Я мог ожидать чего угодно в своей засаде, но только не этого. То есть Лариса рассказывала, что отец влюблён в мать как школьник и это почему-то раздражало её, так и говорила: «смотрит на неё, как ручной пёсик, и совокупляются беспрерывно, надоели!», но я не думал, что у них в семье кипит такая страсть. Тем более, я не мог подумать, что такие запутанные и волнующие тайны.
А ведь это тайна… Как Майя назвала этого, «Ю-Ю»… Лариса никогда не говорила, что дядя Илья, которого её мать называет странным именем «Ю-Ю», в действительности её любовник. Стало быть, Лариса этого не знает…
Это зазвенело в моей голове, как колокол, вот они ключи, которыми я открою двери этой странной крепости. Ох и странной… А орут-то! Перед этим разговаривали, как друзья, о Курчатовском институте что-то, но едва она явилась… О-О! Это же… Может денег с них со всех срубить под это дело? Что расскажу, этим их прекраснодушным деточкам о том, какие связи опутали их троих… А с неё ещё и… Даст, куда денется. Все дадут…
О, Боже, ещё и подрались!.. И… что он говорит? Банда… убийство?.. Так тут не просто скелеты, тут целый Клондайк тайн. Это клад какой-то… Вот так посиди тайком пару часов и в любой приличной семье такое найдётся! Ну, и ну…
Когда она убежала, я думал, всё кончилось, а как ещё?.. Оказалось, и тут я ошибся…
… Я обернулся к Майе, едва Илья, не имея возможности поступить иначе, ушёл. Чёрное платье выше колен. Почему-то я его не помню… духами пахнет, кожей своей чудесной… Я протянул руку.
– Не вздумай! – проговорила она зло.
– Что?! – такого ещё не было.
Я схватил её и сорвал платье в одно мгновение… Майя выставила руки было, но сопротивление я преодолел почти так же быстро, как справился с платьем. Туда же за платьем и трусики, чулки ещё никому не мешали…
– Дурак!.. – бессильно вскрикивала Маюшка. – Чёртов дурак, пусти!
Я кончил почти сразу, вся эта ссора, драка ужасно завела меня. Где мы, на полу… я поднялся и наклонился к ней.
– Идём…
– Иди к чёрту.
– Ладно тебе… Идём, – сказал я, касаясь её, обнажённой, влажной кожи.
– Отстань! – она оттолкнула мою руку. Ещё завести меня хочет. Мне было мало. Мне всегда мало, но когда она вот так злится, я теряю разум…
…«Совокупляются без перерыва», я не поверил Ларисе. Никогда не верил, что в таком возрасте… Но услышал звуки, уже не мог удержать от того, чтобы подсмотреть, я выглянул из комнаты, тихонько приоткрыв дверь…
Я думал я виртуоз, эротический эквилибрист, но я даже не стажер, даже не салага. Этот Валентин Валентинович уроки мог бы давать… Вот это да…
Она не хотела, отталкивала его, но он… со вздохом наслаждения прижался лицом… Несколько мгновений и… Она застонала, выгибаясь. Мастер.
– Ты хочешь?.. хочешь ещё?.. – громко прошептал он, поднявшись к её лицу.
Она кивнула, глядя ему в лицо. Но этого ему было мало:
– Скажи! Скажи!.. Я хочу слышать! – взмолился он.
– Да! Да… ещё…
– Любишь меня?! Ты любишь меня? – прошептал он снова.
– Да…
– Скажи! Скажи мне!
– Да-да! Люблю…
Что же они на полу-то… прямо у дверей гостиной, той самой, что стала сценой для сегодняшней драмы, теперь драма стала эротической… И кончили оба вместе… Но и на этом не закончилось действо…
Они переместились в спальню, но дверь осталась открытой, им было не до того…
Я вышел из комнаты и тихонечко проследовал за ними, не веря, что они продолжат. Ну и мужик…
Но она… теперь я знаю, как она занимается любовью. И что…
– Ты что это делаешь здесь?!..
О, Боже… Родители не видели меня, но их дочь вошла и застала меня в самом что ни на есть позорном положении. Запалился…
– Я…
Лариса подошла и закрыла дверь в родительскую спальню, куда я так увлечённо заглядывал, что даже не услышал, как она пришла…
Её нахмуренное лицо и весь вид, сейчас мне казалось, что мамаша тут она, а не эти двое.
– Ты что, извращенец?
– Ну… это ты, похоже, привыкла, а я… – попытался пошутить я.
– Так вот, что ты так интересовался моей матерью! Запал!? На неё запал?! Я-то думала, мне кажется. Думала… а ты…
– Ларуся!.. – начал было я, желая её успокоить, но Лариса, которую мне до сих пор удавалось обмануть и использовать так, как мне хотелось, как мне было нужно, вдруг «прозрела», и увидела, что я не только не влюблён, но что я даже не очень увлечён ею.
– Для этого и дома остался! А я-то думаю… Думал её одну застать?! А не тут-то было, да?!
– Ларуся, ну что ты?! Что накручиваешь?
– Пошёл отсюда!
Ну знаете ли! Какая-то соплячка будет меня вышвыривать?! Ну-ну, давай. Если бы не твоя мамаша, я свалил бы давным-давно. Но теперь и её я поимею и тебе отомщу жестоко. Детям очень больно узнавать такие тайны, какой овладел я…
Поэтому я выпрямился и сказал:
– Как скажешь, зая. Не хочешь больше, не надо, оставайся со своими озабоченными предками. Я думал, ты преувеличиваешь, а они ещё хуже…
– Иди, давай!
– Пойду, – я зашёл в её комнату, где оставил свою куртку. – Приятно было познакомиться. Смсь, если станет скучно, зажжём!
Лара, как надсмотрщик смотрела на меня, сложив руки на груди и строго сверкая светлыми глазами, пока я не ушёл. В дверях я столкнулся с её братцем. А ведь он… так похож на этого, как его там… на Ю-Ю! Вот это да!.. Как интересно у вас закручено всё.
Может, в сериалы сюжет продать?.. Но сначала я с них со всех поимею то, что мне надо. Хороший будет навар. Может бизнес на таких семейных тайнах основать? Ведь можно подняться. Если семейка зажиточная… Это я удачно попал.
И удачная идея пришла мне в голову. Так что спасибо, Ларочка, что познакомила меня со своими странными родственникам.
… я едва не натолкнулся на выходящего Григория. И увидел Ларису в конце коридора, бледную и злую, как никогда раньше. Как вообще никогда.
– Что с тобой? Что случилось? – спросил я Ларису, имея желание только принять душ и лечь спать. Сегодняшнее сидение в анатомичке меня пришибло.
– Случилось… – у Ларисы дрогнул подбородок.
– Лар… – я хотел её обнять, мы всегда были близки и обниматься было у нас в порядке вещей. Бывало, что кроме меня некому было её утешить, потому что родители отсутствовали дома: дежурства, работа…
Но сегодня всё было не так, сейчас они были дома. Это, во-первых. А во-вторых: Лариса не захотела, чтобы я её обнимал. Она развернулась и ушла в свою комнату. И даже не вышла до утра. Ни ужинать, ни ванну принять. Но ужинать и мама не вышла. Только отец. И то, есть не стал. Застал меня одного на кухне, включил чайник.
– Мама спит?
Он кивнул, улыбнувшись, щуря ресницы. Ему почему-то приятно, что она спит. В белой футболке и пижамных штанах, в которых он ходил перед сном или по утрам, надевая вместо халатов, он такой уютный и мягкий, будто мудрый пушистый кот, щурится, вибриссы топорщит, кажется, я даже слышу мурчание.
Чайник зашумел, набирая силу звука. Я доедал холодную котлету и размышлял, съесть вторую или нет.
– Ты сегодня в Курчатовский не ездил?
– Нет. Завтра поеду.
– Рассказал бы хоть, что вы там придумали.
– Будь ты хотя бы на третьем курсе… А хотя… Попробую…
Чайник щёлкнул и замолчал, а пузырьки продолжали подниматься струйками, похожими на стеклянные бусы ото дна кверху, волнуя поверхность воды.
– Вот вообрази…
И отец начал рассказывать мне поначалу понятно и не торопясь суть их работы, как на непостижимым образом сделанный каркас, с помощью синхротрона… вот тут-то и начались проблемы. Через несколько мгновений он понял, что я упустил нить повествования.
– Ладно, Саня, ты устал, я тоже пойду спать, поговорим как-нибудь ещё. А может и съездим вместе, как будешь на каникулах, – сказал он, вставая.
Залил в колебасу с мате кипятку, и направился к себе в кабинет. А я заглянул в комнату к Ларисе и с удивлением застал её плачущей.
– Господи, да что случилось, Лар?
– Уйди!
– Лар, ну ты что?
Лариса приподнялась и бросила в меня меховой думкой, каких у неё тут было восемь штук разного цвета, ей это казалось уютным и стильным.
– Уйди, говорю!
Пришлось закрыть дверь, чтобы не поймать подушку в лицо. Поссорилась с Григорием, несомненно. Ладно, ерунда, помирятся.
… Мои дети спят, моя жена спит. Покой и умиротворение спустилось в мой мир. И даже больше: мой мир сегодня сотрясся и стал ещё гармоничнее и краше, потому что я вернул в него Илью.
Илья. Столько лет и ты всё надеешься отобрать у меня Майю. Отнимал каждый день и вознамерился отобрать совсем. И как уверенно говорил. Вот только не рассчитал ты, что Майя моя. Как бы ни любила тебя, вернее, как бы ни думала, по привычке, что любит, но она моя по-настоящему. И никому её у меня не забрать.
Я вернулся в спальню, чувствуя себя счастливым, как никогда, наверное.
А наутро стало ещё лучше. Я ушёл ещё до того, как Майя встала, только лохматую Ларису застал входящей в ванную. Я уезжал рано, надо было заехать в «Пятнашку», и успеть к десяти на «Щукинскую».
На моё «Доброе утро!», Лара буркнула что-то вроде: «Ни хрена доброго не вижу… Но тебе доброго!»
Это было удивительно, обычно она приветлива со мной, даже ласкова, обнимает, улыбается. Почему не сегодня? Но… вечером разберёмся. Или завтра…
Я подъехал к проходной в Курчатовский без опозданий. Даже за десять минут до десяти. Я в первый раз на этой дороге, поэтому и выехал с большим запасом. Я не люблю навигаторы, поэтому вначале сориентировался по карте.
Всю ночь, всё это утро, всю дорогу сюда я думал о том, о чём не мог не думать: что произошло вчера. Что сказала Маюшка, как смотрела, она никогда не произносит слов напрасно, даже со злости, даже в сердцах. И если она сказала, что уйдёт, значит так и будет. А вот Юргенс, похоже, этого не понимал, он уверен в себе, уверен, что… Впрочем, я не хочу размышлять почему Юргенс так думает…
У него был чрезвычайно счастливый вид, когда он вылез из своего вольво, увидев меня.
– Машина у тебя, как у настоящего пижона, Мagnus.
– Почему, «как»? Я и есть пижон. Как и ты со своими Armani и Hugo Boss. Так что не выделывайся.
– Гуччи забыл ещё. Ремень мне привёз когда-то, помнишь? – он обернулся, пикнув электронным ключом и протягивая мне вчерашнюю, оставленную мной его папку.
– Помню. Из Страны Восходящего Солнца надо было привезти меч для сеппуку.
– Вначале я бы тебе башку снёс этим мечом.
– Ничё, я бы увернулся.
– Привык уворачиваться, морда.
Но он не зол, он счастлив сегодня. Он думает, что победил, он не знает, как сложно вернуть Маюшку. Я знаю, я делал это уже не раз. Меня не победить никому. Единственный, кто мог всерьёз стать моим соперником, слава Богу, исчез в дали времени.
Он протянул мне руку.
– Что ж… Ты приехал. Значит, ты хочешь работать со мной. И значит… – сверкнув глазами, сказал он.
Я пожал его тёплую, крепкую ладонь. Он ещё не знает, что не победил… Мы оба проиграли. Но я знаю, как вести осаду, он – нет. Он взял когда-то нахрапом, пусть попробует повторить.
– Мы подошли к стенам, – сказал я.
– Ну да, – усмехнулся он, кивнув.
Юргенс постарел, хотя был хорош по-прежнему, может и лучше в чём-то, очень красивый породистый волк. Сегодня при свете светло-серого неба я мог лучше разглядеть его. Поседели виски, наверное, поэтому он совсем коротко стрижёт волосы. Огромные светло-голубые глаза сегодня отражали бесснежное небо, он был почти весел. Победителем себя мнит. Ну что ж, почти двадцать лет его колено на моей груди…
– Идём? Буду твоим Вергилием, – сказал Юргенс, направляясь ко входу.
Он и правда сегодня счастлив. Мне кажется, в этом зимнем свете я вижу сияющий венец на его голове.
– Надеюсь, мы спускаемся не в ад, – усмехнулся я.
– Не надейся, – хохотнул Юргенс, взглянув на меня.
Мы прошли через замысловатый пропускной пункт, где записали мои данные, сварганили для меня пластиковый пропуск за несколько минут, даже с фотографией, сделанной тут же, вернее, снятой с изображения камер.
Наконец, мы вошли на территорию.
– Ты предупредил, что приятеля притащишь? – спросил я.
– Дал лучшие рекомендации, не переживай, – усмехнулся Юргенс, вглядываясь вдаль, очевидно ожидая кого-то. – У тебя что по физике в школе было?
– «Пять» было. Я серебряный медалист.
Юргенс усмехнулся, посмотрев на меня:
– Ну да, я и забыл, что ты «ботан»!
– Я не «ботан», я сынок директора школы, – сказал я, засовывая руки поглубже в карманы, всё же зябко. – Что-то опаздывает физик твой.
– Гении не бывают пунктуальны.
– Ты прям влюблён в него, я смотрю, – засмеялся я.
А Юргенс нисколько не смутился:
– Я думал, только ты такой умный, Magnus, но оказалось, есть ещё. Правда, мы всё равно не справились без тебя.
Я усмехнулся этому Magnus`у, которого он вставлял второй раз. И вижу, что не с целью уколоть меня, как когда-то. Ну-ну, ты великодушен, потому что счастлив сейчас. Я посмотрю на тебя завтра…
Я проснулась позднее обычного, первая мысль была позвонить Славе. Надо же, только поговорили… Мышцы болели, и спина, должно быть, ободралась об пол, но эти ощущения только придавали мне убеждённой решительности. Да, вчерашнее подтолкнуло меня к тому, что давно надо было сделать. И всё же…
Теперь только я поняла, почему медлила. Уйти к Ю-Ю, кажется, это было единственной мыслью, что владела мной все эти годы, но то, что он так грубо вмешался в моё решение, стало как удар в лицо. Я нашла бы момент поговорить с Вальтером и устроить всё для всех, чтобы это не превратилось в слом и драму. Слишком много людей, чувств перемешаны, сплелись за эти годы. Поговорить с детьми, с Мартой Макаровной, с Таней даже, чтобы не оставляла Вальтера, вот что я хотела сделать в ближайшие недели.
Дети успешно учатся, Лариса увлечена молодым человеком, правда, дрянным, но иногда это лучше, чем в юности встретить свою судьбу и не узнать её. Вальтер сейчас увлечён работой так, как никогда ещё не был увлечён, и всё это вместе создавало благоприятный момент для развода. И вот Ю-Ю как лавина, несущаяся на мою аккуратно и продуманно выстроенную дорогу. Драка эта глупая опять… И работать вместе вознамерились. А меня решили «за стенами» оставить. Превосходно. И оставайтесь теперь вдвоём за своими стенами!
Вальтер, привыкший всё решать сексом, Ю-Ю, знающий, что я дня в своей жизни не жила без него, как два паука, сосущие одну муху. От меня почти ничего не осталось. Я вся ушла на то, чтобы их двоих делать счастливыми, спокойными, удовлетворёнными. Построить и сохранять мир моих детей. Что я сама такое? Мать, жена, любовница, но меня самой нет между этими тремя женщинами…
А есть я вообще? Кто я? Мне сорок три года, но я так и не поняла до сих пор, для чего я пришла в этот мир. Родить детей? Помочь нескольким тысячам человек родиться. Тоже немало, конечно.
Но почему мне кажется, что это не всё? Что всё-таки мало? Что я что-то не доделала? Вальтер, возможно совершит прорыв в науке в ближайшее время, Ю-Ю уникальный врач. А я? Что я? Женщина, на которой они зациклились только потому, что соперничали. Вот и всё. Пора уйти, дать вздохнуть обоим. И начать дышать самой.
Но как уйти теперь же? Вот так, пока все на учёбе и работе?.. Боже, невозможно…
Я встала с постели. Господи, будто били… На часах уже восемь, вот чёрт, я проспала! Все ушли уже должно быть. Колени, локти в ссадинах, вот глупость, ещё увидит кто…
В ванной обнаружился и на шее синяк, Вальтер, ты же никогда засосов не ставил…
– Мам!.. – Лара заглянула в ванную, думая, что никого уже нет, я не заперла дверь.
– Погоди… – но я не успела спрятаться под халатом.
Ларисино лицо отразилось в зеркале: вначале глаза округлились, потом дрогнули ноздри, а потом и вывернулась верхняя губы, пряднув, будто моя дочь сейчас раздавит таракана… Рядом с ней, большой, светловолосой, гладкой, похожей на яблоко белого налива, я кажусь тощим заморышем, цыплёнком из советского магазина с синими коленками…
– Ты… – её голос дрогнул. – Ну ты… Как вы осточертели… как сука с кобелём, тьфу!.. Скотный двор, старые уроды… Достали!
– Лара… – не могу даже представить до чего ей всё это противно… – Извини…
– Извинить?! – Лара выскочила, хлопнув дверью.
Я поспешила за ней, запахивая халат плотнее, что, если и Саша ещё дома?..
– Лариса… – я хотела было сказать, что не стоит судить близких так строго, что…
Но моя дочь зла на что-то совсем другое.
– Ты нарочно это? Ты нарочно совокупляешься у всех на глазах, чтобы молодых любовников ловить?!
– Ловить? – я растерялась.
– Я знаю всё! Что Гриша интересуется тобой! С первого дня… Уже переспала с ним? Это круто, хайп – мужик на пятнадцать лет моложе! Что, скажешь, нет?! И папашу это возбуждает, похоже?!
– Не смей! – воскликнула я.
Это пренебрежение к отцу возбудило мой гнев, почти как вчера, я никогда раньше не злилась так, тем более на дочь… Лара всегда уважала, даже почитала и обожала отца, даже больше, чем меня и что могло её вот так развернуть к нему, к нам обоим.
– Не сметь? Ты ведёшь себя как шлюха! – срывающимся голосом вскрикнула Лара.
– Не смей!
Я дала бы ей пощёчину, если бы представляла, как это, ударить кого-то по лицу.
– «Не смей» – презрительно усмехнулась Лара, злобно кривя губы. – Ты трахаешь моего парня, а я должна чего-то не сметь? Да пошла ты! Шлюха! Шлюха! Мерзкая шлюха-извращенка!
От последнего слова я вздрогнула. Я будто слышала уже эти слова. Они будто камнепад обрушились на меня. Как ремень отца когда-то… И я могла сейчас только одно, как и тогда, только закрыться руками и заплакать от боли и безысходности. На несколько минут я ослепла и оглохла.
Хлопнула входная дверь… Ещё никогда я не чувствовала себя так в этом доме. Я думала, мы живём счастливой, гармоничной семьёй, где все друг друга любят и понимают, где все счастливы и спокойны, а оказывается, я предмет стыда и презрения для моих детей. Как когда-то была для моих родителей, для моего класса, моей школы, всего моего города…
Юргенс заметил вдалеке приближающуюся чудную машинку. Именно машинку, как игрушечную, тупоморденькую. Гольф-мобиль, что ли? Забавно…
– Ну, вот и наш напарник из мира Физики, – сказал Юргенс.
Я усмехнулся, и опять посмотрел на приближающийся автомобильчик. И… Ну нет… Это уже слишком…
О том, что нам нужен третий человек в команду Юргенс заговорил неделю назад после сотен серий неудавшихся опытов, когда мы с ним, казалось, не просто упёрлись в стену, а стена буквально выдвинулась навстречу нам, тоже набычившись, как живая.
Ничего не получалось. Вначале мы меняли клетки, пеняли на генетику, брали донорские, от животных, выращенные из стволовых. Потом мы меняли параметры при конструировании каркаса, потом поле, в котором росли клетки каркаса, потом культуру ворсинчатого эпителия, потом…
Ничего не получалось. Труба или вообще не функционировала, или опять вела себя как кишка, или спазмировалась.
– Нам нужен ещё один человек, – сказал Юргенс.
– Человек… Тут я не знаю, кто нужен. Гений прозрения какой-нибудь. Нестандартный человек. Чтобы не как ты или я… – ответил я.
Мы сидели перед стеклом, где в стотысячный раз забракованная труба будто смеялась над нами, повиснув дурацким отростком на держателях. На несколько мониторов воспроизводилась наша очередная неудача, снятая под всеми возможными ракурсами в этой камере макро- и микроскопически.
– Василий Андреич, можно я сегодня пораньше уйду, мне за дочкой в садик.
Я взглянул на Машу, симпатичную и тихую девушку, пришедшую в нашу лабораторию месяца три назад. Может, роман с ней завести? И стану гением прозрения? Совсем забыл, как это в грязи валяться, иногда можно, наверное…
– Идите, Машенька. До завтра, – сказал я, чувствуя себя великодушным и добрым.
Мой медицинский напарник тоже сидел молча весь день, удручённый уже привычными неудачами.
– Есть у меня такой гений прозрения и… И вообще, – Юргенс усмехнулся самому себе, щуря пушистые ресницы. Вот тоже среднерусская белёсая порода, как и я, а ресницы вон какие… Все бабы его, небось.
– Так зови своего гения, – сказал я, опять чувствуя себя чуть ли не Гудвином.
Юргенс посмотрел на меня.
– Бесплатно никто не работает.
– Ты же работаешь почти бесплатно, – напомнил я, что ставка его как консультанта комично мала.
– Я – за идею.
– А гений твой, думаешь, за идею не пойдёт?
Юргенс кивнул, смеясь:
– Пойдёт, такая сволочь… тоже дурак идейный, из таких же, как мы с тобой, пионеров.
Я улыбнулся. Хорошо, что остались ещё такие советские дураки, кто готов за идею, а не за гранты жилы рвать. Так значит всё получится у нас.
– Ты зови. А денег найдём. Сейчас уже так не жадятся, как когда-то, – сказал я, – на бутер с маслом хватит твоему пионеру.
Это было меньше недели назад. И вот сегодня Юргенс привёз его. Я отправился их встретить не без небольшого волнения, всё же новый человек, даже возбуждение некое чувствую. Юргенс так говорил о нём, что мне представился какой-то вовсе необыкновенный человек.
И вот я ехал встретить их. И увидел их издали. Я узнал его сразу… Неужели это может быть? Боже, ты смеёшься надо мной? Ты решил так подшутить, чтобы мне не пришло в голову чувствовать себя хоть в чем-то, хоть на миг равным тебе?
Столько лет… Пока я обретался возле бандитов, сколько раз меня подмывало обмолвится, что есть у меня враг, человек, которого мне хотелось бы… Ох, не хочу даже вспоминать, какие я рисовал себе картины расправы над ним. Что там «Дорожный патруль» тех времен…
И вот, единственный, кто может мне помочь закончить эту работу, ставшую смыслом жизни последние несколько лет, единственный – это он, Илья Туманов.
Вот он. И не изменился почти. Волосы не поредели даже, а ведь он старше меня… на сколько? Лет на восемь? Я узнал его сразу по тому, как он мотнул головой, отбросив эти гладкие волосы за плечо… короче носит теперь, чем тогда.
Он вглядывался в меня, подъезжающего на нашем «бобике», и узнавал не мигом, как я его, я всё же изменился сильнее…
Но узнал. Его лицо стало резче с возрастом, но всё тоже, нетривиальные черты: резкие скулы, сильный подбородок, прямой нос, очень светлые глаза… расширились от изумления. Да-да, узнал меня…
– Ну, здорово, – сказал я, остановив машинку и спуская ноги на бетонные плиты покрытия.
– Ты?.. – просипел, вдохнув Илья, белея лицом, даже как-то отшатнувшись.
– Я, – сказал я с удовольствием. – А что же? Ты думал, я помер? Так нет, живой, как видишь.
Теперь Юргенс раскрыл рот, изумлённо глядя на нас.
– Вы… что… знакомы? – он моргнул, открывая рот, почти по-детски трогательно.
Илья посмотрел на него. И я тоже.
– Это её муж, – сказал Илья.
Он сказал это и мне, и Юргенсу.
– Муж? – повторили мы с Юргенсом теперь уже вместе посмотрели на Илью. – Чей муж? – как идиоты хором спросили мы.
– Майи, – он и ответила нам обоим.
– Вася?.. – проговорил Юргенс и перевёл на меня глаза человека, увидевшего НЛО.
Илья засмеялся:
– Вася. Именно он. Настоящий Маюшкин муж. Никто не разводил их… Или ты развёлся? – он взглянул на меня.
– Нет… – выдохнул я, ничего не понимая, теряя связь с реальностью. – Но… ты сказал… ты и о… Не ты Майкин муж?
Это уж…
– Он, – Илья кивнул на Юргенса.
Илья смеялся всё веселее, почти гомерически, на нас уже оборачивались все, кто проходил мимо.
– Ты женат на Майке? – я посмотрел на Юргенса.
Но Илья ответил за него:
– Вы оба женаты на Майке! – продолжая хохотать, он уже сложился вдвое. – Оставили мы её «за стенами», а, Вэл?!.. Господи Боже… Это же надо, из всего Курчатника, из всего мира ты нашёл именно его, Метелицу!
Юргенс тоже перевёл взгляд на меня, и мы смотрели так друг на друга, слушая, как потешается Илья.
– Сколько вы работаете вместе, неужели за это время, ты ни разу не рассказал Маюшке о нём? Имени не назвал? – продолжал смеяться Илья, задыхаясь. – В гости надо было пригласить!.. Ох, я не могу!..
Юргенс побледнел и сказал мне:
– Может, убьём его?
Мы оба повернулись к Илье, и правда чувствуя желание свернуть ему шею. Но Илья так же весело и смело смотрел на нас, утирая слёзы смеха со своих светлых ресниц.
– Ладно, убиватели нашлись, тоже мне. Чё вам меня убивать? Вы теперь между собой разберитесь. А лучше пошли работать. Бабу делить собрались что ли?
Работать… Вот это да. Мы ведь и правда работать собрались втроём.
– Антанта, ни дать ни взять, соратнички, твою мать. Каждый другого готов по горлу полоснуть… – снова прыснул Илья.
– Не обобщай, Мagnus, – прошипел Юргенс.