Горькое молоко – 3. Сайга для деда. В погоне за кардиналом - читать онлайн

Слухи о происшествии на заимке, где Колчак с Жигой чуть были не поджарены каннибалом Гаврилой и милиционером Кактусом, облетели весь город. Вовка уже задыхался, когда его бесчувственное тело омоновцы вынесли на воздух. Жига быстро оправился, после выпитого эметина. Фура скончалась с ржавым напильником в боку на заимке. Кактус, бывший капитан милиции, проткнул своему другу печень и сбежал в лес, где там сгинул бесследно. Искать его не стали, так, как уверенность быть смертельно обмороженным или разорванным дикими зверями в глухом лесу была велика. Не редко случалось, когда в сильные морозы даже бывалые охотники не справлялись с выходками вероломной природы. Когда их силы иссякали они, ложились на снежную перину и уходили в вечный сон. И только по весне находили обглоданные тела горе – охотников. Так – как это были в первую очередь камышовые охотники, которые пренебрегали друзьями и ходили в одиночку по неизвестным тропам с большим запасом спиртного. После этого случая знакомые не давали проходу Колчаку с Жигой, выспрашивая подробности о лесных обитателей, но сами они толком ничего не знали, поэтому ответов интересующие люди не получали. Вовка Колчак, всю информацию черпал сам от Надежды. Она сказала, что самого Гаврилу в бане разнесло по кусочкам от взрыва, что собрать его было не возможно. То, что он занимался каннибализмом, это была самая натуральная чушь, хотя захоронения человеческих останков было откопано немало. Но это были бомжи, которым не смогли бы помочь, ни одни медики.

…Не прошло и двух недель после этого нашумевшего случая, как на следующий день после Рождества, всю область облетела жуткая весть. – В онкологическом центре была убита врач Беда Манана Львовна. Версия этого жуткого преступления была одна. – Случайный наркоман при ломке добивался дозы, в чём ему было отказано. Тогда при помощи ножа он решил свои проблемы. Сейф с наркотическими препаратами был дочиста выпотрошен. И ещё одна важная деталь, которую выдал следствию Иван Романович. У Мананы на теле не оказалось серебряного жетона с бриллиантом в 0,5 карата. Но всё равно убийца не был арестован, по причине не установления. Ни следов, ни улик он после себя не оставил. Видеосъёмки тоже ничего не дали. Похоже, было, что это дело сдадут в архив, так – как искать жетон с бриллиантом, шансов практически никаких нет. Был на подозрении в прошлом один убийца по фамилии Пальцев. Но эта зацепка лопнула, как мыльный пузырь. У Пальцева на момент убийства было железное алиби. И мало того этот Пальцев давно перековался в очень важного и уважаемого бизнесмена. На этом ход следствия затормозился. Иван Романович несколько раз тревожил прокуратуру о новостях следствия, но кроме развода рук и покаянных отговорок, ни чего не получал. Её хоронили полгорода, прилетели из Канады все дети и внуки. Один Альберт был без детей – так как семьёй ещё не обзавёлся. Дед Роман настаивал, чтобы его сноху похоронили на их погосте в Осинках, но Иван и родственники Мананы из Абхазии решили похоронить её на городском кладбище. Но этим, трагическим случаем несчастья рода Беды не закончились. С разницей в один месяц Иван Романович похоронил престарелых родителей. Вначале ушла мать, а затем дед Роман.

Это был не день физкультурника, а ежегодный спортивный праздник коллектива физкультуры судостроительного завода на котором всегда в первую очередь чествовали ветеранов спорта. Это был живой и радостный праздник для активных людей. На улице в этот день было безлюдно. И это понятно! Основная масса людей находилась на стадионах, на пляже и на дачах. Была солнечная июньская погода. На стадионе играла маршевая музыка и, сквозь неё прорезался, словно канонада оживлённый шум зрителей, перемешанный с аплодисментами.

– Видимо футбол идёт? – подумала Ирина Савельева и посмотрела на часы. Обе стрелки находились в положении на цифре двенадцать. Она явно нервничала и постоянно через открытые ворота смотрела на широкую аллею, откуда должен был показаться Иван Романович Беда. Она опоздала ровно на тридцать минут. На душе была тревога, что он, не дождавшись её, покинул стадион один. Она суетливо кружила вокруг своего видавших виды старенького автомобиля, беспрестанно бросая взгляды в сторону ворот. Когда на горизонте выросла спортивная фигура Ивана Романовича, или Деда, как его называли близкие люди, Ирина быстро взяла с переднего сиденья своих Жигулей букет цветов и сделала торжественное лицо.

Дед бодрой походкой вышел со стадиона, с пренебрежением осмотрел средство передвижения Ирины. Что – то про себя пробурчал, но букет взял и, нахмурившись, её уколол:

– Что – то ты девушка припозднилась, – праздник уже кончился. Надо было тебе на спортивную арену заглянуть.

Ирина улыбнулась и галантно взяла под руку Деда:

– Что я парадов не видела. Настоящий праздник у нас ещё будет и, открыв дверь своего автомобиля, стала оправдываться. – В магазине задержалась, не думала, что на кассе много народу будет. Прямо, советские времена.

– Ты советские времена не трогай, – недовольно отрезал Дед и с неохотой залез в машину. Устроившись в кресле и осмотрев салон, добавил:

– Хоть бы тачку себе правильную купила. На ископаемом транспорте мне ещё не приходилось ездить.

Ирина кокетливо возмутилась:

– А чем тебе Иван моя машина не по нраву?

– Больно позорный вид у твоей машины, похож на дореволюционную Кулибинскую самокатную тележку.

– Зато никто не угонит, – парировала Ирина.

Дед весело хмыкнул:

– Да это понятно, что не угонят, но желающих точно очередь выстроится, как в мавзолей.

– Очередь прокатится на моём «Ягуаре?» – обрадовалась, как ребёнок Ирина.

– Но! Но! Не восхваляй свой тарантас. Очередь выстроится, только для единственной цели, чтобы на капоте твоего «народного дилижанса» оставить свои ароматные испражнения в виде кабачкового пудинга.

…Ирина не ответила на колкость Деда и завела машину. Она свернула в проулок, после которого выехала на шоссейную улицу. Там для неё было раздолье. Она надавила на газ и, в открытое окно дверки моментально ворвался горячий воздух, который разметал её причёску на голове. Она не сбавляя скорости, приподняла стекло и посмотрела на Деда. Их взгляды встретились. Но продолжения разговора не последовало. Дед понял, что она обиделась. И, чтобы загладить свою вину неожиданно предложил ей:

– Ир, да ты не горюй, я же тебе не со зла сказал. Я о твоём имидже беспокоюсь. Ведь яркую женщину должен украшать красивый мужчина и модный автомобиль. Поэтому я тебе предлагаю вместе с собой и свою машину. Поняла мадам?

Ирине было 60, но выглядела она значительно моложе. Она относилась к ярким и привлекательным женщинам, о которых в народе говорят: «один раз увидишь и никогда не забудешь». Чистокровная брюнетка, без седины в голове, черноброва, стройна, как манекен и безумно обворожительный взгляд делали её просто красавицей. Многие вдовцы и одинокие мужчины после смерти её мужа Лёни предлагали ей руку и сердце. Но она была неприступна. Ирина тайно любила много лет своего кума Беду. И не скрывала от него своих чувств в течении всей жизни.

Она не ответила ему на его предложение. Сочтя, что Дед шутит, как всегда, но сердце у неё в этот раз ёкнуло. Когда подъехали к дому, Ирина заглушила мотор, посмотрела в зеркало салона. Затем сверкнув своим колдовским взглядом в сторону Ивана, произнесла:

– Я тебя за язык не тянула, сам назвался. Не миновать нам сегодня свадьбы!

Дед уже сам не рад был, что после выпитого шампанского на стадионе, у него с языка сорвётся судьбоносная фраза. Его лоб покрылся потом, который он смахнул тыльной стороной ладони, после чего над надбровьем появился ярко – красный след. Он успел тоже посмотреть на себя в зеркало и, прикрыв лицо букетом, вышел из машины. А Ирина взяла с заднего сидения сумку с провиантом, закрыла машину и последовала следом за ним.

Иван Романович открыл дверь своей квартиры, пропустив впереди себя Ирину, а затем сам переступил порог. Тихо закрыв за собой дверь, он бросил со звоном ключи на трельяж, стоявший в прихожей и, возвратил букет Ирине:

– Ира выгружай свой пакет на стол и поставь цветы в вазу, да занимайся сервировкой стола, – сказал Иван. – Где, что находится, сама найдёшь, а я попробую мальчишкам дозвониться. Что – то меня беспокоит их долгое молчание. Обычно в этот день, они с утра ко мне приезжают с подарками и поздравлениями, а сегодня тишина.

– Что ты Ваня беспокоишься за них, – начала успокаивать Ивана Ирина. – Ты забыл, что из мальчишек они давно превратились в зрелых мужчин. А Сергей тот вообще рыцарь! – мечта каждой синьоры. Особенно женщины бальзаковского возраста, самый липучий и охочий контингент ему вообще не дают прохода. Младший брат копия он – любит головой крутит на улице. Кстати ты Сергея не намного старше, нечего прикидываться дедушкой.

Дед подошёл к открытому окну и, вывалив из него половину своего туловища. Посмотрев по сторонам и убедившись, что племянники не обозреваются, присев на табурет, мрачно произнёс:

– Это с какой стороны посмотреть Ирина, – раньше меня Серёга называл Иваном, а с некоторых пор дедом зовёт. Неужели старый стал?

– Вань, да ты что на свет только уродился, – хлопнула она себя ладонями по бёдрам. – Тебя весь двор Дедом зовёт, не за возраст, а за мудрость твою. Гордится надо и не смотри на своих племянников. Им судьбой предначертана привольность.

Обернувшись к Ирине лицом, он бросил на неё осуждающий взгляд и мягким баритоном произнёс:

– Не молоти языком, чего не знаешь? Они ребята правильные, все в меня!

Ирина сладострастно зевнула и, прикрыв рот ладонью, продолжила:

– Наверное, Вовка сейчас отдыхает с новой незабудкой. Ты же сам говорил, что он любитель собирать цветы. А может сам, где празднует день спорта. Не забывай он тоже спортсмен, хотя и бывший.

Иван Романович встал с табуретки. Взяв с холодильника массажную расчёску, интенсивно стал чесать свою голову:

– Не говори глупостей, – повысил голос Дед, – Вовку Колчака я сегодня видал с детской коляской. Этот парень, очень сильно изменился. Весь двор говорил, что бандит вырастит, а я верил в него. Знал, что он хорошим человеком будет. Очень толковый парень. А был, похлещи своего старшего брата Серёги. Бывало, такого натворит, волосы дыбом становятся. Отсидел срок, одумался. Сейчас вот семьёй обзавёлся, жена Полина сына ему родила. Сам он работает и в институте заочно учится. А вот Серёга мой слишком богатым стал и это я скажу не на пользу. В Осинках такого понастроил, – диву даёшься. Но иногда кружится, выпивает. А бизнес спиртного не приемлет.

– Что ты Дед всё зарядил «мой Серёга, мой Серёга», – передразнила его Ирина, – оба они твои племянники!

– Это ты правильно заметила Ирина, – опомнился Иван Романович, – просто воспитанием Серёги я занимался полностью. Тогда сестре Клавдии было тяжело. Вот и пришлось мне исполнять роль отца. Справедливости ради надо сказать папа для него может быть я был неплохим, а вот Макаренко Антоном Семёновичем оказался неважнецким, – прозевал я на каком – то жизненном этапе Серёгу. На зону попал. А уж воспитанием Вовки занимался Серёга и конечно Захар имел на него влияние. Да что я тебе рассказываю, ты всю подноготную нашей родни знаешь.

При упоминании Захара Ирина мило и загадочно заулыбалась, что не ушло от острого взгляда Ивана Романовича.

– Ты ещё Ирина не знаешь, какая оказия произошла с нашим родом. Под новый год, дед мороз сподобил нас ещё одной родственницей. И кто бы знал, что жила и росла в нашем дворе хорошая очаровательная девочка, которая сейчас работает милиционером, – наша родственница.

– Это ты Иван не про Надю – ли говоришь? – вытерев фартуком, луковые слёзы с глаз, спросила Ирина.

– Про Надю, про неё родную, – молвил Иван.

– Она мне кажется в положении?

– Уже нет. Родила девочку вчера, – Ларой назвала.

– По каким каналам она вам родственницей стала?

– Она Захару приходится родной дочкой. Он не знал, что она его дочь. В могилу ушёл в неведение.

– Да у Захара столько женщин было за его жизнь, что каждая наверно подарила ему по дитяти, – сказала Ирина.

– Быть – то были, но ребёнка ему только Нина Зарецкая подарила, это я точно знаю. Я знал её хорошо и их отношения были, считай у всего города на виду. Насколько я знаю, эта Нина ничем криминальным не промышляла, как ты в молодости. Хотя из других источников я слышал, что Захар её перекроил под себя, и она была в его делах первой помощницей. Любила Захара преданно, была до их встречи военным авиатором. Но по состоянию здоровья её комиссовали из ВС. Сама руки на себя наложила. Когда Захара в очередной раз арестовали, вот она и отравилась в роддоме. Тайну о дочке попечители хранили за семью печатями. Её удочерила женщина, работавшая в больнице. Потом по воле случая, ей дали квартиру в нашем дворе. А мы и ведать не ведали, – переехала новая жительница с грудным ребёнком. Как говорят обычное дело. Захар знал эту женщину и общался с ней, как с соседкой и не больше. И Надя у него на глазах росла, а вот, что это его дочь он не догадывался.

– Когда ему догадываться, если он, то в бегах, то в тюрьме, – вставила Ирина.

– Что верно, то верно, – вздохнул Иван, – этого он по горло нахлебался. Я ему несколько раз говорил, – Захар не гонись за воровскими титулами, – не та жизнь у воров наступила. Это раньше воров бомбили только менты, а сейчас говорю, опасность вашему брату грозит с разных сторон. Даже за границей вас достают. И ты знаешь, что он мне ответил на это? – И я думаю отчасти он в чём – то прав.

– И чего – же такого интересного он тебе выдал? – посмотрела на него Ирина.

– Он мне сказал, что я живу в другом измерении, и много в этой жизни не понимаю. Говорит что на самом деле воры в законе это народные герои страны. Твои говорит, коллеги футболисты и хоккеисты не могут показать силу русского духа капиталистам, а мы народовольцы всему миру уже доказали, что русский человек смелый и рискованный и никогда никого бояться не будет. Сегодня говорит, – мы для всех басурман являемся эталоном силы нашей страны.

– Интересная формулировка, – сказала Ирина, выслушав Деда.

– Вроде она нелепая, я бы сказал нагловатая, но смысл в ней заложен верный, – сказал Иван Романович. – Он трактовал мне её так убедительно. Что я вначале склонялся в правдивости его слов. Но это была всего лишь отрыжка моего жиганского характера в молодости. Ведь нет Захара в живых больше пяти лет, а мог бы жить и жить ещё. Хорошо, хоть Захар успел Сергею и Максиму помочь, а на деле оказалось, – помог всему нашему роду. Раскрутились племянники не хило на заводе. И моим покойным родителям при жизни сильно помогали. Ты заметила, как у меня в холодильнике богато, – это всё Серёга трамбует. Моя пенсия идёт на коммунальные услуги, да на витамины и мази для спины.

– Знаю, я отлично, что он тебе без конца помогает. Мы с тобой Вань, считай родственники и как ты живёшь мне всё известно.

Дед, подошёл опять к окну:

– Застряли где – то ребятки, – недовольно покачал он головой. – Не видать никого, – пойду, позвоню. Они же с моими охотничьими документами, где – то разъезжают. Серёга взял и говорит, мы тебе дед подарок к твоему празднику хотим сделать стоящий с Вовкой. А Вовка мне сегодня, словом не обмолвился. Обещал только зайти попозже, что бы вместе в роддом сходили к новоиспечённой родственнице.

– Вань всё у меня готово, – сняв с себя фартук, сказала Ирина, – давай, пока дома никого нет, я тебе спину разотру, а потом будешь звонить, – предложила она.

– Тебе кума, наверное, картина моя на спине больше нравится, а не сам процесс втирания мази? – спросил Иван Романович.

– Тебя мне дурака жалко. Больно смотреть, как ты мучаешься со своей спиной.

– А мне так доктор и сказал, что умереть ты не умрёшь от своего радикулита, но настрадаешься вдоволь. Смысла нет, Ирина мазать мне спину в сей момент. Водку будем пить, а это анальгин! Вот вечером я тебе свою спину оголю. Что – бы завтра утром с постели легко было встать.

…Он ушёл в спальню и вернулся вскоре оттуда с сотовым телефоном:

Откуда такое богатство? – спросила Ирина, и тут – же сама себе ответила: – Можешь не говорить, Серый или Максим задарили.

– Не угадала, – довольно заметил Дед, – это Альберт удосужился мне такой подарок вручить. Для меня пока эта небольшая штуковина ещё не изучена. Знаю, как звонить и как отвечать. Серёжка обещала научить, только у нас получается, то ему некогда, то мне. Да в принципе, мне больше от этой «радиостанции» больше ничего не надо.

Он вновь подошёл к окну и, приподняв руку, резко разрубил воздух ребром ладони:

– Сказал Серёжка, что как подъезжать будет, сообщит. Видимо весь в делах. А телефон пускай здесь лежит, а то вдруг дети из Канады позвонят, – после чего он положил телефон на подоконник.

– А Клавдия не обещала тебя поздравить, или она в деревне гостит у родителей? – спросила Ирина.

– Нет, поехала вчера на экскурсию в храм Серафима Саровского в Дивеево. Думаю, к вечеру будет у меня. И запомни Осинки не деревня, а современное село со своим храмом, клубом и торговым центром.

– Сам своё село часто деревней называешь, вот я на твой манер её обозначаю.

– А и правда, что это я на тебя накинулся? – задумался он, – знать, не бывать нашей свадьбе сегодня. Ирина только улыбнулась, но пререкаться с ним не стала, а только спросила:

– А ты сам – то, что в Дивеево не поехал? – Я слышала там лечебные источники хорошие.

– Я там был не единожды с Зуритой и Сергеем в начале лета ездил. Я на этой святой земле заодно и крещение принял. Некрещеным всю жизнь прожил. Ничего страшного не произошло. Бог был милостив, меня не обижал всё это время.

– Как – же не обижал? А три с лишним года в зоне забыл, а как второй раз чуть срок не схватил? Всё – таки полтора месяца в тюрьме просидел не за что. Это разве не божье наказание.

– Конечно, нет, – разволновался Дед. – Разобрались, выпустили потом и дело закрыли. Мне тогда с сокамерниками повезло. Сидел со мной один хороший парняга Валера Пикин, он, то мне и посоветовал, как выпутаться с того дела. Помню, ему тоже моя наколка на спине понравилась Витязь в тигровой шкуре. Срисовал у меня, её, и пока я сидел, ему набили на спину, такую – же один к одному. А срок мне тогда корячился реальный, но обошлось. Случись бы это у нас в городе, дело замяли бы сразу. Меня арестовали на острове в Горьком, и ружья тогда я чуть своего не лишился. Когда разобрались, всё вернули и извинились даже. Но сорок пять дней в следственном изоляторе просидел. Моя вина там была небольшая, – находку с запасными частями от легковых автомобилей, тащить в лодку. Вот тогда засада меня и сграбастала. А мыслишка у меня коммерческая была налево находку продать. Потом поймали натуральных похитителей. Много их тогда человек на скамье подсудимых оказалось. Они несколько лет тащили с автозавода запасные части. Срока получили, от трёх до десяти лет.

Дед задумался, и резко взглянув на Ирину, неожиданно промолвил:

– Давай выпьем лучше, и ты меня больше на такие воспоминания не наводи. Я о своих проведённых днях в неволе ни с кем не хочу разговоры вести.

– Сам меня пригласил на застолье воспоминаний, и я виновата.

– Так ты приятное вспоминай, как мы время в молодости хорошо раньше проводили. Или забыла?

– Почему забыла? – но мы совсем недавно все воспоминания с тобой в присутствии Вовки перемолотили. Неужели не помнишь?

Дед свёл к переносице брови:

– Я, то помню, а вот ты забыла. У меня не бывает провалов в памяти. Не при тебе будет сказано, но я иногда искусно маскируюсь от болтунов и всезнаек. Бывает даже, тугоухость свою включаю, хотя слух у меня идеальный.

Он озорно улыбнулся и продолжил доказывать Ирине, какая у него превосходная память:

– Вот ты девушка помнишь о приятном прошлом? Нет! А я готов вспоминать счастливые денёчки и по твоим и по своим пальцам.

Ирина взяла бутылку с красным вином со стола и налила себе в бокал. Сделав глоток вина, она поставила на стол и налила из графина Деду в стопку водки. Они выпили и закусили спиртное пастилой. Ирина изящно, двумя пальцами выдернула из стакана белоснежную салфетку и, вытерев губы, сказала:

– Ты давай не задавайся? Тоже мне архивариус нашёлся! Да для меня все события связанные с тобой, как будь – то вчера произошли. – Как мы все праздники вместе проводили. Как ты нас на охоту и на рыбалку за собой всегда таскал под видом похода. А моему покойному Лёне, так и не привил любовь к природе. Но ты меня не обманешь. Я знаю, что ты хочешь услышать от меня сегодня. Тебе приятны воспоминания о былой славе футболиста Ивана Беды! Это я тоже помню Ванюша. Раньше был у нас футбол. На стадионы народ шёл, и не только на него, но и на другие спортивные мероприятия посмотреть. Я помню, как в то время работала на плодоовощной базе калибровщицей. Ты меня с Лёней в секцию стрельбы привёл и сказал: «Хватит лук калибровать. Пора и свинцом заняться». Я тогда приноровилась к стрельбе и грамоты у меня ещё сохранились, а из Лёни стрелка хорошего не получилось. Руки у него тряслись всегда, после операции.

…У Ирины выступили слёзы, но это были слёзы уже не от лука, а от воспоминаний своего покойного мужа и выпитого вина. Прошло около пятнадцати лет, как она его похоронила. Она молодой вышла замуж за инвалида. Леониду, после серьёзной травмы полученной в Куйбышеве, дали вторую группу инвалидности. И Ирина при нем была больше нянька, чем супруга. И этот крест она несла до последних дней его жизни. Она сама выбрала себе такую участь, так как, в его частично потерянном здоровье, считала себя больше виноватой, чем он сам. Она салфеткой аккуратно промокнула глаза:

– Не получается у нас Иван с тобой приятных воспоминаний, вот и ты слезу из меня выдавил.

– Успокойся Ирина, – начал утешать её Дед, – жизнь всё равно удалась, хотя и была она у тебя порой трудной.

– Вань, всё бы ничего, да вот детей и внуков у меня нет, как у тебя. А это считай неполноценная жизнь. У меня всю жизнь ребёнок был один, – мой супруг. Я часто задумывалась над этим, и считала всегда себя одинокой. Хотя, кажется вот рядом детский дом стоит, сходи и реши этот вопрос. Но тогда были живы его родители, а они были противники, что – бы я, кого – то усыновляла или удочеряла. Когда их не стало, мне с Лёней хлопот больше досталось, тогда уже этот вопрос сам по себе отпал. Всё моё утешение было в твоих детях, а Соня с Катей, две черносливины для меня всегда были, как родные. Альберт – то у тебя с характером мальчик был, гордым и недоступным, как пик Коммунизма. Мальчики все считай такие, а девочки они ласковей. Я тебе всегда завидовала. Думала, хваткий мужик получился из Ивана Беды. Всё успел в жизни и в тюрьме посидеть, – она на секунду прервалась и извиняющее посмотрела на Ивана Романовича, приложив руку к груди, и продолжила; – в футбол наиграться, дичи настреляться, рыбы до отвала наловить, женится, детьми, и внуками обзавестись. Вот, как много всего успел сделать.

– Дом в селе перестроил и деревьев целый лес посадил, – закончил с улыбкой на губах Дед.

– Ну, допустим, дом не ты перестроил со своим радикулитом, а твои племянники с толстыми кошельками.

– А кто прорабом строительства был? Я – гордо заявил Иван Романович.

– Ты, ты – не переживай, я знаю это. Я шучу Ванюша. Эх, какого я мужика упустила в те далёкие годы. А ведь я тогда прилегла с тобой, не для того чтобы согреется. Думала, может, ты слабым окажешься по женской части. А ты даже и носом не повёл, ощутил меня только утром у себя под одеялом, когда проснулся.

– Ты Ирка не жалей об этом. Я тогда уже женатым был и Манану ни на кого – бы не променял. Я её очень сильно любил, и думаю о ней почти каждый день.

Ирина хорошо знала, как любил и боготворил Иван свою жену, и ни когда не вторгалась в их жизнь со своей тайной любовью. Тем более, они с Мананой были лучшие подруги. Потому, ни по церковным канонам, ни по человеческим правилам жизни, она и не помышляла затушить этот семейный счастливый очаг. Нельзя сказать, что она была одержима в своих мечтах. Нет! Но после смерти Мананы, она ясно понимала что, наконец – то настало время свою домотканую, сермяжную судьбу превратить в плюшевую жизнь. Сегодня настал самый подходящий день для сближения. И она, откинув все меры приличия, без всякого труда начала закидывать удочку на своё будущее семейное благополучие:

– Иван Романович, тебе пора подумать о другой жизни.

– И о какой жизни я должен думать?

– Как старость встретить красиво. Ты ещё крепкий мужчина, если конечно не считать твою спину. Но я тебе её вылечу, – пообещала она. – И закопаем мы с тобой свои одиночества глубоко, глубоко.

– Ирка, ты никак сватаешь меня? – но мы – же с тобой и так всю жизнь, как родные, тем более ты кума моя. – Он почесал затылок, задумался, потом добавил: – Да и вроде не по – человечески это, – люди скажут, в трауре ещё находится старый чёрт, а жениться надумал. Не хотелось бы мне быть на языках знакомых людей.

Он задумался, потом налил себе соку в фужер. Половину выпил, остаток дал допить Ирине:

– Знаешь, что? – привстал он со стула.

– Пока не знаю, – обворожительно улыбалась она.

– Все вопросы по сватовству задавай дочкам и Клавдии, – выпалил он, – я с ними в контрах не хочу жить.

Она облегчённо вздохнула, поняв по его словам, что в общем – то он не против создания семьи. И продолжила напористо его атаковать:

– Ты мне час назад сам предложение сделал, а теперь заднюю скорость включаешь. Нет, дружок, – первое слово дороже второго. Хочу тебе ещё сказать про твоё траурное табу, – этот условный запрет распространяется на тех, кто не достиг шестидесятилетнего возраста. А твоя Клавдия и дочки думаю, мне сами предложат, чтобы я к тебе переехала жить. Клавдия мне уже говорила: «Нам говорит, молодая курочка для него не нужна, чтобы заранее его в гроб загнала. А ты Ирина, сама с ним договаривайся на предмет сожительства».

Она в этот момент была необыкновенно возбуждена и без излишней скромности приступила рекламировать свои достоинства:

– А я ведь Иван Романович ещё женщиной могу быть страстной, – кокетливо воспевала она.

– Ну, тебя Ирка, ты как была наглая без стыда и совести, такой и осталась. Начала со старости, а закончила постелью.

– Ой, ой, ой, – ударила она в ладошки. – Ты, что Ванюша не знаешь, что в отношении вас мужчин, мы женщины до самой смерти свои супружеские обязанности можем выполнять? – наседала она на Ивана.

– Женщины может быть, но не бабушки, – отбивался он от назойливой Ирины.

– Вань, я хоть и на пенсии, но младше тебя. Плохим здоровьем не страдаю, и на охоту не только смогу тебя собрать, но и пойти вместе, как раньше. Я тебе пока предлагаю свой уход, а там видно будет. Для меня это тоже своеобразной подпиткой будет. Я привыкла к многолетнему уходу за своим мужем, что все мои заботы за ним превратились в образ жизни. Хотя откровенно сказать я с ним сильно уставала, особенно в последние дни его жизни. Лёни не стало, и мне ежедневно чего – то не хватает. Ты вот часто приглашаешь меня. То укол сделать или спину тебе растереть. Я лечу к тебе на всех парусах. Настроение в этот день у меня нормализуется. Мы ведь с тобой давно едины, только ты не желаешь себе признаться в этом.

Иван Романович хитро прищурился, налил в этот раз в пустой бокал пива и залпом его выпил:

– Так процесс пошёл, вначале ты меня со своими женскими прихотями ознакомила, теперь отождествлять меня с собой начала. Мне это нравится, а как вылечишь меня, что будешь делать? Другого больного будешь искать.

– Бог с тобой Ваня, да я тебе ещё одну болезнь найду, – проникновенно заглядывала она ему в глаза. – Думаешь, я Ваня не знаю, почему ты на пеньке в сквере сидишь, глядя в сторону углового подъезда семейного общежития. Знаю я всё и вижу. Учительницу высматриваешь, которая Серёжку Беду учила. Если ты имеешь планы, на неё какие, то это напрасно. Ты книг много прочитал за свою жизнь, тебя во дворе Мудрым Дедом зовут. А не поймёшь, что если ты её в свой дом приведёшь, то привыкать к ней будешь долго. А ко мне не надо привыкать. Мы с тобой давно привыкшие. Думай Ваня, думай? Не то возьму себе на постой твоего дальнего родственника Жору Хлястика. Он через неделю освобождается, мне его сестра младшая сказала.

Дед на этот раз, не прибегая к стакану, опустошил бутылку с пивом через горлышко и басовито рассмеялся.

– Ты чего зашёлся, как припадочный? – спросила она.

– Вот ему твоя опека будет позарез нужна, – он провёл ребром ладони по горлу, – может и не надолго, но от твоего предложения он не откажется.

Ирина смотрела на Ивана затаённо, не понимая, чем вдруг был вызван его гомерический смех.

– Хватит смеяться, – остановила она его, – будем считать, что шутка не удалась. Пошутила я, думала, ты забеспокоишься, а тебе хрен по деревне.

– Ты Ирина не обижайся, – укротил он свой смех, – Жоржа постигла участь нашего родственника Лимона Балту, – его в живых давно уже нет. А Жора мужчина не плохой, и сидит не по своей вине. Убийство ему пришили, только за то, что ранее судимый был неоднократно. А улики против него одни косвенные были. Отсидел последний раз, где-то восемь лет и заработал себе первую группу по онкологии. И смех мой вызван не твоим высказанным безрассудным предложением, а дикой болью и печалью, за погубленную судьбу Жоржа. И печально то, что никто ответственности за судебную ошибку не понесёт.

– Оригинально ты выражаешь свою печаль, – изумлённо сказала Ирина.

– Африканцы оригинальней меня поступают. Они когда хоронят близкого человека, исполняют джазовые трясучие танцы, которые во времена нашей молодости находились в опале не только у правительства, но и народа. Так – как исполняли эти танцы стиляги.

Внезапно зазвонил телефон, от которого Ирина вздрогнула. Дед рванулся со стула к подоконнику, где лежал телефон:

– Это Серёга точно звонит, – взял он в руку трубку.

– Слушаю!

– Алло Дед! Через десять минут буду, – сказал Сергей.

– Ну вот, говорит, скоро будет, – успокоился Дед, и положил телефон на стол.

– Иван, а почему ты говоришь, что никто не ответит за судебную ошибку?

– Таких поломанных судеб у нас по России знаешь сколько, – сказал он. – И мало кто добивается правды. Страсбургский суд, только может оправдать человека, а туда обращаться, нужны деньги. Ни у Жоржа, ни у его сестёр их нет.

– Это, что – же получается, что любого человека, так могут посадить?

– Ты краски Ирина не сгущай. Помнишь, как говорил Жеглов, что наказания без вины не бывает. Его вина была в том, что собутыльников себе плохих выбрал. Вот и хлебал за это баланду с сухарями несколько лет. Я, конечно, понимаю, что строго с ним обошлись. Такого срока он себе не заслужил. Но в жизни зачастую бывает, что человек из – за своей недальновидности попадает в переплёты, за которые приходится расплачиваться дорогой монетой.

– А что у нас и за недальновидность уже судят? – спросила Ирина.

– За неё судят не только у нас, но и в других странах и давно, с каменного века. Только правильней это называется – не преднамеренное преступление.

– Тебя послушаешь, нас всех сажать уже надо. Я вот тоже в молодости отсидела, так знала за что. А если у меня с окошка ветром горшок с цветами сдуло и попало на голову прохожему, это что – же мне в тюрьму за это идти?

– А как – же, ты должна была предусмотреть вероятность падения и поставить свой горшок в безопасное место, – объяснил Иван.

– Ты Иван совсем, Мудрым стал, ещё выпьешь, как Диоген будешь. Давай я лучше к приходу племянников стол немного реставрирую.

Не успела она произнести, как они с шумом вошли в квартиру. У младшего брата Вовки в руках были пакеты с продуктами, а старший Сергей держал чехол с карабином.

– Держи Иван Романович и владей, – это Сайга, считай, как автомат, – протянул он Деду подарок. – Мы с Вовкой посчитали, что этот подарок будет для тебя лучшим. Всё – таки десяти зарядный карабин, с оптическим прицелом и облегчённый.

– Это же дорогой подарок, – взволнованно произнёс Дед. Он расчехлил карабин, погладил его приклад и вновь засунул его в чехол.

– Спасибо вы меня прямо огорошили этим подарком. Охота на уток уже открылась, сходим с тобой в милицию завтра, зарегистрируем его на меня, и жди нас с тётей Ирой в деревне. Она уже мне с утра все уши прожужжала про охоту. А сейчас давайте за стол садитесь. Мы все здесь спортсмены, отметим праздник, как подобает.

– Кто у вас за рулём? – спросил Дед у племянников.

– Ты Дед хочешь определить, можно ли нам выпивать, – сказал Сергей. – Отвечаю – можно! Вовке до дома идти тридцать секунд, а меня назад Заур повезёт домой. Он не пьёт сейчас. И просит чтобы его называли, как и в детстве Зуритой. Говорит, что с этой кличкой я счастливее был. Но с вином покончил навсегда.

– Давно ли завязал? – поинтересовался Дед.

– После суда, сразу бросил. Ему условно дали три года. С завода упёр пять пачек электродов. Весь суд уморил своим последним словом.

– Что он там такого смешного задвинул? – спросила Ирина.

– Он судье сказал: – Вину осознал полностью, и просил наказать его по всей строгости закона. Не щадя его прекрасной личности. Попросил приговорить его к самому большому сроку, который предусматривает данная статья.

…Прокурор запросил ему один год лишения свободы. Его судья спрашивает, – а почему вы себе запрашиваете срок, больше чем прокурор? – А он ей отвечает: – Но имейте в виду, если мне в тюрьме не понравится, – сразу выпускайте оттуда.

– Что прямо так и сказал? – спросил Дед.

– Слово в слово, – засмеялся Сергей. – Судья женщина его юмор оценила милосердно в три года условно. Он домой после суда пришёл, а в квартире пустота. У жены спрашивает: «Где аппаратура дорогая и мой кожаный плащ? А она ему выдаёт: – В твоём условном сроке». Он её обозвал саблезубой тигрицей, за её два верхних клыка, и пообещал ей, что воровать начнёт снова. Но началом его воровской деятельности будут её золотые цацки и тряпки. Она дура после его слов снесла все свои ценности к своим родителям, не понимая, что Заур пошутил.

– Ладно, хватит про него, – сказал Дед, – знаем мы про все его чудачества, садитесь за стол? Вы меня сегодня удивили и омолодили на десяток лет своим подарком. Давайте дуло ему смажем.

– Иван Романович, вы старым ни когда и не были. То, что Дедом зовут, я считаю это почётно и уважительно! Не забывайте, что пацан считается до семидесяти лет, – сказал Колчак.

– Это Вовка на зоне так считается. Там, если с умом жить, можно сохранить свою молодость и здоровье. А на свободе в наше время трудно сохранить не только здоровье, но и жизнь. Чего там говорить, – махнул Дед рукой, – сам – же недавно убедился.

– Это они сорвались от нас эти ублюдки. Сами себя порешили, а так бы им всем труба была, – сказал Серый. – Хозяин их мент, смерть свою нашёл быстро. За Захара, получил пулю в Австрии. Пашу Петухова, и одиночная камера не спасла. Теперь все подобные им отморозки хвосты поприжмут здесь. Пускай знают, что за смерть вора отвечать придётся всегда, несмотря на сроки давности.

– Не все погибли, – поправил брата Колчак, – один сгинул в неизвестном направлении и до сих пор не найдут. Но это всё дело времени. Найдут и его.

– А что – же с бичами стало, которые работали на заимке? – спросила Ирина.

– Их отпустили, они не при делах были. И чем они питались, никто ничего из них не знал, кроме Гаврилы и хозяев этой заимки

– Ужас, какой – то, – сказала Ирина, – в наше время и каннибализм.

– Каннибализм давно в России ходит, как только распался союз. И предприятия, которые строил весь народ, живоглоты стали раздирать как сочные отбивные котлеты. Эпидемия идёт уже несколько лет, – сказал Иван Романович.

– Дед, а кто в этом виноват? – только коммунисты, – изрёк Беда.

– Я никогда ни в одной партии не состоял, – спокойно начал рассказывать Иван Романович. – Из октябрят меня исключили, когда я в первом классе сломал нос у Буратино, которого выпилил мальчик из нашего класса. А в пионерах, я меньше суток был. В двенадцать часов двадцать второго апреля мне повязали галстук, а двадцать третьего в восемь часов тридцать минут с меня сняли его. Можно сказать, я заслуживаю себе место в книге Гиннеса, и исключили меня за то что, я снёс с памятника голову Ленину, который стоял у нас в густом сквере. Сегодня не только памятника не осталось, но и сквера нет. С этих пор я ни в одной партии не состоял. Поэтому и карьеру себе не сделал, а возможности были. Я к чему это говорю. Вы молодые и о нашей жизни, которую мы прожили с тётей Ирой, плохо знаете. Виноваты не коммунисты, а коммунисты – ренегаты, которые, как клопы затесались в партию, словно в старый тюфяк. И то, что было плохо при социализме, виноваты именно вот эти самые ренегаты. Они палки в колёса совали всему народу. Отчего до сей поры ругают коммунистов все кому не лень. А чего их поносить? – развёл руки Дед. – Не смотря, что в партии было достаточно приспособившихся предателей, которые портили график социалистического строя, мы жили всё равно неплохо! Сами посудите; квартиры бесплатно, учёба и лечение бесплатно. Нищих не было. А сейчас на помойках бомжи в очереди выстраиваются. И что самое страшноё, поносят коммунистов, именно те, кто вскормлен был прежним социалистическим строем, а это я приравниваю к самому настоящему предательству. Эти люди никчемные. Не дай бог, завтра придёт к нам интервент, – страшно подумать, – Родину защищать не кому будет. Патриотизма нет у них никакого. Меня за то, что я голову Ленину оторвал, исключили из пионеров и пожурили. Я вспоминаю, – фильм в детстве смотрел, как в Германии, три подростка исказили портрет Гитлера, подрисовали ему бороду и очки. Их расстреляли за это.

– Иван Романович, так это фашизм в то время был, – перебил его Колчак.

– А ты попробуй сейчас сотвори публично с портретом губернатора что ни будь, – внушительно посмотрел Колчаку в глаза Иван Романович, – тогда будешь сравнивать, при каком строе мы живём. Знаменательный праздник День Победы проводят на площади девятого мая. Вспоминают с трибуны подвиги наших героев – земляков. И словом никогда не обмолвятся, что они все до единого были коммунистами. А всего героев Советского Союза, в Отечественную войну было почти двенадцать тысяч человек, из них девять тысяч коммунисты и полторы тысячи комсомольцев. Это не считая финской войны и озера Хасан. На их примере воспитывалось поколение советских людей. Наша отчизна была самая уникальная и многонациональная, не сравнима ни с одной страной. О могуществе её я молчу. Зачем сегодня так нагло врать молодёжи, что было плохо? – Зачем народу говорить про сталинские лагеря? Сколько людей в них сидело. Ни кому это не нужно. Лучше боритесь с тем, чтобы наша молодёжь не знала, что такое тюрьмы, лагеря и наркотики. Сейчас лагерей больше стало, чем при Сталине, и естественно людей больше сидит. Когда я сидел, не то чтобы кто, то из надзирателей или ментов имел право ударить заключённого, а грубого слова не говорили. Сейчас фильмы показывают, что творят эти силовые структуры с арестантами, диву даёшься, такого издевательства немцы с пленными не творили. Я когда у тебя Вовка был на свидании, тогда ночью привезли этап. Слышно хорошо было, как они натуральным образом убивали заключённых, закованных в наручники. И по выкрикам конвоя, сложно было разобрать, кто из них преступники. Конвой этот после бы посадить в одну камеру с этими арестованными, на один часик. Узнали бы, сколько стоит дубинка и их кованые ботинки. Вот вся милиция за такие издевательства и получает адекватную реакцию.

– Дед у нас на зоне, насчёт этого порядок был, никогда ни кого не избивали, а конвой это другое дело. Они потешаться любители. А почему, – потому что туда идут бывшие обиженные и те, кто в армии правил дедовщину, – сказал Серый.

– Вас на зоне не били, потому что ты сидел на городской командировке, – выдал свой аргумент Дед. – Откуда до власти рукой подать. Хотя Калину угробили в городской зоне.

– Я думаю, всё зависит от начальника, – высказал своё мнение Колчак, – у нас в лесу, хозяин не запускал ОМОН, веселится. Знал, что их процедуры над заключёнными к хорошему климату не приведут. Но, как только он ушёл на пенсию, прислали другого начальника, который и подчинённых настроил под стать себе. А им только этого и надо было. У них там династии надзирательские с дореволюционных времён. Вот у себя дома на кухнях, с малых лет они проходили нравы зоны. Для них заключённые это не люди. С приходом нового начальника, они начали зверствовать, но тоже до поры до времени. Прокурора вызвали зэки, после чего они лютость свою ослабили. А тех, кто писал жалобы, потом всех в БУР бросили. Лично меня никогда не били, ни конвой, ни надзиратели.

– Всё равно жизнь дрянь, – не успокаивался Иван Романович. – Наш двор вырос после войны при Сталине, за один год. Сегодня в России растут только тюрьмы, церкви, кладбища и дворцы разрушителей нашей бедной России. В нашем дворе когда – то в каждой семье были спортсмены. А сейчас в кого ни кинь палку, обязательно в тюремщика попадёшь. В шестидесятых годах мы с моим другом Кадыком попали на скамью подсудимых, так это была сенсация, не только во дворе, но и в городе. И освободился я, ко мне на заводе подошли, с доверием и добротой. В бригаду хорошую зачислили. А бригады раньше дружные были, друг за друга горой. В те времена слово бригада носила определённый смысл, – это в первую очередь дружеское чувство локтя, не то что сейчас боится, каждый, как бы его не подсидели на рабочем месте. Вот такая жизнь племяши у нас была. А сейчас нужного внимания ни кому не уделяют. Ни освободившимся из заключения, ни отслужившим в армии и даже выпускникам вузов зачастую указывают на дверь. Я согласен сменился строй, но не надо поганить историю. Скажите партии спасибо и продолжайте править, но не хищническим путём и без коварных экспериментов на народе.

После этого на кухне наступила тишина, но как оказалась ненадолго. Вовка Колчак решил ещё подогреть Деда новой темой:

– Дед тебе пить нельзя, ты сразу около себя образуешь партийную ячейку, – сказал он Ивану Романовичу. – Ты одного не поймёшь, что народ стал жить свободней! А свобода подразумевает счастье!

– Чем же он свободней стал? – привстал со стула Дед. – В том, что хочешь, трудись, – хочешь, бичуй? Я по молодости тоже завидовал американцам, когда нам показывали безработных янки и в газетах и по телевизору. Они протестовали против безработицы в такой одежде, которую мы только по праздникам одевали. И я тогда думал, вот люди, как классно живут, одеты, обуты, с сытыми рожами на демонстрацию пришли. Отдыхали – бы. Это я так думал, когда мне после длительного отдыха на работу не хотелось идти. И я сейчас понимаю, что указ – «хочешь не работай», был подготовлен правительством не ради нашей свободы, а они знали наперёд, что с приватизацией пойдёт крупномасштабное сокращение штатов на производствах. Я вот год назад был на охоте в Орлах, так там наше новое руководство завода построило себе охотничий домик, который больше похож на феодальный замок. Ни один из них настоящим охотником не является. Так просто подражают моде снобов. Все они до одного ни одной акцией завода не владеют, а являются верными псами хозяев, и больше половины из них были раньше ярыми коммунистами. Увидав меня, с охотничьим трофеем, они пригласили меня к своим шашлыкам с водкой. А когда нахрюкались, как свиньи – повели разговор о заработной плате рабочих. Решали, стоит им повышать заработную плату или нет. Один из них сказал:

«Рабочим нужно платить, так, чтобы они ноги не протянули, но и не допускать, чтобы низкая заработная плата была поводом для забастовок. В данный момент говорит, – повышение оплаты труда для рабов с нашей стороны будет непозволительным расточительством»

– Это он сука позорная при мне такое заявил. Этот пидор миллионы огребает за счёт рабочего класса, и боится, как бы его трудящиеся не объели. Скоты одним словом. Им придётся вспомнить историю СССР ещё не раз. Они, – эти профурсетки наступят на те – же грабли. Ругают коммунистов, что карьеру при их строе можно было сделать, только находясь в партии. А они сейчас, что творят, если не состоишь в партии власти, тебе не только должность хорошую не дадут, но и вообще с работы турнут. Славке Фомину по этой причине, в театре роль генерала – губернатора не дали играть. Сейчас сидит без работы на материной шее и оформляет себе третью группу инвалидности. Волки они все актированные, но появятся скоро на Руси сильные волкодавы, в обличье Котовского, Стеньки Разина и Емельяна Пугачёва.

– Дед, ну прекрати, чего ты разошёлся, как на митинге, – одёрнул его Серый, – ведь живём мы не плохо.

– Пускай выскажется, – вступился за Ивана Романовича Колчак, – он дельные вещи говорит. Не забывай он человек той эпохи, и прощаться ему трудно с ней, тем более смирится с его нищей пенсией.

– Молодец Вовка, хоть ты меня понимаешь, – обрадовался он поддержке Колчака, – а почему? – Потому, что ты рабочий класс, а Сергей, ни дня на производстве не проработал. Только и знает, отправлять вагоны с досками в Польшу, да на Украину.

– Я тебя Ванюша тоже понимаю и поддерживаю, – подала голос притихшая Ирина.

– Ещё бы ты меня не поддерживала, у тебя пенсия на семьсот рублей меньше, чем у меня. А за коммунальные услуги мы платим с тобой одинаково. Ты сейчас живёшь за счёт своего урожая в саду. А когда тебя покинут силы, что трудится там, не под силу будет, тогда твои вставные челюсти без работы будут у тебя в стакане лежать, так, как кушать тебе будет нечего. И за свою сталинскую трёхкомнатную квартиру ты задолжаешь государству крупную сумму денег, и затем выкинут тебя в семейное общежитие без удобств, – где общий туалет с фанерными перегородками в которых просверлены дыры в палец. Или ещё хуже – наедут бандиты, подпишешь им бумаги, а они после этого закатают тебя в асфальт или в трясину скинут.

– Ваня ты чего меня пугаешь, я сейчас трястись и колотится об стол, от страха начну, – возмутилась Ирина. – Ты что забыл, сколько раз я вас с моим Лёнькой, выручала из неприятных ситуаций. Ты забыл, как я на пляже, за тебя блатному Факу, ножик воткнула в задницу.

Оба брата слушали изумленно распалившуюся от возмущения Ирину.

– Тетя Ира ну – ка расскажи, что это за история с поножовщиной была, ни дед, ни ты никогда об этом не рассказывали, – попросил Вовка.

– Это дело было давно, твой дед, закончил играть в футбол. Менялось молодое поколение, которое деда не знало. Мы отдыхали на пляже, вместе с бабушкой Мананой. Ну конечно тогда нельзя её было назвать бабушка. У нас там спор произошёл на лодочной станции за очередь на прокат лодки. В то время ходил по городу один блатной, отсидел несколько лет. Весь исколотый, собрал вокруг себя подобных ему ребят. И лазили, хулиганил по городу. А на пляже он хотел лодку без очереди заполучить. Дед ваш его тогда оттолкнул, а он весло поднял и сзади на деда, а я тогда огурец чистила перочинным ножом. Увидала такое дело и как пантера бросилась на этого Фака. Ножик ему в жопу, как в масло вошёл. Фак, упал, а дружки его опешили от неожиданности. Подняли его, тут же засунули в плавки ему полотенце. Тут народ сбежался, парней этих оттеснили. Один из них крикнул, мне пошлую угрозу. А я смело подошла к нему. И спрашиваю: «Сынок, тебя, как хоть кличут? – чтобы я знала, кто надо мной насилие будет творить».

А он мне отвечает: «Тебе моя кличка не нужна. Мы тебя всем аулом протянем и во все дырки».

Тут дед ваш подбежал ко мне на помощь, бросил им пару резких слов от чего они заколебались. А этот Фак, говорит деду:

«Мужик мы кажется с тобой одной масти, давай карты вскроем, чтобы глупостей дальше не наделать».

Тогда Дед берёт его двумя пальцами за ноздри и говорит: «Если ещё раз меня мужиком назовёшь, я тебе вдобавок и сопла повыдираю».

Тот блатной и сник сразу. И после этого слова никто не сказал. Мы тогда в лодку сели и уехали на другую сторону реки загорать. Там мы всегда загорали. Дед ваш стеснялся наколок и на пляже при всех никогда рубашку не снимал. Если бы те хулиганы увидали его роспись в тот день на лодочной станции, никакого бы инцидента не было. Они её увидали, но позже. Приехали к нам на лодке, с выпивкой и извинениями. А когда увидали деда в звёздах и Витязя в тигровой шкуре на спине, они вообще дар речи потеряли. Стаканов тогда не хватило на всех, так этот Фак пил из моей туфли водку. Узнав при разговоре, с какого мы двора, извинились напоследок, сели в лодку и погребли к пляжу. Этого Фака я сейчас часто вижу. Хламом разным торгует на рынке, от ржавых гвоздей до гаек и болтов. Спился совсем. Меня узнаёт, здоровается всегда.

Иван Романович приятно заулыбался:

– Помню я хорошо те времена, но не надо было тебе ножом ему мясное филе портить. Нужно было схватить его за руки, а остальное, я бы сам закончил.

– А если бы я не успела, ходил бы ты как мой покойный Лёня, головой тряс и вливал в себя ежедневно иноземные капли.

– Оказывается ты бабуля, была решительная, – сказал ей Вовка Колчак.

– Тогда я была не бабуля, а красивая дама, и на меня все мужики засматривались, впрочем, как и сейчас. Только Дед ваш зазнался, не хочет башкирскую мулатку. Подавай ему дочь Оманского султана.

– А чего ты Дед сопротивляешься. Выгодный контракт. – Есть, кому борщ сварить, и у неё квартира имеется, которую можно сдать квартирантам, а на вырученные бабки, за наём хаты можно жить. Так многие сейчас поступают, особенно пенсионеры, – вразумлял деда Вовка.

Колчак оценивающе посмотрел на Ирину и добавил:

– И вообще я тебе дед скажу, тётя Ира бабка ещё клеевая, на дискотеку тебе с ней ходить, конечно, не придётся. А вот званые вечера с фуршетом запросто можно посещать.

…Ирина от таких слов одарила Колчака одобрительной улыбкой и захлопала в ладоши. Серый мгновенно поддержал Ирину, захлопав в ладоши ещё сильней.

Дед сделал вид, что не заметил аплодисментов, но свой весь взор обратил на Вовку:

– Ты Володя ещё молодой и многого не понимаешь в семейной жизни. Попробую популярно объяснить тебе простую житейскую формулу, которую я вывел сам, опираясь на ряд фактов, что произошли совсем недавно в нашем дворе. Я с виду интеллигентен, оно может отчасти так и есть, но внутри я до сих пор остался блатным. По знаку зодиака я Водолей. Теперь вспомните, как у нашего дворового Старика и его блатной Графини, жизнь сложилась? Не помните? – Я напомню! – У Миколы Устина и Тачанки терпения на совместную жизнь хватило всего на два месяца. А почему это так произошло? Объясняю! Все они судимы и не по одному разу. Блататы у них и взаймы можно любому брать. Так вот и вы нас с Ириной толкаете на этот путь. А ведь мы с ней давнишние друзья! Зачем нам этот путь? Я боюсь, что по этой причине и у нас может рухнуть брачный союз, и тогда мы будем с ней первые враги. После чего мне всегда надо будет остерегаться ходить под её окнами, иначе однажды в один из подходящих дней, она скинет на мою голову самый тяжёлый из своих горшков с цветами или пятилитровую кастрюлю с горячим борщом.

– А причём здесь тётя Ира? – она – же, не Графиня и не Тачанка, – спросил Колчак. – Конечно, нет, – согласился с ним Иван Романович, – в молодости она была Ирка Крынка. И в своё время она бомбила лохов на вокзалах, так, что только перья летели, за что и отдыхала два года у хозяина. И к тому же она по знаку зодиака Лев. А Водолей со Львом в одной берлоге вряд ли уживутся.

– Ничего себе, – присвистнул от удивления Вовка. – Да ты тётя Ира совсем своя в доску бабуля. Дед тебе её надо безо всякого, срочно вести под венец, и плюнуть на астрологические прогнозы. Астрологи изобрели эту науку специально для суеверных людей, и романтических дам, а не для нас с тобой.

– Молодец Вовка! – взвизгнула радостно Ирина, и добродушно посмотрев на Ивана Романовича, добавила:

– А ты бессовестный Радикулит нашёл, что детям сказать. Им совсем не обязательно было знать мою автобиографию.

– Ты Ирина не обижайся только на меня, – извиняющим тоном произнёс Дед. – Ты – же знаешь, они мои родственники. И если мы с тобой сойдёмся, то всё равно они рано или поздно узнали об этом от Клавдии.

– Так ты согласен чёрт старый? Чего тогда выпендриваешься? Сразу бы сказал, Ирка бери с собой ночную рубашку и приходи ко мне жить.

– Одной рубашкой ты не отделаешься, захвати с собой свои горшки с цветами, – предупредил её Иван Романович.

– Я прямо сейчас побегу, – встала она с места.

– Погоди больно ты быстрая, – остановил её Дед.

– Беги, беги тётя Ира, пока он не передумал, – подхлестнул её Колчак.

– Ну, племянники, вы даёте! За какой – то час меня сосватали, а что я дочкам скажу?

– Эту миссию предоставь мне, – сказала Ирина и вылетела пулей из квартиры.

– Дед ты не переживай и не стесняйся своего мужественного поступка, веско заявил Сергей. – Он тебе жизнь облегчит и продлит. Я, к примеру, о тёте Ире всё знал ещё после своей первой судимости. Так что будь спокоен. Мы с Вовкой тоже за тебя и тётю Иру. Она бабка аккуратная и деловая и к тому же до сих пор красивая! Тебе лучшего не надо искать, – убедительно изрёк Серый, – А маму нашу мы с Вовкой обработаем. А дочки твои только рады будут за тебя. Я в этом уверен. Они любили тётю Иру.

– Всё я понимаю, я такой вариант уже просчитывал, я только тушевался потому, что сложно после моей жены привыкать к чужой женщине. Да и от женского общества я как то быстро отвык. А Ирка она и так считай родня мне. Постоянно ходит ко мне, заботы всяческие проявляет.

Софья с Катериной я знаю, возникать не будут, что Ирина ко мне переберётся жить. Они мне несколько раз звонили, что на брак с тётей Ирой охотно согласятся.

– Какая им разница с кем ты будешь жить, ты не их судьбу устраиваешь, а свою, – отрезал Колчак.

– Это верно, – согласился с ним Иван Романович, – свадьба, так свадьба, – решительно произнёс он.

Он задумался на миг, затем показал пальцем на стол:

– Тогда давайте мы сейчас с Вовкой дойдём до роддома Надю навестим, а ты Сергей с Ирой займётесь новой сервировкой стола. Мы купим торт и цветы. Свадьбы без этого не бывает.

– А зачем вам пешком идти, – остановил их Серый, – сейчас наберу Зауру – Зурите по телефону, и он вас на машине быстро доставит.

– Правильно, и позвони ещё матери. Скажи, что у брата свадьба сегодня. Наберите ей, чтобы с автобуса к нам бежала. Она уже в пути, наверное?

Заур ждал их уже в машине. Они успели в этот день многое. Навестили Надежду в роддоме, заехали в кондитерский цех ресторана, где работала Полина, чтобы купить там свадебный торт. Иван Романович решил сыграть скромную свадьбу в кругу своей близкой родни. Ирина сидела довольная, как невеста. Её лицо покрылось лёгким румянцем, который её делал очаровательной и помолодевшей. Она была похожа на молодую невесту. Не думала она ещё утром, что её многолетнее желание, так быстро исполнится в один день при помощи племянников Ивана. Она давно мечтала о брачном союзе с Иваном Бедой, и вот этот день настал. Пускай с запозданием и без печати в паспорте, но эту формальность можно оформить в любой будний день. Иван Романович протиснулся к своему месту и попросил слова:

– Я вот, что вам хочу сказать мои самые родные и близкие люди. Я очень рад, что вы наш союз с Ириной одобрили. Ведь на протяжении сорока лет мы с ней были близко дружны. К тому же она считайте мне, как родственница. Всё – таки кума. Но сегодня племянники, которых я считаю за своих внуков, решили этот союз модернизировать, и сделать его более тесным и крепким., как монолит. За что я им премного благодарен. Но теперь очередь за моим старшим потомком Сергеем.

Он внимательно посмотрел на племянника и упрекнул того:

– Сергей не успеешь оглянуться, как пенсия подойдёт. Тебе уже сорок пять. Иван Романович прервался и посмотрел на Вовку с Полиной и быстро перевёл взгляд в сторону Серого.

– Как – то не по ранжиру семейные судьбы создают два брата. Пора, Сергей подумать тебе о семейном счастье!

– За мной дело не встанет, скоро и я вас обрадую всех, – объявил Сергей.

– Что девушку хорошую нашёл? – спросила его мать.

– Замечательную и прекрасную, как орхидея! Вы в этом скоро убедитесь.

– А почему ты нам её никогда не покажешь?

– Скоро вы все её увидите в обличье девы Марии и немного поправившую в передней части тела.

– Ты хочешь сказать непорочно зачатая, как дева Мария? – спросил Дед.

– Вы так хотите лишить себя окончательного сюрприза, ну тогда воспринимайте полуфабрикат его, – проговорил Сергей, – короче у меня есть девушка и зовут её Мария Ванда Кольвасинская, она живёт в Польше в городе Гданьске. У всех полячек в документах записываются двойные имена. Работает в порту диспетчером. Родители у неё нефтяники из рабочих. Через пару недель окончательно будет разрешена процедура оформления документов, и я, её привезу сюда.

– Ничего себе, вот это ты Серёга дал, теперь в нашем роду и католики появятся. – Удивился Дед, а за ним и все остальные родственники начали забрасывать свои вопросы.

– А как – же языковый барьер? – раздались вопрошающие возгласы со всех сторон.

– Успокойтесь, к вере она никакого отношения не имеет, так как считает себя атеисткой. А мама у неё украинка родом с Карпат и русский язык она знает не хуже нас с вами.

– А ей у нас понравится жить? – ты же её в село повезёшь, – спросила обескураженная мать.

– Мам ты, о чём говоришь? – Наше село сравни испанской Ибицы и находится в семи километрах от города. Пять минут езды до цивилизации, на моей машине. Она наш город знает, была на экскурсии на туристическом теплоходе по Волге. И Нижний Новгород ей очень понравился, а про свою Вислу она сказала, что это лужа по сравнению с Волгой. Так, что Дед твой медовый месяц не успеет, ещё закончится, с тётей Ирой, как начнётся медовая пора у меня с Марией, – пообещал Сергей.

– И когда ты думаешь за ней ехать? – спросил у него Колчак.

– Совсем скоро, наверное, на днях.

– А завод свой на кого оставишь.

– Завод это громко сказано, больше ему подходит лесоперерабатывающий пункт. У меня там трудится всего двадцать пять человек. А оставляю, я его, когда отсутствую в последнее время на надёжного мужичка. Он у меня приблудный – зимой прибился. Возможно даже в розыске, просится со мной в Польшу нелегалом проехать, – говорит, у него там связи стоящие есть по коммерции леса. Ловкий и сообразительный мужик. Я бы его взял, но мне он в Польше не нужен. У меня он и за управляющего, так и за сторожа работает. Живёт в сторожке, спиртное не употребляет. И главное хороший исполнитель, во всех делах. Я пытался, как – то его вызвать на разговор насчёт его прошлого, но наткнулся на стену молчания. По замашкам если судить, смахивает на блатного.

– Смотри не ошибись, менты себя ведут так – же, как и блатные. Может, подослали к тебе налоговики дятла или другие компетентные органы своего казачка, – предупредил старшего брата младший брат.

– На моём производстве нарушений не имеется. Я работаю по закону. И в бухгалтерии у меня полный ажур, пускай копают, сколько хотят. А платить ментам и другим структурам я не намерен. Ты лучше соберись ко мне, в ближайшие дни и посмотришь, как я живу, и заводик тебе свой покажу. Грибы уже и ягоды пошли, – рыбы половим. Правда в нашем озере, кроме карасей и головешек ничего не водится, но ради спортивного интереса удочку покидать можно. А то ты, как женился, так и в семейный быт втянулся и ко мне ни разу не приехал. Посмотришь, как я развернулся в Осинках. И Беста Деда заодно погладишь. Такой преданный пёс.

– Да уж, – подал голос Дед, – мой пёс не только красавец, он ещё аристократ!

– Приеду, с Мареком в ближайший выходной на его машине, – пообещал Колчак.

Вовка с Полиной вышли от Деда, с маленьким Кириллом на руках. В кармане джинсов лежал подарок его двоюродного деда, который он думал возвратить ему на старость. Но Дед отвёрг эту идею. Сказал, что не в его правилах принимать свои подарки назад. Сейчас этот брегет плотно прижимался к его ляжке. Он вспомнил ещё про марки, запечатанные в банке с кофе, которые ему оставила Лара, и решил не откладывать, а превращать все эти редкие и ценные вещи в деньги.

Вовка понимал, что все эти подарки стоят немалых денег. И в этот раз он, не колеблясь, точно решит свою жилищную проблему. В ушах у него до сих пор стоял голос Надежды, когда она сегодня выкрикнула им с Иваном Романовичем из роддома второго этажа, что дочка похожа на весь наш род.

«Наверное, Дед, до этого догадывался о наших с ней отношениях. Он Дед мудрый! Когда она ухаживала зимой в палате за мной перед Новым годом, тогда с ним единственным из родни Надежда и советовалась. Он ей в больнице сказал: – Ничего с твоим Вовкой не будет, такие люди в огне не горят и в воде не тонут. Его могущественные боги оберегают.

…Через два дня Ирина приготовила в роддом большой букет цветов, шампанскоё и конфеты. Заур погрузил всё это в машину. Надежду забирал Иван Романович. Вовка сидел, как мышь в машине. Они вышли из дверей роддома, Иван Романович держал в руках дочку, а Надежда несла в руках букет цветов, прикрывая им своё лицо.

Вовка вышел из салона, когда они приблизились к машине. Он рукой отстранил букет от лица Надежды и неловко поцеловал её в щёку, от чего её лицо зарделось краской.

– Мог бы и сам дочку встретить на выходе, а не посылать деда Ивана, – тихо бросила она ему.

– Я хотел, но там смена была та – же самая, которая выписывала недавно Полину, – оправдывался Вовка, – подумают ещё, что я многожёнец.

– Какие ты глупости Владимир говоришь, – улыбнулся Иван Романович, – объяснил бы им, что сестру с племянницей встречаешь вот и все дела. Ты посмотри она копия наш род. И на Серёгу сильно смахивает, и на тебя. Проснётся, посмотрим, чьи у неё глазки.

– Глаза у неё, как у Володи, – сказала Надежда, – хорошо спокойная родилась, глотку не драла сильно, как другие дети.

– Надя сейчас едем к нам в деревню. Поживёшь пока у нас первое время. Там ты отдохнёшь. А домой тебя сейчас привези. Родня и соседи покоя не дадут. Конечно, самые близкие родственники уже ждут нас в Осинках, надо же отпраздновать такое великое событие!

– Я не против деревни, но только до понедельника. Мне нужно быть потом с моей маленькой Ларой у участкового педиатра.

– Нашей Надя Ларой, – поправил её Иван Романович, – будем воспитывать её все.

– Спасибо Иван Романович вам всем огромное за заботу и внимание, – прослезилась Надежда.

– А вот влагу разводить не надо, иначе молоко пропадёт, – сказал Иван Романович.

В Осинках дом Деда стоял рядом с богатым теремом. Вовка уже знал, что блистающий своей неописуемой архитектурой дом Сергея. При его последнем посещении вместо терема стоял сруб.

«Знать ударно поработали строители, если за такой короткий срок из сруба дворец возвели» – подумал Колчак.

Около дома их встречали родственники, где с детской коляской стояла и Полина и мать. Вовка знал, что они на такси приехали сюда с раннего утра, чтобы помочь Ирине собрать праздничный стол и подготовить комнату для Нади и её малютке.

Надежду с дочкой повели не в дом Деда, а в терем Сергея на второй этаж. В отведённую комнату для Нади, девочку положили на кровать. Надежда развернула конверт, все сгрудились около новорождённой. Всех пристальней девочку разглядывал Вовка Колчин. На него смотрели маленькие голубые пуговки.

– Я сказал, что на Серёгу и Вовку похожа, – сказал Иван Романович и ещё раз пристально взглянув, добавил, – разве что и кусочек Захара улавливается в личике.

– А у меня, чьи глаза? – спросила Надя.

– Копия Захара, и у тебя и дочки, – подтвердила Ирина, и закачала головой. – Надо же, как в жизни бывает, сколько лет прожили вместе и не знали, что такая ягодка расцвела в нашем роду.

– Не говори Ирин, разве бы мы позволили её тогда отдать в детский дом, – сказал Дед.

– Я там всего немного была, и забыла про него давно, – ответила Надежда. – Но хочу вам всем сказать огромное спасибо за всё и хочу выразить свою радость, что я стала родственницей такого знаменитого и чудесного семейства!

После чего Ирина всех выпроводила из комнаты, предоставив возможность покормить Надежде дочку.

Все прошли в соседний дом к Деду. Один Вовка Колчак остался стоять под дверью. Он заглянул в комнату, когда утихли голоса уходящих родственников.

Надежда сидела с обнажённой и налившей от молока грудью на кровати и кормила малютку. Вовка подошёл ближе к ним и припал на колени, вглядываясь в лицо девочки.

– Правда, она хорошенькая? – спросила Надя.

– Она прелесть, я боялся, каких ни будь нарушений. Всё – же мы с тобой одной крови.

– Она здоровенькой родилась, как и вторая твоя дочка по имени Берта, – дитя немецкого происхождения, – выпалила неожиданно Надежда, укоризненно смотря на Вовку.

– Как и Лара родила? – взволновано спросил Колчак, – откуда ты знаешь?

– Она мне на мобильный телефон в роддом звонила вчера. А родила она три дня назад голубоглазую и тоже здоровенькую Берту. Так, что с многожёнством вас адмирал Колчак!

– Что я натворил дурак, – начал себя корить Вовка.

– Чувства надо было свои укрощать вовремя. Ты только на словах разумный, а по женской части ты слабоват оказался. То – же мне шейх арабский нашёлся!

Вовка насупился:

– Ты, что меня обвиняешь в чём – то? Мы с тобой вместе тонули в любовных грёзах!

– Все твои отговорки малоубедительны. У меня к тебе были искренние чувства, а ты блажь свою гнал и мне и Ларе. Вот теперь и хватайся за голову. Только прошу тебя давай договоримся на будущее, что наша дочка будет самой сокровенной тайной. Я не хочу потерять родственников, которых приобрела. Они все так милы со мной. И с твоей Полиной отныне мы будем, как сёстры. Ты понимаешь, о чём я говорю?

– Я хорошо понимаю, и давно всё обдумал.

– Тогда иди к родне, не вызывай у них никаких подозрений.

– А ты? – Тебя же надо проводить к столу. Хотя я сам не найду стола, я первый раз в этом доме.

– Тем более иди на разведку, а за мной позже придёшь, или тётю Иру пришлёшь.

Вовка покинул Надежду с угрызением совести, понимая, что своей любвеобильностью придал головную боль, не только себе, но и своим любимым женщинам.

На следующий день Колчак поехал в Алмаз к Арону Гринбергу.

– Появился? – сказал он вместо приветствия. – Я тебя раньше ждал. Давай свои шедевры?

Вовка выложил ему марки. Рассмотрев их внимательно в лупу, он довольный спрятал их себе в сейф и дал Колчаку за них тугую пачку.

– Тут тридцать штук зеленью, – это приемлемая цена. Если, что ещё стоящее появится, привози, я посмотрю. Золото тоже можешь везти, всегда приму. Смотри, я тебе верю. Лара сказала мне, что тебе можно верить. Ты язык на замке держишь.

– Правильно она тебе сказала. За это можешь не бояться, – ответил ему Вовка, окрылённый неожиданно свалившей на него удачей.

В это время одно его полушарие мысленно боготворило прекрасную Лару, а второе полушарие подсчитывало, какое он себе жильё и автомобиль может приобрести на эти деньги. Дома он спрятал деньги в книжный шкаф, зная, что в последнее время, кроме него книг в доме никто не читает. Затем он стал выискивать объявления по продаже жилья. Ему был нужен частный сектор, чтобы можно было построить гараж. Но все варианты отпадали, то цена на дом была велика, то не нравился дом. Про доллары он Полине и словом не обмолвился, так же про брегет стойко молчал. Хотел её порадовать, когда полностью осуществит свою мечту. И он, поняв, что вырученных денег мало для исполнения своего желания, решил продать и золотой брегет. Но до этого всё – таки решил поделиться своими мыслями с Полиной.

«Надо вечером обрадовать её, – мысленно подумал он, – покажу ей доллары и часы».

Когда вечером они уложили в кроватку маленького Кирилла, Вовка извлёк из кармана за золотую цепь массивный блестящий брегет и стал раскачивать его перед лицом Полины.

– Что это? – спросила она с любопытством.

– Не видишь золотой раритет. Мне его на Новый год подарил Иван Романович.

– Красивый! – загорелись глаза у Полины.

– Сказал, что он принадлежал много лет нашему роду, и у него они хранились больше сорока лет, – пояснил Колчак.

– Эта вещь вероятно очень дорогая! – взяв в руки часы, восхищалась Полина.

– Я тоже так думаю. Надо специалиста найти и приценится. У меня есть один еврей в ювелирном магазине.

– Он тебе его как лом оценит, – сказала Полина.

– Нет, Арон коллекционер и цену старине знает.

И Вовка тут – же вытащил из книжного шкафа толстую пачку долларов.

– Вот эти деньги я получил сегодня у него, за одну маленькую вещичку.

Полина стояла, как вкопанная смотря на крупную сумму американских долларов.

– Не бойся они чистые, – успокоил её Вовка, – здесь тридцать тысяч. Так, что дом и машина у нас я думаю, скоро будет, но надо продать и этот брегет. Почин сделан, – похлопал он пачкой долларов по спинке стула.

– Неужели и нам счастье привалило! – уже радостно сказала Полина.

– Похоже, что да, – ответил Вовка. – Я бы давно себе машину взял, но за мной волочится хвост по фамилии Ланин, который думает, что я у него угнал мотоцикл. Он ходит за мной по пятам и вынюхивает. Порт весь облазил, и людей там нанял, чтобы следили за каждым моим шагом. Купи я сейчас машину, у него сразу возникнет подозрение, откуда деньги, а мотоцикл у него был, дороже некоторых машин.

– А ты, что действительно не знаешь про этот мотоцикл?

– Знаю, но совсем немного. Мне известно, что он был у него и в прошлую осень Ланин простился с ним. Он со мной не раз уже беседовал на эту тему. И Надежду просил, чтобы она со мной переговорила. А искать я его не собираюсь. Мне это не нужно. Нам нужно будет хорошо продать этот брегет, но спешить пока не будем. Мало ли что может быть? Знаешь, как в наше время заболел, а денег на операцию нет. Дед наш конечно крепкий мужчина, разве, что спина его достаёт. Не дай бог, конечно, но будем думать, что это проходящее? – задумчиво добавил Колчак. – Ведь у него вторая счастливая жизнь началась с тётей Ирой.

Полина задумалась и улыбнулась:

– Мне кажется, Иван Романович вечен! Ты заметил, как он вчера ухаживал за тётей Ирой? Прямо лебеди!

– Я думаю, это все заметили, – сказал Колчак. – А как тебе понравилось у них в Осинках? – спросил он у Полины.

– Прекрасно! Природа высшая, хоть и село, но жить там лучше, чем в городе.

– Вот в это прекрасное житьё меня зовёт Серёга.

– А ты, что думаешь?

– Я думаю, нам без мамы будет там тяжело и мне нужно институт обязательно окончить. А потом уж будем осуществлять свои думы.

– Зачем он тебе нужен, всё равно тебя с судимостью на педагогическую работу не оформят.

– Не важно, но высшее образование нужно! И ты зря думаешь, что я не устроюсь по своему профилю на работу. Меня уже сейчас могли бы взять на производство, хоть инструктором, хоть тренером. На заводе нет такой унизительной чопорности, как у бюджетников.

В ближайшие дни Колчак из – за своей занятости так и не попал, ни к Деду, ни к брату. Много было работы с монтажом нового портального крана. Обычно столько работы выпадало, когда. Волгу затягивало льдом. Работы в не навигационный ремонтный период было под завязку. Вовка мечтал это лето позагорать на берегу вместо работы, но не получилось. Времени свободного почти не было. Сидеть не приходилось. Мало того Ланин подсылал к нему на работу ППС с сотрудниками милиции, чтобы они могли вынюхать куда же Колчак спрятал его байк. А мест, где можно захоронить мотоцикл, было немало в ВГР (Волжском грузовом районе). Только ищи, но дело в том, что не было там его. После первого мая визиты милиции в ВГР прекратились. Ланин действительно потерял голову с поиском своего байка. Вовка это хорошо понимал и ни сколько по этому поводу не переживал.

В ближайшую субботу, когда Колчак со своим другом и соседом Саней Мареком собирались съездить на рыбалку, в двери раздался пронзительный звонок. Вовка заспешил быстро к двери, чтобы отругать утреннего гостя, который мог разбудить спящего сына. Какого же было удивление, когда перед собой он увидал Гошу Сыромятников. Этот мужик сидел с ним в КПЗ и ехал в столыпинском вагоне. Визит Гоши удивил Колчака, так – как адреса своего он никому не давал. Гоша стоял в добротном костюме, а вот на ногах были надеты обыкновенные шлёпанцы. Колчак сразу нашёл его одёжке определение, «в короне, но без трусов».

– Ты, как меня нашёл? – спросил он у гостя.

– Нужда заставит, кого хочешь, найдёшь, – ответил он. – Я помню ещё в КПЗ, ты рассказывал, где живёшь. И знаю, что ты с Лукой в одном доме раньше жил. Тебя тут все знают. Так, что найти Колчака, мне не стоило ни каких трудов.

– Луки уже в живых нет. Перед Новым годом его завалили на берегу. Фура его заказал. Но сам следом ушёл из жизни, – примерно таким – же путём.

– Я знаю эти новости. Земля слухами полнится, – прохрипел Гоша.

– Если ты меня так упорно искал, значит, причина есть? – вопросительно смотрел на гостя Вовка.

– Обули меня вчера на Нобеле. Клифт дорогой замшевый, туфли новые сняли, золотую печатку с пальца вывернули, и кошелёк кожаный с четырьмя тысячами увели. Мне посоветовали, к тебе обратится. Сказали, что тебя здесь каждая собака знает.

– А кто обул, не знаешь?

– Я сидел в кафе «Бакен» вчера вечером. Был тяжёленький уже. Рядом со мной отдыхали два мужчины моих лет в кругу молодёжи. Предполагаю, что из этой компании меня обули. Когда я выходил, трое с их стола увязались за мной. Не доходя до остановки сшибли с ног и сделали гоп – стоп. Не ошибусь если скажу, что они местные, с тех краёв. Официантка с ними по-свойски разговаривала, называя всех по именам.

– Тогда найдём, – обнадёжил его Вовка, – ты на машине? – спросил он.

– Частника своего нанял.

– Уже лучше. Я сейчас друга своего дёрну, оденусь и поедем.

Колчак позвонил Мареку, затем быстро оделся и они втроём поехали в кафе «Бакен».

Завсегдатаев кафе они сразу вычислили. Это были местные авторитеты Чита и Крон.

Колчак с Мареком внушительно переговорили с ними, сказав тем, что бы их шпана, вернула всё похищенное через час в кафе «Встреча».

Чита клялся и божился, что он ни при делах, но похищенные вещи Гоши обязательно отыщут.

Колчак с Мареком сели в машину и показали им через стекло на часы. Чита и Крон до смерти были перепуганы появлением ребят с вокзала.

– Какие дела? – спросил Гоша.

– Будем надеяться, что через час, тебе всё вернут назад, – оптимистически заявил Колчак.

– Видишь Гоша, я тебе сказал, что всё найдётся, – обрадовался таксист.

– Сейчас едем в кафе «Встреча», туда они должны всё подвезти, – сказал Марек.

Около вокзала Гоша попросил подождать своего друга таксиста, а они пошли в кафе.

В дверях Колчак столкнулся с Ланиным, который тоже направлялся в кафе.

Ланин вначале окинул беглым взглядом лицо Гоши и, замешкавшись, суетливо протянул ему руку для приветствия, а потом Колчаку. Но тот сделал вид, что не понял его жеста, засунув руку в карман джинсов чем, ни сколько не смутил Ланина

– Колчин, можно тебя на минуточку? – сказал Ланин.

– Можно, – посмотрел на часы Колчак.

Они отошли от дверей и встали около газетного киоска.

– Помоги Владимир найти мой мотоцикл? – начал он упрашивать Колчака. – Я знаю, тебе это раз плюнуть. А я забуду все обиды нанесённые тобой. Я не стал, тебя грузить, когда ты меня в западню загнал на графских развалинах. Я после этого сам сильно пострадал, а к тебе великодушен был. И я, лично несмотря на твои наглые выходки, включился в твои поиски. И надо сказать, не малую роль сыграл в твоём оперативном спасении.

– Ты знаешь Ланин, что я тебе скажу, – посмотрел вновь на часы Колчак. – То, что милиция меня спасла, я не отрицаю. Но ты не забывай, с моих налогов они получают свою зарплату. Они обязаны людей спасать! А с твоим мотоциклом, я сожалею, но помочь не могу, я тебе не сеттер и не бюро находок, так, что искать твой мотоцикл у меня желания никакого нет. Всё минута закончилась, – постучал пальцем по циферблату часов Колчак. – Меня ждёт старший товарищ в кафе.

Колчак дал ему понять, что разговор окончен.

– Зря ты так со мной поступаешь. Не забывай, я всё – таки власть и твои негативные делишки, могу активно раскрутить, а могу и глаза на них закрыть.

Колчак развернулся и вплотную подошёл к Ланину.

– Ты, что не понял, с кем ты здоровался сейчас? – угрожающе спросил его Колчак. – Это же подполковник УСБ, – моментально соврал он. – И если ты на мне зациклишься, он сделает всё, чтобы ты до пенсии дышал архивной пылью. Это в лучшем случае. Я ему про тебя уже рассказывал и такую перспективу он нарисовал для мента Ланина.

Ланин хотел, что – то возразить, открыв рот. Но так и остался стоять, смотря, как Колчак гордо зашёл в кафе. А сам Ланин, понурив голову не спеша, последовал за ним, где его за столом ждала неизвестная Колчаку компания.

– Это, кто такой? – спросил Гоша, – чего он со мной поздоровался, я его знать не знаю.

– Запарился вот и поздоровался, а кто он такой, тебе Колчак объяснит популярней, – сказал Марек.

– Мент это, – объяснил Колчак, – самый поганый человек в нашем городе, а может и на земле.

– Кажется, я его вспомнил, – вытер он свою вспотевшую лысину салфеткой. И показал из – за стола, свои голые ноги в шлёпанцах.

– Спрячь быстро свои новомодные туфли? – смотря в сторону Ланина, сквозь зубы процедил Колчак. – Я ему сказал, что ты сотрудник УСБ. Правда, без головного убора ты на Джека Потрошителя больше похож.

– Понял, – быстро спрятал Гоша ноги под стол. – Я его узнал теперь хорошо. Это мент – байкер. Он на своём импортном мотоцикле в частном порядке у нас в посёлке ловил всех, кто с полей тащил не убранный урожай. И срубал с них не хилые бабки. Пугал всех тюрьмой. Бабки клал себе в карман ежедневно. Его у нас Полевым Вороном прозвали.

– Уже не байкер. Простился он по прошлой осени со своим мотоциклом, – объяснил Марек.

– А как тебя Гоша в Бакен занесло? – спросил Колчак.

– Назначил один друг мне встречу, хотел познакомить с женщиной свободной, но я прождал, а они так и не появились.

– А, что это за друг?

– Мишка Плясун, он сам на Нобеле живёт, – говорит, бабок бери больше, и выглядеть должен, как английский лорд. Эта женщина предпочтение отдаёт элегантным мужчинам. Я и оделся во всё чужое. У племянников всё на прокат взял, – одни носки, да трусы мои были. А печатку у соседа Бориса позаимствовал. Они мне всё без претензий дали. Как – никак на серьёзное дело пошёл. Счастье своё устраивать.

– Мне этот Мишка Плясун ничего не говорит, кто он такой? – спросил Колчак.

– Его в городе называют ещё великой свахой, он холостым мужикам и бабам за умеренную цену совместную жизнь устраивает. У него база данных имеется на всех одиноких, хотя сам холостой, – дал пояснение Марек.

– Это, что сутенёр? – не понял Колчак.

– Нет дружище, – Миша Плясун зарабатывает конкретно на сводничестве, и видимо у него эта работа приравнивается к золотой жиле. – выдал свою осведомлённость Санька, – у него всё это легально. Я правда с ним не знаком, но о Мише Плясуне наслышан.

– Ты чего, Гоша холостой? – спросил Колчак.

– Я же со своей разошёлся, когда она меня посадила. А сейчас мне женщина нужна красивая и серьёзная для жизни, а не на ночь. С такими женщинами на улицах не знакомятся, с ними знакомят. Вот мне и сказали, чтобы я связался с этим Плясуном.

– А тебе не кажется, что Плясун тебя и общипал, а не ребята с Нобеля? – спросил Колчак. – Надо с этим артистом познакомиться будет на досуге. Ты ему для сватовства фотографию свою давал?

– А как – же, и не одну, – тревожно прохрипел Гоша.

– Короче сейчас дождёмся Читу с Кроном, а там будем решать, я знаю только одно, что эти мужики ребятам с вокзала врать никогда не будут. А насчёт поисков пассии, через посредника, – это дело тухлое Гоша, – спокойно сказал Колчак. – Мужчина не способный найти себе невесту, ждущий, когда ему вагину преподнесут на золотом подносе и, женившись по сомнительному знакомству, счастлив никогда не будет. Может он и будет с ней жить, но свои сексуальные утехи она будет получать стахановским методом на стороне, приделывая своему благоверному мужу ветвистые рога. Если конечно жена у такого мужа не фригидная дура, носившая синие чулки.

– Откуда ты всё это знаешь? – недоверчиво спросил Гоша.

– Общался с умудрёнными жизнью людьми и книг много прочитал, – ответил Колчак. – Ты вот под венец собрался, а работа у тебя есть? Как жену будешь содержать?

– У нас в посёлке бесполезно искать работу, – озабоченно вздохнул Гоша, – но у меня большое хозяйство. Скот, птица, огород. Мать старуха уже не в силах работать по двору. Ей помощница нужна.

– Гоша да с твоей физией в любое охранное предприятие можно сунуться, с ногами и руками возьмут, – дал совет ему Марек. – Банк, какой ни будь охранять, или ювелирный магазин к примеру.

Гоша обиженно посмотрел на Марек и спросил:

– Ты, что шутишь. Я ходил в хозяйственный магазин. Хозяин магазина мне сказал, что моя внешность только клиентуру будет отпугивать. Посоветовал, устроится на КНС оператором – лаборантом, там говорит, специалисты вроде меня нужны. Я спросил, где она находится, и на следующий день утром сел в автобус и поехал в сторону Неклюдова. До, сих пор не могу этого завмага выловить, я бы его отвёз сам лично на эту КНС и окунул туда головой. Он бегает от меня, корявый пень.

– Что работа тяжёлая? – посмотрел на него Колчак.

– Вот и ты за то – же. Ты хоть знаешь, что такое КНС?

– Откровенно говоря, не знаю, но думаю с наукой связано, если предлагают должность оператора – лаборанта.

Гоша бросил в сторону Колчака и Марека обиженную улыбку. Поняв по их выражению лица, что они, на самом деле не знают, что такое КНС.

– Науки там хоть отбавляй, скачивать не успевал бы. КНС – это канализационная насосная станция, которая городское говно перекачивает, – пояснил Гоша. – Всё равно мне попадётся, этот хозяйственник. Я прямо в магазине накормлю его гвоздями.

– Марек с Колчаком не знали, смеяться над рассказом Гоши или успокаивать его неожиданно вспыхнувшее негодование.

– А где этот магазин? – еле сдерживая улыбку, спросил Колчак.

– На Ленина, напротив цветочного магазина.

– Так это – же магазин Арбуза Беркута, – воскликнул Марек. – Этот хозяин родственник Колчака и живёт он в нашем доме, – тыкая Гошу в плечо, дополнил Марек.

Колчак, с трудом сдерживая смех, посмотрел на Гошу, и чтобы окончательно не рассмеяться, закрыв на половину лицо ладонями, сказал:

– Гоша ты на него не обижайся? У нас во дворе все пацаны и мужики с юмором. А вот гвоздями ты бы его никогда не накормил, он сам любого накормит. Тебе я могу пообещать только одно, если ты действительно хочешь устроиться в этот магазин, считай себя уже оформленным. Магазин этот не его, а матери. У неё их несколько. Но кадровые вопросы Арбуз решает. Меня он не зовёт к себе. Заработки там низкие, а в охрану я никогда не пойду, хотя платят там больше чем продавцам.

Гоша, услышав приятную информацию, сразу спрятал свой гнев, оставив на своём лице отпечаток услады.

– Ещё – бы вещи с деньгами возвратить, совсем бы хорошо было, – мечтательно произнёс он.

– Я думаю, найдём, – успокоил Вовка Гошу.

К их столику, уставленному бутылками пива, подошла, официант и поставила бутылку коньяка.

– Мы этого не заказывали, – выпучив на неё глаза, сказал Марек.

– Это вам просили передать с соседнего столика, – она кивнула на стол, где сидел Ланин со своей компанией.

Колчак бросил свой взгляд, на тот столик, где Ланин махал ему рукой, и как ему показалось, ехидно улыбался.

Вовка обратил внимание, что в центре их стола лежал ворох купюр, разных достоинств.

– Пижоны липовые, – скривив рот от злости, тихо произнёс он. – Я эти помои пить не буду, – сказал он своему другу, но Марек уже разливал коньяк в фужеры.

– Брось ты Вовка харчами перебирать, не всё – же ментам на наши деньги пить, и мы должны когда – то за их счёт выпить. Это даже очень аппетитно и приятно! Вот попробуй, – подвинул он фужер Колчаку. – Я уверен, – тебе понравится!

– Тогда повернись и мило улыбнись ему, он смотрит на наш столик, – взял в руку Колчак фужер.

Марек поднял фужер, повернулся к Ланину, зверски оскалился и выпил коньяк. Затем поцеловал фужер и нагло улыбнулся Ланину.

– Может бутылку молока ему заказать в благодарность, – съязвил он.

– Не надо грубить, он же не один сидит, – пресёк его Колчак.

Следом выпил коньяк Гоша.

– А ничего, вкусный, – оценил напиток Гоша, – где бы я ещё коньячку испил.

– Ты можешь его пить весь. Тебе его Ланин прислал, когда узнал, что ты подполковник УСБ.

Вскоре появились в зале кафе Чита и Крон, в руках у Крона был целлофановый пакет, в котором лежали все похищенные вещи Гоши. Он протянул пакет Колчаку, а Чита перед ним положил на стол золотую печатку и портмоне.

Гоша в первую очередь открыл кошелёк. Деньги оказались на месте. Гоша довольно хмыкнул.

Компания Ланина вместе с ним наблюдали за этой сценой.

– Присядьте вы, – показал Колчак им на свободные стулья, – не светитесь во весь рост, тут неподалёку менты отдыхают.

Гоша мигом нанизал на палец печатку.

– Теперь я спокоен, – обрадовано сказал он и подозвал официантку, заказав ей две бутылки коньяка и закуски.

– А где вы здесь ментов видите? – обвёл взглядом полупустой зал Крон.

– Вон видишь столик у стойки бара, где бабки, как навозная куча лежат, – не поворачиваясь в ту сторону, сказал Марек.

– Это не менты, я их почти всех знаю. То, что в белом свитере с залысинами, – это Владыка, – авторитет с областного центра. Рядом с ним, в очках Труба, – его правая рука, – он наш, со Стекольного микрорайона, а молодой парень это ветеринар Шахинёнок. У него своя частная ветлечебница на племенном заводе.

– А, что – это за Владыка? – Откуда такой авторитет взялся? – я вроде всех авторитетов в Нижнем Новгороде знаю, но о таком не слышал.

– Я сам толком не знаю, слышал, что он пятнашку за убийство отмотал. У него команда хорошая. Одни головорезы с битами и топорами орудуют, но заправляет всеми Труба. Они весь город под себя подмяли, двух директоров завода замочили, а на скамью подсудимых посадили вместо себя пушечное мясо. По правде сказать, и говорить про них страшно, – с опаской тихо прошептал Крон, – а четвёртого я не знаю. Репа знакомая, – а кто такой не помню.

– Четвёртый это мент поганый, по кличке, – как Гоша не скажет – Полевой Ворон, – внёс ясность Колчак.

– Не знаю! Чего не знаю, того не знаю, – замотал головой Крон, – всех больше я Трубу знаю, я с ним на пятой зоне вместе был.

– Давно?

– В начале века.

– И как он там жил?

– Срок у Трубы всего год был. Показать себя с дипломом финансиста он не успел. Хотя жить там можно было неплохо. Пахан зоны свой в доску был. Труба там мало находился, как и я тоже. Но слушок шёл что он отчёты в бухгалтерии колонии неоднократно помогал подбивать. Мы с ним оба под амнистию попали. И зону покидали вместе.

– Так, чего ты с ним не поздороваешься?

– Мы вместе с Читой пять минут назад с ним в туалете здоровались. Он даже нас к столику своему приглашал, но у меня нет никакого желания входить с ним в тесный контакт. Здравствуй и прощай вот и всё моё общение с ним.

– А на пятёрке, Жору Хлястика ты знал? – допытывался Колчак у Крона.

– Жора Хлястик и был паханом, – раздражённо отозвался Крон. – Что ты меня расспрашиваешь? Думаешь, я не знаю, что он твой родственник. Кроме этого я знаю, что ты тоже сидел до меня на пятёрке. В наших кругах мы все друг о друге знаем, даже пацанята школяра въезжают в биографии авторитетов.

– Вот это и плохо, что они кумиров ищут себе среди отрицательной публики. Не каждому дан талант блатовать. Когда начинают все изображать из себя блатарей, из нашего общества получается такая гремучая солянка. Смотришь, один беспредельщиком стал, другой со слабым сердцем дятлом заделался, а люди с фатальной начинкой, в жмурпоход отправились навечно. Ладно, не обижайся, давай выпьем? – предложил Колчак, – и вы расскажите, где пропажу нашли.

Гоша в это время незаметно уже переобувался под столом, оставив там свои шлёпки.

Когда они выпили, Колчак пригласил Мареку выйти в туалет.

– Слушай Саня, ты сидишь вполоборота, поглядывай за ними иногда. Они хоть и сидят тихо, но мне не нравится, что спину мою нагло прожигают.

– Я это заметил и сам косяки изредка на них бросаю. То, что они тебя фотографируют, это точно. Всех больше любопытства проявляет Труба. Я про него слышал, но вижу в первый раз.

– Да и я краем уха слышал. Если стекольный завод под ним, значит, за этим Трубой и Владыкой стоят плохие, но с мощными рычагами люди. Наверняка они знали Фуру и Боровика. Стёкла, они часто грузили с Лабы. Мне, откровенно говоря, не хочется в это говно лезть, но я не люблю людей блатней себя, которые явно хотят показать свой гонор. Вот теперь я понимаю покойного Луку, почему он кипешь, хотел навести в городе. Он знал много чего, просто не успел мне до конца всё рассказать. Жалко Юры Лба нет, он бы весь город за Луку вверх ногами поставил.

– Теперь – то ты понял, о чём мы с тобой говорили, когда ты освободился? – спросил Марек.

– Куда уж ясней, – но я остаюсь при своём мнении. Если наглядно будут при мне наглеть, заполучат скандал. Меня они никогда не посмеют тронуть, даже если их опекает милиция.

– Не только тебя, они всю нашу округу побояться задеть, несмотря, что у них все бритоголовые качки. А вот этого ветеринара, я не знаю, откуда он взялся.

– Тебе – же сказали из племенного завода, – лечебница своя.

– Там вроде крутизны никогда не было, как я помню.

– Саня, что ты наивный какой? – может, он вылечил чью – то собаку или кошку, вот и отмечают сегодня. Всё очень просто. Всё хватит базарить, пошли за стол, – потащил Вовка за рукав Марека.

Когда они вернулись в зал, то увидали за их столом сидит Труба и беседует с Кроном, а Гоша, без аппетита ковырялся вилкой в салате.

– Вы меня извините, что я вторгся в вашу арену? – сказал он Мареку с Колчаком, но при этом взгляд не отводил от Колчака. – Дружков вот старых встретил, не знал, что они знакомы с тобой, – сказал Труба, освобождая место Колчаку.

– Сиди, сиди, – остановил его Колчак за плечо, – по правде сказать, я и тебя не знаю. Вижу в первый раз, – ответил ему Колчак.

– Может, приходилось слышать Валера я, Труба, – он поправил на переносице очки.

– Нет, – коротко отрезал Колчак.

– А Ганса, Жёлудя, Хауса, знаешь? – он беспрерывно кидал взгляды на Гошу.

– Зачем мне кого – то знать. Мой девиз «Пускай меня все знают»

– Резонно и, сдаётся мне, что твой девиз неплохо действует. Сам понимаешь, ты меня не знаешь, хотя меня знает братва и в Нижнем Новгороде, а я тебя знаю.

– Удивительного ничего нет, ты за одним столиком сидишь с гребнем пархатым.

– Ты это о Лане, так говоришь? Не подумай он нам никто. У вас я вижу, тоже не простой мужчина сидит, – кивнул он на Гошу. – А Ланин всего на всего попросил у нашего Паренька выторговать ему экзотическую кошечку для охраны дома, а у Паренька их две. Паренёк, – это погоняло, молодого мальчика, что за нашим столиком сидит, – показал на ветеринара Труба. Сделка состоялась, вот Ланя сегодня и банкет по этому поводу устроил. Обмывает свою киску.

– Что – то киску он себе дорогую приобрёл? – никак бабок скопил целую мошну.

– Киска эта называется гепардом, и стоит она по цене хорошей иномарки, – прикрывая ладонью, угол рта тихо прошептал Труба.

– Не хило, – заметил Колчак, – буду рад, если эта кошечка в один прекрасный день полакомится мясом Ланина.

Труба безобразно рассмеялся на всё кафе:

– Ты мне нравишься! Мне тоже его не жалко, но он иногда нам оказывает некоторые услуги. Сам понимаешь в наше время не иметь связей в ментуре, значит неправильной коммерцией заниматься нет никакого смысла. Быстро лапти сплетут. А честно работать, себе на просо не заработаешь. Налогами обложат.

– Козе понятно, – согласился с ним Колчак.

– Я о тебе много лестных слов слышал, не от него, а от ребят, которые тебя хорошо знают. Поэтому не сомневайся во мне. Я не подментованный. Со мной сидит за столом мой старший друг из Нижнего Новгорода Владыка, он большой авторитет. Пятнадцать лет зону топтал на северах, и пять лет в Финляндии отсидел.

– Я такого авторитета не знаю, – сказал Колчак.

– Хочешь, я тебя с ним познакомлю, – предложил он ему.

– Давай знакомство отложим до следующего раза. Я не люблю, серьёзным людям представляться в нетрезвом виде, – искусно пытался уйти от ненужного знакомства Колчак, понимая, что от этого знакомства он богаче не станет.

– Резонно, и всё равно ты мне нравишься! – пьяно заявил Труба, – приезжай ко мне в гости на микрорайон. Меня можешь найти в общественных банях. Она называется только общественная, а на самом деле моя личная. огромная изба. Заходи нам есть о чём с тобой потарахтеть.

Кстати, чуть не забыл, как там Жора Хлястик поживает на зоне? Боевой пахан, я тебе скажу.

– О своих родственниках я всё знаю. Он как жил, так и живёт в том – же месте. Совсем скоро будет дома.

…Поняв, что пришло время разряжать обстановку и избавляться от назойливости Трубы Марек протянул Вовке пачку сигарет:

– На Колчак закури сигарету. Выкурим по одной и пойдём на улицу. Надоело здесь сидеть, – сказал он.

Труба, поняв намёк Марека, вежливо извинился. Пожал всем руки и пошёл к себе за стол.

– Мы, пожалуй, тоже пойдём, – сказал Крон, привставая со стула.

– Куда вы пойдёте? – остановил их Марек, – вы же главного не сказали.

– Вы когда отлучались, мы всё Гоше объяснили, – выпалил Чита.

– Тогда на дорожку выпейте ещё, – налил он им в фужеры коньяку. Они залпом выпили, поблагодарили всех и покинули кафе.

– Ты Колчак, как в воду смотрел, – сказал Гоша, когда ушли друзья с Нобеля, – Плясун на меня навёл свою свору. Крон с другом его тряханули хорошо на хате. Он мигом всё возвратил.

– Тогда и нам надо визит сегодня нанести ему. Пока колёса за окном стоят, – предложил Колчак.

– Я не возражаю, – поддержал его Марек.

– И я в отказ не пойду, – прохрипел Гоша, – но у нас ещё бутылка одна не выпитая осталась.

– Забирай её с собой, – сказал Марек, – и возьми своему другу таксисту горячего кофе и чебуреков

Машина ждала их около кафе.

– Держи Гена, – протянул Гоша таксисту кофе в разовом стаканчике и завёрнутые в салфетки чебуреки, – перекуси немного и поедем к Бакену на завершение операции.

– Чего завершать, – сказал он, – я вижу на тебе туфли и печатка на пальце.

– Со свахой надо потолковать, – ответил за него Марек, – а то Труба нам голову забил своей въедливой общительностью. Толком и с ребятами не поговорили.

– Что и Труба с вами был? – спросил Гена.

– Ты тоже его знаешь? – удивился Гоша.

– Мы таксисты всех знаем и бандитов и ментов и наркоманов. А все менты знают и тех и других. Раньше они совместно сотрудничали. Нас с наркоманом в любом месте могут остановить и снять того из такси. Мы естественно остаёмся в пролёте, так как наркоман с нами не рассчитывался. А милиция брала с них за проезд и откуп за наркотики, – если конечно найдут. А потом отпускали их восвояси. Сейчас мы умнее стали, деньги берём вперёд с них.

– Не боишься, что они при неблагоприятном стечении обстоятельств, эти наркотики тебе под сидение засунут, и при шмоне могут обвинить тебя? – спросил Колчак.

– Нет, они этого не делают, всё равно, если менты найдут наркоту, на них повесят. А не возить их нельзя. Мы на них только и зарабатываем. Сюда к нам вся область едет. Цыгане не дают наркоманам ломаться. А вот бандиты, часто в долг катаются и, как правило, часто забывают возвращать его. Труба, правда, всегда щедро расплачивается, но он единственный среди всех. Он таксистов не обижает. У него у самого автомобилей полно разных. Конечно, бывают транспортные накладки и у Трубы, и тогда ему приходится прибегать к услугам таксистов.

Таксист доел последний чебурек, вытер руки о тряпку и они тронулись с места.

– Ты знаешь, где этот Плясун живёт, – спросил Колчак у Гоши.

– Один раз был, думаю, найду. Машину надо остановить у кафе. Вдруг он там сейчас сидит, – выдал версию Гоша.

– Не должен он там быть. Вероятнее всего он дома у себя забился в угол и дрожит от страха, – сказал Марек.

Он был прав. Плясун был дома, и дверь открывал несколько минут. Когда через дверь ему Гоша крикнул, что весь дом в щепки разнесёт, он быстро открыл её.

Перед ними стоял мужчина тридцати лет с женоподобным лицом. На плечах Плясуна висел атласный халат с китайскими драконами, не по его размеру, а голова перевязана махровым полотенцем. Он не успел испугаться, как получил сильный удар в грудь от Гоши и упал на пол в прихожей.

– Я тебя сейчас сватать буду, – негодовал Гоша.

– Погоди Гоша, тормози немного, – остановил его Колчак, – мы же потолковать приехали. А шмасть сотворить ему мы всегда успеем.

– Подымайся сладенький, – ласково сказал ему Колчак, – приглашай дорогих гостей в свой дворец бракосочетаний, а то в прихожей неудобно разговаривать.

Плясун опасливо поднялся с пола, соблюдая безопасную дистанцию от Гоши. Но всё равно Гоша буром лез напролом к лицу своего обидчика, норовя того ударить по лицу. Но промазал, и попал по перевязанной голове. Полотенце слетело на пол, и на удивление всем оголилась черноволосая голова, уложенная в капроновые бигуди.

– Да ты педик оказывается, – возмущался Гоша.

– Мужчина, я не пойму, что вам от меня нужно? – чуть не плача сказал Плясун. – День сегодня, какой – то бешеный, недавно наши мужики приходили. Брата по квартире гоняли, теперь вы за меня взялись.

– Ты мне давай горбатого не лепи, – брызгая слюной орал Гоша, – может у тебя и сиськи есть?

– А почему бы и нет, я нормальная женщина и мне полагается их иметь. Если хотите, взгляните, – и она распахнула при всех свой халат, осветив на секунду свою женскую наготу, где вырисовывались аккуратные небольшие груди, прикрытые бардовым лифчиком и богатая в паху шевелюра брюнетки.

– Я не понял, что за дела, ты кто? – спросил Гоша.

– Марина я, а Мишка мой брат, сказала женщина, и если ты руку ещё раз на меня подымешь, милицию вызову.

Гоша стоял опешивший от разительного сходства брата и сестры.

– Надо же так ошибиться, – бормотал он.

Затем опомнился, и заорал:

– Машка, где твой брат педераст Мишка.

– Нет его, – час назад собрал свои вещи в сумку и уехал. Думаю к своей жене в Кострому. Тут недавно приходили два мужика, за душу его трясли. Когда они ушли он спешно собрался, хлопнул дверью, и ничего мне путём не объяснил. А сама, я позавчера к нему приехала из Казахстана, пока погостить, а там видно будет.

– Ладно, Мария ты прости его, – начал оправдывать Гошу Колчак, – в непонятную ситуацию наш друг попал.

Марек стоял, облокотившись к дверному косяку, прикрыв руками лицо, трясся от смеха.

Хрипатый Гоша не зная, как исправить свою вину, поднял с пола полотенце, и начал делать попытку повязать его обратно на голову Марии.

– Спасибо мужчина, я на вас совсем не обижаюсь. Вы так милы и учтивы, – похвалила она Гошу, что тот зарделся от счастья.

– Я приношу свои извинения, сказал он, – но меня в жизни никто милым никогда не называл. Вы первая ей стали Мария и я готов загладить свою вину коньяком и шоколадом.

И он вытащил из кармана костюма шоколадную плитку и коньяк.

– Проходите, пожалуйста, в дом? – поправив полотенце на голове, она элегантно махнула рукой на вторую дверь.

Первым переступил порог дома Колчак. В нос сразу ударил запах женских духов. Они не разуваясь прошли вглубь дома где находилась кухня. На стене кухни для полотенец висели рога лося.

– Заметь Гоша, у твоего Плясуна эта вешалка, как символ. Он, наверное, всем рога наставляет, – сказал полушёпотом Марек.

Гоша приставил указательный палец к губам, давая Сане понять, чтобы он помолчал.

В кухне была идеальная чистота. Чувствовалось, что в этом доме хорошо приложились женские руки.

– Вот тебе Гоша жену, надо какую, а ты по компьютеру себе ищешь, через Плясуна, – вновь начал шептать Марек Гоше.

– Мальчики, только, чур, при мне не шептаться, – сказала Мария, услышав Санин шёпот, – я к шептунам всегда с недоверием отношусь.

Она достала коньячные рюмки и наложила на тарелку гору печенья.

– Мы Мария не шепчемся, мы вслух можем сказать, – осмелел Марек, когда выпили по рюмке коньяку. – Твой брат Плясун должен нашему Гоше невесту, но безнадёжно подвёл его, оставив на бобах. А для него это жизненно важный вопрос. У Гоши большой дом и крупное хозяйство, которое без женской сноровки и тепла может в скором времени рухнуть. Вот я и думаю прикупить ещё выпивки, да сыграть сегодня свадьбу.

– Жениха вижу, а невесту, где возьмёте? – спросила кокетливо Мария.

– А ты, чем не молодая жена. Сразу видно, что хозяйка ты хорошая. В доме у тебя порядок. Ты миловидная, и походка у тебя, как у трясогузки.

– Молодой человек, вы меня в краску, пожалуйста, не вгоняйте, – провела она пальцами украшенными золотыми кольцами по лицу Марека. – Спасибо, конечно, вам за лестную оценку, но вам не приходит в голову, что у меня может быть муж? Мне уже тридцать пять лет, и у нас в Казахстане холостых судят с тридцати пяти лет.

– За что там судят? – удивился Марек.

– За, что? За, что? – передразнила она Сашку, – за простой половых органов, – игриво потрясла она головкой.

– Вы, наверное, шутите? – спросил Колчак

– Конечно, шучу, – она протянула свою ладонь к щеке Вовки, но он отстранился, и перехватил её за запястье руки.

– Фу, грубиян, какой, – кокетливо улыбнулась она, и перевела свой взгляд на Марека.

– Так вы молодой человек считаете, что за долги брата я должна расплачиваться? Нет уж, извините? Вот он приедет, с него и требуйте невесту. Это его хобби людей сводить. Все вопросы к нему. А я в вашем городе пока гостья.

– Сегодня гостья, завтра жена, – настойчиво добивался Марек свадьбы. Коньяк делал его чрезмерно разговорчивым и экспресивным человеком.

Когда Мария встала и прошла мимо Марека в комнату, он похлопал её по попке и с кавказским акцентом выкрикнул:

– Какой джоп? – пять мешков урюк, пять палка.

Она повернулась, без лишнего возмущения покрутила пальцем у виска, и скрылась в комнате.

– Саня, прошу тебя, не надо плохо с ней себя вести? – умолял Гоша, – вдруг у меня стыковка с ней получится.

– Так ты не мычи, а действуй, – подхлестнул его Марек.

Мария быстро вернулась из комнаты с толстой пачкой женских фотографий:

– Посмотрите мальчики, сколько у него невест свободных в запасе осталось? Выбирайте любых, – она бросила снимки на стол.

Вовка с Мареком принялись разглядывать фотографии, а Гоша не сводил взгляда с Марии.

– Напрасно вы не смотрите репродукцию. Она вас в первую очередь должна заинтересовать, – сказала Мария Гоше.

– В данный момент, меня вы интересуете Мария, – совсем осмелел Гоша.

– Наконец – то вы совладали со своей скромностью, – кокетничала Мария. – Я вас, как мужчину понимаю. Но чтобы нам всем было легко собраться с мыслью и обговорить церемонию таинства, не мешало бы ещё коньячку испить. – После чего она из лифчика достала две тысячные купюры.

Услышав обнадёживающие слова Марии, Марек вырвал у неё деньги и громко воскликнул: – Ура! Ура! – через пятнадцать минут «горько» будем кричать

– Вы меня ни чем не смутите, если сейчас произнесёте это горькое и приятное слово, – и она без всяких церемоний, перегнулась через стол и впилась в губы Гоши.

Колчак с Мареком бурно захлопали. После горячего поцелуя, Гоша без пиджака выбежал на улицу и побежал к машине. Колчак вспомнив о таксисте, бросился вслед за Гошей, предупредить того, чтобы машину не отпускал.

Гоша обернулся быстро. В дом он влетел словно на крыльях. Выставив на стол, бутылку шампанского, две коньяка, шоколад и связку бананов.

– Какая свадьба, без Шампанского! – приговаривал он и принялся открывать бутылку.

– Гоша не спеши, вначале менуэт Мендельсона супружеская пара должна исполнить, а потом выстрелишь, – остановил его Колчак.

– А музыка есть? – спросил растерянно Гоша у Марии.

– Музыки много, но в фонотеке брата я не смогу быстро отыскать великого композитора.

– А не надо ничего искать, Марек вам на губах исполнит, хоть полёт шмеля, – обрадовал молодых Колчак.

Марек взял в руки ложки и начал исполнять похожую на свадебный вальс мелодию, при этом губами выводил пам – пам. А Колчак бил в такт по столу вилками, помогая музицировать Мареку. Но как оказалось, Гоша совсем не мог танцевать. Несмотря на это, «свадьба» всё равно состоялась. Жених и невеста были сильно пьяны, и уединились проводить брачную ночь в спальню.

Гости, так же находились в изрядном подпитии, обсуждали свадьбу и нахваливали покорную невесту. Затем вспомнили про таксиста Гену, и привели его в дом. Скормив ему все деликатесы, лежавшие в холодильнике, они удивились, почему невеста не выставила их на свадебный стол.

– Скупая! – изрёк Колчак.

– Ты не прав, она экономная! – возразил ему Марек.

Потом они прошли в зал, и подошли к компьютерному столику, где горкой лежали фотографии мужчин. Сверху на них смотрело лицо Гоши. Колчак взял его фотографию и положил в карман пиджака:

– Слушай Саня, этот Плясун хоть и родственником стал Гоше. Всё равно он гнида. Он плохо обошёлся с Гошей, его надо наказать. Давай заберём все фотографии.

– Давай! И компьютер в придачу, – согласился Марек.

Марек накинул на плечи Колчака его пиджак, затем стал одеваться сам.

– Хорошо у тебя, получается, одевать и одеваться, – заметил Колчак, – тебе бы в театре или ресторане на вешалке работать, а ты в бизнес пошёл.

– Больше не буду тебя одевать, – ткнул он Колчака пальцем в грудь, – в следующий раз в арктический мороз пойдёшь голый, как пингвин.

Затем Марек со знанием дела отключил компьютер и погрузил его быстро Гене в машину. После чего Гена их отвёз домой.

В это время на улице разразилась сильная гроза. Подъехав к подъезду, они подождали, когда дождь стих только потом вышли из машины.

Компьютер Санька занёс в свою квартиру.

Когда Колчак переступил порог квартиры, время было уже девять часов вечера.

Полина, вышла ему навстречу и сказала два лишь слова:

– Хорош гусь!

В эту ночь Вовка спал безмятежно одетым на полу, уткнувшись лицом в колючий палас. Рано проснувшись, когда все спали, он зашёл в ванную и через кран начал жадно пить большими глотками холодную воду.

– Ты вчера и мать и меня поразил, – раздался позади его голос Полины.

Она стояла в дверях в ночной рубашке и укоризненно смотрела на него:

– В таком виде, тебя ещё мне не приходилось видеть, – начала она промывать мозги Вовке. – Накушался так, что сил не было раздеться. – Где ты так набрался?

– На свадьбе у одного знакомого, – оторвался Вовка от крана и сел на край ванны.

– Интересно, на чьей свадьбе и почему ты один ходишь на такие мероприятия?

– Это не запланированная свадьба и ненастоящая, я бы сказал стихийно произошла, на романтической волне. А женили мы вчера Гошу, – мужика, что вчера заходил ко мне лысый такой в костюме.

Вовка вытер полотенцем выступивший пот со лба, посмотрел на Полину и сказал:

– Не бойся, из гостей там были я и Марек, если не веришь, можешь позвонить ему.

– Вы десять раз уже успели, с ним договорится, – бросила ему Полина. – Зачем я ему буду звонить?

Она надела халат, висевший на двери ванной, и ушла в кухню, затем сразу вернулась и сказала:

– Неужели, с этой образиной, ещё находятся дуры связать свою судьбу.

– Его красота не во внешности, а в утробе и надворном хозяйстве, – отмахнулся от неё Вовка и вновь припал губами к крану.

– Не хлещи холодную воду, почки посадишь! Иди выпей чаю зелёного, – предложила она, – и посмотри на свои глаза. Они у тебя, как у мёртвого окуня.

– Это говорит о том, что пришло время пить пиво, – посмотрел он на себя в зеркало.

– На работу тебе завтра идти, лучше дома выхаживайся, и денег у нас лишних на пиво нет, – заявила она.

– Эту позицию Марек сейчас мигом закроет, – сказал он Полине, – у меня тоже денег нет. Сигареты даже купить не на что.

Он разделся, ополоснулся под душем, затем спустился к Саньке на второй этаж. Тот уже был на ногах и встретил его с пивом в руках.

– Я думал, ты ещё спишь, не стал тебя будить. Время семь часов, – сказал он, – я в пять проснулся. Сбегал в ночной магазин, Балтики троечки набрал. Бери в холодильнике пей. Я тебя сейчас удивлю одной новостью.

Колчак прошёл в кухню, вытащил из холодильника пиво.

– Это то, что нужно мне в данный момент, – удовлетворённо сказал он, открывая зажигалкой бутылку с холодным пивом.

– Я знал это и набрал его под завязку. Ладно, пошли в комнату, – позвал Марек Колчака.

– Ты чего орёшь? – спросил его Вовка, – своих всех разбудишь.

– У тебя память после вчерашнего отбило. Я же вчера тебе говорил, компьютер ко мне давай выгрузим. У меня родители в гости к сестре уехали в посёлок Белкин, в гости.

– Какой компьютер? – удивился Вовка.

– Ну, ты даёшь, – засмеялся Марек, – выпей пиво до конца, и сейчас сразу вспомнишь.

– Они прошли в зал, где Колчак увидал на полу компьютер.

– Этот? – спросил он.

– Не видишь, это мой старичок. А тот в комнате стоит, в работе сейчас задействован. Тот компьютер дорогой. Санька открыл дверь спальни, где был включен компьютер.

– Этот компьютер стоит тысяч шестьдесят, а информация в нём для прессы и ФСБ бесценна. И мне кажется, что с этим компьютером мы с тобой опять вляпались в большую кучу органических удобрений.

Я всю информацию перекатал на всякий случай на дискеты. Как я понял, Плясун занимается не только брачными услугами, но и ведёт всю бухгалтерию Трубы. Кстати, как он тебе вчера показался? – спросил Сашка, – я вчера не стал у тебя спрашивать при таксисте.

Выпив пиво до конца, Вовка пошёл к холодильнику ещё за одной. Память к нему вернулась. Перед ним ярко встала картина погрузки компьютера, и он вспомнил, что все карманы у него забиты фотопортретами потенциальных женихов и невест.

– Ты спрашиваешь, как Труба мне показался, – отглотнул он из новой бутылки пива. – Думаю, он списочный клиент, и работает, на какого ни будь большого чиновника или мента. К блатным он никакого отношения не имеет, хотя не исключаю, что информацию о блатных может, какую – то иметь. Не больше. Если он вчера у меня спросил, как поживает Жора. Это говорит о том, что общаку он внимания не уделяет, если не знает, как себя чувствует Жора Хлястик. Предполагаю, его кто – то назначил из важных персон контролировать такой большой и богатый завод. К таким методам прибегают сейчас многие хозяева крупных предприятий, чтобы воров не подпускать к своему пирогу на пушечный выстрел. Раньше я о Трубе не слышал, чтобы он в городе проявлял свою шустрость. Вывод напрашивается один. Ему кто – то специально раздул авторитет, сделав его неофициальным наместником завода. Надо будет справки через своих блатных, в Нижнем Новгороде навести и о Трубе и о заводе. И этот мутный Владыка меня тоже заинтересовал, – авторитета мне тоже нашёл. Я ни слышал никогда о таком. Когда он всплыл на поверхность? Надо будет брата Сергея ещё вызвонить. Он точно знает все расклады. Только он сейчас наверное в Польше.

– Похоже, ты прав в своих догадках, – согласился с другом Санька. – Ты раньше и о Плясуне ничего не знал. Он работал хореографом во дворце имени «Горького» и был самым активным участником художественной самодеятельности. А потом вдруг открыл, свою частную фирму назвав её «СЕРЕНАДА» и как я думаю, что идейным вдохновителем в брачных сделках был твой «лучший друг Ланин».

– Не может быть? – удивился Колчак.

– Может, и даже очень, – вот на этой дискете вся бухгалтерия с начала двадцать первого века, по сегодняшний день. Возможно, Ланин не знал, что Плясун в тайне вёл её.

Сашка вставил дискету в дисковод, где выскочили все бухгалтерские учёты брачного агентства Серенада.

– Ты мне Саня толково объясни, – попросил его Вовка, – а то я в этих компьютерах и бухгалтерии ничего не соображаю.

– Ты просто не хочешь соображать. Тут всё просто. Вот смотри, здесь все выкладки для отчёта в налоговую инспекцию, где фигурирует фамилия Морозов – это Плясун, дальше идут Павлов, Курицын и Возов. Этих людей я не знаю. Все они являются агентами по браку. Заработки у них одинаковые стоят в графах. Не находишь странным, что у них в штате нет ни одной женщины для такой утончённой сферы деятельности?

– В общем – то, да, – подозрительно?

– А вот следующая страница, – пальцем тыкал в монитор Марек, – это чёрная бухгалтерия. Здесь пять человек в штате, где первым в списке стоит Ланин. Заработки у него самые высокие в компании. У Плясуна на двадцать процентов меньше. Другие три человека, вероятно, трудятся у них громилами. Плясун раскручивает динамо, как с Гошей и они имеют свои проценты от награбленного имущества. Это ещё не всё. Вот магазин Секонд – Хенд, где Морозов числится там бухгалтером. Хозяйка магазина Павлова Елизавета Никитична. Два продавца. А уже известный нам Павлов там товаровед. Понятен расклад?

– Кажется, я въехал в эту систему, – сказал Колчак.

– Смотрим чёрную бухгалтерию магазина, – продолжал Марек, – в графе самый первый стоит Ланин, затем Морозов. Павловы замыкают список, но продавцов здесь нет.

– Думаю, они, награбленное имущество, сбывают, через свой магазин. Удобно ни к кому обращаться не надо. А золотишко сейчас везде принимают.

– Но меня удивляет, почему они с Гошей так грязно сработали, могли ему память если уж не навечно, но надолго отключить.

– Не знаю, возможно, им кто – то помешал. Нам надо в любом случае ждать, когда приедет этот Плясун и трясти его до тех пор, пока не узнаем, кто бил Гошу и грабил его. Отступать некуда. Хочешь ты этого или не хочешь, но показывать им свою слабость ты не должен. Ты сам вчера заикнулся об этом. Они унизили твоего друга. Значит, ты не должен это дело на тормозах оставлять. А Плясун надолго не может уехать. Если у него такая важная работа, он скоро засветится.

– С чего ты так решил? – спросил Колчак.

– Вот у меня вторая дискета, – Санька достал с полки дискету, – тут уже цифры и фамилии будут намного серьёзней. Здесь вся деятельность дочерних предприятий одного солидного завода, которых у него четыре. Сбыт автомобильного и витражного стекла, зеркал, и хрустальной посуды. Баня тоже относится к дочернему предприятию. Генеральный директор этих предприятий Валерий Трубников, то есть Труба, а главный бухгалтер Морозов. Тут так – же есть чёрная бухгалтерия и очень интересная. Ребята, которые получили по двадцать и пятнадцать лет за убийство прежнего директора, до сих пор получают зарплату. Здесь у них есть графа ОВЗ. Думаю, что это особо важное задание. Мокруха и прочие рискованные дела. Узнай, как у этого Владыки фамилия. Может и он здесь завязан большими цифрами. Здесь в этой дискете для меня много непонятного и разбираться надо хорошему специалисту. Но всё это для нас может обернуться большой головной болью. Так, что нам в городе надо напомнить о себе и очень звонко, чтобы нас побаивались. Иначе за такие сведения, нас не только съедят, но и кости до муки перетрут на щёковой дробилке и развеют по ветру.

– Я это понял. Ты сделай несколько экземпляров, таких дискет. Я один комплект, спрячу у Деда. Один у себя оставлю, и один у тебя будет. Теперь отключай компьютер, и поставь его в прихожей, как только Плясун приедет он обязательно у сестры узнает, кто компьютер у него забрал. И думаю, с Трубой мне придётся увидеться ещё раз в ближайшее время. Плясун шум через ментовку подымать не будет, ему это не выгодно. Потому что в компьютере, срок не малый заряжен для других всех мукарей.

А мы шумиху устроим от себя в их краях обязательно. Повод у нас есть. Я на всякий случай заручусь поддержкой знакомых урок, кто сидел со мной. Но прежде переговорю с братом. У него немало связей в блатном мире.

Сашка отключил компьютер и отнёс его в прихожую, поставив свой на старое место.

– Правильно ты говоришь насчёт брата. Мы ещё молодые. А их поколение посолидней, выглядит. Нам без них тяжело будет справиться, не зная, кто за их спинами стоит.

Давай водочки лучше выпьем, с ней мозг лучше работает, – предложил Санька.

– А есть?

– У меня всегда есть, ты, что не знаешь.

– А чего молчал, я бы пиво тогда не пил.

– Ты – же по утрам не пьёшь водку.

– После вчерашней свадьбы, я бы на время не стал смотреть, тем более, сегодня выходной.

– Да лихо мы Гошу вчера женили! – засмеялся Марек, – я бы сам не отказался с ней покувыркаться. Ты видал, как она нежно меня по щёчке трепала. Сексуальная стерва! – облизнулся Марек.

В это время у Вовки зазвонил мобильный телефон.

– Слушаю Полина, – увидал он высветившийся на экране её номер.

– Тебя тут вчерашний новобрачный разыскивает, что ему сказать?

– Скажи ему, чтобы к Саньке спускался я у него сижу, пиво пью.

Вовка отключил телефон и положил его на стол:

– Гоша приехал с утра пораньше, наверноё, за компьютером пожаловал, – сказал Вовка, – иди, открывай ему дверь.

…Гоша вошёл напуганный с дикими глазами и сходу не разуваясь, выставил на стол бутылку коньяку, палку колбасы и банку сардин в масле.

– Привёт сватья. Жрать, умираю, хочу.

– Гоша, а чего у тебя рожа такая помятая, будто по ней локомотив пронёсся, как по Байкало – Амурской магистрали несколько раз. И почему молодая жена тебя без завтрака выпустила на улицу? – спросил Вовка.

– Погодите я, что не человек, жрать хочу, – осмотрев стол и увидав там открывалку, вонзил её в банку сардин. – Вы всё в холодильнике сожрали. А мне после любой пьянки обязательно нужно поесть.

Гоша извлёк из кармана брюк волосяной пучок и положил его около батона с колбасой.

– Вот, что от молодой жены осталось, – сказал он, – затем снял с себя пиджак и бросил его на пол.

– Дайте мне вначале выпить, а то меня с души сейчас будет рвать, – возмущенно говорил он.

Ему налили пол стакана водки, и он залпом выпил её, опрокинув следом в рот банку сардин. Пропустив за считанные секунды через свой пищевод всю сардину, отломил большой кусок колбасы.

– Ты чего Гоша кусок смоляной пакли выложил на стол, – с тревогой спросил Колчак.

– Это не пакля, а шиньон моей «жены».

– Выражайся яснее, что ты украл его у неё?

Гоша закрутился на стуле, – где туалет? – зажал он рот рукой.

Марек быстро подвёл его к унитазу и включил дверь. Потом подошёл к столу, взял шиньон в руки, затем поднёс его к носу и понюхал:

– Действительно не пакля, а натуральный волос, – сделал заключение Марек.

– Он же сказал, что это шиньон жены, – напомнил ему Вовка.

Тогда Марек положил его себе на голову и сел на стул.

– Больно жидкий он для головы, – заметил Марек.

Гоша, услышав разговоры двух друзей, крикнул им из туалета.

– Это шиньон от женского полового органа.

Марек моментально с брезгливостью скинул его со своей головы, а Колчак зашёлся от смеха, держась за живот.

– Сразу не мог предупредить, – недовольно крикнул Марек, – я уже чуть на язык его не попробовал.

– Не успел я, – ответил Гоша.

Когда он очистил свой желудок, налил себе ещё в стакан водки и повторил попытку излечения:

– Не знаю, когда я теперь отойду от такой свадьбы, – он опрокинул водку в рот, поднеся кулак к носу, затем ударил себя им по голове несколько раз.

– Гоша, прекрати интриговать, рассказывай? – почувствовал нелады в истории со свадьбой и Марек.

У Гоши глаза налились кровью и, приложив правую руку к сердцу, он начал излагать историю брачной ночи:

– Сердце раскурочено у меня, не подлежит капитальному ремонту, – истошно взвыл он и, обведя звериным взглядом двух друзей продолжил: – Не было ни какой Маши. Я утром в пять тридцать проснулся, а у меня рука лежит вот на этом шиньоне. Я сразу обнаружил, что больно выпуклая у неё манюня, ну и со злости дёрнул. Тут моя Маша и вскрикнула от боли. Шиньон скотчем был приклеен, к гениталиям моей Маши.

– Гермафродитом оказалась? – построил свою догадку Марек.

– Хуже, чем ты произнёс это слово, – взглянул на ребят Гоша, – Мишей Плясуном моя женщина оказалась.

Колчак опять зашёлся от смеха, а Марек с недоверием смотрел на Гошу, открыв рот.

Вовка показывал пальцем на Саньку и отрывисто ему говорил, глотая воздух ртом.

– Поезжай, кувыркайся, кровать свободная. Тебе – же понравилось, как она тебя по щеке ласкала.

Марек сорвался с кухни и побежал в ванную рыгать. Возвратился он с влажными глазами и накинутым полотенцем через плечо. Вовка никак не мог успокоиться. Он ушёл с кухни и завалился на диван. Немного отойдя от смеха, он возвратился на кухню. Посмотрев на мрачного Гошу, его опять обуял приступ смеха. Гоша сидел, насупившись, и молча, жевал колбасу.

Марек скрутил пробку с бутылки. Заполнив в стакан коньяк он протянул его никак не успокоившемуся Вовке.

– На выпей, может хохотун чик у тебя пройдёт. Смешно тебе, а у человека горе, – сердце разбилось, жену потерял, – уже с юмором сказал Марек.

Вовка опустошил стакан и поставил его на стол:

– Гоша, по секрету скажи, а супружеский долг ты исполнил в первую брачную ночь? – не унимался Колчак.

Гоша молча доедал колбасу и находился в прострации:

– Не помню ничего, но накостылял я ему сегодня прилично, будет знать, как соблазнять мужчин с нормальной половой ориентацией.

Он порылся у себя в карманах, и выложил на стол пять золотых колец и перстней, какие были надеты вчера на пальцах «невесты».

– Ещё я забрал у него, свои брачные три тысячи, что вносил за знакомство. Я ему сегодня такое выдал, что он месяц будет сидеть под кроватью, не выходя на улицу. Я ему бреханул, что я в законе и всю его шатью – братью похороню. Короче думаю, выглядел неплохо я в тот миг. Выдал ему весь свой блатной жаргон, которого он в жизнь не слыхивал. А грабили и мутузили меня, те трое, которые сидели с Кроном парни. Я записал их кликухи на пачке сигарет.

Он достал из кармана пиджака сигареты и прочитал, – Павлин, Пернатый и Воз.

– Павлов, Возов и Курицын, – расшифровал Марек клички.

– Откуда знаешь? – спросил Гоша.

– Ты пока развлекался со своей молодой жёнушкой, мы без дела не сидели, – сказал Колчак.

– Теперь будете всегда надо мной смеяться по этому поводу? – вопросительно посмотрел Гоша на ребят.

– Гоша заразительный смех это здоровье и молодым присуще так смеяться. Ты не обижайся, но я такой человек, что эту историю никогда не забуду. А напоминать тебе о ней не буду. Я думаю, ты немного оклемаешься после брачной ночи и сам будешь с улыбкой вспоминать свою незадачливую свадьбу, – объяснил ему Колчак.

– Я уже несколько лет над одним эпизодом улыбаюсь, как ты меня, чуть к Прасковье Ивановне не отправил.

– Что ещё одна свадьба? – спросил Марек.

– Почти, – буркнул Гоша, – Прасковьей Ивановной называют в камерах парашу. Я был не прав тогда и не знал, что Колчак самбист. Он мне приёмчик показал один, что я с нар улетел к параше. Я многим рассказывал эту поучительную историю, чтобы не грубили незнакомым людям. А женится мне, наверное, заказано. Я вам сейчас один случай расскажу, какой произошёл со мной осенью, только вы не смейтесь. Я в книжном магазине познакомился с одной блондинкой бальзаковского возраста. Звали её Галина. Она там уборщицей работала. У неё богатая причёска была, волосы свисают аж, на глаза. Я ей предложил прокатиться ко мне домой в гости после работы. Она с радостью согласилась и пошла, отпрашиваться с работы. Я её дождался и с шиком повёз на такси, потратив последние деньги. А домой привёз, смотрю, она постоянно волосы свои поправляет, но значения не придал. Мамаше моей она тоже понравилась. Она выставила самогонку, припрятанную для такого случая, и стол нам богатый приготовила. Свинины нажарила с картошкой. Солений разных наложила, разве, что икры не было и жульена. Смотрю, моя Галя самогонку хлещет, не отставая от меня, а закуску метёт, быстрее, чем бегал в своё время чернокожий бегун Льюис. Вы такого, наверное, не знаете, молодые ещё.

– Знаем мы весь мировой Олимп Гоша, – сказал Колчак, – мы же к спорту никогда равнодушными не были.

– Слушайте дальше тогда, – продолжил Гоша. – Умяла моя Галюня всю закуску, и завалились мы с ней спать в семь вечера. Ко мне, как раз сосед Толя заходил с бутылкой в это время. А мамаша не пустила его, – сказала ему, что я женюсь. Под утро моя зазноба проснулась, смотрю в темноте шлёп, шлёп по полу и по кастрюлям давай лазить. Вижу силуэт вроде её, а голова нет. Я рукой по подушке, где она спала, провёл и выловил парик. Думаю обычное дело, многие женщины парики носят в наше время, и бросил его назад. Спрашиваю её. – Галя ты чего ищешь? А она мне говорит, капусты солёной хочу или огурцов. Я встал, включил свет. В первую очередь бросил взгляд на подушку, смотрю, что – то поблескивает около парика. Подошёл, взял в руки, а это глаз стеклянный. Думаю, допилась баба, и очи свои растеряла. Говорю ей, – Галя ты шнифт не теряла? А она мне отвечает: – Шрифт не теряла, а вот глаз у меня выкатился куда – то. Смотри не наступи на него!

И тут она повернулась ко мне лицом. Я понимаю, сам не красавец. Но если она на меня пьяного ужас навела своим видом, то дальше рассказывать я вам не буду. Я открыл ей трёх литровую банку огурцов, а сам залез под одеяло, но не уснул, ждал, когда она собираться на работу будет.

– Гоша, что из того, глаз у тётки искусственный оказался? – спросил Марек. – Может человек она хороший и как жена впору бы тебе пришла.

– Что она туфля впору подходить? – тяжело вздохнул Гоша. – Она баба с одним глазом, а ещё она не от земли, до потери глаза работала в регистратуре поликлиники. А кто в огороде будет работать? Я что ли? Нет уж извольте. Я после её ухода сжёг постельное бельё и затопил баню. Целый день парился. Вот так вышла у меня очередная попытка под жениться. А блондинку, оказывается, в городе все зовут Галька соколиный глаз.

– А огурцы она все съела? – спросил с подковыркой Колчак.

– Тебе бы только посмеяться, а надо мной рок неправильный висит и вредит всячески. Так мне Толя сказал. Он мужик грамотный, раньше историю преподавал в школе. В церковь говорит, сходи, свечку поставь и всё нормально будет. Я этих свечек столько уже переставил, что на эти деньги можно часовню было у нас на кладбище соорудить.

– Я думаю тебе лучше к косметологу сходить, – посоветовал Марек.

– Никуда не надо ходить, – ввязался в разговор Колчак, – мужчина должен быть похож на монстра. Переживать и страдать по этому поводу совсем не обязательно. Смотрись чаше в зеркало и говори себе, что ты красивый и обаятельный и лицо у тебя уникальное, хоть и похоже на тракторный трак. Больше улыбайся, нечего кисляк давить.

– Тебя, наверное, я Колчак послушаю, – прохрипел Гоша и дико засмеялся.

После коньяка, и воспоминания, о его вчерашней попытке женится, к нему возвратилось хорошее настроение:

– Забыл вам сказать, – вспомнил Гоша, – Плясун там сильно тужил, вы у него вещицу одну, кулькулятор, – кажется, называется, – забрали. Слёзно просил вернуть. Умолял меня, чтобы я привёз ему за пять тысяч.

– Не калькулятор, а компьютер, – поправил его Марек, – маловато он что – то даёт за него. Сам пускай его у нас попросит. А цену мы с ним обсудим.

– Гоша у тебя телефон его есть? – спросил Колчак.

– Нет, я с ним в Бакене, всегда встречался, а один раз у него на крыльце.

– На дискетах у нас всё есть и адреса домашние и сотовые телефоны, и даже их устав, – сказал Марек, – можем позвонить.

– Пока не надо, – остановил его Колчак, – пускай он первый к нам обратится. А вот, кто прессовал Гошу, адреса и телефоны надо выписать. С ними конкретно будем говорить. И сделать это надо сейчас. Я по телефону устрою им сейчас хмурое утро.

Марек пошёл к компьютеру и вернулся вскоре со всей информацией о троице Плясуна.

– Аллё, – набрал Колчак Павлину, – Павлин это ты?

– Я, – раздалось в ответ, – это кто со мной базарит?

– Чмырь болотный, с тобой не базарит, а разговаривает, Колчак. Ты прокозлина вонючая имел наглость снять с влиятельного авторитета дорогие вещи. Передай своим выродкам Возу и Пернатому, чтобы бабульки себе на похороны собирали. Мы сейчас подъедем, и вы все рядышком умрёте у своего порога.

В трубке раздалось тяжёлое дыхание, и связь прервалась.

Колчак вновь набрал этот – же номер, но абонент не отвечал.

– Пускай теперь волнуются и соображают, – сказал он, – посидим немного. У него мой телефон высветился. Я уверен, что в ближайшее время позывные с их стороны раздадутся.

После звонка Колчака, Павлин быстро собрался и побежал по своим друзьям. Собравшись все, они направились к Плясуну. Миша их встретил в угнетённом настроении с огромным кровоподтёком под глазом.

– Тебе уже досталось? – спросил Воз, – а нас, зачем ты заложил? Мы не знаем, кто такой Колчак, но ясно, что он не простой. А тот мужик, который был последним в нашем конвейере, оказался авторитетом.

– Вор в законе он, по кличке Фидель, а так он Гоша, – сказал Плясун, – вот он у меня сегодня отметился, – показал Плясун на свой синяк. – А вас, я не закладывал, они у меня забрали компьютер, где хранилась вся информация и бухгалтерские отчёты за все года. Не верите, сходите к Чите и Крону, я им вчера вернул, что от вас получил, но о вас был молчок. Нам сейчас нужно думать, как дальше не рассердить блатных, и как возвратить компьютер назад.

– Вызванивай Трубу, – подсказал ему Пернатый.

– Он для меня может быть опасней сейчас, чем блатные, – заартачился Плясун. – Вы что не понимаете, что пропала вся информация о нашей деятельности. Пришьют меня без звука и даже не поморщатся, – запаниковал Плясун.

– Нам плевать на тебя, – сказал Воз, – ты нам обещал крышу, предоставляй её. Ты говорил, что у тебя мент сильный есть. Звони ему. Ты, что не понимаешь, за вора в законе, нам всем кадыки вырвут.

– Ребятки дайте мне подумать, дело хлопотное и критическое, хоть самому в петлю лезь. Давайте вы сейчас идите, посидите в Бакене, а что ни будь, придумаю, – предложил им Плясун.

– Кофейный суррогат там глотать мы не хотим, – сказал Пернатый, – дай нам штуку, чтобы мы с барским размахом отдохнули.

– На тысячу с барским размахом и в бане не отдохнёшь, – сказал Плясун, – я вам дам три штуки, но только прошу, кроме пива ничего не принимать. Иначе нам всем будут кранты, и сегодня – же.

Он отсчитал им три тысячи и выпроводил их за дверь. Настроение было подавленное и он никак не решился, как в этой ситуации следует правильно поступить. Взяв дрожащими руками с тумбочки телефонную трубку, лихорадочно набрал номер оперативной связи, по которому ему разрешалось звонить, только в исключительном случае.

– Приезжай быстро ко мне я объявляю SOS, – дело требует твоего вмешательства.

Через некоторое время под окнами Плясуна, засвистели тормоза такси. Из машины вышел Ланин, и прошёл в открытую дверь Плясуна, который его уже ждал.

– Что случилось? Зачем мне звонил, я – же тебе говорил, не выходи со мной на связь, лучше приезжай ко мне. Неужели вопрос жизни и смерти решается? – въедливо всматривался в лицо Плясуна Ланин.

– Это кто тебя так пригрел?

– Тот, которого ты мне посоветовал прилизать по лысине. Говорил деревенщина. А он вчера пришёл с друзьями холодильник у меня обчистили и компьютер забрали.

– Ты что с ума сошёл. Ты давай мне прекращай Миша, такие сюрпризы выдавать. На чём ты погорел с ним? – Кто хоть он такой? Я тебе по фотографии определил, что он неотёсанный клиент низкой пробы. Я никогда не ошибаюсь.

– А не хочешь, что твой неотёсанный клиент Гоша низкой пробы оказался вором в законе по кличке Фидель, – истерически заорал Плясун.

– Вор в законе говоришь? – такого не может быть. Он тебя дезинформировал. За всю историю у нас в городе было только три вора, которых в живых давно нет. Ну – ка включай свою базу данных, посмотрим. Я редко ошибаюсь.

– Нет ни базы, ни компьютера, – развёл руками Плясун, – забрали у меня всё и рыжьё с пальцев сняли. Они вышли на меня, через наших поселковых негодяев, Читу и Крона. Те пришли вчера по стенам меня кидали, я им вернул все похищенные вещи. Через два часа другое бескультурье появилось. Я не знаю, куда мне от них деваться. А совсем недавно они на наших мальчиков наехали. Теперь наши ребятки меня за горло взяли, выдёргивай, говорят своего мента. Мы одни ответ держать не хотим перед ворами.

– Сколько раз я тебе говорил, не занимайся явным криминалом, – негодовал Ланин. – Ты что ни будь, им обо мне говорил?

– Они знают, только то, что им положено знать, не больше, – стоя перед зеркалом, припудривал свой глаз Плясун, – но они сейчас на грани срыва. Могут от страха сами ломануться в милицию, – предупредил он Ланина.

– Не так страшен чёрт, как его малюют, – высказал избитую фразу Ланин, – наезд блатных на тебя – это не смертельно. Они, зато никогда в милицию не пойдут в чём перед ними наше преимущество. Теперь слушай меня внимательно. Ничего не бойся. Я ни в коем случае нигде не должен фигурировать. Мальчиков на время спрячь подальше от людских глаз и главное не паниковать. Ищи в своих дискетах мне всё на этого вора. Я повод найду, за что его упрятать, поверь мне. Сейчас поедешь со мной к эксперту. Снимем побои, и под мою диктовку напишешь заявление об избиении и ограблении. Запомни только одно, о грабеже этого клиента ты ничего не знаешь. И вашим авторитетам ты ничего не отдавала. Если они хотели постелиться перед вором, пускай и отвечают. А вора и блатных я привлеку до упора. Завтра придёшь ко мне в кабинет с заявлением. Мы им громко потрясём в управлении перед начальством и мне это дело, без всякого сомнения, поручат расследовать. Шеф мой Гридин на пенсию ушёл. Сейчас я Исполняющий Обязанности, но точно знаю, что это место останется за мной. Мне уже пообещали.

– Никуда я с тобой не поеду ни к какому эксперту, – визгливо крикнул Плясун, – важно для нас сейчас забрать компьютер. Они уже залезли в него, а там вся белая и чёрная информация хранится о нашей деятельности. Там и ты, и твои начальники закодированные внесены и любой хороший программист без труда разберётся во всей нашей схеме.

– Откуда ты знаешь, что они заходили в компьютер?

– А откуда по – твоему мнению они номера телефонов мальчиков узнали.

– Это уже хуже, – взялся за голову Ланин, – здесь надо идти другим путём. Ты мне скажи одно, ты без компьютера, неужели не можешь вспомнить о последнем своём женихе этом Фиделе Кастро?

– Всё я помню, но что это тебе даст. Фамилия у него Сыромятников Георгий, сорок четыре года. Проживает в посёлке Шпальном. А вон на столе лежит записанный телефон его друга Колчака, который здесь гужевался вчера, а потом кульбит с компьютером выкинул и был таков.

Ланин схватил лист со стола и впился в него глазами.

– Не может быть, – заорал он, – опять этот Колчин.

У него перед глазами моментально всплыло знакомое лицо мужчины, которого ему Колчак представил, как подполковника УСБ. А он мучился в кафе, где мог его видеть.

– Ты чего любимый заголосил? – спросил Плясун.

Ланин в бешенстве ударил Плясуна кулаком по лицу.

– Никогда не называй меня любимым, сволочь эдакая. Ты зачем держал опасную информацию в компьютере? – Кому нужна твоя чёрная бухгалтерия, где есть ты и я. Я тебе, говорил, веди её только по деятельности предприятий Трубы, чтобы на него аркан можно было повесить в случае чего.

Он наклонился перед лежавшим на полу Плясуном и начал тыкать листок ему в глаза.

– Ты знаешь, кто это такой? – Это паразит, который как вышел на свободу, горя мне принёс под самую завязку.

Надо же такому случиться! Нет! Это какой – то Фатум неправильный около меня поселился, – причитал Ланин.

– Дурачок ты Ланин. Неужели ты не можешь понять, что перед всеми предательскими ментами рядом всегда ходит Фатум с пулей в стволе. Я не боюсь! Меня природа создала таким не ординарным, и патриотических лозунгов в своей душе не ношу, как ты. Преступника сделал из меня ты. А на твоей матери грех лежит большой перед богом и народом.

– Какой может быть грех у моей покойной матери, что ты нелепицу несёшь? – рявкнул на Мишу Ланин.

– Нужно ей было аборт сделать на первом месяце беременности. Спасти общество от такого пресмыкающегося, она заблаговременно не догадалась. Ты знаешь, почему нам сексуальным меньшинствам власть дала равноправные условия с нормальными людьми?

Ланин возбуждённо расхаживал по комнате, кидая зверские взгляды на валявшего на полу Плясуна:

– Не знаю, и знать не хочу?

– А я знаю, – сказал Плясун, – потому – что мы не способны рожать, а это большой процент вероятности избавить Россию от появления на свет таких рептилий, как ты.

После высказанной тирады Плясун получил сильный удар ногой в лицо.

– Вот издеваться над моим телом тебе всегда нравилось. Я представляю, какие муки получают от тебя арестанты? Намотай себе на ус Ланин, Валера Труба убьёт за меня, – вытирая кровь с лица, проговорил Плясун. – Мой нерабочий день лишает его большой прибыли. И ты больше от меня ни одной копейки не получишь. Я сворачиваю деятельность «Серенады». Мне вполне хватит тех денег, которые платит Труба. А твоими обещаниями я насытился по горло. Никаких дел с тобой иметь, отныне я не намерен!

Ланин понял, что хватил лишнего и сменил свой гнев на милость.

– Миша прости меня? Я погорячился немного, но ты сам должен понять, что нельзя нигде, было фиксировать мою фамилию, ни в каких документах. Ты, представляешь, что будет, если мне предъявят обвинение? Тогда всем нам будет крышка! Ты сейчас в ванную залезай, приведи себя в порядок, а я позвоню Трубе. Будем, что – то думать вместе. Надо ситуацию спасать!

– Сейчас разбегусь и нырну. Это с какой радости. Не дурак. Я там прилягу, а ты мне в ванну включенный в сеть электрический прибор бросишь. Какая – же ты сволочь Ланин. Звони сейчас – же Валере? Я с тобой больше без него, словом не обмолвлюсь.

Ланин не находил себе места. Явно он был до краёв встревожен. Понимал, что из – за такой нелепости он мог привлечь внимание не только к себе, но и к более важной схеме, которые создавали умные люди. Он укоризненно посмотрел на Плясуна:

– Как ты можешь плохо обо мне думать Миша? Я что на убийцу похож? Хорошо пускай будет по – твоему. Но учти, если ты при нём скажешь, что я тебя заставлял вести отдельную бухгалтерию. Пристрелю, вас обоих не мешкая. Мне уже раздумывать в этой ситуации времени не будет.

Труба приехал незамедлительно. Выслушав, Плясуна он сказал:

– Я одного не пойму, зачем ты вёл двойную бухгалтерию дома. Тебе, что офисных компьютеров не хватало?

– Там лишнюю информацию вносить не будешь, случайно любопытный глаз может вторгнуться. И к тому – же компьютер может дать сбой и все подсчёты за одну секунду накроются. А здесь дома и в памяти компьютера было всё заложено и на дискетах всё записано.

– Резонно. – А дискеты они не забрали? – спросил Труба.

– Они все у меня спрятаны надёжно под замком.

– Тогда вот что, надо сейчас делать. Звони на мобильник Колчаку и предлагай ему деньги. Свои отдашь и не жадничай. Скажи ему, что хочешь купить у него компьютер, по магазинной цене. С условием, что вместе с ним он вернёт и срисованную информацию.

– Думаю лучше тебе самому с ним переговорить на эту тему, – сказал Ланин Трубе, – ты – же с ним вчера в кафе близко познакомился.

– И думать об этом забудь. Что бы я показывал, какому – то щенку, что меня беспокоит пропажа компьютера. Много чести для него будет. Запомни, существует аксиома, у кого бабки тот и диктует условия, а Колчак нищий со своими друзьями. У них даже тачек, почти ни у кого нет. Миша я с тобой пошлю цыгана Чомбе и Салдуса – латыша. Они ребята ретивые, если, что и придавить смогут эту блатату. Но ваша первостепенная задача возвратить компьютер без шума, если уж не пойдут на наши условия, то придётся применить устрашающую силу. Они всё равно заявлять в милицию не будут.

– А как с этим лысым поступать? – спросил Плясун, – если он на самом деле в законе, то нам всем н несдобровать. Я имел сегодня честь познать его лютый характер.

Плясун скрыл от всех, про свадебный спектакль, который он разыграл со своим перевоплощением в женщину и не хотел, чтобы с ним ехал Чомбе и Салдус.

– Отвратительная и мерзкая рожа, это ещё не повод думать, что он в законе, – сказал Труба, – его вчера и я, и Владыка видали в кафе. А он весь криминал знает и не только в России, но и в постсоветском пространстве. Так, что нам бояться нечего. Если, что Владыку подключим всегда. А сейчас попробуем, без него управится, иначе грош цена нашему авторитету. А ты Ланин при первом случае пытайся Колчака вернуть на зону. Не надо, что бы он путался под ногами у нас. Как – же жалко, что он сорвался у метельщиков. Сожгли бы его, и у нас меньше хлопот сегодня было. Тебе Ланин не надо было тогда проворность свою показывать.

– Мне в том случае, нельзя было не защищать интересы Колчина, – сказал Ланин. – Шеф меня предупредил, чтобы я работал без предвзятости. К тому – же я этих мужиков с Лабы не знал кто они такие. Поэтому и отличился в спасении Колчина. И премию от руководства получил за него.

– У меня тоже кроме коммерческих сделок никаких тесных контактов с ними не было, но мужички оказались прыткие и ушлые, – сказал Труба, – они не ведая того, помогли нам избавиться от Луки. Хотя с этим придурком мы и сами бы управились не плохо.

Вскоре в доме появились Чомбе и Салдус. Они, получив задание от Трубы, взяли с собой Плясуна и уехали на машине в сторону вокзала. У вокзала Плясун набрал номер Колчака, попросил с ним срочно встретиться.

– Подъезжай к первому подъезду шестого дома, я тебя там встречу, – ответил Колчак.

…Вовка отключил телефон, глотнул пива из горлышка и посмотрел весело на Саньку.

– Вот так Марек, – сказал Колчак, – испёкся Плясун. Сейчас через две минуты будет здесь у подъезда. Он у вокзала из машины мне сейчас звонил. Вы сидите здесь, а я выйду

– Я с тобой пойду, – вызвался Гоша.

– Не надо ты можешь всю кашу испортить. Увидишь свою ненаглядную супругу у тебя, сердце вновь воспламениться! А она наверняка везёт пять тысяч за компьютер, которые тебе обещала.

– Клянусь, я ему слова не скажу. Я с тобой выйду, чтобы лишний раз понт на них нагнать. Он приедет не один точно, а я им свои руки в наколках и звериную рожу покажу. Не забывай я для них Фидель, в законе. Гоша засучил рукава, где от наколок показались синюшные руки.

– Слушай законник, ты не боишься, что за самовольное коронование с тебя могут спросить строго? Ты, как ребёнок, – сказал ему Колчак.

– Это я для дела. Перед непутёвыми архарами я могу и Христом представиться.

– Хорошо пошли, но будешь на них смотреть из окна подъезда. Можешь, даже открыть его.

Плясун вышел из машины в модной мужской рубашке распашонке, на голове соломенная шляпа, но накладные синего цвета ногти, забыл снять с пальцев. Он без всякого стеснения улыбнулся Колчаку и протянул ему руку.

– Маня, ты не угорела случаем? – с презрением сказал Колчак, – чтобы я тебе жопастику свою руку подавал? Говори, что тебе нужно и винти отсюда.

После таких слов у Плясуна втянулись губы, и пропала улыбка. Он достал из кармана рулон с деньгами перетянутый резинкой.

– Вот возьми здесь пятьдесят штук, – это цена компьютера. Но с ним ты мне передашь, всё, что ты успел перекатать для себя.

Вовка не показывая своего внутреннего ликования, положил рулон в карман джинсов, сказал Плясуну:

– Я с тобой торговаться не буду, хотя истинная цена компьютера в сто раз дороже, той суммы, которую ты мне дал.

Через открытое стекло в машине показалась кудрявая голова Чомбе.

– Ты чего голубчик базаришь сверх нормы. Подхарчеваться за наш счёт захотел? Смотри, а то сейчас и компьютер заберём, и бабок лишишься.

Колчак сделал шаг к цыгану и двумя пальцами, как это делал Дед и Сергей схватил его крепко за нос. Тот попытался высвободиться, но нос был зажат мёртво, как в тисках.

– Ах ты, тварь копчёная. Ты кого назвал голубчиком? Я твоя цыганская рожа таких, как ты по восемь человек на лесоповале в болото бушлатом загонял.

С водительского места из машины вылетел на помощь цыгану Салдус, но увидав в окне свирепое лицо Гоши, запрыгнул опять в машину.

– Молите бога, что у меня сегодня настроение хорошее, а то бы вы со двора отсюда не выехали. Иди дергунчик за своим компьютером, – обжигающе глядя в глаза Салдуса, сказал Колчак.

После этого он отпустил нос Чомбе, который превратился от сильного сжатия в сливу.

Плясуна в квартиру Марека Гоша не пустил. Салдус вынес компьютер из Санькиной квартиры. Погрузив его в машину, быстро скрылись за угол дома. Марек гостю дал специально дискеты, где были проспекты всех минеральных лечебных напитков, вместо тех которые он записал.

Вовка выложил рулон с деньгами на стол.

– Мало тебе Гоша Плясун предлагал за умный ящик. Мне он пятьдесят тысяч отвалил не торгуясь.

– Ого, выходит действительно он бесценный для них, – удивился Гоша.

– Что будем с деньгами делать? – спросил Колчак.

– Прокутим, конечно, – потирая руки, сказал Гоша.

– Я думаю, пока их надо спрятать. Посмотрим их дальнейшие действия. Если будет тишина, то их можно выгодно прокрутить, – посоветовал Марек.

– А как их крутануть, я о коммерции понятия, ни какого не имею, – сказал Колчак.

– Позже что ни будь, придумаем, главное бабки есть, а прокрутить мы найдём на чём. В крайнем случае, я через свою фирму их приумножу.

Через час вновь приедет Плясун на машине. На этот раз, чтобы не привлекать внимания соседей Саня запустит его в квартиру, где Миша потребует другие дискеты.

– Держи, это точно они, – протянул ему Марек дискетки, – у меня в доме больше никаких дискет нет. Хочешь, давай проверим.

– Не мешало – бы, – сказал Плясун.

Санька провёл Плясуна к компьютеру и прогнал дискеты. Убедившись, что это то, что нужно Плясун взял дискеты и положил в грудной карман. Затем повернувшись к Колчаку, сказал:

– Мора Чомбе, чуть без носа не остался. Вы мне ребятки понравились, хоть вы и идейные враги мои. Я терпеть не могу блатных. Бойтесь наших! – предупредил он, – они вас в покое не оставят. Сейчас затаятся на время, а потом набросятся! А ты опасайся капитана Ланина, он получил задание подвести тебя под статью, – сказал он Колчаку.

– Стой Мария, – схватил Плясуна за руку Гоша, – видать тебя они сильно обидели, если ты нам карты вскрываешь. Расскажи своему благоверному, что случилось?

– Вчера это была только шутка. Но вы обо всём должны сами догадаться. Меня избил сегодня Ланин. К вам у меня просьба есть. Разрешите, я на вашем компьютере, через Интернет свяжусь с сестрой в Казахстане. Мне очень нужно. Компьютер они мне теперь не оставят.

– Нет у меня Интернета, – сказал неправду Марек. После чего, Миша надув по – детски губы, удалился.

…На следующий день по телевизору в передаче «Вечер трудного дня», показали сгоревший дом Плясуна и вытащенное пожарниками из кучи золы обугленное тело хозяина дома.

После встречи с Ланиным в кафе Вовка Колчак ни разу с ним не пересекался. Но Вовка не скучал, хоть и привык это ненавистное лицо видеть, практически ежедневно. Порой создавалось ощущение, что Ланин это его тень.

По своим каналам, Колчак навёл справки о деятельности команды Трубы и Владыки. О Владыке вообще никто ничего не знал. Говорили, мутный тип с татуировкой на левом плече в виде маршальского погона. А о его поведении в зоне справки необходимости не было наводить, так, как он старался в верха криминальной иерархии не лезть. Узкий круг людей знал, что он постоянно нюхал кокаин, и авторитеты с ним дел общих не имели, за его связи с Трубой. Не смотря, что ментальность его была схожа с нарушителем гражданских законов, он для серьёзных авторитетов был не интересен. Но на всякий случай Колчаку посоветовали умные люди без нужды к ним не соваться, так как работают они в связке с ментами. Даже все продовольственные лотки на улицах принадлежали им. Почему менты и прогоняют бабушек с необорудованных торговых мест, где они реализуют редиску с морковкой. Так – как продуктами они сами обеспечивают продавцов, через фирму Трубы, и всех конкурентов с улиц города разгоняли. Не редко лишая их и товара, раскидав по асфальту и дождевым лужам бабушкины труды.

…После случая с Гошей и похищения из дома Плясуна компьютера Мареку по пути на работу, на развилке Кировской трассы остановило ГИБДД. Они попросили выйти его из машины, не представившись и не спрашивая документов, предложили заглянуть в автомобиль Мерседес, который стоял на другой стороне дороги. В автомобиле за рулём сидел Салдус, а на заднем сидении вальяжно расположились Владыка и Чомбе с лиловым носом.

– Ты Саня Марек? – спросил Владыка.

– Если меня менты остановили на трассе, то вы всё знаете обо мне, кто я такой и какую кухню люблю! Зачем спрашивать? – отчеканил Марек.

– Мы не только о тебе знаем, но и о твоих друзьях, а остановили тебя не менты, а мои ребята. Я с ментами дел не имею, воспитание не позволяет.

Марек взглянул и понял, что ментов этих из ГИБДД, он никогда раньше не видел. Практически он всех городских инспекторов знал в лицо.

– Пускай не менты, но их луковая шелуха, заставляет называть ваших друзей именно так! Говорите, что у вас есть ко мне, и я поеду. Мне на работу срочно надо.

– Молодец, не липковатый парень, – похвалил Владыка Марека.

– А кого мне бояться, – смело заявил Марек. – Как не скажет мой друг Колчак – «Лучше пускай нас бояться, чем мы кого – то».

– Вот о твоём друге Колчаке я и хочу поговорить. У него я слышал, остались некоторые сведения, в которых хранится коммерческая тайна моих фирм. Он высосал все секреты из компьютера покойного Плясуна. Скажи ему, пускай вернёт. Они ему ни к чему.

– Нет, у него ничего, – это я вам точно говорю, – заверил Марек. – Не верите, спросите у него сами, но не советую. Колчак с виду спокойный, на херувима похож. А кровь у него быстро вскипает. Ваши ребята убедились в этом, – кивнул Марек на цыгана.

– Нам по плечу укротить не только твоего горячего Колчака, а и весь город, – без ноты угрозы произнёс Владыка.

Было видно по Владыке, что он чеканил свои слова и любовался своей речью, стараясь произвести на Саню впечатление криминальной величины, считая, что разговор он ведёт не с другом Колчака, а с обыкновенным магнитофоном, который всё сказанное им воспроизведёт Колчаку.

– Передай ему, что бы вёл себя скромнее. То, что он племянник горемычного вора в законе Захара, – пока это ничего не доказывает. И иметь такой гонор, нужно вначале у хозяина отбыть не менее червонца.

– Слушай дядя, я не знаю, как тебя зовут, – повернулся Марек к Владыке, – но видно, что вы не из нашего города. Местная братва, так себя с нами не разговаривает, и поведение Колчака не обсуждается по той причине, что он правильный человек и греет Севу. И естественно я ему помогаю в этом.

– Зовут меня не дядя, а Владислав, – повысил голос Владыка. – То, что Колчак греет Севу, делает ему честь! Но афишировать это не следует, – сказал Владыка, закуривая сигарету.

– И не обязательно делать из вашего Колчака героя, – сказал до этого молчаливо сидевший, цыган. – Если он хочет совершить подвиг Александра Матросова, может впоследствии пожалеть об этом.

– Ни каких подвигов творить он не собирается, – повернул в сторону цыгана голову Марек, – а тебе я расскажу короткую притчу. В нашем доме живёт Фая, она четырнадцать абортов сделала за свою жизнь, а слово аборт до сих пор пишет через букву – О – Оборт. – Понял?

– Причём здесь Фая? – спросил Чомбе.

– Посмотри в зеркало на свой сизый нос, тогда поймёшь причём!

После этой фразы Марек пересел в свою машину и поехал на работу. У волжского моста, на другой стороне Волги на КПП он увидал знакомую машину, которая десять минут назад его останавливала.

– Оп – па, вот они и инспектора, – сказал он, ударив ладонями об руль.

Вечером о разговоре с Владыкой Марек рассказал слово в слово своему близкому другу Колчаку.

– Это Саня они в разведку пошли. Знаем ли мы что об их делах и какие догадки у нас имеются о смерти Плясуна? Не понимаешь, что они занервничали? А если ты с ними разговаривал в достойном тоне, то ты совсем молодец! Теперь у них будет примерное представление о нашей компании. А про Плясуна нам надо забыть. Я не сомневаюсь, что грохнули они его сами. Он предполагал, что ему придётся ответить за то, что копил важную информацию у себя и мало того упустил её. Недаром он хотел воспользоваться твоим компьютером. Наверное, своей сестре через Интернет думал исповедь отправить. И нас предупредил об опасности. Так, что Саша будь осторожен на трассе. Но с одной стороны, зная, что у нас есть полная информация об их тёмных делишках, делает сугубо неприкосновенными. Даже я бы сказал, мы для них сейчас как охранный объект от всяческих неудач и невзгод!

Причину смерти Плясуна списали на несчастный случай, определив, что в доме у него произошла утечка газа. Деньги, полученные от Плясуна, Марек прокрутил, через свою фирму в течении двух дней. Вовка свою долю припрятал, а Гоша купил себе старенькую копейку и ездил на ней на работу в хозяйственный магазин «Беркут» к Арбузу, куда его Колчак пристроил грузчиком.

Чуть освободившись от дел, Вовка поехал к ювелиру Арону показывать брегет.

– Привёз что? – спросил ювелир.

– Кое – что имеется, хочу пока прицениться, – сказал Колчак, протягивая золотой брегет.

– Ого, солидная штука, – разглядывая с интересом брегет, сказал ювелир. – Я тебе ничего не смогу сейчас сказать. Оставь его на пару деньков у меня, и дай мне твой мобильный телефон. Я проконсультируюсь с одним знающим человеком, который владеет большой коллекцией часов. Думаю, он сможет назвать их реальную цену. Кстати этот коллекционер с вашей стороны. У него даже работы Кулибина имеются.

– Хорошо я через два дня заеду, – сказал Колчак ювелиру.

– А марок интересных ты не приобрёл? – спросил он у Вовки. – Этот товар я считаю самым выгодным, лёгкий и дорогой. Его спрятать легко и ни один металлоискатель не обнаружит, когда везёшь за бугор. Да и ценится он равноценно со многими объёмными раритетами.

– Пока нет, я же коллекционер временный и случайный, – ответил Колчак.

– В первую очередь я ювелир, а коллекционер я не ахти какой. Миллионеры коллекционируют, – им деньги не куда девать, а мы коллекционируем, что бы их заработать, – сказал на прощание Арон.

В этот же день ювелир сел в машину и поехал к коллекционеру часов. Ему было восемьдесят два года, и по своему богатому дому он передвигался на инвалидной коляске. Этот престарелый ветеринар по кличке Шах имел в своей жизни два увлечения любовь к лошадям и часам старинной работы. Когда – то у него был звёздный скакун аргамак, который приносил ему приличные доходы на скачках в шестидесятых годах. Потом он его лишился по своей глупости. Отодвинул после такой утраты серьёзное увлечение лошадьми на второй план, и он всецело отдался коллекционированием часов. Сын и внуки у него тоже были ветеринарами, и у них была своя ветеринарная лечебница, в которой работала вся семья Шаха.

Дверь ювелиру открыл внук.

– Проходите? – дед ваш ждёт у себя, – сказал он, – кошечку не бойтесь. Она у нас послушная!

– Я собак не боюсь, а кошек, чего я буду бояться, – усмехнулся Арон.

Но, открыв дверь Шаха, он с испугом отпрянул назад и закрыл быстро за собой дверь, приперев её своим телом. Крупный пот покрыл его лоб. То, что он увидел, не поддавалось его сознанию. В ногах у Шаха лежала большая пятнистая дикая кошка.

– Это, что за зверь? – спросил он у внука.

– Гепард, да вы не бойтесь? Шах, вас не тронет, – сказал внук.

– Что Шах не тронет, я знаю, а пятнистую кошку я больше предпочитаю видеть на стене или бездыханную в ногах у камина. Скажи деду, при ней я разговаривать не буду.

– Шах, это мальчик, а не девочка, – объяснил внук, – если вы опасаетесь, я сейчас его уберу.

Когда из комнаты был удалён гепард, ювелир зашёл к Шаху. Тот сидел в своей коляске, задрав очки на лоб, и плутовато улыбался.

– Что Ароша боишься моего котика? – важно спросил Шах. – Этот охранник лучше любого кавказца будет! – горделиво произнёс Шах, – из Туркестана мне его привезли, хотя происхождение у него Афганское.

– Я смотрю, у вас в доме одни Шахи живут, – сказал Арон.

– Так и дом мой не похож на обычный барак. Посмотри у меня всё здесь на восточный манер устроено. Люблю экзотику и восток. Жалко, что пришло всё это ко мне поздно, но ничего дети и внуки пользоваться будут. А Шахов было у меня два, вернее та Шахиня звалась, продали совсем недавно.

– Её одну тяжело прокормить, а двоих тем более, – заметил ювелир.

– Наш Шах не редко пропитание, не только себе добывает, но и нам вдоволь хватает. Зайцев и коз на лету хватает. Ну, показывай свой раритет. Посмотрим, что это за диковинная вещь, как ты мне её расписал.

Арон открыл кейс и достал заложенные в файл часы.

Шах взял пакет в руки, спустил очки на нос и внезапно отстранил их от себя.

– Знаешь, что Арон. Похоже, что эти часы я уже в руках держал больше сорока лет назад. Открой крышку. У меня зрение плохое, посмотри, там есть гравировка на английском языке Джон Бойд и большая буква Д.

– Смотреть не обязательно, я их все тщательно обследовал. Такая гравировка нанесена в центре крышки, и год стоит 1870, – сказал ювелир.

– Тогда я поздравляю тебя Ароша, ты приобрёл проклятые часы, которые тебе кроме несчастья ничего не принесут. Я на них запал, когда молодым был. И это было моей ошибкой. А почему мне они приглянулись, об них мне рассказал Осип Балов, – был такой антиквар у нас. Жил он в верхней части города на Покровке. Слушок был, что его вместе с коллекцией НКВД, прибрало к рукам. Он коллекционировал всё. У него в доме богаче было чем в любом музее. Канул бесследно. Так Осип мне сказал, что уникальные часы эти были у Тургеневых. Я начал наводить справки, оказалось, что старик Николай Тургенев обменял их в войну у барыги на продукты. У этого барыги был сын и четыре больные дочери. Барыга с сыном в тюрьме сгинули, а дочки задохнулись ночью в девяностых годах от бытового газа. До этого у него знатный жулик по кличке Часовщик забрал брегет нагло преступным путем, но законно, получив от него в придачу ещё дарственное письмо. Потом они попали к крёстному сыну этого жулика футболисту Ивану Беде. И я случайно вышел на него, попросив одного прохиндея грубо говоря скомуниздить их. В итоге прохиндей погибает, а я возвращаю часы хозяину, и теряю своего лучшего друга восточного скакуна Шаха. И такому исходу я был рад. А мог бы разделить участь и других держателей этого брегета. Мой Шах в пять, раз был дороже этих часов. Он меня кормил. Просто в то время, часы можно было легче продать, чем хорошего скакуна. Но откровенно тебе скажу, что этот брегет я продавать в тот момент не собирался. И если я решусь его у тебя приобрести то возможно не для продажи, а для услады своей души. Если конечно он чистый, а если нет, то я его перепродам. Но в первую очередь я должен навести о нём справки, чтобы не повесить ещё раз угрожающий топор смерти над своей головой.

– А что вы не понимали, зная, что от часов исходить такое проклятье, покусились на них. Зачем пошли на такие жертвы?

– Ароша ты же коллекционер, хоть и молодой. Должен знать, как велико желание истинного коллекционера овладеть недоступным экспонатом. В то время я о проклятье мало чего знал. Я узнал уже намного позже от Часовщика, того самого безногого вора, который меня и лишил скакуна. Когда он умер, я только перекрестился. Он до конца дней своей жизни доил меня, за брегет. Правда, последние годы приезжал, только за водкой.

– А в чём уникальность часов? – Я понимаю это золото. Канфаренье и оброн, здесь изумительно выполнено, именно подчеркивая искусство того времени. Сейчас так делать не могут. Для чего вы слепо охотились за ним, понять не могу?

– Ты подошёл к самому важному вопросу Ароша. Джон Бойд Данлоп это английский мой коллега девятнадцатого века, который, будучи ветеринаром, изобрёл шины на велосипеды и автомобили. То, что этот брегет работа известного французского мастера, у меня под сомнением, но что это часы Джон Бойда в этом сомнения нет. Он был у нас на ярмарке в конце девятнадцатого века, и свои часы подарил Николаю Тургеневу. Об этом писали газеты в те времена. Николай Тургенев был известным портным в нашей губернии и когда Джон порвал свой любимый фрак, он за помощью обратился к Тургеневу, который не только залатал ему старый фрак, но и пошил новый, оказавшийся по всем характеристикам лучше старого.

Ювелиру уже изрядно надоел урок истории старого коллекционера и он прервав его рассказ, раздражённо спросил:

– Вы мне скажите, сколько эти часы могут стоить сегодня?

– Я тебе назову точную цифру, но если ты мне их хочешь предложить. То больше десяти процентов их стоимости, я тебе за них не дам. Сам должен понять, я очень рискую своим здоровьем и дополнительные затраты я непременно понесу. Сейчас у меня половина коллекции распродано, и держать их у себя я вернее всего не буду. Опасно для жизни. А кому продать я знаю такого человечка. У него бабок много и нрав у него потуже Часовщика будет. Уголовник элементарный, но честный, я через него всё дорогостоящее своё добро реализую, которое мне больше не понадобится. Сам понимаешь, такой дом содержать и лечебницу, – деньги немалые нужны. Недавно через него внук, продал одну кошечку какому – то милиционеру.

– Я жду цену, а вы мне байки рассказываете, – взбеленился ювелир.

– Ты Ароша не нервничай, такие дела с кондачка не решаются, – успокоил его Шах. – А истинная цена этого брегета двести тысяч долларов.

– То есть вы мне собираетесь за них отстегнуть двадцать тысяч долларов?

– Не больше и то в том случае, если они чистые. Я сейчас найду телефон бывшего хозяина и узнаю у него, в какое плавание отправился у него брегет.

Шах позвал к себе внука, который находился в соседней комнате.

– Дед ты звал меня? – спросил он, зайдя в комнату Шаха.

– Да, – посмотри – ка внучек по компьютеру телефон Ивана Беды, улица Победы дом шесть.

– Сейчас я мигом, – нырнул в свою комнату внук.

Через минуту он принёс записанный на бумаге телефон Ивана Беды.

– Так Иван Романович Беда, – прочитал Шах, – шестой дом, квартир тридцать. – А теперь наберём номер.

Арон затаённо и с тревогой смотрел на Шаха. В это время он не знал, как достались часы Колчаку.

– Алло, – раздалось в трубке Шаха.

На счастье Иван Романович оказался не в деревне, а в квартире, где у него зазвонил телефон.

– Мне можно услышать Ивана Романовича Беду?

– Я вас слушаю.

– Вы меня простите? – Возможно, вы меня не помните, но когда – то у меня была неприятная история с вашим золотым брегетом. Может, помните, лошадка у меня первоклассная была, которая после отошла к вашему крёстному.

– Почему я не помню. Помню и хорошо вы Шах.

– Совершенно верно. Мне приятно, что вы меня не забыли. Я вам звоню по любопытному для меня вопросу. Мне кажется, что ваш брегет вновь попал в мои руки. Может такое быть или нет? – спросил Шах.

– Вполне вероятно, если вам его принёс мой племянник Владимир Колчин, – истинный наследник этого брегета и потомок Тургеневского рода. Не так давно, я ему вернул раритет, – ответил ему Иван Романович.

– Всё большое спасибо, – обрадовано сказал Шах, – мне просто нужно было убедиться, что он у вас вновь не похищен.

– Будьте здоровы! – сказал на прощание Иван Романович.

Шах положил телефонную трубку и спросил у Арона:

– Как фамилия человека, который принёс тебе его?

– Вот этого Вам знать совсем необязательно, – это моя коммерческая тайна.

– Возможно брегет и чистый, но сейчас я гарантий никаких дать не могу, не встретившись с его хозяином. Второй раз попадать в конфуз я не собираюсь.

– Слушайте Шах, я к вам не торговать его пришёл, а проконсультироваться по его цене. Покупателя я и сам найду, – положил брегет назад в кейс Арон.

– Может ты, и сторгуешься с кем. Но больше, чем я дам, – тебе никто за него денежек не отвалит.

– Коллекционеров на Руси много, – найду я ценного покупателя, заверил Арон Шаха.

– Ты Ароша горячку не пори. Подумай прежде хорошенько. Посоветуйся с Владимиром Колчиным, как вам лучше поступить.

Арон, услышав фамилию Вовки, резко изменился в лице и зло сказал Шаху:

– Вы чего передо мной комедию ломаете старый рысак? – Вы знали, оказывается, чьи эти часики.

– Я много чего знаю, – многозначительно заявил Шах и попросил внука проводить гостя за кованые ворота.

Когда внук проводил ювелира и вернулся к деду. Шах посадил его около себя и сказал:

– Игнатий, я сейчас в руках держал большие деньги, но они ушли от меня. Думаю на время. Арон должен возвратиться ко мне. Опасность есть, что он с ними может свинтить за границу, а там таким чудо – вещам цену знают. Он в последнее время часто посещает разные страны.

– Дедушка, ты про карманные часы говоришь? – спросил внук.

– Именно про них, их истинная цена не меньше полмиллиона зеленью.

– Не мало, – присвистнул Игнат, – так давай дед отберём их у Арона, – предложил внук.

– Это я и собираюсь сделать, но ты в это дело не суйся. Тебе это будет не по плечу. Пригласишь ко мне сейчас – же Трубу и Чомбе. Я с ними конкретно поговорю. А потом через Владыку мы их сбудем по хорошей цене.

Труба и Чомбе приехали незамедлительно к Шаху и в этот день покинули его дом в час ночи.

На следующий день Арон связавшись с утра по телефону с Колчаком, попросил его приехать к нему в магазин на другую сторону Волги. Вовка сел на переправочный теплоход. Переплыв на нём Волгу, вскоре был у ювелира.

– Твоя вещица денег больших стоит, – сказал Арон, – я вчера после работы был у вас в городе у одного знатока. Он мне цену назвал за неё серьёзную, но у него есть привычка занижать цены наполовину. Назвал он двести тысяч, то, по моему мнению, выходит, стоимость этих часов не меньше четырёх тысяч зелёных. Очень плохо, что он знает, кому эти часы принадлежат. Скользкий он человек, хоть и разбирается в антиквариате, но пройдоха известный. Он предложил мне за них двадцать тысяч. Я ему отказа не дал, но и не пообещал ничего. Дал понять, что покупателя сам найду. Вчера он мне сильно не понравился. Я еврей и человека с гадкими намерениями вижу насквозь. У него глаза горели и тряслись руки от возбуждения. Я грешным делом думал, что не выйду от него. У него пятнистая кошка огромных размеров по дому гуляет. Думаю, сейчас спустит на меня, её и скормит моё безгрешное тело дикому животному.

– Ты, что у мента Ланина был? – спросил Колчак.

– Такого я не знаю, я навестил известного коллекционера Шаха. Он по дому ездит на инвалидной коляске, но ходить может не хуже нас с тобой. Меня кстати с ним познакомила несколько лет назад твоя учительница Лара.

– Слышал я об этом Шахе, но она откуда знает этого прощелыгу.

– Этот прощелыга, как ты его называешь, купил у неё дом покойного деда, который у вас в городе называли и Рейхстагом и домом Германии. Потом он этот дом перепродал большому чиновнику из администрации области. Чиновник впоследствии помог всей его семье поставить на рельсы нужный им бизнес. Да и сейчас я думаю, оказывает Шаху не малые услуги.

– Мне так же не понятно, откуда Шах узнал, что я хозяин часов? – задумался Колчак.

– Не ломай голову, – прояснил вопрос Арон, – эти часы были у него много лет назад в руках. И по его заказу их своровал проходимец у того человека, который тебе дал часы по фамилии Иван Романович Беда. При мне лично он звонил ему.

– Совсем как в детективе, – засмеялся Вовка.

– Пока нет, но может получиться и так. Поэтому я тебе их возвращаю. Пускай временно, до нужного момента полежат в твоём укромном месте. Я брегет сфотографировал, и начну работать с покупателями прямо сразу с этого дня. Для, этого нужно неопределённое время. Я честный еврей и как найду покупателя, обязательно тебя с ним сведу. Теперь я хочу знать, после того, как ты узнал чего стоит этот раритет. – Сколько баксов ты хочешь взять за него сам?

– Арон Семёнович, как вы сработаете столько, и захочу! Но вас я не обижу! Я не жадный – свои пятьдесят процентов вы получите.

– Володя твоим ответом я доволен. Мне приятно с тобой иметь дела, хоть ты в коммерции ничего и не смыслишь. Поэтому и в будущем полагайся всегда на меня. Не верь, никогда никому, что все евреи обманщики. Мы никогда не порвём ту верёвочку, которая нам спускает шекеля и ты, прежде всего не забывай про марки. Я всегда куплю их у тебя.

– Я помню. – утвердительно мотнул головой Колчак. – Мне про это можно не напоминать.

С этими словами Вовка вышел от ювелира, положив брегет в грудной карман пиджака.

Выйдя от него, он не подозревал, что видится с Ароном в последний раз.

Назад он ехал на том – же теплоходе. Время было предобеденное, зов из глубины души напоминал своим урчанием, что пора перекусить. Колчак в буфете теплохода взял говяжий язык, бутылку ряженки и прошёл наверх кормы, облюбовав себе место на свободном диване. Он никогда не любил, кушать в непредназначенных для этих целей местах, но желудок настаивал, чтобы он немедленно приступил к трапезе. С жадностью откусив варёный язык он начал запивать его ряженкой.

– Можно мне с тобой присесть Владимир? – раздался приветливый и знакомый голос.

Вовка повернулся и увидал стоящего около себя подполковника Гридина с бутылкой пива.

– Присаживайтесь гражданин начальник, – подвинулся он, – вы же не в форме.

– С некоторых пор я уже тебе не гражданин начальник, а простой пенсионер без всяких заслуг. Ушёл на пенсию с шахматами и спиннингом.

– А, что так бедно провожают в ваших родных органов на пенсию? – спросил Колчак.

– Ну не совсем бедно дают некоторую сумму, чтобы мы могли безбедно годик пожить и позаботится о своей дальнейшей судьбе сами.

– Если бы я был президентом, я бы издал указ чтобы вам ни зарплаты, ни пенсии не выдавать. Не всем конечно, а гаишникам и таким, как Ланин.

– Ты, что так зол на милицию за свою поломанную молодость?

– Чего мне на неё злится? Может и правильно, что вы упрятали меня за колючку. Спасли от армии с дурацкой дедовщиной, где мой характер обязательно бы проявился на пару с автоматом. Пришил бы там кого – то точно, и получил бы срок на всю катушку. А так отсидел на пряниках четыре года и избавил себя от большого срока. Но благодарности милиция всё равно от меня не дождётся. Что касается лично вас, то вы её получили.

– Владимир, ты многого не знаешь. Ланин крохобор и это ни для кого в управлении секретом не является, но ты не догадываешься, как он отличился в твоём спасении на заимке. К тому – же он сейчас временно заступил на моё место.

– Знаю я всё, а спасал он ни меня, а свой дорогой спорт – байк. Он по-прежнему, думает, что мне известно, где он находится. Скоро наверно купит себе круче прежнего. Охрану себе завёл экзотическую из туркменских прерий.

– Если ты имеешь в виду гепарда, то это он ни себе его приобрел, а большому начальнику, который двигает его по служебной лестнице. Со мной Ланин откровенничает каждый день, ну и конечно советуется по многим вопросам.

Гридин допил пиво и бутылку аккуратно положил возле себя.

– Откуда у тебя такая осведомлённость про экзотику? – спросил Гридин, – можно подумать, что ты за ним следишь, а не он за тобой.

– Зачем мне он нужен, за ним следить. Ланин на виду у всего города. С шерстяной публикой якшается, объедки с их стола подгребает. Я на таких, как он начальников на зоне насмотрелся. Они псевдоблатным попки шлифовали до блеска, так, что бараки светились огнём по ночам даже при луне. А потом смотришь, какой – то зачуханный опер или начальник отряда на иномарке стал приезжать на работу.

Гридин сморщился от брошенной Вовкой фразы, так, что у него веко стала дёргаться.

– Это мне известно, но ты сам должен понять у них у всех семьи. А зарплаты, как ты наверное знаешь, не выдавались работникам правоохранительных органов годами. Жить надо каждому хочется достойно. Получилось, так будто милиция была искусственно введена властью в унизительные рамки.

– Выходит и вы прохаживались по этой унизительной тропинке? – спросил Колчак.

Гридин весело и громко рассмеялся, обратив на себя внимание других пассажиров.

– Чаек всех и пассажиров напугаете своим смехом гражданин начальник, – одёрнул его спокойно Вовка.

– Извини? – не сдержался, – оправившись от смеха, сказал Гридин. – Ты меня не обидел, а рассмешил. Владимир, я тебе же сказал, что на пенсию ушёл с шахматами под одной мышкой, а в другой руке спиннинг. У меня даже велосипеда нет. Мне лишь обидно выслушивать такие высказывания не только от добропорядочных людей о своих коллегах, но и преступных элементов. Представляешь, допрашиваем, какого нибудь мелкого жулика, а он нам в ответ. – «Вам можно жить не честно, а мне, почему нельзя?» – и ты знаешь я, что такому отвечаю? Угадай с одного раза?

– А это смотря, кто допрос ведёт, – ответил Колчак, – если Ланин то он запросто дубинкой отходит бедного жульмана, а вы, наверное, ему скажете, – воруй, но не попадайся.

– Сообразительный ты Владимир примерно так я и говорю. А твой претензионный текст в отношении моих коллег, – это негатив системы и мне трудно осуждать своих сотрудников. Понимаешь, при социализме, если у нас сотрудник пришёл в импортной сорочке на работу. Он всегда вызывал подозрение в чистоплотности своей деятельности. А сейчас ездят на работу в иномарках и массивных печатках на пальцах. Золотые браслеты и цепи прикрыты камуфляжем. Обидно! Прежде книги и фильмы создавали только о хороших милиционерах, а сейчас я сижу, каждый день в своей квартире около телевизора, как в зале ожидания и жду фильмов с передачами про плохих милиционеров. Отрадно слушать, что их выявляют, но больно слушать это ежедневно. Это фактор недостойного, я бы даже сказал, гнусного вознаграждения за труд работникам правоохранительных органов, – вот отсюда и прирост предателей в наших рядах. С такими штатами мы никогда не покончим с преступностью

– Вроде вы правильно говорите. Метафора честного милиционера. А на самом деле вы их всех защищаете. Если бы вы знали, сколько наших русских людей сидит в тюрьмах не за, что. В основном это люди без определённого места жительства, на них повесили всех дохлых кошек, что бы показать процент раскрываемости нашей ментуры. Я сидел с одним несчастным, которому менты отбили дубинкой все пятки, после чего он лишился нижних конечностей ног. Они насильно заставили его взять убийство на себя, которое сами совершили. Поили его вплоть до суда боярышником на спирту из аптеки. Обещали его через три года освободить. А он когда оклемался, трезвым голосом заголосил, но поздно. Получилось, как в детской игре, первое слово дороже второго. И таких горемык по российским тюрьмам натыкано, как кукурузы на наших не удобренных полях. Кто за них бедных вступится? Правозащитники защищают только тех, у кого бабки есть. У тех мощная сила за спиной стоит. Телевидение, пресса, известные адвокаты. Если нужно общественность с транспарантами, пригонят, а этим обездоленным кто поможет? У меня недавно судили дальнего родственника, я был на процессе. Судью назначили жирного под двести килограмм – тяжеловеса по фамилии Кобзарь. Вы его конечно хорошо знаете. Он не мог вести процесс правильно и справедливо. От стоящей жары и предвкушения богатой взятки, которую засунул себе в карман перед началом суда, у него плыли мозги. Каждые пятнадцать минут он делал перерыв, чтобы испить бутылку минералки, и заменить потную рубашку. Суд, который мог закончиться в один день, максимум за два, он растянул на месяц. И в итоге Кобзарь по этим причинам приговор вынес нелепый для подсудимых. Менее виноватые подсудимые получили по девять – двенадцать лет, а тот, который всех больше отличился своей жестокостью в отношении детей и порезал жену депутата, сорвав у неё в туалете её квартиры серьги с ушей, получил всего пять лет. И папа этого отморозка кричал радостно около суда, что не зря он отслюнявил их чести несколько тысячи долларов. Вот вам один из примеров силы взятки и несправедливого судейства. Мне приходится иногда уделять внимание зонам, где сидят мои друзья. И под забором колючей проволоки наглядно видно, где берут взятки по наличию иномарок. Они за бабки дают свободу и козлам и блатным, а моему родному брату Серёге Беде, не давали никаких надежд на свободу ни за какие деньги, хоть и там кум Моисей был с нашего дома. Выходит есть честные дяденьки. С другой стороны подумаешь, не ко всем такую честность нужно проявлять.

– Это ты про себя говоришь? – спросил Гридин.

– О себе я молчу, – сказал Колчак, откусив кусок языка. – Моя доля на зоне была незавидная, буры, изоляторы, – вот весь мой путевой маршрут.

Прожевав мясо и запив его ряженкой, он посмотрел Гридину в глаза:

– А вы знаете, что Надежда неделю назад дочку родила? – спросил он.

– Нет, от тебя первого слышу, а папаша коллекционер знает или нет? – она ведь с ним кажется, рассталась? – поинтересовался подполковник.

– Не знаю, но милиция её навещала в родильном доме. Надежда всё равно назад на работу не вернётся. Отходит свой положенный декретный отпуск и перейдёт в школу. Говорит, я не должна работать в милиции, имея целую родню уголовников и отца вора в законе, пускай и покойного.

…Вовка доел язык и допил ряженку, после чего бутылку бросил за борт.

– Зачем Волгу засоряешь Владимир? – осуждающе спросил Гридин.

– Я не засоряю, – это я другу своему Витьке Петухову – водолазу посылку отправил, – пошутил Колчак, – так вот я и говорю, – продолжил он. – Жила девчонка спокойно а, узнав такую новость про своих родителей, чуть в петлю не залезла. А всем растрезвонил, эту тайну ваш стукач охотник, который сволочь помог вам упечь меня за решку. На такого гада, вы статью конечно не найдёте?

– Напрасно ты так говоришь про Зиновия Афанасьевича, – сказал недовольно Гридин. – Он прекрасный человек. И если бы ты знал, как лестно он о тебе отзывался. У меня не было желания сажать тебя в тюрьму, но указание сверху было. – «Уголовное дело на Колчина не закрывать». А всю родословную Нади мы знали, задолго до приёма её на работу в органы. Мы следили за её воспитанием с пелёнок. Зиновия Афанасьевича она сама просекла, и прижала к стенке, добив его своими догадками и заставив того раскрыть тайну её происхождения.

Теплоход подошёл к пристани, они вместе с трапа сошли на берег.

– Я на работу пошёл гражданин начальник, – прощаясь с Гридиным, сказал Колчак.

– Я – же тебя просил, не называй меня так никогда, – поправил Вовку подполковник. – Отвыкать надо от старых привычек.

Он напоследок глубоко заглянул в глаза Колчака и сказал:

– Скажу тебе Владимир по секрету, что пропажей коллекции марок до сих пор занимаются. Бывший супруг Нади, пишет жалобы во все инстанции, где он беспрестанно обвиняет только тебя и Надю.

Вовка отметил, что этот взгляд и речь были не дотошного дознавателя, а искреннего и честного человека, которому он ответил:

– Я сейчас съел язык говяжий, но когда меня будут ещё раз допрашивать по маркам, тогда я и свой язык проглочу. Потому что знать о них ничего не знаю. А вам всё равно спасибо, что предупредили. И он направился в сторону порта.

Серый приехал из Польши и никому ни чего не рассказывал о поездке, ни матери, ни брату. На следующий день в жаркий четверг, – Серый, Колчак и Дед выехали за Жорой Хлястиком на зону. За рулём сидел Заура. Подъехав к зоне, они поставили машину в отстойнике, и пошли к вахте, где нос к носу столкнулись с Юрой Лбом. Встреча была неожиданной, все думали, что Юры нет в живых, прошло немало лет, как о нём ни слуху, ни духу не было. Он, встретив близких людей, прослезился от радости. Посетители, ожидавшие свиданий с родственниками, подумали, что Юра Лоб только, что вышел на свободу, и компания вышла встречать его.

– Юра ты, где пропадал всё это время? – спросил его Серый.

– Сказать не поверите, – ответил он, – я за эти года, где только не был, а последний год был рядом с вами, но носа своего не показывал. Сегодня могу свободно навестить наш родной город. И у наших ментов думаю, вопросов ко мне не будет.

– И где – же ты был последний год, – мотая удивлённо головой, спросил Иван Романович.

– Если помните Иван Романович, у Серого был друг Юрка Балашов из детского дома. Вот у него я обитал в деревне. Он фермером заделался. Я приехал на его УАЗИКЕ. А встретил я его в городе Муроме случайно. Он там мукой и сахаром торговал. Я ему помог хорошо, а потом к нему уехал, помогал ему во всём, и к вам иногда наведывался инкогнито. Вас всех хотелось обнять до страсти, но не мог нужно хвосты за собой убрать.

– А про братишку Луку ты своего знаешь, что его замочили? – спросил Серый.

– Да конечно, и Колька скрючился месяц назад от тубика на зоне. Так, что я один, как перст остался на белом свете.

– Юра, но сёстры у тебя живы и родственник ваш Кадык один живёт, – напомнил ему Иван Романович.

– А что из этого? – они сами ждут помощи. Одна сестра двух детей воспитывает, другая на инвалидности сидит. Но сёстры не знают, что я живу и здравствую. И про Колюку им ничего не известно. Его в Иркутской области похоронили. Они ему за весь срок не могли ни одной посылки отправить. Только последнее время Юрка Балашов, высылал ему от своей фамилии подогревы, которые мы собирали вместе. А у Кадыкова своих детей и внуков куча.

У Юры Лба на глазах от высказанной исповеди выступили слёзы на глазах.

– Ладно, Юра, ты успокойся? – утешал его Серый, – не надо сегодня расстраивать ни нас, ни Хлястика. У него дело совсем плохое. А про жизнь у Юрки Бороды, ты мне позже расскажешь. Как я понял ты с нами назад поедешь.

– Мне с вами надо съездить, подвал у тебя хоть живой, чтобы ночь другую там перекантоваться.

– О чём ты говоришь Юра, подвал переживает уже другое поколение, а устроить тебя место мы всегда найдём, об этом можешь не беспокоиться.

Юра обнял слегка Серого и склонил его голову к своему рту, и тихо прошептал:

– Как хоть я выгляжу не стрёмно, против вас?

– Всё нормально, если не придавать значения твоей постаревшей роже, – со свойской манерой, пошутил Серый.

– Спасибо за добрые слова, – улыбнулся Лоб.

…В двенадцать часов дня из массивных дощатых дверей вышел Жора Хлястик. Это был уже не тот поджарый и спортивный Жора, который несколько лет назад блистал на футбольном поле. Его лицо, отдавало нездоровой бледной окраской. Дряблая кожа, на груди и на лице лежала складками и была похожа на речную рябь. Пальцы рук были искривлены, словно ветки на аномальной сосне. Увидав родственников, он скупо улыбнулся, затем со всеми обнялся, после чего Дед обнял его осторожно за плечи и повёл к машине.

– Я всю жизнь мечтал быть счастливым, – сказал Жора в автомобиле. – Сегодня у меня счастливый день оттого, что увидал вновь вас всех и обнял, но душа у меня мёртвая. Насколько меня хватит, не знаю? Давайте так, сегодня везите меня куда хотите, а завтра на кладбище к матери.

– Съездим и туда, – сказал Иван Романович, – а жить пока будешь у меня в деревне, там чистый воздух, природа, и ходить будет кому за тобой.

– И у меня будет возможность чаще навещать тебя, – сказал Колчак.

– А ты хоть раз был у меня в гостях? – спросил Серый у Колчака.

– А Надю кто привозил? – возмутился Вовка, – экскурсию мне правда мать не делала по дому. Сама, наверное, не знает, где, что расположено. Жалко тебя не было. Мне хотелось заглянуть в разные щелки твоего терема. Думаю, что сегодня ты мою любопытную брешь закроешь.

– Обязательно Вовка всё покажу, – заверил его брат.

Жора в это время сильно зашёлся кашлем и схватился за бок. Колчак протянул ему бутылку с минеральной водой. Он взял бутылку и, пригубив её, выпил почти половину. Затем вернул её назад Колчаку.

– Ты знаешь Колчак, что Сева Пескарь эпатировал всю зону, – спросил Жора. – И его угнали неведомо куда

– Впервые слышу. Я у него давно не был. А так он на связь уже не выходит больше месяца. Но до этого всё было спокойно.

Жора вновь охватил приступ кашля, но не надолго. Он достал из кармана носовой платок и прокашлявшись окончательно в него, сказал:

– Кончилась для него лафа, когда новый хозяин заступил на зону. Попытался он сломать Севу, но в ответ получил дезорганизацию, да такую, что во всех лесных зонах откликнулось. Хозяина после этого сразу убрали, а Севу на этап быстрёхонько собрали.

Заур давай остановимся на минуту? – попросил Жора, – мне к Юре надо. У него моё лекарство есть.

Заур встал на обочину дороги, сзади их ехавший Юра Лоб тоже затормозил.

– Что у него за лекарство для Жоржа? – спросил Иван Романович у ребят.

– Морфий или пантопон, – ответил Колчак, – я для него этот препарат доставал. У меня дома лежит двадцать ампул для экстренного случая. Ему больше ничего не помогает.

– У меня дома тоже целая хрустальная ваза лежит этого морфия уже много лет, – вспомнил Иван Романович, – Манана когда работала в онкологической больнице, складывала для страждущих. Выбрасывать жалко было. Наверное, испортились уже.

– Ничего с ампулами не будет, они век будут храниться, не сгниют, – со знанием дела сказал Серый, – а если Жора на кризис сядет и они сгодятся. На медиков особо рассчитывать нечего.

…Когда Жора сделал себе инъекцию в машине Лба, он пересел в иномарку, и они продолжили свой путь.

– Теперь совсем, хорошо стало, – сказал Жора в салоне. Было видно, как его лицо покрылось румянцем, и он сам заметно оживился.

– Жора, главное душу подлечить, а здоровье вернётся, – сказал Иван Романович.

– Нет, дядя Ваня ко мне оно уже не вернётся, слишком всё запущено.

– Не смей никогда так думать, ты же жиган. Авторитетом был на зоне, а слюни распускаешь. Вся сила нашего рода в нашем духе, – отчитывал Жору Иван Романович. – Я же по возрасту недалеко от тебя ушёл. Смотри жив, здоров и женой молодой обзавёлся.

– Наверноё, ты прав дядя Ваня, души нет, но железо внутри есть.

– Я всегда прав. За свою жизнь в любом случае надо бороться. В лапы добровольно костлявой старухе никогда не надо отдаваться. Коля Канаков лучший когда – то вратарь, который пальцы себе в молодости на левой руке отрубил, десятый год живёт с твоей болезнью и ничего. А мать у него Марья Васильевна вообще бессмертная. Никто толком не знает, сколько ей лет, на неё как посмотришь и так не хочется рано уходить из жизни. – Помню я дядю Колю и пальцы за сараями он при мне рубанул. Мы же все дядя Ваня на вас росли на футболистах, а Канаков был здоровый мужик, не чета мне. К тому же если Марья Васильевна у него ещё шустрит по городу, значит и дяде Коле век большой будет отмерен.

– Ничего Жора откормим тебя на изумительной природе и на чистейшем воздухе, тоже долго проживёшь. К тому же я тебе чистого керосину целую канистру прикупил. Будешь лечиться, разбавляя его водкой и маслом.

– Спасибо дядя Ваня, но мне всё равно марафет необходим. Я давно на системе сижу.

– На первое время есть, – сказал Колчак, – а там будем смотреть.

По пути к дому делали неоднократно часовые остановки, а около Волги вообще Жора просидел три часа. Ему никто не мешал и никто его не торопил. Ему дали в полной мере насладиться свободой которую он долго ждал. Несмотря на то что длина пути была не больше тридцати километров, машина подъехала к Осинкам когда уже смеркалось. Жора любопытно крутил головой. Смотря на него, создавалось такое впечатление, что его держали в заточении при полной темноте невероятно долго. Он тяжело дышал и глаза то открывал, то закрывал. Автомобиль съехав с основной трассы, повернул к околице села, где около большого озера стояло всего четыре дома. Дом Сергея было не узнать. Это был не один, а два с парованные между собой дома. Один был скромный крестьянский домик, который принадлежал Деду, а второй настоящий боярский терем.

– Серый, да тебя раскулачивать надо, – сказал Жора, – я слышал, что ты развернулся, но, чтобы так богато, просто невероятно.

– Ещё не время удивляться, в доме будешь рот раскрывать, – сказал Сергей.

– Нам с Полиной тоже здесь нравится, и мы бы здесь согласились жить охотно, – заявил Колчак, – водоём, лес, и город рядом. Но есть масса личных позиций, которые я должен закрыть.

– А это, что? – увидав во дворе ещё один дом, спросил Жора у Колчака

– Я сам в этом доме второй раз, – уточнил Вовка Жоре, – а что там, в саду, спроси у хозяев, – кивнул он в сторону брата и Деда.

– Баня это – объяснил Сергей, – и думаю, она скоро затопится. Старые обогреватели пришлось поменять. Сейчас после замены, небольшой косметический ремонт сделаем, и будем париться.

– Баня это круто, – мечтательно произнёс Жора.

– А меня она мало прельщает, – сказал Колчак, – большого удовольствия себя хлестать веником не вижу. Приравниваю эту процедуру к садомазохизму. Вот лес рядом богатый – это круто.

Сергей вплотную подошёл к брату:

– Предупреждаю сразу, в этой местности есть одна опасность для незнающих ягодников и грибников, – это топкие болота, но если ты оценил село, давай тебе дом подберём на продажу, – слегка ткнул он локтем Колчака. – Здесь много пустует домов. Купим, а всем гуртом поможем построить тебе такой же терем. Ведь я развернулся благодаря Захару. Он мне всё оборудование доставил бесплатно. Так, что считайте, что доля моего завода здесь у каждого из вас есть. Он мне всегда напоминал, «Серый, встанешь на ноги не забывай про родню, и главное младшего брата подними на ноги». Сегодня пришло время сказать тебе об этом. Построим дом из леса, он экологически чище кирпича и теплее. Здесь все коммуникации подведены, а главное город рядом.

– Мне нравится твоё предложение, его надо будет на досуге обсосать, – сказал Колчак.

– Никакого досуга, а прям сегодня и обсудим, – бодро заявил Дед.

– Около дома их встречала Ирина.

– Узнаешь девушку, – спросил Дед у Жоры, показывая на нарядную Ирину.

– Эта красавица почти не изменилась, – восхищённо сказал Жора, вглядываясь в Ирину.

– Георгий я помолодела потому, что мы с Иваном второй фронт открыли, – обняла она Жору.

– Поздравляю! – значит, дядя Ваня тебя молодой женой назвал?

– Тебя ещё ждёт один сюрприз, – таинственно сказал Иван Романович. – Наш род пополнился сразу двумя членами семьи, через час другой увидишь, а сейчас проходи в дом. Иван Романович открыл калитку, от которой вилась бетонная дорожка к крыльцу его дома.

– Будешь жить в моём доме, я здесь бываю только по выходным дням. Места здесь хватит всем. Четыре комнатки и большая кухня. Располагайся! Ирина покажет тебе комнату, где ты будешь жить, а мы с Вовкой съездим в город. Мне надо тебе лекарства отобрать да мазь свою взять. А завтра утром мы приедем со всей роднёй, отпразднуем твоё возвращение. А сейчас отдыхать. Всё – таки дорога хоть и не длинная, но утомила всех изрядно. Да и поздно сейчас песни давить на всю вселенную.

Юра Лоб, Серый и Жора остались в доме.

В Осинках на следующий день утром из близкой родни не было только Полины. Она задержалась с маленьким Кириллом на приёме у врача. Поэтому свой приезд в Осинки отложила на более, позднее время. А другую массу родственников ждали к вечеру. Была пятница и многие находились на работе.

Утром стол накрыли в саду на террасе пока с лёгкой закуской. И пить начинали с лёгких напитков и Шампанским, оставив серьёзные напитки и блюда на позднее время. Юра Лоб отсутствовал. Он рано поднялся в этот день, и свой сон продолжал в бане. Надежде было известно, что Юра находился долго в розыске и его просто, напросто спрятали от её глаз. К тому же, будучи осведомлённым, что к утру подъедет вся родня, он старался, не светится перед ними, зная, что мать Колчака и Серого – семейство Лба не очень жаловала. Юра просил, что бы о его присутствии не особо распространялись. Вовка, петляя по комнатам дома, по голосам вышел на веранду.

– У тебя заблудиться можно, – сказал Колчак брату, садясь на деревянное кресло.

– Это с первого раза так кажется. Сегодня весь дом обойдёшь, освоишься, – объяснил Сергей.

– Это понятно – согласился с братом Колчак.

– Ты по саду пройдись, – это фруктовый лес и выходит на озеро. Там и баня у меня, – из парной можно смело нырять в природный водоём, никаких бассейнов возводить не надо. Только сейчас там реконструкция. Очень удобно, – объяснял Сергей.

Колчаку было понятно, брат его упорно агитировал на новое строительство и не ошибся.

За ним агитацию продолжил Дед:

– Тебе такой – же построим Володя. Купим здесь бросовый дом. У нас план есть, а деньги я думаю, у тебя скоро появятся, – заговорщицки намекнул Иван Романович.

…После чего он прокашлялся, будто у него в горле запершило, и добавил: – если ты с Шахом конечно не продешевишь.

– Вовка, что у тебя с Шахом за дела? – спросил Сергей. – Смотри с ним аккуратней себя веди, – этот слизень хитрый. Он многих в городе коммерческих ребят кинул. Жалобы были на него. Он из себя пахана строит, гнусавым голосом со всеми разговаривает. Когда его бритоголовые качки с битами наехали на овощной магазин жены Заура, я им стрелку забил на озере Юта. Они привезли с собой Шаха. У того вместо очков в руках был старинный лорнет и дорогая трость с красивым набалдашником. Он, прищурил глаза, и через свой окуляр стал меня разглядывать, а со мной два толковых друга были, и Заур. И целая гвардия у меня сидела в кустарниках с подручным оружием. Один из моих друзей Рупор, как рявкнет на него:

«А ну гнида трухлявая, спрячь свой рентген, пока я тебе его в одно место не затолкал». Он, оказывается, не только ретивых ребят боится, а и громкого голоса шарахается. Лорнет без лишних разговоров быстро на сиденье в машину кинул. Его чмошники бритоголовые, рты разинули, менжуются, но вижу, ждут его команды за биты взяться. Я им сказал, если хоть одна тварь движение лишне сделает, всех похороним в озере. А Шаху говорю: Заплати пять штук зелёных за ущерб в магазине, и живи спокойно. Он меня в сторонку попросил отойти и заявляет, что в оборудование лесозавода, каким я владею сейчас, он вложил немалые деньги в прошлом. И толкует мне, что бывший хозяин завода был подставной человек, сын его шурина. А Захар оголил несправедливо завод, прибрав к рукам всё дорогостоящее оборудование и транспорт. Я Шаху говорю, причём здесь завод и ты. Я купил его за свои кровные бабки. А он мне в ответ: «Ты же с доходов на общак не отстёгиваешь бабки».

Я ему в лоб. Ты что за гуманитарий нашёлся, что за общак беспокоишься? Он, как начал ахинею нести, что его в городе избрали казначеем общей кассы. Я его спрашиваю, – ты дряхлый хорёк не угорел случаем в своей кассе? Показываю ему на Спиридона, – предоставляю его, как казначея регионального общака. После чего он сник, и язык в задницу засунул. Но платить отказался. Я подхожу к его качкам спрашиваю:

– Кто бомбил магазин Заура? – молчат. Достаю портсигар из кармана, и закуриваю, – это был сигнал моим пацанам, кто сидел в засаде. Оцепили их мигом, раскололи всех до жопы. После чего магазин восстановили, и убытки с лихвой оплатили. Они почти все не с нашего берега, поэтому и нарвались на мощный отпор, не зная брода. Позже они естественно навели справки и обо мне и моих друзьях. Меня сейчас, где увидят, почтительно себя ведут. А ты Вовка имей в виду, если с Шахом будешь иметь дела, не забудь ему напомнить, что ты мой родной брат.

– О чём ты говоришь, Серый, – недобро, блеснув глазами, сказал Жора, – плохо ты знаешь своего брата. У Колчака, ни какой Шах с Падишахом с кукана не сорвутся. Уж поверь мне. Он такие канканы может мочить, что чертям тошно станет.

– Отрадно слышать, – произнёс Сергей, – но моя устная визитная карточка не помешает, для такого слизня, как Шах.

– Я с Шахом, никаких дел не имею, – сказал Вовка, – но человека предупрежу, который с ним переговоры ведёт.

Серый осмотрел стол и, увидав, что на нём почти ничего не тронуто, возмутился:

– А чего вы не пьёте? До вечера ещё долго ждать.

– Сейчас Надежду Ирина приведёт, и тогда выпьем, – сказал Иван Романович.

Ирина на веранду вошла одна.

– Иван Романович, тебя там, у ворот просит всадник лихой, – сообщила она. – Как заправский жокей подъехал, в красной атласной рубахе.

– Это не жокей, а Лева мой главный механик по транспорту и одновременно сторож. Он на заводе и живёт.

– Это тот, про которого ты говорил пришлый? – спросил Колчак.

– От алиментов он скрывается, – пояснил Иван Романович, направляясь к выходу, – наверное, земляники Лёва привёз. Я ему наказывал, что бы на мою долю набрал.

– Хороший специалист Лёва, – сказал Серый, – он неофициально у меня работает, голова варит в машинах и оборудовании. Я ему и плачу неплохо. Наклепал в разных районах детишек, теперь прячется. Одной жене после получки отвозит деньги, которая у него была первой. Остальным ничего не платит. И здесь на сельских баб засматривается.

– А чего же он на лошади у тебя ездит главный механик по транспорту? – спросила Ирина.

– Он дальтоник, медицинскую комиссию не может пройти, а на лошадке ему удобней при его работе.

– У тебя завод большой? – спросил Жора.

– Это бывшая сельская конюшня и ферма, где находится лесопилка и двадцать пять станков. Проезжали когда сюда, видали штабеля высокие на просушке стоят? Вот там и завод находиться. Ещё есть автопогрузчик японский, автомобиль длинноногий, который под себя берёт пакеты с досками и МАЗ – лесовоз.

– Правду значит, мне говорили, что ты развернулся не плохо, – проговорил Жора, – кто бы думал, раньше, что так жизнь изменится.

– Я и церковь на селе помог восстановить, батюшка мой лучший кореш сейчас. В баню к нему иногда хожу.

– Нашёл, чем хвалится, церквей понастроили, а народ от этого лучше не живёт, – ворчала Ирина, – только попы на Мерседесах да на БМВ стали ездить, а старые люди, как Иван Романович, всю свою жизнь заводу отдал, ходит, сегодня опираясь на палку.

– Почему на палку? – у него Мазда есть, – возразил Сергей.

– Правильно говоришь Ирина, – поддержал её вошедший с корзиной ягод Иван Романович, – если бы не ты Сергей, никакой бы машины у меня не было. А здоровье моё не всегда позволяет садиться за руль. Спина и нога, как начинают отказывать, так я сразу пересаживаюсь на своего одноногого деревянного коня.

Он поставил корзину с ягодами на лавку и сказал:

– Тут нам и на пирог и на варенье хватит. Сейчас Наде помою блюдо, пускай ест. Иди Ирина за ней она, наверноё, покормила уже дочку?

– Я уже шла за ней, да этот жокей меня с пути сбил.

Она взяла блюдо, отсыпала ягод туда, остальное отнесла на кухню. Надя появилась на веранде бледная и встревоженная, но этого кроме Вовки никто не заметил.

– Садись Надюша, – поставил Иван Романович для неё лёгкое плетёное кресло, – мы сейчас немного водочки выпьем, а ты с Ирой Шампанского выпьешь.

После того, как Надя выпила пол бокала шампанского, она кивком головы показала Колчаку, чтобы он вышел в сад. Вовка, поняв её знак не торопясь, вышел с веранды и закурил в саду. Надя вышла следом.

– Я может, ошиблась, но мне кажется, что сейчас видала на лошади около дома Атласова – Кактуса. И меня сейчас гложет тревога, так, что внутри всё наизнанку выворачивает.

– Ты ошиблась Надя, – успокоил Вовка её, – это местный мужик, работает у брата механиком. Никто лучше меня Кактуса не знает. Я тоже его видал. Чуточку похож, но это не он, – соврал Вовка.

Её слова заставили Колчака задуматься. Он не стал выказывать ей, свою проницательность и информированность о механике, но чувствовал интуитивно, что Надежда не ошиблась.

– Иди к людям и успокойся, Кактуса точно в живых нет. Он или сгорел на заимке или звери задрали.

– Ни трупа, ни его останков, до сегодняшнего дня никто не обнаружил, – начала доказывать обратное Надежда, – а вот плакат с его портретом «Внимание розыск» у нас в управлении и на вокзалах висят по всей области.

Вовка заметил, как у неё со лба на глаза опустились волосы. Он убрал упавшую чёлку и успокаивающе сказал:

– Не забивай себе голову? Пошли лучше ещё шампанского выпьешь.

– Я пока здесь посижу, – подложив под себя доску, присела она на крыльцо веранды, – а вообще – то, я бы не отказалась от сигаретки сейчас. Дай мне одну штучку и зажигалку? – я за яблони зайду. Покурю, чтобы никто не видал.

Вовка незаметно сунул ей в руку сигаретку и сказал:

– Только смотри в конце сада у него баня стоит. Туда не заходи, там у него ремонт, – ногу чего доброго в темноте сломаешь, – предупредил её Вовка.

– Ты мне что инструктаж по технике безопасности проводишь? – улыбаясь спросила она.

– Предупреждаю, а то носи тебя после на руках.

– Ты здесь всего лишь второй раз прибываешь, а я уже считаюсь коренной жительницей. Пролазила всю территорию твоего братца вдоль и поперёк.

Вовка молча погрозил ей пальцем с бьющимся сердцем возвратился к родственникам за стол. Он выпил ещё водки, но спокойствие в душу не возвращалось. Голова стала ещё туманней, и по вискам голосом знаменитого диктора Левитана раздавалось тревожное выразительное объявление, – «Внимание! – это Кактус».

С приятной улыбкой на губах вернулась счастливая Надежда из сада.

– Ну, как осмотрелась Надя в саду? – спросил Сергей.

– Я через сад вышла к озеру. Откровенно сказать, – я каждый день поражаюсь красотой местности и чистотой воздуха. Никаких курортов не надо.

– Ну и живи здесь, – предложил ей Серый.

Надежда его предложение оставила без ответа, только сказала:

– Я пойду дочку проверю и немного с ней отдохну.

– Отдохни Надюша, – одобрительно сказал Иван Романович, – а то вечером ни тебе, ни Жоре покоя не будет от гостей.

– А мне не пора ехать за гостями? – спросил, истосковавшись от скуки Заур.

– Рано, после полудня в город отправишься, – напомнил ему Иван Романович, – там ещё Арбуз на своём микроавтобусе привезёт гостей. А ты захвати свою жену и Полину с Кириллом. Сейчас у тебя время много в запасе. Смело можешь вздремнуть.

– Я тоже, наверное, отдохну, но здесь в веранде, – сказал Жора, – Обломовым прикинусь чуточку.

Он лёг на диван, положив под голову плюшевого медведя.

– Мы с тобой вдвоём остаёмся Вовка. – Молодожёны сейчас тоже на дневной отдых пойдут, – кивнул Серый на Ирину и Деда. – Юра наверняка спит, не то бы появился. Пошли, может осётра, половим на озере, – пошутил он.

– А может, Лба проверим в бане, – предложил Колчак, – возьми с собой закуски и водки.

– Пошли, – с неохотой сказал Сергей.

Юра уже не спал в это время. Они застали его с голым торсом и биллиардным киём в руках.

– Проснулся Юра? – спросил Серый, – все отдыхать разбежались, может, в дом пройдёшь. Там по – барски пообедаешь.

– Нельзя мне лишний раз рисоваться. Когда стемнеет, тогда можно будет прогуляться. Достаточно машины моей с Владимирскими номерами, которая стоит возле твоего дома, – беспокойно сказал Юра.

– Чего ты боишься? Ты же сам сказал, что у тебя всё на мази с законом, – напомнил Вовка ему его же слова и начал разливать водку по стопкам.

– Нет Суворова, – терпилы моего. Я за него не боюсь, на нём кровь лежит не моя, а Луки. Он его смертельно зацепил, чтобы мне вольную дать, – разоткровенничался Лоб, – а мне, что сейчас бояться. Я хожу под другой фамилией. Батраков Юрий я сейчас, – уроженец станции Камарчага, Красноярского края. Все ксивы у меня правильные. Этот Батраков взял меня в свою артель на лесосплав пять лет назад. По реке Мане плоты гоняли весной, а потом я с ним на нижнем складе сучки рубил. Жили в одной комнате в бараке. Мы с ним были сильно похожи, единственное отклонение, – он на два года старше меня был. Не редко, путали нас меж собой. Один раз они вдвоём зимой полезли на сопки медведя будить. Но берлога оказалась не с одним медведем, а с медведицей и двумя медвежатами. Летов, – единственный трелёвщик с артели вернулся живым с гор, но сильно израненный. Пролежал в больнице немного, а вскоре тоже скончался. Документы Юры Батракова, я вовремя прибрал. А по весне рванул оттуда в леспромхоз, где пару лет проработал, без трудовой книжки, но с настоящими документами. Пальцы, правда, пришлось на всякий случай сжечь кислотой.

– А биксу свою Вальку Луну, куда дел? – спросил Сергей.

– Она мне сказала, что мытарствовать со мной не собирается и поедет домой на родину. А дальнейшая судьба её мне не известна. Я о ней кручинюсь часто. Хорошая девочка была. Мне такой больше никогда не встретить.

Юра налил себе ещё водки и залпом без закуски выпил.

– Вот так моя горемычная судьба сложилась. Пожить хорошо хочется, но опасно. Реально я вне закона. И в тюрьму уже не совсем хочется садиться. Чтобы честно работать и кучеряво жить, нужен стартовый капитал и хороший плацдарм. Где его взять? Сейчас у Бороды пересижу до осени, а затем пойду к бандитам. Хоть наёмным убийцей буду. Неважно кем быть по этой жизни, лишь бы бабки иметь. Жизнь проиграл и жалею, что за Луку лично сам не отомстил.

– Ты, Юра не о том базар ведёшь, – не дал ему договорить Сергей. – Имея нормальные документы, нормально и должен жить. Сам когда – то нас уму разуму учил, а сейчас бред несёшь. На голову ослаб в скитании. Я понимаю месть за брата святое дело, но чтобы за бабки намеренно человека убить, это нездоровый психоз у тебя. Возможно оттого, что пассию не можешь себе завести?

Что там Борода вдовушку тебе не может найти? Ты ему передай, я ему обязательно вставлю, за его молчание. Не мог мне позвонить, что ты нашёлся.

– Это по моей просьбе он молчал, до поры до времени. Когда, я уезжал Жору встречать, он знал, что тебя увижу обязательно. Там в машине на заднее сиденье, он тебе мешок сахара кинул, и ляжку окорока положил. Не забудь забрать.

– Ладно, передашь ему спасибо, и ящик посольской водки захватишь с собой. Выпьете за здоровье Хлястика, и за нашу родственницу новую. Невероятно красивая девочка, жалко, что в милиции работает. Но помогать ей буду до последнего издыхания. Всем своим благополучием я обязан её отцу Захару.

– Она больше форму не оденет на себя, – сказал тихо Колчак, – рассчитается оттуда. Это я точно знаю.

– Правильно сделает, чего она будет ваш род позорить, – заявил Лоб.

Колчак в это время думал рассказать о том, что ему сказала Надежда или промолчать. Его подмывало, открыть карты перед Лбом и братом. Но он опасался, что Лоб мог сдуру наломать дров, услышав, что убийца его брата находится в двух шагах. Колчак Юру Лба знал, только понаслышке. Ему говорили, что он намного решительней и более непредсказуем, чем Лука.

– Юра, – заказчик Луки и Захара, Боровик, на чужой земле пристрелен, – сообщил Колчак, – второй Паша Петухов, – участи своей дождался в одиночке. Третий Фура, – не принимавший участия в убийстве Захара, но был одним из организаторов убийства Луки, – тоже покойный свет. Остался один Кактус, который, где – то поблизости кочки сшибает. Я с Лукой вместе сидел в лесной зоне. На свободе ни с кем так откровенно, как со мной он не общался. Он приходил ко мне на работу ежедневно, или я к нему в столовую и рассказывал всегда с кем и как провёл вчерашний день. Я знал, что перед убийством он общался в кабаке с Фурой и Кактусом. Мало того Кактус привёз его с того берега к бараку, чтобы выяснить, где Лука кантуется. Вместо долларов, которые Фура должен был отдать Луке, Кактус в заснеженное раннее утро привёз ему пулю. Этот Кактус и меня чуть живьём с Жигой не поджарил. Хотел Бомжам нас скормить. Кактус, он же Атласов в прошлом мент несостоявшийся, возможно и жив. А сейчас у меня к тебе вопрос есть один.

– Гони свой вопрос? – выпил ещё стопку водки Лоб.

– Если бы сейчас в эту баню вошёл тот самый Кактус, чтобы ты с ним сотворил?

– Для первого раза поколотил бы от всей души. А когда бы стемнело, как бычка отвёл в лес. Нашёл болото самое гнилое и показал бы ему мёртвую тропу. И сам крестится, перед этим ни за что бы не стал, – сказал Лоб, при этом довольно вдохнув воздух и погладив себя ладонью по голой груди.

– Тогда нас Серый сейчас должен сводить на экскурсию в лес и показать места, где клюкву опасно собирать, – глухим голосом сказал Колчак.

По его глазам видно было, что он не шутит.

– Вовка, ты, что задумал? – спросил Сергей, – или ты знаешь, где найти эту мразь?

– Двадцать минут назад его кажется узнала Надежда. Я буду рад, если она ошиблась. Живым она его не видала, только на фотографии. Я могу его безошибочно опознать.

– Говори, не тяни резину, – теребил Вовку Лоб.

– Короче Сергей, – это твой всадник, что привёз ягоды Деду, и подвязался работать в твоей конторе механиком.

– Ах, он пернатый алиментщик, сволота поганая, – взревел Сергей. – Мне говорил, что он по природе кукушка – самец. Надо мне перебеситься, где – то, пока за алименты не посадили.

– Как он к тебе попал и когда точно, – спокойно спросил Колчак.

Его зимой на заводе обнаружили станочники в циклоне. В опилки закопался и спал. Он за кусок согласился работать. Когда я приехал с Домбая, он у меня вызвал доверие. К тому же я не знал тогда Вовка, что с тобой и Жигой случилось перед Новым годом. Вся же родня в молчанку играла. А то я бы сразу обоняние включил.

– Теперь без горячки выслушайте меня, – сказал Колчак, – здесь есть два метода мести. Первый он не должен меня ни в коем случае видеть здесь, ни сегодня, ни завтра. Ты вызываешь его сюда в баню под любым предлогом, я где – то укромно хоронюсь. И если это Кактус, даём в руки Надежде карабин Деда, и она его героически с большим шумом при гостях берёт. После чего у нас будет возможность серьёзно пройтись по его почкам, чтобы он кровью ссал до конца своей короткой жизни. Она имеет первое право мстить за отца, но по своему разумению. Ко всему прочему за поимку Кактуса назначено большое вознаграждение, которое Наде как – то компенсирует потерю отца. Здесь нас не будут мучить угрызения совести. Ни капли крови на нас нет. Но тебе Юра раскрываться здесь нельзя. Ведь ты Батраков, а не Волков.

– А что на второе у тебя? – спросил Юра, сморщив лоб.

По выражению его лица было видно, что он не в восторге был от первого предложения.

– А на второе, мы ему в бане лапти крутим, делаем с ним, что хотим. А с наступлением сумерек ведём его к болотам и уйдём оттуда когда убедимся, что макушка его головы не затянулась грязной тиной. Здесь нас тоже угрызения совести не будут преследовать, но мы будем всё равно преступники. Я убеждён, что все мокрухи надо делать в одиночку. Ни кого не хочу обидеть своим подозрением, но жизнь постоянно меняется, как погода, как люди. Сегодня мы крутые урки, а завтра сентиментальные слюнтяи. Я согласен на любой вариант. Но второй вариант я предпочту исполнять один без свидетелей, а что вы скажете на это?

– Я сам хочу его за кадык подержать, – взревел Лоб, – и на вас грех не буду свой вешать. Один по делу пойду. Всё сделаю технически грамотно сам.

– Стоп Юра тормози, – остановил его Серый, – у меня желание появилось не меньше твоего вырвать ему кадык. Каждый должен из нас исполнить свой долг мести. Вовка прав, это должен выполнить кто – то один. Давай потянем спички.

– Вы зря сейчас торгуетесь, кому мочить его, – сказал Колчак, – не забывайте, я его ещё не опознал. Может это другой человек на лошадке ездить?

– Я уверен, что это он, – крикнул Сергей. – Его, когда нашли в циклоне, на нём были одеты ментовские шкары. Тогда он рабочим сказал, что их увёл с бельевой верёвки в огороде участкового для хохмы.

Пока они спорили, в баню вошёл Жора Хлястик. Он сразу догадался, что ребята были чем – то возбуждённы.

– Вы, что такие взъерошенные? – спросил он, – напряг какой есть?

– Напряг есть и важный, – сказал Серый, – но не думаю, что будет правильным тебя посвящать в первый день свободы. Вовка предложил нам два варианта. Мы сейчас на распутье, не знаем, какой избрать.

– Если заикнулся, то посвящай, – сказал Жора, – меня сейчас трудно удивить чем – то, тем более прошибить на сенсацию. Могу только одно сказать, если Колчак сказал, – надо слушать его. Он хоть и молодой, но самый здравомыслящий среди нас. Его на зоне все прислушивались.

Серый доходчиво объяснил Жоре суть дела.

Тот выслушал и сказал:

– Оба варианта хороши, но я хочу вам предложить третий. Мне жить осталось немного. Я авансом ни за что отсидел большой срок. Давайте я его грохну, а вы отдыхайте. Меня с первой группой инвалидности всё равно не посадят. Тем паче, этого волка искать никто не будет. У меня рука не дрогнет пришить эту суку. А с другого бока посмотреть. Может он и без портков, но на селе у вас засветился, как хороший специалист. Ты – же его Серый не прятал в сене? – Пропажа этого Лёвы заинтересует вашего шерифа. Он же на работу к тебе не из города приезжает, а живёт при заводе.

Жора замолчал и прошёлся по бане. Осмотрел её интерьер.

– Дом у тебя племянник богатый и баня, что надо, а если тебя раскрутят менты за этого волка, на кого всё добро оставишь?

– Причём здесь добро Жора, – взбеленился Серый, – я на первый план выдвигаю долг кровной мести, – а добро дело наживное.

Серый взял кий в руки и, метко прицелившись, загнал шар в лузу.

– Насчёт участкового можешь, не беспокоится, он один у нас на десять сёл. О существование Кактуса он не знает. Я за все года, что здесь живу, видал его пару раз. Один раз за половой доской приезжал ко мне, а второй раз горючку просил.

– В тебе кровь викинга Беды играет. Так вот племянник я тебе ещё одно правило скажу. Не хватайся за чужую работу. Кактуса воры давно заказали, и исполнителю аванс выплатили. Его везде достанут, где бы он ни был. Дело во времени. А на вас всех я возлагаю большие надежды продлить свою жизнь. Мне без марафета ни дня не прожить. То, что я буду получать по рецепту врачей это, как мёртвому припарка. Я вчера услышал мудрые слова Ивана Романовича. «Вся сила нашего рода в нашем духе», хотите – верьте, хотите – нет, но я собирался в ближайшие дни на кладбище, чтобы подыскать себе приличное место. Дед вовремя образумил меня, высказав фразу про силу духа, – а преднамеренное убийство любого человека, – это проявление слабости и дикое ненавистничество ко всему живому на земле. Не надо засорять свою душу этим злым мусором. Вы ещё молодые, жить надо! Колчак задвинул вам два варианта, как избавится от Кактуса. Он умный и расчётливый, с его мнением считались на зоне серьёзные люди, в том числе и я. Он вам ещё несколько дельных предложений может кинуть, как Кактуса покарать, – под антагониста умеет косить. Но я его, изучил превосходно, как себя. Колчак обеими руками и ногами будет дрыгать, чтобы Кактуса отдать Наде. Понимает, что праздник сегодня нельзя портить. Я его поддерживаю в этом.