Мороз кусал за уши и щеки; Виктор ван Аллен поднял повыше воротник и пониже натянул шапку. Он редко позволял себе так бесцельно бродить до ночи, тратить время без всякой пользы, но сейчас ему было необходимо уединение и долгая, долгая прогулка.
С той самой ночи, когда мисс Шеридан впервые с ним заговорила, она заезжала в кафе не меньше дюжины раз, и с каждым разом становилось все хуже и хуже. Это как принимать яд, дозу за дозой, но не умирать, а привыкать к его действию настолько, что в конце концов возникает зависимость. И нужно все больше, и больше, и больше…
Виктор пнул невысокий пушистый сугроб у края дорожки, понимая, что никогда не сможет пригласить мисс Шеридан на прогулку. Кто он, а кто она? Дочь богатого фабриканта, вхожего в высшее блэкуитское общество, – да она просто посмеется! Что он, сын эмигрантки, который все еще говорит с акцентом, сможет ей предложить? Стоять за прилавком в кафе? Считать тюки с чаем и ругаться с мельниками? Работать каждый день с утра до ночи? Да боже мой, она даже не знает, что такое – работать!
«Ну почему? – с тоской подумал Виктор. – Почему нельзя было полюбить трудолюбивую прилежную девушку, ровню по положению?» Почему так тяжело и сладко вспоминать нежный грудной голос, смех, огромные темно-карие очи, золотой отблеск на волнистых каштановых волосах, случайное прикосновение узкой белой ручки, от которого у Виктора темнело в глазах. И ведь нельзя сжать в своей руке длинные тонкие пальчики и шепнуть: «Выпьем кофе за столиком, когда все уйдут?»
Она всегда была веселой, любезной и смешливой, но кто она на самом деле? Что кроется за внешностью эльфийской принцессы? Вдруг лишь пустышка? Боже, если б он точно знал, что это так! Тогда Виктор приказал бы себе не думать о ней, не вспоминать, отворачиваться, когда она приходит… но молодой человек уже понимал, что это ему не под силу. Стоит ей войти, улыбнуться и сказать: «Прекрасный день, мистер ван Аллен! У вас еще есть печенье с корицей?» – и он забудет все данные себе обещания. Она не просто нравилась – она одурманивала, как наркотик. И опьянение после ее ухода долго не проходило, пока счастливая эйфория не сменялась тяжелой тоской.
У развилки перед статуей, символизирующей Свободу, Виктор остановился и тупо посмотрел на две дорожки. Ему хотелось просто идти, не думая ни о чем, а не принимать снова какие-то решения! Снег за спиной захрустел под чьими-то шагами, и Виктор резко обернулся. Наверняка по парку уже ходят смотрители, выпроваживая задержавшихся гуляк… хотя, честно говоря, он не имел никакого представления, который теперь час.
Голые кусты скребли воздух тощими ветками, у корней кучками лежал осыпавшийся снег, но никакого смотрителя ван Аллен не заметил. Правда, в густой темноте мелькнуло что-то вроде человеческой фигуры, но, может, ему показалось. Вздохнув, Виктор повернулся спиной к Свободе и зашагал назад, к восточным воротам. В конце концов, матушка уже наверняка волнуется. Да и остальные тоже…
Снег захрустел снова, будто кто-то шел вслед, прячась за кустами. Не останавливаясь, ван Аллен обернулся. В тени деревьев, почти сливаясь с ними, двигался смутный силуэт. Выдавал преследователя только негромкий хруст снега. Виктор остановился. Силуэт удалился в глубину парка. Если это смотритель, то какой-то слишком застенчивый.
– Э-эй, – позвал молодой человек. – Сэр? Я уже ухожу, не волнуйтесь. Эм… вы не подскажете, сколько времени? Я забыл дома часы.
Ответа не последовало. Виктор с досадой отвернулся и двинулся к воротам. Наверное, он пытался узнать время у какой-нибудь бездомной шавки, которая забрела в парк… шаги послышались снова. И это были определенно человеческие шаги.
Ван Аллен снова оглянулся, не сбавляя ходу. Деревья несколько поредели, и теперь он на мгновение смог разглядеть мужскую фигуру – невысокую, довольно худощавую, в приталенном пальто до колен. Лица не рассмотреть…
Виктора вдруг охватило беспричинное раздражение. Какого черта этот тип за ним тащится? Ему что, заняться больше нечем? Ван Аллен повернулся и сердито крикнул:
– Эй вы! В чем дело?! Что вам надо?
Силуэт замер. Он стоял неподвижно пару секунд, а потом вдруг резко приблизился. В глазах у Виктора все расплылось, в ушах зашумело, голова закружилась, а ноги стали ватными. Из тихого монотонного шума выделился какой-то слабый звук, отдаленно похожий на голос. Он что-то говорил, но молодой человек не мог разобрать – что. Он замотал головой, пытаясь вытрясти из ушей шум, и вдруг все прекратилось. Голова немного кружилась, но наваждение сгинуло бесследно – вместе с незнакомцем.
Виктор протер снегом лицо и глаза. Вдруг до него донесся все тот же звук – шаги, только теперь они быстро удалялись. Ван Аллен подошел к аллее, вдоль которой его сопровождал таинственный преследователь, и увидел глубокие следы ботинок. Раздражение мигом превратилось в злость, и Виктор перескочил через низкую оградку.
Следы вели в глубину аллеи, забирая вбок и прочь от восточных ворот. Аллея расширялась, переходя в парковую полосу, и вскоре Виктору уже казалось, что он бредет сквозь настоящий лес. Вскоре меж деревьев мелькнул свет, и ван Аллен инстинктивно направился к нему. Опустив глаза, молодой человек заметил, что следы ведут туда же.
«Может, этот бедолага просто заблудился?» – подумал Виктор, уже стыдясь своей злости. Конечно, этот тип помешал ему думать о Маргарет и вообще, видимо, был невеликого ума, раз смог потеряться в парке, но… Свет мелькнул и пропал; раздался слабый вскрик.
Виктор вздрогнул и замер. Тишина длилась пару минут; потом свет снова вспыхнул, замерцал и стал удаляться. Ван Аллен бросился вдогонку, забыв о следах. Он бежал, спотыкаясь о корни, стараясь не терять из виду огонек. Наконец молодой человек прорвался к дорожке, выскочил на нее там, где она изгибалась дугой, и понял две вещи. Во-первых, огонек пропал; во-вторых, чтобы заблудиться в парке, вовсе не нужно быть идиотом.
Виктор остановился, растерянно озираясь. Он понятия не имел, где очутился. На изгибе дорожки стояла скамейка, вокруг – только деревья. Ван Аллен, выругавшись, пошел по дорожке – все кругом было одинаковым, так что направление не имело значения. Он шел довольно долго, проклиная дурацкий порыв, из-за которого оказался здесь. Можно подумать, велика важность – какой-то человек в парке! Тьфу!
Наконец деревья слева расступились, и показалась стена, выложенная слоистым камнем. Виктор облегченно вздохнул – теперь он хотя бы знал, что ворота где-то неподалеку. Он пошел по дорожке вдоль стены, мечтая о горячем чае, пока не уловил смутно знакомый запах. Молодой человек сбавил шаг, принюхался и замер. Это был запах из его юности. Он помнил его до сих пор – запах крови, человеческих внутренностей и пожара. Запах погромов.
Виктор вдохнул поглубже и бросился туда, откуда сочилась эта вонь. Она усиливалась, по мере того как ван Аллен приближался к бурно разросшейся глицинии у стены. Кто-то топтался тут до него, оставив на снегу кровавые отпечатки. Виктор перескочил через бело-красное месиво и раздвинул ветви глицинии. Перед ним все потемнело; ван Аллен отшатнулся, упал на колени, и его вырвало.
Комиссар молча изучал лежащее в снегу тело. При свете фонарей кровь казалась чернилами на скомканной белой бумаге. Вокруг девушки снег превратился в бурую кашу, подтаявшую от тепла остывающего тела. У корней глицинии растеклась лужа рвоты; две цепочки следов вели в разные стороны – одна к восточным воротам, другая – к пруду.
Натан присел на корточки. Девушка была молода, судя по ее рукам, коже и фигуре; высокая, стройная, с длинными волнистыми волосами каштанового цвета. Лицо разбили камнем до такого состояния, что Бреннона самого замутило. Кругом все было в брызгах крови и мозга. В толстом стволе глицинии застряло несколько кусочков кости.
– Он дошел до пруда, сэр. – Бирн бесшумно возник справа. – Орудие убийства опять утопили. Я отправил трех парней по следу. Слава богу, в половине второго ночи его некому затоптать.
– Хорошо, – кивнул Бреннон и встал. – Займись телом и отпечатками. Я поговорю с парнем.
Детектив кашлянул.
– На мою беспристрастность его фамилия не повлияет, – сухо добавил комиссар. Бирн посторонился и полез под глицинию, оставив комментарии при себе.
Виктор ван Аллен сидел на подножке полицейской кареты и не сводил глаз с полицейских, обступивших тело. Он время от времени судорожно сглатывал – его наверняка еще тошнило. Джен Рейден притаилась в ночи, как кошка, караулящая мышку в лице юного ван Аллена.
– Ну как ты, парень?
– Н-ничего, сп-пасибо, – выдавил Виктор. Вид у него был такой бледный, что Натан вытащил из-за пазухи фляжку с виски и протянул молодому человеку.
– Я не п-пью. – Ван Аллен сжал голову руками и прошептал: – Мне показалось, что эт-то она… чт-то это М-Маргарет… Боже мой!
– Не тебе одному, – буркнул Бреннон, хотя по одежде убитой уже мог сказать, что она была проституткой, работающей на улице.
– Но это ведь не она? – Виктор с надеждой поглядел на комиссара.
– Нет. – Бреннон пролистал блокнот с записями Бирна. – Ты сказал детективу, что гулял в парке, когда встретил кого-то у статуи Свободы. После этого у тебя закружилась голова, в ушах зашумело и…
– Я видел то, что видел, – твердо произнес Виктор; его акцент заметно усилился, и молодой человек заговорил медленней: – Я не сумасшедший и не пьяный. Я отвечаю за свои слова. Я говорю то, что видел.
Бреннон кивнул Джен, и ведьма выскользнула из тени полицейской кареты.
– Больно не будет, – мурлыкнула она ван Аллену. – Смотри мне в глаза.
Одновременно она взяла его за руку, нащупала пульс и слегка сжала. Виктор уставился ей в глаза; постепенно вид у него стал отсутствующим, а взгляд – таким, будто он спал наяву. Но длилось это всего несколько секунд – потом Виктор возмущенно встрепенулся и попытался вырваться.
– Эй! Что ты… вы делаете?!
– Ставлю опыты. – Ведьма выпустила его руку, исподлобья смерила его долгим взором. В черных глазах мелькнула огненная искра, и Виктор невольно отодвинулся.
– Ну? – тихо спросил Бреннон, когда Джен отвела его в сторону. – Это чары? Гипноз?
– Не совсем…
– Что значит – не совсем? Как чары могут быть не совсем чарами?
Девушка перевела взгляд с Бреннона на Виктора и обратно и наконец осторожно сказала:
– Это похоже на гипноз колдуна или ведьмы. Без чар и заклинаний.
– Почему не подействовало?
Джен язвительно фыркнула:
– А вы как думаете? Ваш ван Аллен – ее сын, на него ничего не подействует, кроме удара ломом по темени! Даже яд. Я не смогу его загипнотизировать. Сами видели. Едва успела схватить след.
– Подожди, – нахмурился Натан. – Если ты не справилась, то другой колдун тем более… или нет?
– Вообще-то, – задумчиво протянула Джен, – это еще зависит от силы и опыта. Но фокус-то в том, что это был не колдун.
– Откуда ты знаешь?
– Оттуда, – пожала плечами ведьма. – Вы же отличаете запах курятины от вида котлеты.
– Чего?
– Ну того! – нетерпеливо вскричала Джен. – Вы, люди, когда используете чары, оставляете след, похожий на отпечаток ладони. А ведьма или колдун оставляют запах. Не говоря уже о том, что след включает в себя отпечаток структуры заклятия. Которыми не пользуется большинство из нас. – Ведьма подчеркнула это слово, чтобы до комиссара быстрей дошло, что она сейчас не о людях. – Мне не нужны заклинания для гипноза. Неужели Лонгсдейл вам не рассказывал?
– Не в таких деталях. Где он, кстати?
– В морге. Работает с черепом первой жертвы.
– Черт подери, – буркнул Натан. Вот и началось: первая жертва, вторая жертва… и сколько еще? – Итак, подытожим: на человека этот гад не похож, но и колдуна ты в нем не признаешь?
– Нет.
– Нежить? Нечисть?
– Ими тут не пахнет. – Джен свела брови. – Я не представляю, какая нежить или нечисть станет так делать. Они могут откусить лицо, оторвать, похитить облик, но на черта им разбивать лицо камнем?
– Слишком по-человечески, – пробормотал Натан. Лица девушек разбили в припадке ярости? Или намеренно, чтобы скрыть… что именно? Личность убитой? Или то, что убийца сделал с ее лицом? – Слушай, – медленно сказал комиссар, – а если для какого-то ритуала нужна определенная часть лица, то Лонгсдейл сможет узнать по этой части – для какого?
– В общем-то нет. – Ведьма поскребла иллюзорную бородку, и Натан быстро отвел глаза. – Ритуалов много. Но мы смогли бы изрядно сузить круг поисков.
– То есть убийца заметает следы, – заключил Бреннон.
– Или он маньяк с припадками бешенства.
– Не похоже. Тебе же пришлось увидеть труп. – Тут комиссару понадобилось некоторое усилие, ведь он, черт побери, разговаривает с девушкой! – Никаких следов насилия, избиений и ран. Только пара синяков на руках. Жертва не сопротивлялась.
– Ее-то как раз можно было загипнотизировать, чтоб не брыкалась, – сказала Джен. – На костях первой жертвы нет геморрагического окрашивания. Если бы убийца забил живую девушку камнем, то кости оказались бы сильно окрашены кровью. Вряд ли этот тип во второй раз сменил способ убийства.
– Короче, причины смерти нет, мотива нет, подозреваемого нет, – мрачно подытожил Бреннон. – Отлично мы начали рабочий день.
– Начали? – поддела Джен. – Вы и предыдущий-то не закончили.
– Не трави душу. Я скоро забуду, как выглядит подушка. Это еще что там?
По дорожке рысью мчался полицейский. Добежав до Бирна, парень остановился, тяжело дыша и отдуваясь. Его взгляд метался между детективом и Бренноном.
– Сэр… нашли… того… Это смотритель!
– Кто смотритель? – резко спросил Натан.
– Смотритель же, сэр! След ведет в его сторожку. Он там сидел и кровь снегом счищал, когда мы его взяли! – Фразы вырывались из полицейского отрывисто, как выстрелы. – Ох! Джойс и Киннар остались при нем, а я сюда, к вам!
– Бирн, Рейден – со мной, – распорядился комиссар. – Сержант Эйр – за старшего. Испортите место преступления – голову оторву!
Смотритель сидел между полицейскими и тер руки тряпкой, в которой Натан с трудом узнал наволочку.
– Вот, сэр, – сказал Джойс. – Он все время такой.
– Он так сидит с тех пор, как мы его нашли, – добавил Киннар. – На вопросы не отвечает и ничего другого не делает.
Смотритель был сухопарый высокий старик лет за шестьдесят. Из-под шапки со значком парка клочьями свисали редкие седые волосы. Форменное пальто, сюртук, брюки и сапоги – все покрыто пятнами крови и мозга. На руках и лице – царапины от осколков костей. Один, мелкий и белый, застрял в ранке поперек носа.
– Что с ним? – спросил комиссар. Джен присела перед стариком на корточки и положила руки ему на запястья. Смотритель даже не шелохнулся. Ведьма взяла его за колючий от седой щетины подбородок и приподняла ему голову так, чтобы смотреть в глаза.
– Думаете, это снова оно, сэр? – тихо уточнил Бирн.
– Оно?
– С той стороны, – сказал детектив. На его лице (на части, способной что-то выражать) отразилась досада пополам с недоверием. Бреннон не мог его осуждать – он иногда задумывался, не пора ли ему самому сдаться в ближайшую дурку, а все дела передать Бирну. Из четверых детективов Натан наметил себе в преемники именно его. Ведь, черт подери, комиссар отдела особо тяжких должен трезво и рационально смотреть на вещи!
Взгляд старика постепенно становился осмысленным, хоть и растерянным; хаотичные манипуляции с тряпкой постепенно прекратились. Смотритель уставился на Джен, перевел глаза на окровавленную наволочку, глухо вскрикнул и выронил. Ведьма, не вставая, обернулась к комиссару:
– Глубокий гипноз. Полное подчинение, утрата собственной воли, помрачнение рассудка – ну, в общем, весь комплект.
– А-а-а, боже мой! – хрипло заорал смотритель и шарахнулся от тряпки.
Полицейские схватили его, и он, опрокинув табуретку, заполошно забился в их руках.
– Имя, фамилия, место рождения и проживания, род занятий? – начал допрос Бирн.
– Господи, господи! – завывал смотритель, выдираясь из рук полицейских, как полоумный.
– Он помнит что-нибудь? – спросил Бреннон.
Ведьма покачала головой и поднялась:
– Скорее всего, ничего. Но ему и без воспоминаний есть от чего испугаться.
Комиссар огляделся: в тесной прихожей все было покрыто кровавыми отпечатками, начиная с двери и заканчивая корзиной с грязным бельем.
– Ну хватит, хватит. – Бирн, повернувшись к старику правым боком, похлопал его по плечу. – Никто вам не причинит вреда, если вы только сами себя не покалечите, коли будете так дергаться. Видите, полиция уже здесь, и вы под защитой.
– О боже мой, – просипел старик и безвольно обмяк. – Сколько крови… почему я весь в крови? Я умираю? Я ранен? Опять? Когда?
– Вы были ранены? Когда?
– В революцию, – еле ворочая языком, ответил смотритель. – В революцию, сынок… – и без сознания повис в руках полицейских.
– В департамент, сэр? – обернулся Бирн.
– Вези, – тяжело вздохнул комиссар. – Эти двое пусть везут, а ты осмотрись здесь. – Он поманил за собой ведьму и вышел. Кровавые следы тянулись по дороге к каморке смотрителя. Бреннон отправился назад к месту преступления. – Он ничего не вспомнит? – Комиссар без всякой надежды взглянул на ведьму. – Даже если ты с ним поработаешь?
– Не знаю, – неуверенно ответила Джен. – Гипноз – не самая сильная моя сторона.
– Со мной же справилась.
– Вы не ожидали подвоха. И потом, загипнотизировать – это одно, а вернуть память жертве гипноза – совсем другое.
– Это сделал твой сородич? – спросил Бреннон. – Узнаешь руку?
– Нет, – раздраженно огрызнулась ведьма. – Не сородич, говорила же!
– Уверена? Или покрываешь кого?
– Нет! Спросите у Лонгсдейла, если не верите!
– Ладно, не ершись, – примирительно сказал комиссар и сделал в памяти зарубку насчет Лонгсдейла. Ведьма обиженно нахохлилась. – Но если он не колдун, не человек, не нежить или нечисть – то что же это за холера?
– Не знаю, – процедила Джен, – но эта холера очень любит высоких стройных темноволосых девушек вроде вашей Маргарет. Так что я бы на вашем месте задумалась насчет ее приятеля-чародея. Пока не поздно.
В морге опять припахивало – все тем же незабываемым ароматом вываренных костей. Правда, на сей раз куда слабее, и, осмотревшись, Бреннон мигом понял – почему.
– Вы вконец охренели?! – рявкнул он.
Две головы – седая и черноволосая, склонившиеся над микроскопом, поднялись одновременно: наука в лице Кеннеди и магия, представленная Лонгсдейлом, заключили перемирие.
– Какого черта, – продолжал комиссар, все больше распаляясь, – вы отрезали голову?! Что мы покажем родне покойной на опознании? Труп со следами полицейского произвола?!
– Молодой человек, – строго сказал Кеннеди, – мы ищем для вас улики.
– Какие там могут быть улики?
Пес схватил комиссара за полу сюртука и потянул к чудо-прибору. Бреннон неохотно подошел.
– Видите? – Лонгсдейл освободил ему место. – Вот, смотрите сюда. Видите этот след на остатке нижней челюсти?
– Ну, вижу, – буркнул Натан, глядя в окуляр. – И что?
– Сравните с другими следами. Вот эти оставил камень. В кости даже застряли несколько каменных крошек.
– Хм-м-м, – отозвался комиссар уже без прежнего скептицизма. – Они разные.
– Именно! – торжествующе заключил Кеннеди. – След на нижней челюсти оставлен острым ножом типа скальпеля. Точнее определить я, увы, не смогу, но вот примерные образцы. – Он вручил Натану коробочку с набором хирургических скальпелей.
– Однако. – Бреннон достал один скальпель и приложил к кости. – Недурно поработали. Вот что хотел скрыть этот тип.
– Он срезал часть лица жертвы, – сказал Лонгсдейл. – Судя по расположению этого следа, скорее всего, срезана щека. Или часть щеки. Но я не понимаю зачем.
– То есть срезанные щеки не используются ни в каком магическом ритуале?
Консультант покачал головой, Кеннеди яростно фыркнул:
– По крайней мере, этот маньяк не верит во всякую чушь!
– Иногда используются скальпы, часто – глаза, губы или языки, весьма редко – носы, но щеки… Я просмотрю свои книги, но не уверен, что найду нечто похожее. Я никогда не встречал ритуала, в котором потребовались бы именно щеки.
– Прежде чем вы опять займетесь этой ерундой, – перебил патологоанатом, – я спешу сообщить, что щеку срезали после смерти бедняжки. Но, к сожалению, причина смерти мне все еще неизвестна. – Старичок бросил на консультанта презрительный взгляд. Магические объяснения Кеннеди с негодованием отвергал.
– Значит, мучения жертв его не интересуют. Зато интересуют щеки. Лонгсдейл, зайдите ко мне, когда закончите здесь. Кеннеди, вам везут второй труп.
– Второй? – встрепенулся патологоанатом.
– Состояние, в котором мы нашли тело, полностью совпадает с этим. – Комиссар кивнул на труп, укрытый простыней. – Так что я бы на вашем месте не радовался. Эти две жертвы явно не последние.
– Маньяк, – тихо повторил старичок.
– Он самый.
Бреннон помрачнел. Он не делал разницы между обычным полоумным убийцей и тем, кто режет женщин ради волшебства – разве что второго будет труднее поймать. По опыту комиссар знал, что им едва ли удастся вздернуть эту паскуду до того, как он прикончит еще кого-нибудь.
«Маргарет», – вспомнил Бреннон и тихо вздохнул. Единственное, что хоть немного утешало комиссара, – маньяк все же охотится не персонально за ней. Он охотится за всеми, кто хоть немного на нее похож.
– Ваш дядя был прав, – сказал Энджел, – а я ошибался. Нашли еще одно тело.
– Еще одна девушка? – спросила Маргарет. Он кивнул. – Похожая на меня? – решилась уточнить мисс Шеридан.
Энджел снова кивнул и, скрестив руки на груди, отвернулся к окну. Комнату освещала только луна, и он, стоящий посреди белого квадрата, вдруг показался девушке слишком хрупким для всего этого: нечисти, нежити, заклятий и маньяков-чародеев. Он не уступал в росте мистеру Лонгсдейлу, но был даже не худощавым, а худым, хотя (Маргарет слегка покраснела) на ощупь таким же жилистым, как большой дикий кот. Другое дело консультант: она помнила, как легко он ее нес и сколько нечеловеческой силы заключено в его руках.
«Нечеловеческой, – подумала девушка. – А Энджел – человек».
– Вы не виноваты, – шепнула она, коснувшись его плеча.
Гость повернулся к ней. В лунном свете его волосы и глаза казались совершенно черными, а лицо – бледным, как у призрака, с заострившимися скулами и крючковатым носом.
– Виноват. Я должен был убить их. – В его глазах вспыхнул холодный жестокий блеск. – И еще до того, как они вас тронули.
Он провел пальцами по щеке Маргарет, и это прикосновение оказалось удивительно нежным, если учесть, как злобно он посмотрел на руки девушки, с которых еще не сошли синяки.
– Я пришел к ним, но поздно, – процедил Редферн. – Кто-то прикончил их до меня и слишком милосердно. На что я гожусь, – глухо и раздраженно добавил он, – если не вижу того, что под носом!
– Но вы ведь не охотник, – ласково заметила Маргарет, – вы сами мне говорили. Вы делаете все эти нужные охотникам вещи, но не охотитесь сами.
– Но я могу себя защитить и, значит, должен защитить вас.
Девушка снова порозовела. Слышать такое оказалось гораздо приятней ухаживаний, которыми допекали ее претенденты на руку, сердце и приданое. Маргарет накрыла пальцы Энджела своими и прижалась щекой к его ладони. Он так сильно вздрогнул, будто девушка его укусила.
– Я жива благодаря тому, что вы научили меня «замри и смотри», – с нежностью сказала она. – Не надо так… так самобичеваться.
Редферн молча смотрел на нее; от его взгляда Маргарет смутилась и растерялась, потому что никто раньше не глядел на нее так пронзительно, жадно и… и заботливо одновременно. Маргарет стало неуютно, и она потупилась. Энджел отступил от нее.
– Вы – уцелевшая жертва. Они снова будут вас допрашивать.
– Я ничего не скажу, – упрямо ответила девушка. – Про вас.
– Я знаю, – на удивление мягко произнес он. – Я знаю, что не скажете, а комиссар все же не станет допрашивать вас с пристрастием.
– С чем? – заинтересовалась Маргарет.
– А кроме того, – деловито продолжал Энджел, подхватив сюртук с ее кровати, – ему уже не до меня. Но, пока он ведет расследование с помощью полицейских методов, я займусь этим делом с помощью своих.
– А я? – жалобно вскричала мисс Шеридан.
– Вы все еще в опасности – наверняка убийца знает, что вы выжили, и ждет подходящего момента, чтобы довести дело до конца.
– Поэтому я должна сидеть взаперти и рыдать от ужаса в ожидании кончины? Вы сейчас хуже моей матушки!
Энджел хмыкнул, открыл дверь гардеробной, и Маргарет выпалила:
– То есть вы пришли ко мне ночью только для того, чтобы предаться самобичеванию, как эти средневековые… как их…
– Флагеллянты, – с улыбкой сказал наставник.
– …а потом тут же сбежать?!
– О, а я, значит, не могу прийти к вам просто так, без великой цели?
Маргарет замолчала, покусывая губу. Сказать «Нет!» оказалось бы слишком невежливо (и к тому же неправдой), но упрашивать?!
– Двенадцатый час, – заметил Энджел. – Нежным юным леди давно пора спать в своих постельках.
– Нежные юные леди в них спали бы, – ядовито уверила его Маргарет, – если бы кое-кто не бросал на постельки свои пальто, сюртуки и трости, когда заходит поболтать об убийствах на ночь глядя.
Энджел поднял на нее бровь (это все еще раздражало!), взглянул на ее стеганую юбку без кринолина (поверх была теплая шерстяная) и обернулся к гардеробной:
– Где тут ваше пальто?
– Куда мы пойдем? – жадно спросила Маргарет, застегивая тугие пуговицы.
– Ваш дядя и его консультант занимаются телом, а мы займемся местом.
– Так их же два.
– Значит, двумя. – Энджел подвел ее к зеркалу и крепко обнял.
Маргарет прильнула к нему в ответ, и он вдруг коснулся губами ее волос. Сердце девушки на миг замерло. Она совсем, совсем не ожидала!.. а ведь он столько уже для нее сделал, и она ни разу его не поблагодарила!
– Спасибо, – неловко пробормотала Маргарет и сжала его руку.
– Думайте о дороге, – шепнул Энджел.
Мисс Шеридан перевела дух и сосредоточилась на крепко утоптанной снежной тропе.
Они вышли из стеклянной двери аптеки и оказались перед экипажем, запряженным необыкновенно красивой гнедой парой. Маргарет залюбовалась лошадьми неизвестной ей породы, с густыми вьющимися гривами и хвостами. Энджел помог девушке забраться внутрь и набросил на нее медвежью полость.
– Куда мы?
– Сначала в парк, потом – туда, где на вас напали. – Он подобрал вожжи и коротко свистнул.
Лошади всхрапнули и так резво взяли с места, что Маргарет вжалась в спинку сиденья. Улицы замелькали, стремительно пролетая мимо. Энджел обернулся к ней – темные глаза азартно горели, как у мальчишки на первых скачках, и девушка восторженно взвизгнула. Она еще никогда не каталась с такой скоростью! Они неслись по ночным улицам, словно метеор, и даже ветер едва успевал щипать Маргарет за щеки.
Удовольствие закончилось у восточных ворот парка. Неподалеку бдел полицейский, но, когда они проезжали мимо, Энджел, пустив лошадей шагом, пробормотал какое-то заклятие, и глаза стража порядка остекленели.
«Откуда он знает столько заклинаний?» – с завистью подумала Маргарет, опираясь на руку Редферна, чтобы выбраться из экипажа. С замком на калитке в воротах Энджел разобрался еще быстрее и велел девушке взять из экипажа сумку.
– Почему именно здесь? – спросила мисс Шеридан, когда они шли по дорожке из туфа. – Ну, помимо того, что тут очень тихо и безлюдно… разве не разумней убивать жертв в разных местах?
– Что-то его сюда притягивает. Либо он чует это инстинктивно, как животное, либо точно знает.
– Что знает?
– Вы слышали о дурных местах?
– О каких? – покраснела Маргарет.
– Да уж не о тех, которые вам запрещали трогать няньки и гувернантки! – фыркнул он. – Дурные места возникают там, где граница между нашим миром и той стороной истончается. Для этого необязательно нужен идиот с ритуалом вроде Душителя. Иногда они возникают сами по себе, а иногда… иногда… – Энджел вдруг замолчал и нахмурился. Они шли молча некоторое время, пока Маргарет не решилась пискнуть:
– А иногда?
– Иногда, – тихо сказал Редферн, – там, где страдало и погибало множество людей.
Его голос стал таким глухим, что девушка еле разобрала ответ и не осмелилась продолжать разговор. В молчании они дошли до первого места преступления.
– Ничем не огорожено, – раздраженно заметил Энджел. – Заходи кто хочет, бери что надо.
– Чего вы ворчите? Нам же и удобней.
– Убийце тоже.
Маргарет открыла сумку, пробормотала «Lumia» и выпустила наружу летающую лампу – стеклянный шар, в котором трепетал золотистый огонек. Энджел забрался в кусты и присел на корточки у места преступления. Мисс Шеридан подобрала юбки и осторожно прокралась мимо торчащих веток.
– Ох, господи, – выдохнула она, увидев остатки бурой каши, застрявшие в стволе березы осколки кости и кровавые пятна на белой коре.
– Дайте щипцы.
Маргарет протянула ему щипцы и коробочку. Энджел не без труда вытащил несколько осколков кости и бросил в коробку.
– Посмотрим, что они нам скажут. – Он надел очки с зеленоватыми стеклами и тщательно осмотрел место, где лежало тело. Когда Редферн поднялся, то явно был растерян. Он сдернул очки и стал грызть дужку, сердито глядя на схватившийся бурым ледком снег.
– Ну как? – спросила девушка.
– Ничего. Тут никто не колдовал. Убийство самое обыкновенное, и если бы он не воспользовался гипнозом и mortiferum somno… – Энджел смолк, уставился на Маргарет, и его глаза, без того немаленькие, расширились.
Редферн выскочил из кустов, как молодой олень, промчался несколько ярдов по дорожке в ту сторону, где убили вторую девушку, замер и вдруг закрутился юлой, пытаясь что-то высмотреть среди деревьев. Мисс Шеридан убрала щипцы и коробочку в сумку, поманила за собой шар и подошла к наставнику, который опять замер, уставившись на шпили ратуши и кресты собора, которые виднелись над оградой.
– Вы знаете, что здесь было? – Редферн схватил ее за руку.
– До революции? Ну… вроде бы парк для аристократов. Теперь парк для народа, убивай хоть каждый день – никто не заметит.
– Нет! – нетерпеливо выкрикнул Энджел. – Нет! Раньше! Еще раньше!
– Не знаю, – растеряв весь сарказм, отозвалась Маргарет.
– Это Чертова плешь. – Глаза Редферна возбужденно загорелись. – В конце пятнадцатого века здесь был чумной барак. Люди умирали сотнями на этой самой земле! – Он топнул по дорожке и прошептал: – Расстояние до ратуши и собора; конечно, я помню…
– Вы хотите сказать, – вздрогнула Маргарет, – что мы сейчас стоим на общей могиле?
– Да! Город был гораздо меньше, к ратуше еще не пристроили два крыла, но собор построили уже тогда, видите главный шпиль? – Энджел указал пальцем для наглядности. – Даже когда прошло сто лет, нам все равно запрещали… Я помню… – прошептал он.
– Погодите, я запуталась. Какие сто лет? В смысле после чумных бараков прошло сто лет или… – Маргарет поперхнулась; до нее внезапно дошло, что значит его оговорка. – В каком это смысле – вы помните?! Как вы можете это помнить?!
Редферн все еще держал ее за руку, и девушка ощутила, как сильно он дернулся. Энджел воззрился на нее, словно ребенок, проболтавшийся о шалости, сморгнул и заявил:
– Я очень хорошо помню карты старого города.
Глаза Маргарет сузились. Энджел взбодрился и продолжил:
– Так вот, в конце пятнадцатого века тут был чумной барак, спустя сто лет – Чертова плешь, где никто не рисковал строиться, а в конце семнадцатого столетия некий слабоумный градоправитель разбил на этих землях парк. О чем нам это говорит?
– О том, что кто-то заврался.
– О том, что когда-то здесь умерло в муках так много людей, – не поддался на провокацию Энджел, – что грань между той и этой стороной истончилась. И возможно… возможно… – Он прикусил губу и зашептал: – Да нет! Не столько же времени… или он тоже пережил… но если так, то где тогда дыра?..
Маргарет осторожно нащупала на его запястье пульс. Вроде бился так же, как положено у человека, и рука была теплой, и он сам тоже… И дышал он так же жарко, как любой человек, – облачками пара в морозном воздухе. Энджел рассеянно смотрел на шпили и кресты, и Маргарет кольнула совесть. Ну, может, он действительно имел в виду старые карты?
– Это все совершенно несвязно, – наконец пробормотал Энджел почти расстроенно. – Он просто убивает девушек чужими руками и потом расправляется с убийцами. Но он не совершает никакого ритуала! И при чем тут чумные бараки, парк и…
– Подождите. – Маргарет нахмурилась. – То есть вы думаете, что это он убил тех троих в больнице? Но тогда должно быть еще два трупа – убийцы первой девушки и убийцы второй! Или как минимум один, если убийца тот же.
Редферн обернулся к ней.
– Действительно, – медленно сказал он; в его глазах Маргарет буквально видела лихорадочные метания мыслей. – Где еще трупы? Скажите вашему дяде, пусть поищет.
– Ладно, скажу. А вы?
– А я отвезу вас домой. Нам здесь больше нечего делать.
– А как же переулок, где на меня напали?
– Потом, – нахмурился Энджел. – Сначала мне нужно кое-что проверить.