Он видел свою смерть.
Он бежал за девчонкой, которая, как дикий лось, неслась сквозь лес, ломая ветки. Он чувствовал, как горит от азарта кровь, ощущал нетерпение и предвкушение от того, что произойдет, когда он ее поймает. А он ее поймает. Уже поймал.
Он схватил ее за волосы, и она вскрикнула, попыталась вырваться, но нога скользнула по росистому мху. Испуганные глаза, расширенные зрачки, дыхание сбившееся, громкое. Она не кричит. Только смотрит.
Тем лучше.
Его взгляд гипнотизирует, засасывает в себя, и девчонка обмякает. Еще немного – и он получит ее силу и сразу же убьет ее. Ему уже давно не требовались периаммы – жалкие деревяшки, болтающиеся на шее. Он мог поглотить душу ведьмы вот так, взглядом, мысленно проводя древний обряд, которым пользовались еще в средние века. Власть у инквизиции тех времен не просто так была настолько всеобъемлющей.
Секунды капали мучительно медленно – сила ведьмы сопротивлялась, не хотела переходить к нему а потом – раз – и хлынула потоком, заставив мышцы сократиться в сильнейшей судороге. Он рыкнул от боли, но хватку не ослабил, потому что девчонка слабо дернулась в его руках.
Ее сила лилась и лилась, и его сердце стучало как безумное, и мышцы сводило все сильнее и сильнее. Но такая сила стоила любой боли, всех жертв, всех жизней, которые пришлось прервать. Такая сила – это полная власть над изнанкой, а значит, и над всем миром. Умение взаимодействовать с изнанкой без последствий сделает его едва ли не богом этого мира.
Ощутив последнюю каплю силы, он, зная, что момент настал, вонзил между ребрами девчонки нож. Ударил прямо в сердце, чтобы смерть была быстрой, повредил полость сердца и левый желудочек. Аккуратно, правильно, без крови. Хорошая смерть. Это меньшее, что он может сделать для нее. Конечно, звучит несколько кощунственно, но он знал, что если предать живую еще ведьму огню или утопить в воде, то можно выжать еще пару капель силы. Он великодушно оставил эти капли ей.
Девчонка, последний раз выдохнув воздух из легких, скользнула на мох.
Он вытер кровь об рукав куртки, прикрыл глаза, ощущая, как расслабляются мышцы, как новая сила становится его частью.
А потом что-то изменилось. В тело вдруг потекло что-то черное, вязкое. Воздуха стало не хватать – горло забила черная густая дрянь. Она убила его очень быстро, перекрыв воздух. Последнее, что он почувствовал, задыхаясь – холод мокрого мха и запах прелых листьев. Последнее, что он увидел – грязная подошва кроссовка мертвой ведьмы. Он умер как обычная человеческая букашечка. Прожил столько лет – и вот так закончил.
…Он открыл глаза. Сел в постели, растер виски пальцами.
Дурацкий сон. Гадость. Проклятые белые ночи. Сила семидесяти трех онейромантов, поглощенная им за всю его жизнь, порой мешала. Сны о собственной смерти стали настолько частыми, что это уже начало напрягать. Хотя предупрежден – значит, вооружен.
Хороших новостей в это утро снова не было. Девка опять растворилась в городе. Это уже даже не смешно. Выследить ее не могут все силы иных Петербурга, а значит, что-то или кто-то ее защищает. Неужели все же придется самому? Ох, как не хотелось бы ее трогать. Ну, только если в периамме, из которого можно аккуратно выкачать все, что осталось.