Нестерпимо яркий солнечный свет ударил по глазам, заставив Троя зажмуриться в тот миг, когда он оказался на одной из последних ступенек лестницы, что вела из трюма на верхнюю палубу. Солнце будто специально подкарауливало зазевавшуюся жертву, резко выглянув в прореху меж густых облаков точно в нужный момент.
– Шагать! Не останавливаться! – дурным голосом прикрикнули сзади.
Разжиревший громила из епископской стражи очень хотел подкрепить свой приказ тычком в спину, как поступил перед этим с передним узником, но сейчас ему приходилось сдерживать светлые душевные порывы. Этот берег видел немало малолетних преступников, и все они сходили на землю с пустыми руками и голодными глазами. А Трой не такой, у Троя имеется самый настоящий воинский пояс, и на нем закреплены черные ножны с явно непростым мечом.
И взгляд не рабский, не из тех, где нет ничего, кроме мечты о ломте черствого хлеба.
Стражник привык распускать руки, но при всем своем скудоумии прекрасно понимал, что в этом случае правильнее держаться как можно корректнее.
Впрочем, что касается всего остального, с Троем обращались, как со скотом, с самого начала, и, похоже, так будет продолжаться и дальше. На церковном корабле их приняли, как бесправных узников, судя по всему, такое отношение грозит им и на этом берегу.
Прищурившись, уже на ходу осмотрелся. Верзилы в кожаных доспехах сопровождают последних бесправных пассажиров к широкому трапу, который перекинули с верхней палубы на длинный причал из огромных потемневших бревен. Корабль не из маленьких: пузатый, при этом не сказать, чтобы короткий, три высокие мачты удерживаются огромным количеством натянутых в разные стороны канатов – отдельных и сплетенных в ванты. Но с барком, который бесславно погиб, доставив жалкую горстку заключенных на Крайний Юг, он и рядом не стоит. Тот был крупнее и перевозил сразу шесть сотен будущих рашмеров плюс немалое количество неодушевленного груза.
Почти все его пассажиры нашли могилу в трюме, так что этому «пузану» повезло куда больше.
Здесь их тоже размещали в трюме, но при этом не заточали в тесные ящики и не пичкали опасной алхимической гадостью. Если барк «Кархингтайл» совершал длительные плавания с далекого севера, то эта пузатая скорлупка никогда не забиралась дальше Харбора, берега которого протягивались сразу за Крайморскими морями. Дорога туда тоже не из самых простых, но занимает меньше времени, нет смысла замораживать живое мясо, рискуя его здоровьем и жизнями, не так много припасов оно успеет перевести за время плавания.
Почти две недели Трой и остальные прождали транспортную оказию в одной из деревень на западе. Сухопутные дороги Краймора не пользуются большой популярностью, львиная доля грузоперевозок и пассажирского сообщения приходится на водные пути, преимущественно по морю, гораздо реже реками и озерами. Первый же клирик, к которому преподобный Марфестен сопроводил намыкавшихся бедолаг, приказал им дожидаться появления одного из церковных кораблей. Тот якобы должен был вот-вот появиться, а пока сидите на месте, ничего не делайте, довольствуйтесь крестьянской кормежкой.
Ожидание затянулось, но это даже к лучшему. На открытом всем ветрам берегу царил дух беззаботной свободы: простая и сытная еда, никто не лезет с приказами, можно даже гулять по ближайшим окрестностям – там безопасно настолько, насколько может быть безопасно на непростых землях Краймора. В крохотной деревушке, где не имелось ничего заслуживающего внимания, за исключением причала, на котором проходившие суда пополняли запасы пресной воды, на Троя и остальных всем было наплевать. Даже ворчливый клирик не посягал на их независимость. Мелкий, вечно сонный человечишка, у которого в подчинении лишь влюбленный в алкоголь ночной сторож да кладовщик с вороватыми глазами. Даже не понять, для чего именно здесь приходится держать полупустой склад.
Но святой церкви, разумеется, виднее.
На корабле свобода резко закончилась. Полутемный трюм, кишащий крысами, ругань вечно злых стражников, опасливые взгляды харборцев, которые приходили в ужас от одной мысли, что их привезли на земли страшного Краймора. А Трой и прочие, скуки ради, прибавляли паники, рассказывая бедолагам разные истории о Крайнем Юге. Причем врать почти не приходилось, ведь здесь хватит чистейшей правды, чтобы любого довести до седых волос и позорного заикания.
Ну разве что местами капельку преувеличить.
И вот короткое, но утомительное плавание подошло к концу. В здешнем причале, в отличие от предыдущего, нет ни одной каменной детали, сделан целиком из подогнанных друг к дружке небрежно отесанных стволов каких-то исполинских деревьев. У Троя длины рук не хватит обхватить самое скромное, тут потребуется два таких человека, как он. Страшно подумать, сколько труда ушло, чтобы доставить сюда и обработать такую прорву неподъемных бревен. Ведь на берегу, который тянется левее, не растет ничего, кроме жидких серовато-зеленых кустарников. Ни единого, пусть даже самого корявого деревца не видать. Будто хорошо знакомая смертоносная пепельная пустошь, только без ядовитых пятен цветного лишайника и хищной тессеркуллы.
Берег выглядел уныло, и дело вовсе не в почти полном отсутствии растительности – тут хватало других неприглядных вещей. Плоский, как лепешка, заиленный пляж захламлен мелким древесным мусором и разбросанными повсюду китовыми костями. Судя по ширине безжизненной полосы, приливы здесь очень приличные, и там, докуда вода уже не доставала, поднимались невзрачные лачуги с замшелыми стенами из нетесаного камня и односкатными крышами, прикрытыми зеленеющим дерном. Постройки располагались столь тесно, что местами между двумя соседними можно было притиснуться лишь боком.
Только две вещи в окружающем пейзаже если не радовали глаз, то хотя бы не навевали мрачные мысли: это бесконечная водная гладь справа – за выходом из бухты на горизонте она гармонично сливалась с густой облачной пеленой – и горные вершины слева. Холмы начинались уже неподалеку от поселения, дальше они быстро увеличивались, чтобы в итоге взмыть в небеса заснеженными пиками.
Глядя на далекие горы, Трой вдруг вспомнил, что как минимум однажды уже видел что-то подобное. Такие же высокие пики. Нет, даже не такие. Больше, много больше – они до небес доставали. Невероятно огромные исполины, затянутые в ледяную броню, припорошенную снегом. Но ничего, кроме этого, вытянуть из себя не смог, только бессмысленную, хоть и величественную, картинку.
И ведь не первый раз она ему вспоминается, просто теперь с другого ракурса увидел то, что уже всплывало в памяти. Что там за горы – не понять. Так же, как все прочее. Слишком фрагментарные обрывки, в единое целое их не свяжешь.
Остается надеяться, что это до поры до времени. Память по чуть-чуть возвращается, надо верить, что она восстановится.
Ветерок, задувший слева, принес запахи гниющих водорослей и тухлой рыбы. Желудок, отреагировав на вонь, сжался комом, но потом, должно быть, подумал, что последние два дня его кормили далеко не на убой, извергать из себя ему, в общем-то, нечего, и моментально успокоился.
Три десятка пассажиров выстроились в шеренгу вдоль причала. Одеты почти все одинаково невзрачно. Точнее, у большинства имелся один из двух видов одеяний – мужской и женский варианты. Штаны из грубой серой ткани, куртка с капюшоном из того же материала, тонкая серовато-белая рубаха на завязках, грубые башмаки с деревянными подошвами. Барышни выделялись лишь тем, что вместо штанов носили длинные юбки из той же непрезентабельной ткани, а из-под них видны были чулки, выглядевшие так же нищенски, как все остальное.
Семь узников тесного трюма резко отличались от остальных. Одежда на них хоть и не блистала показной роскошью, но добротная, удобная, вид ее не откровенно казенный, не сравнить с убогими хламидами товарищей по несчастью. И еще у каждого имеется оружие. Пусть капитан приказал отдать копья и алебарды, но кинжалы, тесаки и сабли оставить позволил. Хоть и придирчивый человек, но законы Краймора уважает.
А закон Крайнего Юга в этом случае гласит одно – рашмер, прошедший посвящение, имеет право носить личное оружие везде, где это не запрещено законом или землевладельцем.
Перед узниками на причале стояли двое: сутулящийся клирик в черной рясе, скрывающий лицо в глубинах безразмерного капюшона; и мужчина крепкого сложения и средних лет в облегченных доспехах, из кожи, кольчужных лоскутов и тщательно отполированных стальных пластинок. На его поясе с огромной бронзовой пряжкой болтались ножны с мечом и длинным кинжалом. Голова не покрыта, что позволяло разглядеть обильную седину, бородка крохотная, аккуратная, выше подбородка все дочиста выбрито. С одного взгляда понятно, что этот здоровяк бой видел не только на картинке, умеет убивать и сам готов к смерти, а также у него есть власть, она не кружит ему голову до потери разума, но он не стесняется ее использовать по любому поводу. Взгляд умный, цепкий, с нехорошими злобными проблесками.
Здоровяк вдруг направился к шеренге, неспешно прошелся вдоль нее, бросая взгляды на одного за другим. Троя тоже не упустил, но и чрезмерным вниманием не удостоил. То есть не стал останавливаться. Просто вернулся назад и громко, ни к кому не обращаясь, неприязненно-резким голосом произнес:
– Почему среди преступников находятся люди с оружием?
Отвечать некому, стражники с борта корабля лишь удивленно переглядываются, взгляды их туповатые, раскрывать рты не торопятся. Капитан не удосужился выйти из каюты, и без него они выглядят потерянными. Как Трой заподозрил по отдельным обмолвкам, у команды какой-то непонятный конфликт с людьми, которые заправляют на этом берегу, и потому никто даже не подумал сойти на сушу, хотя размять ноги на твердой земле – святое.
Молчание нездорово затягивалось, а Трою не хочется пусть и косвенно, но стать виновником конфликта. Потому сделал шаг из строя и отрапортовал:
– Я и шесть моих товарищей уцелели при гибели барка «Кархингтайл». При этом спасенный рыцарь церкви был вынужден провести посвящение в рашмеры, с пустыми руками мы бы там не выжили. С тех пор мы все имеем право носить оружие.
Здоровяк, не оборачиваясь, бросил:
– Я не разрешал преступникам открывать рты.
Трой упрямо поджал губы:
– Вынужден повторить, так как не все меня поняли. Я и шесть моих товарищей – посвященные рашмеры. Надеюсь, больше повторять не придется.
С этими словами он сделал шаг назад, вернувшись в строй.
Здоровяк повернулся к клирику:
– Преподобный Примус, вы у нас главный законник, подскажите, можно ли заявление этого преступника считать бунтом?
Церковник покачал головой:
– Формально этот мальчик прав. Если, конечно, не лукавит. Но это легко проверить.
Черная фигура приблизилась, мягкий голос вопросил:
– Как звали того рыцаря церкви, который провел посвящение?
– Сэр Транниллерс, – моментально ответил Трой.
– Я знаю, о ком идет речь, – отозвался воин. – Это мой земляк, личность скандально известная. Сэр Транниллерс и правда мог учудить подобное – тот еще оригинал, не уважающий ни формальности, ни традиции. Мальчишка, где он сейчас?
– Его повезли в город на самой быстрой лодке. Он изранен, лишился ноги, нуждается в долгом лечении.
– Жаль, что он не лишился головы перед тем, как додумался посвятить в рашмеры вашу разбойную шайку. Примус, и что теперь с ними делать? Разоружить посвященных и опозориться на весь свет?
Клирик покачал головой:
– Да уж – не самая здравая идея. К тому же настоятельно не рекомендую вам разоружать этого мальчика.
– Это еще почему?
– В его мече столько магии, что я диву даюсь, почему она не льется из ножен бурным потоком. Сэр Файеррис, это древняя магия, и я даже примерно не могу сказать, чем грозит прикосновение к такой непростой вещи.
– Но этот звереныш до сих пор жив.
– Это так, однако всем прочим я это не гарантирую. Скажи, мальчик, могут ли посторонние прикасаться к твоему оружию?
– Не уверен. До сих пор это для всех плохо заканчивалось.
– Вот и я о том же.
Воин вновь стронулся с места, дойдя до края шеренги, развернулся, положил ладони на рукояти меча и кинжала, громким голосом с четкой дикцией произнес:
– Мена зовут Файеррис Дорен, вы все будете называть меня сэром Файеррисом. Не советую ошибаться в произношении, так что запомните сразу и крепко. Я тот, кто будет распоряжаться вашими жизнями ближайшие пару дюжин дней или даже больше. За это время я должен сделать из вас если не рашмеров, то хотя бы что-то не совсем уж позорное. То есть добиться того, чтобы вы, забравшись на юг, не упали замертво, едва увидев снег со льдом. Скажу сразу – мое обучение вам вряд ли понравится. Но я и мои люди торчим здесь не для того, чтобы нравиться соплякам, которые настолько тупы, что поставили себя выше закона. Вам придется забыть о многом и многое узнать, хотите вы этого или нет. Некоторые из вас будут мысленно проклинать меня и желать мне зла, однако, оказавшись там, на самом Крайнем Юге, будут делать то же самое, но по другой причине. Им будет казаться, что здесь к ним слишком мягко относились. Но запомните: слабость, проявленная во время учебы, – это почти верная смерть на Крайнем Юге. Постарайтесь не просто уяснить эту мысль, а поставить ее впереди всех остальных, и вам здесь будет проще. Еще хочу сказать следующее: все вы – асоциальные отбросы, никчемные до такой степени, что даже готовые многое простить клирики отказались наставлять вас на путь истинный. Я уж не говорю про исправительные учреждения под патронажем светских властей и некоторых Великих Домов. От вас отказались все, кроме меня – сэра Файерриса. С этого момента я ваш отец, брат, учитель, бог, судья и палач. Любое неповиновение, которое вы проявите, – вызов для меня. За свою жизнь я получал семь вызовов на дуэли и не заработал при этом ни единого шрама. Не могу сказать то же самое о моих противниках. Так что очень хорошо подумайте, действительно ли вы хотите стать восьмыми. Некоторым, возможно даже многим, в голову придет якобы разумная мысль, что вокруг открытый простор и глупо этим не воспользоваться. То есть они захотят совершить побег. Я им даже в этом помогу. Помогу информацией. Ведь очень трудно бежать куда-либо, не представляя, где именно ты находишься. Обратите внимание на берег. Первое, что вы увидите, – тесное скопище невзрачного вида домишек. Этот клоповник называется Хольдеманг, и смешно сказать, но он имеет статус города. Ты! – Файеррис неожиданно указал на шеренгу. – Толстый, с соломенными волосами и коровьим лицом. Шаг вперед. Да, именно ты. Давай же, не надо никого стесняться, здесь все свои.
Из строя вышел парень с описанными приметами: высокий, плечистый, с непокорными вихрами светлых волос и простецким лицом, главным украшением которого являлся непомерно мясистый и почти бесформенный нос. Один из тех немногих узников, которым можно смело дать двадцать лет, а то и больше. Внешне очень похож на Айлефа, то есть – классический крестьянин.
– Имя! – требовательно произнес Файеррис.
– Мардукс.
– Почему ты здесь, Мардукс?
– Я это… – Парень потупился, неловко шмыгнул носом, севшим голосом продолжил: – Я как бы испортил девицу.
– Ты не очень-то похож на героя-любовника, которому все деревенские девицы готовы отдать самое дорогое, что у них есть. Так что говори прямо – ты насильник.
– Что вы, как можно, конечно, нет.
– За испорченную девицу не отправляют на земли Краймора, если она, конечно, не королева. Но я не представляю, каким образом такой баран, как ты, может оказаться поблизости от особы королевской крови. К тому же у тебя такой вид, будто ты твердо вознамерился умереть девственником, поклявшись в этом перед алтарем, и пока что клятву не нарушил. Так что там на самом деле произошло?
– Та девица была не из простых.
– Да тебе портовая шлюха за семь горстей золотых не даст, достаточно сказок про благородных девиц, я уже наслушался этого добра.
– Но я говорю правду. Она понесла от сына управляющего, про это все знали. Только отцу сказали, будто виноват я. Бросилась ему в ноги со слезами. Так, мол, и так, конюх ее изнасиловал, а она стыдилась признаться. А отец ее из тех людей, которые стражу звать не станут, сами разбираются. Боязно мне стало, на коня – и ходу оттуда. Так что я теперь и конокрад, и насильник. А еще стражнику челюсть свернул, когда меня на дороге вязали.
– Свернул челюсть стражнику?
– Ну да. Стукнул его. Не удержался. Он оскорбил моих родителей, в наших краях такое терпеть не принято.
– Единственный светлый момент в твоем насквозь дурацком и местами даже забавном рассказе. То есть ты не такой уж молочный телец, из тебя может выйти толк. Надо лишь поработать над тобой как следует. Ты ведь не хочешь подохнуть, не прожив и пары месяцев?
– Да кто же такое захочет.
– В таком случае тебе надо стать настоящим рашмером, другого выхода нет.
– Я буду стараться.
– Ты глупый крестьянин, но хочу сказать, что у тебя есть шанс. Старайся. Знаешь, почему я попросил тебя выйти из строя?
– Не знаю, сэр Файеррис.
– Весь этот человеческий мусор, который привезли ко мне на перевоспитание, слушал меня по-разному. Кто-то тупо таращился в одну точку, мои слова пролетали через их пустые черепные коробки, не задерживаясь ни на миг. Другие корчили ухмылки, наивно пытаясь демонстрировать, что им все нипочем. Третьи слушали очень внимательно и даже делали попытки что-то усвоить. Но когда прозвучало слово «Хольдеманг», лишь один из всего этого печального сброда подпрыгнул на месте. И лицо у него при этом стало очень невеселым, хотя не скажу, чтобы и до этого сверкало от изобилия бурной радости. И этим человеком был ты. Поэтому я предположил, что ты знаешь о Хольдеманге побольше, чем все остальные. Умеешь отжиматься от земли?
– Умею, сэр Файеррис.
– Сейчас ты должен сказать всем этим бесполезным баранам, куда именно их занесло. Если уложишься в три слова, сможешь вернуться в строй. Если скажешь четыре, придется отжиматься десять раз. Если пять – двадцать. Не имею понятия, умеешь ли ты считать, просто довожу до твоего сведения, что за каждое лишнее слово сверх трех тебе придется отжиматься по десять раз. Итак, объясни этим беспечным девочкам, что именно с ними произошло. Не заставляй меня долго ждать.
Светловолосый верзила ответил без малейшей заминки:
– Мы в заднице.
– Грубо, Мардукс, очень грубо. Но ты попал в точку и к тому же сделал это с неожиданной для такого увальня быстротой. Знаешь, я нечасто ошибаюсь с первого взгляда, но с тобой, возможно, именно этот случай. Есть потенциал, точно есть, так что будем его развивать. Вернись в строй. Итак, я продолжу для всех, кроме Мардукса, этот крестьянин, похожий на тупого теленка, уже знает то, о чем вы, жалкое городское отребье, еще не догадываетесь. Я остановился на том, что это сборище загаженных лачуг называется вольным городом Хольдемангом, и вольный он только потому, что абсолютно никому не нужен. Население представлено исключительно гнойными жертвами многовековой практики инцеста. У жителей есть два вида сладких снов: в первом им наконец удается догнать сестренку или хотя бы племянницу; второй тоже связан с погоней, но уже не за родственницами. В нем они хватают одного из беглецов, которому у меня не понравилось, после чего поступают с ним так, что вы позавидуете их сестрам и прочим. То есть, если вам придет в голову идея уйти морем, для начала придется иметь дело с этим гнилым сбродом. Маловероятно, что вы сумеете преодолеть это препятствие, но если случится такое чудо, вам придется пройти на дырявой скорлупке через мели, рифы и опаснейших существ, обитающих в водах Крайнего Юга. Там, – Файеррис указал на море, – тянется лабиринт морей Краймора, через который не всякий корабль с опытной командой сумеет пройти. За ним, на северо-западе, начинаются воды Западной подковы, куда вы, тупицы, не пройдете, потому что не знаете способа двигаться навстречу главному течению. Вам остается одна дорога – на северо-восток. Мы находимся на острове Скелета – одном из самых больших островов архипелага Безумцев. Наш самый южный в нем, он сильно вытянут и в плане похож на грудину с ребрами, возможно, поэтому называется именно так. Хольдеманг располагается на северной оконечности острова. То есть, двигаясь на север, вам придется направиться прямиком в море, а оно тут не из ласковых, а далее пойдут скалы, даже лодке через них трудно проскочить, если не знаешь безопасные места. Идти через них придется не один день, это очень долго для сухопутных крыс, да и без приключений вряд ли обойдется. Я не поставлю до дыр истертой медной монетки даже на опытного моряка, который решится на такое безумие, а на вас, беспутных сморчков, тем более. Там нечего делать тем, кто не ищет смерти. Некоторые из вас сейчас думают, почему я ничего не говорю про возможность сбежать по суше. Возможно, полагают, что я пытаюсь что-то скрыть. Так вот – отнюдь. Просто приберег самое вкусное на десерт. Если вы посмотрите на восток, увидите горы. В этой части острова они высокие, на вершинах никогда не тает снег. Перейти через них будет непросто, далее, на другой стороне, вы уткнетесь в пролив. Он широкий, даже в ясный день трудно разглядеть другой берег. И вода в нем не очень теплая. То есть вам потребуется лодка. Там нет деревьев для ее изготовления и нет селений, где можно было бы ее украсть. Зато есть полный набор опасностей этого острова, о некоторых из них я вам сейчас поведаю. Итак, первое, с чем вам придется столкнуться, – заросли тессеркуллы на пепельных пустошах. Это растение переваривает все, до чего дотянется. Если вас пронзит его стебель, вы и помолиться Святому Кругу не успеете. Весь юг острова и частично центральная часть поражены этой гадостью. Во многих местах она образует сплошные заросли, проходы через них редки, к тому же даже там можно стать жертвой замаскировавшихся стеблей тессеркуллы. Но если вам и удастся избежать знакомства с хищным кустом, вас, скорее всего, выследят трессинги. Эй! Ты! С магическим мечом! Почему тебя так передернуло при моих словах?
Трой постарался ответить как можно четче:
– Сэр, я уже сталкивался и с тессеркуллой, и с трессингами. Неоднократно. И мне неприятны эти воспоминания.
– Вот как? Так, может быть, ты расскажешь остальным о своем опыте?
– Тоже тремя словами?
– Боюсь, тремя здесь можно обойтись, лишь часто используя самые грязные ругательства, а я не позволяю всякому сброду сквернословить в моем присутствии. Давай, но сильно не затягивай, постарайся покороче.
– При первой стычке нас было девять человек с оружием, включая опытного рыцаря церкви. Уцелело лишь трое, один погиб, а остальные получили ранения. Сэр Транниллерс в той схватке потерял ногу. Мы были вынуждены ее отрубить, голень пронзило стеблем, освободиться от захвата не получилось, наше оружие не могло справиться с жилистой древесиной тессеркуллы.
– То есть вам пришлось отхватить ногу своему командиру?
– Да.
– Ну надо же, вы осуществили мою юношескую мечту. Ты можешь еще раз пройти через такую пустошь?
– Я уже делал это.
– Было страшно?
– Да.
– Тогда почему пошел туда опять?
– Так было надо, от этого зависели жизни моих товарищей.
– То есть ты, выслушав все мои слова, все же можешь пойти на юг, к проливу?
– Могу. Но зачем?
– Да потому что каждый из вас только и мечтает о том, чтобы сбежать. Или вот-вот начнет об этом мечтать.
– Но не я.
– Чем ты особенный?
– В ожидании корабля я и мои товарищи провели несколько дней без охраны или серьезного присмотра. Да и до этого у нас было немало возможностей попробовать затеряться. Вот только как это сделать на земле, где людей не так много и все чужаки на виду? К тому же на каждом из нас магическая печать, ее может определить любой церковник, для этого потребуется лишь амулет или магический дар. Скрываться в лесах среди чудовищ? И какой смысл в такой жизни? Также нет смысла идти к проливу, потому что за ним главная земля Краймора – материк. Я знаю, что не все считают ее материком, но она и правда огромная. Только вот нам нет на ней места. Как беглецам – нет. Куда проще отработать положенное, церковь не выдаивает из рашмеров все соки. Если повезет, уже через считаные годы мы получим свободу. А нет, так все равно освободимся еще до тридцатилетия. Сэр Файеррис, я считаю, что бежать в такой ситуации – глупо. Но и это еще не все, я ведь не упомянул самое главное. Каждому кандидату в рашмеры в кровь запускают не только пепельный яд, а и специальное вещество для контроля. Оно ничем не вредит и никак себя не проявляет несколько месяцев, после чего убивает тебя в считаные дни. Считается, что спасение от этого лишь одно – получить у церковников инъекцию противоядия. Но я сомневаюсь, что они станут спасать от такой смерти беглеца.
– Все правильно говоришь, может, ты и не так уж глуп. Но это не значит, что и все остальные тебе под стать, ведь человеческая глупость беспредельна.
– В своих товарищах я полностью уверен.
– Вот как? Ну что ж, говоришь ты складно, и взгляд у тебя честный, если забыть о твоей воровской сущности. Как тебя зовут?
– Тройлинг Трой.
При этих словах Примус дернулся, склонился к уху воина и, похоже, что-то прошептал – тяжело утверждать это точно, глубокий капюшон скрывал лицо преподобного.
Сэр Файеррис удивленно вскинул брови:
– У нас записано, что ты стертый.
– Так и есть, сэр.
– Последний стертый, попав к нам, прославился хроническим недержанием мочи.
– По поводу сухости моей постели можете не беспокоиться.
– А кто сказал, что я беспокоюсь? Пообщавшись с тобой, я уже почти решил поставить тебя новичком-десятником, а теперь даже не знаю…
Драмирресс молча сделал шаг вперед, следом шагнула Миллиндра, затем все остальные.
Сэр Файеррис, проведя по вышедшим мрачным взглядом, спросил:
– Это следует понимать как знак поддержки моего первоначального решения?
– Лучше Троя для нас никого нет и не будет, – буркнул Бвонг.
– Не в моем обыкновении доверять выбор командиров разной швали, но в вашем случае мы имеем дело с уже готовым отрядом, а я не настолько недальновиден, чтобы расформировывать уже слаженное подразделение. Так что да, Трой теперь у вас за старшего. Но смотрите, как бы не пришлось пожалеть о таком выборе. Быстро взлетишь – больнее упадешь.