Глава 1
Месяц спустя
– Быстрее, не отставать! Держать строй! Кирби, шевелись, ты задерживаешь группу, – команды сержанта Синга сыплются одна за другой, подстегивая меня двигаться быстрее.
Яростно сцепив зубы, я подтягиваюсь на торчащей над головой балке и забираюсь на металлическую ржавую лестницу, вмонтированную в бетонную стену. Добравшись до самого верха, пробегаю по узкой скользкой перекладине, стараясь не смотреть вниз. Держу равновесие, балансируя над обледенелым оврагом. Пронизывающий ветер так и норовит сбить с ног, обжигая тело даже сквозь утепленную экипировку. Мышцы горят, дыхание рваное, будто я глотаю осколки льда. Тяжесть брони усиливает нагрузку и замедляет скорость, но я с этим почти свыкся.
Впереди возникает еще один уровень высотой около пяти метров, но задача усложнена тем, что вместо лестницы на конструкции видны только покрытые льдом выступы. Это некритично. На перчатках имеются острые шипы, предусмотренные как раз для этих целей. Резво вскарабкавшись на преграду, осматриваюсь по сторонам, выискивая следующую цель. От вбитого в камень крюка до низкой части конструкции тянется толстая веревка. Расстояние внушительное, и разумеется, никакой страховки. До конца полосы доберется только тот, кто выдержит этот спуск.
– Дерби снова первый, – спустя пару минут звучит в наушниках высокий голос инструктора по выживанию. – Берите пример, сосунки. Если он делает, значит, и вы можете.
Рухнув коленями в снег, я зажимаю горящие ладони и пытаюсь отдышаться. Слышу, как один за другим рядом падают остальные инициары. Подняв голову, по привычке начинаю считать. Десять, пятнадцать, тридцать, сорок шесть. Облегчение накрывает согревающей волной. Сегодня никто не сорвался. И вчера. Если сравнивать с первым днем пребывания на Полигоне, я бы сказал, что потери среди рекрутов пошли на убыль.
– Ты как? Живой? – спрашиваю у задыхающегося Томаса Кирби, которого Синг нещадно прессует со дня прибытия на Полигон.
Том из Гидрополиса, одного из ресурсных островов, где мобилизация проходит непрерывно и поэтапно. Как и большинство новобранцев, Кирби попал в ряды «инициаров» недобровольно. Его выбрал УРК – Управление Рекрутского Контингента, входящее в Экваториальный комитет. Этот орган отбирает тех, кто может быть полезен системе, и бросает их в жерло Полигона, как дрова в топку. Критерии для дополнительных призывников включают в себя ряд обязательных параметров, которые в сумме определяют пригодность того или иного кандидата. Возраст, физическое здоровье, психологическая устойчивость, генетические данные – всё это собирается и анализируется системой УРК. Им важно не просто найти сильных и выносливых, а тех, кто сможет адаптироваться к экстремальным условиям Полигона.
Том явно не из тех, кто угодил сюда благодаря выдающимся данным. Скорее, ему выпала весьма сомнительная и смертельно опасная лотерея. Он принес бы Корпорации гораздо больше пользы, если бы остался в Гидрополисе и получил должность на очистной станции, где работает его отец. Я всегда считал подобный подход к мобилизации неправильным. Кирби, как и многие другие, – винтик в огромной машине Корпорации, который сначала используют до полного истощения, а затем списывают.
– Вроде, живой, – через силу улыбается парень, пытаясь храбриться.
– Перекур закончен. Встали и бегом три километра по прямой, – приказывает сержант.
– Перекур? Да он издевается, – бурчу себе под нос, поднимаясь на ноги. – Покурить тут можно только во сне.
– Береги легкие, Дерби, – криво усмехнувшись, бросает Диего Сантес, «загорающий» под зимним солнцем рядом с Кирби. – А то выплюнешь ненароком на следующем испытании.
– Не мечтай, придурок, – отзываюсь я, разминая пульсирующие мышцы и готовясь к старту.
Три километра по прямой. Ха. Это звучит проще, чем есть на самом деле. Мы выходим на трассу, засыпанную снегом, под ногами хрустит ледяная крошка, а впереди – серый горизонт, который лишь создает ощущение бесконечности. Дыхание срывается уже на первом километре, но я заставляю себя бежать. Мы все заменяемы. Остановиться здесь – значит потерять всё: место в группе, уважение и в конце концов жизнь.
Кирби плетётся где-то сзади. Я слышу, как он пытается дышать превозмогая боль. Том тяжело и надрывно пыхтит, издавая при этом звук работы старого мотора, который вот-вот заглохнет. Может, у Кирби и нет особых проблем со здоровьем, но он слишком щуплый, чтобы выдерживать серьезные физические нагрузки. Мика тоже был невысоким и худощавым, но в нем горела внутренняя сила, тот самый стальной стержень, что помогает с минимальным уроном выбраться из любой заварушки.
– Кирби, не останавливайся, – бросаю через плечо. – Беги, черт тебя побери!
– Я… пытаюсь… – отвечает он с натугой, но его голос звучит так, словно Том вот-вот рухнет.
Неугомонный Сантес, бегущий чуть позади, не упускает возможности поддеть:
– Эй, Дерби, может на руках его понесёшь, раз такой сердобольный?
– Закрой рот, Сантес, – оглянувшись, огрызаюсь я. – Лучше под ноги смотри, а то ненароком сам растянешься.
Ехидная усмешка Диего тает в морозном воздухе. Больше не обращаю на него внимание. Пошел к черту. Споры и конфликты работают тут против нас, и рано или поздно до Сантеса дойдет эта простая истина.
Мышцы ног горят, легкие едва справляются, но я не сбавляю темпа. Нельзя давать себе ни малейшей поблажки. Потому что, если прекращу движение, – мне конец, а я не собираюсь становиться еще одним именем в списке погибших. Буду переть к цели до последнего, даже через не могу.
Пока я на верхней строчке рейтинга по показателям выносливости, мои шансы выше, чем у остальных. То, что я справляюсь с нагрузками – не просто везение. Скорее, закономерность. Как бы я ни относился к отцу, его жесткое воспитание сыграло мне на руку. Он с ранних лет заставлял меня по три часа в день заниматься смешанными единоборствами и общей физической подготовкой.
Тогда мне казалось, что таким образом он демонстрирует свою власть, лепит по своему образу и подобию, потому что в рукопашном, да и любом другом бою, – отцу нет равных. Мне хватило пары-тройки совместных тренировок, чтобы это понять и почувствовать себя жалким червяком, то и дело норовящим растянуться на мате.
Здесь, на Полигоне я на собственной шкуре осознал, что на самом дело стояло за его действиями, интерпретированными мной, как целенаправленная жестокость и желание сломить. Хотя нет, я понял это еще раньше. В тот день, когда отец принес мне приказ о зачислении в ряды инициаров. Почти месяц назад…
«Он зашел в мою соту бесшумно – это всегда было его отличительной способностью. Приблизился к столу, за которым я резался в приставку. Рывком развернул кресло, сверля меня тяжелым взглядом. На его лице не отразилось ни единого намека на удивление или гнев. Даже не знаю, чего я ожидал – жесткого выговора, категоричного запрета или молчаливого разочарования?
Но отец, как обычно, играл по своим правилам.
Он протянул мне документ выверенным механическим жестом.
– Значит, Полигон, – произнес без особых эмоций. – Давно ты решил?
– Целый год живу с этой мыслью, – ответил максимально прямо, стараясь говорить внятно и уверенно.
Голубые глаза президента потемнели, утратив свою непроницаемую прозрачность. В тот момент мы оба понимали, что именно толкнуло меня на этот шаг, но я все-таки добавил:
– Мне нужно понять, кто я, если вычесть из уравнения нашу семью и этот проклятый остров.
Он промолчал, продолжая сканировать своими глазами мое лицо. Затянувшаяся пауза стала почти невыносимой, но я все продолжал смотреть на отца и не отвел направленного в его сторону взгляда.
– Хорошо, – наконец произнес он. – Ты сделал выбор. Я уважаю его.
– Уважаешь? – недоверчиво напрягся я. – Почему я уверен, что в твоих словах скрывается подвох?
– Потому что знаешь меня, Эрик, – усмехнулся отец уголками губ.
– Это не так. Тебя никто не знает. Даже мать.
– Главное – самому понимать, кто ты, – его голос был холоден и точен, как лезвие. – Это самое важное, Эрик. Но запомни, на Полигоне твоя фамилия ничего не будет значить. Ты станешь равным среди рекрутов, и никто не будет тебя спасать и прикрывать, если вдруг передумаешь, захочешь домой или проявишь слабину. Никаких привилегий, никакого покровительства. С этого момента ты – обычный инициар, а не сын президента.
– Именно этого я и хочу, – с вызовом бросил я.
Он иронично приподнял бровь, слегка склонив голову.
– Не переоценивай себя, Эрик, – медленно произнес он. – Слабость на Полигоне равносильна смерти. Ты можешь быть смелым, можешь быть упорным, но одного желания недостаточно. Полигон – это не игра, это поле боя. И если ты действительно хочешь стать сильнее, будь готов заплатить цену.
– Я готов, – ответил я, чувствуя, как упрямство сдавило грудь. – Это мой выбор.
Он коротко кивнул, протягивая мне документ:
– Запомни, сын. Настоящая сила – не в умении сражаться, а в способности выживать. Будь хладнокровным, рассудительным и никому не доверяй.
Он развернулся и направился к выходу. Уже стоя в дверях, отец, не оборачиваясь, добавил:
– Ты идешь в ад, Эрик. Не позволь никому и ничему себя сломить. Преврати свой страх в оружие. Стань лучшим среди сильнейших.
– Стану, отец, – глухо отозвался я, ощущая предательское жжение за грудиной.
– Я в этом не сомневаюсь, – бросил он и покинул соту, оставив меня в полнейшем смятении.
Меньше всего я рассчитывал на благословение президента, но получил именно его».
Выбросив из головы мелькнувшее воспоминание, я, не снижая скорости, продолжаю бег. На последнем километре нас ждет заключительное препятствие. Вместо ровного, хоть и скользкого пути перед нами появляется отвесный склон с закреплёнными цепями. Мы называе его «зуб дракона». Тонкие металлические канаты свисают с покрытой льдом поверхности, а под ногами – мокрый, усыпанный обломками камней снег. Один неверный шаг, неосторожное движение и можно с лёгкостью поскользнуться и улететь вниз. Кто-то из предыдущей группы уже сорвался – вон на снегу остались следы крови. Я стараюсь не смотреть слишком долго. Сейчас главное – добраться до вершины.
Подтягиваюсь на руках, чувствуя, как шипы на перчатках впиваются в промёрзшие стальные звенья. Мышцы горят, но я двигаюсь вверх, не позволяя себе остановиться.
– Быстрее! – надрывается в наушниках голос Синга. – Если кому-то не удастся подняться, будете ночевать на открытой площадке!
Распинается и вопит он чисто для устрашения. Слабых отбраковывают другими методами – я это понял ещё во время первой недели, когда троих новобранцев отправили на ночное патрулирование, с которого они не вернулись. Потом таким же образом наши ряды покинули еще двое рекрутов и трое два дня назад.
Двигаюсь быстрее, чувствуя, как от холода и напряжения немеют пальцы рук. Цепь скрипит, раскачивается под весом ещё троих новобранцев, карабкающихся чуть ниже меня. Поднимаюсь через силу, каждый новый рывок тяжелее предыдущего. Рядом, как всегда, тихо матерится Сантес.
– Не расслабляйся, Дерби, – выплевывает он сквозь зубы. – Если упадёшь, угробишь тех, кто под тобой.
– Не дождешься, – отвечаю я и, сцепив зубы, быстро переставляю руки, взбираясь все выше.
На вершине – узкая площадка из обледенелого бетона. Добираюсь первым и сразу же начинаю вытаскивать остальных. Вытягиваю девушку из нашей группы, Жанет Локвуд, миловидную и миниатюрную брюнетку с грустными серо-зелеными глазами и меланхоличным выражением лица, которое не меняется даже в минуты сильнейшего стресса.
Она кивает, не глядя мне в глаза, и тут же отходит в сторону, чтобы уступить место Карле Лейтон. Высокой и яркой кареглазой шатенке с вызывающим дерзким взглядом и аппетитной фигурой. Несмотря на внешний контраст, девчонки сдружились с первого дня и стараются поддерживать друг друга на испытаниях. Точнее, Карла старается, а Жанет смиренно принимает ее помощь. На меня обе смотрят с опаской, насторожённостью и периодически проскальзывающим любопытством. Впрочем, как и все остальные инициары.
Не скажу, что я изгой, но предвзятое отношение рекрутов ощутил в полной мере еще на корабле, доставившем нас на Полигон. Только я здесь не ради того, чтобы получить их одобрение. Неважно, что они обо мне думают. Отправляясь сюда, я ставил перед собой конкретную задачу: пройти все испытания, сдать проходной экзамен и стать лучшим бойцом Полигона. И от своих целей отступать не намерен.
Когда очередь доходит до Кирби, тот едва может говорить, задыхаясь от усталости и изнеможения. Лицо бледное, губы посинели от холода, зубы стучат.
– Молодец, Том, – говорю я, хлопая его по плечу и отгоняя возникший в голове образ Микаэля.
Все-таки есть между ними некое сходство, но исключительно внешнее. Мика продержался здесь всего месяц, хотя внутренней силы в нем было в разы больше, чем у меня. Никогда не поверю, что он сдался или оказался слабее других. Скорее всего, причиной его смерти стала нелепая ошибка, от совершения которых никто из нас не застрахован.
А Кирби… Кирби словно намеренно себя закапывает. И мне чертовски тяжело дается наблюдать за всем этим.
– Молодец? – язвительно передразнивает Диего. – Если он доживет до экзамена и сдаст его, я неделю буду отдавать ему половину своего пайка, – заявляет он, стирая пот со лба и демонстративно разминая широкие плечи.
– Я запомнил. Лично прослежу, чтобы ты сдержал слово, – хмуро бросаю я, хотя глубоко внутри понимаю, что Сантес отчасти прав. Кирби не дотягивает, и если так пойдёт дальше, то в скором будущем он попадет в списки «выбывших».
– На сегодня с тренировками всё, – снова раздаётся в наушниках голос Синга. – После ужина проверка теории в учебном корпусе. Кто завалит тест – утром ждите новых сюрпризов.
В столовой как всегда шумно и многолюдно. Почти все столы заняты, но меня это мало заботит. Места освобождаются быстрее, чем движется очередь за едой. Мягко говоря, питание тут так себе, но многие, особенно те, что прибили из Гидрополиса (а это практически подавляющее большинство), довольны. Я тоже потихоньку привыкаю. В первые дни было трудно пересилить рвотный рефлекс, но спустя неделю стало легче. С голодом, как говорится, не поспоришь. Выбора один хрен нет, а для того, чтобы выкладываться по полной на тренировках, жизненно необходимы калории.
Я как раз забираю свой поднос с неаппетитным набором продуктов, когда слышу за спиной тихий смешок. Оборачиваюсь и, конечно, вижу перед собой Сантеса. Его самодовольная ухмылка растягивается еще шире, когда он ловит мой взгляд. Остальные за его спиной переглядываются, явно ожидая, что он скажет дальше. Отлично. Сегодня я – снова их развлечение.
– Эй, Дерби, – начинает он, голос сочится ядом, прикрытым насмешкой. – Поделись, каково это – быть сыном президента? Каша у тебя, наверное, особенная, да? С золотом вместо сахара?
За его спиной раздаются ехидные смешки, но я слышу в них не только веселье. Зависть. Недоверие. Открытая злоба. Всё это направлено против меня, и Сантес, как всегда, становится рупором общего недовольства.
– Лучше заткнись, – грубо отбиваю я. – Или хочешь, чтобы я проверил, что у тебя в миске? Может, там дерьмо?
Толпа отреагировала так, как я и ожидал. Смех взрывается с новой силой, но теперь он нацелен на Сантеса. Его ухмылка мгновенно сползает с лица, в глазах появляется неприкрытое бешенство.
– Хочешь сказать, что мы все тут жрем дерьмо? – рявкает он, видоизменяя смысл моих слов.
– Только ты, Диего, – ухмыльнувшись, обращаюсь к нему по имени. – Иначе как объяснить твой вечный бубнёж?
Инициары отвечают очередным взрывом хохота. Но на этот раз это не ядовитые насмешки, а одобрение. Замечаю, как несколько человек из группы кивают друг другу, поддерживая мою реплику. Атмосфера накаляется. В какой-то момент мне кажется, что Сантес сорвётся – его кулаки сжимаются до побелевших костяшек. Но он делает шаг вперед, впиваясь в меня полным ярости взглядом.
– Умничаешь, да? – цедит Диего сквозь зубы. – Думаешь, если ты первый в рейтинге, можешь здесь командовать?
– Я ничего не думаю, – отвечаю, не двинувшись с места. Мой голос звучит ровно, но внутри я киплю и готов к схватке. – А вот ты, Сантес, все никак не можешь определиться: то ли хочешь стать лидером, то ли мечтаешь быть главным клоуном.
Новобранцы затихают, с любопытством и азартом наблюдая за напряженной сценой. Сантес делает еще один резкий шаг в мою сторону. Но прежде, чем он успевает что-либо предпринять, его останавливает голос сержанта Синга.
– Что за цирк? – резко спрашивает он.
Мы одновременно поворачиваемся к куратору. Диего сразу отступает, натягивая равнодушную маску, но его все ещё пылающий взгляд устремлён на меня. Я тоже делаю вид, что ничего особенного не происходит, хотя адреналин уже вовсю бушует у меня в крови.
– Все в порядке, сержант, – отвечаю я, небрежно передернув плечом. – Просто обсуждаем, кто завтра быстрее дойдёт до финиша.
Синг кидает на нас долгий взгляд, потом недовольно морщится. В узких глазах проскальзывает раздражение.
– Напомнить тебе правила, Дерби? Никаких конфликтов и разборок. У нас здесь не колледж для богачей, где парни от скуки не прочь устроить поединок на кулаках.
– Так точно, сержант, – не спорю я.
Командование лучше не злить, и вообще, чем меньше внимания с их стороны к твоей персоне, тем безопаснее и спокойнее.
– Сантес, есть что добавить? – рявкает Синг, явно разочарованный тем, что публичная порка президентского сынка откладывается на неопределенный срок.
– Нет, сержант, – выжимает из себя Диего.
Синг окидывает нас обоих тяжелым взглядом и, ничего больше не добавив, к всеобщему облегчению исчезает из поля зрения.
– Ты пожалеешь, Дерби, – угрожающе шипит Сантес прежде, чем забрать свой поднос и отойти к столу.
После тестирования в учебном корпусе мы наконец-то возвращаемся в барак и первое, на что я обращаю внимание – освободившаяся койка, рядом с моей. Она опустела позапрошлой ночью. Парня из нашей группы и еще двух девчонок из других отправили на ночное дежурство после того, как те оказались на нижних строчках рейтинга по комплексным показателям физической и психологической выносливости.
Это не первый случай, но для меня каждое исчезновение новобранцев ощущается, как личная потеря.
Они не возвращаются. Никогда не возвращаются.
Кирби садится на свою койку, находящуюся в другом ряду. Он молча растирает ладонями уставшее лицо. Затем начинает заторможенно снимать заляпанный комбинезон. Даже такие простые действия заставляют его кривиться и тяжело вздыхать. Мне его жаль, но, черт, ему необходимо собраться и взять себя в руки. Он же каким-то чудом прошел первое испытание, в отличие от девяти погибших рекрутов.
Проходя мимо, Жанет бросает на меня короткий взгляд и неожиданно задерживается у моей кровати.
– Спасибо, Дерби. Ты сегодня многим помог, – вполне искренне благодарит она и, поколебавшись, присаживается напротив – на свободную койку. – И вчера, и позавчера. Я это ценю. Правда.
– Так должен поступать каждый из нас, если оказался быстрее других, – пожав плечами, отвечаю я.
– Ты тоже думаешь о том, куда их забирают? – закусив губу, Жанет нервно проводит ладонями по покрывалу.
Еще пару дней назад здесь спал Виктор. Мы мало общались, но с виду он был неплохим парнем. Немного заторможенным и рассеянным, но тут таких немало. Невозможно взять и в короткие сроки полностью себя «перепрошить», став супербойцом. У каждого из нас есть свои сильные и слабые стороны. Если бы новобранцам дали чуть больше времени, чтобы освоиться и отточить навыки, показатели выносливости наверняка бы пошли вверх.
– За месяц бесследно пропали восемь человек. Сложно выбросить это из головы, – сухо отзываюсь я.
– Если честно, я не уверена, что хочу знать, куда они деваются. Иногда лучше жить в неведении, – не отводя взгляда, Жанет начинает расплетать тугую косу.
Явившийся из душа Сантес разваливается на своей кровати и вытаскивает из тумбочки кусок засохшего хлеба. С хрустом откусывает и начинает громко чавкать. Из одежды на нем только тренировочные штаны, но вовсе не потому, что в бараке жарко. Ему просто в кайф демонстрировать девчонкам свой рельефный пресс. Наверное, считает себя неотразимым самцом. Придурок.
– Ну а чего вы ожидали? Никто не обещал, что будет легко, – говорит он, глядя в потолок. – Как думаешь, Дерби, кто следующий? Ставлю на Кирби. И на тебя, Локвуд. Без обид, – парень насмешливо подмигивает Жанет и переводит взгляд на задницу Карлы. Та как раз наклонилась над своей тумбочкой в поисках чистого белья, выставив на всеобщее обозрение сочные ягодицы, обтянутые термолеггинсами. Я тоже непроизвольно залипаю. Тем более, посмотреть есть на что – попец у Лэйтон отменный.
– Ты такой мудак, Сантес, – флегматично произносит Жанет, словно с прискорбием признает этот факт, а не пытается постоять за себя.
– У тебя недотрах, Локвуд? Могу помочь, – похабно скалится Диего. – Если твоя подружка присоединится, – он кивает на закрывшуюся дверь душевой.
Я не считаю нужным комментировать очередной вброс Сантеса. Мой взгляд снова цепляется за пустую койку, внутри поднимается знакомый гнев, в который раз заставивший меня крепко стиснуть зубы. Жанет тем временем достает из кармана комбинезона маленькую книжку с потрепанными страницами. Прижав ее к груди, она прикрывает глаза и беззвучно шевелит губами.
– Личный дневник? – спрашиваю, пытаясь отвлечься.
– Библия, – положив книгу на колени, девушка прерывает молитву и отводит взгляд в сторону. – Отец подарил… Перед тем как его отправили на Фантом. Я знаю, что в религию почти никто больше не верит, но папа сказал, что я должна молиться. Каждый день. И тогда Бог обязательно меня услышит.
– Фантом… – Слова застревают у меня в горле.
В памяти мгновенно всплывают Фостеры и абсурдные обстоятельства выдвинутых против них обвинений. Резкие и жестокие слова отца…Призыв Микаэля и его скоропостижная гибель. Знакомое чувство вины снова наваливается на плечи, тупой болью отзываясь в сердце.
– Отца осудили за воровство, – с горечью произносит Локвуд, взглянув мне в глаза. – Он периодически выносил форель с фермы, потому что мы с младшим братом голодали… Мама умерла год назад от воспаления легких и тех пайков, что нам выдавали, не хватало. Думаешь, это преступление?
– Думаю, это отчаяние, – глухо отзываюсь я.
– Ты знаешь, что такое отчаяние, Дерби? – в ее глазах мелькнул неприкрытый скепсис. Я замешкался, не сумев сразу подобрать ответ. – Ладно, прости. Бог учит тому, что детей не судят за грехи родителей, – виновато бросает она, после чего порывисто встает и уходит к своей койке.
– Блаженная курица, – ухмыляется Сантес. – Спорим, она даже не целовалась ни разу, – он поворачивает голову ко мне, насмешливо кривя губы.
– Будь ты последним парнем на планете, тебя я целовать бы точно не стала, – пренебрежительно фыркает Локвуд. – Жаба и та симпатичнее.
Мысленно похвалив девчонку, показываю Сантесу средний палец и перевожу взгляд на Карлу, выходящую из душевой. Одетая в свежее, но невзрачное термобелье и с закрученным на голове полотенцем, она все равно приковывает внимание большинства парней. Не глазеет на нее только Кирби, но и то исключительно потому, что уже отрубился и дрыхнет без задних ног. Так измучился бедолага, что даже помыться не хватило сил.
Грациозно продефилировав к койке, девушка ныряет под одеяло и, бросив полотенце на тумбочку, накрывается с головой. Прошлой ночью я слышал, как к ней подкатывал Сантес, но получил категоричный и грубый отказ. Непонятно на что этот идиот рассчитывал. Сексуальные связи между рекрутами строго запрещены. Только конченый дебил рискнет нарушить внутренний распорядок ради одноразовой интрижки. Вообще, мне кажется, что инициаров намеренно селят в общие камеры, чтобы проверить нашу выдержку. И честно говоря, соблазн очень велик, особенно если ты не привык к воздержанию.
Словно прочитав мои мысли, Карла высовывает нос из-под одеяла и бросает на меня выразительный взгляд.
– Чего уставился, Дерби? – спрашивает в лоб.
– На тебя приятно смотреть, – спокойно отвечаю я, не разрывая зрительного контакта. – Не думал, что это запрещено.
– Любуйся, мне не жалко, – снисходительно бросает Карла.
Вот это самоуверенность, ухмыляюсь про себя. Она, конечно, ничего, но не эталон красоты. В Улье я мутил с девчонками гораздо привлекательнее и сексуальнее Карлы Лейтон. Правда у них было время и возможности ухаживать за собой.
Час спустя свет гаснет, и барак погружается во тьму. Измученные инициары почти сразу вырубаются. Повисшая тишина постепенно наполняется посапыванием, сонным бормотанием и храпом. Я долго не могу уснуть… В глаза словно спички вставили. Анализирую, вспоминаю, кручу по кругу одни и те же события.
Слова Жанет затронули меня за живое, разворошив целый улей зудящих мыслей. Острое чувство несправедливости душит изнутри, не дает сделать полноценный вдох. Отправить человека на Фантом за то, что не дал умереть своим детям от голода – разве это честно? Я не вижу тут состава преступления. Только безысходность. И да, я очень хорошо знаю, что такое отчаяние.
Уловив рядом движение воздуха и специфический запах мыла, я рефлекторно отрываю голову от подушки и, приподнявшись на локтях, всматриваюсь в темноту. Ощущение направленного на меня взгляда отнюдь не вымышленное, как едва различимый шорох одежды. Может, это Сантес? Решил поквитаться, пока я сплю. Но каким образом? Не подушкой же придушить.
Мне на выручку неожиданно приходит луч прожектора, очень вовремя заглянувший в окно.
– Карла? Какого черта? – шиплю я, узнав стройный силуэт сексуальной шатенки, остановившейся напротив моей койки. Девушка делает шаг вперед, прижав палец к губам и наклонившись, шепчет мне прямо в ухо:
– Через пять минут в душевой. Не ссы, схема проверена, – и скользнув ладонью по моей щеке, Карла беззвучно ускользает вместе с лучом прожектора.
А я в оцеплении продолжаю пялиться в сгустившуюся темноту. Ни хрена себе… Вот это дела тут творятся! Она всерьез предложила мне перепихнуться в душе? Ну а что еще? Других вариантов я как-то не вижу.
Можно, конечно, предположить, что это некая проверка и Карла засланный крот командования, но эта версия выглядит крайне маловероятной. На кой черт кому-то так заморачиваться? По-хорошему, послать бы Лейтон подальше и не испытывать судьбу, но в крови уже вовсю бушуют азарт, адреналин, любопытство и львиная доза нездорового возбуждения, приправленного риском. Да, как-то не хочется выглядеть в глазах симпатичной девчонки тем, кто «зассал». Возможно, это банальный развод на слабо, но он, черт возьми, работает.
Выждав отведенный промежуток времени, я бесшумно пробираюсь к заветной двери. К слову, намеренно приоткрытой. Иду вперед практически вслепую, руками наталкиваясь на тонкие перегородки. Я все еще не уверен, что это не глупый девчачий розыгрыш, но, когда мои ладони упираются в теплую упругую женскую грудь, роящиеся в черепной коробке сомнения рассеиваются как дым… вместе с мозгом и инстинктом самосохранения.
Затолкнув Карлу в одну из импровизированных кабинок, я прижимаю ее к кафельной стене и безошибочно нахожу горячие податливые губы. Она зарывается пальцами в мои волосы и отвечает на грубый поцелуй с неменьшим неистовством. Полностью слетев с катушек, я жадно прохожусь ладонями по обнаженному телу, бесстыдно откликающимся на каждое прикосновение. Словно в лихорадочном припадке Карла стаскивает с меня одежду. Девчонка настоящий огонь и то, что происходит между нами в следующие десять минут сложно назвать цензурным словом. Наверное, поэтому в башке крутится сплошной мат, пока я неистово беру то, что мне так охотно предлагают.
После мы резко отлипаем друг от друга и, толком не отдышавшись, начинаем спешно шарить руками по влажному полу в поисках разбросанной одежды. Чертыхаюсь, поняв, что мои штаны и футболка насквозь промокли. Карла тоже что-то недовольно бубнит себе под нос.
– Все нашла? – тихо спрашиваю я.
– Улик не оставляю, – ухмыляется она в ответ. – Я выхожу первая, потом ты. Завтра повторим.
– Нас засекут, – запретное удовольствие все еще пульсирует в крови, но разум начинает потихоньку пробиваться сквозь дымку похоти.
– Поверь мне, всем насрать, – хамовато отзывается Лейтон. – Камер в душевой нет. Я же говорю, что схема проверена.
– С кем проверена?
– Тебе не похрен, Дерби?
– Похрен, – соглашаюсь я, натягивая промокшую одежду. Неприятно, но не смертельно. До утра высохнет. – Но если это Сантес, то я завтра не приду.
– А что так? Брезгливый? – фыркает Карла. – Расслабься, блондинчик. Диего не в моем вкусе. Это Виктор.
– Который пропал после ночного дежурства?
– Последний раз мы с ним хмм… расслаблялись две недели назад. Так что эти ситуации никак не связаны. И, вообще, слишком много вопросов, Дерби. Если боишься, так и скажи. Найду кого-нибудь другого. Сам понимаешь, проблем с этим не будет, – самонадеянно заявляет Карла.
– Не боюсь, но твоя задница не стоит того, чтобы за нее сдохнуть.
– Ты просто еще не пробовал. – Приглушенно смеется Лейтон и, проходя мимо, намеренно задевает меня бедром. – Завтра жду тебя, Дерби, – бросает она напоследок прежде, чем раствориться в темноте.