Все передачи в формате ток-шоу записывались на большой старый магнитофон. Казалось бы, их уже не осталось, но нет.
Винни, Кэл и Дерек прослушали часть записи программы «Дженни». Без музыкальных пауз она показалась Риву короче, чем он ожидал. Его удивил звук собственного голоса, который показался совершенно чужим. Ему стало немного не по себе, словно кто-то другой озвучивал его мысли.
– У тебя суперголос для эфира, – объявил Винни, которому вообще не нравились ничьи голоса.
«Если уж Винни говорит, значит, так и есть», – подумал Рив.
Он прослушал момент, когда говорил о том, что Дженни вот-вот начнет сосать большой палец. Вот это придумка… Ничего подобного не было. Но это хорошее драматическое сравнение, которое, правда, не соответствовало реальности. Девушка никогда не вела себя так, будто ей было три года. Она делала то, что и любой другой человек на ее месте, стремящийся защитить любимых родителей от правды, которой сама страшилась.
Действительно, голос Рива звучал хорошо: естественно и убедительно. Он мог бы стать радиоведущим. Но сейчас его слова, записанные на пленку, стали материальными, обрели осязаемую форму. На какое-то мгновение показалось, что Дженни находится рядом в любимой и удобной позе – закрыв глаза, крепко прижималась к его груди, а он ее обнимал.
Интересно, что бы она сказала, услышав подобный эфир? Парень почувствовал, что в груди что-то сжалось, будто воздух проник не в легкие, а в живот. Ощущение было неприятное, словно он тонет.
«Ну ладно, – подумал он, – Дженни об этом никогда не узнает. В следующий раз буду говорить о бейсболе. Всю жизнь болею за Red Soxs, и вот наконец все выглядит так, что они могут выиграть. Про это сейчас все болтают».
– Когда казалось, что ты закончил, – снова заговорил Винни, – мы получили тридцать девять звонков с просьбой продолжить историю. – Он так сильно ударил кулаком по своему столу, что стоявший на нем ряд кассет подпрыгнул. От таких цифр становилось радостно на душе. – И, прикинь, это всего лишь первое выступление!
Из этих слов Рив сделал вывод, что ему дадут еще один эфир как минимум.
В эфире заканчивалась песня группы Fog. Дерек подал знак, что пора замолчать. Чтобы продолжить разговор, Рив, Винни и Кэл вышли в коридор. Сквозь стекло Рив наблюдал за коллегой.
По мере того как Дерек говорил, он немного менял положение микрофона. В любом диджее присутствует сильное желание прикоснуться к нему, чтобы удостовериться, что он плотно зафиксирован в нужном положении. Во время разговора Дерек двигался всем телом, словно нырял в пучину каждого произнесенного предложения, в гущу своих слушателей. Ему не сиделось на месте. Нервная энергия так и била ключом. Его лицо периодически меняло выражение, словно он выступал перед живой аудиторией.
Всего час назад Рив всей душой ненавидел Дерека. Теперь же внимательно за ним следил, фиксируя и запоминая технику и приемы. Все-таки у него был большой опыт, поэтому можно было чему-нибудь научиться.
– Значит, так, – вещал Винни, – завтра вечером в то же время, тот же формат. Немного про Дженни, немного музыки, потом опять про нее.
– Может, лучше два раза в неделю? – серьезно произнес Кэл. – Скажем, во вторник и в четверг? Мы же не хотим, чтобы аудитория пресытилась.
«Это они обо мне говорят», – напомнил себе Рив.
– Можно, – согласился Винни. – Постепенно подсадить, чтоб не забывали.
«Я теперь буду в «сетке» не в три ночи. Перехожу в прайм-тайм!»
В студии серым ковролином был застелен не только пол, но и обиты стены. На стенах невозможно писать, зато можно было пришпиливать разные фото и тексты. Везде висели плакаты, анонсирующие выступления групп, идиотские шутки и фотографии диджеев, которых временно отстранили от работы за мат и неуместные шутки. Каждый мечтал, чтобы его хотя бы раз «оштрафовали» за какую-нибудь вольность в эфире.
Рив подумал, что Дженни Джонсон точно не понравится, что он рассказал ее историю в эфире. Она сама его оштрафует. Дженни была человеком достаточно закрытым. Многие социальные работники, психоаналитики и приятельницы безуспешно пытались втереться к ней в доверие.
– Нет, – с нотками сомнения в голосе произнес Рив. – Я думаю, не стоит продолжать. Спасибо, что дали возможность попробовать.
– Да ты что? В каком смысле «дали возможность попробовать»? Все было просто блестяще, – возмутился Винни. – Послушай, это именно то, что нужно! Если я превращу эту бесполезную студенческую радиостанцию во что-то серьезное, то смогу получить настоящую работу! Прикинь – тридцать девять звонков! И звонили нормальные люди, а не придурки какие-нибудь. Реальные слушатели. – Последние слова он произнес с уважительным придыханием. – Завтра ты рассказываешь второй эпизод Дженни. – Он произнес это не как обычное имя, а словно название программы или сериала.
– Не уверен, что самой Дженни это понравится, – заметил Рив.
– Ты даже не изменил ее имя? – удивился Кэл. – Тоже мне бойфренд. Послушай, у тебя есть стиль – это редкое качество. Ты был в эфире всего один раз, а слушатели уже узнают тебя и хотят продолжения истории.
Слышать слово «стиль» применительно к самому себе было приятно.
– Сколько людей могут начать историю с банального слова «однажды» и ее не запороть, а вытянуть? У тебя отличное чувство тайминга. Ты классно сделал переход к песне Visionary Assassins и обыграл название группы, начинал говорить медленней, когда повествование этого требовало. Врожденный талант, короче.
«Врожденный талант», – повторил Рив про себя, смакуя эти слова.
ДерекVIP включил песню, выключил микрофон и расслабился, превратившись в обычного человека. Винни, Кэл и Рив вернулись в студию. Дерек что-то пометил на висевшем над пультом плейлисте, вставил диск и проверил, что он готов проигрывать выбранную песню.
– Слушай, Рив, – сказал Винни со смехом. Его тон был дружеским. – У нас не такой сильный охват, всего несколько десятков улиц. Она в Коннектикуте тебя точно не услышит. К тому же еще в школе учится, так что у нее на уме алгебра или что-то в этом роде. Сделай еще передачу. Никому от этого хуже не станет.
Рив с удивлением почувствовал, что ужасно, просто до боли в груди скучает по девушке. Словно пальцы дверью защемило. Раньше всегда Дженни закрывала глаза и видела картины, но теперь он сам зажмуривался и видел ее перед собой – в цвете, ощущая тепло и слыша звук ее голоса.
Затихли последние аккорды, словно рядом прошел и вышел за пределы слышимости походный оркестр. Дерек превратился в ДерекаVIP и резко появился перед микрофоном. Он приподнял брови, серьги закачались. Парень щелкал переключателями On/Off, передвигал рукоятки на пульте и обхватил пятерней узкое горло-стойку микрофона.
– И заканчивает наш длинный безрекламный музыкальный сегмент группа Fast Liars, – закричал Дерек, – исполняющая новую композицию Choke Collar.
Риву нравились названия групп и их композиций: Visionary Assassins. The Fog. Fast Liars. Музыка – это целый мир, жить без которого было бы очень скучно.
– Ну ладно, я немного преувеличил, – произнес Дерек. – Группы Fast Liars не существует точно так же, как и песни с таким названием. Но существовали бы, если бы я умел петь и играть.
«Как же все это здорово! – подумал Рив. – Это просто суперребята. Именно ради этого я и пошел в колледж».
– На самом деле вы услышите то, – продолжал его коллега, – что вам нравится и чего просили во время звонков в студию. Риииив! Со следующим эпизодом «Дженни».
– Будем искать дом на шесть спален? – неуверенно произнес отец, когда начинали процесс поиска дома в июне прошлого года. – Если Дженни вернется, у нее будет своя комната.
Стивен ненавидел, когда отец был не уверен в себе. Ненавидел, что в семье перестали называть сестру Джен, решив, что она исчезла более десяти лет назад, превратившись в Дженни Джонсон. Он ненавидел, что после похищения ему пришлось вести самую защищенную жизнь в Нью-Джерси.
– Если она когда-нибудь вернется, пусть спит в гробу, – заявил он.
– Заткнись, – отрезала Джоди. – Папа, если Дженни когда-нибудь вернется, она может спать со мной, потому что приедет максимум на выходные, а в новой комнате достаточно места для двух кроватей.
В старой комнате их тоже было две, но сестра не захотела там жить.
Семья Спринг нашла и купила дом быстро, в течение нескольких дней, потому что мама очень хотела переехать.
– Просто не терпится, – говорила она, и Стивен понимал, что это чистая правда.
В течение двенадцати ужасных лет женщина ждала возвращения дочери, поэтому сейчас у нее не было желания ждать.
– В какой цвет ты хочешь покрасить стены комнаты? – спрашивала она Стивена много раз.
– Мам, не имеет значения. Я в колледже. Покрасьте в тот, который вам самим нравится.
Такой ответ ей не понравился. Стивен почувствовал это и тут же сказал:
– На самом деле мне нравится синий. Кобальтовая синь меня вполне устроит.
Именно такого цвета были стены в гостиной в доме семьи Джонсон. Стивен надеялся, что мама никогда не узнает, почему он выбрал именно его. Вместе с близнецами и сестрой ребята провели одни выходные у них. Парень предполагал, что посещение будет неудачным, думал, что родители Дженни покажутся ему омерзительными, но этого не произошло, и, к своему удивлению, он осознал, что это крайне приличные люди и очень ему нравятся.
Стивену понравился Рив, который жил в соседнем доме. Они были одного возраста, но у того было больше жизненного опыта, он казался более независимым и продвинутым. В свои восемнадцать Рив казался гораздо старше. Стивен для себя объяснил это тем, что сам вырос в семье, травмированной похищением. Как можно вырасти нормальным человеком в доме, где тебя постоянно водили за ручку?
Рив стал для него примером для подражания. Стивен не обладал подобной мускулатурой, у него была другая конституция. Он не рассчитывал, что сможет догнать парня и стать таким же высоким, потому что после восемнадцати лет человек перестает расти. Однако совершенно неожиданно за весну и лето вымахал до 192 сантиметров, и тело наконец-то стало пропорциональным.
Стивену было совершенно не до сестры или цветовых пантонов. У него были другие заботы: надо перевесить зеркало, потому что он не видит в нем лица.
Перед отъездом в колледж Рив с Дженни заезжали в гости к Спрингам.
Рив улыбнулся до ушей, когда увидел, как тот сильно вырос. Стивену показалось, что в тот момент его лицо стало похоже на морду запыхавшегося от бега и довольного золотистого ретривера.
– Ну ты даешь! – воскликнул Рив. – Баскетболист! Теперь тебе будут коротки обычные мат- расы!
И они пожали друг другу руки.
Потом начался отсчет перед отъездом в колледж: четыре недели, три, две, одна. Пора. Самолет оторвался от взлетной полосы, и Стивен оставил позади свою семейную историю.
Рив оказался прав. В Колорадо обычные матрасы в общаге оказались слишком короткими. Ему заказали специальную удлиненную кровать, но та не приходила. Ноги свешивались с конца кровати, и спать так было не очень удобно, но он постепенно привык. Казалось, он вырос еще на пару-тройку сантиметров, потому что начал биться головой о притолоку двери.
В Колорадо никто не слышал о семье Спринг. Никто и понятия не имел, что из семьи много лет назад похитили ребенка. Стивен оказался самым обычным (хотя и очень высоким) первокурсником в огромном кампусе. Никто не водил его за ручку. Никто не напрягался при его опоздании на пять минут. Он не видел ни переживаний матери, ни боли отца.
Ночью парень любил выходить на улицу и, стоя на выжженной солнцем земле, смотреть на звездное небо и думать: «Я больше никогда не вернусь домой. С меня хватит. Они без меня прекрасно проживут».
– Я свободен.
– Брендан, ты решил, какого цвета у тебя будет спальня? – спросила мама. Миссис Спринг убирала в шкаф купленные продукты. Вид годового запаса консервированного тунца на полке вселял уверенность в завтрашнем дне.
– Мам, – ответил он тоном, который можно было назвать: «Моего терпения не хватает общаться с глупыми женщинами», – только девочек волнуют такие вопросы.
Брайан хотел, чтобы его комната была похожа на гостиную в доме мистера и миссис Джонсон в Коннектикуте. Ему казалось, что их интерьер был сделан с большим вкусом, и вообще обстановка произвела на него большое впечатление. Стены комнат были покрашены ярко-красным и синим цветом. Окна были огромными. Миссис Джонсон знала, как обставить и украсить дом. До посещения Брайан даже и не задумывался, что дома может быть так красиво. Он смотрел на дом своей семьи и с грустью констатировал: интерьер был совершенно не продуман. Они просто жили в доме, в котором стояло много мебели.
Но сын не мог сказать об этом матери. Было бы крайне невежливо заявить: «Мне нравится, как покрашены стены и обставлен дом Дженни. Тебе надо съездить в Коннектикут и посмотреть. Мне бы хотелось так же».
Но само слово «Коннектикут» на их языке было синонимом слова «враги». Правда, после первого визита они поняли, что Джонсоны уже не враги. Брайан смирился с мыслью, что сестра предпочла семью похитителей.
Поэтому он сказал:
– Мам, мне нравится красный цвет. Просто, без узоров. Красный, которым амбары красят.
Брайан надеялся, что близнец не поймет, откуда возникла эта идея.
– Уже одиннадцать, – произнес отец. – Почему никто не спит?
Парень улыбнулся. Внешне он оставался еще ребенком. Брендан к тому времени перерос его. Брайан хотел поговорить об истории, а не о красном цвете стен, футболе или о том, что пора ложиться в кровать. Но никого в семье его история не интересовала.
Впервые в жизни он почувствовал себя одиноким среди членов собственной семьи.
– Так вот. В The New York Times Дженни прочитала, что ее семья проживала в Нью-Джерси. Однажды, когда я подвозил ее в школу, она предложила погулять. И я начал думать, что мог бы сделать с ней, если окажемся наедине. Но Дженни сказала: «Давай поедем в Нью-Джерси и найдем их». И мы поехали. И нашли.
Помните, я говорил про ее волосы? Их с лихвой хватило бы на троих обычных людей – длинные, рыжие, волнистые. Однажды учитель физики сказал, что хаос очень похож на ее волосы.
Так вот, мы нашли нужную улицу и подъехали к нужному дому. Около него остановился школьный автобус, из которого вышли дети с точно такими же волосами. Можно было предположить, что у них одинаковые гены. Получалось, Дженни – действительно их сестра.
Я вцепился в руль так, что костяшки побелели. Сказать, что удивился, – ничего не сказать. До этого я не верил, что Дженни украли. Мне тогда чуть плохо не стало. Потому что моя семья была очень близка с ее родителями. Я любил их почти так же сильно, как своих. Если они действительно выкрали девочку, как могло получиться, что эти люди были такими хорошими? На этот вопрос нельзя было дать приятного ответа. Ответ мог быть только самым неприятным. Моя бедная Дженни практически сползла на пол автомобиля, чтобы дети не заметили ее волос. И прошептала: «Езжай, Рив, скорее уезжаем отсюда».
И уехали. Мы никому не сказали, где были и чем занимались: ни членам собственных семей, ни властям, ни семье из Нью-Джерси. Но поняли, что ее действительно украли. И вопрос оставался тем же: «А что дальше?»
Миссис Спринг наблюдала, как члены семьи расходятся по комнатам, чтобы ложиться спать. Муж выключил компьютер и вышел в коридор. Потом на второй этаж, шагая через ступеньку, поднялся тринадцатилетний спортсмен и силач Брендан. Подошвы его кроссовок огромного размера оставили черные следы на свежепокрашенных лестничных ступеньках. За ним медленно поднялся Брайан.
Она была не самой лучшей матерью, раз в рабочий день вечером потащила сына за покупками. Для Брайана это было слишком поздно.
Послышались звуки сбрасываемой на пол обуви, закрывающихся дверей и текущей в кранах воды. Миссис Спринг чувствовала себя спокойно, когда все были наверху в полной безопасности.
Женщина окинула взглядом гостиную. Завтра подвезут новую мебель. Это радовало. Столько свободного пространства, в котором можно поставить удобные и красивые предметы мебели. Огромные мягкие кресла, в которые можно плюхнуться с книгой. Широкие и удобные диваны, на которых можно поваляться, вздремнуть или посмотреть телевизор. Здоровый стол, за которым хватит места всем, включая дядюшек, тетушек и соседей.
Для всех, кроме Джен.
Джен, которая с такой радостью стала Дженни.
Каждый раз, когда миссис Спринг была слишком занята, чтобы помнить, ее охватывало одно и то же знакомое чувство, обвивающее и душащее ее, как лиана.
Потеря Джен.
Где-то в самой глубине души, в черной, как угольная шахта, дыре, женщина продолжала ждать. Она ждала возвращения дочери.