Грани бытия. В поисках смысла. Сборник - читать онлайн

За 4 рассказа на литовском языке мне было присуждено 1-е место на республиканской литературной олимпиаде имени Ю. Янониса[2] (по прозе) в Литве 1986 г. среди учащихся средних школ.

Конституция

В госпитальной палате хирургического отделения лежало пятеро призывников и мальчик тринадцати лет, сын военного журналиста. У солдат операции были несерьезными, аппендиксы да фурункулы, поэтому лечение их было минимальным. Ребята радовались такой службе: спали сколько хотели, объедались манной кашей на ужин, заигрывали с медсестрами. Сестрички с ними кокетничали тоже. А по ночам парни рассказывали о своих любовных похождениях. Женщины были всегда центральной темой разговоров.

С особым удовольствием молодые мужчины делились тем, скольких девочек они лишили целостности. О своем “первом” опыте все говорили с особым смаком. И мальчик понял, что любовь – это когда тебя на чердаке с девчонки «за ж…» стаскивают.

Потом в палату на носилках внесли бледного и щуплого курсанта, еле живого после самострела. Измена любимой девушки заставила его направить автомат Калашникова себе в грудь. Пуля на сантиметр прошла ниже сердца.

Разговоры о любви «с картинками» прекратились. Все с уважением отнеслись к страдальцу за настоящую любовь. А тринадцатилетний мальчик осознал, что любовь – это опасная и непредсказуемая вещь. Любовь, как и смерть, выглядит по-разному. От пожелтевшей старухи с косой всякий убежит, а вот как быть, если повстречаешь нестерпимо красивую девушку с автоматом Калашникова?

Однако в нехитрой голове журналистского сына произошла еще одна революция – когда в палату на инвалидной коляске вкатили белобрысого солдатика с культями вместо ног. Кто-то потом подсмотрел на перевязке и рассказал, что парень был и «без стажа». То есть, по мнению рядовых солдат, был теперь без главного достоинства мужчины.

Искалеченный этот Алеша, скромный и тихий, как все призывники из глухих сибирских деревень, целыми днями лежал на кровати с закрытыми глазами. Коротко стриженая головка на крепко набитой подушке, цыплячья шея с кадыком, и пустые плоские концы пижамы. Сестричка сказала, что он из Чечни. Разведчик. И подорвался на мине.

В субботу, выписывающийся майор Майстренко решил провести занятие и рассказать ребятам из хирургического отделения о российской Конституции. Правда, история нашей конституции весьма коротка.

Неграмотные солдаты во время декабрьского восстания на Сенатской площади в 1824 г. думали, что Конституция – это «баба» (со слов Майстренко). И многим крестьянским сынам думалось, что господа офицеры не могут поделить эту «бабу» с царем. Солдат расстреляли картечью из пушек, а бабу Конституцию в России не увидели еще сто лет. При Александре III мы придумали Конституцию для Польши и Финляндии. Лишь после свержения монархии в России появилась своя Конституция. За прошедшие семьдесят лет она была разной, как и всякая женщина: то деспотичная, то лукавая, то мечтательная. Лишь последняя Конституция Российской Федерации, 1993 года, по мнению майора, оказалась честной и вменяемой.

Раскрывая содержание Основного Закона, майор Майстренко обратил внимание всех на статьи, говорившие о значении военной службы. Ведь Защита Отечества является долгом и обязанностью каждого гражданина России.

– Как русские мужики, – вещал майор, – мы должны обеспечивать целостность и неприкосновенность нашей земли. Мы никому не позволим изменять основы конституционного строя и нарушать целостность России.

– В составе Российской Федерации всегда будут, – бывший замполит с ловкостью иллюзиониста открыл по закладке статью № 59 и зачитал более двадцати народностей, – адыгейцы, алтайцы, башкиры, буряты, дагестанцы, ингуши, кабардинцы, балкарцы, калмыки, карачаевцы, черкесы, карелы, коми, марийцы, мордва, якуты, осетины, татары, тувинцы, удмурты, хакасы, чеченцы, чуваши.

После выступления к майору Майстренко подкатил безногий Алексей, воевавший в Чечне.

Он молча смотрел на майора и ничего-таки не сказал. На этом занятие закончилось.

2000 г.

Встреча с Марией

Бездонный светло-голубой купол неба накрывал кирпичное здание придорожного ресторана и сосновый лес, разделенный асфальтовой полосой.

День был по-зимнему ясный, солнечный. Где-то постукивали невидимые дятлы, с ветвей маленьких приземистых елочек хлопьями осыпался снег. В солнечных лучах искрились снежинки. Мягко шумел ветер в вечно зеленых кронах прямых, как мачты, сосен. Вся земля вокруг ресторана была усеяна мелкими узловатыми сучками и розовыми шишками. Жизнь природы казалась незыблемой и откровенно равнодушной к человеку.

А внутри простенького, сляпанного на скорую руку домика с вывеской “Pas Marija”[3], было темно и таинственно. Голубые столбы сигаретного дыма поднимались изменчивыми волнами к потолку, становясь красно-зелеными от мигающей цветомузыки. В динамиках ритмично барабанил негритянский пляс, принося с собою радость жаркой Африки в молчаливую и стылую литовскую глухомань.

Бармен у стойки скучал. Сегодня посетителей было мало. Да и те несолидные. На таких не «наваришься». Трезвые, экономные, заскорузлыми пальцами пересчитывающие бумажные литы и долго выгребающие центы из мизерных кошелечков. Кошелечки у них тоже были запрятаны чуть ли не в исподнем, таком же ветхом и линялом, как они сами. Провинция.

За столиком, напротив стойки, сидела девушка, «уточка подсадная». Она «работала» здесь уже с лета, обслуживая залетных ухарей в комнатке бармена. Он имел с этого долю, но сутенером себя не считал. Бармен тоже имел доступ к телу, особенно в дни хорошей выручки.

Девушка была красивой. Есть ведь красивые женщины, с детства и до глубокой старости. Сейчас «уточка» делала вид, что грызет сухарики, но сама все время смотрела через стеклянную дверь на дорогу. Ее глаза оживали, когда к ресторану подъезжали большие автомобили и в ресторане появлялись мужчины. Потенциальные клиенты. Однако, в девяти случаях из десяти, ее глаза и полуразмытая улыбка скоро гасли, так как студенты и пенсионеры поскорее уносили ноги из ресторана, а богатые мужчины на «придорожных» не клевали. Все-таки СПИД на дворе. Будут потом в анонимных центрах шомпол совать в член, дадут номер и жди три дня результата анализов. В одном из таких центров в холле висит зеркало с красноречивой красной надписью: «Я не похож на больного СПИДОМ?». Бр-р-р. Так себя увидишь в отражении и вообще перейдешь на бесконтактный секс, виртуальный по Интернету.

Богатые деловые мужчины сначала энергично ели бифштексы, а потом кому-то всегда давали указания по мобильникам: сколько вагонов кругляка, за какие деньги, какой металл и куда его сгружать. Все это говорилось с чисто литовской сухостью, конкретно и жёстко.

Насытившись и наговорившись, бизнесмены-посредники начинали ковырять спичкой в зубах и цинично рассматривать девушку. Дороже она бифштекса или нет? Девушка злилась и опять смотрела на дорогу. Мужчины уходили и опять ей становилось одиноко.

«Уточка» ждала своего принца. Рельефного, с индейскими вороного крыла волосами, на спортивном красном автомобиле. С ним бы она мчалась всю жизнь, неважно даже куда. Главное сидеть рядом с ним, единственным. Хотелось нестись на бешеной скорости, держать свою ладонь на его колене… и рассказывать по мобильному телефону своей любимой подруге о том, какой ОН добрый, богатый, красивый и сильный.

Уже издеваясь над собой, девушка вдруг представила, что она уедет на край света в зеленом армейском грузовичке, который только что остановился у ресторана. Грузовик был старый, как в кино о войне с немцами. В пятилетней и страшной войне литовцы особого участия не принимали, не любя ни нацистов с крестами, ни и советских со звездочками. После вывода «оккупационных войск» в Литве остались взлетные полосы, казармы и груда устаревшей техники, которую разобрали по деревням и ритуальным конторам.

В кабине тупорылого «ГАЗа» сидели двое. Мужчина в высокой ондатровой шапке и мальчика в петушке – водитель. Русские, – подумала про себя «уточка» и ей стало весело. Русские – дурные, много пьют, шутят, платят, не вчитываясь в чек. Да и на литовскую сдачу «плюют», как правило. Мол, подавитесь вы со своей независимостью и вашей мелочью. Конечно, в России нефтяные деньги, и им поэтому море по колено. В постели русские тоже сильные. Пьяные не щадят свои сердечные клапана. Зато и дохнут к 50-ти.

Девушка завела за ухо прядь волос и быстро подкрасила губки. Приготовилась к встрече возможного клиента. Мужчина в меховой шапке вылез из кабины и показал водителю грузовика идти в ресторан. Безусый мальчишка выпрыгнул из кабины, но пробежал вдоль грузовика и приподнялся на заднем колесе. Посмотрел внутрь кузова за борт. Проверил, как там груз.

Потом эти двое зашли, сели, раскрыли меню. Девушка с удивлением отметила, что оба вчитывались в литовский текст. Литовцы что ли? Юноша еще может быть, а этот второй вряд ли. У него над воротом фланелевой рубашки виднелся краешек тельняшки. Литовцы в тельниках не ходят.

Мужчина пальцем поманил официантку и бухнул по-литовски: «Мне водки графин, а ему бифштекс. Два стакана». Водитель от выпивки отказался, но тихо добавил: «меса су жирняйс»[4]. Казалось, он впервые окунулся в дурман ресторанной жизни. Он всё робел, как пассивный гомик, которого богатый дядька ублажает перед тем как заняться его ягодицами.

Этот мальчик был не интересен девушке. Когда у нее закончились сухарики, она посмотрела на бармена взглядом, объяснившим ее проблему. Официант тут же принес ей новый пакетик, а мужчине графин с водкой.

Мужчина налил себе в стакан, бегло глянул на девушку.

– «Норит»[5], – показал он ей на второй пустой стакан.

– «Норю»[6], – готовая к такой прелюдии знакомства, ответила она, и без уговоров с дежурной улыбочкой пересела за столик вновь прибывших. Мальчик сосредоточенно пережевывал бифштекс… Мужчина и девушка чокнулись. Тут этот русский или нерусский подозвал официантку и попросил выключить негритянские там-тамы. Официантка пыталась возразить, но он привстал и шепнул ей что-то на ухо. Озабоченная официантка отошла к бармену, и музыку выключили.

Стало тихо.

– Ну что, «ишгерсим[7]», – мужчина налил «уточке», – помянем мою мать.

– Вашу Мамите? С похорон едете? – спросила девушка.

– Если бы, только хоронить везу к родне в Каунас, – ответил мужчина. Крякнул. Бесцеремонно взял пальцами у водителя горошину из тарелки.

– Хорошо, что не в рейсе был, когда она умерла, сделал визу и прилетел. Она уже в морге лежала. Я ей памперсы мертвой снимал. Эх, бля.