых ему, – таким образом он получил доступ ко всем записанным знаниям в нашем мире. Стоит ли говорить, что всю накопленную информацию он применял для поиска и понимания все новых знаний. Теперь ни язык, ни сложная техническая и научная терминология не были для него помехой. И неудивительно, что через некоторое время к нему в руки стали попадать совершенно непонятные и таинственные рукописи, как, например, этот кипсек у меня в руках. Я не знаю, над чем именно он работал в последнее время. Я только знаю, что то, что он сделал, перевернет известный нам мир. Или уже перевернуло.
Джейкоб замолчал… Я смотрела на него с удивлением и тревогой. Мысли роились и гудели, информация решительно отказывалась укладываться в мою картину мира и становиться сколько-нибудь понятной. Мне действительно показалось, что я пытаюсь уместить эту информацию у себя в голове, но она категорически отказывается там упорядочиваться. Мне не хватало элементов в моей мозаике для понимания всего происходящего. И я продолжила допрос:
– А ты? Ты тоже стал путешествовать и искать знания… в книгах?
– Да. И я пошел по этому пути.
– И поэтому ты так сильно… постарел? Сколько лет ты там провел?
– Давно потерял счет времени – думаю, может, двести, может, триста…
– Триста лет? Но как? Ты бы давно умер!
«Неудивительно, что он пьет все время, я бы тоже к бутылке приложилась, если бы была такой старой».
– Если бы я все это время проживал в нашем мире – да, но я был по ту сторону реальности и состарился на столько, на сколько состарился, – ухмылялся он своим. Его лицо казалось не таким уж и старым для человека, разменявшего третье столетие.
– Так значит, мой брат мог попросту умереть от старости, если он провел все время в книгах? – Ужас и отчаяние сквозили в моих словах.
– Мог, – сухо ответил Джейкоб. Потом посмотрел в мои глаза, наполнявшиеся слезами, и как бы в утешение добавил: – Но я думаю, что все не так-то просто. Твой брат не мог просто умереть стариком. Я не знаю, где и когда он находится, но это точно не простое место. Думаю, что оно находится за пределами нашего понимания.
Разрывающая тишина снова пронзила пространство между нами. Я судорожно стала перебирать все возможные варианты судьбы моего брата – от кораблекрушения на просторах какой-нибудь приключенческой книги до отравления каким-нибудь неведомым фруктом, вызывающим галлюцинации у шаманов. А может, его поразил какой-то колдун в одной из этих дурацких книг про магию? С ним действительно могло приключиться что угодно и когда угодно. А это значило только одно: все мои старания последних лет пошли насмарку. Я его больше никогда не увижу. Ужас и отчаяние стали потихоньку заполнять мою душу, слезы сдержать я так и не смогла и, осознав свою ситуацию, попробовала допустить мысль, что он мог все-таки встретить прекрасную девушку и прожить с ней в какой-нибудь книге счастливую жизнь или, благодаря своему огромному багажу знаний, стать королем некой легендарной страны. Постепенно я себя уговорила, что, может быть, не все так и страшно. Моя фантазия понесла меня в неведомые дали, пока мой взгляд снова не уткнулся в маленькую книжицу, которую теребил Джейкоб.
– А что за книга у тебя в руках? – надо было отвлечься мне.
– Я уже сказал, это кипсек, написанный рунами нижнего мира для хранителей нижнего мира. В нем есть знания о материализации вещей и управлении стихиями. Уж не знаю, где твой брат его раздобыл, но простому человеку эта книжица покажется белибердой с непонятными картинками. Именно благодаря тому, что, пройдя через нее, ты непроизвольно учишь язык и начинаешь понимать все символы, ее тайны становятся понятным для тебя знанием.
И все-таки это было слишком, даже для меня, особенно сегодня. Мое сознание поплыло, я уже слабо представляла, о чем мы еще будем говорить и как эти знания мне применить на практике. Накопившаяся усталость ломила тело, меня клонило в сон, когда полуночный морок прервал тихий, но звонкий голос «как человека».
– Пойдем, на сегодня разговоров достаточно.
Плавно скользнув по скамье, я скатилась на пол и привстала на колени. После перенесенных потрясений я с трудом держалась на ногах, все-таки усталость давала о себе знать, да и новые знания никак не хотели отпускать, клоня голову к земле.
Мы вышли на улицу. Уже наступила ночь. Погода стояла прекрасная – ночной запах ударил мне в лицо и наполнил мою грудь неописуемым облегчением, дающим надежду. Надежду, что справлюсь, что разгадаю причину пропажи моего брата, что обрету силу…
Кивра! После того как мы разделились у таверны «Расколотая бочка», у меня не было ни секунды подумать о ней. Беспокойство охватило меня: где она? И еще более волнительный вопрос – где я?
– Джейкоб, что это за место?
– Мы в долине Тха-Берш, на окраине Шумарского леса. Это единственный трактир на всю округу, и названия у него нет, просто трактир.
– Шумарский лес… Это несколько дней пути от Багги, где я выпала из-за стен «Расколотой бочки». Кивра должна быть в тех окрестностях. Надеюсь, с ней все в порядке.
– Кивра… Кивра – твоя служанка? – вспоминая, спросил Джейкоб.
– Да, это та самая Кивра, что служила у нас в доме с малолетства. Мы были в доме моего дяди. Я знаю, что Тинган иногда там оставался работать, и мы нашли старую походную сумку. Там были шарики гербеллы. Только мы выбрались в сторону города, как за нами ни с того ни с сего увязались головорезы. Думаю, что они поджидали на дороге путников, и две молодые леди без сопровождения сразу же привлекли их внимание… Но ты знаешь, я просто так не сдаюсь! Я что, зря столько училась ворожить? Ну я им показала… Правда, не так уж и много показала. Сил моих хватило всего-то на одну неотвратную иллюзию да на земляную волну. Их это едва ли могло остановить, тем более что, по моим ощущениям, там было минимум два ворожея. Мы с Киврой разделились – и вся погоня увязалась за мной, потом в ход пошла гербелла, ее хватило тоже ненадолго, последний мой прыжок за стену оказался… Но ты и так это знаешь. – Я замолчала и с грустью посмотрела на Джейкоба.
Он помолчал, тяжело вздохнул и сказал:
– Не думаю, что ваша встреча с головорезами была случайной. Скорее, они поджидали на безлюдной дороге именно вас. Наемники без выгоды не нападают ни на кого, а с вас просто взять было нечего, поэтому я уверен, что ждали они именно вас по чьему-то указанию. Тем более что с нашей последней встречи я сам несколько раз уходил от подобной погони, пока внешне я не превратился окончательно в старца. Где тот альбом из карточек с записями Тингана, о котором ты говорила?
– У меня его нет… Скорее всего, остался в телеге, на которой укатила Кивра.
– Тогда нам точно надо туда, где вы расстались. Где, ты говоришь, это было?
– Мы ехали из Багги в сторону Шерны, на нас напали практически сразу, как только мы выехали за пределы города.
– Нам надо вернуться в Багги и разыскать Кивру, только нужно быть крайне осторожными, потому что, скорее всего, эти разбойники ошиваются в тех местах и уже разыскивают вас. Поэтому, как только мы там появимся, нас обязательно схватят. Надо что-то придумать с твоей внешностью.
Он обошел меня со всех сторон, взял мои длинные белые косы, достал из-за пазухи небольшое лезвие с деревянной каймой и одним движением руки остриг меня. У него в руках остались две длинные белесые косы с лентами, а я стала походить на мальчишку лет двенадцати. Растрепанные волосы мешали и падали на глаза, я отодвигала пряди в сторону, но они продолжали лезть в лицо.
– Стой смирно, твое превращение еще не закончено.
Он подошел ко мне и продолжил кромсать мои уже и без того короткие волосы. Вскоре он состриг все длинные локоны и стал соскабливать остальные волосы. Я стояла и плакала: было больно, пару раз он очень сильно порезал меня, и я видела кровь. От моих роскошных прядей не осталось и следа. Когда дело было закончено и вся трава вокруг меня побелела от моих же волос, я решилась посмотреть на себя в зеркало. То, что я там увидела, расстроило меня до глубины души. На меня смотрел какой-то печальный лысый мальчишка. В нем узнать меня мог разве что мой брат.
Джейкоб достал из своего походного мешка черно-серый засаленный балахон и пробухтел:
– Переодевайся. Другой одежды нет, но тебя точно никто в этом не узнает.
Делать было нечего. Я сменила свое верхнее платье на балахон, и мое безвозвратное превращение окончилось.
Вдруг земля стала уходить из-под ног, в ушах зазвенело, руки неконтролируемо задергались, и я начала падать. Это ощущение было недолгим, но, почувствовав под собой что-то мягкое, я открыла глаза…
Я была в своей спальне, вокруг стояла тишина… Это был сон, очередной сон. Точнее, не простое сновидение, а путешествие в другую мерность, в другой мир, другую или другого «я». Обычно я не возвращаюсь в один и тот же мир дважды. Только если я не закончила там свои дела или не прожила необходимый опыт. Каждое такое путешествие запоминается явно, как обычная жизнь, и сохраняется в памяти в мельчайших деталях. У меня уже есть дневник моих сновидений, некоторые из них связаны между собой. Для того чтобы попасть в некоторые миры, мне необходимо разгадать загадки в этом, и тогда дверь открывается и я перехожу на следующий уровень. Это как бесконечный квест, играть в который я начала еще в детстве и смысл которого мне пока неизвестен.
Джейкоб и Тинган… До этого я их не встречала, да и я в этом мире была не совсем я. По моим воспоминаниям из сна, ростом я была куда ниже, да и возраст мой был лет тринадцать-четырнадцать. У меня были две длинные белокурые косы, которые остриг Джейкоб, чтобы мы смогли сбежать.
В реальной же жизни я старше почти в три раза, у меня уже давно есть своя семья и свои дети.
Иногда я путешествую в другие эпохи и становлюсь мужчиной, иногда ребенком, а иногда старцем. Каждый раз это практически невозможно предугадать. Свой опыт я записываю и потом пытаюсь распознать информацию, зашифрованную в картинках, звуках и формулах. Иногда мне это удается. Но чаще всего это невозможно сделать.
Почему пропал Тинган и удастся ли Лили его отыскать? К сожалению, я вряд ли смогу это узнать, ведь я уже никогда не вернусь в этот мир, даже если захочу… Возможно, у меня получится попасть в него через другие? Но сейчас я это могу только предполагать.
Множество миров я повидала – и прожила уже несколько жизней. В них была и любовь, и разбитое сердце, я даже потеряла ребенка, погибшего у меня на глазах. Этот опыт до сих пор будоражит мое сердце, когда я вечером укладываю своих детей и смотрю на них. Перед глазами стоит образ маленькой девочки с окровавленной головой у меня на руках. И это я пытаюсь забыть, но не могу. Хотя для меня каждая моя жизнь реальна. И накладывает на меня отпечаток опыта.