Веками человечество пытается построить идеальное общество всеобщего процветания и гармонии. От эпохи к эпохе мыслители рождают новые, совершенные, по их мнению, модели государственного и социального устройства, миры, где не нужны деньги, где все здоровы и равны по праву рождения. Только суть человеческой природы, смысл нашего бытия таковы, что все эти красивые концепции остаются в итоге на бумаге. В тот момент, когда почти или уже наступило равновесие, – достигли того, о чем мечтали… Вспышка. хаос. Все сначала.
В этом есть смысл диалектической природы мироздания. Классическая спираль развития, стремящаяся от меньшего к большему. Человек накапливает знания, проверяет их на практике, получает результат, появляются новые, более точные, усовершенствованные данные – вызовы, на которые вселенная должна реагировать иначе, чем прежде, чтобы сохранить устойчивость. Мир – система, общество – система, человек – система. все есть система, либо первичная, либо вторичная. А любая система стремится к равновесию, и вмешательство в ее устройство, искусственное или естественное, нарушает баланс. И снова она аккумулирует свои ресурсы, исправляет ошибки, стремится к новой стабильности.
В истории мы часто видим, как возвеличиваются и затухают цивилизации и государства, штормовым ураганом пролетают войны и катастрофы, рассеивая по сторонам осколки вселенского векового льда, который замораживает тело и рвет на тысячу лоскутков душу человека, всех людей. И снова… После пожара строим Рим, Париж или Москву. После войны жмем руки и заключаем мир. Восхищаемся полотнами и монументами – «прекрасным» в нашем культурном понимании. Всякий раз мы восстанавливаем наш Вавилон – каждый – свой и все вместе – общий. Но ступенька. и все сначала. Только по этой дороге мы уже проходили – есть опыт и знания ровно до той черты, на которой споткнулись. Наш мир постоянен только в своем непостоянстве. Но в том и заключается условие непрерывного развития.
Иногда просто живешь, что-то делаешь, перемещаешься в пространстве, а потом в один прекрасный момент останавливаешься и как будто приходишь в себя. Понимаешь, что происходящее с тобой – всего лишь сон. Полная потеря ощущения реальности. В такой сон провалился и наш герой, когда в последний раз держал за руку Ангелину. Несмотря на свою уверенность и харизму, чувство превосходства над всем миром, которые обладали им до произошедшей трагедии, за весь последующий год Ян так и не смог себе ответить на главный вопрос: «Что дальше?…» Смерть девушки обнулила в нем все. Теперь он напоминал чистый лист бумаги: без текстов, геометрических фигур, без красок. Он жил по инерции. Школьный товарищ Яна, конечно, не мог быть виноватым в таком развитии событий. Однако, обладая сильной, но управляемой эмпатией, Андрей Поплавский отчетливо ощущал, как его друг угасает. Тогда он взял ситуацию в свои крепкие, уверенные руки и решил: кардинально поменять обстановку и общество, добавить ритма.
В начале января следующего 2011 года под чутким руководством дипломатичнейшего товарища с учетом своей склонности к эпистолярному творчеству, гармонично дополнявшему артистические таланты Яна, он очутился в казахском городе Астана в качестве внештатного сотрудника при Информационном бюро Организации Объединенных Наций в Республике Казахстан. Постоянная вовлеченность в процесс, работа в команде, мера ответственности за выполнение серьезных задач день за днем возвращали Яна в мир живых. Но, как и прежде, он не мог ощутить всю полноту окружающей действительности, оставаясь в плену самоанализа и поиска ответа на вопрос – «ЧТО ДАЛЬШЕ?…» И чем дольше он не мог найти приемлемый для себя ответ, тем сильнее в его висках нарастало напряжение.
Очередную, уже осознанную попытку договориться наконец с самим собой, предпринятую Яном, можно характеризовать как обращение к истокам. Наш герой погрузился в изучение древнейших духовных практик – подбирал ту, которая станет для него идеальным камертоном. Как известно, существуют камертоны, предназначенные для настройки музыкальных инструментов или подбора тональности для певцов, которые воспроизводят эталон звука – как правило, ноты «ля». Однако есть устройства, основанные на принципе камертона, используемые для обработки твердых структур – камня или металла за счет воздействия направленной вибрации. Яну нужны были обе опции, но в обратной последовательности: сперва необходимо было обработать, так сказать, огранить дикий камень его души, а потом уже добиваться правильного резонанса с микро- и макрокосмосом.
Доступные для Яна религии и духовные системы на этом этапе не были способны удовлетворить его внутренний запрос – и он пошел дальше. А на Востоке как раз с этим проблем никогда не было. Спустя несколько месяцев он решил начать с того, что появилось на заре человечества, – шаманских практик. В первозданном виде шаманизм на нашей планете сохранился в тех ее уголках, которые со стратегической и экономической точки зрения мало интересовали колониальные империи, великие державы и вообще кого бы то ни было. Сохранился он только в тех районах, где «черт ногу сломит», «абсолютный пустырь», «погода регулярно шепчет» и так далее. И, о, чудо! – к счастью, такое местечко оказалось как раз под носом у нашего героя. В горах Гиндукуш, на юго-востоке Афганистана, проживают народы дардской этнической группы, которые не были полностью исламизированы и продолжают до сегодняшнего дня под руководством местных шаманов отправлять культы своих древних предков. Конечно же, как только Ян изучил этот вопрос, он незамедлительно начал планировать возможные варианты своего отбытия в Афганистан. И как раз тут получилась заминка – уже десять лет в стране идет затяжной военный конфликт между Движением и силами содействия безопасности НАТО. По большому счету, война в этой стране идет перманентно, начиная с глубокой древности. Если в военных действиях участвуют иностранные государства, то весь мир говорит о войне в Афганистане. В остальное время – это нормальный ход жизни, когда в стране, населенной представителями более чем 20 этносов, местные элиты делят власть, территорию и в принципе все, что делится и имеет ценность. Такова историческая особенность территории. Самостоятельно туда ехать небезопасно. И снова везение! На утренней планерке Говард, руководитель отдела, за которым был закреплен Ян, обсуждая наполнение новостной ленты, объявляет, что с 27 июня по 1 июля в целях международной координации мероприятий по борьбе с преступностью и сопутствующими явлениями группа коллег из центра ООН по превентивной дипломатии для Центральной Азии планирует командировку в Афганистан.
– Необходимо взять у коллег программу, а когда миссия закончится, получить материал для подготовки пост-релиза. Сопровождать их не нужно. Взять то, что дадут, и сделать обычный пост-анонс: вода и фотоматериалы. Событие не острое, – поставил задачу Говард, обратившись лично к Яну на русском языке.
Говард был лет на десять старше Яна и успел зарекомендовать себя в качестве высокопрофессионального журналиста с уверенным карьерным бэкграундом. До Казахстана он работал в редакции одного из ведущих изданий своей страны и всего на полставки подрабатывал в Лэнгли[1]. Для пущей важности этот товарищ частенько разбрасывался словечками, относящимися к журналистскому жаргону, и, чтобы подчеркнуть свою идеологическую лояльность правящей на родине политической партии, по делу и без дела любил пафосно вставлять в разговоре с иностранными коллегами фразу, которая вдобавок была лозунгом издания, где он прежде работал, – Democracy dies in darkness (англ. «Демократия умирает во тьме»).
«То что нужно!» – воодушевленно вздрогнул Ян и решил дожимать тему, мелькнувшую лисим хвостом перед его носом. После планерки он подошел к своему руководителю и спросил:
– А может, я лучше поеду вместе с коллегами? Материал получится более качественный, по-моему. Нельзя упускать такую возможность. Ведь в этой стране демократия умирает во тьме!.. – любимой фразой шефа, произнесенной с серьезным выражением лица, закончил Ян свою реплику.
Говард читал все это время какой-то текст, лежавший в его папке, но когда услышал излюбленный призыв, выстрелил взглядом в нашего героя и, помолчав секунд десять в том же положении, размышляя над сказанным, спокойно и почти безразлично произнес:
– Хорошо. Но под вашу личную ответственность, – высказал свой вердикт относительно предложения внештатного коллеги и вернулся к чрезвычайно важному чтиву, весомость которого отражалась в его сконцентрированном выражении лица.
Как выяснилось после похода к кадровикам для оформления командировки, фраза «под личную ответственность» отражала не только вопросы обеспечения безопасности, но и полное отсутствие суточных. Предполагалась лишь эксплуатация административного ресурса для того, чтобы Яна включили в международную группу, отбывающую в соседнее государство. И даже это его не огорчило – так сильно было личное стремление побывать в районе первозданной, можно сказать, фактически дикой природы и обрести внутреннее равновесие. Кроме прочего, вознаграждение, которое Ян получал в международной структуре, было весьма приличным, а с учетом того, что тратиться ему особенно было не на что во время своего пребывания в Астане, деньги, предусмотренные на всякий случай, у него были.
Наступило время «Ч», когда Ян вместе с коллегами из центра прибыл в Кабул. Всю неделю участники миссии посещали разные конференции и встречи, общались с жителями и местными чиновниками в самой столице и ее окрестностях – стандартные плановые мероприятия. В пятницу вечером, 1 июля, по возвращении после заключительной вылазки в гостиницу, находящуюся в самом центре города, в районе площади Ансари, Ян вышел на связь с Говардом.
– Здравствуйте! Мы завершили программную часть. Хотел уточнить, когда нужен пост-анонс, – стараясь разговаривать правильным журналистским сленгом, спросил он у своего куратора.
В трубке телефона Ян услышал в ответ долгий выдох, за которым последовало небольшое рассуждение:
– Сегодня группа возвращается назад, поэтому информацию нужно дать не позднее понедельника, скажем, днем. Конечно, я должен буду еще все прочитать, а поскольку не хотелось бы тратить свой уикенд на изучение и корректировку материала, который вам еще нужно будет подготовить… я попрошу мне все предоставить к началу рабочего дня в понедельник, – четким поручением подытожил свой монолог Говард.
– Тогда у меня будет предложение. Со следующей недели я хотел бы взять отпуск до конца августа и остаться пока здесь, в Афганистане. Дальше посмотрю. Все равно летом наша активность невысокая и пользы от меня в Астане вам не будет, пожалуй, никакой. Тем более, организации не придется мне платить за это время. Я же внештатный работник, и мой отпуск никак не оплачивается. И потом, человек я всегда был близкий к культуре. Очень тут интересный пласт цивилизации. Когда я еще соприкоснусь с такой палитрой? – пытаясь быть убедительным в разговоре с Говардом, который являлся уверенным приверженцем капиталистической системы ценностей, Ян сделал акцент на материальном аспекте своего обоснования.
Опять в трубке повисла небольшая пауза.
– Вы эту поездку у нас никак не оформляли? – стараясь прояснить обстановку, уточнил Говард.
– Нет, – поспешил с ответом Ян.
Снова пауза, правда, чуть подольше, после которой из телефонной трубки прозвучало одобрение собеседника:
– Ок… Только материал я все равно жду к обозначенному сроку! – старший товарищ вернул разговор в рабочее русло.
Обрадованный полученным согласием, Ян незамедлительно приступил к подготовке своего похода. Осознавая, что для перемещения по стране, да еще в таком сложном районе, как горы Гиндукуш, ему потребуется проводник, он обратился к сотрудникам отеля с просьбой кого-нибудь порекомендовать. Официальная рекомендация прозвучала неутешительно: «Сейчас не лучшее время для экскурсий!». Неофициально менеджер предложил Яну услуги частного лица – местного таджика по имени Захид, который знал русский язык и за умеренную плату был готов сопровождать гостя в его путешествии. Это был мужчина с растрепанной бородой, одетый в традиционный афганский наряд. Внешне он выглядел как глубокий старик, но, судя по голосу и глазам, на самом деле не был сильно стар. Просто из-за образа жизни и сложных климатических условий казался изношенным, как и многие местные, жизнь которых проходит за пределами города. Ударили по рукам. Деньги в сумме триста долларов были внесены на депозит, место для которого Захид определил в своем пакуле[2]. Согласно договоренности, депозит не подлежал возврату при любом исходе путешествия.
Понимая, что позднее собраться с мыслями ему будет сложно, Ян решил не затягивать с поручением Говарда. Уже вечером в отеле он набросал развернутый анонс. Ничего сложного: по сути, собрал его из материалов рабочей папки к этой командировке, полученной от коллег из центра, дополнил фактуру собственными наблюдениями, собранными в ходе поездки, и отправил все по электронной почте начальнику. Руководство миссии и афганские коллеги были информированы офисом в Астане о том, что Ян планирует задержаться на неделю в стране для подготовки информационно-аналитических обзоров по ключевым вопросам повестки. На всякий случай Яну организовали связь с человеком, ответственным за пребывание всей международной группы на территории Афганистана. Путь был свободен.
Утром в субботу проводник ждал Яна у гостиницы. Учитывая планы и пожелания нашего героя, Захид был оснащен всепроходимым транспортным средством – красным пятиместным внедорожником с открытым багажником. Предположительно, машина была выпущена с конвейера в середине 1990-х годов, но по аналогии со своим владельцем была весьма изношена: побита и исцарапана камнями, ветками, а также прочими предметами различного, не всегда рукотворного происхождения, присыпана пылью. Даже цвет кузова не везде угадывался однозначно. Двойные фронтальные фары находились на положенном месте, но были покрыты паутинкой трещин, пробоин и сколов, как, собственно говоря, и лобовое стекло. Заднее – отсутствовало в принципе, создавая в салоне эффект кондиционера. Радиаторная сетка… как же без нее… посему она была восстановлена дизайнерским способом из толстой проволоки. Идентификация марки автомобиля не представлялась возможной: эмблема производителя утрачена вместе с родной радиаторной сеткой. Колесами, кстати, по всей видимости, от советской бронетехники, вояж был обеспечен.
Ян вышел из отеля с рюкзаком. Много вещей он с собой никогда не брал, когда путешествовал один и особенно по работе. Проводник с огрызком карандаша в руках колдовал над картой, развернутой на капоте автомобиля. Наш герой подошел к возбужденному Захиду.
– Здравствуйте! – поприветствовал Ян своего проводника.
Захид поспешно обернулся, услышав голос своего уважаемого нанимателя, скрестил на груди обе руки и слегка не спеша поклонился, выражая таким образом свое глубокое уважение к человеку, который дал ему работу.
– Ассаляму алейкум, сахиб Ян![3]
Так в Афганистане в традиционных общинах, как правило, в сельской местности, принято приветствовать людей, старших либо по возрасту, либо по положению. В городах все чаще встречаются западные манеры. Но все же афганское общество представляется в большей степени традиционным, а многие вещи, которые приняты в других странах, не приветствуются и даже иногда порицаются на этой земле. Несмотря на то что Ян уже успел посмотреть здесь на людей провинциального толка, когда ездил вместе с миссией в окрестностях Кабула, с таким реверансом в свой адрес столкнулся впервые. Он был удивлен, но не подал вида. Захид указал на карту и предложил согласовать маршрут их перемещений.
– Посмотрите, сахиб Ян, вы хотите повстречать дардов. Их можно найти, если двигаться в сторону Нуристана. Проще будет поехать вдоль реки Кабул и, не доезжая до Джелалабада, повернуть в сторону городка Мехтарлам, оставить там машину у моего хорошего товарища и пешком уйти по равнине вдоль вот этого притока. Всего займет два дня. Там начинается Хиндукуш. Я взял палатку – вы сможете спать в ней. Я понесу ее сам. На улице ночью даже в середине лета тут в горах прохладно. Вы мне хорошо платите. Может, еще что-то могу для вас сделать? – с большим уважением предложил Захид.
– Афганистан расположен в основном в горной местности. А пустыни тут есть? Я хотел побывать в настоящей пустыне. Говорят, там особенная энергия. Энергия гор, энергия воды и энергия пустыни, – Ян решил расширить свою программу, коль скоро представилась такая возможность.
– Согласен с вами, у пустыни есть очень большая сила, – согласился Захид, хоть и не до конца понимал глубинного смысла выражения Яна. – На севере есть пустыня. Там начинаются Каракумы и потом уходят в Туркменистан. В Афганистане мало совсем таких территорий и сложно добраться до этих мест. Есть еще пустыня на юге, Регистан, к югу от Кандагара. К ней выйти проще, если после Хиндукуш, правда, ехать подальше. Полдня потратим на дорогу. И тогда нужно будет машину оставить у моего свояка в Кандагаре. Дальше к югу у меня нет надежных людей, – объяснил Захид.
– Давайте после дардов к пустыне на Регистан поедем. Бродить по пескам не будем, но переночевать там я хочу, – предложил Ян, глядя на карту, и продолжил планирование маршрута. – А потом вы меня отвезете к туркменской границе. Как раз из Кандагара, смотрите, есть прямая дорога на город Серхетабад через Герат. Не хочу на самолете. Хочу все посмотреть.
Захид, глядя на карту, подумал немного, поглаживая свою бороду, и ответил:
– Хорошо. Только дорога тогда большая совсем получится: три-четыре дня на Хиндукуш, два-три дня на Регистан и потом до границы день уйдет. Меня моя семья долго не увидит, и другую работу я не возьму, денег не заработаю еще, – сложив руки в замок у груди и сморщившись, как будто собрался заплакать, намекнул на дополнительное финансирование Захид.
– Сколько еще нужно? – спросил Ян и, не дожидаясь ответа, предположил: – Долларов сто пятьдесят хватит, если добавлю?
– Сахиб Ян, иншааллах![4] Конечно, хватит! Да продлит Аллах дни ваши! – с благодарностью произнес Захид.
Договорившись обо всем на берегу, странники двинулись в путь.
Афганистан – это край контрастов. Горные пейзажи, от невысоких сопок до древних хребтов со снежными шапками высотой в несколько тысяч метров, соседствуют с величественными пустынями на юге и на севере, равнинами, по которым петляют спокойные, а иной раз очень живые и даже опасные реки. Эта земля богата цветными металлами, мрамором, драгоценными и полудрагоценными камнями. В древности из этих мест на запад поставляли редкий минерал синего цвета – лазурит. Сам камень очень ценился в Европе за свой внешний вид, подчеркивающий величие и сакральность верховной власти. Через Бактрию – древнее государство, которое включало в себя северную и восточную части территории современного Афганистана, проходил этап Великого шелкового пути. Эта земля с незапамятных времен имела важнейшее значение и с точки зрения торговых коридоров, и в военном понимании. Известно, что еще Александр Македонский во время своего похода в Индию основал здесь шесть полисов, которые назвал в свою честь Александриями. Две из них сегодня превратились в города стратегического значения – Герат и Кандагар[5]. Этот край пережил завоевания персов и монголов. Гражданские войны и революции в Афганистане происходят с завидной регулярностью. Учитывая географическое положение страны и большие риски для всего региона в случае установления здесь хаоса, уже в современный период мир и стабильность в афганских землях пытались обеспечивать Советский Союз, Соединенные Штаты и НАТО. Только все без толку. Посидят тут, постреляют, силу покажут и уйдут. А местные – пуштуны, таджики, узбеки и другие – сегодня, как и в Средние века, точно так же, как и в древности, воюют, торгуют, занимаются сельским хозяйством и… курят опиум. И пусть весь мир подождет. А дальше снова все по кругу – идеальный пример гомеостатической системы. И я не говорю, что это хорошо или плохо. Сложность и насыщенность самой системы определяют уровень развития элементов и характер их взаимодействия, а также порядок ее сопряжения с другими системами.
Встречи с дардоязычными шаманами и прогулки на Гиндукуш, полагаю, можно опустить, потому как нужного эффекта с их помощью Яну достичь не удалось. Шаманские практики афганских дардов несколько отличались от того, что он ожидал увидеть. Давно уже никто с бубнами вокруг костра не устраивал пляски с ритуальными песнями, не приносил жертвы. Скорее, сегодня у этих людей сохранились морально-нравственные ориентиры, культивируемые в общинах с оглядкой на древние языческие представления, и методики знахарского врачевания. А в остальном те же кока-кола и джинсы. А если шаман не мог договориться с духами или изгнать шайтана, то… в больницу – там должны помочь.
Время в предгорьях Гиндукуш пролетело незаметно. Путники изрядно устали. Впереди была пустыня. Добрались до Кандагара, оставили машину у свояка Захида по имени Умар, который любезно довез их до населенного пункта под названием Спин Болдак – небольшой афганский городишка на границе с Пакистаном. Путь туда занял около двух часов. Ехали по небольшой местной дороге на юг страны. По правому борту машины раскинулась бескрайняя, как казалось Яну, пустыня, а слева – уже вырастали желто-коричневые волны из песка и камня. Чем дальше на восток, тем выше они становились, сливаясь с плоскогорьем, а затем догоняли великий Гиндукуш, подобно океану омывая с запада эту горную цепь.
Проводник хотел за сутки справиться с заключительной частью поездки, чтобы побыстрее отвезти Яна к туркменской границе и заняться новыми делами, которые также сулили прибыль. Таджик ценил каждое слово дороже золота, как и его свояк, а наш герой погрузился в омут своих мыслей и только лишь созерцал окрестные пейзажи, складывая это все в корзинку своего жизненного опыта и потягивая энергию древнего, никем не тронутого спокойствия и гармонии. К вечеру установили палатку. Захид остался снаружи у костра, который обеспечивал видимость, – предпочел не спать и на всякий пожарный случай всю ночь держал возле себя старый карабин, хранившийся прежде в машине.
Ян не мог уснуть. Для него впервые за много месяцев наступил тот момент, когда его сознание начало постепенно отпускать Ангелину и все произошедшее до отъезда в Казахстан. На место пережитого плавно приходили новые эмоции и новые ощущения. Но теперь образ жизни и модели поведения больше не возводили на пьедестал собственное эго, которое прежде управляло всем в его жизни. Новый Ян был открыт для этого мира, и его внутренняя сущность наконец пребывала в полной гармонии со всем окружающим. Он чувствовал, что готов к новому этапу.
Час был поздний. Ян вышел из палатки. Летом ночь в пустыне достаточно душная. Прогревшийся под солнцем при температуре свыше пятидесяти градусов песок отдавал тепло, накопленное за весь день. Воздух неподвижен и максимально сух в отличие от Яна, который уже после захода солнца сменил вторую тряпку, заменявшую ему полотенце. Ярко светил нарастающий месяц, периодически утиравший свой лик проплывающими мимо легкими полупрозрачными облаками, словно ему тоже было жарко и душно. Захид сидел неподвижно и смотрел куда-то в ночную пустоту над костром, не обращая внимания на вышедшего из палатки Яна. Казалось, что он спал с открытыми глазами.
– Я не помешаю? – из соображений вежливости спросил Ян.
Захид плавно повернул голову, моментально отреагировав на голос, и, не меняя выражения лица, ответил вопросом на вопрос:
– Не спится?
– Да, что-то не могу уснуть, на самом деле, – пожалился Ян.
– Садитесь. Будем вместе коротать время, – возвращая свой взгляд к ночной пустоте, предложил Захид.
Ян присел на верблюжий коврик рядом со своим проводником.
– А большая у вас семья? – неожиданно спросил Ян, пытаясь тактично поддержать разговор.
– Жена, три сына, две дочери и четверо внуков, – неспешно шевеля губами, ответил Захид.
– Родились вы в Афганистане или переехали? – продолжил интересоваться жизнью своего спутника Ян.
Проводник немного поджал нижнюю губу, наклонил голову влево, как будто осмысливал свой ответ. Он нечасто рассказывал о себе, да и не расспрашивал никогда никого. После небольшой паузы начал свою историю:
– Я сам из Таджикистана. Родился в небольшом селе Тезгар, которое находится неподалеку от Дюшамбе. Когда я был еще мал, столица Таджикистана носила название Сталинобод. Обод, по-нашему, – город. Сталин умер, и Никита Хрущев вернул нашей столице старое название – Дюшамбе. На таджикском дюшамбе – это понедельник. В старые времена там бозор, то есть рынок, большой был по понедельникам. Так кишлак и назвали. Потом меня забрали служить в армию и сразу после обучения отправили сюда, в Афганистан. Война была. Я уже женился к тому времени. Старший сын родился. Уже и не страшно было на войне, если что. Продолжение после себя оставил, – улыбнулся Захид и посмотрел на Яна, который в свою очередь слушал не перебивая. – Воевал я лет девять почти. Сначала срочником, два года. После службы остался. Наш стрелковый полк стоял в городе Газни, по дороге между Кабулом и Кандагаром. У нас работы не было. Да и вообще после срочной службы перевели в снабжение – хорошее время началось, скажу я. Не люблю войну вспоминать, – Захид вздохнул. – А… в этой стране всегда война. Одна радость была – домой ездил. Пока служил до восемьдесят восьмого года, жена моя еще двоих родила – мальчишку и девчонку, родителей за то время похоронил. Вернулся на родину, а там все поменялось сильно и стало чужим. Занимались с женой сельским хозяйством, скотиной в основном. Через несколько лет началась гражданская война уже в Таджикистане, и я решил семью увезти. Куда ехать? В Россию? Не знал я там никого, и сложно там тоже было в то время. Афганистан мне уже ближе был. Я здесь своим стал. Да и потом тут таджиков немало. Сначала жили в Мозари-Шариф – город на севере страны. Жена там еще двоих родила. Я работал. Денег скопил немного, и решили уже сельским хозяйством здесь заняться. Переехали в село на восток от Кабула. Там и живем, – завершил свою героическую историю Захид.
Неожиданно проводник вдруг стал разговорчивым, что было не в его правилах. «Может, воздух такой в пустыне, а может, таджик от всего просто устал», – подумал Ян, но не перебивал рассказчика, чтобы не спугнуть неожиданно проснувшийся талант оратора. «Пусть выговорится…» – решил он.
– И опять тут война, – констатировал Ян нынешнее положение дел.
– Да. опять. – выдохнул проводник. – Я, знаете, как думаю? – решился высказать свое мнение Захид, понимая, что его спутник не местный и рассказывать кому-то об этом ему нет никакого смысла. – К этой территории многие сильные страны проявляют большой интерес. В Афганистане будет всегда война между разными кланами и племенами до тех пор, пока большие державы не перестанут поддерживать того, кто им удобен. Я думаю так. И Советский Союз раньше, и Соединенные Штаты теперь имели свои цели: одни строили коммунизм, другие борются с Движением, – Захид встал и подошел к костру, отодвинул веткой прогоревшие поленца, повернулся к Яну и, увлекшись повествованием, продолжил. – А пока воюют иностранцы, они тут бизнес делают… на опиуме в том числе, – возмутился таджик.
– Расскажите. Интересно, – оживился Ян.
Захид не планировал рассказывать такие тонкости местной военной тактики, которую, видимо, хорошо понимал на своем уровне как местный житель, вовлеченный в сельское хозяйство. Однако решил сменить тему. Молча подойдя к верблюжьему одеялу, бросил на песок ветку и, посмотрев на Яна, начал новую историю.
– Вам шаманы были нужны? Только они? Я мусульманин, суннит. К древним традициям и другим религиям отношусь уважительно.
Ян не ожидал такого резкого поворота беседы и с интересом решил включиться в новую тему, которая его интересовала в большей степени, чем гражданская война в Афганистане:
– Да, – подтвердил он.
– Здесь был один сюжет не хуже. Очень древняя это тема, – начал таджик. – Когда мы жили в Мозари-Шариф в провинции Балх, там есть маленький городок, который называется так же, как и провинция, – Балх. Я слышал одну историю, которая может вас заинтересовать. Город этот очень старый. Там всегда развивалась торговля. В этих местах проходила большая торговая трасса из Китая на запад, а сам Балх был центром древнего царства, которое называлось Бактрия. Или рядом с ним была столица, которую разрушили потом. Не помню я, как говорили. Не так это важно. Люди там стали жить еще за тысячу лет до начала новой эры. Так вот. Есть легенда, что в этих местах родился и учил Заратуштра, который стал пророком веры огнепоклонников, – Захид остановился, чтобы подумать, как продолжить рассказ, потому как про этого пророка и его веру он в принципе-то больше ничего не знал и надеялся, что Ян задаст какой-нибудь вопрос для продолжения беседы. Но его спутник молчал и готов был продолжать слушать.
– Если будет интересно, я мог бы вам организовать поездку в Балх, – наконец, не углубляясь в детали, предложил Захид то, ради чего он и начал рассказывать эту историю, если не принимать в расчет его желание отвести разговор от темных дел иностранных военных.
Ян ничего не знал о зороастризме, кроме того, что это религия, в которую был посвящен легендарный певец Фредди Меркьюри, основатель и лидер британской группы Queen. Кстати говоря, о Ф. Меркьюри и причинах его выбора такого вероисповедания Ян тоже ничего не знал. Поэтому испытывать судьбу и лезть в неведомые дебри, которые могли не принести ему желаемого, он не стал.
– Интересно. Но все же я с этим культом не знаком. Давайте я подумаю, изучу вопрос. Если решусь, найду вас через отель в Кабуле, – Ян отложил свой ответ до выяснения всех обстоятельств.
– Хорошо. Если что, я с радостью вам помогу, – согласился Захид, понимая, что в случае возникновения у Яна интереса он сможет снова неплохо заработать.
– Так… Вот и сон мой вернулся. Пойду в палатку, – опьяненный пустынной дремой, сказал Ян и отправился отдыхать.
– Да сохранит вас Аллах, – пожелал Захид и продолжил рассматривать ночную даль.
Перед тем как уснуть, Ян, гоняя в голове уже совсем сонные мысли, почти за хвост вытащил из этого вороха одну очень любопытную, которая самым непосредственным образом была связана с зороастризмом. После того как Захид упомянул имя пророка Заратустры, наш герой с усердием старателя начал рыться в своей памяти, перемывая тонны бесполезной в этот момент, но в принципе золотоносной информации, хранившейся в его сознании, в поисках единственной, нужной: «Так. Фаррух Булсара, он же Гога, он же Гоша, он же Юрий, он же Гора, он же Жора, а если в миру, то просто бриллиант музыкального мира Фредди Меркьюри. – замедлив темп своих поисков, завершил логический ряд Ян и продолжил. – Заратустра. Заратустра. Так. – и тут он вспомнил, что пытался вытащить из самых глубин своего интеллекта. – Точно. „Так говорил Заратустра“. Конечно же! Фридрих Ницше!» – обретя нужный ответ, удовлетворенный своими познаниями, отложил найденную информацию на самое видное место в коробке своих воспоминаний, успокоился и быстро уснул.
Итак, именно сейчас не смогу не остановиться на этом сюжете, предварившем сон Яна в эту ночь. Фридрих Карлович Ницше – немецкий мыслитель, один из ярких представителей такого направления философской мысли, как иррационализм. Долгое время, благодаря его родной сестре Элизабет Фёрстер-Ницше, с которой у философа были откровенно напряженные отношения при жизни, Фридрих Карлович считался одним из основателей идеологии Третьего рейха. В оригинальных трудах немецкого мыслителя на самом деле не было ни воинственных призывов к захвату чужих земель и созданию концлагерей, ни резкой критики «неарийских» наций, ни чего-то другого в подобном ключе.
Уже после смерти брата Элизабет завершила работу над некоторыми его незаконченными произведениями, одним из которых была «Воля к власти», и подкорректировала законченные, беспощадно изменяя все отрицательные комментарии, которые касались ее лично, а также критики антисемитских и националистических идей. Основные выводы она изложила в соответствии с задачами национал-социалистической партии Германии, к которой Элизабет и примкнула в конце 1920-х годов, ощутив возможность оказаться на коне в случае их победы.
Отпечатанные книги брата со своими редакторскими правками она преподнесла Адольфу Гитлеру, который нашел в этих работах ключевые идеи, нужные ему для обоснования исключительности германской расы, а следовательно, и притязаний Рейха на право обладания новыми территориями. При этом, по убеждению фюрера, которое подтверждалось научными работами великого философа, несовершенные этносы, занимавшие по своей преступной бессовестности жизненное пространство, предназначенное как раз для немцев, попросту должны были исчезнуть со страниц книги жизни или превратиться в обслуживающий персонал для истинных арийцев.
Книга «Так говорил Заратустра» вместе с двумя другими культовыми произведениями нацистов была даже торжественно помещена в склеп президента Третьего рейха Пауля фон Гинденбурга, почившего в 1934 году. И началась битва за новый мир для «нации сверхчеловека» под знаменем Ницше-Заратустры. Вначале декларировались общие с союзниками по Тройственному пакту цели. Однако на самом деле такой союз был результатом стратегической необходимости, и плоды приближаемой победы с ними делить в равной степени, как известно из документов, впоследствии не предполагалось. Что же в итоге? Нацизм побежден! Но какой ценой? Ценой разрушительной войны, которая унесла по средним оценкам до восьмидесяти миллионов жизней.
Важно помнить о том, что, когда в нашем мире нарушается равновесие, происходит концентрация максимального числа внутренних ресурсов этой саморегулируемой системы для преодоления хаоса и установления баланса. Развитие всего сущего происходит по восходящей спирали – от зерна к колосу, который повторяет зерно на более высоком уровне развития, рождая множество. Так и сегодня появляются государства и лидеры, которые заявляют о собственной исключительности и особом праве регулирующей силы, которое позволяет им вмешиваться во все, что происходит на планете, давать оценки политическим режимам и их лидерам, объявлять крестовые походы, манипулировать партнерами, судить и казнить неугодных им, венчая себя при этом лавровым венком спасителей мира. А цель все та же, что была у Гитлера и других, игравших в эти игры до него, – обеспечение исключительных прав на обладание природными богатствами, рабочей силой, территорией и… безнаказанностью. Только методики и технологии сегодня используются другие – совершеннее и в тысячи раз разрушительнее. Глобализация. Или все-таки диалектика?… Но всем таким товарищам, провозглашающим собственную исключительность в экономике, в политике и так далее, важно не забывать, что гомеостаз системы необратим: за хаосом неизбежно наступит баланс, а возмущающие элементы будут исторгнуты навечно. Это не мои слова. Таковы объективные законы мироздания, которые невозможно пересмотреть или подправить для своих нужд, как происходит сегодня, например, с нормами международного права.
В пустыне светает рано. Ян открыл глаза. Он поймал себя на мысли, что грязно-болотный купол полевой палатки уже неделю являл собой неизбежный пейзаж, который встречал его утренние взгляды. За этой оболочкой древняя пустота и дыхание пустыни, шуршание перекатывающегося песка, скрежет мелких камешков – Регистан.
Где-то вдалеке со стороны афгано-пакистанской границы почти стоическое спокойствие нарушили взрывы. Ян настороженно приподнялся. За все время своего пребывания в Афганистане первый раз он услышал звуки войны. В палатку вошел Захид.
– Опять взрывают. Вот зачем они там все время это делают? Ну не воюют же ни с кем. Раздражает уже. Это кочевники. Невозможно привыкнуть. Каждый раз, когда начинают вот это вот делать, внутри все вздрагивает. Уезжать надо, – недовольно и немного нервно произнес проводник пламенную речь, не поднимая глаз от пола, после чего обратился к своему нанимателю: – Дарда вам нашел? Хиндукуш показал вам? В пустыне побывали? Давайте уже хватит. Совсем неспокойно тут. Вы интеллигентный, приличный. Заберут и будут торговаться. А если не выкупит никто, убьют и даже не похоронят. Мне то что. Я старый и местный. Надо ехать в Герат. Переночуем, и потом переправлю к туркменам в Серхетабат, если доедем спокойно. Еще если Гулей потревожат, совсем нехорошо будет.
– А почему иностранные военные не реагируют? Я ведь читал, что они содействуют в патрулировании афгано-пакистанской границы, – удивился Ян.
– Может, кочевники, может, военные… Не знаю, кто взрывает, но от этого знания не легче, – отбрехался Захид.
– Все понятно. Давайте поедем. Только скажите мне, пожалуйста, кто такие эти Гули? – озадаченно и настороженно поинтересовался собеседник.
– Мы в селах еще верим в это. В городах уже не помнят. Они далеки стали от предков. А в том мудрость есть. Я тоже не видел сам, но точно знаю тех, кто видел. Это джины такие… – пояснил Захид и замолчал.
– Стоп. Джин. Это ведь тот, кто желания выполняет. Разве не так? – решил перепроверить свои познания Ян.
– Это в ваших мультиках они добрые и желания выполняют. У нас они бывают разные. Четыре основных есть. Например, Гуль. Это дух, который поедает умерших: может найти погибшего, где взрывают, например, а может не найти. А потом найти кого-нибудь живого, раз уж его побеспокоили, убить и позавтракать или пообедать. И живет он как раз в пустыне. Мы так верим, – очень напряженно, но при этом искренне разъяснил сущность джина Захид.
– А остальные какие, джины ваши? – из уважения к убеждениям проводника спросил Ян.
– Послушайте, давайте собираться. В дороге расскажу, – продолжая нервничать, сказал таджик и затем дополнил важной, как ему показалось, информацией, которая была призвана придать ускорение Яну. – Умар ждет моего звонка, чтобы выехать за нами. Я в Кандагаре должен буду с ним еще отлучиться ненадолго. Нужно успеть около часа или хотя бы двух после полудня. Это важно.
Путники собрали палатку и вещи, представленные в основном ветошью, которой Ян устранял с лица пот. Захид позвонил свояку. Договорились о встрече через четыре часа возле автозаправочной станции, расположенной на окраине города Спин-Болдак, вдоль дороги, ведущей к границе. Дошли чуть раньше. Ян успел немного привести себя в порядок, очиститься от песка. Умар прибыл вовремя, помог погрузить вещи в автомобиль. Поехали. Ян снова отметил для себя, что дорога не была оживленной. Нужно сказать, что основными пользователями этого пункта пропуска на афгано-пакистанской границе являются преимущественно местные жители, которые ходят в соседние населенные пункты к знакомым и близким, гоняют скот или привозят продукцию своих подсобных хозяйств на рынки, расположенные в селениях по обе стороны. В этот раз свояки разговаривали всю дорогу. Диалог был на таджикском или на пушту[6], а может, еще на каком-то из местных языков. Ян все равно не понимал ни одного из них. На подъездах к городу проскочили над рекой, которая на первый взгляд показалась Яну несколько болотистой. В центре поймы шириной километр-полтора вытянулся мутный ручей, из которого даже местные ослы и верблюды пить захотели бы исключительно в случае тотальной засухи. Все остальное пространство – песчано-глинистая смесь вперемешку с булыжниками. Иногда мелькали еще не просохшие лужи, символизировавшие остатки ушедшей воды. При этом Ян обратил внимание, что берега реки, возвышавшиеся на высоту до пяти метров, были укреплены бетонированным крупным камнем. Казалось бы, зачем? Кругом пустыня. В этот момент Захид отвлекся от беседы и как добропорядочный гид дал Яну короткую справку по этой местности.
– Сахиб Ян, это Тарнак. Очень коварная река. Летом она пересыхает. Но весной и осенью, особенно весной… Видите ее берега?
– Да, я как раз на них обратил внимание, – подтвердил Ян.
– Да, да. В ней гибнет много животных. Она берет свое начало в предгорьях Хиндукуш, на плоскогорье. Вон оно, немного видно справа. Эту дорогу, бывает, так сильно может искалечить, что проезд становится невозможен, пока не отремонтируют все полотно над рекой. Южнее Тарнак встречается с другой рекой, Каданай, или по-другому Дори. Та пошире намного. Вы видели ее. Она была слева. Недавно проезжали. В этих местах она еще маленькая совсем, узкая. А подальше на запад – резко разливается в очень широкую воду, – с удовольствием или, точнее сказать, с удовлетворением Захид делился со своим спутником информацией об Афганистане.
– Да, что-то такое я наблюдал. Но ведь это и есть подтверждение законов диалектики: все в нашем мире развивается по спирали от меньшего к большему, повторяя на новых этапах предыдущие, только в усовершенствованном виде, а периоды борьбы сменяются гармонией, – с чувством симметричного удовольствия Ян выдал эту философскую тираду, восхищаясь тем, что наше бытие в своем естественном проявлении существует в согласии с неизменными принципами и только сиюминутные частности имеют свою собственную траекторию, которая не всегда синхронизирована с законами вселенной. Но такие частности, скорее, исключение из общего.
Захид улыбался в ответ Яну на протяжении всего его короткого и очень заковыристого монолога, соглашаясь с ним полностью. Попросту он ничего не понял, и это было для него в принципе не самым большим огорчением. Главное, согласиться с работодателем, чтобы ему было приятно с тобой иметь дело. Кстати, это еще один закон, только уже из другой сферы знаний.
Наконец въехали в Кандагар. У развилки повернули направо по кольцу, а через пару минут возле парковой зоны снова свернули, но уже налево. Невысокие здания, ухоженные улицы. Сказать, что война? Скорее, нет, чем да. Машина продолжала двигаться еще пару кварталов. По левой и правой сторонам дороги Ян заметил по одной мечети в пролетах. После второго перекрестка с кольцевым движением машина остановилась возле аутентичного комплекса, оформленного в традиционном исламском стиле. Очевидно, что здесь присутствовал и ресторан, и гостиничные номера. Проводник обратился к Яну:
– Сахиб Ян, я хочу перед вами извиниться, мне сейчас очень нужно будет отлучиться с Умаром буквально на полчаса. Не будете ли вы так любезны подождать меня в ресторане на первом этаже. Если хотите уже пообедать, я вам помогу сделать заказ. Наша кухня не для всех может быть понятна. Я виноват, угощу вас, – извиняющимся голосом сказал Захид. У проводника наметилась еще какая-то работа, о чем он не хотел сообщать своему нынешнему нанимателю, и, чтобы не оскорбить его, а заодно отвлечь от своих частных планов, которые проводник вынужден был провернуть во время, оплаченное Яном, решил воспользоваться древним принципом «хлеба и зрелищ».
Часы показывали половину первого, и Ян, который был уже не прочь пообедать, в сопровождении проводника прошел в ресторан. Захид разместил его в дальнем левом углу большого зала возле колонны и позвал официанта. Других посетителей не было в обеденные часы. В это время местные жители как благочестивые мусульмане обычно выполняли намаз. Подошел юноша, одетый в темно-зеленую абайю[7] чуть ниже колен в сочетании с широкими штанами того же цвета. У него не было блокнота для записи заказов. По правилам ресторана официанты должны были запоминать все, сказанное посетителями, проявляя таким образом наивысшее внимание и уважение к гостям заведения. Захид не присаживался, так как собирался сразу покинуть Яна, высказал официанту пожелания по блюдам, отдал деньги за обед и отпустил юношу отдать заказ в работу.
– Я заказал вам шурпу, местный суп, и маш с бараниной. Маш с мясом – это что-то вроде плова. Похоже очень. Попробуете. Порции большие. Вам понравится, я думаю. Еще немного местного колорита. Это чисто афганская национальная кухня, – улыбаясь Захид сообщил своему спутнику о содержании обеденного меню. – В конце принесут чай. Не торопитесь. Я за полчаса, ну, максимум за час справлюсь и сразу к вам вернусь. Отправлю вас домой, – немного поразмыслив перед тем, как уйти, проводник высказал еще один комментарий: – Да, забыл предупредить. У нас в Афганистане не используют столовые приборы, если происходит совсем традиционный ритуал трапезы. Тут часто используют хлеб как совок для пищи. Но для вас я попросил: ложки, ножи и вилки принесут, – по-хозяйски сказал Захид и покинул помещение.
Через десять минут появился официант с большой миской шурпы на подносе. Оставил первую часть заказа, разложил приборы и удалился. Ян приступил к поеданию горячего. В этот момент в ресторан вошли трое мужчин. Двое из них в деловых костюмах, по внешним признакам напоминали людей с Запада, а третий явно был афганец, в меру плотный, с усами и седеющей щетиной на щеках и бороде. Последний был одет в классическую голубую рубашку и синие брюки. Поверх рубашки был надет синий жилет от костюма тройки, без пиджака. Обычная модельная стрижка, как смог разглядеть со своей дистанции Ян. Опять же, ему показалось, что этот товарищ, скорее бы, вписался своим внешним обликом и поведением в западный мир, нежели в восточный. Отдаленно он даже напомнил ему Руслана, которого Ян повстречал в Абхазии, но более ухоженного и интеллигентного. Спутники в костюмах о чем-то разговаривали между собой негромко. По артикуляции наш герой смог разобрать, что это был английский язык. Внешне они напоминали, скорее, англосаксов. Но в таких ситуациях с выводами лучше не торопиться. Ян продолжал не спеша потреблять свою шурпу и наблюдал.
Следом за мужчинами на расстоянии пары шагов шел афганец в белой классической рубашке, застегнутой под горло, и черных брюках. К нему подошел официант. Он остановился и о чем-то с ним переговорил. Скорее всего, как понял Ян, это был администратор ресторана или комплекса, который лично сопровождал деловую компанию. «Значит, товарищи важные!» – подумал Ян и продолжил наблюдать. К счастью, его место расположения не попадало в поле зрения небольшой делегации. Товарищ из администрации ресторана подошел к усатому афганцу, который, в отличие от остальных членов группы, еще не успел присесть на диванчик в противоположной части зала у стены, и что-то негромко спросил. Афганец повернулся к своим спутникам, но не успел открыть рта, как тот, что постарше, четко и громко на английском языке произнес два слова:
– Lunch only[8].
«Английский-то американский…» – мысленно предположил Ян. В рабочей обстановке в Казахстане он сталкивался с представителями разных стран и уже мог различать такие вещи даже по одной короткой фразе. Кроме прочего, английский язык он знал хорошо и акустика в помещении позволяла полноценно слышать говорящих при условии внятного произношения.
Человек в жилетке снова вернул свой взгляд к администратору, назовем его так в итоге, кивком головы подтвердил высказанное вслух пожелание, после чего присоединился к западным друзьям. Администратор ушел.
Ян, собственно говоря, не был удивлен появлением этой компании в ресторане, да еще во время часов намаза. Скорее всего, ставка была сделана на то, что в заведении никого не будет. На Яна, тихо сидящего в засаде, вообще никто не рассчитывал. Наш герой знал из разных информационных источников, которые периодически попадали в его руки, что в Афганистане находится международный контингент – силы содействия безопасности и несколько баз Североатлантического Альянса, включая пехотный корпус и базу военно-воздушных сил в Кандагаре. В Кабуле была расположена штаб-квартира командования объединенных войск. В этом случае, скорее, следовало бы ожидать увидеть людей в военной форме, но никак не в деловых костюмах, что и показалось Яну странным.
– Ваш брат теряет контроль над ситуацией. Чего мы добились за десять лет проведения операции? Мы топчемся на месте. Движение здесь слишком спокойно себя чувствует. Если бы не наши усилия, в этой стране до сих пор был бы Эмират под руководством муллы. А это, как мы понимаем, рассадник экстремистов, которые потом расползаются по всему миру, – с глубоким возмущением произнес старший по возрасту и, как ощущалось, по статусу человек в костюме. – Ахмед, вы должны понимать, что наши европейские партнеры на данном этапе не видят смысла дальнейшего присутствия в стране. В мае на территории Пакистана мы ликвидировали Льва[9]. Теперь наши друзья заявляют, что главная угроза международной безопасности снята и дальше это ваш внутренний вопрос. Но такая постановка нас не устраивает. Сейчас нужно прижать хвост Движению, зачистить его руководителей и сторонников и строить новый Афганистан! Только ваш! А с этим мы поможем. Конечно, вы меня понимаете. Ваши организации регулярно получают оплату за услуги через наших финансовых друзей в Пакистане. И на ваши дела в Чикаго никто не обращает пристального внимания, как следовало бы. Вы рассчитываете, что у вас есть пути для отхода, если что? У вас их нет. Идем до конца. А если ваш брат начал думать, что нам не по пути, то мы сможем ему показать, что у него нет шансов. Ни у него, ни у вас. Помните, что мы в одной лодке, – этот монолог звучал весьма угрожающе.
– Вы меня шантажируете? – слегка улыбнувшись, риторически спросил Ахмед. – Свои обязательства с две тысячи первого года мы выполняем. А что по поводу Движения, то вы сами не всегда нас информируете о перемещении ваших людей. Поэтому мы не можем проводить превентивную разведку всех треков, – уверенно оправдывался Ахмед и после небольшой паузы продолжил. – А знаете, Кандагар всегда был важнейшим пунктом для Движения. С самого начала создания Эмирата до последнего дня его существования мулла все свои дела вел отсюда. Здесь находилась его резиденция. В этой провинции до сих пор существует секретный учебный центр Движения. Мы сейчас как раз определяем его местоположение. Но пока данных нет, я предложил бы начать ликвидировать сторонников этой организации в нашей провинции. Например, в уезде Зари. Там есть предпосылки для этого. Такой шаг нанесет сильный удар по ним. А когда деятельность Движения на время уйдет в подполье, проще будет выявлять их центры. Как вы считаете? – Ахмед сидел, облокотившись на стол в позе выжидания, и наблюдал за реакцией своих собеседников.
Ян опасался, что официант может появиться и принести горячее блюдо для него и таким образом обнаружить его присутствие, поэтому старался как можно дольше и тише хлебать шурпу. Но, к счастью, ничего подобного не происходило, как будто он получил указание от своего начальника не мешать.
Второй участник встречи не включался в разговор до сего времени. Опираясь локтем левой руки на стол, поглаживал подбородок и наконец, когда повисло общее молчание после предложения Ахмеда, выбрал подходящий момент:
– А знаете, господа, по моему мнению, идея с операцией вполне здравая. И наши партнеры оценят этот шаг. Разве вы так не думаете, Джон? – обратился к своему соратнику второй собеседник в костюме.
Джон посмотрел на коллегу, затем не спеша перевел взгляд на афганца, остановился на нем. Немного улыбнулся и сказал:
– Знаете, Ахмед, мне всегда нравился ваш «дженерал инглиш»[10], – Джон притворно улыбался, но объективно тянул время и думал. – Сколько вы там прожили? Лет десять? Больше?
– Если точно – восемь с половиной, – спокойно и умиротворенно ответил Ахмед. Эти годы для него много значили. «Остров свободы» стал для афганца уголком спокойствия и успеха, где он был номер один в делах как для подопечных, так и для родственников. Теперь он снова оказался в тени своего брата. Ахмед быстро опомнился, осознавая, что гордыня – это харам, и возвратил на положенное место свое прежнее выражение лица.
Придумав решение, Джон продолжил беседу:
– Слушайте, но ведь это немало. Успели привыкнуть, наверное? – не дожидаясь ответа, Джон продолжил: – Хорошо! Я думаю, что это может быть неплохая мысль. Но сперва мы должны ее хорошенько проработать совместно с центром. По срокам… – Джон поднял глаза вверх, зажал пару пальцев на руке, как будто что-то подсчитывал, затем вернулся к собеседникам и завершил фразу: – По срокам – где-то середина этой осени. Конкретнее смогу сказать в конце следующей недели. По каналам посольства такой вопрос обсуждать не хотелось бы, – Джон отложил финальное решение.
Ахмед посмотрел на часы:
– Господа, мы все обсудили? Если да, то отпустите меня, пожалуйста. У меня еще сегодня есть встреча. Вы ничего не поели! Тут всегда свежая традиционная кухня. Как говорят у нас, с огня. Сейчас все должны принести. – Ахмед встал, пожал руки собеседникам и добавил. – Прощаюсь!
Как только афганец начал двигаться к выходу, появился официант, который принес гостям их ланч. Про Яна все забыли. Он был этому предельно рад и продолжал медленно ковыряться ложкой в своей остывшей шурпе. Люди в черных костюмах принялись обедать, продолжая при этом беседовать.
– С кем у него еще встреча сегодня, мы не знаем? – заинтересованно спросил Джон.
– С корреспондентом ВВС. Ее имя не припомню сейчас, – поступил четкий ответ на вопрос.
– Реджинальд, негодник, и вы от меня скрыли такую информацию, – пожурил своего собеседника Джон.
– Я думал, вам это известно, – немного оправдываясь, ответил, как теперь стало понятно, Реджинальд.
– Наши друзья в курсе? – возбужденно спросил Джон.
– Думаю, да. Скорее всего, они же это и санкционировали, – доложил Реджинальд.
– Какая тема? – расспрос продолжился.
– Насколько я слышал, они будут обсуждать образ современного политика в Афганистане, который реформирует страну и борется с терроризмом. Популистская ерунда. Но это без подробностей, – Реджинальд пытался прочувствовать, что задумал его собеседник, понимая, что последует просьба.
– Ладно, я давно в офисе не был. Может, и приходила какая-нибудь телега по этому поводу, – Джон решил закрыть вопрос. – Давайте-ка мы с вами вот как поступим, – не спеша продолжил старший товарищ, – вы же тут уже местный почти, и у вас, несомненно, подобрались правильные контакты. Узнайте, когда выйдет материал, и в этот день прямо утром направленно сливайте информацию Движению. Посмотрим, как они на это отреагируют. Делаю ставку, что будет или покушение, или ликвидация. Нас устроят оба варианта. Его брат, без сомнения, начнет чистки сам, а мы подхватим. Еще и проще будет разговаривать с нашими партнерами. Давайте не будем откладывать это надолго, – довольно четко сформулировал свои пожелания Джон.
– Хорошо. Считайте, уже в работе, – взял под козырек Реджинальд поступившую задачу.
– Так, Реджинальд, вы закончили с ланчем? – начал торопить старший товарищ и как будто само собой разумеется, не дожидаясь ответа, продолжил загружать информацию, не опасаясь, что кто-то мог их слышать, наблюдая, как ему казалось, пустующий зал. – Видите ли, в настоящее время у нас много тем, которые находятся в разработке. Реализация этих политических проектов важна с точки зрения основной задачи по Ближнему Востоку и Северной Африке. Вы должны понимать, что все это на личном контроле у второго лица нашей страны. Есть несколько точек, которые требуют особенного внимания: Ливия и Иран. Ну, скажем, Каддафи долго не протянет. Силы Народного согласия зажали его в тиски, и у него с каждым днем становится все меньше сторонников и ресурсов не только в стране, но и в мире. Правда, он хорошо держится. Приятно посмотреть. Уважаю таких… – с небольшой издевкой добавил Джон. – Попросту все смотрят и ждут, пока наш бот закончит дело самостоятельно. Разумеется, не без поддержки. На этом направлении для нас важна будет ваша работа в Афганистане по резервистам. Именно поэтому здесь нужна пауза, хотя бы на тот период, пока мы не закончим с Ливией, – Джон сделал остановку, как будто сам мысленно перепроверял сказанное им.
Став единственным случайным свидетелем разговора в формате тет-а-тет между двумя оставшимися, Ян побледнел, его бросало то в жар, то в холод, и даже почти не дышал, только бы не проявить себя. Мысленно он начал просить пророка Заратустру, коль скоро находился на его земле, не зная, как зовут верховное божество в этой религии, и по аналогии с христианским пророком, чтобы не вернулся официант. При этом внимательно слушал. Ян понимал, конечно же, не все моменты – не доставало осведомленности, но общий смысл был ясен. И с каждым следующим словом Ян чувствовал, насколько хрупок наш мир и как важно сохранять всеми силами равновесие этой системы. Неожиданно, прервав короткую паузу, Джон продолжил свой монолог.
– По Ирану… Это проблемная тема – ядерная сделка. Ведется работа. Существует решение зайти с другой стороны, – Джон улыбнулся и добавил: – С другой стороны – я имею в виду в прямом смысле слова. На этом участке просто следите в меру возможностей, чтобы никто из Движения не выходил на связь с персами. Я думаю, что наши командиры будут ставить задачи для этой страны по аналогии с Ливией. Только пока не видим опорного партнера. Инженер там всем несогласным голову прижал, – после этого Джон сделал короткую паузу и снова обратился к Реджинальду, который молча и предельно серьезно впитывал информацию: – Организуйте-ка мне трансфер в Тель-Авив, но через Стамбул. Там по ливийским делам в аэропорту Ататюрка у меня будет встреча сегодня вечером. Посмотрите, какие стыковки. Даже если ночью прилечу или утром в конечный пункт назначения, неважно. Все хорошо, – подытожил Джон.
– Как я понимаю мои задачи на ближайшее время: Ахмед, резервисты, отслеживание контактов Движения с Ираном и ваш перелет. Все учел? – выделил для себя главную суть вопросов Реджинальд.
– Да, все верно. Давайте не затягивать, – почти скомандовал снова Джон и уточнил: – Надо ехать. Остальное обсудим по дороге.
Люди в черных костюмах покинули ресторан. Ян сидел в замершем состоянии. В его шурпу угодила муха. Но ему было уже все равно. Еще через пару минут в ресторан вошел Захид с довольным выражением лица. Официант так и не появился. Наверное, отдыхал после весьма ответственного обслуживания.
– Сахиб Ян, все ли у вас в порядке? Я к вам вернулся за сорок пять минут. Даже раньше. Покушали? – продолжая разыгрывать гостеприимство, спросил своего работодателя Захид. Проводник обратил внимание, что на столе перед гостем стояла тарелка с недоеденной шурпой, а второго блюда не было вовсе, и возмутился. – А вам не подали маш? Как же это может быть? Я же заплатил этим дармоедам!
– Пойдет. Не нужно маш. За сколько мы доедем до туркменской границы? – обеспокоенно и с каменным выражением лица спросил Ян, опасаясь, что официант может вспомнить о том, что кто-то еще не получил свой маш с бараниной, и вернуться, или администратор, который сопровождал иностранных гостей, обратит внимание, как из ресторана выходит тот, кто на протяжении последнего часа туда не заходил.
– Часов десять машиной, наверное. А зачем такая спешка? Мы можем поехать утром или переночевать в Герате. Тоже крупный город, как и Кандагар. Нормально поужинаете наконец нашей местной кухней, – неожиданно перестал торопиться таджик.
Ян хотел уехать из Афганистана как можно скорее по объективным для себя причинам, не задерживаясь нигде. Такой вид транспорта, как самолет, он не хотел рассматривать на этом этапе, поскольку не знал, откуда именно будет вылетать один из участников встречи. Чтобы не рисковать, Ян решил продолжить свой путь пока машиной.
– Поехали. У меня срочное дело возникло, – скомандовал Ян.
– Машаллах[11]. Поедемте, – пробурчал Захид в ответ.
Путники забрались в машину и отправились в дорогу. До пункта пропуска на афгано-туркменистанской границе, который располагался между городами Тургунди на афганской земле и Серхетабадом на туркменской, путь был неблизким. Стрелки показывали ровно час после полудня, и прибытие к границе ожидалось ночью. Чтобы не беспокоить никого в позднее время, перед отправлением Ян позвонил ответственному лицу, контакт которого оставили ему коллеги из миссии, и предупредил, где и примерно во сколько планируется переход границы. После всех процедур он уютно расположился на переднем сидении рядом с водителем и успешно проспал всю дорогу, упуская из виду все панорамы, которыми могла справедливо похвастаться афганская земля. Ускользнул от его глаз, опьяненных сном, даже один из древнейших городов этой страны и, пожалуй, всего мира – Герат, основанный Александром Македонским как греческий полис Александрия Ариана в землях персидской сатрапии Арейа. Сегодня, как можно себе представить, никаких сколько-нибудь существенных напоминаний о древнегреческой культуре там обнаружить не удастся. Греческий полис покоится под фундаментальной средневековой крепостью с круглыми башнями по периметру, которая по меркам своего времени была очень хорошо укреплена, оборудована рвом и сохранилась до наших дней почти идеально. Здесь всегда кипела жизнь: шла торговля, развивались искусства и наука. Однако сильны были усталость и моральное напряжение Яна. Как обычно говорят, в любой непонятной ситуации, чтобы сохранить себя для потомков, необходимо лечь и уснуть. Эта программа и отрабатывалась мужчиной по согласованию с его организмом в полной мере, несмотря на историко-культурное многообразие провинций Кандагар и Герат.
Наконец Захид разбудил своего спутника словами:
– Сахиб Ян, смотрите, вон там справа это уже Туркменистан. Там граница проходит прямо вдоль этой речки под названием Кушка. В этих местах в советское время, в годы войны, был укрепрайон. Сейчас будет город Тургунди, а сразу после – граница. Поздно уже очень и темно. Вряд ли что-то сможете увидеть, – провел для пассажира рекогносцировку Захид.
– Хорошо, – ответил Ян, которому хотелось быстрее перешагнуть через пограничную речку, и начал проверять свою комплектность, чтобы ничего не забыть.
Подъехали к границе. Ян поблагодарил Захида и выразил надежду на свое возвращение в будущем для знакомства с афганским наследием пророка Заратустры, о котором рассказывал проводник.
Час был поздний и на пограничном посту не было никого, кроме афганских пограничников. Сам погранпост представлял собой площадку вдоль дороги с небольшими вагончиками. Проверили документы и вещи. Ян показал пропуск своего офиса в Астане. Поскольку о его появлении все были предупреждены, проверку с пристрастием не проводили. Служащий границы на русском языке с местным акцентом задал традиционный вопрос, который в Афганистане звучал наиболее провокационно:
– Что-нибудь запрещенное везете: оружие, наркотики?
– Нет, – ответил спокойно Ян, не пытаясь даже шутить на тему опиума и тому подобного нелегального груза.
Еще несколько минут, и Ян вышагнул в нейтральную зону по направлению к туркменской границе. Снова короткая проверочная процедура, и, не проснувшийся еще до конца, он уже дышал воздухом Туркменистана.