– Представь себе… Не ожидал?
Невысокий щуплый парнишка прикрыл за собой дверь – и тут же подпер ее спиной, застыв в картинной позе. Видимо, от всей души наслаждался произведенным эффектом.
А я… я молча таращился. На тощие руки, сложенные на груди, на лицо, которое много месяцев подряд наблюдал чуть ли не каждый день. Знакомое – но одновременно чужое. Изменился только цвет волос – с белесо-светлого на темный, который, похоже, и был настоящим, доставшимся наследнику российского престола от рождения.
А чуть крючковатый нос, тонкие губы, невыразительные глаза и даже вечная недовольная складка между ними – остались прежними. Как и выражение лица, с которым на меня смотрел его императорское высочество великий князь Павел Александрович Романов.
Недавно произведенный в унтер-офицерский чин господин юнкер Артем Волков.
Чингачгук.
– Признаюсь – не ожидал… ваше высочество.
Я все-таки заставил себя как-то отлипнуть от кресла, подняться и изобразить положенный по этикету поклон. Настолько неуклюжий и деревянный, что Чингачгук не выдержал и улыбнулся. Вид у меня, похоже, был настолько обалдевший и потерянный, что даже государыня негромко захихикала… Прямо как гимназистка, услышавшая неприличный анекдот. Один Багратион сохранил хоть что-то похожее на серьезность.
Что наверняка ничуть не мешало ему в глубине души искренне забавляться происходящему.
Но больше всех потешался, конечно же, Чингачгук. Он явно рассчитывал вогнать меня в ступор – поэтому даже оделся совершенно неподобающе. Государыня и Багратион были в костюмах, я – хотя бы в рубашке с брюками, а венценосный индеец напялил самые обычные кеды, джинсы и футболку на пару размеров больше нужного – будто находился не на встрече чуть ли не государственного значения, а дома.
Впрочем, почему – будто? Чингачгук и был у себя дома – в императорском Зимнем дворце.
– Думаю, у вас очень много вопросов, князь, не так ли? – негромко поинтересовалась государыня.
– Да… пожалуй. – Я скосился на Багратиона, уже опустившегося обратно в кресло. – Еще как много.
– События, исход которых вы наблюдали полтора месяца назад, начались очень давно. Семена заговора созревают долго… А может, это мы были слишком слепы и неосторожны, чтобы увидеть измену у себя под носом – ведь это порой непросто. – Государыня невесело вздохнула. – Особенно когда ее зараза касается умнейших и достойнейших и прикрывается разговорами о благе империи.
Смерть родителей. Потом – авария, которая едва не стоила жизни мне самому. Дуэль, гибель Кости… Дед уже говорил мне об этом: что бы ни творилось тогда, почти год назад, – началось оно гораздо раньше.
– Но уже летом стало понятно, что в стране готовится что-то страшное. То, чего не случалось уже очень давно, – продолжила государыня. – Разговоры о том, что я должна отречься в пользу Павла, велись шепотом намного раньше, чем их посмели начать прямо на заседании Госсовета. И мой сын слышал их куда чаще, чем мне бы хотелось.
Чингачгук едва заметно поморщился. Одному Богу известно, что происходило здесь, в личных покоях императорской семьи, год или два назад, – но воспоминания, похоже, были не самыми приятными.
– Павла сложно назвать легковерным, но я все равно решила уберечь его и от опасности, и от дурного влияния. – Государыня посмотрела на Чингачгука и мягко улыбнулась. – А еще ему не помешало бы своими глазами увидеть то, о чем раньше только восторженно слушал. Не сомневаюсь, первый курс пехотного училища стал для моего сына ценным уроком.
Скорее уж наказанием – хоть государыня и не говорила об этом прямо. То ли за проступок, то ли за неосторожно сказанное слово… а может, и за что похлеще. Да чего уж там – я и сам загремел во Владимирское вовсе не за хорошее поведение.
Или все-таки потому, что Багратиону был нужен на первом курсе свой человек – приглядеть за наследником Романовых?
Его светлость говорил о будущей военной элите, о полезных знакомствах и настоящей дружбе, которые юнкера приобретают в стенах военного училища. Но о подобном я, конечно, даже не догадывался. А вот Багратион с его опытом вполне мог заранее просчитать, что своенравный Павел непременно нарвется на неприятности. А я – рано или поздно окажусь поблизости. И тогда…
– Порой проще всего спрятать что-то важное, положив на видное место. – Багратион усмехнулся и сложил руки на груди. – Я лично маскировал Дар наследника. И, похоже, мне удалось сделать это достаточно хорошо, чтобы провести даже умнейших… Не так ли, князь?
Прятали не только Дар. С лицом Чингачгука… то есть Павла, тоже сделали что-то странное. Я даже представить не мог, что за плетение Багратион использовал для такого эффекта, но дело было точно не изменившемся цвете волос. Черты остались прежними – теми же самыми, что порой мелькали то в газетах, то на экране телевизора, но что-то подсказывало: наверняка до снятия заклятия наследника не узнала бы даже родная мать.
– Меня вы уж точно провели, – честно признался я. – А кто-нибудь из командования… Ротный?
– Никто. – Государыня покачала головой. – Даже при дворе знали буквально несколько человек, самых близких. Я не думала оставлять Павла в училище дольше чем на пару месяцев, но…
– …Но потом даже там стало куда безопаснее, чем в этих стенах. – Багратион мрачно усмехнулся. – Да и сам наследник не пожелал оставлять товарищей.
Я посмотрел на Павла, и тот отвел глаза и как будто даже чуть покраснел. Не знаю, сколько на самом правды было во всей этой истории, но с одним не поспоришь: что и когда бы ни случилось, в училище наследнику уж точно ничего не угрожало.
Во всяком случае, пока мы всем личным составом не отправились брать на абордаж «Бисмарк».
– Наверное, я должен принести извинения, – пробормотал я. – За то, что подверг жизнь его высочества опасности.
– Вы ведь не знали, князь. – Государыня пожала плечами. – На вас нет никакой ответственности… А вот моему сыну не помешало бы почаще вспоминать, что его жизнь и здоровье куда важнее для страны, чем умение стрелять из винтовки.
– Я велел ему оставаться на берегу, ваше величество. – Багратион смущенно отвел взгляд. – Но он не…
– Можете не рассказывать. – Государыня махнула рукой. – Я хорошо знаю собственного сына… Впрочем, хватит об этом. Павел желал говорить с князем Александром с глазу на глаз. Вы ведь не возражаете?
– Нет… Нет, конечно же. – Я развернулся к столу и поклонился. – Ваше величество… ваша светлость.
Не то чтобы удивление уже успело полностью пройти, но, когда дверь с нами с Павлом закрылась, я почувствовал что-то вроде облегчения. Конечно, тот, кто шагал по коридору со мной рядом, раз и навсегда перестал быть юнкером по прозвищу Чингачгук, но все-таки остался ровесником, однокашником и товарищем… хотелось бы надеяться, во всяком случае.
– Выдохни, княже. – Павел ткнул меня локтем в бок. – Я даже удивился, что ты раньше меня не раскусил. Ты ж у нас голова…
Голова, да не очень… Я продолжал выуживать из памяти все, что могло выдать скрытого первоклассной магией Одаренного. Темные у корней волосы, знание английского – уж точно незаурядное для обычного выпускника гимназии. И, конечно же, совершенно невозможные для простолюдина упрямство и гонор, сделавшие Чингачгука единственным на курсе «красным» юнкером… Да уж, теперь все вставало на свои места: великому князю и наследнику престола уж точно не к лицу было терпеть лютый цук и жить по традициям славной пехотной школы.
Но вспоминал я и другое: в училище «дядьки» не давали молодых в обиду, да и сами первокурсники держались дружно. Я в первый же день вступился за Павла – а тогда еще вчерашнего гимназиста Артема Волкова. Мы не раз и не два лупили куракинских, шли бок о бок к «Бисмарку» – и сражались вместе. Князь Горчаков сделал достаточно и для империи, и для наследника престола лично.
Но тот же князь Горчаков никогда не был чужд суровых казарменных шуток. А как-то раз в Пятигорске перед отбоем тайком засунул под одеяло наследнику вымоченный в воде кожаный ремень – и потянул, когда его высочество задремал. Местные тогда уже чуть ли не неделю пугали нас рассказами о змеях…
В общем, наследник верещал на весь лагерь и подпрыгнул вместе с одеялом под самый верх палатки. А сиятельный князь Горчаков ржал как ненормальный, пока не получил по лбу какой-то книжкой.
И сейчас бы предпочел, чтобы никто больше не вспомнил об этом досадном событии.
– Ваше высочество, – я повернулся к шагавшему рядом Павлу, – вы ведь могли рассказать и раньше… хотя бы мне и господину юнкеру Бецкому. Или позже, когда мы захватили училище.
– Ага. Сам-то подумай: белобрысый первокурсник вдруг заявляет, что он – наследник престола великий князь Романов. – Павел рассмеялся. – Да ротный бы решил, что я тронулся умом, – и посадил бы меня под замок.
– Может быть, – кивнул я. – Но тогда вам не пришлось бы рисковать жизнью и…
– Хватит уже выкать! Я же тебе не мать и не министр какой-нибудь. – Павел махнул рукой. – Только индейцем больше не называй, княже, – а не то на каторгу отправлю… Достали уже.
– Ну простите, ваше краснокожее высочество! – Я все-таки рискнул ввернуть шпильку. – Кто бы мог подумать, что вас… что тебя засунут во второсортное пехотное училище?!
– Второсортное – это еще мягко сказано, – усмехнулся Павел. – Ладно. Пойдем хоть посмотришь, как я живу.
Комната наследника российского престола мало напоминала мою собственную – и отличалась не только размерами… раз этак в десять. Дед наверняка вполне мог бы позволить окружить каждого из своих наследников не меньшей роскошью. Но, видимо, в роду Горчаковых испокон веков было принято растить юных князей в хоромах… поскромнее.
Впрочем, после беглого взгляда на обитель Павла я бы даже назвал свою комнату аскетичной. Да чего уж там – монашеской кельей, в которую едва-едва влезла бы огромных размеров кровать у дальней стены. Письменному столу из темного дерева позавидовал бы даже дед. Одних книжных шкафов было штуки четыре – и четверть полок занимали модельки автомобилей. Изящными, явно ручной работы… похоже, его высочество был заядлым коллекционером.
Игрушек почти совершеннолетнему Павлу уже не полагалось по возрасту, но здоровенный рыцарский доспех в углу явно служил не только для украшения… когда-то. Нагрудник из толстого металла покрывали вмятины и царапины, а в паре мест зияли сквозные дыры диаметром с палец. Его высочество явно не стеснялся отрабатывать на металлическом гиганте боевые заклятия – а может, и вовсе палил в безответного рыцаря из чего-то огнестрельного.
Единственное, чем наши с ним комнаты были похожи, – постеры на стенах. Какие-то супергерои из американских комиксов, автомобили, голливудские актрисы и актеры с ослепительными улыбками, в которых кто-то – не иначе сам хозяин – закрасил чернилами парочку передних зубов.
И полуголые красотки – куда же без них.
– Ну как? – поинтересовался Павел. – Нравится?
– Ну… точно не наш дортуар. – Я еще раз огляделся по сторонам. – Тут можно целую роту поселить.
– Ага. Давай, устраивайся.
– Куда?
– Куда хочешь. – Павел прямо в кедах плюхнулся на кровать, разом утонув в подушках чуть ли не целиком. – Если хочешь колы – возьми в холодильнике. Он за столом, внизу.
Еще и холодильник… Мы с братьями о таком даже не мечтали.
– Спасибо, воздержусь, – отозвался я. – Хотя, подозреваю, туалет у тебя где-то здесь тоже есть.
– Вторая дверь от окна. – Из подушек высунулась тощая рука и указала куда-то влево. – Чая нет, бутербродов тоже. Мать запретила звать горничных, пока ты здесь.
– Да уж… – Я понимающе кивнул. – Ладно, обойдемся. В конце концов, ты же меня позвал поговорить, а не обжираться.
– Так и есть, княже. – Павел рывком сел в кровати – и вдруг посмотрел так серьезно, что на мгновение меня взяла оторопь. – Скажи – что ты думаешь про Багратиона?