Лейтенант Захваткин измучился весь. Ну, просто беда… Не иначе, как наваждение, насланное нехорошим человеком, возможно, самим Сатаной. С кем посоветоваться? Пойти в храм и с настоятелем?.. Совестно как-то… Да и грех, пожалуй, идти с этим в дом божий. Так что ничего ему не оставалось, как пойти на «исповедь» к главному воспитателю воинской части, к самому, можно сказать, душевному командиру.
– Товарищ майор, подскажите, как мне быть? – начал Захваткин с порога.
– Что случилось?
Лейтенант потупился, а лицо окрасилось румянцем.
– Беда, товарищ майор, – сказал тихо он.
Чтобы раскрепостить мужика и расположить к откровенности, майор решил пошутить.
– Может, – майор хитро подмигнул лейтенанту, – не знаешь, как половчее с любовницей управиться?
– Нет, – лейтенант категорически замотал головой, – у меня с этим все в порядке. От меня еще ни одна не отвертелась.
– Тогда – в чем беда?
– По ночам эротические сны одолевают. Не знаю, как мне быть. Перепробовал все: и прогулки перед сном и холодный душ – эффект нулевой, товарищ майор.
– Да, – майор покачал головой, – плохи твои дела, лейтенант.
– Вы… так считаете?
– Ну, конечно!
– И… что?..
– Слушай мою команду.
– Слушаю, товарищ майор.
– Когда увидишь снова такой сон, встань и начинай отжиматься от пола.
– А… сколько?
– До ста раз и хватит.
На другой день Захваткин снова пришел.
– Не помогает, товарищ майор, – огорченно признался он.
– Продолжай отжиматься, но теперь – до двухсот раз.
На третий день Захваткин был опять в кабинете главного воспитателя.
– Не помогает, – грустно и с печалью в глазах вновь признался он.
– Продолжай дальше отжиматься.
– Но сколько же можно?!
– Столько, сколько потребуется… Другого лекарства наука не придумала.
– Товарищ майор, а вы… ну… это самое… с этим сами не сталкивались?
– Ха! – коротко хохотнул майор. – Эта беда мне известна.
– Ну… и тоже отжимаетесь?
– Естественно, лейтенант.
– При скольких отжиманиях к вам приходит покойный сон?
– По-разному… Иногда… Вот, например, прошлой ночью отжался тысячу раз. Лег. Задремал. И вновь вижу сон, будто вот на этом самом столе лежит голая (красивая, чертовка) вольнонаемная Марфина. И я ее… Только так! Только так!
Ух, братец ты мой, как ее жарил!