Горе от ума (сборник) - читать онлайн

Сегодня завернул некстати я домой:

Придется утро всё беседовать с женой.

Какие странности! люблю ее по чести,

Меж тем приятнее, когда мы с ней не вместе.

Однако впервые не мною найдено,

Что вскоре надоест одно и всё одно.

А! здравствуй, милый мой, здоров ли?

Понемногу.

А ты здорова ли, мой друг?

Я слава богу.

Веселый разговор.

Скажи, ужли опять

Ты не намерена сегодня выезжать?

Как взаперти пробыть весь день – не понимаю.

Свой дом всем прочим я домам предпочитаю.

Но прежде отчего езжала всюду ты?

И ныне способы к тому не отняты.

Веселость светская меня к себе манила,

Когда я дней моих тебе не посвятила;

Большой же ныне свет мне стал казаться мал.

Но отчего же я от света не отстал,

А дорожу тобой всё более и боле?

Пожалуй, выезжать я буду поневоле.

Притом и не видать в тебе талантов тех,

Которыми сперва обворожала всех.

Поверь, со стороны об этом думать можно,

Что светских девушек образованье ложно,

Невинный вымысел, уловка матерей,

Чтобы избавиться от зрелых дочерей;

Без мыслей матушка проронит два, три слова,

Что дочка будто ей дарит рисунок новый;

Едва льзя выпросить на диво посмотреть.

Выносят наконец ландшафт или портрет,

С восторгом все кричат: возможно ль, как вы

скро́мны! —

А, чай, работали художники наемны.

Потом красавица захочет слух прельщать, —

За фортопьяны; тут не смеют и дышать,

Дивятся, ахают руке столь беглой, гибкой,

Меж тем учитель ей подлаживает скрыпкой;

Потом влюбленного как в сети завлекли,

В загоне живопись, а инструмент в пыли.

Всё это сказано меж нами не для ссоры.

Заслуживаю ль я подобные укоры?

Я думала, к пенью́ прошла моя пора;

В угодность же тебе я буду петь с утра,

На бале проведу всю ночь.

Забудем это,

Помыслим о другом. – Уже подходит лето,

Какие меры брать располагаешь ты?

Какие могут быть тобою приняты.

Оставим городской шум вечный, пыль и сплетни,

На даче проведем мы ясные дни летни.

Пожалуй.

Но, боюсь, нескромен сей приют:

Непрошеные нас близь города найдут;

При том соседство там ужасно как наскучит.

Куда ж поедем мы?

Меня страх это мучит.

В скитаньях провести нам лето как-нибудь.

На всё согласна я.

Куда ж направим путь,

В Крым или на Кавказ?

Куда тебе угодно.

Куда угодно мне – вот это бесподобно!

Я мнение твое желаю знать давно,

Чего б хотела ты?

Мне, право, всё равно.

Так, видно, далее не ехать нам заставы.

Везде, где вместе мы, мне радость и забавы!

Я, право, завсегда стараюсь угадать

Всё то, что мысленно ты можешь пожелать.

И я признателен.

Нет! я так замечала,

Что скучно всё тебе.

Мне скучно?

Да.

Нимало.

По крайней мере, мне казалось иногда,

Что, сидя ты со мной, не в духе…

Никогда.

О, если б ложные мне виделись приметы!

Я рад с тобою быть… однако где газеты?

Над ними всё-таки пристойнее зевать.

Он занят чтением, – мне тоже книгу взять.

За чтеньем муж с женой, – вид важный и

степенный!

Примерная чета! божусь, неоцененно.

Ах! как ты мил, Сафир, что вспомнил обо мне:

Мы утро целое с женой наедине.

Не позволительно и утренней порою

Скучать, любезный мой, с супругой молодою.

Мой муж ведомостьми был занят, а не мной.

Что рано с балу так уехал ты домой?

Досадно, по тебе мы поздно спохватились.

Я крепко задремал.

А мы так всё резвились.

В Аглаю, знаешь, как Сердаликов влюблен?

Я настоял на том, чтобы взбесился он:

С Аглаей всё шептал и танцовал нарочно;

А он краснел, бледнел, дрожал, ворчал, ну точно

Не раз обманутый ревнивый на часах.

С Аглаей всякому легко быть в дураках.

Везде, где только бал, она необходима.

А я здесь лишняя.

Теперь об этом мимо;

В присутствии жены поосторожней будь.

Ба! да она ушла.

Бог с ней, счастливый путь.

Не совестно ль тебе с женою столько нежной

Вести себя, как ты, так сухо, так небрежно?

Да, очень совестно, пожалуй, побрани.

В уединении она проводит дни,

До утра́ твоего ждет с бала возвращенья.

А мне что за нужда? Какие утешенья!

Что с ней я, что один, не всё ли мне равно?

Хожу по комнате, глазею с час в окно;

Скажу ей что-нибудь, – она мне потакает,

И речь в устах моих, не кончась, замирает.

У нас с Эльмирою эмблемой приняты

Не розовы, мой друг, а маковы цветы.

И тягостно тебе согласие домашне?

Да, сударь, тягостно согласие всегдашне.

Зачем она молчит и убегает свет?

Причиной спесь иль лень; ума в ней, что ли, нет?

О! пропасть в ней ума; но кто про это знает?

И дарований тьма, – она их все скрывает;

Прекрасная собой, – одета не к лицу!..

Я впрямь был вне себя, когда мы шли к венцу,

Как в первый раз меня Эльмира обнимала!..

Немые ласки те божественны сначала,

А в продолжении весьма надоедят.

Иной подумает, что ты давно женат.

По справедливости, три месяца – три века!..

С Эльмирой можно близь тенистого просека,

Под свесом липовым, на бархатном лужку

Любиться, нежиться, как надо пастушку,

И таять весь свой век в безмолвьи неразлучно.

Всё это весело в стихах, а в прочем скучно.

Ты прав, на что она скромна, тиха, мила;

Нет, лучше, чтоб она кокеткою была.

Кокетка, знаешь ли, ужасно только слово.

Кроме значения, нет ничего худого.

Пусть ищет нравиться моя Эльмира всем,

Но любит лишь меня, и я доволен тем.

Ах! убегая раз она домашней сени,

Тобою занята гораздо будет меней;

Потом, как врозь она привыкнет быть с тобой,

Не мудрено, что ей понравится другой.

Потом – как раза два она тебя обманет,

Глядь, в очередь свою виновной охать станет.

Мой будущий удел я знаю наперед;

В наш век степенница по свадьбе через год

Берет любовника; – единобразье скушно,

И муж на то глядеть обязан равнодушно.

Всё это сбыточно, всё это быть должно

Со мною, как с другим, – так раз заведено.

Однако до тех пор хотел бы я в Эльмире

Все видеть способы искусства, средства в мире,

Рядиться, нравиться, приятной, ловкой быть,

А более еще, чтоб таковой прослыть;

Чтоб рой любовников при ней был ежечасно,

Но ею пре́зренный, рой жалкий и несчастный!

А я бы думать мог, на этот рой смотря:

Старайтесь круг ее, а наслаждаюсь я!

Ребячество, мой друг, ребячество большое;

И скрашивать на что суждение пустое?

Скажи, что молод ты супругом путным быть,

Не в силах качества жены своей ценить.

Любовь моя к жене род страсти, обожанье!..

Постой, да ныне мне назначено свиданье.

Прощай, любезный мой.

С Аглаей?

Точно так.

Ну можно ль предпочесть ее жене?

Никак.

Я знаю, что жене супруги должность свя́та,

А у вертушки той я, может быть, десятый;

Но с нею в забытьи я время провожу,

С женою ж разговор едва ли нахожу;

И наконец тебе доверить можно смело,

Что ныне, как в суде мое решают дело

И, может, приберут имение к рукам,

Я, вместо чтоб скакать по стряпчим, по судам,

Платить и кланяться, – к прелестнице поеду,

А ты покуда здесь останься, проповедуй!

Поди, суда́рь, к жене. – Вот сущий ветрогон!

Чему ж дивиться нам, что мало верных жен.

Что за диво!

Каков с Аглаей ты? – Она тебя нашла,

Иль ты ее сыскал?

При всем том как мила!

Надеюсь, для тебя всего милее света.

Увы! надолго ли?

Как хорошо одета!

О! этим славится не без причин она;

Что более в ней есть?

Жива, ловка, умна!

Приятно сладостных часов воспоминанье!

А где произошло с любезною свиданье?

Что сделалось с тобой! как ты задумчив.

Да,

Я таковой ее не видел никогда!

Вскружила голову тебе совсем Аглая,

Скажи по совести?

Ох, братец, нет, другая.

Другая уже? я как вкопанный стою!

Да, я влюбился вновь.

В кого?

В жену мою.

Вот новости еще!

Как будто это надо,

Чтоб именно со мной тут встретилась досада.

А что случилось?

Что? вы б это не снесли.

Быть может, но скажи…

Вы бы с ума сошли.

Я верю, но скажи, в чем происходит дело?

Ужели о пустом я так бы зашумела?

Печальное пришло известье?

Ох, не то!

Мне плакать хочется.

Не умер ли уж кто?

Не может разве быть несчастия иного?

Да что же сделалось?

Карета не готова.

Загадки этой я не разрешил бы ввек.

Вас это веселит, счастливый человек!

В забаву для себя всё обратить умеет.

Но если новое мне платье не поспеет,

То я не знаю, в чем уже на бале быть.

Уже? так перестань, мой друг, себя крушить:

Едва ты явишься, и, позабыв наряды,

На красоту твою все обратятся взгляды.

Удачно мадригал вы, сударь, мне сплели;

Аглае лучше бы его поберегли.

Как! что это?

Сафир! пожалуй, подойдите.

Чего изволите?

Рукавчик завяжите.

Послушайте меня.

Арист не должен знать,

Что по его делам я еду хлопотать.

Я умолчал о том.

Я этого страшилась

И только для того сюда к вам воротилась.

Они с ней шепчутся.

Благодарю.

За что ж?

У вас таинственность; а я на что похож?

И тайну чтоб узнать, догадки надо много.

Сафир! прошу сказать.

Сафир! ах! ради бога!

Не бойтесь, не скажу.

Я угадаю сам.

Ломайте голову, я позволяю вам;

А вы не делайте, Сафир, ему рассказы.

Пора уж отомстить мне за его проказы.

Конечно, ежели сего лишь захотят,

И ангела с пути прямого совратят,

Не правда ли, Сафир?

Мне это непонятно.

Не ждал от дружбы я услуги столь приятной.

Пожалуй, объяснись.

Иль славно поступил

Ты, что жене мою с Аглаей связь открыл?

Кто, я?

Да, ты.

Арист!

Сознайся, что некстати

Уведомлять жену о мужнином разврате?

Коль ветреность мою так можно называть.

Арист!

Когда же мнишь любовь ее снискать,

То лучше отложи все ковы в долгий ящик.

Такой ли женщине приятен пересказчик?

Уж это чересчур! – Вот на – рука моя,

Что ей не говорил о том ни слова я.

Да кто же ей сказал?

Кто! – мне какое дело!

Но только что не я, могу уверить смело.

Ужели у меня есть скрытные враги,

Привыкшие мои изведывать шаги?..

Ты всё колеблешься? Я повторяю снова:

Не я о том сказал, даю честно́е слово.

Довольно; извини, прости меня, Сафир.

Как мог подумать ты?

Ну, мир.

Пожалуй, мир.

Я очень чувствую, что это быть не может.

Не знаю, ныне что весь день меня тревожит?

А повод к этому?

Эльмира. – Посуди:

Блаженство обретал я на ее груди;

Смиренный, тихий нрав, испытанный во многом,

Любви достаточным казался мне залогом.

Я так уверен был, беспечен, что, ей-ей,

В объятиях ее не помышлял об ней.

Внезапно кротость та пожертвована вздору;

Эльмира вне себя от шляпки, от убору:

Она сбирается на бал, а я – сказать стыжусь! —

И в провожатые уж боле не гожусь.

Ну, что ж? ей, может быть, единобразье скушно,

И ты на то глядеть обязан равнодушно.

Я это говорил, я точно не был прав:

Еще не знал тогда я ревности отрав.

А ныне чувствуешь?

Не точно ревность…

Что же?

А что-то, на нее ужасно как похоже.

Мой друг, не вовсе ль ты рассудок потерял?

Когда жена твоя, чего ты сам желал,

К приманкам светскости не столько хладнокровна,

Уже ты вне себя, уже она виновна.

Пременчивости тень убийственна тому,

Кто вверился, как я, блаженству своему. —

Постой, что давеча она тебе шептала?

Вот, видно, на меня опять сомненье пало.

Весь толк о шляпке был; ты, верно, слышал сам?

Неправда, выдумка, я вижу по глазам.

Скажи мне истину сейчас – или ни слова.

По крайней мере, нет тут ничего такого,

Что неприятность бы могло тебе подать.

К чему ж таинственность?

Я обещал молчать.

Довольно.

Что с тобой? в лице весь изменился.

Тебе, знать, чудится.

Ну, право, рассердился.

Я… ничего.

Постой, куда же ты пошел?

Я так…

Куда, скажи?

Здесь воздух мне тяжел.

И это был Арист! он может быть ревнивым!

Так! вертопрахам он пример велеречивым;

Блаженства сущностью они не дорожат:

Его утративши, по нем же загрустят.

Вы скоро съездили.

Не правда ль, торопливо?

Не менее того мой выезд пресчастливый;

И в сей записочке еще подтверждено,

Что в пользу дело всё Ариста решено.

Прочтите, – с сим письмом слуга мне повстречался.

Успехом наконец пой поиск увенчался.

Я поздравляю вас.

А что Арист?

Пропал.

Отчаянно брюзглив и недоверчив стал;

Любезные черты ревнивца он являет.

Что неожиданно его переменяет?

Что хочет женщина, то сбудется всегда.

Какие случаи бывают иногда:

Я радуюсь тому, о чем иная плачет;

Мой муж ревнив!

И как!

Сафир! что это значит?

То значит, что ему досталось унывать.

О! я берусь его достойно наказать:

От дядюшки письмо я утаю до срока,

Его промучаю весь день.

Ах! как жестоко!

Мной чувства жалости совсем отдалены;

С ума его сведу.

По милости жены

Не первый попадет в число он сумасшедших.

Нет! а раскается он в шалостях прошедших,

Ручаюсь вам за то.

Признаться, что Арист

Пред вами совестью своей не очень чист

И наказания примерного достоин.

И накажу его, он может быть покоен.

А чем? не этим ли письмом?

Чем бог послал.

Отдайте мне его, чтоб он не увидал.

И так сбылись мои правдивые сомненья!

Скажи, бессовестный, еще в недоуменьи

Не знаю, как судить мне по твоим словам:

Помощник, что ли, ты иль обольститель сам?

К кому такая речь?

Замешаны мы оба.

Уж боле не к лицу невинною особой

Прикидываться вам: сей день вас обличил;

Довольно времени я легковерен был.

Одумайся, Арист.

Он в полном ли рассудке?

О! бросьте наконец безвременные шутки.

Скажи, суда́рь!.. Иль нет, оставь покуда нас;

Мы лучше свидимся с тобою через час,

Тогда произойдет короче объясненье.

Но что ввело тебя в такое исступленье,

Скажи причину нам?

Оно у ней в руках.

Письмо!

Неу́жели вы ощутили страх?

Дай мне тебе сказать…

Мне слушать недосужно.

Одно…

Не надобно.

Лишь слово дай…

Не нужно.

Вы видите, Сафир, он, кажется, в бреду;

Подите, пусть его упрямится.

Иду.

Он, право, жалок мне!

Ужимки бросьте эти:

Еще ль вам повторять, что нам не нужен третий?

Чего хотите вы? вот мы наедине.

Не вам расспрашивать, сударыня, а мне.

Чего хотите вы?

Чего? вопрос забавный!

Подайте мне письмо, где я увижу явно,

Как женской честности вы пре́зрели закон,

Как вами я забыт, поруган, оскорблен!

Поруган! оскорблен! – какие выраженья!

Но ваши не хочу я разрешать сомненья

И не отдам письма.

Должны его отдать,

Иль бешенство мое хотите испытать?

Подумайте – читать письмо чужое низко,

И хлопотен надзор над женской перепиской.

Я, кажется, вам муж.

Я, сударь, вам жена;

И любопытством я большим одарена,

Но ваши тайны мне всегда казались святы.

Вам свято что-нибудь! не я ль уж виноватый?

Подайте мне письмо.

Нет, право, не отдам.

Читаю ль я когда, что пишет часто вам

Любезная для вас, прелестная Аглая,

И может быть, еще прелестница другая?

Как заблуждения дерзаете равнять

Мои вы с вашими? Иль вам растолковать:

Мои суть шалости, а ваши преступленья.

Где эти ветхие нашли вы наставленья?

Но и погрешности мои вам не покров;

Я вам не верен был на несколько часов;

А в доказательство, здесь для моей очистки,

Вот как я берегу любовные записки.

Ах! доказательства не служат ни к чему,

Коль дороги еще вы сердцу моему,

И бесполезнее, когда я к вам остыла.

В глаза мне говорит, что точно изменила!

Простительно ль сему бесстыдству мне внимать?

Не думайте, чтоб я вас мог подозревать

По недостаточной какой-нибудь причине;

Нет! повод вы к сему мне подали не ныне,

А перемену в вас заметил я давно.

Что вы заметили?

То, что… Но всё равно,

Я тысячу могу вам случаев исчислить,

По коим должен был об вас я худо мыслить;

Довольно было бы смешно не замечать

Мне на лице у вас уныния печать,

Когда наедине мы оставались с вами;

И часто думал я, что, кстати, между нами,

Страдаете всегда вы болью головной,

Когда случается вам выезжать со мной. —

Сегодня поутру, на что искать мне дале,

В смятеньи были вы, погружены в печали,

Когда напомянул я об деревне вам;

Конечно, скоро бы прибегнули к слезам,

К упрекам, жалобам! – на дело не похоже!..

Является Сафир, я ухожу – и что же?

Откуда всё взялось на бедствие мое:

Веселость, острота, наряды и пеньё,

Все, словом, женские чертовские приманки.

Я в дверь, вы со двора, и очень спозаранки.

Не ведаю, какой злой дух в меня вдохнул,

Чтобы Сафиру я об этом намекнул?

Изменник! над моим ругался как несчастьем!

Как утешал меня притворным соучастьем!

Непринужденно как смеялся, ободрял!

От горькой истины как хитро отвращал!

Как другом и женой жестоко я обманут!

Но более меня обманывать не станут.

Что вы потупили глаза? вы смущены?

Подайте ж мне письмо.

Мой бог! как вы смешны!

Я очень чувствую; однако непристойно

Вам это замечать.

Нрав самый беспокойный.

Мне, право, кажется, что вы больны – в жару.

Не сами ль ныне вы твердили поутру,

Чтоб одевалась я нарядней, выезжала,

Чтоб дарованьями не столь пренебрегала?

По воле вашей я за это принялась,

И вышло невпопад; – как угодить на вас?

Откуда прихотей вы набрались?

Откуда?

Я впрямь несправедлив, и был, и есмь, и буду!

Подайте мне письмо.

Пора об нем забыть.

Как можете еще такой спокойной быть?

Да это оттого, что нрав имею ровный.

Пожалуй, говорить я стану хладнокровно.

Письмо я требую; прошу его от вас

Не для того, чтобы с сей вывеской тотчас

Повсюду разглашать ваш стыд, мое бесчестье,

И вскоре без меня о том пройдет известье;

Над этим случаем свет едкость изострит,

Печальну истину раскрасит, распестрит;

Еще похвалит вас, что мужа обманули.

Нет! лучше припасу две роковые пули:

Одну бездельнику, другую для себя.

Как хладнокровно!

Нет! вас сверх всего любя,

Скажите, – я могу ль так вдруг возненавидеть?

Подайте мне письмо, – ах! дайте мне увидеть,

Вам точно ли всегда другой казался мил,

Всё притворялись вы, я всё обманут был.

Вы усмехаетесь; – кто смеху здесь предметом?

Я думала теперь, ей-богу, не об этом.

Не будем долее комедию играть;

Подайте мне письмо, – ведь надобно ж отдать?

Подайте, – право, я за вас боюсь.

Не бойтесь.

Подайте.

Полноте.

Подайте.

Успокойтесь;

Возьмите, вот оно.

Что буду я читать?

«Не надлежало б так Ариста балова́ть,

Эльмира, милый друг! но так и быть; и дело

Он ныне выиграл, – ты этого хотела.

Прощай, я остаюсь усердный дядя твой».

N.

Эльмира! я дурак! прости мне, ангел мой!

Насилу сделались опять вы справедливы.

Я недоверчивый, неистовый, строптивый!

Какие клеветы произносил с сердцов?

Для оправдания мне недостанет слов.

Вот неожиданность! хоть бы в волшебных те́нях;

Супруга нежная в слезах, муж на коленях!

Раскаянье, любовь, согласие! – что, брат?

Пред ней я, пред тобой, пред всеми виноват.

Прости, Эльмира, мне сомненье безрассудно;

Конечно, мне к тебе его питать бы трудно;

Но мой неправый гнев… но и проступок сей —

Не есть ли верный знак к тебе любви моей?

Нет, беспорочной мне была холодность платой,

И ревность, я когда казалась виноватой.

Что требуешь, скажи: чтоб удалился я

В леса дремучие, в безлюдные края?

Мой друг, изволь, и там забуду я с тобою

Веселья бурные, утраченные мною.

Такие жертвы я, конечно, откажу:

Приятность в городе сама я нахожу.

Как хочешь; но теперь в столице иль в пустыне

С тобою дома я всегда сижу отныне —

Днем, утром, вечером, и в полдень, и в полно́чь;

Все вертопрашества и суетности прочь!

Но дома не всегда меня ты видеть будешь.

Иль долго ты мою вину не позабудешь?..

Или прикажете мне к вашим пасть ногам?

Прощаю – пусть он всем обязан будет вам.

Так, если несколько тебя сей день исправил,

Его благодаря: он и меня наставил,

Чтоб вкусам я твоим старалась снисходить,

Затем, чтоб от других приманок отвратить,

Чтоб иногда твоей противилась я воле,

Затем, чтоб ты ценил мое смиренство боле.

Так! он любовь твою мне возвратить хотел,

Старался, сколько мог, – и, может быть, успел.