Вернан Ж.-П. Происхождение древнегреческой мысли. М.: Прогресс, 1988. С. 13–14.
«Начиная с V в. до н. э. в философии и истории mythos, противопоставленный logos’у, приобрел уничижительный оттенок, обозначая бесплодное, необоснованное утверждение, которое не опирается на строгое доказательство или надежное свидетельство». Там же. С. 21.
Там же. С. 68.
Там же. С. 69.
Там же. С. 70.
Там же. С. 71.
Подробнее о полисном устройстве здесь: Суриков И. Греческий полис архаической и классической эпох // Античный полис. Курс лекций. М.: Русский Фонд Содействия Образованию и Науке, 2010. С. 8—54.
«Придать здоровья означает создать естественные отношения господства и подчинения между телесными началами, между тем как болезнь означает их господство или подчинение вопреки природе» (444d).
Карл Поппер, обычно критичный к Платону, тем не менее отмечает революционный момент платонизма в этой геометризации математики: Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 1: Чары Платона. – М.: Феникс, Международный фонд «Культурная инициатива», 1992. – С. 395. – Применительно к политике это подчеркивает Жак Рансьер: «Ядро философского проекта, каким тот подытожен у Платона, состоит в том, чтобы заменить арифметический порядок, порядок «больше/меньше», задающий нормы обмена преходящими благами и человеческими бедами, на божественный порядок геометрической пропорции, задающий нормы истинного блага, общего блага, каковое виртуально выгодно всем, без того чтобы быть кому-то невыгодным». Рансьер Ж. Несогласие. СПб.: Machina, 2013. С. 38. [Перевод В. Е. Лапицкого.]
Там же. С. 98 и далее.
«Полиция по своей сути есть закон, как правило подразумеваемый, который определяет долю или отсутствие доли участия каждой части»; «Полиция, таким образом, – в первую очередь порядок тел, определяющий разделение между способами быть, делать и говорить, согласно которому такие-то тела приписываются своими именами к такому-то месту и такому-то заданию, это порядок видимого и внятного, согласно которому одна деятельность видима, а другая нет, одни слова воспринимаются как речь, а другие как шум». Там же. С. 55. Напротив, политика определяется Рансьером следующим образом: «Политика существует, когда естественный порядок господства прерван установлением причастности несопричастных. В этом установлении заключена вся политика как специфическая форма связи. Оно определяет общность сообщества как общность политическую, то есть разделенную, основанную на неподвластной арифметике обменов и возмещений неправоте. Вне этого установления никакой политики нет. Есть только порядок господства или беспорядок мятежа». Там же. С. 34.
Эту платоническую позицию Рансьер выражает так: «Народ – всего-навсего видимость, порожденная ощущениями удовольствия и страдания, которыми пользуются риторы и софисты, чтобы приласкать или припугнуть огромного зверя, неотчетливую массу ничтожных людей, составляющих собрание». Там же. С. 32.
Там же. С. 47.
Казалось бы – «действительная ложь ненавистна не только богам, но и людям» (382с). Однако очень скоро Сократ говорит, что для лучшей целостности государства хорошо бы заставить людей поверить в вымысел (а то, что это именно ложь, вымысел, здесь подчеркивается) – и далее излагается миф, по мнению Поппера вполне расистский, о том, что люди различны по природе: кто-то рождается с примесью золота, кто-то – серебра, а кто-то – железа и меди (414d—415d). Но через некоторое время – снова: «правдивость, решительное неприятие какой бы то ни было лжи, ненависть к ней и любовь к истине» – вот добродетели подлинного философа (486с); «Разве может один и тот же человек любить и мудрость, и ложь?» (там же). Это противоречие позволяет согласиться с Поппером в том, что Платон вместо философии пытается навязать своему идеальному государству идеологическую софократию. Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 1: Чары Платона. С. 186.
Возможна очередная путаница: в приведенной цитате «царь» стоит во множественном числе, хотя несколькими строками ранее речь идет именно об одном царе. Цари – это философы-правители или должен быть только один философ-правитель, царь (сам Платон, как полагает Поппер)? «Государство» не оставляет на этот счет однозначного ответа; ближе к однозначности «Законы», но и здесь смуту вносит неожиданно появляющийся высший и тайный совет. Подробнее об этом: Хаустов Д. Политика Платона: Тирания // Платон. Политик. Законы. М.: РИПОЛ классик, 2018. Несмотря на внутренне присущие платоновским текстам споры о количестве носителей власти, можно предположить, что при очевидном ценностном монизме философии Платона одно всегда будет лучше многого и правление философа лучше, чем правление философов. Что до общего места относительно «Законов», по которому править-де должны именно законы, то стоит напомнить следующее: законы, и это Платон подчеркивает, изобретают, поддерживают и меняют люди, а значит, они, эти люди, и правят посредством законов.
Поппер указывает на затруднение в выборе действительно добродетельного правителя как на одно из решающих: «Акцент Платон ставит на личности, а не на институтах, и самой настоятельной проблемой оказывается для него проблема выбора естественных лидеров и обучения их руководству». Там же. С. 166. И далее, комментируя эту мысль, Поппер замечает, что сам Платон осуществлял этот выбор крайне плохо: даже помимо историй с тиранами Дионисием Старшим и Младшим, многие в окружении Платона, включая сюда его учеников, становились тиранами. Там же. С. 177–178.
Там же. С. 198.
Имеется в виду шествие на празднестве богини Артемиды-Бендиды. Бендида – фракийская богиня, отождествлявшаяся с греч. Артемидой. В Пирее были святилища этой богини (Хеn, Hell. II 4, 11).
Конский пробег с факелами обычно посвящался Прометею и Афине как богам, связанным с огнем, ремеслами и науками.
Приносящие жертву надевали на голову венок.
О двух путях к пороку и добродетели см. у Гесиода: Путь не тяжелый ко злу, обитает оно недалеко. Но добродетель от нас отделили бессмертные боги Тягостным потом: крута, высока и длинна к ней дорога… («Труды и дни», стр. 288–290. Пер. В. В. Вересаева).
У Гомера (II. XXIV 487) отец Ахилла «стоит на пороге старости скорбной».
Схолиаст приводит здесь пословицу: «Галка садится рядом с галкой». Однако к данному тексту ближе другая: «Сверстник радует сверстника, старик – старика» (ср. «Федр», 240с).
Софокл (496–405 гг. до н. э.) – великий греческий драматург, с большим трагизмом изобразивший старого, слепого, одинокого царя Эдипа («Эдип в Колоне»). Однако поэт замечал, что «старости нет у мудрецов – тех, кому присущ ум, вскормленный божественным днем [юности]» (фр. 864 N.-Sn.).
Сериф, о-в Кикладского архипелага, из-за своей незначительности и бедности жителей был предметом насмешек зажиточных греков. Разговор Фемистокла и жителя Серифа помещен также у Плутарха в «Сравнительных жизнеописаниях» (т. I, «Фемистокл», XVIII).
Полемарх – наследник имущества Кефала и как его старший сын, и как преемник в его разговоре с Сократом.
Кефал, задав тон своим определением справедливости, с которым не согласен Сократ, удаляется и больше в диалоге не участвует.
О справедливости как воздаянии добра друзьям и зла врагам см. «Менон», 71е. Эта традиционная этическая норма вызывала постоянный протест Сократа.
У Гомера читаем об Автолике: И был он великий Клятвопреступник и вор. Гермес даровал ему это. Бедра ягнят и козлят, приятные богу, сжигал он, И Автолику Гермес был и спутник в делах, и помощник. (Од. XIX, 395–398. Пер. В. В. Вересаева).
Периандр, сын Кипсела, тиран Коринфа (VIIVI вв. до н. э.), прославленный своей государственной деятельностью и умом. Его причисляли к семи мудрецам, хотя Геродот (III48—53; V92) и рисует его жестоким, властным и неумолимым человеком. Возможно, что Периандр-мудрец не имеет ничего общего с этим тираном. Во всяком случае, уже античность сомневалась в мудрости сына Кипсела (см. Diog. Laert. I7, 97). Платон не считает его мудрецом (см. «Протагор», 343а).
Пердикка II – Македонский царь, отец известного Архелая.
Усмехнулся весьма сардонически: «сардонический», или «сарданский», смех, как пишет схолиаст к Il. XV 102, – это «когда кто-нибудь смеется не по внутреннему настроению». Связь этого названия с о. Сардинией объясняет Павсаний (X 17, 13), пишущий о ядовитой зелени о-ва Сардинии, вызывающей предсмертные конвульсии в виде смеха. См. также схолии к данному месту Платона. Все тексты о сардоническом смехе подобраны и переведены у А. Ф. Лосева (Античная мифология в ее историческом развитии. М., 1957, стр. 136–139).
Замечательная характеристика иронии Сократа дана в речи Алкивиада («Пир», 215а—216а, 221d—222d). См. также А. Ф. Лосев. Ирония античная и романтическая (сб. «Эстетика и искусство». М., 1966).
Намек на то, что софисты брали всегда плату за обучение своей «мудрости».
О справедливости как праве сильного рассуждает софист Калликл в диалоге «Горгий». См. «Горгий», 485а—492с.
Схолиаст пишет: «Полидамант из Скотуссы в Фессалии, знаменитый, самый сильный пятиборец, который, находясь в Персии у царя Оха, убивал львов и, вооружившись, сражался обнаженным».
Софист Клитофонт иронизирует здесь над своим противником.
Схолиаст отмечает, что эта пословица употребляется (довольно редко в классическом языке) в отношении тех, кто пытается взять на себя нечто невозможное.