Снаружи раздался разочарованный вой. По дереву заскребли когти. А я разрыдалась от облегчения – всё позади. Теперь я в безопасности. Вытерев слёзы рукавом, я на ощупь нашла засов и задвинула его в пазы.
Во флигеле царил абсолютный мрак. Пахло сыростью и нежилым домом. Это помещение давно не протапливали. И здесь никто не появлялся.
Я сняла плащ, отряхнула его от снега, пока не растаял и надела обратно. Возможно, это мой единственный шанс согреться этой ночью, ведь я не представляла, как добыть огонь и растопить печь.
Согревая дыханием окоченевшие руки и сожалея о забытых снаружи перчатках, я смотрела в темноту перед собой. И совершенно не представляла, что теперь делать. Да, я спаслась от хищников на улице, но как быть с холодом внутри?
Ощупывая пространство перед собой, побрела вперёд. Наткнулась на стол, застеленный холщовой скатертью. Долго не думая, стянула её и накинула на себя. Та же участь постигла и плотные занавеси, отделявшие жилую часть флигеля.
Как луковица, укутанная слоями ткани, я нащупала кровать. И снова мне повезло – на ней оказался соломенный тюфяк и колючее одеяло. Больше искать ничего не стала. И так едва не падала с ног. Закутавшись во всё, что было, я свернулась калачиком и легла.
Несмотря на усталость и пережитый страх, уснуть не могла долго. Меня колотила крупная дрожь. Ныли растревоженные рёбра. К тому же снаружи разочарованно выли волки, уговаривая выйти и порадовать их ужином. Я не поддавалась. Сама в последний раз ела… уже и не помню когда. В животе требовательно заныло, но я заставила себя не слушать.
– Спи, Оливия, – приказала шёпотом, – тебе нужны силы, чтобы выжить.
Мне снился вой волков за окном, хищная улыбка Гилберта, тёплые руки доктора. Потом раздался шорох соломы, скрип половиц, и я открыла глаза.
Сердце забилось от привычного страха. И лишь спустя несколько долгих мгновений я поняла, где нахожусь. Выдохнула с облегчением, изо рта вырвалось облачко пара. Очень не хотелось выбираться из своего кокона, в котором было всё же теплее, чем в помещении.
Но сильно хотелось пить, живот сводило от голода. Поэтому я решительно откинула свои импровизированные одеяла и выбралась наружу. Холод тут же скользнул по рукам и лицу. Я несколько раз присела, подкидывая ноги и взмахивая руками, чтобы разогнать кровь. Кажется, стало немного лучше.
Что ж, пора приниматься за дело!
Зимнее солнце светило в единственное окошко, позволяя осмотреть мой новый дом. Я окинула флигель внимательным взглядом. Здесь мало что изменилось. Разве что износилось и отсырело.
Интересно, сколько уже усадьба стоит покинутой?
Флигель делился на две половины: жилую и кухонную. Сорвав ночью занавеси, я сделала пространство единым.
В кухонной части стоял стол, лавка и два табурета – всё потемневшее от сырости. У стены буфет с посудой. Ларь, в котором Насья хранила крупы. Кстати, надо будет позже спуститься в подпол, возможно, там что-нибудь осталось. У входа большой шкаф с нужной в хозяйстве утварью, рядом на гвоздях развешены инструменты, покрытые слоем ржавчины.
Почти четверть помещения занимала большая печь с лежанкой. Если мне удастся её растопить, то спать я буду в тепле. Тем более что в ящике у печи остались дрова и почти полная коробка спичек. Эта находка заставила меня возликовать.
Правда спички я почти сразу же отбросила, они отсырели и стали бесполезны. Но у Насьи наверняка сохранилось и огниво. Она вообще была до ужаса консервативна и в штыки воспринимала всякие «современные штучки», как кухарка называла новые изобретения.
Кресало и кремень нашлись на полке шкафа. Там же и мешочек с трутовыми грибами, к сожалению, тоже сырыми. Я долго думала, что же использовать вместо трута. И вспомнила, как ярко вспыхнула льняная рубаха одного из мальчишек, которую он сушил у костра. Имя мальчишки я давно позабыла, зато помнила, как влетело ему от матери. Мы все тогда получили ценный жизненный опыт.
Недолго думая, я отхватила ножом несколько полос от подола льняной сорочки. Мне тут щеголять не перед кем, тепло важнее.
Первая же искра зажгла полоску ткани. Лён ярко вспыхнул, пахнув в лицо жаром. Но не успела я возрадоваться удаче, как пламя погасло. И мне оставалось только растерянно смотреть на серые хлопья пепла.
К следующей попытке я подготовилась. Сложила в печь дрова. Одно поленце, потоньше, положила поперёк, почти у самой дверцы, остальные – на него, чтобы края нависали. По моим воспоминаниям, именно так делала кухарка. А пламя у неё разгоралось всегда с первого раза.
Под нависающие края сунула два куска бересты – всё, что нашлось в ящике для растопки. Причём кора была сыроватой, но я надеялась, что она быстро высохнет и разгорится.
Да и что ещё оставалось? Только надеяться на лучшее!
В ящике буфета я обнаружила связку восковых свечей. Насья предпочитала их масляным лампам, которые, по её мнению, слишком чадили. Тяжёлый, чугунный подсвечник нашёлся на полке шкафа. Правда, в единственном экземпляре. Но я подумала, что позже смогу поискать ему пару в других флигелях или господском доме. Наверняка там тоже много полезных вещей.
Сложив всё необходимое у печи, я опустилась на колени, обернула подол вокруг ног, тщательно заправив, и принялась высекать искры. В этот раз мне долго не везло. Я несколько раз меняла положение тела, то выпрямляя, то вновь сгибая затекшие ноги. Однако искры вспыхивали и гасли, отказываясь перескакивать на льняную полоску.
Промучилась я долго. Даже взопрела от усилий. Когда наконец лоскуток вспыхнул, я вскрикнула, не сдержав радости. Тут же сунула его к бересте, стараясь поднести как можно ближе и обжигая пальцы.
Берёзовые трубочки зачадили. Тёмно-серый дым туманными клочьями поплыл из печи. Но я не обращала на него внимания. Главное, чтобы дрова занялись. Когда наконец вспыхнула и береста, облизывая поленья языками пламени, я поздравила себя с маленькой победой. Теперь оставалось только молиться, чтобы разгорелись дрова.
Они понемногу занимались, но дым, который должен уходить в трубу, всё больше заполнял помещение. Когда поленья разгорелись, возмущённо потрескивая, кухню уже затянуло удушливым смогом.
Так ведь не должно быть!
Что я сделала неправильно?
Я бросилась к двери, отодвинула засов и с опаской приоткрыла створку. Крыльцо и снег возле него были вытоптаны волчьими следами. Убедившись, что сами хищники покинули усадьбу, я распахнула дверь.
В кухню хлынул свежий воздух, но вместе с ним и мороз. Дым по-прежнему отказывался уходить в трубу. Наверное, она засорилась. Неужели мне придётся держать дверь открытой, пока топится печь?
Перспектива не радовала. Что если звери решат вернуться? Тогда выбор у меня невелик: или задохнуться в дыму, или быть съеденной дикими зверями.
Пришлось спуститься с крыльца. Я тут же провалилась по колено. Похоже, снег шёл всю ночь. Надеюсь, Петер успел проскочить перевал, иначе ему придётся несладко.
Прямо, как мне сейчас.
Крыша была покрыта снегом. Труба больше напоминала снежную кочку в сугробе. И как её чистить?
На мягких звериных лапах подкрадывалось отчаяние. Я снова начала мёрзнуть и вернулась в дом. Дверь пришлось оставить открытой. Хотя это уже не слишком помогало. Флигель наполнился едким дымом.
Задвижку я заметила случайно, когда уже решила, что придётся перебираться в другой дом. Позже, вспоминая этот момент, всегда удивлялась, как сумела разглядеть её в дымном тумане. Да ещё и вспомнить, что это такое. Но тогда лишь радовалась и благодарила богов.
А ещё надеялась, что это сработает. Ведь прочистить трубу я точно не сумею.
Сработало!
Дым наконец начал уходить в трубу. Помещение постепенно очистилось, хотя запах гари ещё долго щекотал нёбо и заставлял кашлять. А в доме появилось тепло.
Я снова вышла на улицу, зачерпнула в чугунок чистого снега, не примятого лапами зверей, и поставила на плиту.
Подтащила один из тяжёлых табуретов к печи и села у огня с кружкой вкуснейшего кипятка. Блаженное тепло разливалось по телу. Клонило ко сну. Но заставила себя встрепенуться и встать. Мне нельзя засыпать.
Нужно подготовиться к следующей ночи.
Успеть нужно было многое. Забрать брошенный в поле саквояж. Проверить другие помещения. Но начать всё же я решила с ворот, представлявших собой брешь в единой стене ограды.
Не знаю, кто и зачем построил этот забор. Ведь когда я жила в Дубках, у нас не было необходимости отгораживаться от мира. Чужаки к нам забредали редко, да и звери прежде так не наглели. Усадьбу окружал скорее декоративный заборчик из штакетника.
Но сейчас я очень обрадовалась прочной ограде. Если сумею закрыть ворота, то волкам не будет ходу в усадьбу. А я смогу спокойно спать, не слушая завываний под окном.
В этот раз звери отступили. Но, кто знает, как они поведут себя следующей ночью. Не сумеют ли разбить окно, пытаясь добраться до желанной добычи. Я содрогнулась от этой мысли. Ну уж нет. Если я сумела добыть огонь, то сумею и сохранить свою жизнь.
Доживу до весны, когда откроется перевал. И отправлюсь искать людей.
У меня всё получится. Всё будет хорошо!
С этими мыслями я переворошила инструменты, выбирая подходящие. Остановилась на топоре и совке для золы. Больше чистить снег было нечем.