«Нет, – возразил пятилетний я, упиваясь открывшейся мне истиной, слишком простой, чтобы быть понятой взрослыми. – Я не хочу умирать. Я только загляну туда одним глазком, а потом сразу вернусь домой».
Свой пикельхельм Крамер нес в руке, не обращая внимания на редкий грохот снарядов. Человек, проведший на фронте столько времени, сколько провел он, без труда мог различить в грохоте канонады те опасные нотки, которые сами заставляют тело броситься в укрытие. Крамер даже улыбался, словно шел по бульвару в тени деревьев, а не перебирался от одной воронки к другой, иногда перепрыгивая остовы гнилых бревен и остатки проволочных заграждений.
– Хорошая погода нынче, – сказал он вместо приветствия. – Я уже боялся, что схвачу в этой сырости артрит или траншейную лихорадку.
– Хорошая, – подтвердил Дирк, пожимая протянутую ему ладонь, удивительно теплую, – только слишком много металла в воздухе. Я слышал, лебенсмейстеры утверждают, что это может плохо сказаться на здоровье.
– Только при передозировке, мой друг. Уверен, в старости мы с вами будем часто ощущать нехватку этого самого металла, грея старые кости у камина. О… простите.
– Ничего страшного, я и сам частенько об этом забываю. С другой стороны, в этом есть и плюсы. Я никогда не буду болеть подагрой или старческим слабоумием.