Парню крепко досталось. Нос сломан, губы разбиты, правый глаз заплыл и жутковатая рана на ноге – к тому времени, когда Марден отыскал Максима, к ней присосалось всё, что могло присосаться. Как ещё кайманы не сбежались, непонятно. Только голова торчала из воды, облепленная крылой и бескрылой нечистью. Максим кричал, пока горло не надрывалось, потом терял сознание. Очнувшись, опять кричал. И правильно делал. Иначе Марден его бы не нашёл. Тропки в Пасти каймана встречаются, но их быстро глушит подвижная растительность. Искать следы бессмысленно.
Нет, на самом деле ничего особенного. Марден всякого повидал. Видел лодочника – из тех, что развозит по Амазонке кирпич, жестянку и прочее строительное барахло, – так вот ему случилось по молодости перебрать и нахамить не тому человеку. Очнулся он поутру, привязанный к пушечному дереву с огненными муравьями. От укусов такой дурниной орал, что его за километр услыхали в Санта-Кларе, хотя обычно в лесах дальше двухсот-трёхсот метров не докричишься. В джунглях и выстрел-то за километр не всегда слыхать. Пока добрались до муравейника, пока снимали его оттуда, он весь распух и покрылся волдырями. И ничего. Жив остался. Но сидеть на цепи в Пасти каймана тоже неплохая история. С цепью в итоге больше всего мороки вышло. Одни наручники Марден прорубил, а дальше возиться не стал, не до того, когда у тебя на руках дух испускают. В общем, Максима пришлось тащить с его побрякушками. Сам Марден нёс парня, а Лучо бежал сзади, нёс цепь, будто держал их обоих на поводке и выгуливал в Пасти каймана.
Лучо – Луис Васкес Санта Крус, будь он неладен со своей пронырливостью – тогда был довольный, разве кипятком не писался. Ведь, по сути, он спас Максима. Когда тот объявился в Белене и когда выяснилось, что за ним с его друзьями следят, Марден предпочёл свалить подальше – Серхио предупреждал о людях, с которыми поссорился, рассказывал, на что они способны. Всё честно. Проверять слова Шустова не хотелось, вот Марден и надумал до времени затаиться, а Лучо тогда по собственной дури взялся следить за Максимом. Прошёлся до отеля в Икитосе, прокатился в Науту. Шёл за ним по пятам и под конец увидел его встречу с незнакомцем, то есть, как теперь знал Марден, с Артуро, племянником Дельгадо и Исабель. Хорошая семейка. Максим в итоге уплыл на «Pedrito III» и вроде бы как в лодку садился без рукоприкладства, но с явными угрозами. Лучо этого хватило, чтобы рвануть назад, в Икитос, и там буквально сорвать Мардена с толчка.
Уплыл, да и ладно. Мало ли кто где плавает. Но Мардена смутило название лодки. «Pedrito III». Знал её хозяина. Та ещё погань. За деньги и мать и отца увезёт к чёрту на рога и слóва на прощание не скажет. Может, однажды так и поступил – о его родителях Марден ничего не слышал. Говорят, он так под туристов кладётся, что за сотню солей пустил приезжих французов с камерами смотреть, как рожает его жена. Брехня. Нет, пустить-то, разумеется, пустил, но взял не меньше тысячи. В общем, дело было подозрительное. А главное, в «Pedrito III» Максима и Артуро помимо лодочника поджидал третий пассажир – тот самый, что следил за Максом в Белене.
Марден предпочёл бы разобраться со всем наутро, но Лучо не отходил от него, твердил, что к утру следов не найти, что Шустова-младшего там закопают, что потом придут за ним, за Марденом. Много чего говорил. Знал, поганец, что Максим – сын Серхио. Понял, когда разглядел его получше, а Шустова-старшего Лучо любил. Видел-то мельком, но запомнил. Оно и понятно.
В итоге Марден сорвался под ночь, приехал в Науту, вытащил лодочника из постели и допросил его как следует. Не посмотрел на лежавшую рядом жену. А жена, осоловевшая, послушала, о чём они говорят, и повернулась к стене. Надо полагать, привыкла к развлечениям мужа. Часом позже Марден, Лучо и лодочник уже сидели в «Pedrito III», плыли к Пасти каймана.
Макс две недели провалялся в кровати. Нос ему вправили, правда, он сейчас кривоват, синяки подлечили. С ногой было сложнее. Пуля зацепила икру, до кости не добралась, но рана успела хорошенько подгнить. Марден вызвал знакомого врача, оставил Лучо следить за ними, а сам вновь наведался в Пасть каймана: бросил там цепь с наручниками – сломанный браслет пришлось починить, – заодно порвал и побросал по округе одежду Максима. Если вернутся проверять, пусть думают, что его сожрали, целиком, без остатка. Кайманы начали, а прочая пакость довершила.
И нет бы Максиму поблагодарить Мардена, отсчитать ему парочку-другую сереньких или голубеньких, махнуть ручкой на прощание – жив и радуйся. Но нет… Макс, как пришёл в себя, поднял кипиш. И вот вместо того, чтобы трудиться над бутылочкой чего-нибудь охлаждённого, пережидая сезон дождей там, где его и следует пережидать, то есть подальше от джунглей, Марден в итоге сидит на дереве, как одуревшая макака, – успевай отряхиваться от пауков и муравьёв.
В последние дни Аню, Диму и Екатерину Васильевну почти не охраняли. Раньше им шагу не давали сделать без сопровождения, разве что в туалет не отводили под ручку и не помогали портки снимать, а теперь над ними никто не висит. Оно и понятно. Куда им бежать? Вот Максим и придумал полюбоваться матерью и друзьями вблизи. Не пришёл посоветоваться, ни о чём не спросил – просто заявил, что обгонит экспедицию и затаится над ними в ветвях.
– Пойду один. Если со мной что-то случится, возвращайтесь с Лучо домой.
Пойду один… Удумал. А платить кто будет? Нет, деньги, обещанные за сопровождение, Шустов-младший отдал заранее, но чаевые никто не отменял. В итоге на разведку отправились втроём. Вышли ночью. Нарочно петляли, стараясь идти по затопленным местам. Дожди пока прекратились, но воды в лесу оставалось предостаточно. Вода хорошо скрадывала следы. Проклятущим агуаруна дай повод, они тебя в два счёта отыщут по самому неприметному отпечатку. Сапоги перед выходом замотали банановыми листьями, чтобы спрятать рисунок подошв. Сами обмазались илом и грязью, а рюкзаки, ружьё и прочие вещи, кроме гамаков, закопали во временный схрон.
Марден наметил возможное направление экспедиции. Знал, где пойдут агуаруна. Когда с тобой лодки и мулы, выбираешь путь попроще. Правда, два мула у Скоробогатова подохли. Неудивительно. Скотина, конечно, крепкая – не то что лошади. Болеют реже и жрут что дают. Не ерепенятся, когда клещи обсосут им ноздри и глаза. Но в джунглях любая скотина, упряжная и вьючная, истощается. Измученная ночными вампирами и слишком грубой травой, в конце концов помирает.
Первого мула у Скоробогатова два дня назад укусила гремучка. Что случилось со вторым, Марден не понял. Обоих мулов индейцы благополучно завялили. Запасов, конечно, прибавилось, но в остальном носильщикам пришлось невесело. Шли они медленнее, остановки делали чаще. На стоянках кандоши собачились с агуаруна, а вместе они грызлись с метисами. Станешь тут нервным, когда тебе в лагерь подбрасывают окровавленное чучело ленивца, а потом прячут на твоём пути новые ловушки, на этот раз более скрытные. Одному из носильщиков прилетело зазубренными колышками по ногам: наступил на растяжку и получил хлёсткий удар под самые сухожилия. Правда, отделался царапинами. О ведьме и говорить нечего. Рядом с ней нервничали даже агуаруна. История повторялась. Мардену пока не удалось рассмотреть старуху, однако он не сомневался, что ведьма та же. Скоробогатов, как и Шустов, не стал её прогонять. Молча смирился с присутствием дикарки.
Позавчера, заприметив старую ведьму, Марден заявил Максиму, что пойдёт с ним не дальше того места, где три года назад оставил его отца. Вот почему Макс решил карабкаться на дерево – торопился, искал возможность скорее вызволить пленников. Но Марден не удивился бы, узнав, что парень разрывается между желанием героически спасти близких – лихо влететь в лагерь под улюлюканье шерстистых обезьян – и желанием, опередив Скоробогатова, самому добраться до Города Солнца.
Парень в Икитосе мозг вынес разговорами о возрождённом Эдеме. Стоило заглянуть к нему, чтобы поставить очередной укол и сменить повязку, как начиналась пытка с рассказами о правителе мира мёртвых Ямарадже, о спустивших состояние Затрапезном и дель Кампо, о художнике Берге, похороненном задолго до подлинной смерти и рисовавшем двойные картины. Марден поначалу решил, что Шустов-младший бредит, а потом сообразил, что парень пытается его соблазнить.
– Загадки, шифры… – Максим не давал Мардену выйти из дома. – Если бы отец сразу открыл мне всю историю целиком, я бы отдал и письма, и тетради людям Скоробогатова. Отец догадывался, что в Перу ни меня, ни маму так просто не вытянуть. Вот и пустил нас по путаной тропке через полмира, то и дело подкармливая новыми сведениями. Разыграл спектакль. Собрал декорации, распределил роли. Я одного не понимаю: зачем? Он расшифровал дневник Затрапезного, нашёл в его переплёте карту, за которой охотился много лет, наконец отправился на поиски возрождённого Эдема… Но зачем вести нас за собой?!
Марден отплёвывался. Брехня. Его заинтересовал лишь рассказ о тенях, преследовавших рабов с плантации дель Кампо, а затем нагнавших страху на Исабель. «Погибли они не от тропических болезней или укусов змей, а по воле разъярённого бога, не пожелавшего их отпустить и пославшего в след за ними тени своего гнева». «Просто шла вперёд, а потом всё изменилось. Тени всегда были рядом. Они меня видели, но не тронули». Сюда можно добавить картину Вердехо, одного из соляриев. Беглый художник якобы изобразил безголовых индейцев с разъярённым лицом на груди. В последние дни Марден часто вспоминал об этой чертовщине. В очередной раз убедился, что, отказавшись до конца сопровождать Шустова-старшего, поступил правильно.
– Идут, – прошептал Лучо.
– Ну так и молчи, раз идут, мелкий недоумок…
Из-за деревьев, обвитых паразитными корнями фикуса, появился следопыт агуаруна. Потом потянулись остальные. Послышались окрики погонщиков и приглушённый гомон разговоров. Старухи не видать. Значит, как и в прошлый раз, ведьма жила по своей воле: то плелась с остальными, то пропадала в чащобе.
Марден, Лучо и Максим висели в гамаках. Ткань снаружи облепили ветками и лапчатыми листьями, а крепёжные концы стянули. Получился и не гамак, а настоящий кокон – вроде тех, что на шёлковой нити вывешивают ночные бабочки. Выглядывали в щель между притянутыми друг к другу краями ткани. Сидели подобрав колени под самый подбородок, отчего быстро затекли ноги, но любое другое расположение на дереве было бы опасным: и агуаруна заметят, и всякая пакость не даст покоя, будет лезть во все прикрытые и неприкрытые отверстия.
Марден провожал взглядом каждого члена экспедиции. Ничего исключительного не разглядел. Сам Скоробогатов шёл твёрдо, усталости не выказывал. Его сопровождение не отставало. По-настоящему дохлыми смотрелись только толстяк Покачалов и Дима. За ними брели Аня, мальчишка индеец из агуаруна и девчонка с татуировкой колибри, Марден забыл, как её зовут. Следом появились днища перевёрнутых лодок и изнывавшие под тяжестью тюков мулы. Вот и Екатерина Васильевна. На вчерашней стоянке опять положила записку. Марден запретил Лучо туда ходить – побоялся, что агуаруна, раззадоренные ловушками и появлением ведьмы, не преминут наведаться в старый лагерь и вообще с удвоенным вниманием начнут рыскать по округе. В итоге записку отправился искать Максим. Нашёл или нет, не сказал. Идея посадить парня на цепь уже не казалась Мардену столь изощрённой – надо полагать, довёл человека.
– Ушли, – прошептал Лучо.
– Вот и не кукуй, – огрызнулся Марден. – Сиди тихо.
– Сижу.
Неподалёку взревела обезьяна-ревун. Голос у неё, как долгая громогласная отрыжка. А туристы обычно трясутся – думают, ягуара услышали. Вот и Максим пусть себе трясётся. Марден вчера признался ему, что видел следы ягуара возле их бивака. Зверь по ночам крутился рядом, на глаза не показывался. Не хватало под конец столкнуться с ним мордой к морде.
Одинокий рёв не прекращался, пока небо не ответило ему громовым перекатом. Ещё мгновение стояла привычная для джунглей тишина из переплетённого духотой клёкота, стрекота, жужжания, свиста и заунывных перекличек, а следом хлынуло во все открытые заслонки – даже в унитаз вода не мчится с такой прытью. Ветви дерева, а с ними гамаки дрогнули. В грохоте Марден первым выбрался из кокона, затем помог Лучо. Когда же он раздвинул кромки гамака, в котором прятался Максим, ему навстречу рванул птицеед. Марден, позабыв осторожность, выругался в голос. Птицеед, конечно, не древолаз, но приятного мало. Парень молодец. Терпел соседство с пауком, не пикал. Марден посмотрел на него с молчаливым одобрением и вынужденно признал: шустовская порода в нём чувствуется.
Серхио Мардену никогда не нравился. В Шустове-старшем с первого знакомства угадывалось что-то чрезмерное, чувствовался внутренний мотор, работающий круглые сутки. Дельгадо, знакомя проводника с Серхио, улыбаясь мерзкой улыбочкой, назвал того пытливым исследователем, жаждущим познания через все доступные каналы. Так и сказал, чёрт возьми. Если бы Марден услышал нечто подобное про кого-нибудь ещё, оборжался бы до колик. Но достаточно было пожать руку Серхио и заглянуть ему в глаза, и всякая насмешка, не успев вырваться, усыхала. Марден его побаивался. От таких лучше держаться подальше.
– Я всех видел, – отчитался Лучо.
– А ты? – Марден, срывая с гамаков маскировочную мишуру, покосился на Максима. – Получил, что хотел?
– Получил, – кивнул Максим.