Я прогуляла целый учебный день: никак не могла прийти в себя после блуждания в туманных трущобах. Оксана все же пошла в школу. Я удивлялась тому, что подруга была не так напугана, как я. Казалось, даже Влад боялся больше.
Рано утром Оксана заявила, что отправляется домой (подруга жила в соседнем дворе), чтобы собрать вещи и пойти в школу. Сколько она ни старалась убедить меня пойти с ней, я отказывалась. Мне страшно было даже вылезти из-под одеяла.
Влад остался со мной. Он не очень-то любил нарушать правила: поворчал, что ему влетит за прогул, но все равно никуда не пошел. Заметив, что я не спешу вылезать из постели, друг приготовил завтрак и принес его прямо в кровать.
– Как романтично, – усмехнулась я. – Спасибо.
Хорошо, что Оксана этого не видела. Опять бы заговорила о том, что мы с Владом не можем быть просто друзьями.
В четвертом часу Влад вытащил меня из дома погулять по осеннему парку. Друг в точности знал, какую обстановку создать, чтобы я расслабилась.
Парк преимущественно состоял из берез. Основная часть пожелтевшей листвы давно легла ковром на холодную землю, но на нижних ярусах деревьев все еще шелестели оранжевые листочки.
Неширокая асфальтная дорожка уходила далеко вперед, теряясь в пучине горизонта темно-мандаринового цвета. Пахло мокрой листвой.
На меня нахлынули воспоминания из детства. Из тех самых лет, когда я пару раз в неделю ходила в лес, который являлся неким местом моей силы. Сердце сжалось от тоски, навеянной тенью прошлого. Я в очередной раз порадовалась, что спустя три года научилась жить со своими душевными изъянами и мне не так тяжело, как тогда.
– Как ты справлялась летом? – спросил друг, заметив мой меланхоличный взгляд.
Мы медленно пошли по бесконечной дороге.
– Нормально, – неопределенно ответила я и, немного помедлив, решила дать более развернутый ответ: – Меня приободряют мысли о том, что это последний учебный год. Потом мы поступим в университет, я буду жить отдельно от мамы и попытаюсь наконец разобраться, что со мной не так.
– Аня…
Влад всегда поддерживал меня, готов был оказать моральную помощь. Но друг страшно боялся того, сколь глубоко в мою душу пустило корни безумие. Он надеялся, что я просто в один день справлюсь со своей ненормальной манией.
– А если не разберешься? – Влад умоляюще посмотрел на меня. – Что ты вообще собираешься делать?
– Разберусь, – твердо ответила я. – Психология – далеко продвинувшаяся наука, знаешь ли…
– Ты все-таки идешь на этот факультет, да? – расстроенно спросил друг. Я кивнула. – Но, Аня, ты же прекрасно пишешь. Тебе самое место на этой специальности.
Комплимент друга был приятным, однако плохо скрывал свое назначение.
– Напомню, что я начала писать, не зная, куда деть свои неуемные идеи. Проза – лишь способ ненадолго утихомирить разбушевавшееся сознание. Направление психология поможет мне получить именно те знания, неимение которых приводит меня к писательству, – объяснила я лекционным тоном.
– Хорошо, Анна Дмитриевна, – хохотнул Влад. Я тоже улыбнулась.
Влад прекрасно знал, что со мной не все в порядке. Знал с тех самых пор, как мы познакомились. Разница лишь в том, что тогда он был ребенком, и не понимал, насколько серьезна моя проблема
– Ты… ты… Ты уже записала себя в отряд психически больных, да? – дрожащим голосом спросил друг.
– Ну… пока нет, – неопределенно ответила я.
Влад застонал.
– Не обманывай меня. Ты так зациклилась на мысли о том, что с тобой что-то не так, что в итоге пропускаешь всю свою жизнь. И вместо того, чтобы перестать считать себя белой вороной, ты планируешь изучать психологию с целью понять, в чем же твой дефект. Которого, на мой взгляд, абсолютно нет! Ты так ищешь ответ на вопрос, почему ты отличаешься от общества, а я считаю, что ты совершенно нормальная, такая же, как все мы, – выдал друг эмоциональную тираду.
Я сделала глубокий вдох. Что ж, Влад в корне не понимал мою проблему.
– Понимаешь, в том-то и суть: я не хочу быть как все! Меня раздражает тот факт, что наша (ладно, моя) жизнь предопределена. У моего организма есть набор определенных функций и признаков, на которые если я и могу повлиять, то в незначительной степени. Я знаю, что однажды я умру от старости или от какой-нибудь болезни. Что примерно к тридцати пяти годам я замечу, как мое тело начнет увядать, и все, что мне позволено с этим делать: наблюдать. Что касается духовной части, меня тошнит от всего человечества. Я люблю тебя, люблю Оксану и Марину, но я никогда еще не встречала человека, мыслящего, как я. Все такие… одинаковые. Все мое нутро отторгает этот мир.
– И все это тянется с детства… – напомнил Влад.
– Да. Когда я была подростком, я думала, что эзотерические учения помогут мне уйти в мир, который мне подходит. Я ничего не понимала, потому что, согласись, двенадцать-тринадцать лет – очень мало, чтобы уметь проводить качественный самоанализ и выяснять, откуда у меня такие желания. Все, что занимало мою душу и разум, это мания получить тайные знания, потому что они могли бы сделать меня такой, каким не сможет стать никто другой.
– Почему так важно отличаться? – спросил Влад.
– Я не знаю. Все, что я помню – у меня однажды возникло стойкое отвращение к реальному миру. Он давал мне только боль. И это не проходит с годами. Я чувствую себя… сломленной. Как будто меня по ошибке забросило не туда, и я, ослепленная дезориентацией, вынуждена лишь существовать, – увидев выражение тоски на лице Влада, я поспешила объяснить: – Так не всегда. Но оно постоянно где-то здесь, на фоне…
– Ты говоришь, что тебе не нравится этот мир. А какой нравится? – с трудом скрывая дрожь в голосе, цеплялся за ниточку оптимизма Влад.
– Такого нет, – я удрученно вздохнула. – Знаешь, мне нравятся миры, в которых нет границ, в которых ты можешь выражаться как тебе угодно, быть, кем хочешь. Из-за этого я так любила – и люблю – фэнтези, – я немного помолчала и добавила: – Но, к сожалению, я вынуждена довольствоваться предлагаемой мне серостью.
– Но ведь все, о чем ты говоришь, можно осуществить и в нашем мире.
– Ты прав, – ответила я, и Влад округлил глаза. – Но я не хочу. Не здесь. Я вынуждена выбирать из того, что дают. Например, отсидеть полдня на уроках, суть половины из которых до меня совершенно не доходит, и слушать замечания туповатых одноклассников, либо прогулять и поругаться с мамой. Учиться в университете, потом работать или стать отбросом общества. Выйти замуж за посредственного идиота или остаться одной на всю жизнь.
– Но…
– Нет, Влад! – внутри меня плескалось отчаяние. – Я не могу. Не могу довольствоваться этими границами. Если ты хочешь сказать, что все может быть лучше, чем я думаю, я не соглашусь. Я вижу, как живет моя старшая сестра, вижу, какие люди меня окружали по мере моего взросления, вижу, какой у меня выбор из потенциальных кандидатов на «вместе и навсегда» и все это – просто полный отстой!
Я часто и глубоко дышала, на глазах появились слезы. Ну зачем Влад разворошил это осиное гнездо?!
– Это все из-за детства, да? Из-за того, что над тобой издевались? – неожиданно спросил друг.
Внутри меня все сжалось. Я ненавидела говорить о детстве. – Что ты имеешь в виду? – огрызнулась я.
– Ну… – Влад понял, что выразился слишком грубо, и уже сделал тон более дружелюбным. – Тебя обижали, и обычных человеческих сил тебе не хватало, чтобы за себя постоять, вот ты и стала думать о том, что этот мир – лишь мусор, в котором не может быть ничего хорошего.
– Такие мысли у меня мелькали и до того, как меня начали дразнить. Может быть, это прошло бы со временем, я бы просто об этом забыла. Но когда началась травля, я пряталась в книгах о людях с магическими способностями. И что я там видела? Что у них-то достаточно сил постоять за себя. Короче говоря, обидчики лишь закрепили во мне желание радикально отличаться от людей.
– Но никакой магии не существует! – простонал Влад.
– Я и так это знаю! – рявкнула я. – Потому и считаю, что в моих мозгах дефект, ведь я не могу довольствоваться тем, что предлагает мне этот мир. Но, раз уж ты заговорил о чем-то необычном, я бы отдала многое, лишь бы существовало что-то большее, чем просто люди.
Последние слова я выговорила дрожащим голосом – так сильно кипели во мне эмоции. Я ощутила, как резво колотится сердце.
– Тебе нужен психолог, – бесцветным голосом сказал Влад.
Сначала я чуть не взорвалась от злости, но потом заметила выражение лица друга: он был ужасно напуган. Вся моя бравада испарилась.
– Я знаю, Влад… Потому и собираюсь изучать эту науку.
– Ты не понимаешь, – друг покачал головой. – Ты не сможешь помочь сама себе. Тебе нужен специалист, который вытащит тебя из этой тьмы.
– Пока я живу с мамой, ничего не выйдет. Она не поймет.
Друг крепко обнял меня, я почувствовала, что вот-вот расплачусь.
– Как только поступим в университет, найдем деньги и возможность помочь тебе.
Я крепко зажмурилась, чувствуя себя ужасно уязвимой. Влад мягко отстранился и хотел сказать еще что-то, но у него зазвонил телефон. Друг закатил глаза, увидев на экране имя «Дима».
– Это минут на десять, не меньше, – извиняющимся тоном объяснил Влад и немного отошел от меня, чтобы ответить на звонок.
Обдумывая только что разыгравшийся диалог, я вспоминала, с чего все начиналось. Пока два брата препирались по телефону, я погрузилась в давние воспоминания.
16 сентября, 2013 г.
Четыре года назад.
С тех пор, как я сказала маме, что хочу учиться в другой школе, я твердо решила: никто больше не узнает мою тайну. Я должна научиться вести себя как обычная девчонка подросткового возраста. Иначе ситуация повторится.
После предательства одноклассницы по имени Диана, которую я считала своей лучшей подругой, я все же не осталась одна. У меня всегда была Оксана. Маленькая очаровательная Оксана, с которой мы познакомились, когда мне было десять, а ей девять.
Оксане я не рассказывала все свои мысли так, как Диане. Мы были хорошими подругами, но с Дианой я общалась дольше – потому и доверить ей могла больше. Оксана знала, что я другая, но сама она никогда не поднимала эту тему. Особенности моего характера оставляли ее равнодушной: она не считала меня ненормальной. Мнение о моей «дефектности» сложилось у Оксаны только с моих слов. Если бы я не говорила об этом, наверное, она бы вообще никогда не указала мне на мое мировоззрение.
Дело было не в том, что Оксана не замечала моих глубоких переживаний, которых ей было не понять – она деликатно обходила эту тему, никак не расставляя на ней акценты. Она любила меня такой, какая я есть, полностью принимая мои причуды, но не задавая о них вопросов.
После того, как Диана предала меня (о подробностях самого предательства я упорно не хотела думать), я больше не ходила в школу. Оксана поддерживала меня каждый день.
«Это же просто твоя особенность, что в этом такого?!» – сердито рассуждала тринадцатилетняя подруга, возмущенная несправедливостью.
Оксана училась в другой школе – туда я и перевелась. Сердце ныло от предательства Дианы, с которой я была знакома годами, которой я доверяла как себе. И в этот момент больше всего мне хотелось залечить раны поддержкой и теплом.
После того, как за мной гурьбой бежали одноклассники, словно за ведьмой в Средневековье, я больше ни разу не посетила школу. Маме я сказала, что надо мной издеваются, и я хочу пойти в другую школу. Мама никогда особо не вникала в мои школьные проблемы, она не знала о том, как я себя чувствовала внутри – я не хотела ее пугать.
И вот она – новая жизнь.
Я так не привыкла к адекватным одноклассникам, что в первое время думала, будто меня обманывают. Дружелюбные попытки познакомиться вызывали у меня приступы недоверия.
«Будь нормальной», – напоминала я себе и мило отвечала новым одноклассникам на их вопросы.
«Почему ты перевелась?» – этот вопрос часто звучал в мою сторону.
«Мы с мамой переехали, в эту школу ближе добираться», – врала я, надеясь, что никто не замечает, насколько фальшива улыбка на моих губах.
Каждый вопрос о моей прежней школьной жизни вызывал у меня легкий приступ паники. Я все еще не могла поверить, что наконец я в безопасности. Никаких подруг я больше не заводила: хорошо общалась со всеми, но в душу не пускала.
У меня появилась другая проблема: моя неудовлетворенность этим скучным миром все больше росла, не находя выхода. Раньше мне помогали разговоры с Дианой – теперь их не было. Оксане я не хотела рассказывать, что творилось у меня внутри.
Незачем было загружать ее такой информацией.
Все еще не зная, схожу ли я с ума или имею редкий дар видеть мир по-другому, я отчаянно искала, как выплеснуть копившиеся эмоции. На одном из уроков биологии, быстро выполнив контрольную работу, я завороженно смотрела в окно слева от себя: оно выходило на школьный двор. Прямо за ним располагались маленькие пестрые коттеджи, вслед за которыми виднелся оранжево-зеленый лес. Хвойные деревья разбавляли лиственные, и пейзаж был такой красочный, будто я попала внутрь картины, писаной маслом.
Спустя несколько дней, дочитав очередную книгу, гласящую о приключениях, глубокой привязанности между людьми и свободе, я почувствовала такую пустоту внутри, что больше не могла ее сдерживать. Я читала книги совершенно различных жанров, но, доходя до фэнтези, я добровольно позволяла автору надавить на самое больное – на ощущение того, что я не в том мире.
Тоска поглощала меня, одиночество давило. Я так устала все это ощущать. Мне непременно следовало понизить напор негативных эмоций, и я выбежала на улицу, сказав маме, что пошла гулять с Оксаной.
Шумный город действовал на нервы, и я инстинктивно отдалялась от него, направляясь к школе. Достигнув ее, я миновала коттеджи и оказалась перед вожделенным лесом. Дух чащи манил меня, обещая зализать пульсирующие раны.
Я была далеко не бесстрашна, а иногда даже труслива. Но решила довериться внутреннему чувству, ведущему меня к природе, и пообещала себе не заходить глубоко.
Лес принял меня приятным шепотом опадающих листьев. Охровая тропинка, осыпанная хвоей и шишками, ручьем уходила в даль горизонта. Я осторожно двигалась вперед, прислушиваясь к окружающим звукам. Страх заглушил страдания, но я понимала, что они вернутся, как только я покину лес. Но не зря же он так меня манил – стоило зайти поглубже.
Спустя четверть часа я набрела на золотую поляну. Маленькие елочки хаотично усеяли ее вдоль и поперек, между ними росли кусты папоротника, сменившие зеленый цвет на медно-коричневый.
Я ощутила подобие умиротворения внутри израненной души. Вся моя плоть желала единения с природой, и я легла в холодный папоротник, глядя на отчужденное пыльно-серое небо.
Мои мысли сосредоточились на извечной проблеме: что со мной не так?
Рациональность была далеко не моим коньком, но я попыталась с ее помощью хоть немного разобраться в себе.
Что я чувствую?
Одиночество, отчуждение, непонимание, отрешенность, скуку… Возможно, с моей стороны казалось эгоистичным чувствовать себя одиноко, ведь у меня была Оксана. Но я ничего не могла с собой поделать – я так чувствовала. Нет, я ничуть не принижала значимость подруги для меня, я любила и ценила ее, но ощущение «не в своей тарелке» никуда не девалось.
Тогда чего же я хотела? Какую жизнь?
Я хотела чего-то необычного: приключений с самыми близкими людьми, отсутствия ограничений в возможностях, выбрать нестандартный жизненный путь, иметь в своей жизни людей, которые всегда будут рядом.
Меня одолевала смертельная скука при мысли о том, что вся жизнь заключается в окончании школы, университета, устройства на работу, создании семьи и скоропостижной смерти. Все люди казались такими обычными и идентичными: подавляющее большинство устраивала их жизнь. Никому не хотелось раскрывать потенциал мозга и тела, искать новые возможности, изучать жизнь с других ракурсов.
А если кому-то и хотелось, то они махали на этой рукой, приговаривая:
«Невозможно…».
А я хотела, чтобы было возможно. Чтобы превосходить простых смертных, чтобы никогда не бояться, чтобы жить в два раза насыщеннее.
«Начиталась книжек».
«Сумасшедшая».
«Займись делом!»
Такими были самые заурядные ответы на мои рассуждения. Что ж ладно, я лучше буду сумасшедшей, чем участником стада.
Небо стало графитового цвета. За своими мыслями я не заметила, как стремительно наступили сумерки. Страх снова завладел мной, и я поспешила покинуть поляну, обещая себе вернуться сюда вновь: это место вселяло в меня уверенность и давало сил.
Покинув лес и пробираясь сквозь коттеджи, я заметила пару пристально следящих за мной глаз из окна дома, стоящего прямо напротив чащи. Я поспешила уйти.
– Прости, мне надо домой, – вырвал меня из задумчивости Влад. – Дима приехал погостить, – друг закатил глаза, – хочет видеть меня.
– Все в порядке, иди, – улыбнулась я, стараясь сделать невозмутимое выражение лица.
– Ты останешься здесь? – с сомнением спросил Влад. – Вся эта природа… Ты же будешь сидеть и думать о…
Сначала я хотела ответить, что останусь в парке, но уже смеркалось. А вчерашняя ситуация с «туманом» хорошенько напугала меня, и больше я не планировала находиться на улице одна после захода солнца.
– Не волнуйся, идем домой.
Покидая парк, я решила, что не хочу сегодня оставаться одна. Позвав Оксану вновь переночевать у меня, я обрадовалась положительному ответу.
Закапал противный дождь, назойливо теребя детское воспоминание об ужасной прогулке… О той, что случилась вскоре после того, как я нашла поляну. Думать об этом совершенно не хотелось.
Оксана пришла ко мне в восьмом часу, прихватив с собой только что испеченные пирожные и бутылку шампанского. Сама я готовить не любила да и не прочь была расслабиться с помощью шипящего напитка, поэтому вдвойне ценила жест подруги.
Пока мы пили чай (и не только), я внимательно наблюдала за Оксаной: она, как обычно, много и воодушевленно говорила, ни разу не вспомнив ни о тумане, ни о неизвестном мужчине, ни о подонке Ярославе. Я вновь изумилась – не было это похоже на подругу. Но ее щеки были румяны, глаза метали хитрые искры, улыбка не сходила с лица – и я вновь решила, что лучше уж безосновательная радость, чем горе.
– Зря ты сегодня не пошла в школу, – подруга интригующе коснулась моей руки и мило захихикала. Не поддаться ее шарму было невозможно: я тоже заулыбалась. – Помнишь Рому Волкова?
– Его забудешь! – я закатила глаза и тоже засмеялась. Оксана так легко согревала своим позитивом.
– Он взял мой номер телефона, – подруга хитро глянула на меня из-под черных ресниц.
– Что?! – искренне удивилась я.
– Я случайно уронила учебники в коридоре, и он тут же бросился собирать их. Так мы познакомились, и он предложил встретиться где-нибудь за пределами школы. Видела бы ты лицо Стрельцовой! Она, по-моему, поперхнулась собственной желчью, – самодовольно отметила Оксана и откинула волнистые волосы за спину.
Я была очень рада за подругу: Волков был, несомненно, красавцем, да и ей не помешало бы отвлечься от Славы. Только вот складывалось впечатление, что Оксана совершенно не грустила. Я не удержалась от вопроса:
– Это все прекрасно, но… разве ты ничуть не расстроена из-за Ярослава? – аккуратно спросила я.
– Не-а, – лицо Оксаны приняло безразличное выражение, будто я говорила о ком-то, с кем она не общалась уже очень давно. – Мне надоели его проблемы и его безразличие ко мне. Все это слишком долго действовало мне на нервы, – хмурясь, подруга допивала чай.
Что же, если внезапно Оксана все переосмыслила и поняла, что Ярослав не стоит ни единого ее волоска, то это было просто отлично. Но слишком неестественно…