В дом Твердохлёбова гости начали съезжаться ещё засветло. Добротный загородный дом, опушённый снегом, в заснеженном же саду выглядел чуть ли не дворцом сказочного барона. Начинавшийся сразу за ним сосновый бор только усиливал это впечатление.
Как и хотел хозяин дома, собрались в этот вечер все, кого он считал самыми близкими и родными себе людьми. Не огорчил его даже приезд как бы не званного на встречу Нового года Виталия Калитовского. Хотя справедливости ради надо сказать, что Твердохлёбов в приглашении не перечислил семью друга по именам. Просто написал – приезжайте 31 декабря ближе к вечеру. Очень жду! Ваш Никифор. Так что и Виталий как член семьи Калитовских имел полное право считать себя приглашённым.
Снежана, увидев Виталия, вспыхнула, как дева, вылепленная из снега, на лик которой упали неяркие отсветы вечерней зари, и, опустив глаза, пробормотала что-то неясное. Что Виталию, вероятно, следовало принять за приветствие, посланное хозяйкой дома гостю. Он сделал вид, что так это и расценил, и сдержанно улыбнулся в ответ.
Впрочем, сама Снежана не обратила на улыбку бывшего жениха никакого внимания. Её мысли были заняты совсем другим. Она даже не замечала, что её собственный муж следит за каждым её шагом. Тем временем сам Никифор Лаврентьевич, приняв твёрдое решение расставить все точки над «i» и пусть не в конце уходящего года, но в начале грядущего обязательно обрести наконец утерянное из-за семейных передряг спокойствие. Да и сама природа решила сделать хозяину дома и его гостям праздничный подарок. Весь декабрь стояла промозглая погода, лил дождь. А тут просто как по заказу мягкий, красивый, пушистый снег. Лёгкий морозец. Звёздное небо. Классическая новогодняя ночь.
Но ещё до её наступления во дворе зажгли яркие фонари и гирлянды, которые освещали не только площадку перед домом, но и сад с его расчищенными дорожками. Гости, кто в одиночку, кто разбившись на пары, прогуливались, вдыхая чистый воздух, от которого кружилась голова и сладко замирало сердце.
– Будто яблок с сахарной пудрой наелся! – воскликнул Калитовский-старший и неожиданно чмокнул жену в щёку.
– Ты чего, Игнат, люди же вокруг, – проговорила она, зардевшись, то ли от мороза, то ли от удовольствия.
– Так я же не чужую, а свою жену целую, – ответил он в оправдание и рассмеялся раскатисто, как в молодости.
– Он ещё и ржёт, как жеребец, – проговорила Аделаида Сергеевна и, не удержавшись, засмеялась сама, а потом добавила тихо: – Игнат, как хорошо-то сегодня здесь.
– Вот, – довольно крякнул он, – а ты ещё ехать не хотела.
– Я не то чтобы не хотела, я просто сомневалась.
– А разве это не одно и то же? – спросил муж.
– Нет, конечно!
– Ох уж эта женская логика, – покачал головой Калитовский-старший и снова громко рассмеялся.
– А по мне, так ваша мужская логика топорная, – сделала вид, что обиделась, супруга, – всё у вас ать-два да ать-два.
– На то мы и солдаты, – снова засмеялся муж.
Сын их Виталий тем временем покачивался на старых садовых качелях и, казалось, о чём-то сосредоточенно думал. Тихон Поздняков затеял с детьми весёлую игру в снежки, а потом они втроём принялись лепить огромного снеговика. После того как отец с детьми скатали первый огромный шар и принялись за второй, Виталий Калитовский спрыгнул с качелей и присоединился к ним.
– Дядя Виталя, – обратился к нему сын Анфисы и Тихона, – папа обещал, что мы завтра крепость строить будем, хочешь с нами?
– А почему бы и нет, – подмигнул ему Виталий.
– Ура! – закричал мальчишка. – Нашего полку прибыло!
– А мама не хочет строить, – пожаловалась Виталию его сестрёнка.
– Так не женское это дело – крепости возводить, – ответил Калитовский-младший.
– А я кто, по-вашему? – сверкнула на него голубыми глазами внучка полковника.
– Ты ещё девочка, – попытался вывернуться Виталий.
– Всё равно будущая женщина, – упрямо топнула ножкой в красном сапожке юная строительница крепостей.
– Ладно, твоя взяла, – рассмеялся Виталий, – будем считать, что я это не подумав ляпнул.
Тихон ухмыльнулся и одобрительно кивнул, девочка примирительно хлопнула рукой в красной варежке по ладони Виталия, протянувшего ей для примирения руку. Брат её за спиной сестрички показал Виталию большой палец: мол, молодец!
Анфиса тем временем, одевшись потеплее, сидела на расстеленном на скамейке возле дома одеяле и пыталась запомнить порядок вязания сложного, но умопомрачительно красивого узора для свитера, которому её учила Лукерья Самсоновна.
– Вы бы в дом шли, какое тут на морозе при свете фонарей вязание. У вас руки к спицам примёрзнут, – уговаривал их Твердохлёбов-старший.
– Так не холодно же, папа, – отмахивалась дочь, – и потом, мы в перчатках.
– Да и со всеми вместе нам веселее, – добродушно замечала старая тётка.
– Ну, мёрзните, коль вам нравится, – ухмылялся Никифор Лаврентьевич, с любовью глядя на своих девочек.
Олег Кушнарёв сразу по приезде представил дяде свою невесту. Так и сказал:
– Дядя Никифор, это Лиза! Моя невеста! Прошу любить и жаловать.
– Что ж, за нами не заржавеет, – ласково улыбнулся Твердохлёбов, – и любить будем, и жаловать. Проходите, Лиза, и чувствуйте себя как дома.
Потом Олег познакомил девушку со всеми остальными членами семьи. И все отнеслись к Елизавете дружелюбно, кроме разве двоих. Снежана одарила девушку холодным взглядом, от которого любая «незамерзайка» замёрзнет, а Эдуард глянул так, словно хотел взглядом сорвать с бедняжки не только одежду, но и кожу. Хотя чего можно ещё ожидать от ловеласа и мота Твердохлёбова-младшего. Но бедная Лиза, поёжившись от взгляда Снежаны, от Эдуарда просто отшатнулась.
– Не обращай внимания, – ласково прошептал ей на ухо Олег, – просто они такие.
– Какие? – спросила Лиза испуганно.
– Ущербные, – ответил, не задумываясь, Кушнарёв.
– А-а, – протянула Лиза и, кажется, успокоилась.
Оказавшись на улице, парочка сразу же устремилась по одной из садовых тропинок в самую глубину сада и там, укрывшись за кустами сирени, превращёнными в сказочные заросли Снежной королевы, предалась обычному для влюблённых занятию – перешёптыванию и поцелуям.
Эдуард, приехавший на этот раз в гости к отцу без девичьего сопровождения, решил не оставаться на приусадебном участке, взял лыжи и отправился на них в бор.
– Смотри не распугай там всех белок, – шутливо крикнул ему вслед отец, – а то некому нас потом отрезвлять будет.
– Не боись, – буркнул, не оборачиваясь, сын, – придут к тебе все твои белки.
– И чего он там собирается во тьме один в бору блуждать, – ни к кому не обращаясь, проговорила Лукерья Самсоновна.
Расслышав в голосе старушки тревогу, Анфиса ласково погладила её по руке:
– Да что вы, баба Луша, какая же там тьма? Луна нынче яркая. Это здесь из-за фонарей да гирлянд её света не видно, а в бору она каждую хвоинку высветит.
– Всё-таки это не дело, что Эдик в лес один пошёл, – никак не желала успокаиваться старая тётка.
– Может, у него свиданье там с кем-нибудь, – неуверенно предположила Анфиса.
– Да с кем ночью-то свиданье у него в бору может быть?! Разве только с лешим!
– А леший чем не компания в новогоднюю ночь, – тихо рассмеялась Анфиса.
– Эх, молодёжь, всё вам хихоньки да хахоньки, – укоризненно проговорила Лукерья Самсоновна.
– Баба Луша, да ладно вам! Эдик ведь уже давно не ребёнок и знает сам, что ему делать.
– А вот насчёт знания твоего братца я очень даже сомневаюсь! Кабы он знал, что делает, то не мотал бы нервы отцу, ирод!
– Баба Луша, вы имеете в виду, что Эдик постоянно у отца деньги просит?
– Ну!
– Так папа давно перестал ему их давать. Так что он теперь только у Розалии Павловны их тянет.
– У твоей Розалии тянуть нечего. Я слышала, она сама стала хвататься за любую работу.
– От кого это вы могли об этом слышать? – удивилась Анфиса.
– Моя старая приятельница тут у дочки своей живёт. А дочка её в гостинице работает. Так она пошла к дочке-то на работу и увидела там Розалию! – заговорщицки подмаргивая, проговорила Лукерья Самсоновна.
– Может, Розалия Павловна в гостинице той номер сняла, – неуверенно предположила Анфиса.
– Как же! Сняла она! На какие шиши?! Небось горничной подрабатывает, постели постояльцам перестилает.
– Ну, не знаю, – усомнилась Анфиса.
– Зато я знаю! – уверенно заявила Лукерья Самсоновна.
– Баба Луша! Бог с ней, с Розалией Павловной. Пусть они как хотят сами с Эдуардом решают свои денежные вопросы, – примирительно проговорила Анфиса.
– Твоими устами, девочка моя, да мёд бы пить. Только эти паразиты привыкли все свои проблемы на отца твоего перекладывать!
– Но ведь Эдик не чужой папе, – неуверенно ответила Анфиса.
– Ты вот тоже не чужая, – сказала Лукерья Самсоновна, – но разве же ты тянешь из отца деньги?
– Папа внукам подарки хорошие делает.
– Так то внукам!
– Но, баба Луша! Я же замужем! У меня есть Тихон! Он и решает материальные проблемы нашей семьи.
– Эдуарду тоже никто не мешает жениться, – проворчала старая тётка.
– Баба Луша, какая вы смешная, – хихикнула Анфиса, – разве же жена станет решать материальные проблемы Эдуарда?
– Эх, Анфиса, Анфиса, смех с тобой и грех, – отмахнулась от внучатой племянницы старая женщина.
На том и закончился их спор и вообще разговор об Эдуарде. И только Снежана не высовывала носа из дома. Потом все замёрзли и толпой повалили на кухню пить чай с баранками из самого настоящего ведёрного русского самовара, с которым на отлично справлялась кухарка Твердохлёбова Ольга Александровна, бывший завхоз местной школы.
После чая все разбрелись по дому, и каждый коротал время, оставшееся до наступления Нового года, на свой вкус. Калитовская читала, муж её с хозяином дома играл в шахматы, Виталий Калитовский вместе со всей семейкой Поздняковых смотрел в домашнем кинотеатре отца старые советские сказки. Дети визжали от восторга.
И Виталий, глядя на них, невольно думал, что, несмотря на все гаджеты и виртуальные игры, простая детская сказка, снятая без всякого 3D, всё-таки пробуждает в ребёнке гораздо больше светлых чувств и ненавязчиво прикасается к душевным струнам, отвечающим за любовь, доброту и необходимое всем и всегда простое человеческое внимание и тепло. «Хорошо, что я сегодня приехал сюда, – мелькало в его мозгу, – так вот сидел бы здесь целую вечность».
Анфиса вместе с Лукерьей Самсоновной в комнате последней перебирали мотки с шерстью, прикидывая, из какой из них и что связать отцу, из какой мужу и из какой – детям Анфисы.
Когда они пришли к единому мнению, Лукерья Самсоновна даже запела от радости:
– Уморилась я, уморилася.
И так это у неё уморительно получилось, что Анфиса рассмеялась от всей души.
– Чего-то мы с тобой тут завозились, – сказала вдруг старушка, – время-то сколько?
Анфиса оглянулась на висевшие на стене старые часы с гирьками – одиннадцатый час.
– Вот! Они уж, наверное, без нас за стол сели, – всплеснула руками старушка.
– Без нас, баба Луша, не сядут, – улыбнулась Анфиса.
В это время приоткрылась дверь комнаты, Никифор Лаврентьевич Твердохлёбов просунул голову и проговорил:
– Вы чего, девчонки, запаздываете?
– Идём мы, папа!
– Идём, идём, Никифорушка!