Нью-Йорк. Дрезден

Разрешите представиться. Я – молодое дрезденское кафе. После своего рождения я неприлично долго оставалось безымянным. Но когда нерешительность моего хозяина – господина Юлиуса Петтермана – стала вызывать вопросы у посетителей, очень, очень к месту вышел новый фильм Алана Паркера, и у меня наконец-то появилось достойное имя – Эвита. Мне не пришлось привыкать к нему долго, и я очень быстро стала думать о себе исключительно как о женщине. Для нас, кафе, это важно. Я знаю тут неподалеку парочку местных забегаловок с какими-то странными унисекс-названиями. Представьте себе, они так и не смогли определиться со своим родом. Скажу вам откровенно: для приличного немецкого заведения это просто беда. Мало того, что клиенты чувствуют себя в них не очень уютно, так они ещё и едят там без особого удовольствия.

Мой хозяин меня очень любит. Взять хотя бы дорогого итальянского повара, с которым он меня недавно познакомил. Без всякого смущения скажу – о нашем с Алессандро головокружительном романе писали все местные блогеры! А сколько жарких и бессонных ночей мы провели, составляя новое меню! Все наши завсегдатаи были в полном восторге от наших необычных блюд. Взять хотя бы ризотто из риса Арборио с трюфелями, приготовленными на сливках и вине Нобиле ди Монтепульчано. Это ризотто в обязательном порядке посыпается перед подачей исключительно сыром Пармиджано Реджано. Наш главный дрезденский дегустатор господин Розенберг, попробовав его, буквально облизал пальцы на презентации.

После встречи с Алессандро я начала больше присматриваться к нашим посетителям и даже иногда подслушивать их разговоры. Да что там, буду с вами честной – это теперь моё самое любимое занятие. В трудные времена недавнего кризиса, когда люди к нам заходили очень редко, мне было так грустно и одиноко, что я совсем захандрила и перестала приносить прибыль. Хозяин даже серьёзно опасался, выживу ли я. Но спасли нас, вы даже не поверите, студенты ближайшего университета. Мы с хозяином решили дать им скидку на завтраки и даже разрешили играть на гитарах по вечерам. А единственное дерево прямо по центру моего дворика один очень талантливый паренёк придумал украсить цветными лентами с витиеватым японским узором и необычными фонариками в виде цветов сакуры. Получился очень забавный арт-объект. Фотографии с ним неожиданно разошлись по всему миру, а мы с хозяином попали в список десяти лучших кафе Саксонии. Паренёк прославился и заработал от меня небольшое вознаграждение в виде романтического ужина на двоих. Вот только наша Липа настолько загордилась, что даже перестала со мной общаться. Ну, глупое дерево, что с него возьмёшь.

А сейчас у меня двадцать пять столиков внутри и ещё пятьдесят три снаружи во дворе. Кризис давно позади, и на вечер к нам уже принято записываться заранее. Теперь хозяин очень мной доволен. Он даже разрешил иногда отдыхать по понедельникам. Сначала мне даже нравилась эти праздность и пустота во мне, но потом это быстро надоело, ведь я так люблю слушать, о чём говорят люди за моими столиками.

Иногда с остальными кафе и ресторанами города мы устраиваем ночные посиделки для своих. Тогда кто-то обменивается услышанным за столиками, а кто-то рассказывает о том, как было раньше. Конечно, такие солидные старые заведения, как кондитерская Kreutzkamm, редко делятся рассказами с нами, молодыми болтушками. Но старушкам-то по сто, а то и по двести лет, ну, что с них возьмёшь? Правда, иногда и они рады послушать истории из жизни наших гостей.

Вот как раз на нашей последней встрече и я стала гвоздём программы. А рассказала я о подслушанном на прошлой неделе разговоре двух гостей. Все, и даже наш сноб Genuss-Atelier, вынуждены были признать, что ничего подобного не слышали, а звезда прошлого сезона моя соседка Lila Sosse, которая несколько раз безуспешно пыталась отбить у меня Алессандро, и та сказала: «Es ist unmöglich!»3. Давайте я и вам расскажу, как было дело.

Я была в послеобеденной дрёме – зал был пуст, Алессандро после полуденной беготни прикорнул на стуле, официанты курили в подсобке, и только пара посетителей допивала на уличных столиках свой кофе. Хозяин поехал закупать продукты, и я позволила себе расслабиться – погреться на ещё тёплом сентябрьском солнце. Обожаю это неспешное время, когда даже мухи, с которыми бывает сложно договориться, особенно во время званых обедов, вяло спят, наплевав на упавшие крошки.

Краем глаза я заметила подошедшего невысокого мужчину немногим за шестьдесят. Он старательно выбирал место среди уличных столиков. Окинула его одежду взглядом, и мне сразу стало понятно – не местный. Ну, где вы в Дрездене сможете увидеть туземцев в канотье? Льняные, слегка мятые свободные брюки, сандалии, поношенная, как и брюки, куртка, рукава засучены до локтя – человек явно выпадал из стиля одежды местных пожилых бюргеров. В конце концов он выбрал самый удалённый столик, за которой я обычно усаживаю влюблённые парочки. Незнакомец положил рядом на стул свою шляпу, и я заметила, что, кроме небритости, он ещё и плохо подстрижен. Но какие у него были неприлично большие баки! У нас такие никто не носит со времён, наверное, Вильгельма Второго, что, кстати, любезно и подтвердил во время моего рассказа старейший наш ресторан Daniel.

Признаюсь, иногда для правильности оценки я принюхиваюсь к своим посетителям. Этакий мазок, всегда завершающий портрет. И хотя я уже была уверена в размере его кошелька, а это важно, чтобы не сплоховать с предложением еды и вина, тут меня поджидал сюрприз – визитёр воспользовался безумно дорогим одеколоном. Если я не ошибаюсь, а я ошибаюсь редко, это был Ambre Tokapi. Один раз я имела честь принимать у себя Вольфганга Герстнера, мэра земли Баден-Баден (я специально это тогда рассказала, чтобы позлить Lila Sosse), так вот, он впервые позволил мне насладиться этим гастрономическим великолепием. Для меня набор из бергамота, кардамона, корицы, имбиря и мускатного ореха с грейпфрутом, скорее, изысканное блюдо, чем просто парфюм… Что-то я болтаю не по делу…

Такой диссонанс между внешним видом и дорогим запахом не мог меня оставить равнодушной. Я позвала из подсобки Рудольфа, будучи уверенной, что именно он сможет обслужить гостя: Рудольф совсем не любопытен, но при этом внимателен – редкое сочетание качеств для обслуги. От винного списка гость отказался, причём сразу стало ясно, что он не понимает по-немецки. Для меня это не проблема, я выучила большинство языков уже в первые годы своей работы с туристами. Рудольф же с несколькими годами Лондона за плечами может договориться даже на китайском и испанском. Кстати, хозяин зовёт его просто Руди, хотя я предпочитаю не быть накоротке с официантами.

У посетителя было немного дряблое лицо с болезненными отёками под глазами и множеством пигментных пятен на явно проступающей плеши. Из ушей и носа торчали седые волоски. И хотя было не жарко, он изредка обмахивался шляпой. Он заказал «какое-нибудь хорошее, не пшеничное» пиво и сказал, что ждёт приятеля – еду закажет попозже. Его английский был очевидно не родным, но весьма уверенным. Он не подбирал слов, строил предложения правильно, но говорил с явным славянским акцентом. Сидящий достал из кармана куртки старый, ещё кнопочный мобильный телефон, положил его рядом на столе и бросил взгляд на наручные часы. Я тем временем посоветовала Руди принести Pilsener.

Кстати, о часах. Раньше я чуть ли не в первую очередь обращала внимание на этот важный атрибут посетителя. Раньше – до «мобильной» эры, а я ещё застала это время, часы мне сразу говорили об уровне. Теперь всё резко поменялось. Даже богатые бюргеры и тем более европейские бизнесмены предпочитают механическим Maurice Lacroix электронные часы со множеством функций. А у нашего гостя оказался Jaguar, и не какая-нибудь подделка, а золотой с черным циферблатом швейцарский оригинал тысяч за пятнадцать евро, не меньше. Я и в этом научилась разбираться. Не бог весть какая цена, конечно. Швайнштайгер, хвастаюсь, он у нас тоже бывал (вы бы слышали, как вздохнула в этот момент Lila Sosse), носит, к примеру, Cartier за полмиллиона евро. Разница есть, но для людей подобного вида это всё равно совсем не характерная деталь.

Ладно, хватит мне считать чужие деньги. Минут через десять ко мне зашёл другой гость, почти старик, но подтянутый, в джинсах, в клетчатой рубашке и летней бейсболке. И хотя раньше он к нам не заходил, а я помню всех моих гостей, я сразу признала в нём местного, хотя и не немца. Он огляделся и сразу направился к нашему посетителю. Они обнялись. Так обнимаются только родственники. Без похлопываний друг друга и поцелуев. Да они и выглядели похоже – оба сутулые, оба одного роста, оба с поредевшими когда-то густыми чёрными волосами. Братья, сразу подумала я, и давно не видались, судя по всему.

Руди расторопно завладел вниманием нового клиента. Тот отказался от предложенного меню и попросил пиво Gose на свободном немецком. Акцент я, конечно, уловила, но едва различимый, с некоторыми характерными только для славянских языков твёрдыми согласными. Старый эмигрант, без сомнения. Не столь успешный, судя по одежде, но устоявшийся в немецкой среде.

Когда Руди ушёл, я стала внимательно следить за разговором этих двух гостей.

– Твою-то маму, Ося! – сказал тот, что выглядел постарше. – Ты нас сильно напугал! Шо за странные звонки, и почему ты не имел приехать прямо к нам домой? Зисла пила целую ночь валерьянку за твоё здоровье. Ты повёл себя некрасиво.

Он сказал это по-русски. А я знаю и этот язык. Местные эмигранты быстро научили меня этому так богатому на ругательства языку.

– Дядя Арик, – ответил названный Осей старик, – когда ты послушаешь меня, то скажешь спасибо, что я не приехал на хауз4 прямо к тебе и не спикал5 в трубку за все дела.

Вот это да, подумала я, «дядя». Почти ровесники – и «дядя». Руди принёс бутылку Gose и налил аккуратно пиво в бокал, умело сохраняя при этом всё богатство пены. Я научила!

– Хорошо, Ося. Я догадался, шо ты не будешь просто так лететь сюда со своих Штатов для поговорить со мной за какую-нибудь ерунду. Рассказывай, племянничек, о своих местных гешефтах, Зисла потерпит. Правда, через это потом будет есть мне плешь, что не взял её с собой. Но ты же просил!

– Арик, мы что, не будем кушать? Я ждал тебя, чтобы разобраться в этом вашем «ессене»6. Я не кушал нормально последние три дня, – он открыл меню и улыбнулся. – В этой сраной Албании нет человеческого питания.

– — Ося… я правильно тебя понял? – после секундной паузы спросил Арон. – Лёва?

Иосиф молчал, пауза тянулась.

– Ося, смотри мне до окуляров и не томи мою нервную душу. Лёва в порядке?

– Арик, наш Лёва уже в Швейцарии, – ответил Иосиф, и по его глазам стало понятно, что сюда он приехал сказать лишь только это простое предложение: «Наш Лёва в Швейцарии».

Мне стало ещё интереснее, но Иосиф подозвал Руди и, указав пальцем на Арона, попросил выбрать в меню что-то достойное и не жлобиться с ценой, однако не слишком жирное – печень совсем замучила, но и не слишком диетическое, а то совесть опять волю возьмёт. Остановились: Арон на Fischsuppe alla Alessio7, а Иосиф – на ягнятине в грибном соусе.

– И постой, – подозвал по-английски Иосиф уже уходившего Рудольфа, – принеси нам лучшего вина, что у вас завалялось. И только немецкого! Предпочитаю пить вино той страны, в которой нахожусь. На твоё усмотрение. Спасибо.

Я прошептала в ухо Руди: «В правом нижнем углу стоит Dönnhoff 2006 года». Руди, в отличие от многих, меня прекрасно слышит и никогда не сомневается в моих советах.

– Ося, мать твою – сестру мою, почему ты мне, такой говнюк, не сказал это сразу по «хэнди»?! Зисла от такой новости уже пекла бы шарлотку на позвать всех.

– Ой, тебе, Арик, я принёс сюда это прямо в руках, как птичка в клювике. Ты первый, кто вообще об этом узнал, не считая, конечно, моей Раи, – Иосиф достал пачку сигарет и огляделся в поисках пепельницы. Я позвала Руди.

– Всё случилось буквально вчера, и Лёва сначала коллапил8 мне прямо из тюрьмы, а потом из флайта9 на Цюрих.

– Ты хочешь мне сказать, Ося, что Лёвушка совсем свободен, а не сбежал, как тот Монтекристо? – Арон выглядел искренне удивлённым. Видимо, эта новость совсем не укладывалась у него в голове.

– Или! – ответил Иосиф и сытно улыбнулся, как обычно улыбается господин Розенберг, когда я потчую его лучшими своими жульенами.

– Ося, шо-та я сильно сомневаюсь в албанском правосудии. Значит ли это, шо ты таки нашёл, кому и что донести в своём широком кармане? – Арон уселся поудобнее.

– Скажу тебе: «кому» – это не было большим траблом10. Албания, сам знаешь, страна неограниченных потребностей, – Иосиф докурил и завинтил бычок в пепельницу. – А вот от озвученной два года назад суммы я чуть не получил хардатак11.

– И сколько они имели хотеть от тебя?

– Дядя, я тогда спешели12 тебе не говорил, я знал, что вы с Зислой захотите продать ваш флэт13 в ваших родных до боли пенатах у моря.

– Ося, как ты говоришь, «флэт» уже год как продан, и я готов был бы поучаствовать в этом благородном деле своей долей. Но озвучь хотя бы аппетит этих поцев.

Руди подошёл к ним, неся на подносе вино и два бокала. Показав этикетку и рассказав, как я его учила, без лишних слов о вине, он спросил, кто будет пробовать. Иосиф указал подбородком на Арона. А тот просто махнул рукой – разливай! И, хотя я люблю все эти винные ритуалы – вдыхание аромата, перекатывание на языке, первый долгий глоток и последующее прислушивание к послевкусию, – мне так не терпелось дослушать всё до конца, что я даже не обратила внимание на этот моветон.

Пока Руди разливал вино, Иосиф взял салфетку со стола и, написав на ней какие-то цифры, протянул её Арону. Тот громко присвистнул. Я тоже посмотрела. Там было написано – $900 000. Ну, много, конечно, но я, например, стою гораздо дороже, а я себе цену знаю.

В зал зашли несколько гостей. Это были редкие для того времени суток туристы, они были шумны и долго выбирали себе столик. Мне буквально на пару секунд пришлось отвлечься от Иосифа и Арона, пока я гнала из подсобки Клару, которая успела уже заснуть в ожидании посетителей. Возможно, я что-то пропустила за нашим столиком.

Когда я вернулась, Арон чему-то смеялся.

– Ты так им и сказал слово в слово – «Куш а бэр унтэрн фартэх унд зай гезунд»14?! – видно было, что проговаривание самого выражения доставляет ему невероятное удовольствие. – Как ты это помнишь? У местных, кстати, тоже есть подобное выражение: «Leck mich im Arsch»15. И шо, албанцы таки оценили красоту твоего послания?

– А то! – тоже засмеялся Иосиф, – Я, кстати, до сих пор благодарен твоей маме за нужные слова, иногда они более точные, чем русский мат. Но смех смехом, а я вернулся тогда в Штаты как последний шлемазл – ни с чем. Как ты понимаешь, таких мони16 у меня не было. Даже если бы я продал тогда свою мастерскую и попросил тебя за твою трехбедренную17 квартиру в Аркадии.

– Это да! – Арон покачал согласно головой. – Но мне не терпится услышать, как же ты, старый гешефтмахер, всё сумел провернуть!

И мне не терпелось, но Руди, так и не дождавшись моей отмашки, уже нёс поднос с тарелками. Гости занялись едой, а выглядела она очень симпатично – Алессандро, которого я нежно поцеловала перед заказом прямо в макушку, постарался на славу. А я тем временем наведалась к столику, где Клара принимала заказ от испанцев, и от души посмеялась над тем, как она то мычала, изображая говядину, то блеяла, изображая баранину. У Клары такие вещи получаются замечательно, просто актриса на детском утреннике. Все смеялись, и даже я засмотрелась на её кривляние.

– Как ты можешь есть эту гадость – этих шримпс? – услышала я, как спрашивает Иосиф у Арона, когда вернулась к их столику.

– Ося, креветки – это не гадость, – засмеялся Арон. – Это, Ося, пища богов.

– Арик, это не наши боги, это гойские боги. И это не пища, а… – он так сморщил лицо, что даже я почувствовала отвращение к креветкам. – Пастридж, как это будет по-русски… э-э-э… подножный корм! М-м-м, вот ягнёнок – это что-то! Хочешь, дам пис18? Не забудь потом передать повару мой респект.

Я мысленно повторно поцеловала Алессандро в макушку.

– Как говорила моя мама – твоя бабушка, «живешь с воронами – каркай как они».

– Смотри, дядька, докаркаешься до того, что когда-нибудь в синагоге не пройдешь фейсконтроль, – запивая ягнёнка вином, съязвил Иосиф.

Руди расторопно отнёс пустые тарелки, и оба гостя с бокалами в руках вытянули ноги под столом.

– Я одно большое ухо, – Арон, несмотря на лёгкое опьянение, внимательно слушал племянника. – А судя по твоим горящим глазам, ты имеешь, что рассказать. Одно надеюсь – меня потом не привлекут за недоносительство. Давай, выкладывай, как тебе всё удалось.

– Арик, это был перст судьбы. Я уже смирился, что Лёва отсидит хотя бы половину срока из двадцати пяти впаянных. Но даже двенадцать лет… Ты же знаешь, как я хочу внуков. Ты не поверишь, дядя, пару раз я даже молился! Правда, как-то неправильно, проклинал тех гоев, что подставили моего Лёву с драгам19, – Иосиф выпил глоток вина и почмокал языком. – Хорошая флейва20 для северной страны. Достойно. Так вот, ты же знаешь, в мою мастерскую кого только не занесёт. То селеры21 с товаром, то переделать что-то нужно срочно. Без дела не сижу. Ринги22 сделать, брошки спаять, камешки огранить. Голдсмис23 – это у нас в Бронксе очень джастифайбл24 человек.

– Голдсмис – это ювелир? – поднял бровь Арон.

– Да. И вот однажды заходит в мастерскую какой-то неместный, не поверишь – с виду чистый албанец. Спрашивает меня, говорит, что хочет со мной серьёзно поспикать25. Ссылается на одного знакомого, жене которого я пару лет назад крупный брильянт на место вставил. Не жене, конечно, а в её ведингринг26. Мы идём ко мне в кабинет. Садимся, наливаю ему виски. Спрашиваю, за что будем говорить? И он достаёт из кармана мешочек, а из него… Слушаешь внимательно? – Арон коротко кивнул. – Выпадает голубой даймонд27 каратов на сорок. И я уже невооружённым глазом вижу – настоящий. Ты понимаешь, что значит сорок каратов?

– Нет, – Арон помотал головой. – Это много?

– Ну ты поц, дядя. Это же очень далеко за полтора миллиона!

– Ваших денег? – удивился Арон.

– Или! Но это не главное. Я узнал этот алмаз по огранке Тала Пера и цвету! Это был блу28 Майзл. Такие камни все наперечёт, и этот пропал ещё до Второй мировой, и никто о нём ничего не знал. По крайней мере, ещё недавно не знал!

– Ося, ты спросил, откуда у албанца такой известный камушек?

– Арик, посмотри на меня, я что, похож на идийота? Такие вещи спрашивают только суицидеры29, – ухмыльнулся он. – Так вот, ты не представляешь, как захолонуло у меня сердце, прямо как когда Лёве приговор выносили. Бог привёл ко мне шанс.

– Ося, ты меня пугаешь, ты что, грохнул этого албанца? – Арон заёрзал на стуле.

– God be with you30, Арик! Он сам кого хочешь может грохнуть, ты бы видел его. А я, как говорила твоя мама, и курицу не чикну.

– Тогда как? – Арон выглядел потерянным.

– Дослушай дальше, Арик, – Иосиф снова закурил, а я погнала Руди менять пепельницу. – Знаешь, что этот гой хотел из-под меня? Он хотел точную копию Майзла!

– Ха, – засмеялся Арон. – Так он тебе его просто оставил?

– Держи покет31 шире, дядя. Этот албанец не был ни на унцию идиотом. Он дал мне измерить камешек и сфотографировать его. И спросил сроки и прайс32.

Они немного помолчали. Руди пришёл с чистой пепельницей и разлил остатки вина по бокалам. Гости выпили, чокнувшись, «за Лёву!».

– Ося, тогда я не могу опять понять – как? Так ты сделал копию?

– Да, Арик, сделал. Он пришёл через неделю вместе с Майзлом для сравнить и был доволен. Заплатил, забрал, и больше я его никогда не видел.

– Осик, я прямо весь удивлён, – Арон даже застучал пальцами по столу в нетерпении. – Я был о тебе лучшего мнения, а сейчас моё мнение о тебе совсем у неба. Рассказывай, старый плут, что ты там придумал. По глазам вижу – это был какой-то один из фокусов, которые ты так обожал в детстве.

– Перед тем как отдать копию, я попросил сделать фото. Ну, и саму копию для посмотреть при увеличении на мониторе, если всё удачно вышло. У меня для этого есть такой специальный бокс из чёрного бархата. – Иосиф хитро улыбался.

– И?

– И всё, тэйкнул33 фото и отдал оба камушка.

– Ося, я тебе сейчас ухо откушу, если будешь меня так мучить.

– А ты не догадался? Нет? – Иосиф довольно засмеялся. – Я сделал две копии! В боксе была потайная падающая полочка, которая была связана со вспышкой камеры, и пока твой албанец моргал после вспышки, – упс! – полочка накрыла Майзл, а другая копия улеглась на его место.

– Тебе говорили, Ося, что ты гений?!

– Нет, но я готов послушать! – он выглядел очень довольным и смеялся так, что кудахтал.

Пока я с удивлением слушала подробности рассказа, я не заметила, как недалеко во дворике за одним из столиков оказался невысокий, плотный, полностью лысый мужчина в летнем белом костюме. Он был явно неместным, и Клара успела налить ему пиво, причём безалкогольное. Перед ним лежали сигареты и смартфон. Я сама себе удивилась, как я могла так потерять бдительность, что упустила из виду нового посетителя! Но Клара – молодец, без всяких нашёптываний быстро разобралась. Вот только про пепельницу забыла. Ну, ничего, я ей быстро напомнила. Когда статус-кво был восстановлен, я вернулась к нашему столику.

– …три дня я продал всё дело через агента, собрал вещи в контейнер и отправил байси34 в Европу до Роттердама на предъявителя. Сам понимаешь, времени у меня было мало. Имею тебе сказать, что это было очень фазли35, но Рая всё поняла и, когда я сказал про Лёву, даже не задавала вопросы.

– Теперь понятно, почему ты сбрил бороду.

– Знаешь, дядя, лучше еврей без бороды, чем борода без еврея, – Иосиф опять захихикал.

– Это таки да. Этот поц вскорости бы обязательно вернулся. Почему ты сразу не звонил нам?

– Арик, я ждал. И вчера дождался. Я залез на один сайт и прочитал небольшую заметочку, что кто-то неудачно подавился камешком, причём так сильно, что совсем не захотел больше дышать. И я тебе тогда коллапил36. Но пока я должен быть очень, очень сайлент37. Поэтому вот тут в этом уютном кафе я тебе себя покажу, и пару месяцев ты не будешь иметь больше такого счастья.

– Я понял, Ося. Я подожду. Так ты будешь теперь здесь?

– Ещё как здесь, Арик! Я поеду к Лёве. Там дом в горах. Он очухается и снова полезет в свои океаны. Да и ладно, будем ждать его с Раей уже там. Я позвоню вам, как почувствую, что это стало посибл38. И ещё, дядя, – он достал из кармана пухлый конверт и огляделся, – возьми вот это. Тут немного – сто тысяч. Вам с Зислой – на немного отдохнуть от всего. Спасибо тебе, что тут Лёву одного не оставили, за посылки и передачи и всё такое… – он смахнул слезу у глаза.

– Ося, ну зачем… – возник неловкий, с моей точки зрения, момент, когда конверт передавался из рук в руки. В конце концов он оказался у Арона в кармане.

Они обнялись, и я проводила Арона прямо до выхода. Иосиф ещё немного посидел и подозвал Руди. Заплатив ему наличными, пожал руку и не спеша тоже направился к выходу. Я прогулялась вместе с ним до самой двери, мысленно пожелав ему всего хорошего. И через пару секунду я столкнулась с другим спешащим одиноким гостем. Он пролетел холл и, выбежав на улицу, резко остановился, потом повернул за угол в сторону, куда пошёл Иосиф, и больше я их никогда не видела.

Загрузка...