Ты, ел и пил, был презираем скрыто.
И умер. Всё. Не так ли дохнет скот?
Лишь хлев был шире, да пышней корыто…
Байрон. Паломничество Чайльд-Гарольда
Предчувствие.
Довольно длинное слово, казалось бы, а толком ничего не объясняет. Быть может, предчувствие – это когда в солнечном сплетении жгутик нервов скручивается свастикой, как спиральные рукава галактик, и выжимает в сознание каплю интуитивного знания о будущем.
Или когда на затылок опускается невесомая, но ощутимая вуаль, на которой проступают контуры и конфигурации подсознательных решений. Наконец, если внутри позвоночника включается некий лифт, на котором с верхних заоблачных чакр к нижним спускается безмолвное знание, это тоже похоже на предчувствие. Всё можно представить как метафору, и предчувствие тоже. Проблема не в том, как его определять, а в том, что с ним делать, когда оно возникло. Когда мир начинает катиться к чертям, новостничие первыми попадают под его каток. И выдерживают стресс только те, кто покрылся толстой коркой профессионального бесчувствия.
– Опять? – участливо спросила Иринея, легко тронув его ладонь пальцами.
Он зажмурился, вздохнул и понял, что волна ушла, не захватив его сознание. Это радует. Сейчас было бы не вовремя. Очень не вовремя.
– Да нет, вроде бы отпустило.
Андрей с неохотой повиновался назойливому звуку и нажал на звонере кнопку ответа, не позволив комку спутанных внутренних ощущений оформиться во что-то предметное.
– Слушаю.
– Андрей, вы заняты?
Официальный тон помощницы главправчего42 ничего не выражал.
– Занят, но можно отложить.
– Очень хорошо, Андрей. Тогда Яков Магонович через пятнадцать минут ждёт вас у себя. Подойдёте?
– Конечно.
– Хорошо, передам ему. Не опаздывайте.
Андрей оторвал палец от кнопки и встретился взглядом с Ермаком Биармеевым. Его смена тоже заканчивалась, но он, судя по настрою, собирался работать сверхурочно. Биармеев вопросительно кивнул подбородком.
– К Невостребнеру, – пояснил Андрей. – Я просил об отпуске после испытательного.
В глазах новостничего43 появилось сочувствие.
– Думаешь, не даст? – спросил он.
– Не знаю. Вообще кому-нибудь давали?
– Чердыневой, например.
– Ну, так то ж Чердынева!
– Кто поминает меня всуе? – отозвалась Иринея Чердынева, начальник отдела экономических прогнозов. – И кто идёт в курилку?
– Я иду! – с ликующими нотками отозвался Ермак. – А тебе удачи.
Андрей жестом поблагодарил, встал из-за стола, потянулся, сходил за кипятком и сварганил себе травяного чая. Числоведы, звонеры, сосредоточенные лица сотрудников вестничества. За полгода он успел стать здесь своим.
– Когда наш стажёр потягивается, мне вспоминается фильм «Изгоняющий ракшаса44», – заметила уже немолодая Светлана Игоревна, весторианка из отдела новостей культуры. – Того и гляди из него что-либо изыдёт.
– Надеюсь, я сам изыду от вас, – парировал Андрей, прихлёбывая горячую терпкую жидкость. – В отпуск.
– Мм, так когда пьём? – осведомился Иоанн Маккавей, отиравшийся в офисе после очередной командировки.
Андрей только улыбнулся. На самом деле коллегам ни разу не удалось развести Андрея на выпивку. В Пригорстне-на-Танаисе на работе пили много и часто. Но там была душевная близость, доверие. Здесь совсем по-другому. Подсиживание, сплетни, подставы. Сболтнёшь лишнего и карьеры не видать. А он готов был отдать душу за то, чтобы пробиться наверх. Получив приглашение поработать на испытательном сроке в Новостоле, он за сутки продал всё что смог, купил билет в один конец и погрузился в череду трудовых будней. Он подумал, что не расслаблялся по-настоящему уже полгода. Стоила ли овчинка выделки? Постоянно в режиме соковыжималки…
На самом деле, зарплата стажёра в «Вестнике Евразилии» для восточной столицы была исчезающе мала, но испытательный срок подошёл к концу и долгожданные обещанные перспективы были совсем рядом. Андрей пока не считал, что покинул страту нищеты, но в условиях блокады быть нищим в Новостоле и в суровой южной Черкасии – большая разница. В верхних слоях нищеты гигаполиса можно было чувствовать себя относительно комфортно, если не замахиваться слишком на многое. Например, на серьезные отношения. Иногда ему казалось, что мужчина превращается в невидимку для женского пола, после того как его скромный уровень дохода становится для девушки очевиден. Андрей твёрдо усвоил, что единственный шанс для таких, как он – на вечер или два пустить пыль в глаза, пока не раскусили, сколько ты стоишь. Большинству этого достаточно. Но Андрей не считал себя большинством.
Возвратившись к экрану числоведа45, Андрей привычно позволил устройству считать своё лицо, чтобы подтвердить личность при входе во Всевед, проверил почту и хотел просмотреть результаты работы новостного сортировщика, обрабатывавшего свежие и архивные данные по его темам, но этому помешал вернувшийся из курилки Ермак с блуждающей на губах лукавой ухмылкой.
– Ну, ты перед походом к главному определился? – приглушённо хохотнул он. – Честь сберечь или отпуск получить.
Андрей отмолчался. В «Вестнике» ходили слухи, что Невостребнер предпочитает мужчин. Мысль о том, что ему могут сделать непристойное предложение в обмен на полный отпуск или хорошую должность, крайне угнетала его. Но шутить на эту тему с Биармеевым он не решился. У того была репутация если и не доносчика, то болтуна.
На экране открылось диалоговое окошко. Дистанционная связь с его личным рабочим пространством, хранящимся в государственной числовой палате, запрашивала Андрея, собирается ли он продолжить работу, или отключиться. Ниже мелко светился текст, подробно расписывающий выгоду, безопасность и сокровенность хранения личной информации на информационных мощностях государства, в отличие от этой же услуги у частников. Как же, как же. Сокровенность. Постыдились бы. Андрей прекрасно понимал, что за этими ритуальными фигурами речи скрывалась полная прозрачность всей личной информации, которую хранят что те, что другие. Но, увы, поправки к международному договору об информационной безопасности, принятые в Нордмании и некоторых других странах, на Евразилию не распространялись. Так что за создание, использование и распространение устройств, использующих технологию локального сохранения данных, можно было надолго загреметь в тюрьму. В раздумье он вычистил из своей ячейки всю личную информацию, поменял пароль и закрыл её. А, на всякий случай, удалил и все следы своего присутствия на рабочем числоведе. Потому что предчувствие говорило, что за своё стажёрское место он больше не вернётся.
Фигура помощницы, казалось, облучала всю комнату приворотным зельем. Андрей не успел запомнить, как её зовут. История увольнения её предшественницы была окутана флёром тайны и умолчаний; поговаривали, что секретами руководства она небезвозмездно делилась с конкурентами. Замену изгнаннице Невостребнер подобрал особенную: при всех своих соблазнительных внешних данных она совершенно не проявляла эмоций. Словно она и не человек вовсе, а искусственный организм с отключенной опцией эмпатии. Видимо, поэтому Андрей и не смог запомнить её имени: техноргам46 вместо имён более пристало иметь номера. Ручаться, что она человек, Андрей не стал бы. Может и правда, шеф купил свежую разработку дагонпортских умельцев.
– Вы опоздали на две минуты, – констатировала она. – Проходите, Яков Магонович ждёт.
Андрей проскользнул внутрь, к запахам кофе и кожаной мебели. Руководитель ждал, сидя на краю рабочего стола, выполненного в форме серповидной дуги. Едва войдя, Андрей натолкнулся на его взгляд и остановился, словно упёрся в преграду.
Как только он появился в кабинете, Невостребнер набросил на плечи деловой хламис47, взял со стола портфель и направился к выходу. Поравнявшись с Андреем он взял его за плечо и повлек за собой.
– Ярый, извините меня, мой график резко поменялся, и на работе нам поговорить не удастся. Как вы смотрите на то, чтобы всё обсудить на тренировке? По плану она у меня с утра. Но утром я лечу в Древлестол, так что приходится перестраиваться на ходу.
Андрей попробовал возразить, но начальник, похоже, возможность отказа и не рассматривал.
– Да ладно вам стесняться, – добродушно проронил он. – Нужно экономить время. И потренируемся и всё обговорим. Речь не только о вашем отпуске, у меня для вас сюрприз.
Слова Ермака запылали в мозге, словно кто-то плеснул туда спирта. Неужели всё идёт к тому, на что он намекал?
В коридоре к ним присоединились двое телохранителей главправчего. В груди у Андрея неприятно заныло. Вчетвером спустились на подземную парковку под зданием. Охранники осмотрелись, проверили салон поисковыми щупами, убедились, что там нет подслушивающих или взрывных устройств. Андрей сел слева на заднее сиденье, рядом с Невостребнером.
– В «Бодронрав», – скомандовал Невостребнер. Один из охранников ввел данные в автомобильный числовед и машина мягко тронулась по намеченному маршруту.
– Как вам сегодняшние новости? Резолюция СБСР очень жёсткая.
– Все в шоке, – уклончиво признался Андрей.
– Ответ будет страшным, – процедил Невостребнер куда-то в пустоту впереди себя. Взгляд его казался остекленевшим. – Реально за атакой прахманов стоят официальные власти Брамистана. Это они передали им эфирную бомбу. Но обвинят во всём, как всегда, Ариан.
– Вы серьёзно?
– Серьёзнее некуда. Боюсь, Тимур XIV с минуты на минуту объявит войну, или нанесёт ракетный удар без предупреждения. Двести тысяч трупов на месте развороченного Мараканда48. Полстраны загажено выбросами уничтоженных химических предприятий. Это не шутка.
– Но ведь Ариан даст сдачи. Армия у них неплоха. Ахурамаздад – упрямый политик, и на шантаж не поддастся. К тому же, вы сами говорите, что он не причём.
– Это большая политика. Игра идёт не против Ариана. Цель – Кхмерское царство. Магонике нужна нестабильность на границах всемирной фабрики. И они её получат. Когда им нужно было вывести из игры Арамею, хитрые кенааниты использовали атаки последователей Арходрогора как повод вторгнуться на её территорию, для зачистки пустынных баз прахников. Схема провокаций отработана.
– Это слишком простое объяснение.
Яков Магонович прервал созерцание пустоты и повернулся к Андрею.
– Подоплёка закулисной игры конкретно вокруг этой страны была в том, что магониканские корпорации всерьёз решили опустить сабейских49 поставщиков солнечной энергии. Разрушенную инфраструктуру восстанавливать очень дорого – сам знаешь, в каком дефиците сырьё. Цены выросли, а конкурентов с рынка убрали. Тогда-то статер и стал мировой валютой. А кельты, нордманы и славяне сегодня только на словах самостоятельны, а на деле смотрят в рот политикам из Картхадаста50 и Дагонпорта.
– Я всегда считал такую позицию слишком конспирологичной.
– Конспирология, Андрей, наше всё. Думаете, Четвертьвековая51 война закончилась? Нет, она продолжается, только ведётся другими средствами.
Ряды высоток расступились, обнажив старые ухоженные фасады домов, построенных еще до эпохи ревнителей равенства. Безразмерное тело человейника, кишащее людьми, покинувшими свои деревни и городки ради лучшей жизни, в этой своей части было хоть немного дружественным к человеческому взгляду.
Машина подкатила к фасаду «Бодронрава». Судя по моделям автомобилей на стоянке, тренировались тут исключительно представители элиты.
Покинув машину они вошли в прихожую и направились к привратнику за стойкой. Андрей размышлял, к чему главный решил устроить ему краткий курс политинформации. Формальности были улажены, Андрей получил карточку временного пропуска. Его немного ободрило то, что охранники остались в фойе, а не поднялись с ними в раздевалку.
– В своё время, когда мы ещё только создавали проект «Озноб», мне довелось быть в командировке в Кенаане52 – невозмутимо вернулся к разговору Невостребнер, облачаясь в тренировочный костюм. – Там потрясающее количество археологических памятников. Вам не доводилось бывать?
– Нет, я только в Укровии заграницей был. Если считать это заграницей.
– Давно?
– Довольно давно. Ещё до аварии на Данапрагидростане53. Ну и потом по работе приходилось бывать.
– Да, да, командировка в Богоросию. Хорошо сработали, очень профессионально. После неё вас и рекомендовали к нам в государственное вестничество.
Андрей промолчал. Профессиональной была ложь, а не работа. Память старалась вытеснить события этой весны. Кошмар сожжённых дотла слобод, обгорелые тела «заражённых». Которые больны были разве что надеждой на воссоединение с Евразилией. Запугивание со стороны миротворцев, компромисс с совестью и итог – враньё.
А ещё слова того чудака, который в конце командировки, после подавления восстания, подошёл к нему в корчме и прошептал на ухо фразу, застрявшую в голове. Всякий раз придя на ум, она причиняла боль, словно под лопаткой ворочался осколок укровичской мины.
– Ты кое-что забыл, – сказал тогда незнакомец, робко пряча гитару за спину. – Забыл одну древнюю фразу. «Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит своё, ибо он лжец и отец лжи». Задумайся, кому ты служишь.
Сразу после того, как в Тарквиниях при посредничестве миротворцев был подписан план переходного периода, Андрей вернулся в Пригорстень-на-Танаисе. Там его неожиданно настигло приглашение в «Вестник Евразилии», и после переезда он больше не был в Богоросии.
В детстве он провёл там у родных не одно лето. Воспоминания и старые друзья неизбывно звали их проведать, но что-то мешало. Стыд?
– Кенаан – удивительная земля, – по дороге в тренажерный зал тянул нить монолога Яков Магонович. – Их порабощали множество раз. Персы. Эллины. Скифы. Нашествие прахопоклонников стёрло древнюю страну с лица земли. И всё же, много позже, после провозглашения независимости от Александрополя, многие кенааниты вернулись на историческую родину и смогли возродить страну, где людям действительно комфортно жить. Конечно, влияние диаспоры в Транскенаанике много значит. Она здорово помогает прародине, и граждане этого осаждённого арамеями и эллинами анклава более защищены, чем кто бы то ни было на планете. Но теперь никто не чувствует себя в безопасности. Эти фанатики, которые взрывают себя ради того, чтобы помешать строительству храма Баала на месте Праховой горы… Хирамиты во что бы то ни стало хотят его восстановить, и компромисса тут не будет. Кровь продолжит литься. Магоника уже не так рьяно защищает землю предков. Народ давно ассимилировался, и бал всё больше правят жрецы не Баала, а Теотиуакана54, традиции отмирают… Подайте-ка блин на двадцать пять. Ага. И с другой стороны цепляйте. Подстрахуете?
Андрею ничего не оставалось, как стоять у изголовья Невостребнера, пока он, пыхтя, выжал восемь повторений. Главправчий с рыком выдохнул воздух и толчком забросил штангу на стойки.
– Вам понадобятся полегче блины, – восстанавливая дыхание, произнёс шеф.
– Нормально. Сделаю с этим весом. Я раньше занимался.
Я много чем раньше занимался, подумал Андрей про себя. Правда, всё это как-то не понадобилось. Ни мышцы, ни навыки борьбы. Чтобы профессионально брехать, достаточно языка.
Штанга сделала двенадцать подъёмов и опустилась на место. Пока Андрей выполнял подход с 70 килограммами, Невостребнер развивал начатую мысль:
– Жалею, что не решился тогда на переезд. Профессиональные перспективы выше, а родни в Кенаане у меня больше, чем здесь. Уровень жизни, обеспеченная старость. Всё было в пользу эмиграции. И всё же что-то меня остановило. Быть может интуиция. Быть может, у высших сил на меня были свои планы здесь, в Евразилии. И вот теперь, спустя дюжину лет, я понимаю, что был прав, оставшись.
– А что изменилось? – спросил Андрей. – Вроде бы всё по-прежнему, гнёзда прахманов там постепенно давят. И додавят. А у нас всё грустно. Страна расползается в клочья, как трухлявый хитон.
Сердце частыми толчками посылало по разогретым сосудам порции крови. Андрей оглядел зал. На наклонной доске упорно изматывала брюшной пресс тощая девица, судя по стоимости костюма – жена не меньше, чем волостного наместника, или дочь воеводы средней руки. Пара одутловатых мужчин, в которых спортивной была только экипировка, вяло перебрасывались словами, глазея на её тело. Ещё один, отдыхая после выполнения подхода, потягивал какое-то пойло, употребление которого обещало помочь ему нарастить мышцы. Из соседнего зала доносился методичный стук; в зеркале отражался неопределённого возраста и статуса человек, измывавшийся над снарядом для битья.
– Это только кажется, что у них всё в порядке, – сообщил Невостребнер, закончив второй подход. – А на самом деле обстановка такая, что прародина кенаанитов балансирует на грани.
– Это как? – поинтересовался Андрей, начиная выполнять новую серию жимов.
– А так, что спасти их уже может только чудо. Или нужна глобальная война.
На этот раз Андрею удалось выполнить едва девять подъёмов штанги; с непривычки мышцы не были готовы к большему числу повторений с таким весом.
– Судя по новостям, война не за горами.
Шеф покосился на него, и не комментируя начал третий подход. Андрей наблюдал, как в зале появилась вторая тощая девица, к которой торопливо подошёл тренер. После короткого диалога они вдвоём направились к тренажёру. Тренер продемонстрировал правильную технику проработки ягодиц, поменялся с девицей местами и принялся репликами корректировать технику её движений. Андрей не смог для себя определить, чего в его взгляде было больше: профессиональной озабоченности или более биологического интереса.
– Какой сценарий будет выбран, мы скоро узнаем, – выдохнул Яков Магонович, перебираясь к следующему снаряду. – Но ясно одно: начнётся это в ближайшее время. Речь идёт о днях. Я подчёркиваю, о днях, потому что время на исходе.
У Андрея были вопросы. Но он решил их приберечь на потом. Тревога, с которой он покинул офис, только усилилась, но усиливали её вовсе не прежние подозрения, а слова руководителя. Яков Невостребнер был вхож во многие двери в Древлестоле и Новостоле, обладал весомыми связями в Вечевой палате55, имел выход на влиятельные круги за рубежом. В том, что он действительно владеет информацией не для всех, Андрей не сомневался. Вот только зачем он делится этими намёками с ним?
Следующие несколько упражнений они проделали, обмениваясь только фразами, непосредственно относящимися к тренировке. После зала шеф настоял на том, чтобы расслабить в бассейне налитые кровью мышцы. Плавание сегодня уж точно не входило в планы, но Андрей решил не упрямиться. Главным образом потому, что Невостребнер его заинтриговал.
Тот не спешил раскрывать карты, словно выбирая удачный момент. После каждого заплыва подробно расспрашивал о Богоросии, Пригорстне, давнишних и свежих событиях. У Андрея были причины не слишком распространяться о себе, так что о многих деталях он предпочел умолчать. Но выяснилось, что о его житии до переезда шеф тщательно навел справки. Соври Андрей, и шеф тут же раскусил бы, что он лукавит. По некоторым нюансам Андрей догадался, что значительную часть сведений Невостребнер вряд ли нашёл во Всеведе или выспросил у общих знакомых. Его осведомленность выдавала наличие связей в Охранном приказе56. Мимоходом он упомянул псевдонимы, под которыми Ярый публиковал свои первые, крамольные материалы. В том числе тот, который стоял под публикацией, автора которой до сих пор ждут в суде Черкасии. Вся прежняя жизнь Андрея, казалось, была Невостребнером изучена под микроскопом, классифицирована и разложена по формалиновым склянкам, словно части тела разделанного подопытного животного. Пожелай шеф засадить Андрея, он мог просто поделиться некоторыми эпизодами с любым страбезом. Но в его планы это явно не входило, поэтому о неприятных фактах биографии он упомянул вскользь, без осуждения, будто невзначай. Андрей понял, что ему снова придётся заниматься чем-то неприятным, и избежать этого не удастся, так как все марионеточные веревочки Яков Магонович держал в кулаке.
После четвертого или пятого заплыва Невостребнеру позвонили. Он выбрался из бассейна, смешно вытряхнул воду, попавшую под шапочку, и вслушался в шёпот звонера.
– Да. Думаю да, сомнений нет, – протянул он, скользя глазами по телу Андрея, словно изучая. – Если у них будут дополнительные вопросы, они сами проверят.
На этом разговор завершился. Невостребнер промокнул влагу полотенцем и присел на скамейку опричь бассейна, жестом приглашая присоединиться. Андрей выбрался на сушу.
– Я сам из провинции, – заметил главправчий, потягивая тонизирующий напиток. – Ради успеха, конечно, на многое идёшь. Чтобы продвинуться хоть на шаг, нужно многим жертвовать. Многим и многими.
Андрей подумал, что вот прямо сейчас хорошо, что он мокрый. Потому что иначе проступивший пот был бы заметен. Стыдно. Шеф видел его насквозь, но стыдно было не перед ним, а перед собой. Не потому, что ради карьеры он уподобился блуднице, но потому что чувствовал себя глупым и слишком запутавшимся, словно завравшийся ребёнок.
– Я делал то, что считал в тот момент правильным, – честно признался Андрей. – Думаю, вы меня понимаете.
Невостребнер, в своё время создавший наиболее крамольный журнал старой столицы, а теперь, через невообразимые кульбиты судьбы стоящий у руля одного из ведущих государственных рупоров Евразильской империи, понимал это как никто другой. Но понимал, очевидно, по-своему. И то, как именно он это понимал, видимо, подтолкнуло его в этот момент оставить ходить вокруг да около и перейти к сути.
– Прекрасно понимаю. И, право же, здесь нет ничего постыдного. Вы стесняетесь своей командировки в Богоросию, это естественно. Но, как я уже говорил, жертвы неизбежны. Особенно сейчас, в такое сложное время. Рекс57 Нордмании Вальдемар Семнадцатый заявил династические права на Древлестолье. Конунг ещё юнец, но у него хорошие советники, они выбрали удачный момент, когда вступить в борьбу за евразильское наследство. Это означает либо войну, либо распад Евразилии. Нельзя допустить сценария поглощения северянами Древлестолья, или продолжения губительного курса на конфронтацию с мировым сообществом. Так что тектонические сдвиги в политике будут происходить быстрее, чем народ успеет прийти в себя. В этой ситуации нам просто необходимы надёжные толковые люди, на которых можно положиться. Я сожалею, что вам, с вашим опытом, так долго приходилось прозябать у нас на вторых ролях, но уверяю, это позади.
Андрей оказался в двусмысленном положении. Увы, шеф превратно понял его последнюю фразу, но он никак не мог сообразить, как сообщить об этом. Невостребнер потратил на него столько времени не для того, чтобы услышать отказ. Начни он отнекиваться, на карьере можно смело ставить крест. А может и нынешнее рабочее место не долго будет помнить тепло его чресел. В своё время Андрею просто повезло, и никакого специфического интереса властей к своей персоне он не отмечал. Но теперь он знал, что псевдоним его вовсе не уберёг. Его провинность просто положили под сукно, чтобы, если понадобится, вытащить в нужный момент.
Теперь мучившее его предчувствие оформилось более четко, контурно, и в этих очертаниях Андрей увидел клубящиеся перемены. Ему хотелось перемен, но иных, живительных изменений. Сбежать из новостничества строгого режима, от ежедневной информационной повинности, от постылой буквовожималки. Однажды пойдя на компромисс с совестью, трудно остановиться. Но, быть может, новый компромисс позволит, наконец, больше никогда не идти на компромиссы?
Андрей попытался состроить подобие улыбки и уставился Невостребнеру прямо в глаза. Вместо улыбки получилась довольно нервная гримаса, однако эффект вышел как раз нужный. Яков Магонович улыбнулся:
– Давайте к делу. Хватит терять время, нужно строить будущее. В том числе, наше личное будущее.
Он многозначительно поднял руку в каком-то знаке, который Андрей не уловил, так как край полотенца от неловкого взмаха хлестнул его по лицу. Невостребнер принялся извиняться. Андрей в ответ отмахнулся – мол, всё нормально. Шеф в извинительном жесте приобнял его за плечи. Андрей напрягся как струна, однако никакого развития жест далее не получил. Невостребнер сделал вид, что неловкой ситуации не было.
– Думаю, мы с вами друг друга поняли. Поэтому у меня есть для вас поручение. Готовы развеяться в командировке?
Андрей хмуро молчал. Похоже, вожделенного отпуска не будет.
– Признаюсь, я намеревался лететь с вами. На первый раз, так сказать, чтобы вы чувствовали себя увереннее. Но этот кризис власти… Без законного монарха процедура выборов нового державного посадника58, как бы, не совсем законна. Могут возникнуть различные международные осложнения. Я отправляюсь в Древлестол. Выборы должны пройти без сюрпризов и нужно обсудить там некоторые аспекты нашей информационной повестки. Так что с вами я, увы, не полечу. С другой стороны…
Главный взял многозначительную паузу, потом продолжил:
Это даже к лучшему. На этом направлении мне нужен надежный и, подчёркиваю, соображающий человек. Командировка, можно сказать, станет для вас боевым крещением… Неудачно выразился. Проверкой в деле. Но одновременно и самим делом. Мы считаем вашу кандидатуру подходящей. Посмотрим, справитесь ли. Если не потянете – что ж, значит мы в вас ошиблись.
Невостребнер изобразил зловещую улыбку уголком рта. Андрей невольно отзеркалил его гримасу.
– Шучу. На первом этапе от вас ничего сверхъестественного не нужно. – Яков Магонович улыбнулся: – Ах да, отпуск. Обещаю, после командировки будет отпуск с последующим повышением.
У Андрея отлегло на душе. Первая позитивная фраза во всём разговоре.
– Увы, месяц отдыха я вам позволить не смогу. Но две недели у вас будет. После выборов. А отпускные сегодня же переведут вам на счёт. Идёт?
Андрей всё ещё не отвечал, словно у него речь отобрало. Главправчий заговорщицки понизил голос:
– Потянете это направление – немедленно покинете когорту подёнщиков, которые ходят на работу как на барщину. Условия будут на порядок комфортнее. А деньги, хорошие деньги, вам буду платить уже не я. И в твёрдых статерах59.
– Неожиданный поворот. А кто?
– Фонд Свороса60. Очень надёжный работодатель. Особенно если учесть, что в ближайшей перспективе от доброй воли учредителей Фонда и Глобанка будет зависеть, что наши сограждане положат в желудок.
Фонд Свороса? Главный спонсор Совета по Безопасному и справедливому Развитию? Андрей присвистнул. В голове наконец сложилась мозаика. Он понял, куда шеф намеревается его командировать: фактически, на выездную встречу влиятельного элитного клуба, завуалированную под международный форум. И форум этот стартует послезавтра здесь, в Соберике.
Конечно, месяц отдыха, о котором он мечтал почти с первого дня работы в «Вестнике Евразилии», был вожделенен, но перспектива карьерного роста была важнее. Возвращаться за подготовку рутинных материалов и сюжетов не хотелось. Нельзя просто так взять и перестать быть лидером. Кто однажды был руководителем, пусть и небольшой команды, тот навсегда сохранит вкус к управлению. Хотелось отвечать за что-то большее, снова руководить самому, хоть крошечным отделом. Лишь бы степень личной свободы выросла хоть на толику. И эта перспектива сильно перевешивала две лишних недели безделья. Большая часть его однокашников и коллег по цеху влачили жалкое существование, подрабатывая, чем придётся. Если сейчас он откажется, рискует вылететь в никуда. Так что предложение Невостребнера выглядело не просто стоящим, но просто сверхщедрым. Оставалось выяснить, в чём подвох.
– Значит завтра отправляться на Телецкое?
– Именно.
– Выглядит привлекательно. Если я соглашусь, что я должен делать? Это что-то специфическое?
Яков Борисович поджал губу и слегка развёл руки:
– Не спорю, некоторая специфика в этой работе есть. Но она не особо отличается от того, что вы делали раньше. Всех деталей я не знаю, но на форуме будут обучающие семинары, где Фонд Свороса куёт кадры для своих миссий. После семинаров градус вашей компетентности изрядно вырастет. Насколько сочтут нужным для вашего участка работы.
– Конечно, – заметил Андрей, пытаясь изобразить понимание, превышающее его нынешний градус компетентности. – Уверен, это интересное направление.
– Вы встретитесь лично со Своросом, послушаете его и других гостей, намотаете себе на ус. А когда вернётесь, я обрисую вам новый круг обязанностей. Организационную и техническую помощь вы получите. Про то, что обо всём услышанном не стоит распространяться, я даже не напоминаю. Будем работать. После выборов Евразилии будут крайне нужны такие, особо подготовленные специалисты. Покойный царь начудил, а нам разгребать за ним. Пора заканчивать это бессмысленное упорство и снова вливаться в цивилизованный мир. Обмозгуйте всё серьёзно. Передумать будет нельзя.
Андрей понял, что шанса отказаться у него, в общем, и не было, так как его кандидатуру заранее согласовали с кем-то там, наверху, а всё происходящее – просто церемониальные формальности.
– Я полагаю, моя фамилия там уже в списках, – сказал он.
– Совершенно верно, ты попал в точку.
То, что шеф перешёл на ты, видимо, должно было означать некий новый доверительный уровень отношений.
Андрей выждал паузу и кивнул. Невостребнер улыбнулся:
– Как говорится, будь готов! И помни: главная награда за наш труд лежит вне сферы материального.
Андрей внезапно ощутил странный холод, несмотря на то что температура в помещении не изменилась. Он понял истинную природу своего предчувствия. Кажется, он только что позволил втянуть себя во что-то жутковатое, существующее совершенно вне его контроля. Что-то туманное и опасное. Как тёмная комната, нашпигованная молчаливыми змеями.
– Будь готов… – сдавленно ответил он, перенимая кистью хитроумные движения ритуального рукопожатия. Ну, а что он ожидал? Что Невостребнер начнёт сыпать цитатами из «Завещания Хирама»61 или прямо в спортзале начнёт какой-нибудь обряд из таинства Гильгамеша62?
– Ну что ж, теперь можно и попариться. Идём?
– Мне бы уже домой, – выдавил Андрей. – Сегодняшняя тренировка получилась очень… насыщенной.
Невостребнер рассмеялся:
– Андрюш, да не переживай ты так. Я не буду тебя соблазнять. В твоём досье чётко сказано, что к мужчинам ты равнодушен. Да это и так видно. Или ты думаешь, что древние обряды посвящения до сих пор неукоснительно соблюдаются? Брось. Ты в каком веке живёшь. К тому же, большая часть представлений о наших церемониях – мифы.
Андрей нашёл силы сохранить самообладание и не выдать никаких эмоций.
– Вы не так поняли. Просто завтра день очень ответственный. И нужно тщательно подготовиться.
Невостребнер кивнул, открыл свой звонер и сделал несколько касаний.
– Это похвально. Тогда до встречи. Я тебе отправил кое-какие данные, на Форуме понадобятся, ознакомься. Деньги тоже перевёл. Там интересная сумма.
– Спасибо.
Они прошлёпали по ступенькам и вышли в раздевалку. В голове у Андрея вертелось стихотворение приписываемое Ганнибалу. Как говорят источники из библиотеки Картхадаста, эти строки родились из под стилоса полководца, когда он принял решение захватить власть в столице:
«В длани ладан поднят к небу;
Вопль исходит мой к богам –
Якорь поднят: путь к победе!
Или к смерти от врага!»
Якорь действительно поднят, и теперь уж, как говорится, со щитом или на щите. Ганнибал знал, что адонаи63 и аддиры64 Картхадаста, напуганные его победами и влиянием, сместят или убьют его. Он использовал свой шанс и получил всё – титул, власть и возможность провести давно назревшие реформы, которые привели его страну к величию и могуществу на тысячелетия вперёд. Для Андрея же шанс заключался всего лишь в том, чтобы вырваться из рутины и немного подняться. И дело только в том, как им распорядиться.
– У меня вопрос, – осмелел Андрей. – У кого больше шансов стать государственным посадником Евразилии? У промышленника высшей гильдии65 Худоконского или у державного воеводы66 Барагозина?
– А какая разница? – широко усмехнулся Невостребнер. – Они оба наши.
Андрей снял наличных денег в дорогу, а на ужин накупил, наконец, яств, на которые почти никогда не позволял себе раскошелиться. Сидя перед приёмником всевеста он набрасывался на еду, как волны на берег. Жизнь налаживается, вроде. Главное не испортить всё, как обычно. Он набрал родительский номер и ждал дольше обычного, но тщётно. После того, как той ночью, несмотря на все просьбы и упрёки, он уехал, они больше не желали его слышать. Он привык считать, что ему не могли простить того, что он бросил Пригорстень, друзей и свою семью ради призрачного успеха в далёком Новостоле. Черкасия не прощает и меньшего.
До отлёта оставалось около четырёх часов. Можно было бы вздремнуть, но дурацкий мозг, как обычно, отказывался стать на паузу. Фоном шёл кенаанский сериал о борьбе первых картхадаштских колонистов с народом майя, в котором играла его любимая актриса, но следить за сюжетом было лень. Он приглушил звук и вполглаза смотрел на шикарные пейзажи, в которых разворачивалось действие – похоже, они были главным достоинством сериала. Один из героев, как раз, двигался через непроходимый лес к побережью, чтобы позвать на помощь соратников. Андрей клевал носом, пока, наконец, не растворился в этом лесу, слившись с персонажем.
… Солнце клонилось к закату, когда заросли, наконец, расступились и он оказался у пропасти, отделявшей его от цели. Да, это то самое место, о котором он искал прорицания, и за которое отдал столько жизней. Чужих жизней. Ненавистных, но полезных жизней.
– Начинайте.
Спутники повиновались. Они вымуштровано стали соединять фрагменты моста между собой. Выдолбленные лодочкой половинки брёвен меньшего диаметра вкладывались в брёвна потолще и скреплялись клиньями, на которые слуги лили воду для прочности. Последнее бревно было самым коротким и тонким, так что в нём едва ли помещалась его стопа. А первое, которое должно было оставаться на этой стороне и уравновешивать конструкцию, было столь тяжёлым и толстым, что его едва тащила шестёрка быков.
Он кивнул, отдавая новый приказ. Собранный на краю пропасти мост приподняли над скалой за один конец блоками, шестами постепенно разворачивая в сторону Башни. Противовес затрещал и стал крениться в сторону пропасти, грозя сломать упор, когда лёгкий край был уже в нескольких локтях от противоположного края.
– Держите! – хрипло крикнул он. – И вы!
Наёмные воины, до этого молча взиравшие на происходящее, неуверенно присоединились к остальным. Конструкция устояла.
Шесты впивались в брёвна уже у самого толстого основания моста, пытаясь сдвинуть его ещё хоть на ладонь. С рыком, напоминавшим звериный, он оставил лук и колчан на камне и навалился на блок вместе с остальными.
Мост коснулся уступа башни, царапнул его, свалил в пропасть несколько камней и, наконец, прочно засел в расщелине.
– Останься здесь, – остановил он сына, приготовившегося идти с ним. – Это только для меня. Тот скрипнул зубами от досады, но отступил.
Он не боялся высоты. Но сейчас придётся быть менее нетерпеливым, чтобы не испортить дело. Шаг за шагом он двинулся к башне, останавливаясь, когда мост начинало раскачивать. Колья разбухли, и пока держали части воедино, но вес был слишком большим, и надо было соблюдать осторожность.
Рука поискала подходящую неровность, пальцы намертво вцепились в неё. Рывок – и мускулы перенесли тело на стену. Сзади послышались одобрительные крики, хлопки и улюлюканье. Отряд радовался, что Господину удалось задуманное, к чему они шли так долго и трудно.
Башня ярусами уходила вверх, казалось, до небес. Пропасть внизу была поразительно глубока, и страшно было представить Силу, которая создала её в своей ярости. Башня была идеально неприступна. И только здесь, в этом единственном месте давнее землетрясение низвергло несколько гор, заполнив пропасть, так что к Башне стало возможно подобраться поближе.
Другого шанса может и не быть. Он прошептал про себя нужные слова и стал простукивать стены башни. Глухой сплошной камень. Ничего. Он прошёл весь уступ, свершая свой ритуал, и не добился результата. Тогда он тем же путём двинулся назад, прижимаясь к камню, стараясь уловить даже слабый звук.
Ему повезло там, где он уже буквально висел одной ногой над пропастью. Пустота в стене ответила ему более гулким звуком. Он задышал часто и взволнованно. Наконец-то!
Слова древнего единого языка, который он изучал по источникам, собранным после того как схлынули воды Потопа, вновь зазвучали над бездной. Он увидел, как мелкая пыль стала отрываться от камня и опадать долу, затем серая поверхность как паутиной подёрнулась сеткой трещин и просела внутрь. Он сквозь стену почувствовал, как кто-то могучий ворочается с той стороны. И было неизвестно, в каком настроении.
– Кто бы ты ни был, смертный, доверши начатое! – раздался из темницы хриплый клёкот. – Выпусти меня скорее.
– Терпение, мой друг.
– Клянусь, я убью тебя!
– Боюсь, это обещание затруднительно выполнить.
Голос затих на время. Слышно стало, как он втянул ноздрями воздух.
– Ты иного семени, – удивлённо протянул голос. – Чего ты хочешь?
– Другой разговор! Мне угодно получить услугу.
Камень снова стал затвердевать, и дыхание стало слышно хуже.
– Скорее говори!
– Я ищу Ярлык. Поможешь?
– Ты знал, кого искал и знаешь, кого нашёл. Зачем ты просишь о том, что я не могу выполнить? Как мне помочь, если я лишён плотского облика.
– У тебя будет то, что нужно, – сказал он, закрыв глаза и прислонив ладонь к отдушине в камне. – Я предлагаю тебе свой сосуд.
– Хорошо! Я помогу тебе, смертный иного семени. Назови своё имя, и я войду в тебя.
– Нимруд, – сказал он, помедлив. – Можешь звать меня так.
Андрей почувствовал, будто ему в лёгкие залили расплавленную медь и судорожно вцепился в скалу, чтобы не сорваться в пропасть. Что-то вошло ему в грудь, бесцеремонно и нетерпеливо, расталкивая внутренности и выжигая душу. Он проснулся от собственного вскрика, отбросил мокрое от пота одеяло, свалился с кровати и стал хвататься за пол. Головокружение остановилось. Он поплёлся в уборную, подставил голову под кран и долго стоял под ним, успокаиваясь. А потом горько усмехнулся и поздравил себя: приступы реалистичных кошмаров, когда-то преследовавшие его во сне и наяву, снова вернулись.
Он взял вещи, погасил свет и захлопнул квартиру.