1586 год, Лима, владения испанской короны в Перу
Колокола церкви Санта-Мария отзвонили терцию, третий час после восхода солнца. Хосе де Акоста имел привычку вставать на рассвете, присутствовать вместе с братьями-иезуитами под сводами церкви Санта-Марии на приме, возвещавшей о начале дня; затем он завтракал и приступал к работе.
Февраль выдался жарким. Профес-иезуит Хосе де Акоста расположился в своём просторном кабинете на втором этаже университета Сан-Маркос. Благодаря ему и стараниям его сподвижников некогда небольшая монастырская школа, основанная в здешних местах орденом святого Доминика, превратилась в одно из крупнейших учебных заведений Нового Света.
Окна кабинета были распахнуты. Иногда в помещение проникал вожделенный ветерок, доносящий свежесть океана и реки Римак, в устье которой располагался город. Профессор трудился над очередной рукописью, твёрдо вознамерившись доказать своим многочисленным оппонентам, в том числе и вице-королю Перу Франсиско де Толедо, наличие у местных племён собственной письменности. И она не что иное, как узелковая система кипу (на кечуа – языке инков – «quipu» означает «узел»).
Профессор взял в руки связку, любезно подаренную ему одним из городских индейцев-кечуа, и стал бегло перебирать пальцами многочисленные верёвочные сплетения и узелки, изготовленные из шерсти ламы. Тот же самый абориген научил иезуита читать кипу. Отложив связку, учёный принялся быстро, царапая пером пергамент, записывать собственные мысли. Затем он бросил беглый взгляд на юпану, лежавшую на столе. Принцип работы этого счётного устройства инков также следовало бы описать, но время на всё взять негде. Профессор решил, что юпана напоминает ему абак[5], также счётное устройство, некогда применяемое в древних Риме и Греции.
День клонился к вечеру, колокола Санта-Марии возвестили о начале вечерни. Иезуит, оставив своё занятие, поспешил в церковь.
Богослужение принесло Акосте душевное равновесие, в котором он так нуждался в последнее время. Вот уже год, как он скорбел о пропавшей экспедиции, возглавляемой его коллегой Пабло Хосе де Арринагой, преподавателем риторики университета Сан-Мартин.
Арринага, выходец из небогатой семьи города Вергара, был по происхождению баском. А те, как известно, от рождения слыли людьми смелыми, упорно идущими к достижению поставленной цели. Шесть лет назад Пабло окончил колледж иезуитов в Мадриде. Именно там он прочитал многочисленные труды учёных мужей о таинственной стране инков Пайтити. Ещё будучи новицием[6], Пабло решил во что бы то ни стало отправиться в Новый Свет и найти последнее убежище инков.
Со свойственным ему тщанием молодой иезуит, ссылаясь на документальные источники, составил подробный доклад о предполагаемом расположении Пайтити, который представил вице-королю Перу Франциско де Толедо. Секретарь последнего досконально изучил объёмистый труд Арринаги на предмет возможности пополнения казны Перу и Испании, если выделить средства на поиски затерянного Пайтити. Пребывая в сомнениях, он поделился своими соображениями с советниками; те же, ознакомившись с докладом монаха, пришли к выводу, что экспедиция в Пайтити может принести золото.
Вряд ли конкистадоры во времена Писарро[7] смогли полностью завладеть драгоценным металлом. Да и последняя военная операция под руководством вице-короля окончательно подавила сопротивление инков. Испанцами был подписан договор с вождём Титу Куси Юпанки, согласно которому, аборигены утрачивали свою независимость в Вилькабамбе[8]. Территория становилась доступной для колонизаторов, что позволяло беспрепятственно отправлять новые экспедиции на поиски Пайтити.
Но прежде чем отправить свой доклад вице-королю, Арринага отдал его на строгий суд своего коллеги Хосе де Акосты. Профессор тщательно ознакомился с ним…
Из доклада монаха-иезуита Пабло Хосе де Арринага о землях Пайтити.
Лима. 1585 год
«…Пайтити, по моему мнению, – это название местности (возможно, реки или озера) на языке инков, расположенной восточнее Кордильер (Анд) на территории Амазонии, которая в данный момент представляет собой спорную территорию между Испанией и Португалией. Вероятнее всего, речь идёт о некой богатой стране, которую ещё много веков назад заселяли инки. После появления на континенте европейцев многие инки покинули свои города в Перу и устремились в Пайтити.
Существует ряд документов, в которых путешественники, а также охотники за рабами и различного рода авантюристы, которыми наводнён Новый Свет, упоминают Пайтити как живой город. Его называют также Мохосом или Мусусом по одноимённому притоку Амазонки, на берегах которого раскинулся город. В переводе с языка кечуа Пайтити означает “металлический город” или “город из металла”, вероятнее всего, золота, почитаемого инками.
Ещё в Мадриде я ознакомился с документом, датированным 1525 годом, связанным с первой экспедицией Франциско Писарро и Диего Альмагро, которую они предприняли в поисках Золотого города в стране Биру (Перу). Не буду излагать всем известные факты покорения Перу и последующих экспедиций Писарро, отмечу лишь, что за пленение короля инков Атауальпы был предложен огромный выкуп в виде изделий из серебра и золота.
Согласно докладу нотариуса Педро Санчо, губернатор Франсиско Писарро со своей прислугой и переводчиками получил при его разделе 18 июня 1533 года золота – 57 220 песо и серебра – 2350 марок.
Сам Писарро считал, что инки привезли выкуп из Золотого города, который он именовал Эльдорадо. Эти сокровища на кораблях тайно доставили из Перу в Севилью в конце 1533 года, и чиновники, составлявшие его опись, пришли в немалое удивление, если не сказать, в восторг при виде такого несметного богатства.
Некий Сьеса де Леон, путешествуя с отцом-торговцем по землям Севильи, случайно увидел, как разгружали сокровища из выкупа Атауальпы, что и побудило его уехать в Южную Америку. Он же в 1553 году в своей книге “Хроника Перу” сделал запись: “Когда я посетил Куско, то случайно услышал разговор среди инков. Они рассуждали о том, что выкуп Атауальпы составил лишь малую долю тех сокровищ, что хранились в их храмах и захоронениях в провинциях, в частности, Пайтити. Для наглядности один из инков зачерпнул из миски горсть маиса и показал её нам, добавив, что большая часть сокровищ инков находится в тех местах, до которых мы, христиане, никогда не доберёмся…”[9]
Изучая документы, относящиеся к временам первых конкистадоров, я обнаружил “Доклад о происхождении и правлении Инков”, составленный в 1542 году писцом-переводчиком Хуаном де Бетаносом. В своём труде он приводит сведения о вожде Пачакути Инке, сыне бога Виракоча. Пачакути завоевал оружием многие земли и все поселения Кордильер, а там, где не мог добиться подчинения силой, действовал лестью и подарками, особенно в провинциях Чунчос, Мохос и Андес, дабы иметь свои крепости на реке Пайтити.
Краткое сообщение о реке Пайтити, датированное 1544 годом, имеется у Кристобаля Ваки де Кастро в связи с завоеваниями Инки Пачакути:
“…Тех, кого не мог покорить войнами и оружием, приводил к покорности лестью и дарами, каковые были провинции Чунчос, и Мохос, и Андес, вплоть до того, что имел крепости на реке Пайтити и гарнизоны в них”».
Позже, в 1567 году, де Кастро заключил договор с Хуаном Альваресом Мальдонадо, жителем Куско, о разведывании и заселении земель по ту сторону Кордильер (Анд), начиная с озера и крепости Опотари, крупного поселения в тридцати лигах[10] от Куско. Мальдонадо выслал экспедицию, которая преодолела более двухсот лиг, углубившись в густые, непроходимые леса Амазонии. Он сообщил о реке и озере Пайтити, которые были заселены индейцами. Эту землю он назвал Новая Андалусия…
Акоста пытался отговорить Арринагу от его замыслов. С полным на то основанием он полагал, что успешная экспедиция действительно обогатит испанскую казну, ибо все уникальные произведения искусства, найденные в Пайтити, последнем оплоте инков, будут переплавлены в дублоны и мараведи[11].
Но Арринага не намеревался отступать от своей цели. Он заверил коллегу, что будет вести путевой дневник и фиксировать всё, что касается культуры инков. Однако прошёл почти год, а от его экспедиции не было никаких известий.
Покинув церковь по окончании службы, Хосе де Акоста отделился от братьев-иезуитов, намереваясь пройтись по Лиме. Этому городу он посвятил много трудов и сил.
Почти двадцать лет минуло, как он в качестве миссионера прибыл в Перу. За это время он побывал в самых отдалённых уголках нового королевства, обращая местное население в истинную католическую веру, в чём немало преуспели и братья-доминиканцы[12]. Однако Акоста по сути своей являлся не только миссионером, но ещё и историком, географом, натуралистом. Всё увиденное и услышанное во время путешествий он записывал, а затем по возвращении в Лиму перечитывал, анализировал и тщательно переписывал.
Один из трудов профессора был посвящён племенам аймара, которые населяли Южные Анды. Среди аймара он провёл немало времени, убеждая индейцев принять католическую веру. Его миссия увенчалась успехом. Некоторые из аймара искренне уверовали в Деву Марию, узрев в ней прообраз Матери-земли Пачамамы, и отправились с иезуитами в Лиму, где и поселились под дланью испанцев.
Всё чаще в черте города можно было встретить не только индейцев кечуа, изначально живших близ устья Римак, но и аймара, облачённых в подобие испанских одежд. Мужчины-аймара носили короткие штаны и свободную рубаху навыпуск; женщины – блузку, несколько широких юбок и яркую шаль. Аймара выращивали картофель, киноа, ока[13], занимались животноводством, ткачеством, вязанием из шерсти ламы, обработкой металлов, изготавливали простые ювелирные и керамические изделия, во многом удовлетворяя потребности увеличивающегося городского населения.
Непосредственно индейцев в Лиме оставалась лишь малая часть. Их собратьев испанцы силой согнали в специальные селения, редукции, во главе которых стояли духовные отцы, патеры[14], как правило, пожилые и умудрённые жизненным опытом. Старший патер мог принадлежать к одному из духовных орденов: доминиканцев, иезуитов, августинцев или францисканцев. Он занимался всеми вопросами, касавшимися веры. Патеры имели молодых энергичных помощников – администраторов (часто – светских коадъюторов). В свою очередь, коадъютор опирался на коррехидора, избиравшегося из числа верных испанцам индейцев (по сути, городничий, следивший за общественным порядком), и алькада (также из местного населения), вершившего гражданский суд.
Условия жизни в селениях, редукциях, основанных испанцами, были суровыми. Индеец не имел права владеть орудиями труда: они принадлежали испанцам и выдавались лишь на время работы. За малейший проступок, случайную порчу имущества алькад тут же подвергал аборигена наказанию. Жизнь индейцев проходила в непрестанном изнурительном труде на благо испанской короны. Женщины работали за ткацкими станками, пряли пряжу из шерсти лам, вязали и шили. Сильных и выносливых мужчин испанцы отправляли в шахты, добывать золото и другие металлы. Остальные, не разгибая спины, возделывали сельскохозяйственные угодья, растили кофе, к которому пристрастились колонизаторы. Подростки пасли домашнюю скотину или помогали взрослым. Смертность среди индейцев была высокой: они умирали как от непосильного труда, так и от болезней, завезённых европейцами из Старого Света. В результате почти полностью вымерли племена чачапойя, чиму и уру-чипайя.
Редукции постоянно нуждались в притоке свежей рабочей силы, потому испанцы продвигались всё дальше Лимы, захватывая новые земли и порабощая местное население.
Хосе де Акоста не раз отправлял вице-королю подробные доклады, где излагал свои взгляды и соображения по поводу того, как предотвратить вымирание аборигенов.
Иезуит провёл тщательные исследования, придя к неутешительным результатам: за время правления испанцев на землях Перу, а это составляло почти полвека с момента третьей экспедиции Франциско Писарро, более половины колонизированного населения исчезло. Некоторые племена ушли далеко в горы и непроходимые джунгли Амазонии, не желая подчиниться конкистадорам, другие погибли, оказывая сопротивление. Остальные, порабощённые, были насильственно переселены в редукции, где вымирали от непосильного туда и нескончаемых болезней.
…Иезуит достиг небольшой рыночной площади. Индейцы, закончив торговлю, устроили танцы (опытный глаз учёного тотчас уловил происпанские движения) под аккомпанемент флейты-кеначо, изготовленной из тростника.
Площадь миновал небольшой отряд городской стражи, возглавляемый альгвазилом. Заметив иезуита, он почтительно поклонился. Акоста осенил служителя закона крестным знамением. Индейцы, разглядев в вечерней дымке чёрное монашеское одеяние, также выказали знаки почтения иезуиту. Умиротворённый профессор, минуя рыночную площадь, прошёлся узкими улочками, выведшими его к зданию университета, где он жил и работал последние годы.
Он поднялся на второй этаж, уединился в своей комнате, размышляя, что, вероятно, наступил тот момент, когда ему придётся расстаться с привычным образом жизни.
Вице-король Перу, Франциско де Толедо, поначалу благоволил к учёному-иезуиту. Но в последнее время он всё чаще стал выражать недовольство тем, что Акоста якобы излишне благоволит к индейцам, чрезмерно превозносит уровень их развития. Более того, таким образом он пагубно влияет на своих коллег по университету Сан-Маркос, в частности, на Бласа Переса Валеру[15], по сути, первого переводчика катехизиса на языки перуанских индейцев аймара и кечуа. Под патронатом профессора Валера увлечённо изучал культуру инков и подобно ему не стеснялся в суждениях.
Последний труд Акосты, посвящённый описанию золотых табличек – трофеев, которые доставила в Лиму экспедиция, возглавляемая молодым и предприимчивым иезуитом Диего де Торресом, вызвал у вице-короля особенное раздражение. Еще бы: возомнивший о себе бог весть что учёный монах предположил, что украшавшие пластины многочисленные рисунки есть воплощение литературной мысли инков. Идеограммы, которыми были испещрены таблички, и в самом деле напоминали законченные фразы. Потому и ратовал Акоста за изучение бесценных трофеев, а не за переплавку их в дублоны.
Франциско де Толедо обвинил его в намерении нанести ущерб королевской казне. Учёный муж пытался возразить, но властный и надменный вице-король приказал иезуиту покинуть пределы резиденции и впредь не беспокоить его по пустякам.
Покинув резиденцию вице-короля, Акоста вернулся в университет Сан-Маркос. Он понимал, что братья по ордену при всём желании не смогут защитить его от козней Его высочества, известного своей злопамятностью.
Франциско де Толедо действительно приблизил к себе доминиканцев. Те только того и ждали, ибо присутствие в Лиме иезуитов шло вразрез с интересами ордена святого Доминика, желавшего заполучить как можно больше привилегий и бенефициев[16].
Вице-король окружил Акосту шпионами, которым вменялось в обязанность не только следить за перемещениями иезуита, но и украдкой читать его рукописи.
Учёный муж с каждым днём всё отчётливее ощущал, как вокруг него накаляется обстановка. И потому он принял решение отправиться в Буэнос-Айрес, также принадлежавший испанской короне, а оттуда – в милую сердцу Кастилию. Все свои труды профессор намеревался увезти с собой.
Много лет Акоста собирал коллекцию предметов, относившихся к культуре инков, кечуа, аймара и гуарани, населявших северо-восточные земли Аргентины (задолго до того, как те переправились через Парану). Гуарани не имели своей письменности и, к сожалению, не оставили литературного наследия. Правда, в одной из миссий на территории северо-западной Аргентины иезуиту удалось записать сказание гуарани. В нём говорилось о сотворении народа гуарани, праотце Паи Суме. У Создателя были двое сыновей – Тупи и Тамандуаре. Тупи, как и отец, благоволил к гуарани, а вот его брат, напротив, ненавидел свободолюбивое и гордое племя. Он поссорился с роднёй и удалился в неизвестные земли, где воздвиг собственный божественный город, назвав его своим именем. Акоста полагал, что этот таинственный urbs vetus (древний город – лат.) хранит некую великую тайну.
Перед тем как покинуть Лиму, профессор намеревался встретиться и поделиться своими мыслями и некоторыми планами с собратом Диего де Торресом. Ему нравился энергичный и напористый молодой иезуит, стремящийся продвинуться по иерархической лестнице, но при этом не лишённый здравого смысла и тяги к познаниям.
Стемнело. Лима постепенно погружалась в сумерки. Комната Хосе де Акосты наполнилась живительной прохладой. По обыкновению, иезуит ложился спать поздно, после полуночи. В дверь постучали.
– Входи, Диего, – безошибочно определил учёный муж.
Дверь отворилась, и на пороге показался молодой иезуит, облачённый, как и подобает, в длинную чёрную одежду, перехваченную красным поясом.
– Добрый вечер, брат Хосе. – Гость вежливо поклонился старшему собрату. Тот жестом пригласил визитёра присесть на стул.
– Я рад и признателен тебе, Диего, за то что ты принял моё приглашение, – произнёс Акоста. – В последнее время братья сторонятся меня, не желая навлечь на себя недовольство Франциско де Толедо… – Пожилой иезуит вздохнул. – Увы, противостоять этому человеку бесполезно.
Диего де Торрес в знак согласия склонил голову, ибо прекрасно был осведомлен о противоборстве отстаивающего интересы науки профессора и деспотичного вице-короля.
– Возможно, ты слышал о моём намерении отбыть в Буэнос-Айрес, а оттуда в Кастилию, – продолжал Акоста. – Я не был в родных местах много лет… Вероятно, там всё изменилось…
– Мне жаль, что вы покидаете Лиму, брат Хосе, – с искренней печалью отозвался Диего.
– Я не сомневаюсь в твоей правдивости, Диего. К сожалению, обстоятельства порой сильнее нас… И даже Господь…
Диего метнул на Хосе удивлённый взгляд.
– Вы говорите странные речи, брат мой…
Учёный усмехнулся.
– Правильно, будь осторожен. Теперь кругом доминиканцы, шпионы вице-короля. Удивительно, как быстро они нашли общий язык!
Диего пожал плечами.
– Доминиканцы отвергают прогресс в том виде, в каком его представляем мы, иезуиты. Его высочество и доминиканцы – родственные души, – саркастически заметил он.
Профессор не без удовольствия взглянул на своего предполагаемого преемника.
– Я уже распорядился упаковать свои рукописи и коллекцию предметов быта и искусства… – Хосе жестом указал на два массивных сундука, стоявших в углу. – Но один свиток я оставил, – добавил он тоном заговорщика и тихо, на цыпочках подошёл к двери, неожиданно резко распахнув её.
Изумлённый Диего увидел скрючившегося на пороге человека, вероятно, подслушивавшего его с Акостой разговор через замочную скважину.
– Прочь отсюда! – гневно повелел профессор. – Через пару дней я покину город, и тебе не придётся шпионить за мной.
Соглядай выпрямился, и иезуиты смогли хорошо разглядеть его: он был молод, среднего роста, облачён в старую выцветшую рясу, дабы вид её не подчёркивал принадлежности к какому-либо ордену. Окинув собеседников уничижительным взглядом, шпион удалился.
– Неслыханно! – гневно воскликнул Диего. – У меня руки чесались! Вздуть бы его как следует!
– Поверь мне, Диего, это ничего не даст. По крайней мере теперь я уверен, что за дверью никто не подслушивает, и потому расскажу тебе об этом свитке. – Хосе развернул свиток, пробежал по нему глазами и цепко воззрился на молодого собрата. – Помнишь, как ты прибыл в Лиму два года назад?
– Да, – подтвердил молодой иезуит.
– Помнишь, с каким рвением ты обращал индейцев в христианство?
Диего де Торрес согласно кивает.
– Но ещё с большим рвением ты отправлялся в затерянные города инков, страстно желая разгадать их тайны, – продолжал учёный.
– Помню. Но, увы, я так и не раскрыл ни одной тайны. Зато нашёл много золота для испанской короны и ордена… Но, признаться, жаждал другого, – с сожалением признался Диего.
– Хорошо понимаю тебя, брат мой. Я всегда чувствовал в тебе жажду познаний и потому решил подарить тебе этот свиток.
Диего оживился.
– О чём он?
– В нём изложено древнее сказание гуарани. Когда раскалённые камни низверглись на землю, повествует оно, вспыхнули пожары, разрушились все строения. Выжили некто Паи Суме и двое его сыновей. Старший, Тупи, почитался племенами гуарани как бог. Он научил их обрабатывать землю и изготавливать йорбу[17], которую они до сих пор употребляют в качестве хмельного напитка и лечебного средства. В отличие от старшего брата младший, Тамандуаре, ненавидел гуарани да и к Тупи питал далеко не родственные чувства. Он удалился в непроходимые леса и основал там город, назвав его своим именем. Согласно сказанию, Тамандуаре призвал злого демона – змея Колоканна, который похищал для него молодых юношей и девушек. Но суть не в этом…
Профессор прервал рассказ и умолк, обдумывая, как лучше выразить свою мысль. Диего не торопил его. Хосе прошёлся по комнате, распахнул окно и полной грудью вдохнул свежий океанический воздух.
– Словом, в одной из золотых пластин, что ты привёз полгода назад из экспедиции в Куско, – вновь заговорил он, – есть несколько рисунков. Вернее, были, ибо эту пластину, как и другие, отправили в Испанию. Там бесценные реликвии переплавят в дублоны.
Диего напрягся, осознав, что наставник собирается посвятить его в некую тайну. Не выдержав напряжения, он воскликнул:
– Умоляю, говорите! Не томите меня!
– Я расшифровал эту пластину. Вот она… – Хосе развернул свиток перед молодым учёным и принялся быстро водить указательным пальцем по рисункам, скопированным с пластины. Под каждым изображением давалась подробная расшифровка.
Диего, как завороженный, не мог оторвать взгляд от свитка.
– Я узнаю эту пластину, – промолвил он почти шёпотом, – почему-то именно она врезалась мне в память.
– Запечатленные на ней сцены как раз и передают историю Паи Суме и его сыновей, – пояснил Акоста. – Смотри, Диего! Здесь всё, о чём я рассказывал: каменный дождь, огонь, пожирающий жилища и людей. Далее стоят мужчина и два мальчика. На следующем изображении – старик, он же Паи Суме, и два его взрослых сына. Вот старший сын протягивает группе людей, вероятно, гуарани, колосья. Младший брат запечатлён рядом со змеем. Следующий сюжет: змей обвивает молодую девушку. Ещё на одном рисунке отчётливо видны очертания города… – Пожилой иезуит умолк, переводя дыхание.
– Город Тамандуаре, – задумчиво произнёс Диего.
– Да, несомненно. Смотри дальше… – Учёный указал на одно из изображений. – Женщину, вероятно, мать-прародительницу, мы видим во время родов: ребёнок покидает её лоно. Давать жизнь – предназначение женщины. Но погляди сюда… – Хосе привлёк внимание гостя к другому рисунку. – В роли роженицы выступает Тамандуаре, только ребёнок появляется у него изо рта.
Диего долго рассматривал рисунки, выполненные искусной рукой Акосты. От его цепкого взора не ускользнуло то обстоятельство, что черты лица Тамандуаре слишком похожи на европейские.
– Что всё это, по-вашему, значит?
– То, что Тамандуаре создаёт себе подобных. Новорождённый похож на него, как две капли воды…
Диего оторвал взор от свитка и воззрился на своего старшего собрата по ордену.
– Но мужчина не может сам воспроизвести младенца на свет. Возможно, это некая аллегория? – предположил он.
– Я тоже так думал, пока не переговорил с одним старым вождём гуарани. Он увёл своё племя в горы, не пожелав следовать за собратьями через Парану. Старик поведал, что у гуарани издревле бытует поверье: город Тамандуаре существует, и правит там младший сын Паи Суме. Он до сих пор жив, потому что ему служит змей Колоканна.
Диего с сомнением покачал головой.
– Может, это только красивая легенда?
– Старый вождь назвал даже приблизительное местонахождение закрытого города.
Молодой иезуит округлил глаза.
– Не может быть! И где же?
– В Рогатой стране – на землях, где не ступала нога гуарани, – пояснил Хосе.
– В Парагвае?! – воскликнул молодой иезуит.
– Вероятно, – согласился Акоста. – Земли там действительно не изучены и малонаселенны. Августинцы, францисканцы и доминиканцы предпочитают создавать свои миссии около Асунсьона или Энкарнасьона, опасаясь продвигаться вглубь сельвы.
– Допустим, что город существовал. Не исключено, что найдутся какие-то следы, – высказал собственное предположение Диего. – Но ведь основатели его давно вымерли вместе со своим Тамандуаре?
– Возможно, и нет, – спокойно возразил Хосе. – За двадцать лет пребывания в Перу я поверил во многие мифы и несуществующие города. Конечно, индейцы склонны к мистификации, но в основе каждого сказания лежат реальные события и реальные люди.
Диего намеревался было продолжить спор, но воздержался. Теперь он понял, за что вице-король так невзлюбил Хосе дель Акосту: слишком смелые он имел суждения…
Незадолго до того, как покинуть Лиму, профессор получил долгожданную весть из Куско. Местный патер Саманьего в своём письме сообщил, что индейцы привели в город трёх измождённых человек, один из которых находится в крайне тяжелом состоянии. Имя его Пабло Хосе де Арринага…
Акоста возблагодарил Господа и поспешил в Куско, застав своего молодого коллегу в плачевном состоянии. Пабло говорил с трудом; из его сбивчивой речи Акоста, однако, понял, что землепроходец-исследователь так и не достиг Пайтити. Его отряд долго блуждал по непроходимым лесам. Проводники сбежали. Закончилась провизия. Солдат наконец сразила тропическая лихорадка. Они умирали на глазах, но Арринага ничем не мог им помочь. В живых остались только он и ещё горстка солдат; их-то подобрали и выходили индейцы. Что это за племя, Арринага не знал, люди говорили на не известном иезуиту языке. Затем, когда миссионеру и испанским солдатам стало легче, индейцы доставили их к реке и посадили в лодку, выдолбленную из ствола дерева. Путешествие было долгим. Молодой иезуит попытался запомнить местность, но безуспешно. Ему показалось, что они сплавлялись поочерёдно по нескольким рекам, покуда достигли предгорья Кордильер. Там провожатые – лесные индейцы – передали их замиренным инкам. Те, в свою очередь, ещё на несколько месяцев задержали испанцев у себя, прежде чем переправили в Куско.
Акоста был безмерно рад, что Пабло остался жив. Он пожелал ему скорого выздоровления и пообещал по прибытии в Испанию без промедления сообщить генералу ордена Клавдию Аквавиве о землях Пайтити и обосновать необходимость снаряжения новой экспедиции.
Возвращению Акосты в Испанию предшествовало длительное пребывание его в Мексике, где он продолжил свои исследования. В 1587 году на одном из военных судов он вернулся в метрополию, где вскоре был принят королём Филиппом II[18], высоко оценившим вклад иезуита в изучение Нового Света.
Хосе де Акоста несколько лет прожил на Саламанке, затем перебрался в Вальядолид в качестве орденского сановника, преподавателя и церковного проповедника. Его проповеди пользовались огромным успехом и были изданы в трёх томах. В частности, «О природе Нового Света» и «О распространении Евангелия среди варваров, или О достижении спасения индейцев».
Акоста побывал также в Риме, где встретился с генералом ордена иезуитов Клавдием Аквавивой, а затем понтификом Климентом VIII. Он первым из членов ордена, вернувшихся из Нового Света, предпринял попытку убедить и генерала, и понтифика в необходимости создания там государства иезуитов, Таким образом, считал он, Старому Свету можно доказать взаимную выгоду мирного существования белых людей и индейцев. Но смелые идеи учёного не вызвали интереса у генерала Аквавивы и не нашли поддержки у Папы Римского. Одна из причин, по которой перспективный проект был отправлен в «долгий ящик», – серьёзные финансовые затруднения в то время у ордена иезуитов и Ватикана.
Выполнил профессор и обещание, данное Пабло Арринаге. Он предоставил генералу краткое сообщение, основанное на докладе молодого иезуита и написанное когда-то для вице-короля Перу. Но Аквавива скептически отнёсся и к этому начинанию миссионеров, посчитав, что сведений касательно мифического города маловато. Следовательно, и одной загубленной экспедиции в дебрях Амазонии предостаточно.
Впоследствии Хосе де Акоста в своём труде «Естественная и нравственная история Индии» писал, что по Амазонке «несколько раз плавали испанцы, намереваясь открыть земли, славящиеся своими огромными богатствами, особенно ту землю, которую называют эль Дорадо или Пайтити». По его сведениям, походы совершали сначала аделантадо[19] Хуан де Салинас, капитан Педро де Орсуа и монах-иезуит Пабло Хосе де Арринага.
После отъезда Акосты из Лимы Диего де Торрес долго размышлял над их последним разговором по поводу божественного города, хранящего тайну. В конце концов он признал возможность его существования. Но где? Можно, конечно, рискнуть и потратить на поиски обиталища Тамандуаре средства и время. Но есть ли гарантия, что все его усилия принесут ожидаемые плоды? Словом, Диего убрал в «дальний ящик» подаренный Акостой свиток, решив, что всему своё время.
Вскоре после этого в Лиме разразился скандал, главным виновником которого стал Блас Валера, друг и сподвижник Хосе де Акосты. Он родился в день святого Бласа в Перу в семье обеспеченного землевладельца Гарсиласо Валеры от его связи с красавицей индианкой Урпай, которую убил впоследствии в припадке ревности. Как только мальчик подрос, отец отправил его на обучение в Трухильо, а затем в Лиму. Успешно окончив школу доминиканцев, а затем колледж иезуитов, Блас стал новицием и вступил в орден иезуитов вместе с двумя другими метисами-чачапойцами. По сему поводу многие братья-иезуиты выказывали недовольство, но последнее слово осталось за Херонимо Руисом дель Портильо, местным главой ордена (провинциалом). Он счёл, что юноши, прилежно учившиеся, владеющие кечуа и латынью, достойно прошедшие послушание, могут быть полезными ордену.
Молодые люди продолжили образование в коллегии Сан-Пабло, где глубоко изучали теологию. Затем Бласа направили в Куско проповедовать Евангелие. Познакомившись с Хосе де Акостой, он испросил у ордена и получил дозволение преподавать в университете Сан-Маркос.
До 1582 года в жизни Бласа складывалось всё на редкость удачно, пока он не вступил в связь с индеанкой, дочерью одного из местных вождей. Когда у них родился сын, иезуит не признал своего отцовства. Несчастная женщина одна воспитывала ребёнка.
Когда мальчику исполнилось шесть лет, с ним произошёл несчастный случай. Бывшая возлюбленная иезуита явилась к нему с ребёнком на руках за помощью. Однако сохранить жизнь мальчику было не в силах Бласа. Убитая горем мать учинила скандал, отголоски которого дошли до местной коллегии иезуитов.
Ректор коллегии отец Себастьян всегда отрицательно относился к пребыванию метисов в рядах ордена. Он тотчас воспользовался возможностью избавиться от запятнавшего свою репутацию иезуита. В итоге ректор коллегии добился от генерала Аквавивы высылки за пределы Перу всех иезуитов-метисов, но членства в ордене лишать их не стали.
Блас Перес Валера отправился в Испанию, в Вальядолид, где в это время обосновался Хосе де Акоста. Профессор по старой дружбе помог изгнаннику устроиться преподавателем в колледж святого Николая. Несмотря на скандал в Лиме, руководство колледжа не стало умалять заслуг опального иезуита перед орденом. Тем более что к тому времени он завершил работу над несколькими фундаментальными трудами. Это прежде всего словарь языка кечуа, рукопись об обычаях народа Тавантинсуйу[20] (отдельные главы он вручил Хосе де Акосте ещё в Лиме), а также «История империи Инков» и «Новая Хроника и Доброе Правление».
В 1596 году Блас Перес Валера неутомимо разыскивал опальных братьев по ордену, таких же метисов, как сам. В частности, ему удалось установить контакт с Педро де Аньяско и Хуаном Гонсало Руисом. Вскоре он покинул Вальядолид и отправился в Кадис[21], где встретился с названными братьями. Они поселились вместе в странноприимном доме иезуитов. Не успели братья нарадоваться встрече, как на город напали англичане. Приют иезуитов вместе с его обитателями сгорел в огне пожарища. Весть о трагической смерти Бласа Переса Валеры достигла Вальядолида, а затем и Рима.
Но опальные иезуиты чудом остались живы. Воспользовавшись ложной информацией о своей смерти, они сменили имена и отправились в Парагвай. Достигнув слияния рек Парагвая и Параны, братья поднялись на небольшом судёнышке вверх по течению к границе с Бразилией. Там они высадились, с трудом преодолели скалистые берега, испещрённые многочисленными водопадами, и углубились в сельву.
Миссионерам удалось установить контакт с местными гуарани. Они проповедовали индейцам слово Божие отнюдь не от имени ордена иезуитов, а от лица простых христиан. Вскоре на речном побережье возникли новые миссии, которые Блас Валера назвал Сан-Игнацио и Сан-Мигель.
Гуарани так возлюбили бывшего иезуита, что нарекли его Руируруна.