– Мама, как вы могли? – царь гномов принципиально не подал руку старушке, выбирающейся из корзины крылолета, показывая тем самым свое негодование. Уставшая от перелета через горную гряду птица дернулась всем телом, испугавшись недовольного рыка Жовела Первого, беспокойно заклекотала, отчего погонщику пришлось натянуть поводья.
– Цыц, Жовел! Дай на родную землю ступить, а потом допрашивай!
В глазах охранников королевы, выстроившихся вдоль трапа, светилась тревога.
– Не бойтесь, мои мальчики, – успокоила их Жизнь Давшая, – я возьму вину на себя.
Следом за королевой спустилась ее фрейлина, и Жовел невольно обратил внимание, что на ней надеты вещи матери – душегрейка с барсучьим мехом и бархатная юбка, из-под которой виднелись мягкие сапожки с орнаментом царствующей семьи. На Жизнь Давшей же, напротив, одежда была простенькой, даже слишком простенькой для тех, кто отправился на праздник.
«Вот, значит, как маменька ускользнула. Загодя одежку жены каменщика приготовила!»
Если смотреть в корень, то Жизнь Давшая на самом деле была когда-то женой каменщика, просто ее сыну повезло найти клад, благодаря чему он смог занять царский трон. Вражда между свекровью и снохой тогда достигла высшей точки.
– Как это Риска – царица? А я тогда кто?
– Ты мать царева.
– Не хочу быть матерью царевой, хочу зваться как матушка Ейропейского монарха Беренгера Четвертого!
– И как же?
– Королева-мать!
– Мама! – застонал Жовел, только-только примеривший звание «Золотой лоб». – Надо же соблюдать пропозиции! Если у нас царство, то и зовитесь матерью царевой.
– Цыц, Жовелка! Я тебе зад подтирала лопухом, а потому имею право зваться так, как хочу!
Жовел сдался. Лишь бы не вспоминать о лопухах, которые по бедности служили не только подтирочным материалом, но еще и посудой, и защитой от дождя, и покрывалом, когда ночь заставала в пути.
– Рассказывайте, мама, – Жовел едва сдерживался. Он даже обхватил себя руками, чтобы чего-нибудь не сломать. Он ждал, пока ее искупают и переоденут, скрипел зубами, пока матушка вкушала ягненка с черносливом, дергал щекой, пока она не торопясь цедила пиво. Как только дно пустой кружки коснулось скатерти, царь поставил стул напротив матери и сел, строго глядя в осоловевшие глаза. – Как вам взбрело в голову сбежать от охраны? И позвольте поинтересоваться, что вы делали на острове, пока оставались без пригляду.
– Ну, – матушка подняла глаза к потолку, – я гуляла на пристани, рассматривала корабли, их причудливых пассажиров… Знаешь, сынок, – деланно оживилась она, – там встречались такие уродцы, что их впору в цирке показывать!
– Вы мне, мама, зубы не заговаривайте. Говорите, как и где встретили лорда Ракона? Чего такого изволили рассказать, если после вышей беседы он до смерти напугал Ульриха Большие яйца. Смотрите мне в глаза, мама!
– Твой Ульрих пьяница! – небрежно махнула рукой старушка. – Мало ли что ему в голову взбрело?
– Ульрих – мое доверенное лицо, и просто так он панику поднимать не станет. Раз устроил спешную эвакуацию, значит, причина была серьезной. Я жду. Иначе вы до конца своих дней из покоев не выйдете.
Жизнь Давшая шумно вздохнула, мысленно прикинула, какую выбрать тактику защиты, и с жаром произнесла:
– Да я, сынок, тебя и наше царство защищала! Можно сказать, грудью прикрыла!
– Мама!
– Клянусь Молотом, все так и было! Иду это я по улице Блуда…
– Где?!
Гномка моргнула.
– Так это… заблудилась я. Там столько домов и все красивые! Иду, пялюсь на них…
– Мама, ближе к делу!
– Бреду, значит, и не знаю, в какую сторону податься. Вдруг вижу девку красивую на Торги ведут. Прошла бы мимо и забыла, если бы не заметила спешащего туда же Ракона. И тут меня будто киянкой по ноге ударило! Он – дракон, у нее на голове венец из поникших лютиков – все как в пророчестве! Вот и решила я герцога напугать, чтоб уж наверняка за ту шальную девку в торг не вступил, а вместе с ней и за поникшие лютики. Говорю ему замогильным голосом: «Не покупай увядших цветов, иначе все в твоей жизни пойдет наперекосяк! Голову, как пить дать, потеряешь!»
– Мама!!!
– А чего я такого сказала? – Жизнь Давшая посмотрела на царя честными глазами. – Никто, кроме родного сына, не смог бы меня упрекнуть в излишней болтливости. Я все сделала верно. О том свидетельствуют поступки дракона: он испугался обещанной кары, оттого и побежал к пьянице Ульриху. Наши поникшие лютики в безопасности.
Жизнь Давшая отлично знала, чем можно отвлечь сына, ставшего таким серьезным после того, как его зад коснулся трона. Пусть ее хоть пытают, ни за что не признается, что славно гульнула на острове. Да, был грех, в азарте заложила в казино брошку, которую загодя стянула из ларца царицы. Так у Риски тех побрякушек полно, вряд ли хватится. А нечего родную мать без денег оставлять! Разве же она ребенок? Могут ведь и у нее быть тайные желания! Когда еще доведется в рулетку сыграть?
– И больше ни слова? Ты говорила только об увядших цветах?
– Молотом клянусь! – Жизнь Давшая, ударив себя кулачком по груди, с радостью отметила, что сына отпустило. Он как-то враз обмяк и даже изволил налить себе пива, не дожидаясь, когда это сделает замершая у дверей фрейлина. Выпил залпом, будто утолял жажду.
«Гроза миновала, – мать ласково посмотрела на венценосного кормильца. – Надо будет в следующий раз ставить на черное, а не на красное».
Перед глазами бешено завертелась рулетка, и стрелка ткнулась в вожделенный сектор.
***
Жовел Первый так и эдак прокручивал в голове разговор с матерью. Да, намутила старушка, но без фактов герцогу не свести концы с концами. Про какие цветочки говорила гномка, может и допрет острым умом, а вот почему нельзя покупать вялые, без подсказки не осилит. Зря Ульрих всполошился. Правильно в народе говорят, на воре и шапка горит. Уф…
Дойдя до опочивальни, где заждавшаяся супруга так и не легла спать, а развлекалась тем, что метала дротики в мишень, царь всех горных гномов устало опустился на софу.
– Ну что? – Риска отложила занятие, с помощью которого унимала беспокойство, и села у супруга в ногах. Заботливо расшнуровала высокие ботинки и, сняв шерстяные носки – у царя еще со времен работы в каменоломнях болели суставы, подложила под стопы мягкий пуф.
– Руки у тебя золотые, – поблагодарил царь и мягко погладил жену по голове. – Враз усталость снимают.
– Не береди душу ожиданием, – вывернулась из-под большой ладони Риска и селя рядом, с беспокойством заглядывая в глаза. За прошедшие годы она привыкла жить в роскоши и возвращаться в старый дом, оставшийся в Медных скалах, не желала. – Рассказывай, что матушка учудила?
– Старая она, – выдохнул Жовел и, откинувшись на спинку софы, закрыл глаза. – Боится за меня, будто я какой несмышленыш. Увидела на Торгах девицу в потрепанном венке, а следом герцога, вот и сложилось в ее бедной голове, что если она не вмешается, слова пророчества сбудутся.
– И не нашла ничего лучшего, чем поболтать с лордом Раконом о лютиках?
– Сказала, что ему грозит беда, коли купит увядшие цветы.
– Так он купил или нет?
– Даже если и купил, как связать одно с другим? Нет подсказок для правильных выводов. Ульрих, конечно, приглядит за герцогом. Если что случится, пришлет голубку с посланием, – царь притянул жену к себе, ласково поцеловал в приятно пахнущие волосы. А раньше бывало тушеной капустой да дешевым мылом благоухали. – Не переживай, милая, думаю, все обойдется. Навряд ли лорд придал вес словам какой-то старухи. Что с нее взять, глупой?
– Все равно сердце тревога жмет! Может, пока и не догадался, но ты правильно сказал – камешек брошен, жди круги на воде. Зови Соловейко, пусть займет нашего герцога. Да так, чтобы свое имя забыл, не то что слова какой-то гномки.
– Дай перо, напишу ему.
***
Как и велел доктор, Василиса провела в кровати весь положенный срок. Хоть и скучно было Гражданке Ивановой безвылазно находиться в четырех стенах и страсть как хотелось вырваться на волю, но нэн Хосефина проявила невиданную твердость.
На утро третьего дня Вася смело могла бы заявить, что полностью здорова, если бы только не приходилось смотреть на мир через глаза-щелочки. Любопытство заставило притянуть к себе зеркало. Василиса распахнула занавески и впустила в коморку свет… Ей бы поплакать над своим отражением – подобную физиономию она встречала у дворничихи тети Кати, когда та выбиралась из недельного запоя, проходившего с песнями, драками и вызовом полиции, но к чему красота, если тебя ценят по принципу пригодна – не пригодна к работе?
«Вряд ли синяк сойдет так быстро, а потому предстоит светить фингалом как минимум неделю».
Хорошо бы получить работу вдали от любопытных глаз, но такой милости раба Ги не ждала – за дверью вот уже часа два как творилась суматоха. Хотелось высунуть нос и полюбопытствовать, что происходит в замке, но Василиса сочла более мудрым вернуться в кровать и в блаженстве закрыть глаза.
– Лучше подумаю о своей жизни, – Вася натянула одеяло до подбородка – в тепле размышлять уютнее. Хотя на дворе стояло вроде бы как лето, в склепе, куда ее поселили, от камней веяло холодом. – Итак, вспомним, с чего все началось. Я провалилась в какой-то портал и заняла место нимфы, которая наверняка пришла в бешенство, не обнаружив красавца-Ивана. Это я к чему веду? Если получится вновь попасть на пруд, то я обязательно попытаюсь вернуться домой тем же путем – подергаю самую большую кувшинку. Вижу несколько вариантов развития событий, – институтская привычка систематизировать данные взяла свое: Василиса загнула мизинец. – Я дерну не за тот цветок, и шлюз не откроется. Тогда придется методично обследовать все кувшинки, а это займет кучу времени.
Василиса не зря переживала о времени. Один из способов обрести свободу – это сбежать с острова, не отработав потраченные на нее две тысячи драков. А когда ты в бегах, дорога каждая минута. Гражданка Иванова ясно представила картину: она стоит по пояс в воде и остервенело дергает одну кувшинку за другой, а на берегу появляется запыхавшийся лорд Ракон и натягивает тетиву, чтобы не дать беглой рабыне уйти. Даже если она нащупает портал, вынырнет с другой стороны со стрелой в спине.
«М-да. Так не доставайся же ты никому! – это был второй путь развития событий, и Василиса загнула безымянный палец. – Я нашла верный шлюз и обрела свободу, но, увы, наслаждалась ею недолго».
– И, наконец, третий вариант: шлюз откроется, но не в мой мир, а в Нимфею, – Вася задумчиво подергала средний палец. – Там как пить дать свершится роковая встреча с соперницей, которую я обскакала. В отличие от меня она волшебница и сможет мановением руки превратить несчастную Васену в гуся-лебедя для украшения местного ландшафта. Или просто в жабу. Все зависит от того, насколько нимфа зла.
Василиса тяжко вздохнула. Ни один из вариантов ей не нравился. Вероятность попасть на Землю через пруд целой и невредимой стремилась к нулю.
– Значит, следует поискать что-то другое. Наверняка здесь существуют еще какие-нибудь способы перемещения между мирами. Откуда-то же берутся все эти монстры, мало похожие на хомо сапиенс.
Вспомнился день аукциона. Уходя с Торгов, она краем глаза заметила выведенного на помост «породистого скакуна»: он близко не был похож на привычную землянам лошадь. Скорее напоминал поджарую копию носорога – словно на жеребца надели кожаные доспехи, оставив лишь на самой макушке клок волос, который развевался от малейшего дуновения ветерка, точно пучок перьев на голове танцовщицы варьете. Из ноздрей этой черной твари вырывались облачка дыма. Наверняка, если скакун чихнет, волос у зрителей на первом ряду поубавится – спалит ко всем чертям.
К этому или к иному миру принадлежали скакуны, Василиса ответить не смогла бы, но вот часть покупателей явно прибыла не из здешних мест.
Да чего далеко ходить? Взять хотя бы ту же Марисоль – она с какого-то Ахтыбарана.
– Надо бы расспросить, как она попала на остров.
Возможность скоро представилась – подружка принесла болящей завтрак. Обычно по утрам вместе со служанкой заходила нэн Хосефина, но сегодня она так и не появилась.
– Знала бы ты, что творится в замке, – Марисоль сноровисто выставляла тарелки на стол. Ее лицо раскраснелось, глаза возбужденно сияли. Приятно вываливать потрясающие новости несведущему человеку. – Нашей нэн ни продохнуть, ни выдохнуть!
– Да что случилось-то? – ложка с кашей замерла на полпути.
– В замок приехали невесты милорда!