Ничего не бывает без ничего:
– Просто так!
В том числе, совсем не случайно, а вполне назидательно и с дальним прицелом, говорят, провожая путника в дорогу, не только злые языки, но и вполне здравомыслящие люди:
– Кто прямо ездит, тот дома не ночует!
В том смысле, что никому ещё не удавалось обойтись без обходных маневров и поиска самой торного направления до цели.
Что ни говори, а сказано красиво!
Только вовсе не эти извилистые непрямые являются главным правилом для всякого неугомонного путника, вышедшего за порог. Есть нечто другое, требующее своего объяснения.
Ведь, дорога начинается у китайцев с первого ли.
А у нас косыми саженями уводит из привычных кругов сермяжной братии, в неизведанное будущее тропинка, убегающая вдаль прямо по тропке, берущей своё начало за околицей села.
И тот, с бамбуковой тростью, и этот другой – в косоворотке любой путь вполне могут осилить.
Но, как известно, сделают они это:
– Совершенно разными способами.
А лучше и быстрее этот подвиг получится только у человек, который на такую дорогу более решительно, чем другие, поставил свою пяту.
Он и дойдёт до цели, быстрее и проще, чем это получилось у его приятеля из числа других сподвижников, тоже поднявших пыль по первопутку!
…Про остальных путников, вставших на дорогу, чтобы её преодолеть, так твёрдо не сказать.
В лучшем случае достигнет намеченного финиша тот, кто не зря надеялся на свои две нижние конечности:
– Левую и правую.
А если он ещё и заливает в себя беспробудно, то и обе руки, уже давно привычные к занятиям такого рода, ползучими упражнениями.
Тем, что почерпнуты были разумным относительно, существом из мира не животных существ, а скорее наоборот:
– Из числа грамотных людей с общим средним образованием!
В остальных же подобных моментах добраться до конечной цели не возбраняется:
– И с посторонней помощью.
Точно при этом, с древнейших времён прекрасно и повсеместно известен постулат:
– Никто, будь он с костылём, с голыми пятками или в удобных кроссовках, не избежит основного правила, сопутствующего всё происходящее в любом движении.
Идти ему, ползти или ехать:
– От той пассивной, первоначальной точки, проследовать от которой необходимо к роковой окончательной отметке!
До той самой черты за горизонтом, что уже предначертана была, самой судьбой, ещё до рождения каждого из нас.
С педантичностью таблички на могильной плите, где указаны реальные, сбывшиеся координаты на индивидуальной карте жизни, и за которыми уже нет ничего:
– Вроде персонального конца света…
При этом, как и во всём другом, разными могут быть путеводители к знаниям, с помощью которых можно стать не просто умным, но и в меру начитанным.
Особенно теперь, когда, не смотря на свои миниатюрные размеры, самый обыкновенный электронный подсказчик выдернет по первому зову пользователя из сети Интернет всё, что только душа пожелает.
Вот как получилось, толкали вперёд науку, развивали кибернетику, а сыграли на руку неучу, создав для него:
– Готовую универсальную шпаргалку лишь в половину детского пальца толщиной!
Зато очень толстые учебники были для малых и больших:
– И не в такие уж и старые, времена!
Оттягивали они до земли ручки портфелей и лямки ранцев одинаково у двоечников, отличников или обладателей средних «троечных» оценок в дневнике.
К слову не лишним будет добавить вот такое наблюдение за окружающей действительностью:
– Не просто так, по милости природы и по мере развития человеческого сознания, толстели от одного учебного года к следующему триместру, печатные изделия с типографских конвейеров «Учебного педагогического издательства».
Говоря советским суконным языком:
«Учпедгиз»!
Точно по плану и при непосредственном партийном руководстве происходил в ту славную пору всеобуча, а потом и всеобщего среднего образования расцвет «Букварей», «Грамматики» и всего прочего.
В ту самую легендарную эпоху, когда простые честные педагоги, а заодно и карьеристы из числа последователи швейцарца (не путать со швейцаром) Иоганна Генриха Песталоцци старались, по возможности:
– Не только следовать в канве его учения о гармоничном развитии личности, но и двигаться ещё дальше.
Говоря не только обыденным русским, но и официальным, конкретным и обласканным прежними государственными устоями, языком:
– Мечтали дать каждому ученику в советской школе фундаментальное общее среднее образование!
Только природа не терпит пустоты:
– И если где-то очень много развелось одного житейского ингредиента, то обязательно в этой, когда в густой, а когда и в не очень наваристой, каше вдруг и перестанет хватать другого слагаемого!
Потому и плодились, наряду с толстыми учебниками, не менее объёмные сопутствующие официальной учёбе дополнительные материалы.
Только были они взяты уже не из личного читательского багажа самого ученика, а исключительно со стеллажей публичных библиотек.
И как довелось заметить:
– Были куда толще обязательных учебных пособий для того или иного класса (не путать с рабоче-крестьянским делением).
Видно это было:
– Особенно по такому учебному предмету, как литература!
Других особенностей пособий для изучения школьной программы более не наблюдалось:
– Хоть кути-верти, хоть стой, хоть падай на месте, но никуда при таком образовательном раскладе не пожалуешься.
Приходилось просто смириться:
– Коли заносили в обязательный список произведений для классного и домашнего чтения произведения тьмы-тьмущей всевозможных мастеров великого и могучего средства межличностного общения.
…Если утверждать от себя лично, к тому же делая это немного с гаком, то велели нам руководители партии и народа жить и действовать по заранее утверждённой школьной программе.
А это значит, ни много, ни мало:
– Изучать, практически всех авторов удостоенных государственной благосклонности!
И особенно тех, кто сумел, несмотря на прошлое своё дворянство и немалые чины, ещё и отличиться с гусиным пером в руках:
– Своим отрицанием того же самого проклятого царизма.
Вот от такого классика русской изящной словесности, однажды и пошли в народ всевозможные крылатые выражения.
Да и как не пойти, коли крылатым оказался не только текст, но и, даже название, этого бессмертного в веках произведения:
«Горе от ума»!
Не считая того, что выполняя домашние задания, ученики хвалили именно этого автора:
– Не только за лёгкость письма и краткость мыслей!
Особенно нравился господин Александр Грибоедов и прежде, да и теперь, нерадивым школьникам.
Правда, в основном за то, что он успел написать:
– Не так уж много текстов за свою, пусть такую, сравнительно недолгую, но вполне достойную деятельность на ниве дипломатического служения государству.
Одно такое утверждение с начальных классов, когда совсем не до глупостей было отрокам.
И всё же педагоги вдалбливали в головы представителей обеих полов утверждение литературного героя столь замечательного литератора и радетеля за интересы российского государства:
– Влюблённые часов не наблюдают!
И те, хотя бы на тройку в дневнике, но могли повторить за учителем столь сомнительное утверждение.
Уже потом, взрослея, некоторые убеждались все же и в обратном смысле процитированной строки комедии.
Происходило это не сразу.
Зато наверняка, когда каждый, пусть и не на своём скудном ещё жизненном опыте, а больше по рассказам старших и подсмотренных «горячих» сценах в кинофильмах, на сеансы коих «Дети до шестнадцати лет не допускаются».
И вот тогда уже точно никто не сомневался:
– Действительно, такой кавалер, одержимый любовной страстью к размалёванной дамочке, достоин всяческой похвалы со стороны окружающих представительниц прекрасного пола.
Такой не поведёт и бровью, даже когда над его ушами, утонувшими в пуховой подушке до самых щёк, вдруг назойливо и требовательно прозвучит бой курантов.
Иной вариант не рассматривается.
Особенно случай, при котором
– Так и не состоявшемуся счастливчику не желают отвечать противоположной взаимностью.
И всё же, в любом законе обязательно отыщется исключение из общепринятых правил.
Как это на деле оказалось в судьбе самого младшего отрока из богатой скорее материально, чем морально, семьи сельских жителей Оглоблиных:
– Фомы!
Он не раз и не два угодил в такие переделки, каких не знавали ни Чацкий с его нелюбовью к звуку работающего часового механизма, ни весь, без исключения, ряд действующих лиц в не менее скучной для детского глаза книжке «про это» под названием «Милый друг».
…Да и что таить?
Ведь с малых лет Фома Оглоблин неделями мог подсматривать через оконное стекло.
Делал это со всем своим начинающимся мужским удовольствием.
Только наблюдал парень вовсе не за смутными тенями, мелькающими в окнах женской бани в субботнее принятие лёгкого пара.
Его основной интерес заключался увлечением как раз за иной заманчивой картиной.
Настоящее вожделение подросток получал, при наблюдении за тем, как свершалось чудо на циферблате трофейных, не известно как завезённых сюда, кем-то из успешных фронтовых командиров, так называемых, «тумбовых» часов.
Они были самыми большими в их деревне городского типа.
А чтобы пользовались замечательной вещью всем сообществом сельских жителей, то и установили раритет ни где-нибудь, а прямо в предбанники сельского учреждения омовения граждан
Там никто на них покуситься уже не мог.
Потому изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год, под хрустальным стеклом происходит похожее действие.
С немецкой точностью указывает банный прибор точного контроля за происходящем.
Не даёт забыть:
– Когда следует звонить в победные даты.
Ради выполнения столь славной миссии на этом слоноподобном хронометре, отделанном европейским мастером настоящим дорогим красным деревом, как раз и делают свои методичные поступательные движения, круг за кругом неумолимые стрелки:
– Большая и маленькая!
…Привычка к такому занятию, вроде наблюдения в окошко за интересными вещами, не совсем привычному для сельского малыша, появилась у Фомы довольно рано.
С тех самых пор, как смог сообразительный ребёнок самостоятельно отличить один напиток от другого:
– Простую колодезную воду или наваристый компот из кастрюли, в которой варились сухофрукты, завезённые к ним в деревню городского типа из дальних мест южными торговцами.
При этом география появления именно урюка и всего прочего, являющегося производным с абрикосового дерева, а то и царского угощения – заготовленного для долгого хранения персика, имеет крайне существенное значение для всей судьбы недоросля.
И особенно важным для Фомы является и отсутствие подобного потребительского уважения к отменному полуфабрикату среднеазиатских садов, каким является курага:
– С её полным отсутствием твёрдого «сердечника».
И это заметно уже по нескрываемой тяге юного Оглоблина к конкретным составляющим частям этого, засушенного под азиатским жарким солнцем, сладкого плода:
– С его упоительной, тающей даже просто во рту, ароматной оболочкой, исключительно твёрдой косточкой и чудесным орешком, столь тщательно скрытым самой природой в глубине этого удивительного конгломерата вкуса, запаха и цвета.
Вот почему, не просто кружка компота «на третье», в ту босоногую пору, так повышала у настырного сладкоежки непередаваемое чувство аппетита за обеденным столом:
– Когда самому младшему по возрасту едоку приходилось бороться ещё и с обязательной программой в виде свекольного борща и жареной котлеты с картофельным пюре на второе.
Зато трудолюбие и аппетит, что демонстративно проявляет мальчуган с ложкой, над очищенными им, до блеска, чашками, всегда щедро вознаграждаются:
– Добавочной порцией компота!
К тому же, если бывает от показного усердия любимого внука особенно хорошее настроение у его бабушки Фаины Никулишны, то не постоит Фома и за другими результатами обеденного послушания.
Обязательно станет просить у неё заветную добавку кампота:
– Раз, другой и третий…
Уже и живот вздулся от непомерного вливания сладкой жидкости, а всё также горят огоньком жадности глаза едока, протягивающего кружку за очередной порцией.
Как тут уже не корили сладкоежку за его навязчивое «компотное» желание. А ему всё, как с гуся вода. Поскольку сам-то он прекрасно знает основную причину страсти:
– Это он так косточки с компота добывает!
Деликатеса, которого нет ничего вкуснее их на свете!
…Что ни говори, а только с фруктовыми косточками, как и со скрытыми в них элементами благородного миндаля всё пока понятно!
Но причём же здесь, скажите:
– Часы?
А притом!
– Нет ничего важнее этого изобретения человечества, – даже спустя годы, остаётся так, по мнению Фомы. – Именно ходики стали двигателем прогресса.
И простят его учёные, коли немного загнул в своих воспоминаниях о счастливом детстве:
– Которое прошло под звук маятника, увлекаемого в работу увесистым грузом на цепочке.
Ведь открытие, сделанное даже в классе механических устройств, предназначенных для контроля времени, в конце концов, отлично пригодилось ему во взрослении.
Поскольку послужило для лучшего усвоения кулинарной культуры наилучшего по эффективности потребления:
– Тех самых косточек из компота!
Ведь только попробуй добраться до ядрышка с помощью молотка и наковальни:
– В никуда не годную лепёшку превращаются и обломки абрикосовой косточки, и её бывшее содержимое!
Кирпичом орудовать с этой целью, тоже не самый лучший и гигиеничный выход:
– Так как прибавляется ещё и оттенок грязи, смешанной из глины, сажи и извёстки, к общему вкусу.
И тут просто гениальное по своей простоте, решение борьбы с главной бедой любой косточки от сухофруктов – твёрдой скорлупы, Фома придумал сам.
К тому же сделал это без всякой подсказки взрослых:
– По своему собственному наитию!
А вот сошло оно на него ни где-нибудь, в тривиальном саду под спелой яблоней:
– Как на физика Ньютона в виде свалившегося плода.
А именно, под неутомимое тиканье старинных настенных ходиков. Тех самых, что уже ни одно поколение висели с полной полезной отдачей на стене избы.
И не простой забавой или декоративным пятном на известковой побелке оштукатуренной поверхности.
– А вместе со своими обязательными, помимо механизма и циферблата, другими, – говоря языком волостного писаря, составлявшего когда-то акт об изъятии кулацкого добра у зажиточного односельчанина. – Прочими причиндалами.
После активного разоблачения перегибов на селе и реабилитации отправленных в Нарым, несчастных земледельцев, произошли изменения к лучшему:
– Кое-что из своего бывшего добра, вернувшимся обратно, счастливчикам, удалось вернуть, пройдясь по соседям.
Вот и Оглоблиным не пришлось начинать с пустым «красным углом» в горнице, вновь отстроенного пятистенка.
Теперь там, как когда-то по прежнему месту жительства, ставшему колхозной конторой, снова красовалось семейное достояние:
– С чугунной гирькой на длинной металлической цепочке и жестяным маятником
После всех этих испытаний, а, может быть и вопреки им, у заслуженных ходиков и механизм вполне размеренный:
– Нет в нём ничего лишнего.
Да иначе и быть не может:
– Только сообща все его не слишком мудрёные детали дают часам точный ход.
– Но имелась среди них одна особенная штуковина, которая, – как сейчас говорят военные мужи. – Обладала, уже по сути своего устройства, двойным предназначением!
И это первым в доме понял самый юный наследник.
Чугунная, в половину фунта весом, но при этом, вполне ухватистая даже для детской руки, гиря от ходиков, позволяет легко и просто справиться со скорлупой:
– Как бы прочно та не скрывают ядрышко до времени от того, кто не умеет расколоть их так сноровисто и точно, чтобы не повредить драгоценное содержимое.
Потому, отлично усвоив приобретённый опыт, знает, что делать Фома Оглоблин, даже после того, как выпил три кружки компота из сухофруктов, включая две добавочные:
– На абрикосовые, и, тем более, персиковые косточки он идёт вовсе не с отцовским молотком.
Да и топор ему совсем не нужен, чтоб разбить своё богатство, не говоря уже о кирпиче:
– Ведь, чугунная увесистая гиря от ходиков решает все на свете проблемы сладкоежки.
Но и тут не всё так просто, как кажется.
Осталось лишь добыть этот самый часовой противовес так, чтобы никто не стал ругаться и корить за остановку ходиков.
Вот и приходится юному «часовщику» действовать украдкой.
За осуществление своей затеи берётся не сразу, а уверенно выждав момент, когда бабушка:
– Ляжет вздремнуть после обеда или отправится за покупками в сельский магазин, оставив «на хозяйстве» шаловливого внука.
Вот тогда происходит самое главное.
Самовольно остановив жестяной маятник, затем сняв с простецкого устройства, основную деталь – гирьку с цепочки, что по замыслу создателей указателя времени, даёт верный ход часам, он быстро разбирается с косточками из компота.
Хлещет свои сокровища позаимствованной гирей так ловко, чтобы мякоть косточек оставалась не повреждённой.
Но добиться такого совсем не просто.
Потому, дабы не прыгали косточки по сторонам при неверном ударе, устанавливает свою компотную добычу в середину кольца на крышке подпола.
А всё остальное уже, что называется, остаётся:
– Делом техники!
Главное, чтобы, не застукали взрослые, вернувшись в неурочный час к остановившимся замертво, ходикам:
– Тут уже не обойтись одними лишь строгими, но в то же время и ласковыми нотациями Фаины Никулишны.
Может и отец или дедушка приложить твёрдую руку:
– Для налаживания более действенного воспитательного процесса уже с помощью кожаного ремня.
Зато есть за что рисковать!
Если не промедлил хитрец и успел гирьку вернуть обратно, на её цепочку, то под тиканье ожившего механизма:
– Ещё слаще прежнего кажутся замечательные ядрышки, добытые с таким трудом и проявлением знания часовой механики.
…Долгие годы верой и правдой служили семье Оглоблиных настенные часы с маятником и чугунной гирей.
Только, что ходики?
Утверждают знающие люди:
– Технический прогресс не остановишь.
Не сделаешь это даже тогда, когда цепляешься за воспоминания и пытаешься пользоваться даже в будущем, подобными плодами отжившего в обществе анахронизма!
Их деревня городского типа не явилась исключением из общего правила развития общества.
С момента, когда стали жить богаче, появились у них, почти в каждой избе, уже и часы с кукушкой.
А теперь и они – пройденный этап…
И всё же Фоме Оглоблину особенно памятным остаётся кривой ржавый гвоздик на отлично выбеленной стене их горницы, на котором когда-то весел символ его вкусного детства.
И действительно, память просто так не похоронишь, не забудешь никогда моменты:
– Как усмирял он стрелок лишний драп…
…Только совсем иные мысли и чаяния царили в соседнем пятистенке.
В особняке со столетней историей, где не менее увлечённым в часовых дел проблемы был сверстник, а потому и одноклассник соседа:
– Ерёма Горобец.
Главное же отличие заключалось в том, что пока Фома бабушкиным компотом из среднеазиатских сухофруктов пробавлялся, крошил скорлупки, ядрышки жевал, тот занимался иным.
Он не менее увлечён был тем, что механику таких же самых ходиков, но уже со стены родной кухни, предельно досконально и с отвёрткой в руках изучал от болтика до болтика.
Затем пошёл дальше.
В заветный час, осмелев не на шутку, отрок добрался и до карманного хронометра дедушки своего Семёна Семёновича.
Затем не осталась без внимания пытливого исследователя и наручная «Слава» отца:
– На невзрачном, потрёпанном кожаном ремешке.
…Короче говоря, не счесть различных часовых механизмов, разобранных Ерёмой до самой их физической и механической сути.
Зато, гораздо меньше тех самых приборов контроля течения времени, были им собраны обратно в том же порядке.
– Однако тут, друзья, не обессудьте, – то и дело, с обезоруживающей откровенностью оправдывается в очередном своём досадном неуспехе юный часовщик. – С чего-то нужно дело начинать!
…Он не зря старался.
Удалось молодому предпринимателю из редкого числа советских коммерческих персонажей:
– После многочисленных попыток осуществить у себя в деревне городского типа мечту детства, юности и молодости.
Там, где существовал не первый год, в итоге обанкротившийся филиал районного «Комбината бытового обслуживания», Ерёма восстановил его полезную деятельность.
Сделал это, даже не смотря на то, что сам глава их сельского муниципалитета Станислав Ягужинский, не сумев вернуть в деревню часовщика, совсем, было, опустил руки.