Городок Харитоново поразил Антона своим спокойствием и обилием велосипедов. На улицах, видимо, по причине разгара рабочего дня было немноголюдно, но большинство тех, кого он видел, передвигались на велосипедах. Не на каких-то дорогих аппаратах, а самых обычных, стареньких, с облупившейся краской. Мужики в кепках, женщины в резиновых сапогах, девушки в косынках и мальчишки в вылинявших бейсболках. Пожалуй, только бейсболки и напоминали в этом «городе велосипедов» о том, что на дворе уже двадцать первый век.
Антон проехал через весь город и вернулся в центр. На всю эту процедуру у него ушло десять минут. Дома в основном пяти– или двухэтажные. Много коттеджей, целые улицы старинных домов еще дореволюционной постройки из крепкого красного кирпича. Но есть и вполне современные дома, если судить по архитектуре и модным фасадным материалам. Почтовое отделение, здание администрации и кинотеатр (он же городской центр культуры), большой универмаг и местный деловой центр. Последнее строение в прошлом было домом быта, от чего сохранилась лишь часть надписи на фронтоне. Теперь тут виднелись вывески десятков фирм и учреждение коммерческого характера.
Полиция, как заметил Антон, расположилась в двух кварталах отсюда. Ближе к окраине имелись также рынок, автостанция… Где-то он видел еще и районную больницу вместе со станцией «Скорой помощи», травмпунктом и стоматологическим кабинетом. Приличный маленький город… Наверняка тут есть и своя гостиница, но соваться туда с собакой смысла нет – не пустят. Однозначно нужно искать частное жилье на время командировки, а ссылка на отказ в гостинице будет хорошей легендой. Удобно, и ничего подозрительного.
– Мамаша! – закричал Антон, высунув голову из окна машины. – А где у вас гостиница?
Женщина, проезжавшая мимо по дороге на велосипеде, вильнула от неожиданности, притормозила, сняв ногу с педали. Поправив косынку на голове, она мельком осмотрела молодого человека и махнула рукой куда-то вправо. Ладно, проедем мимо. Запомним название улицы и номер дома. Заодно учтем название и емкость этого заведения. Вряд ли в этот город валом валят командированные и туристы, но раз есть гостиница, в ней всегда кто-то живет.
Антон медленно объехал площадь и свернул на указанную улицу.
– Ну, дружок, готовься, – сказал он Огру. Общаться вслух с напарником у него за эти часы уже вошло в привычку. – Будем искать себе конуру на двоих. Не обессудь, если получится так, что жить ты будешь на улице. Все зависит от ситуации и хозяина. Должен понять и войти в положение.
Огр кивнул головой и понимающе чихнул. Он явно не имел ничего против, а занят был тем, что недовольно взирал на улицы городка. Антону показалось, что городок собаке не очень-то нравился.
– Что, не нравится? – на всякий случай спросил Антон.
Огр повернул к нему лохматую морду и выразительно глянул своими глазами-пуговками. Мол, сам не понимаешь? Чем тут восхищаться? Зловещий город, и черные дела в нем творятся.
– Разберемся, – заверил Антон, высматривая здание, похожее на гостиницу, – за тем и приехали. Осмотримся и поедем выбирать дом поближе к берегу реки. Наши интересы там, и находиться лучше ближе к ним.
Гостиницей оказался скучный четырехэтажный дом из белого силикатного кирпича с двускатной шиферной крышей. Точнее, под гостиницу занята половина здания. У второго подъезда на стене виднелась табличка, на которой он сумел рассмотреть два слова «коммунального хозяйства». На первом этаже располагалось кафе «Красная скала».
Через пять минут Антон выехал на окраину города, где под колесами все реже стал встречаться асфальт, где вдоль дороги тянулись заборы частного сектора, а к домам подступали вековые сосны вперемешку с ольхой. Там, где преобладал ольховый лес, было темнее и тревожнее. Может, это его задание влияет на ощущения, заведомая тревога, восприятие активной преступной деятельности в районе? Ну, это уж мистика. И Огр вон сидит спокойно, только носом воздух тянет. Нравится, как пахнет за городом.
Антон отъехал от города совсем немного и увидел довольно приличный асфальт, который вел к реке. Через пять минут он увидел небольшой поселок за лесом. Два десятка стареньких домов и десятка три новых в два и три этажа. Хорошее место, и река видна. Антон двинулся по первой улице вдоль леса, присматриваясь к домам. В богатый и большой проситься нечего. Нужен домик небольшой, бедненький, но и не совсем уж развалюха. Должна быть у хозяина хоть слабенькая, но коммерческая жилка. Дорогие строения уходили влево, в сторону реки.
После трех остановок и расспросов Антону указали крепенький дом, обложенный кирпичом и с крышей из оцинкованной жести. Забор из досок достаточно высокий, и двор большой. И якобы живет там одинокая женщина, что тоже устраивало Антона. Вопрос: а не побоится ли она пускать незнакомца-мужчину? Хотя в этой глубинке люди не такие пуганые, как в городах.
Он подъехал к дому, решительно свернул и уткнулся капотом в глухие ворота.
– Выметайся! – велел он Огру. – И веди себя прилично. Сейчас мы с тобой будем играть роль добропорядочных гостей. Мы просто обязаны понравиться хозяйке.
Дотянувшись до ручки пассажирской двери, Антон распахнул ее, и собака с готовностью выскочила на траву. Антон тоже вылез из машины и осмотрелся по сторонам. До леса метров двести, до дороги столько же. Если идти пешком к реке, то можно минут за пятнадцать дойти неторопливым шагом. Собственно, и до города отсюда не больше получаса ходьбы.
– Вам чего? – послышался женский голос.
Антон обернулся и увидел приятное лицо под низко надвинутой на лоб белой косынкой. Было ей лет пятьдесят, и понравилась она Антону сразу.
– Ищете кого?
– Да я… собственно нашел, – улыбнулся Антон как можно доброжелательнее. – Вы Гаврилова?
– Гаврилова, – не очень удивившись, согласилась женщина. – А вам что надо?
– Да вот добрых людей, которые меня на постой пустят. Проехался вдоль вашей улицы, поспрашивал. Все вас рекомендуют как самую радушную хозяйку.
– Вот как? – улыбнулась женщина. – Да я вроде и не давала объявлений. А вы что же, отдыхать к нам или по делам? В городе гостиница есть, и недалеко, и удобства не во дворе, как у нас.
– А я не один, – перешел Антон к главной своей причине. – Я ведь с другом. А таких друзей в гостиницах не селят.
Огр с готовностью подбежал и уселся на задние лапы с самым благодушным видом. Он даже сладко зевнул и склонил голову чуть набок, разглядывая хозяйку.
– Дома оставить не с кем, вот и пришлось взять с собой, – пояснил Антон на всякий случай.
– Ой, да он мне ведь все грядки потопчет, – всплеснула женщина руками, но все же вышла из калитки и подошла к собаке. – Или смирный, воспитанный друг-то ваш? Прямо с теленка вымахал! И много такой зверь ест, наверное, и мяса не напасешься?
– Ну-у, – рассмеялся Антон, – их мясом и не кормят. Специальная пища для них существует.
Огр оказался на высоте. Он вытянул морду, пару раз тоненько поскулил, а потом, привставая и снова присаживаясь, в несколько этапов придвинулся к женщине. Не нужно иметь грандиозного опыта в общении с животными, чтобы по виду собаки понять, что она элементарно подлизывается. Подобравшись почти вплотную к хозяйке, Огр опустил голову и подсунул свой лоб под ее руку, чуть приподняв ее. Гладь, чего уж там!
– Ишь ты какой! – восхитилась женщина и потрепала мощную голову собаки. – Это он чего же? Просится, что ли? Вроде как уговаривает меня?
– Вы же видите, – развел Антон руками. – Это он обещает вам слушаться и не шалить на огороде. Он готов на улице спать, если у вас есть из чего будку сделать.
– Да я и не знаю уж, как с вами быть-то, – растерянно улыбнулась женщина. – Вроде как и не сдаю я комнаты, и отказать жалко. А чего ж ему на улице-то жить? Вон, сени у меня большие, найду чего ему постелить.
– А он с собой любимый коврик прихватил.
– Да вы что? Скажите на милость! Коврики у них любимые. Ох и балуете вы в городе собак. Не иначе как от безделья. Ну что с вами делать, заходите, раз так… И кого из вас как зовут-то? Меня Марией Ивановной…
Мария Ивановна оказалась замечательной женщиной. Рано овдовела, сыновья выросли и разлетелись по миру. А она осталась хранить очаг родного дома. Осталась, потому что привыкла, потому что для нее это самый важный кусочек ее жизни, осталась ради того, чтобы сыновья хоть иногда приезжали в родной дом. И внуков привозили. Что такое уехать из мест, среди которых прошла жизнь, где прошли для человека его самые счастливые минуты, часы и годы. Где прошла молодость…
Все это промелькнуло недосказанным перед Антоном за чаем, которым его угощала женщина. Она не особенно об этом говорила, но как раз по этой причине Антон все так и понял.
– А почему у вас гостиница называется «Красная скала»? – спросил Антон, чтобы перевести разговор на другую тему.
– А‑а, так это ради красот наших. Тут же много таких мест, на которые полюбоваться издалека приезжают. Мы-то привыкли, не замечаем уже, а на нового человека, говорят, очень действует. А Красная скала, это у нас урочище так называется, в паре километров отсюда. Там река начинает петлять среди скал, а они нависают над ней, как стражи-великаны. Это мы так в детстве представляли в своих играх. И есть там одна скала, совсем красного цвета. То ли медные руды там выходят на поверхность, то ли железные. Я уж точно не помню, как там специалисты говорили. Да и цвет с годами меняется, но все равно красиво со стороны.
– Хорошо, наверное, жить среди таких красот, – забросил Антон удочку. – Когда природа красивая, то и люди красивые, душой… Вы вот, например, очень красиво рассказываете, потому что душой все это видите. А уж тем, кто живет на этих берегах, у кого на эту Красную скалу вид из окна дома, можно позавидовать!
– Да уж, – с горькой миной на лице махнула рукой Мария Ивановна, – и не говорите. Какое там счастье. Если спокойствие и было, то давно. Это еще в советские времена, когда никому дела до красот не было. А сейчас… каждый, у кого власть есть или сила, готов лапищу наложить на все вокруг. На то, что красиво, что ценно, что прибыток дать может. А о людях давно уже никто не думает.
– Вы о чем?
– Увидите… Походите тут и все сами увидите. Тех, кто живет на красивых берегах, всякими правдами и неправдами выселяют, какие-то базы отдыха все хотят строить для богатых людей, какие-то развлекательно-туристические комплексы на манер европейских. А мы что… мы отжили свое на этих берегах.
– Да-а, – с пониманием сказал Антон, – не повезло вам с местной властью. Слишком предприимчивая она у вас.
– Во власти ли дело, если ее и нет тут никакой! – вдруг горячо сказала Мария Ивановна, а потом снова сникла и махнула рукой. – Тут другая власть. Которую мы и не видим. Кто-то тайно тут всем руководит, а власть, она так, для бумажки. Куда она там смотрит, я не знаю, только людей ведь запугивают, страхи всякие обещают, если добром с насиженных мест не уйдут да место под строительство не освободят.
– Обычно за дома деньги предлагают, компенсации. А эти что же? Просто сгоняют?
– Почему, вроде тоже предлагают. Только ведь не в деньгах счастье, не о том речь. Коли ты в этом доме вырос, коли не одно поколение твоих предков под этой крышей жило, так в цене ли на дом дело? Нет у него цены, не в деньгах его ценность для человека. А эти… этим лишь бы растоптать память, самого человека. Им легче свои делишки проворачивать потом…
Мария Ивановна замолчала и стала убирать со стола. Да, дела тут не очень хорошие. И главное, никто особенно не скрывается, почти открыто проворачивают свои махинации. А почему никто не опасается, что все всплывет? Причина проста: местная власть замазана в этой грязи, полиция замазана, кое-кто и из вышестоящих в областном центре тоже замазан.
– Ну, за чай спасибо, – вставая, сказал Антон, – пойдем мы прогуляемся. Нам-то с вами хорошо сидеть, а собаке побегать хочется.
– Сходите, а что же. Вы вдоль домов идите и как раз к Чусовой выйдете. Там у нас мостки еще сохранились. Детвора с них все в воду прыгала раньше. Там и спуск к берегу хороший.
Антон поблагодарил, снял с вешалки куртку и вышел в сени. Огр сразу вскочил со своего коврика и напрягся, глядя в глаза.
– Правильно понял, – кивнул Антон. – Пойдем погуляем, окрестности посмотрим.
Огр степенно вышел из дома, потом так же спокойно прошел по двору к калитке. Едва дождавшись, когда Антон откроет ее, протиснулся и замер, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую. Разведчик! Вперед пошел! В соседних дворах в злобном лае зашлись дворовые собаки, почувствовали чужака.
– Ну, слышал наш разговор? – задумчиво спросил Антон, скорее обращаясь к самому себе, нежели к собаке. – Прав мой шеф, информация соответствует действительности. Видишь, даже женщина, далекая от хозяйственной деятельности, и та знает о том, что тут делается. Значит, ни для кого не секрет. Пойдем посмотрим, каковы тут красоты берегов и урочищ. И на берег к воде мы пойдем…
Собака остановилась и оглянулась на дом. Опять возникло ощущение, что Огр понял все, о чем Антон говорил.
– Да-да, пойдем. Отдохнуть успеем. Я тут на работе.
Антон потрепал мощный загривок собаки. Огр поплелся рядом с расстроенным видом. Он стал крутить головой по сторонам с явным намерением кого-нибудь облаять… Он даже стал оглядываться назад, в надежде, что какая-то из особо настырных собак выскочит со своего двора и кинется к нему. Ну что же, у каждого свои способы поднятия настроения. Антон хотел было прицепить поводок к ошейнику, но решил пока подождать. Он понимал, несмотря на свой маленький опыт общения с животными, что для собаки на поводке – это не гулянье, а сплошная нервотрепка.
Чем ближе к реке они подходили, тем слышнее стали звуки строительства. В одном месте работал трактор или бульдозер. В другом раздавались какие-то стуки и звуки фрезы. То ли болгаркой что-то пилили, то ли на пилораме бревна распускали на доски и брус. Антон стал выбирать место, откуда на реку он смог бы взглянуть с высокого берега. Решительно двинулся вправо, куда вела накатанная грунтовая дорога.
Они прошли метров двести, и дорога резко свернула вправо. Там среди деревьев виднелись какие-то строения, но Антон решил пройти прямо, туда, где с высокого яра откроется вид на реку. Деревья быстро кончились, исчез и кустарник. Под ногами были только трава и каменистая почва. Антон ощутил на лице ветерок, что дул вдоль глубоко врезавшегося в скалы русла реки. Запах мокрых замшелых камней, травы и сосновой хвои.
Слева на изгибе реки он увидел расчищенный участок, на котором стоял цементовоз, высились две большие кучи песка и были сложены толстые темные бревна. Строительство! Техника и строительные материалы смотрелись на фоне дикой природы несколько неуместно, но отторжения в душе не вызывали. Или человечеству не развиваться и продолжать жить в единении с природой. Тогда тайга останется нетронутой, обширные степи не распаханными, а в небе не увидишь белого следа пролетающего самолета. Кому-то этого хочется, но в большинстве своем люди мечтают о максимальном комфорте и уюте. Не те времена, и не заманишь сегодня романтикой в палатках, приготовлением пищи на кострах. Люди готовы платить деньги за комфортное наслаждение природой, любование ею из уютного, желательно кондиционированного помещения. И без всякого гнуса и комарья.
Неприятно сознавать было другое, что доходы от этого туристического центра пойдут не в местную казну, потратятся не на улучшение жизни местного населения, а в карманы нескольких конкретных человек. Наверное, и не местных даже. И цена этой базе отдыха исчисляется не рублями и не долларами, а судьбами, а может, и жизнями людей. Слишком хорошо Антон знал, как такие захваты земли проворачивают криминальные круги. Тех, кто не согласен, кто стоит на пути, обычно растаптывают без особых душевных терзаний. Ничего личного, только бизнес.
Огр топтался рядом, обнюхивая землю. Несколько раз он, лязгая зубами, пытался схватить какое-то насекомое. Потом принялся валяться на траве…
Чуть выше на яру за деревьями виднелась крыша дома, покрытая современной кровлей. Там, куда вела грунтовая дорога, кто-то жил. И место было очень красивым, чтобы остаться во владении простого человека. Или уже отсюда всех неугодных выгнали и что-то здесь уже построено коммерческое? Вот и надо сходить и посмотреть. Либо на жертв этой войны, либо на победителей.
– Огр, – позвал Антон, – пошли. Внимательнее по сторонам.
Последнее замечание Антон отпустил исключительно для того, чтобы собаке было веселее, будто это игра. И он тут же поймал себя на мысли, что снова пытается относиться к ней как к разумному существу.
Огр вдруг остановился, задрал голову и стал принюхиваться. Вид у него был недовольный. Он посмотрел на Антона, как будто спрашивая, а надо туда идти? Обязательно? А то сходили бы на берег, поплескались, побегали бы. А тут ведь интересного нет ничего.
– Это тебе нет, – отмахнулся Антон. – А для меня это работа. Пошли давай! И вообще, если я тебя с собой взял, то помогай. Смотри по сторонам, вникай, следи за опасностью. Мало ли…
Огр опустил голову, фыркнул и чуть ли не пожал плечами. Хотя это, может, у него холка дрогнула из-за попавшего в шерсть насекомого или травинки. Они молча пошли в сторону дома. Постепенно открылась картина отдельного хутора: жилой дом, два смежных сарая или чего-то на них похожего. Чуть поодаль несколько теплиц со снятой с каркаса пленкой, а ближе к лесу два валявшихся на боку улья. Антон опасливо повел головой и в самом деле увидел неподалеку на цветке пчелу.
По тому, как Огр весь подобрался, Антон догадался, что за углом дома кто-то есть, человек.
Антон сделал несколько шагов и увидел мужчину лет сорока, который сидел на перевернутом вверх дном старом ржавом баке и смотрел в землю. И даже не по рабочей одежде, а по тому, как бессильно опущены руки, Антон понял, что у него беда. А может, и не беда, а хуже – полная безысходность. Однако разговор надо как-то начинать.
– Здорово, хозяин, – приветливо сказал Антон, осматриваясь по сторонам. – Строишься? Хорошее место, вид замечательный на скалы, на реку…
– Да пош-шел ты! – прорычал вдруг мужик и вскочил на ноги. – Глумиться пришел? Контролировать? Добились своего, сволочи! Чего тебе еще надо?
Огр с некоторым недоумением уставился на хозяина хутора и на всякий случай зарычал, оскалив желтые огромные клыки. Слабоват он, конечно, против кавказской овчарки, которая в горах стада пасет и волков рвет. Рыкну я, пожалуй, на всякий случай, чтобы не забывался этот незнакомец.
– Эй-эй, ты что, – запротестовал Антон и чуть попятился назад. – Я же только спросить хотел…
Но человек его реакцию, видимо, воспринял как слабость, как испуг. И это придало ему сил. А может, накопилось в нем ненависти, злобы столько, что начал человек контроль над собой терять. И сейчас он схватил с земли обломок черенка лопаты и развернулся к гостю всем телом со зверским выражением лица. Ни собаки он не боялся, ни молодого крепкого незнакомца.
– Да стой ты! – закричал Антон, пятясь назад. – Я приезжий! Огр, фу! Назад!
Огр и не подумал слушаться. Наверняка он решил, что Антон сам не понимает всей опасности, выкрикивая такие неуместные команды. Какое на фиг «фу», когда в руках у этого типа палка. Вы, люди, хоть понимаете, что такое палка? Да это самая ненавистная вещь в глазах любой собаки. Да будь моя воля, я бы сейчас эту руку с палкой так хватанул зубами, что…
Но мужик, кажется, все же одумался, а может, размеры овчарки остудили. Да и вид оскаленных клыков впечатлял. Мужик посмотрел на гостя, на собаку, а потом со всего размаху ахнул черенком в стену дома и снова опустился на свой бак. Так опустился, как будто у него никаких сил совсем не осталось. Ни стоять, ни сопротивляться, ни жить.
Антон это сразу понял. Наверное, понял и Огр, потому что шерсть на его загривке стала опускаться, и зубы он перестал скалить, все еще недобро глядя на человека. Антон подошел, потрепал собаку по голове и чуть оттолкнул в сторону. Точнее, попытался оттолкнуть, потому что сдвинуть с места эту тушу весом килограммов шестьдесят-семьдесят непросто. Особенно когда туша этого не хочет.
– У вас что-то случилось, – начал разговор Антон. – Вы извините, я, наверное, не вовремя. И я представления не имею, что тут у вас творится. Я просто гулял с собакой…
– Дожимать ты меня пришел с собакой, – с болью в голосе сказал мужчина. – Я что, не понял? Вы мне все доходчиво объяснили. Вон, смотри! Дом пустой, ульи вывез, теплицы разбираю. Год пропал, долги не выплачены… Только вам на людей ведь наплевать.
– Я не тот, за кого вы меня принимаете, – напомнил Антон, – я просто…
– Не тот, вот и иди… Гуляй! Заодно скажи, что я теперь покладистый.
Он встал и ушел в дом, громко хлопнув дверью, отчего в окнах задрожали стекла. Огр отреагировал на это странно. Он зевнул в голос, блеснув слюнявыми клыками, и улегся на траву с видом челове… пардон, собаки, выполнившей свой долг. Ушел, и пусть. А то стоит, орет, палками машет!
– Ладно, пойдем отсюда, – позвал Антон собаку.
Огр посмотрел на него с крайним удивлением. Чего же уходить, когда мы всех разогнали? Самое первое дело пройтись, осмотреть все, обнюхать. Тебе неинтересно, ты можешь не ходить, а я‑то…
– Пошли, чего развалился! – прикрикнул Антон. – Видишь, тут все непросто. Беда у человека. Неадекватен он.
Вот тебе и жизнь на красивых берегах реки, думал Антон, поглядывая, как за ним плетется недовольный пес. Из слов, в запале брошенных этим человеком, можно сделать вывод, что его в самом деле согнали с обжитого места. Ладно, выясним. Теплицы, ульи – не у каждого в пригородах такое хозяйство. Кому-то еще приглянулись берега…
Алексей Агапов выключил станок и стащил с рук перчатки. В ушах после нескольких часов работы пилорамы звенело. Всегда так перед обедом или вечером, когда заканчивается рабочий день – стоишь и слушаешь тишину. Пустой цех, запыленные седые стекла на окнах, запах свежего дерева. Этот запах всегда вызывал энтузиазм у Агапова, потому что если есть дерево, если оно пилится, значит, есть заказы, есть работа, есть доходы. Хотя творится непонятное. Работнички его стали вдруг увольняться один за другим. И ведь, главное, самый сезон, самые заработки! И здесь в округе строительство пошло, и в городе ремонты у людей. И всем нужен строительный брус, обрезная доска, вагонка.
Алексей снял спецовку и повесил у входа на гвоздь. Обед, но аппетита у него не было. Просто рабочие ушли на перерыв, и ему надо. Да и Танька там наготовила. Хотя не столько для мужа наготовила, для мужа она не очень старалась, а вот как ее братишка приехал, так крутится и крутится баба… И водочку выставляет на обеденный стол. А может, и к лучшему… Прийти, умыться, хватануть ледяной водки и… Но от проблем не уйдешь. Все это временно – захмелеешь, а через полчаса мысли снова в голову лезут. Да и хмель что-то не берет в последнее время.
Перед дверью дома Алексей на пару секунд остановился со странным чувством, которое стало его посещать в последнее время все чаще и чаще. Не хотелось в дом. Мало того, что на работе начались всякие неприятности, появилось еще и ощущение отчужденности. Как будто разлад с женой, хотя столько лет прожили душа в душу, все делили на двоих: и радость и невзгоды. Что же теперь, откуда эти ощущения? Нервы, что ли, совсем расходились, сдавать начинают?
Всегда считавший, что клин надо вышибать клином, Алексей Агапов решительно взялся за ручку и потянул ее на себя. На кухне пахло хорошо, но это почему-то раздражало. И чего она в последнее время так старается. Снова откуда-то всплыла неприятная мыслишка, что жена старается из-за приехавшего родственника. Откуда всплыл этот двоюродный брат, чего она о нем никогда не рассказывала? Хотя…
Татьяна хлопотала на кухне. Увидев вошедшего мужа, улыбнулась и снова отвернулась к плите.
– Мой руки, у меня все готово, – бросила Татьяна через плечо.
Алексей промолчал. Подойдя к мойке, тщательно, чуть ли не с остервенением вымыл руки, вытер их полотенцем и уселся за стол. Запотевшую бутылку водки отодвинул в сторону, а потом встал и вообще убрал в холодильник. Татьяна на его действия оглянулась, но промолчала.
– Где твой родственник? – ломая хлебную корку и бросая по кусочкам в рот, спросил Алексей из вежливости. – Опять по злачным местам двинулся?
– Что ты его достаешь? – беззлобно спросила Татьяна. – Живет человек, никому не мешает, денег ни у кого не просит.
– Не просит, – проворчал Алексей. – Живет как ветер. Тут горбатишься, горбатишься, а у него все просто.
– Завидуешь, что ли? – засмеялась Татьяна. – А ты не завидуй. Сам так мог бы жить, так не послушался совета. Предлагали же тебе, настаивали даже…
– Не продам! – рявкнул Алексей. – Бросать такое начинание? Да я половину населения обеспечиваю пиломатериалами! У меня…
– У тебя люди разбегаются, – напомнила Татьяна.
– Это временно, – в запале возразил Алексей, но тут же замолчал.
Теперь-то он уже понимал, что это не временно. Теперь он понял, что рабочие с его лесопилки увольняются не случайно. То ли их кто сманивает, конкуренцию составить хочет, то ли еще что. Вроде не слыхать, чтобы в Харитонове еще кто-то ставил оборудование, открывал производство, но все может быть. Чертовщина какая-то! А если разобраться, то Танька права. Уговаривали Алексея продать свою лесопилку, настойчиво уговаривали. И так просто, и под водку. А когда две недели назад вдруг столб свалило ветром и производство осталось без электроэнергии?
– Нет, правда, Леш, – не оборачиваясь, вдруг заговорила Татьяна. – А что тебе ее не продать. И деньги хорошие предлагают, и обузу эту со своих плеч снимешь. Уехали бы в районный центр, там и домик от моего отца остался…
– Опять? – набычился Алексей и стиснул кулаки.
– Ну что «опять», ну что «опять»? Зажили бы как люди, не в этой дыре!
Ответить Алексей не успел. По ступеням затопали шаги, и в сенях хлопнула дверь. И что он ею все время грохает! И походочка у него нагловатая…
– Здорово, родственники! – с порога поприветствовал всех Вовчик – Танькин кузен, как она любила его называть. – Куска хлеба не пожалеете?
Напевая какой-то дурацкий мотивчик, Вовчик, худой, костлявый в плечах, прошел мимо Татьяны, ущипнув ее за бок, и уселся верхом на стул. Его рука потянулась к плетеной тарелке с нарезанным хлебом, и Алексей не выдержал:
– Руки помой, прежде чем за хлеб хвататься!
Вовчик с ухмылкой уставился на него, замерев с занесенной над столом рукой.
– Че ты? В поле и жук мясо! А кто чаще руки моет, у того кишечных инфекций больше. Тренировать организм надо, Леха, нагрузку ему давать…
– Ну-у!
– Леша-а, – укоризненно попросила Татьяна. – Ну хватит вам, мальчики. А ты, оболтус, иди руки помой. Хватался там… за все подряд…
Антон вытащил из багажника машины упаковку «Чаппи». Интересно, а чем этого слона кормил его хозяин, подумал он, глядя, как Огр развалился на траве у веранды. Магазинный корм он жрет, но это надоест. Наверное. Может, пройтись по городку да в каком-нибудь продовольственном магазинчике купить суповых наборов, костей? И посоветоваться не с кем.
Когда он зашел в дом, Мария Ивановна уже накрыла на стол. Антон подумал, что завтра надо и хозяйке гостинцев купить да как-то разнообразить свой стол. О деньгах они, конечно, договорились, но всего не предусмотришь. Да и женщине будет приятно, если их отношения из плоскости «один платит, другой выполняет» перерастут в плоскость душевных отношений. Нужно какое-то единение, чтобы создать атмосферу умиротворения и ликвидировать всякую напряженность в отношениях едва знакомых людей.
Но Мария Ивановна сама сделала первый шаг в этом направлении. На столе в чистенькой уютной кухне красовалась бутылка кагора, в тарелках колбаса, обжаренная рыба и курица. Очень аппетитно пахла жаренная на растительном масле картошка.
Антон не любил алкоголь, он не понимал, что хорошего в том, чтобы затуманивать свое сознание, подавлять рефлексы, нарушать координацию и вообще терять контроль. И над поступками, и над мыслями. Причина этой нелюбви крылась глубоко, в тех установках, которые были сделаны Антоном много лет назад, когда он тренировал, буквально растил себя для мести, для борьбы, в которой все, что мешает, что может помешать, должно быть искоренено полностью. Ни алкоголя, ни табака. Правда, теперь приходилось иногда для пользы дела выпивать. Хорошо еще, что курить нет необходимости начинать.
Сейчас выпить немного было нужно. Нельзя обижать женщину, которая к тебе настроена почти по-матерински. Под вино и поговорить можно, и даже полезно. Давно было съедено, что полезло в желудок, убрана лишняя посуда, стыл в больших бокалах чай, налитый уже по третьему разу. Они сидели под большим абажуром за круглым столом и говорили обо всем.
Мария Ивановна была интересной собеседницей. Не имея высшего образования, она обладала житейской мудростью. Есть такое еще у нашего народа: люди интуитивно определяют, что хорошо, а что плохо, что полезно, а что вредно для человеческого воспитания, для человеческого организма. От чего страдает природа, а что для нее полезно. Издавна, когда во главе какой-то общины вставали такие вот люди, общины процветали, люди жили в них душевнее и счастливее. Очень мудро судила Мария Ивановна о прогрессе. Она высказалась в том смысле, что человека нельзя остановить, что в нем заложена способность придумывать. Хоть водяную мельницу, хоть космические корабли. А раз природой это в нем заложено, то это так и должно быть. Маеты много, «спокоя в душе нет», как она выражалась. А от безделья человек становится только ленивее, скупее и злее. Добрый человек – это тот, который пытается что-то узнать новое, неизведанное.
Очень интересно она судила и о религии. Антон так и не понял, была ли она верующей, образов в красном углу не стояло. Хозяйка неожиданно высказалась, что в церкви она Бога не видит. В церкви, по ее мнению, такие же чиновники, только в рясах. Видела она как-то крепких плечистых священников, которые приезжали на дорогой машине из района или области. Причем один сидел за рулем. Видела, как один из них доставал из кармана мобильный телефон, видела, какие на ногах у них дорогие ботинки.
– Бог у каждого в душе, – грустно говорила она, – ему и надо молиться. А когда дело поставлено на поток, то качества не будет. Это ведь к каждой душе ключик надо найти, а как его батюшка найдет, если в церкви на воскресной службе две сотни человек стоят.
– А может, – попытался вставить свое мнение Антон, – церковь – это такое место, намоленное, и оно приобрело иную энергетику, более положительную.
– В душе у каждого должна быть положительная энергия, – грустно сказала Мария Ивановна. – Внутрь она должна быть направлена, вот куда. А то ведь они и в церковь ходят только потому, что модно это стало. Вроде как приобщение к своим корням, к земле.
– Кто – они? – насторожился Антон.
– Да эти… раньше их «новыми русскими» называли, а теперь уж и не знаю как. Теперь вроде все новые. Я помню, кино было хорошее как-то. Давно его показывали. Там комиссар был, Каттани, что ли. Он с мафией боролся, семью у него убили, но не перестал воевать. Вот и у нас так же. Только комиссара в том кино в конце концов убили, а у нас и бороться никто не хочет.
– А у вас тоже мафия? – улыбнулся Антон.
– А как же, – с энтузиазмом согласилась женщина, – мафия, да еще какая. Приспичило им по берегам Чусовой всякие места отдыха строить для богатых, вот они всеми правдами и неправдами их и освобождают. Чего тут только не было, каких страхов народ не рассказывал.
– А власть, а полиция?
– А что власть? Власть тоже кушать хочет. А люд подневольный, как при крепостном праве.
Можно было бы расспросить гораздо подробнее, попросить назвать имена и фамилии людей, которых она подозревает в участии в преступлениях. Наверняка слышала Мария Ивановна о тех, кто творит тут черные дела, о местной администрации… Но вряд ли пойдет на откровенность. Чего ждать от тихой одинокой женщины, от других таких же жителей этого городка? Скорее всего, запуганных слухами, рассказами очевидцев, уверенных, что «до бога высоко, а до царя далеко». Жить по принципу: «тебя не тронули, ну и слава богу» – можно, даже удобно, но живут здесь по нему не по причине собственной циничности. Причина в беззащитности. Спроси сейчас Марию Ивановну, и эта милейшая женщина закроется от него непроницаемым щитом. Реакция предсказуема. Скорее всего, сразу возникнут сомнения в истинности причин приезда Антона в этот городок. А кто ты есть на самом деле, милок? А зачем ты приехал? И что ты тут вынюхиваешь? А не от этих ли ты, кто тут решает судьбы людей, не тайный ли ты соглядатай, не предвестник ли ты новых бед, теперь уже для жителей вот этого поселка, на который положили свой жадный взгляд правящие жизнью?
Ответ будет прост и лаконичен, он сведется к заявлениям, что никого не знаю, ничего не слышала. И настойчивому предложению забрать свою блохастую собаку и съезжать с постоя. Иди ищи себе другое жилье! Антону съезжать не хотелось. Этот дом его устраивал во всех отношениях: и тихая часть поселка, и явное уважение соседей к Марии Ивановне, и ее характер. По всему было видно, что хозяйка не сплетница и не болтушка. Вполне степенная женщина. И значит, надо оставлять себе этот относительно надежный тыл, а розыском заниматься в другом месте.
– А медом у вас тут никто не занимается? – уже отправляясь спать, поинтересовался Антон. – Говорили мне, что травы у вас тут подходящие, и мед должен иметь лечебные свойства.
– Почему не занимаются, – пожала Мария Ивановна плечами. – Олег Ковригин с Мариной постоянно возят по поселку мед. Многие покупают. У него тут пасека недалеко, вон на яру над рекой.
Антон кивнул и ушел в свою комнату. Значит, Олег Ковригин? Запомним. А меда вам теперь, граждане дорогие, долго не видать от него. Хорошо, если он просто поменяет место жительства. А если его не просто выгнали с насиженного места, если его разорили и вынудили все бросить? Ладно, чуть позже мы с этим Ковригиным поговорим еще. Пусть поостынет немного. Хотя возможно ли после такого «остыть»?..
Денис Сергунов был доволен. Сегодня он вернулся из Екатеринбурга со всеми надлежащими бумагами и разрешениями. Ему, мастеру спорта, заслуженному альпинисту разрешили открыть в Харитонове спортивную школу. Теперь он имеет право не просто проводить учебные занятия, он может присваивать первичные квалификационные категории, он может проводить состязательные мероприятия. Он многое теперь может. Даже открыть счет, куда будут поступать деньги из профильного министерства. И с этого счета он будет платить зарплату работникам спортшколы. Маленькую зарплату, но дело ведь не в деньгах, когда занимаешься любимым делом. Нужна будет уборщица, нужен хотя бы один тренер и один медицинский работник. Сторож нужен обязательно.
Теперь только дождаться документации на «спортивную базу». Невысокий, коренастый Сергунов ходил по старому дому барачного типа, что стоял на берегу Чусовой уже лет пятьдесят. И кто только не занимал его раньше. Вон следы пожара, который устроили пьяные сплавщики леса. А вон остатки стеллажей, что устраивались строительным кооперативом еще в 90‑е. Потом был тут склад какого-то инвентаря местной администрации. Теперь все! Теперь привести здание и двор в порядок, и можно начинать.
Сергунов поднялся по лестнице под крышу, где была когда-то устроена каптерка или комната завхоза. Два сломанных стула, которые очень нравились Сергунову. Он хотел их лично отремонтировать, заново покрыть лаком. Старые стулья, элегантные, клееные. Такие были в моде в восьмидесятые. А стол вообще довоенный. Еще под зеленым сукном. А сколько лет этому зеркалу?
Сергунов остановился у стены, где на гвозде висело круглое старое зеркало. Он провел рукой по его поверхности, стирая пыль и почерневшую паутину. На него из зеркала смотрело усталое лицо… Да, сивка, укатали тебя крутые горки. Когда-то ты был сильным парнем, когда-то с тобой было в радость идти в горы. Когда-то ты был душой компании, когда-то девчонки с замиранием сердца слушали твою гитару и твои песни у костра. А теперь? Теперь тебе пятьдесят, а по лицу, так и все шестьдесят. И взгляд потух, и уголки губ постоянно опущены в недовольной гримасе. О чем думаешь? Радуйся, у тебя ведь все получилось, несмотря на угрозы и намеки. Ты победил этих дельцов, которые тебе обещали провал идеи со школой. Поехал и все протолкнул. Правда, помогли старые связи, но не в этом дело.
Внизу пронзительно заскрипели старые петли, потом хлопнула дверь. Сергунов прислушался, потом подошел к двери каптерки и открыл ее. Внизу, посреди куч мусора и всякого строительного хлама стоял один из самых ненавистных Сергунову людей. Не потому, что за всеми его неприятностями стоял этот человек. Нет, это были совсем другие люди, с другим положением. А этот был олицетворением зла потому, что он, бывший работник полиции, теперь служил преступникам. Разумеется, преступниками их называли только заглазно и тихим голосом. На самом деле они официально занимали начальственные кабинеты, получали от государства зарплату… Сергунов, например, никогда не скрывал своего отношения к этим людям, которые прибирали к рукам район, которые сгоняли целые семьи из своих домов, сносили эти дома, а на их месте строили другие здания, продвигали чьи-то коммерческие проекты. И это было обиднее всего. Ведь не для себя, а для чужих старались. Чужая грязная лапища откуда-то тянулась в эти красивейшие места. И Сергунов не боялся называть вещи своими именами, и людей тоже. Ему и в министерстве намекали, чтобы он осторожнее со своим языком.
– Здорово, Денис! – крикнул снизу человек, увидев в двери Сергунова. – Говорят, что ты свою идею пробил-таки в области?
Он стоял, задрав голову вверх, и широко улыбался. Если бы кто сейчас посмотрел со стороны, то подумал бы, что встретились два старинных приятеля и один очень искренне радуется успехам другого. Сергунов набычился, стиснул кулаки и спрятал их в карманах куртки. Не надо, чтобы эта сволочь видела, как он бесится… Мразь, полицай продажный!
– Тебе чего надо? – глухим голосом спросил Сергунов. – На работу наниматься пришел? Так у меня вакансии только ночного сторожа. Как раз по твоей прошлой специальности.
– Эх, Денис, – сокрушенно покрутил головой гость, – ну что ты такой злой? Ну ушел я из полиции, давно ушел. Так чего же меня попрекать этим? Не всем дано там работать.
Человек задрал свой подбородок и оглушительно захохотал в гулком пространстве пустого помещения. Сергунов сдержался. Ему очень хотелось сказать правду этому человеку. О том, что он правильно сделал, что ушел из полиции. Что теперь там одним подонком меньше. Хотя в полиции лучше с его уходом не стало, там почти все такие. Сергунов сдержался…
– Ладно, не злись, альпинист, – вдруг спокойно и вполне дружелюбно сказал человек. – Я ведь к тебе с делом пришел. Вполне приличное к тебе есть предложение, Денис. И как раз соответствует твоей жизненной позиции, да и спорту твоему тоже.
Он вдруг легко взбежал по шаткой скрипучей лестнице наверх и миролюбиво посмотрел на Сергунова. Очень миролюбиво, даже как-то подкупающе. Денису на миг стало неловко оттого, что слишком плохо подумал об этом человеке и о тех, кто за ним стоит. Не угрожает, не скалит зубы в подлой усмешке. Что ему надо? Купить хочет? Чем? Не деньгами же? Они умеют решать проблемы, сейчас предложит такое, от чего трудно будет отказаться. Какое-нибудь такое же вот дело, только в другом месте и в других масштабах. Черт, из-за пацанов…
Резкий удар в солнечное сплетение согнул Сергунова вдвое. Он не ожидал подобного, потому принял кулак расслабленным животом и теперь не мог вдохнуть и выдохнуть. Мысли заметались в голове, дикое бешенство захлестнуло. Сергунов все понял. И улыбочку, и дружеский тон, и всю подлость и гнусность этого человека. Понял он и то, что последует за этим, что никакого предложения не будет, что никто не станет тратиться, что-то устраивать, чтобы сломить или сманить одного непокорного человека. Есть радикальные способы, удобные и не накладные.
Вдохнуть все же удалось, когда его тело оторвалось от пола, и он ощутил состояние свободного полета. Такое уже бывало раньше. Один раз он летел с тридцатиметровой высоты в горах. Тогда его спас снег внизу. Дважды он срывался, но его спасала веревка. Полет в несколько метров, а потом дикий рывок веревки, от которого остались на теле черные полосы. Тогда он выжил, а сейчас…
Удар был страшным, даже с каким-то хрустом. Острая боль в плече пронзила все тело, и Сергунов почти потерял сознание. Лицо возникло перед ним снова, но теперь оно как будто выплыло из красного тумана. Лупоглазое, с оскаленными зубами и смрадом дыхания… это дыхание смерти… Сергунов понял, что умрет, что он ничего не добился, что его никто не стал спасать, никто ему не намеревался помогать, что все знали, понимали, что он пешка, назойливая муха, бьющаяся о стекло и своим жужжанием мешающая…
– Дурак ты, Денис! – процедил сквозь зубы человек. – И выходка твоя дурацкая, и жизнь твоя. Сколько раз вас, дураков, учили, что против ветра нельзя…
Руки человека привычно схватились за голову раненого. Поворот и рывок. Тело альпиниста безвольно вытянулось на полу, а поднятая его падением пыль плавно кружилась, оседая в лучиках солнечного света.
Много щелей в стенах старого здания, и солнце подсматривало, как один человек убивает другого. Подсматривало и не понимало, чего эти людишки делят, чего они враждуют, почему не живут просто, как букашки, как птицы, как цветы. Хотя букашки тоже пожирают друг друга, их жрут лягушки, ящерицы, те же птицы. Птицы тоже дохнут, цветы пожирают коровы, их топчут ноги, рвут под корень человеческие руки, чтобы потом воткнуть в банку с водой, а завтра вышвырнуть на помойку вместе с объедками со стола.
Солнце освещало мир и не понимало, что мир полон вражды, страха и смерти. Оно не знало, что страх царит под его лучами, а с наступлением темноты он становится непреодолимым. Солнце не знало, что оно приносит радость только детям и старикам. Детям, потому что они любят просыпаться, любят радоваться новому дню, который будет нести новые радости, новые открытия, новые забавы. А стариков оно радует потому, что жизнь пока не закончилась…