Зима в Федерации Гезецлэнд в нынешнем году выдалась снежная и студеная, что Юргена совсем не радовало.
Это детям хорошо кататься на санках в центральном парке да молоденьким прелестным керляйн, кокетливо улыбаясь, прогуливаться по посветлевшим улицам под ручку с рассыпающимися в любезностях воздыхателями. А когда ты блюститель закона на особой службе Канцлера и во втором часу ночи приплясываешь от холода в подворотне не самого благополучного района Апперфорта, хочется клясть и непристойно стылый декабрь, и хуренсона, из-за которого приходится морозить уши, а заодно и все прочие части тела вместо того, чтобы наслаждаться третьим сном в собственной постели или иными утехами – в чужой.
Юрген подозревал, что обер-детектив-инспектор Луцио Гробер просто решил познакомить навязанного ему стажера с самыми неприглядными сторонами работы: пускай-ка подкинутому в первый отдел протеже дядюшки-ректора жизнь медом не кажется. За каким дьяволом, объясните, нужно пресловутое визуальное наблюдение, когда мимо расставленных вокруг дома следилок ни одна мышь не проскользнет незамеченной?!
Юрген стянул промерзшие насквозь перчатки, подышал, пытаясь согреть, на оледеневшие пальцы. И винить некого! Сам гордо отказался от теплого местечка, решив выбрать полевую работу.
– Как тут?
Неслышно подошедший керр Гробер в толстом ватнике напоминал добродушного колобка с веселыми морщинками в уголках глаз, щеткой усиков и округлыми щеками – гордостью его грандмуттер, почтенной семидесятипятилетней келер Ома, считавшей своим долгом откормить единственного внука до шарообразной формы. Но как успел за минувшую неделю убедиться Юрген, несмотря на внешнюю безобидность, в след обер-детектив-инспектор вцеплялся почище бульдога и умел разговорить даже «немого» попрошайку из трущоб.
– Все тихо. Следилки молчат.
– Тихо, значит?
Луцио пожевал самокрутку, перекидывая из одного уголка рта в другой. Юрген насупился, почувствовав привычные пренебрежительно-покровительственные нотки в невинном, в сущности, уточнении. Понятное дело, бывалые детективы вряд ли посмотрят всерьез на вчерашнего выпускника, по крайней мере до того, как тот сумеет проявить себя. Но все равно обидно, что напарник находил затаившийся дом гораздо более интересным объектом, чем хлюпающего носом стажера.
– Керр Фромингкейт, глядь-ка, никак девка там у него?
Окно на втором этаже тускло светилось – если и лампа, то на масле, а не манакамне, а скорее, и вовсе отблески огня в жаровне, порождавшие неверные тени. Искривленный силуэт за рамой мог принадлежать как необремененной одеждой девице, так и вымахавшему в человеческий рост декоративному кусту из тех, что вошли в моду в последние месяцы.
– Никто не покидал дом и не входил внутрь.
– Точно?
– Я все время был здесь, – оскорбленно отозвался Юрген: уж приказы-то он выполнять умел. И с серьезным видом доложил: – Два часа назад работяги, судя по спецодежде с третьей артефакторной, решили устроить концерт под окнами, но когда один из жильцов пригрозил вылить на них содержимое ночного горшка, посчитали за лучшее перебраться в другое место. С тех пор никого.
Обер-детектив с десяток секунд сверлил его взглядом, хмыкнул, оценив демарш, и махнул рукой.
– Верю. Керр Раттенсон проворонил. Небось на следилки понадеялся, а сам в ближайшем бирштубе штаны просиживал, – Луцио огляделся в поисках урны и кинул окурок прямо на землю, сердито затер подошвой. – Будем брать!
– А приказ? – осмелился возразить Юрген. – Нужно же, наверно, доложить шефу?
На логово вивисектора они вышли несколько дней назад, после шестого убийства. Несмотря на горячее желание сразу же разобраться с немало попившей – и фигурально, и буквально – крови тварью, детективы закусили удила и третьи сутки дежурили возле дома, стараясь не отсвечивать. Причиной «нерешительности» первого отдела было желание взять некоего Куратора, наследившего не только в деле маньяка Отто Мецтгера, но и в нескольких подобных.
– К дьяволу! И подкрепление туда же! Пока проваландаемся, он эту дурынду на лоскутки порежет. – Керр Гробер проницательно прищурился. – Что? Поджилки трясутся, малой? Не боись. Неужто с паршивым макаронником не сладим? Главное, наперед Беса не лезь.
Юрген невольно покосился в сторону третьего члена их маленькой группы. Этот взгляд не остался незамеченным.
– Впервые видишь голема?
– Такого – да, – признался стажер.
Любой одаренный хоть раз да создавал «живую» куклу. Юрген и сам в детстве баловался тем, что лепил из случайно попавшихся материалов страхолюдин с ладонь величиной – энергии бытового манакамня не хватало, чтобы оживить более крупную болванку. Мальчишки посылали уродцев подкладывать кнопки на стулья и пугать девчонок из соседнего корпуса. Как же те визжали, когда из кустов им под носки лакированных туфелек выскакивала серая «мышь»!
Потом Нордлихт, сосед Юргена по комнате, придумал забаву поинтереснее – гладиаторские бои, которую все радостно подхватили. Несколько месяцев в глухом уголке окружающего интернат сада кипели самые настоящие баталии, по напряжению и азарту сравнимые разве что с ежегодными играми в Спортхауптстаде. Сколько было неожиданных триумфов и обидных поражений, жарких перепалок, временами доходивших до драки – обиженные мастера, позабыв о куклах, начинали выяснять отношения на кулаках!
Все закончилось, когда про «Колизей» узнал директор Оллдрич: импровизированную арену засадили гортензией, а всех участников выдрали розгами и отправили в двухнедельный наряд на кухню.
В старших классах Юрген побывал на экскурсии в каменоломне, где познакомился с настоящими големами. Огромные (средний экземпляр достигал трех метров в высоту и двух в ширину), тупые и малоподвижные, они хорошо справлялись там, где требовались сила и послушание, но не смекалка.
Голем, которого напарник обозвал Бесом, выглядел почти как человек. Неудивительно, что Юрген, на радость коллегам, поначалу перепутал. Подумаешь, поздоровался с куклой! Чего сразу насмешничать-то?
Теперь-то, попривыкнув, стажер, конечно, замечал различия. Сероватая, как у покойника, без единого дефекта кожа. Отсутствие дыхания: вокруг людей в такой холод висело облако пара. Закрытая, но слишком легкая одежда. А жутче всего – неподвижность мимических мышц. Одни зрачки двигались туда-сюда, ни на чем не фокусируясь.
– Новая игрушка нашей исследовательской лаборатории. Ограниченная экспериментальная серия, исключительно для особого отдела и высших военных чинов. По образу и подобию, можно сказать, из той же глины, – пояснил Луцио. – Правда, глину взяли так себе. Отвратительный материал, если честно.
Керр Гробер презрительно посмотрел на куклу.
– Бес, за мной.
Детектив пересек улицу. Стажер задержался, чтобы подобрать окурок, и поспешил за напарником.
Район Ауберте был построен в середине прошлого века во время научно-технического расцвета Апперфорта. Двухэтажные краснокирпичные общежития предназначались для семей рабочих металлообрабатывающих цехов, алхимических производств и артефакторных. Тогда Ауберте считался одним из самых оживленных и быстрорастущих районов, куда приезжали специалисты со всей Федерации. И еще сорок лет назад северный город звали второй столицей.
После индустриального переворота и принесенного им повсеместного внедрения големов в литейных цехах и горнодобывающей промышленности потребность в людской рабочей силе резко сократилась. Около десяти лет живущие этими отраслями города, в том числе и Апперфорт, лихорадило не по-детски. Местами дело доходило до бунтов и погромов, и только своевременный приказ Канцлера о вводе войск позволил удержать страну от революции.
Окончательный крест на Апперфорте поставило истощение рудных жил. Основная добыча была перенесена значительно восточнее. Вслед за шахтерами потянулись и первичные металлообрабатывающие линии – построить новые здания и перевезти оборудование в долгосрочной перспективе выходило дешевле, нежели поставлять сырье через четверть страны.
В городе остались только исследовательские лаборатории, высокоуровневые, требующие научных знаний артефакторные и часть алхимиков, трудящихся на благо местного сада манакамней.
Население Ауберте сократилось втрое, если не больше. Цеха законсервировали, обещав в будущем подумать об их переоборудовании – когда-нибудь «после». Часть опустевших домов заперли вслед за цехами, другие выкупили ушлые дельцы, организовав законный и не очень гостиничный бизнес. К примеру, на соседней улочке, буквально за стеной районного отделения полиции, несколько лет подряд действовал востребованный горожанами бордель, пока его владелец не разругался с покровителями из-за какой-то девицы и курятник не прикрыли.
Все это Юрген узнал от Луцио за прошедшую неделю.
Дома строили по единому плану. Через здание шел сквозной коридор, разделенный дверьми на три блока. Крайние блоки были жилыми, нижние – на восемь комнат, верхние – на десять. Центральная часть предназначалась для общественных нужд. На первом этаже находилась котельная и кухня, иногда баня, топившаяся раз в неделю, а сейчас и того реже. На втором – общая гостиная.
Лестницы располагались с обоих торцов. Справа находилось отхожее место, у левой – спуск в подвальное помещение, где хранили уголь с дровами для котельной и кухни.
После массового исхода оставшихся жильцов попробовали уплотнить, но все равно нередко случалось, что в доме проживали две-три семьи, поделившие между собой блоки.
Идеальное место для того, кто не хочет, чтобы ему мешали.
Керр Гробер вытащил из кармана связку ключей, одолженную у районного сторожа. После непродолжительной возни отпер дверь. Если ночь снаружи казалась темной, то сгустившаяся на лестнице тьма и вовсе была непроницаемой.
Луцио обернулся, поймал взгляд голема. Произнес медленно и четко:
– Бес, поднимаешься на второй этаж. Ждешь у двери. Если кто-то попытается пройти мимо, задерживаешь. Не убивать, не калечить. Выполняй!
Голем нырнул внутрь. Керр Гробер какое-то время выждал, прислушиваясь, хотя Юрген не смог различить и шороха: Бес двигался совершенно бесшумно. Обер-детектив махнул стажеру, приглашая следовать за ним к другому торцу здания.
– Нормально отправлять его одного?
– Да не боись, эти куклы умные, почти как овчарки.
В иной ситуации детективы бы разделились, но, видимо, Юрген пока не дотягивал даже до овчарки. Это было бы обидно, если бы не мурашки, пробегавшие вдоль позвоночника при мысли остаться одному.
Лестница за второй дверью ничем не отличалась – такая же темная и неприветливая. Луцио вытащил из кобуры «вафлю» – ваффер, самозарядный пистолет конструкции Вафы Фергмана, получил свое прозвище с легкой руки шутников-оружейников: «мол, навафляйте там всем!» Поминая недобрым словом зубоскалов, Юрген последовал примеру напарника, надел очки со спектральным стеклом и активировал ночной фонарик. Для сторонних наблюдателей ничего не изменилось бы, но перед глазами детективов проявились синие ступеньки и белесые стены.
Рука, сжимавшая оружие, вспотела. Каждый шаг стажер выверял, точно на тропе с ловушками. Внутри, в районе желудка, дрожала туго натянутая струна: она едва не лопнула, когда в коридоре они столкнулись с вышедшим из спальни осоловевшим бюргером. Всклокоченный, в стареньком халате до пят и с переносной маналампой в руке, тот выглядел как Болотный человек, что заманивает неосторожных путников в трясину.
Прежде чем мужчина успел возмутиться или хотя бы осмыслить происходящее, Луцио махнул перед ним удостоверением.
– Обер-детектив-инспектор Гробер. Операция первого отдела. Вернитесь в комнату и не покидайте ее до особого распоряжения.
Бюргер отступил обратно в спальню. Изнутри донесся скрип кровати, сонное женское ворчание. Храп.
– За что ценю наших граждан, – заметил Луцио, – так это за уважение к представителям закона. Довелось мне однажды сопровождать делегацию из Фаракорской республики. Так вот скажу, хуже макаронников, чем эти… макаронники, не сыскать. Любопытные, точно мартышки! Лезут во все щели! А уж чирикают – ни дать ни взять воробьи по весне… Поджилки трястись перестали?
– Да, извините, – смутился Юрген, догадавшись, что обер-детектив заговаривал ему зубы. Переложил пистолет в другую руку, украдкой вытер ладонь об одежду.
Судя по толстому слою пыли, покрывавшему зачехленную мебель и пол в гостевой зале, не пользовались ею давно. Видно, жильцы оказались не шибко дружными, предпочитая прятаться каждый в своей норе.
От двери, ведущей в логово вивисектора, ощутимо фонило маной. Керр Гробер осторожно протянул руку, хмыкнул.
– Защиту-то контора с государственной лицензией ставила. Тем нам проще, а керр Мецтгеру хуже.
Универсальный «ключ» сработал без осечки.
В логове вивисектора лампы горели: тусклые огоньки газовых рожков давали ровно столько света, чтобы не натыкаться на облицованные голубоватой плиткой стены. Плиткой же выложили пол и даже потолок, порождая ассоциацию с моргом. Средняя дверь по левой стороне была приоткрыта, и из-за нее доносился приглушенный до неразборчивости голос.
Держа коридор под прицелом, керр Гробер вытащил из-за пазухи свисток. Звука стажер не различил, но спустя секунду на противоположном конце жилого блока возник голем.
– Вперед, – одними губами прошептал Луцио. – Но без глупой спешки. Потихоньку, значит, надо. Полегоньку.
Ближайшие три комнаты оказались заперты. Четвертая служила то ли спальней, то ли театральной гримерной, то ли складом одежды: на полу, столе, кровати, сундуках – повсюду валялись мужские и женские платья, парики, пальто. Часть из костюмов устарела лет эдак двадцать назад.
Со стороны Беса запертыми оказались все двери. Внутри царила тишина, и потому можно было надеяться, что вивисектор работает без помощников. Непроверенной осталась последняя комната – та, в которой кто-то разговаривал, судя по ответному молчанию, сам с собой.
С того места, где находился Юрген, он видел кусок белой стены, край металлического стола и какую-то этажерку с колбами и хирургическим инструментом. Операционная? Лаборатория?
«На счет „три“, – подал знак Луцио. – Раз!»
Дальняя дверь отворилась, выпуская в коридор худощавого мужчину, ведущего-волокущего за собой хрупкую керляйн лет девятнадцати. Похоже, вивисектор, завладев целым блоком в единоличное пользование, устроил перепланировку и уничтожил внутренние стены между комнатами, обеспечив сквозной проход.
Несмотря на поздний час, к «гостям» доктор Мецтгер вышел при полном параде – в костюме, поверх которого был наброшен серый медицинский халат, начищенных туфлях и даже при бабочке. Круглые очки в латунной оправе, бакенбарды и тонкая козлиная бородка придавали лицу вид благообразный и серьезный, как и подобает представителю уважаемой интеллигентной профессии.
Удерживаемая им девица, напротив, брела босиком, в тонкой ночной рубашке, которую сочли бы приличной далеко не в каждой супружеской спальне. Распущенные волосы светлыми шрамами перечеркивали лицо. Взгляд помутнел как у блаженной.
Встреча застала обе стороны врасплох. Прежде чем детективы успели среагировать, вивисектор дернул заложницу к себе, прячась, приставил девчонке к горлу хирургический скальпель.
– Бросайте оружие!
Юрген заколебался, неуверенно покосился на старшего. «Делай, как он говорит», – одними губами шепнул керр Гробер, медленно наклонился и толкнул пистолет под ноги преступнику. Стажер последовал примеру напарника.
К сожалению, противник в ловушку не попался и ваффером завладеть не попробовал. Продолжая удерживать скальпель у горла заложницы, он попятился к выходу из блока.
– А теперь назад! Дальше!
– Доктор Отто Мецтгер?
– Назад, кому сказано!
Рука вивисектора нервно дернулась, лезвие чиркнуло по коже заложницы, рисуя набухшую красным линию. Девица, и без того находившаяся в полуобморочном состоянии, совсем обмякла.
– Тише, – керр Гробер успокаивающе поднял руки с раскрытыми ладонями. – Давайте поговорим?
Доктор Мецтгер, пользуясь тем, что детективы отошли к противоположному концу блока, слегка ослабил хватку, приоткрыл дверь и осторожно выглянул на лестницу, убеждаясь, что там никого нет.
– Бес, взять!
Голем сорвался с места, лаской проскользнул между напарниками и бросился на врага. Ловушка активировалась неожиданно, выплюнув в коридор сгусток жидкого пламени. Ослепшие на несколько мгновений люди, ругнувшись, инстинктивно отшатнулись назад, вжимаясь в углы. Голем без сомнений, подчиняясь приказу, прыгнул вперед, в огонь. Только руками заслонился, оберегая глаза. Запахло паленой шерстью и горелым мясом.
Объятая дымом и пламенем, но продолжающая двигаться кукла представляла собой зрелище инфернальное, вызывая оторопь даже у модно причисляющего себя к атеистам Юргена. Человек же глубоко религиозный и вовсе рисковал испытать духовное потрясение и провести остаток жизни в келье, ища в молитве успокоения для повредившегося рассудка.
Голем перекатился по полу, гася прицепившийся к одежде огонь. Тут же, демонстрируя недоступные человеку сноровку и хладнокровие, прыгнул, сбивая тщедушного противника с ног. Отто взвизгнул совершенно по-женски и вслепую отмахнулся зажатым в руке скальпелем.
Попал.
Голем, не обращая внимания на раны, подмял и зафиксировал добычу, замер. Одежда на нем тлела. Обгоревшее лицо, на котором чудом уцелели глаза, напоминало демоническую маску, рождая ассоциации с посланником ада, явившимся за душой грешника.
Отто извивался ужом и верещал не хуже недобитого порося.
– Пусти! Больно! Горячо же, проклятая кукла!
– Бес, заткни его! И тащи в комнату!
Голем, продолжая удерживать человека, покалеченной рукой сорвал с пленника бабочку и затолкал ему в рот, превратив вопли в неразборчивое мычание. Наполовину отрезанный мизинец чудовищным брелоком мотался на лоскуте кожи. Зрелище было до того тошнотворное, что Юрген непроизвольно сглотнул подступивший к горлу комок желчи. Керр Гробер хмуро посмотрел на стажера, приказал:
– Девкой займись. А потом пни того полуночника из соседнего блока: пусть вызовет наших.
Сам обер-детектив, настороженно косясь на обугленные стены, вслед за големом скрылся в операционной, и подглядывать за напарником и адской куклой Юргену совершенно не хотелось.
Заложница оказалась старше, чем он подумал изначально: ровесница его кузины Бьянки. Физически девица не пострадала. Несколько синяков и царапин не представляли угрозы для жизни. Крупная дрожь же могла являться следствием как пережитого нервного потрясения, так и холода от отделанного плиткой пола.
Стоило ему приблизиться, девица бестолково засучила ногами и руками, тщась отползти, а когда ей это не удалось, вцепилась пальцами в спутанные волосы и завыла. Лучшее, что Юрген мог для нее сделать, – это оставить в покое до появления лекарей. Стажер стянул макфарлейн, набросил на бывшую заложницу сверху, прикрывая срам. Керляйн вздрогнула и вцепилась в края, закутываясь плотнее – точь-в-точь перепуганный зверек. Юрген снова невольно сравнил ее с двоюродной сестрой, и при мысли, что какая-то тварь могла сотворить с Бьянкой нечто подобное, пальцы сами сжались в кулаки.
Медицинская служба прибыла через пятнадцать минут. Эксперты первого отдела и местный участковый – чуть позже. Заполонившие здание люди напоминали суетливых муравьев в разворошенном муравейнике. Заложнице дали успокоительный газ. Та поначалу отбивалась, но после первого же вдоха обмякла и позволила уложить себя на носилки.
От десятка маналамп в комнатах было светло как днем. Коллеги перетряхивали шкафы, заворачивая в бумагу, скрупулезно подписывая и складывая в черные чемоданчики все, что могло представлять интерес. Потом опечатывали помещение и переходили к следующему.
Сдав пострадавшую с рук на руки санитарам, а заодно получив обратно свое пальто, Юрген отправился на поиски сбежавшего от суеты напарника. Керр Гробер обнаружился на лестничной площадке. Он замер у приоткрытого окна и, судя по окуркам, торчащим из сугроба на подоконнике, раздраженно затягивался уже третьей самокруткой. Голем невозмутимо застыл рядом, прижимая задержанного лицом к стене.
– Может, попросим медиков осмотреть Беса? – Юрген старательно отводил взгляд от изуродованного голема.
– Придумал тоже! Что с ним станется?! В отделении потом подлатают, если потребуется, – презрительно отмахнулся напарник.
– Керр Гробер, мы закончили!
Вслед за стажером в укрытие обер-детектива ворвался один из экспертов. Луцио неопределенно махнул головой, показывая: услышал.
– Нашли что-то интересное?
– Так сразу и не скажешь. В лаборатории видно будет.
– Видно будет, – задумчиво повторил Луцио, махнул кукле. – Бес, тащи эту падаль в нашу таратайку!
Голем отмер и здоровой рукой за шкирку поволок задержанного. Керр Мецтгер хрипел, цепляясь за ворот, сучил ногами и напоминал перевернутого жука.
Луцио замешкался. Проследив за его взглядом, Юрген приметил долговязую фигуру в сером пальто. Чем она отличалась от прочих любопытствующих, выползших на шум из соседних домов, стажер не понял, но обер-детектив-инспектор нахмурился, затушил недокуренную самокрутку.
– Похоже, все. Спугнули мы птичку. Ну и разозлится же шеф!
Раскаяния в голосе напарника Юрген не услышал.
Начальник первого особого отдела Хенрик Дершеф не просто разозлился, он был в бешенстве.
– Полезли вопреки приказу! Сорвали операцию! – чеканил он, вышагивая туда-сюда перед проштрафившимися подчиненными. – Упустили Куратора! Три месяца работы слили коту под хвост!
За годы службы армейская выправка настолько въелась в керр Дершефа, что ее не сгладила даже должность начальника первого отдела Апперфорта – хоть и приравненная к военной, но по факту связанная с решением бюрократических вопросов и разгребанием проблем, которые подкидывали не в меру ретивые подчиненные.
Идеально отутюженный фрак насыщенного винного цвета с золочеными пуговицами, накрахмаленные до белизны воротничок и манжеты, благородная седина на висках, расправленные плечи, лаковые перчатки на заложенных за спину руках и гордый профиль с орлиным носом – керр Дершефа хоть сейчас можно было отправлять принимать гранд-парад, посвященный победе Великой Федерации Гезецлэнд в трехлетней войне с лаосскими свиньями, что ежегодно проходит в столице в середине весны.
Каждый раз, когда шеф оказывался рядом, Юрген невольно втягивал голову в плечи. Операцией командовал керр Гробер, а значит, формально и ответственность за успех или провал тоже на нем. Но перекладывать общую вину на напарника молодой человек считал верхом трусости. Во-первых, у инспектора, пусть и стажера, должен быть свой ум, и раз уж поддержал план, нечего бежать от ответственности. А во-вторых, Юрген по-прежнему считал, что они поступили верно.
– …Еще и голема чуть не угробили!
– Хорош, а? Побузил и довольно, – отозвался Луцио, дождавшись, пока начальство возьмет паузу, чтобы перевести дух. – Макаронника мы взяли, девку спасли.
– Демон с ней, с девкой! У нас под носом скрывается целая преступная сеть, а ты мне про какую-то профурсетку!
– Вряд ли керр Хаутеволле спокойно бы отнесся к гибели единственной дочурки, – невинно заметил обер-детектив. – А если бы он еще узнал, что это первый отдел ее упустил…
Дершеф поджал губы, признавая правоту подчиненного. Государственный управляющий местной мануфактурой по производству манакамней – одной из десяти в Федерации – обладал достаточным влиянием в ландтаге, чтобы устроить неприятности если не всей службе безопасности и правопорядка, то некоторым ее сотрудникам так точно. Даже сотрудникам особого отдела по расследованию преступлений, связанных с одаренными, пусть керр Дершеф официально и не подчинялся бургомистру.
– Да и куклу твою драгоценную Райнер небось уже подлатал. Или лучше, чтобы в ту дрянь мы со стажером вляпались?
– Ладно, молодежь нынче в их институтах ничему не учат, – уже мирно отозвался керр Дершеф, посмотрел на возмущенно вспыхнувшего Юргена, благо тот решил промолчать и не козырять дипломом с отличием, понимая, насколько это глупо. – Но ты-то как не почуял эхо от «мышеловки»?! Пусть и сбитое.
– Дык о том и твержу, не было эха! Либо наш макаронник – чертов гений, способный полностью убрать излучение маны, либо в мастерской завелась крыса.
– Либо чертов гений – кто-то из окружения Куратора, – продолжил мысль подчиненного Дершеф.
– И сдается мне, тот догадывался, что логово вивисектора засвечено, а потому и не торопился на посиделки. Так что выпиши нам премию и успокойся, – закончил Луцио.
Юрген аж зажмурился от подобной наглости. Керр Дершеф ожег подчиненного негодующим взглядом, но цыкнул почему-то на стажера.
– Выйди.
Молодой человек вылетел из кабинета. И только в коридоре опомнился, что не знает, понимать ли распоряжение начальства как приказ возвращаться к обычным обязанностям либо же дожидаться, когда Хенрик, расправившись с наглецом обер-детективом, примется за его подопечного. Вернуться и уточнить стажер не рискнул.
Луцио задерживался. Толстые стены и плотно закрытая дверь не пропускали слова. Юргену удалось различить единственную фразу: «Молодежь не порти мне», – и то он не рискнул бы утверждать, что прозвучала именно она. От нечего делать он притулился на подоконнике и занялся пересчетом прохожих на площади. Сбился, засмотревшись на буксующий у поворота манакат, начал заново.
По коридору прошла пара инспекторов, которые заинтересованно покосились на стажера, но не окликнули. Прибежал запыхавшийся курьер с бумагами, кивком указал на кабинет шефа, Юрген также жестом ответил, что лучше не стоит, и лопоухий парень понятливо удалился.
На семьдесят восьмой женщине – понурой келер, закутанной в цветастую шаль, – дверь открылась. Керр Гробер довольно щурился, напоминая дорвавшегося до крынки со сметаной кота, но никак не человека, только что получившего хорошую взбучку.
– А, ты еще здесь? Чего приуныл-то? – Луцио покровительственно хлопнул напарника по плечу. – Пойдем отметим удачное завершение твоего первого дела. Неподалеку есть неплохая пивная. А еще по утрам там подают вкуснючий омлет с настоящими охотничьими колбасками. Ты небось ведь даже позавтракать не успел, после ночных приключений-то!
– Керр Дершеф…
Юрген робко напомнил, что начальник едва ли одобрит загул в рабочее время и вообще не далее как пять минут назад грозился уволить их к чертовой бабушке, а потому, наверное, не стоит давать керр Дершефу новый повод для недовольства. Луцио отмахнулся с присущим «старикам» легкомысленным отношением к дисциплине.
– Да не робей! Хенрик у нас мужик строгий, но справедливый, с пониманием. А ворчит – так это чтобы не расслаблялись сверх меры.
Пьянка, начавшаяся на соседней улице с пары кружек пива «для настроения», переползла в отделение, когда захмелевший керр Гробер заявил, что неправильно это – оставлять захудалый городишко без присмотра надолго. К тому же коллеги обидятся, если их не позвать на посвящение, и вторая угроза оказалась действеннее.
Пришлось потратить бо́льшую часть пока еще гипотетической премии на налаживание социальных связей, а по-простому заказ двух бочонков пенного и нескольких бутылок чего покрепче с доставкой до отделения.
Детективы приняли подношение с щедростью северных божков, накрыв стол кто чем богат. Настоящий ажиотаж вызвала свиная рулька с хреновиной, под одобрительный галдеж вытащенная из загашника керр Фолтерштапом – улыбчивым дедком того почтенного возраста, когда пора уделять время не работе, а собственному саду и внукам.
Угощение разлетелось едва ли не быстрей, чем оказалось на столе. Юргену, который тушевался в присутствии старших, после того как блюдом завладел керр Раттенсон, только и досталось на один зуб попробовать. Впрочем, оценить смак ему все равно помешало плохое самочувствие – после бессонной ночи и пережитого волнения его слегка мутило и «вкуснючий» омлет бурчал в желудке.
Керр Дершеф пару раз прошел мимо по коридору, укоризненно покачал головой, но ничего не сказал, тем самым дав негласное добро на творящееся в кабинете Луцио безобразие.
– Ты не переживай, братишка! Поначалу всегда трудно. Привыкнешь!
Заметив мрачность коллеги и неправильно ее истолковав, Дидрич Кляйнер, которого все звали просто нашим Диди, по-приятельски закинул руку Юргену на плечо. Парень казался воплощением несуразностей. То ли виной тому были нескладная фигура с непропорционально длинными конечностями, то ли вечная расхлябанность и глуповатая улыбка, то ли неспособность долго усидеть на одном месте и доходящая до неприличия раскованность, с которой он нарушал границы чужого личного пространства.
Диди недавно сам закончил стажировку. До появления Юргена это он был младшим сотрудником отдела и теперь радовался возможности взять над кем-то шефство.
– Старички наши строгие, но добрые – не обидят.
– Кого это вы стариком назвали, Диди? – притворно возмутился жилистый детектив лет тридцати с классически правильными чертами лица.
Керр Лабберт Рум заслуженно считался одним из самых красивых мужчин города, и его прямо-таки хотелось видеть среди богемы – артистом на сцене театра, моделью известного скульптора, на худой конец альфонсом, развлекающим богатую келер не самой первой свежести. В тесном кабинете Гробера в компании повеселевших стражей порядка он смотрелся… неуместно.
Керр Рум часто представлял отдел на общественных встречах и конференциях. А еще не собирался «беречь физиономию» и профессионально боксировал. В силу последнего обстоятельства спорить с ним решались немногие.
– Не вас, керр Лабберт. Конечно, не вас.
Бывший стажер поспешно откусил сразу половину бутерброда, избегая продолжения опасного разговора. Фолтерштап, хитро сощурившись, весело, по-стариковски закудахтал.
– Керр Ривай, ваша рулька восхитительна! И как вам удается создавать настоящие кулинарные шедевры? – воспользовавшись случаем, Диди ловко сменил тему.
– Элементарно, – улыбнулся старейший обер-детектив-инспектор, продемонстрировал морщинистые кисти. – Сам вертел. Вот этими ручками. В любом деле главное не бояться запачкать руки.
К удивлению Юргена, над непонятной шуткой засмеялись все, напомнив, что он пока среди этих людей новичок.
– Пташка-то наша зачирикала? – уточнил Луцио, когда веселье пошло на спад.
– Куда же ему деваться? – пожал плечами керр Фолтерштап.
– Наш Ривай мертвому язык развяжет! – восторженно сообщил стажеру Диди. – Он же, как и Дершеф, участвовал в Лаосской кампании. Но если Хенрик на войну попал зеленым юнцом, то Ривай в то время уже состоял в abyssus, контрразведке то есть. А эти ребята выжмут информацию из кого угодно, пускай и придется перемолоть на фарш!
Юрген невольно вспомнил уроки новейшей истории в институте, а также демонстрируемые профессором фотокарточки – черно-белые и размытые, но оттого не менее впечатляющие. Вряд ли обер-детектив-инспектор действительно «проворачивал арестованного на фарш» – не те время и ситуация, но рулька на пару с омлетом подкатили к горлу.
– Забавный экземпляр, хочу вам сообщить, – не замечая позеленевшего стажера, сказал керр Фолтерштап. – Уж какие выдумщики мне ни попадались, но этого я, пожалуй, запомню. Угадаете, почему он тех девиц резал? Чтобы освободить!
Керр Рум скептически хмыкнул. Ривай промочил горло, продолжил:
– Все это, конечно, чушь собачья! Я предполагаю, мы имеем дело с психофизической аномалией – гиперчувствительностью к манаизлучению, помноженной на навязчивые галлюцинации. Если поднять архивы, вероятно, выяснится, что убитые носили при себе внушительный запас артефактов с манакамнями.
– Одно непонятно, как он девиц с улицы уводил и почему никто ничего не видел? – уточнил Лабберт Рум.
– Теоретически… заметьте, я говорю теоретически, можно предположить, что имело место обратное внушение. Преступник посредством манаполя неосознанно влиял на жертв, располагая и приманивая их к себе. Это косвенно подтверждают его слова: «Маленькие, я вас спасу». Девушки, находящиеся в расстроенных чувствах, подсознательно воспринимали послание как обещание решить их проблемы и летели словно мотыльки на огонек.
– Звучит пугающе, – поежился Диди.
– Глупости! Все эти истории про воздействие одного человека на другого через манаполе – журналистская ахинея, не имеющая никакого научного обоснования, – возразил Луцио. – Просто кому-то нужно меньше хлопать глазами, – керр Гробер выразительно покосился на Морица. – Тогда и девицы бы остались ни при чем.
– Со стажера своего спрашивай, ректорского подкидыша, – окрысился тот, отвлекшись от полной тарелки. Узкое лицо с синеватыми от двухдневной щетины щеками, заячьими зубами, крохотными глазками и длинным острым носом приобрело неприятное выражение. – А в мою смену мышь мимо без ведома не проскочит!
– Но-но! Стажера не тронь! – набычился Луцио.
– Дело говоришь, – неожиданно поддержал керр Фолтерштап. – Мальчишка толковый, а значит, и нечего пенять понапрасну, – дедок благосклонно улыбнулся смущенному заступничеством Юргену. – Кстати, как поживает ваш уважаемый дядюшка?
– Спасибо. Хорошо.
– Соберетесь ему писать – передавайте привет. И скажите, что, если он захочет продолжить давний спор, я всегда готов.
Юрген кивнул, не рискнув расспрашивать, каким образом связан ректор ИЗУ – столичного Института Законности и Управления – и бывший сотрудник abyssus. Подумал, что и в недописанном письме, пожалуй, не следует затрагивать эту тему.
– А насчет Куратора что-то удалось выяснить? – деловито вернул Лабберт беседу в прежнее русло.
– Глухо, как обычно, – развел руками керр Фолтерштап. – Изворотливая зараза, хочу вам сказать, следов не оставляет. Даже гипноз не помог. Ни внешности, ни имени.
– Кто он вообще такой? – воспользовался случаем стажер.
Прозвище мелькало в разговорах постоянно, но никто не удосужился толком пояснить, почему первый отдел так заинтересован в поимке этого таинственного человека.
– А шут его знает! Мы о нем услышали около года назад, когда взяли одного уродца, который кошек препарировал, оживлял и науськивал воровать. Утверждал, что схему ему подкинул по доброте душевной некий ученый хлыщ. Ну разве не прелесть! – беспечно отозвался раскрасневшийся Диди: последняя кружка пива оказалась лишней. – Притаскивает сердобольный гражданин с улицы бедного котика, а на следующее утро ни котика, ни денег.
Унтер-детектив улегся щекой на скрещенные руки, сонно зевнул.
– Пару раз некрокотики сбежать не успели, и зрелище оказалось не для нервных юнцов, – заметил керр Раттенсон, вызывающе щурясь на Юргена. – По-моему, одна из жертв даже сдала в ломбард фамильное кольцо матери – не могла его видеть, после того как цацку вытащили из полуразложившейся тушки любимого Барсика!
– Или ей срочно требовались деньги, чтобы оплатить карточный долг мужа, – поделился более прозаичной версией Луцио.
– Дальше эта кличка засветилась в деле похитителей гробов, – продолжил керр Рум, аккуратно отбирая у Диди кружку. – Мелькнуло еще пару раз: якобы если хочешь достать что-то незаконное, поговори с Куратором. Вивисектор теперь… Кстати, – Лабберт обернулся к Луцио, – правда, что вы чуть Беса не потеряли?
Юрген вспомнил изуродованного голема, и аппетит, пошатнувшийся упоминанием о Лаоссе и сгнивших котиках, исчез окончательно. Алкоголь уже не веселил, а разговоры перешли в ту стадию, когда из приятных становятся утомительными. И главное, пояс ощутимо давил на брюхо, намекая, что пора бы навестить уборную.
– Хочу подышать свежим воздухом, – неловко извинился он, выбираясь из-за стола.
– Главное, на Дершефа не наткнись, – рассеянно посоветовал Луцио, мгновенно теряя к стажеру интерес и почему-то косясь в окно. – Он сейчас злой, после Долли-то. – Женщина в шали с серебристыми цветами, которую Юрген прежде видел на улице, сгорбившись, брела прочь от здания особого отдела. – Как пить дать отправит свинарник драить.
Ривай то ли засмеялся, то ли закашлялся. Юрген вежливо улыбнулся, посчитав предупреждение очередной непонятной шуткой. За спиной возобновилось веселье. Керр Раттенсон громко, не волнуясь, что его услышат, заметил:
– И все же хлипкая нынче пошла молодежь…
Юрген плеснул ледяной водой в лицо, фыркнул, взбодрившись. Пригладил растрепанные волосы влажной ладонью и вышел в коридор. Возвращаться на гулянку не хотелось, и по лестнице он неожиданно направился вниз, а не вверх.
На цокольный этаж он спускался не так давно, когда принимал и настраивал на кровь личный ваффер. Нынче же по въевшейся за годы учебы привычке бросил взгляд в левый коридор, куда выходили оружейная, артефакторная и архив. И повернул в правый «аппендикс».
За тяжелой обитой рогожей дверью обнаружилась белая комната, чей хозяин определенно любил простор, порядок и яркий свет. В первое мгновение Юрген ослеп. Спустя какое-то время зрение вернулось, позволяя разглядеть ровные ряды запертых шкафов, грозно выстроившиеся вдоль стен, письменный гарнитур и идеально чистый, до блеска, пол, выложенный светло-серой плиткой.
В дальнем углу громоздилась конструкция непонятного назначения, чем-то отдаленно похожая на дыбу: хитроумная система гирь и противовесов, удерживающие ремни, несколько въевшихся в ложе пятен, которые вполне могли быть кровью. От нее сильно фонило маной – Юргена аж передернуло от кисловатого металлического привкуса во рту.
Пахло спиртом и еще чем-то столь же неприятным, напоминающим о лечебницах.
За рабочим местом, низко склонившись над записями, так что кончик длинного носа грозил вот-вот перепачкаться в чернилах, сидел худой невзрачный человек неопределенного возраста: ему могло быть и двадцать, и сорок. Редкие белесые волосы облепили череп так, что в первую секунду казалось, будто тот совершенно лысый.
– Керр Фликен? – неуверенно обратился Юрген. – Я не помешал?
– Доброго вам вечера, керр Фромингкейт, – отозвался, не прерываясь, лаборант. – Пришли проведать Беса?
Стажер, опешив, кивнул.
– Подождите одну минуту. Я сейчас освобожусь.
Райнер закончил чертеж, отстранился, полюбовался на идеально прямые линии, складывающиеся в пентаграмму. Юрген узнал письмена «жизнь», «равновесие» и «металл», но в таком сочетании видел их впервые и подозревал, что данная схема вряд ли отыщется в школьных учебниках и вообще в каких-либо еще. Вполне возможно, увиденная им картинка есть продукт личных исследований керр Райнера.
Впрочем, Юрген не взялся бы утверждать это наверняка: он никогда не был силен в алхимии.
Лаборант присыпал лист песком, встряхнул. Убедился, что чернила высохли, и педантично убрал пентаграмму в толстую папку, а папку – в стоящий за спиной шкаф. Аккуратно обтер перо тряпочкой, спрятал в деревянный пенал, тщательно завинтил крышку чернильницы и только после завершения всех манипуляций обратил внимание на Юргена.
– Активировать нужно? – уточнил алхимик, лениво, будто заранее предполагая ответ, потянулся к сейфу с рунами.
– Нет.
– Понятно. Личный интерес, – кивнул керр Фликен, окончательно смущая Юргена. – Идите за мной.
Лаборант вытащил из кармана халата ключ.
Следующая комната чем-то напоминала раздевалку в школе-интернате для одаренных. Голые крашеные стены, ровные шеренги глухих металлических шкафов чуть выше человеческого роста – шесть рядов по десять штук в каждом. Единственным отличием было отсутствие окон да понимание, что находится внутри. У Юргена возникло ощущение, будто он попал то ли в кукольное хранилище театра, то ли в мясницкий погреб. Для первого было слишком чисто, для второго – чересчур тепло.
– Не думал, что големов так много.
– Треть – пустые. Прочие – глиняные болванки, способные только разогнать бездельников во время стачек. К сожалению, а может и к счастью, создание таких големов, как Бес, не удастся поставить на конвейер.
Лаборант на секунду задумался, то ли читая висевший под газовой лампой список, то ли вспоминая о чем-то.
– Откуда вы узнали? Ну, про то, что я хочу увидеть Беса? – поинтересовался Юрген, не в силах больше бороться с любопытством.
Керр Фликен отвлекся, посмотрел на собеседника невыразительными водянистыми глазами.
– Вы не первый, кого волнует судьба големов. Едва ли не каждый сотрудник отдела, столкнувшись с новыми игрушками керляйн Висеншафт, после приходил сюда, – Райнер склонил голову к плечу, в глазах появилось любопытство исследователя. – Вы чувствуете себя виноватым?
– Нет. То есть… – растерялся от неожиданного вопроса Юрген. – Если бы я был немного внимательнее…
– Не забывайте, керр Фромингкейт, големы – это всего лишь инструмент. Щит, который создан, чтобы принять на себя предназначенный вам удар.
Керр Фликен остановился у третьего шкафа во втором ряду, приложил ладонь к запирающей руне. Та засветилась синим, подтверждая право доступа, с тихим щелчком открылся замок.
– Вот. Любуйтесь.
Бес по сравнению с прошлым разом выглядел неплохо. Потерянные пальцы приросли обратно. Ожоги, смертельные для того же Юргена, исчезли без следа – не осталось и шрамов.
Сейчас он уже не напоминал человека. Скорее, выглядел как статуя, над которой долго и упорно работал скульптор, трудолюбиво вырезая каждую мышцу и впадину в стремлении подчеркнуть красоту и совершенство человеческого тела.
Кожа отливала синевой. Спутанные патлы походили на рыжеватую солому, словно какой-то шутник решил нахлобучить на макушку кукле воронье гнездо. Стеклянные глаза застыли в неподвижности – даже у портретов иногда взгляд выразительнее.
Юрген не удержался и ткнул пальцем в бок. С тем же успехом он мог попытаться прокрутить дырку в камне – неподатливом и холодном.
– Удовлетворили любопытство?
Стажер кивнул, и лаборант аккуратно прикрыл дверцу, убедившись, что защитные руны активировались.
– Не могли бы вы передать керр Гроберу пожелание не срывать старую злость на инструментах?
– Э? – недоуменно обернулся Юрген.
– Оружие – оно безотказно работает, если с ним бережно обращаться. А големы, – керр Фликен обвел рукой шкафы, – то же оружие. Вы не должны забывать об этом. Не надо его очеловечивать.
После того как Юрген прибыл в коммуну Таубер, у него зародилось подозрение, что коллеги из первого отдела решили над ним попросту подшутить. Либо по праву старшинства спихнули на стажера дело, за которое им было лень браться самим.
Такой же скепсис по поводу необходимости инспектора из города читался на лице участкового, встретившего служебный экипаж у окраины села. А стоило парню спуститься на землю, к скептицизму добавилась изрядная доля снисходительности.
– Доброго дня. Детектив-инспектор Юрген Фромингкейт, – представился молодой человек, благоразумно опустив «стажер». Голема он назвать забыл, да и участковый взглянул на куклу без интереса.
– Ну, здравствуйте, здравствуйте, керр Фромингкейт. А меня, значит, Вильгельмом кличут. Вильгельм Дорф. Главный над здешними егерями и за порядком заодно приглядываю.
Рукопожатие у мужчины оказалось крепким, испытующим, словно керр Дорф проверял, что за неженку ему прислали. Да и сам участковый в лохматой шубе выглядел эдаким медведем, возвышающимся над далеко не щуплым стажером на целую голову.
Судя по довольному кряку, первую проверку Юрген выдержал.
– Как добрались? – продолжил Вильгельм, демонстрируя исконно сельское гостеприимство и болтливость. – Оголодали, небось, с дороги? У нас сегодня на обед говяжьи биточки с квашеной капустой. Хочу вам сказать, как квасит капусту моя Ильма, никто не сравнится!..
После трехчасовой тряски по заснеженному тракту желудок Юргена обосновался где-то под горлом, а потому стажер с сожалением отказался.
– Я бы сначала предпочел разобраться с делами. Осмотреть место преступления и все прочее, что полагается.
– Дела ваши никуда уже не убегут, – поскучнел керр Дорф, враз охладев к собеседнику. – Но как знаете.
Вильгельм небрежно махнул рукой, приглашая идти следом. Юрген подозвал Беса и поспешил за егерем, с интересом вертя головой по сторонам. Всю сознательную жизнь стажер провел в крупных городах и деревню до этого видел только из окна дилижанса.
Коммуна Таубер насчитывала почти четыреста лет истории, три тысячи человек и более семисот голов крупного рогатого скота. Главной хозяйственной деятельностью жителей считалось производство сливочного масла и сыров, поставлявшихся даже в соседние административные округа.
Сама деревня возникла в ту пору, когда архитектура находилась под влиянием поландской моды, и на холмах, точно грибы после дождя, выросли сотни окруженных палисадниками домов с белеными каменными стенами и коричнево-рыжими шапками крыш. В центре традиционно располагались школа, лавка, почта и здание сельского совета, чей зал собраний по субботам служил танцевальным клубом, а по воскресеньям становился сосредоточием высокой культуры, давая пристанище доморощенным литераторам и театралам.
Огороды были вынесены за черту поселения – узкая полоска возделанной земли с трудом втиснулась между коммуной и бескрайними заливными лугами, сейчас укрытыми снежной скатертью. Любоваться однообразными пасторальными пейзажами Юргену пришлось весь последний час, и, признаться, это не доставило ему никакого удовольствия.
С востока, со стороны предгорий, вплотную подступал угрюмый лес, граничащий с погостом. Когда провожатый свернул на перекрестке к крохотной часовенке, Юрген в первый миг решил, что они идут на кладбище. Но все оказалось проще: интересующий их дом располагался на окраине.
Керр Дорф поправил сползшее с плеча ружье. Перехватил взгляд спутника, пояснил:
– Надежная штука. Что бы ни говорили про манакамни, нет ничего лучше доброго пороха. – Вильгельм относился к той породе людей, которые не могут ни дуться, ни молчать дольше десяти минут, а потому, позабыв надуманную обиду, охотно пустился в объяснения. – Волки шалят. Особенно по зиме. С голодухи, бывает, прямо к крыльцу выходят.
Керр Дорф остановился и жестом попросил спутника сделать то же самое. Юрген прислушался, но кроме свиста ветра, лая собаки на соседней улице да глухого отдаленного мычания не различил ничего странного.
– Так-то края у нас тихие, – продолжил егерь, шагая дальше. – Лихого люда нет, да и местные разве по пьяной лавочке морду друг другу набьют – но то святое дело! Потому многие до сих пор не верят, что такая жуть в семействе Ловафа приключилась.
Юрген решил воспользоваться оказией, коль уж керр Дорф первым завел разговор.
– Нам сообщили, убийца – Зельда Кракеншвестер. Одаренная.
– Ага. Зеля. Хорошая девочка была, тихая, приветливая. Пусть и не по церковным канонам желать самоубийце такого, а царствие ей небесное. Приехала в нашу глухомань года четыре назад по распределению после интерната. Медичка она была, знахарка по-простому. Поначалу керр Марен – это наш врач, три поколения уже лечит и про каждого все-все помнит, какие у кого болячки и недуги, – скептически к ней относился, но быстро ее признал. И то сказать, глупо фыркать – иначе снова бы пришлось уважаемому дохтуру самому ноги мозолить, – подмигнул керр Дорф. – Отдал ей всю восточную часть. Девчонка и впрямь толковая была.
– Вы как будто ей сочувствуете? – удивился Юрген.
– Да нет. Делов-то Зельда наворотила, мама не горюй, – поскреб кучерявую светло-рыжую бороду керр Дорф. – Но ведь даже собака, если ее постоянно пинать, рано или поздно укусит. Я так думаю, любого человека довести до греха можно. Сколько Ядвига невестку клевала, удивительно, что та раньше не взбунтовалась.
– Ядвига… убитая мать мужа?
– Ни одного доброго слова девчонке не сказала, все ворчала и придиралась, даже поколачивала, по слухам. Врать не буду, сам не видел. Свояченица говорила, что Зеля от благоверного синяки прячет. Злилась Ядвига крепко: сын против родительской воли на приезжей сироте женился. Они-то с муженьком Ловафу другую партию готовили, из местных да позажиточнее которые.
Керр Дорф хмыкнул в усы.
– Ох и поскандалила же старуха на свадьбе! Кричала, что сыночку ведьма приворожила. Так, не так, – пожал он плечами, – но Ловаф в жене действительно души не чаял, а в травках-то и зельях медичка наша хорошо разбиралась. Бывало, голову с похмелья ломит, да еще Ильма упреками всю душу выест – пускай и справедливо, но кому от того легче-то. Зайдешь к Зельде в гости, та отвара нальет, свечки-палочки какие-то ароматные зажжет – и сразу в пляс пуститься хочется.
Керр Дорф остановился против новеньких ворот с вырезанными на створках пчелами, означавшими, что дом принадлежит бортнику. Судя по добротной ограде да крепкому просторному срубу, люди здесь жили хозяйственные, трудолюбивые и радушные. Но теперь во дворе царил разгром, а от места веяло чем-то гнетущим – как всегда, когда кто-то где-то погибал насильственной смертью.
– Тут это и случилось. Ядвига с девчонкой внезапно всерьез сцепились, да так, что соседи на шум прибежали. Ловаф их разнимать кинулся и под горячую руку угодил. А уж потом и сама Зеля, опомнившись, не выдержала вины и повесилась.
– Можно?
Вильгельм кивнул. Юрген подцепил щеколду и открыл ворота, входя в пустой двор. Мертвецов уже убрали. О трагедии напоминали разметанная поленница да красные пятна на грязном, изрядно истоптанном снегу. Похоже, здесь прогулялся не один десяток селян, а значит, если и была какая улика, то ее давно и успешно уничтожили.
– Почему тела передвигали? Не по протоколу.
– Зато по-людски, – возразил керр Дорф. – Негоже мертвецов на всеобщем обозрении держать.
В углу двора кто-то свалил кучу окровавленных камней и бревен, в которой едва угадывалась неуклюжая человекоподобная фигура.
– Голем и есть орудие убийства?
– Она его Колуном кликала. Он у Зели за главного помощника считался. Как верный пес за ней хвостиком ходил. И дрова рубил, и воду из колодца носил, и салазки с валежником из леса таскал. Ильму мою завидки брали. Твердила и твердила: выпроси, чтобы и мне такого сделала. Дура баба: Зеля одаренная, сама его заряжала, а я где постоянный источник возьму?
Юрген прислушался к эху манакамней. Отзыв был слабый, угасающий, что не удивительно, учитывая, сколько энергии должна потреблять громадина. Но голем до сих пор действовал и ждал приказов.
– Я деактивирую. На всякий случай.
– Как пожелаете. Зеля ему вроде спать велела.
Керр Фликен, несомненно, справился бы быстрее и лучше, но после десятиминутной возни Юргену удалось извлечь и питающий манакамень, и управляющую руну.
– Тела мы для сохранности отнесли в погреб.
Керр Дорф обошел дом стороной. Слева обнаружился запертый на амбарный замок вход в подвал. Ключ оказался спрятан тут же – за наличником ближайшего окна. Следовало бы отчитать местное отделение за халатность, но Юрген представил, как это будет выглядеть, и предпочел промолчать, чтобы не уронить свой авторитет еще ниже.
Из глубины дохнуло сладковато-гнилостным смрадом, точно из ящика с испорченным луком. Керр Дорф снял с гвоздя фонарь, несколько раз щелкнул рычажком, прежде чем сумел поджечь фитиль.
– Осторожнее, здесь грязновато, – предупредил Вильгельм. – Пальтишко не запачкайте – новое и, поди, дорогое? У нас таких ярких отродясь не носили.
Юрген непроизвольно провел по канареечным рукавам, стряхивая несуществующую пыль. Последний писк столичной моды в диковатой провинции смотрелся вызывающе глупо, по-павлиньи, и снисходительное предупреждение егеря заставило стажера в очередной раз почувствовать себя дураком. Пожалуй, следовало слушаться дядю и не спускать последнюю стипендию на франтоватый макфарлейн.
Внизу запах усилился, заставляя с подозрением коситься на стройные ряды бочонков с разносолами и овощами, колбасные баранки. Юрген с сожалением подумал о том, что это богатство отправится на корм свиньям.
Вместо прозекторских столов приспособили положенные на ящики доски. Керр Дорф подошел к ближайшему телу, приподнял простыню, давая полюбоваться на бескровное лицо в обрамлении спутанных белесых волос и синюшный след от веревки на шее, темные кровоподтеки на острых плечах и запястьях. Вряд ли молодую келер при жизни можно было назвать красавицей, смерть же вообще превратила ее в уродину – с коричневым «румянцем» трупных пятен на щеках, чернильными тенями вокруг глаз и желтым налетом на потрескавшихся губах.
– Зеля. А рядом Ядвига и Ловаф. Керр Марен провел полное медицинское освидетельствование, как полагается. Можете ознакомиться с его заключением. Или хотите осмотреть тела сами?
– Нет. Пожалуй, я доверюсь керр Марену, – пролепетал Юрген, косясь на торчащую из-под простыни раздробленную мужскую кисть.
На свежем воздухе стажера слегка отпустило. Почему-то профессора в институте не акцентировали внимание на том, с какой грязью ежедневно придется сталкиваться выпускникам. Сначала человекоподобный Бес, обугленный, точно грешник в аду, но продолжающий двигаться. Теперь похожие на отбивные жертвы домашнего голема. Или это именно Юргену везет на тошнотворные дела?
Керр Дорф насмешливо поглядывал на спутника, без слов напоминая, что предлагал обойтись обедом и изучением отчетов местных служб – чем, подозревал стажер, и ограничивались приезжавшие до него коллеги. Но отступиться теперь Юргену не позволяла гордость.
– Дальше я хотел бы осмотреть дом.
Вильгельм пожал плечами, признавая за инспектором из города право на любую блажь.
За прошедшие сутки помещения выстудились: внутри по-прежнему было теплее, чем на улице, но не настолько, чтобы снимать верхнюю одежду. Как и у крыльца, здесь изрядно натоптали, и на вощеных полах остались грязевые разводы и следы подошв.
Дверь в летнюю комнату оказалась распахнута настежь, но Юргена не заинтересовали ни заправленная лоскутным одеялом кровать, ни окованный железом сундук для белья, ни плетеный ковер на полу.
Центральное место в зале, служившем одновременно кухней, столовой, врачебной приемной, а в иные дни и спальней, как положено, занимала печь-поландка. В потолке сиротливо торчал крюк: на нем самоубийца и закрепила веревку. Снятая лампа – канделябр на пять газовых свечей – лежала на столе под образами. У входа в углу притулилась бочка с талой водой, над ней нависла лестница на чердак, где семья ночевала зимой. С противоположной стороны шелестели веники сушеных трав, а посуда в серванте перемежалась баночками со сморщенными ягодами и насекомыми. Но больше всего Юргена, естественно, заинтересовал книжный шкаф.
Основное место занимали конспекты по медицине, биологии, алхимии и травам, подтверждающие слова керр Дорфа о роде занятий покойной. Рядом на стене висел диплом, согласно которому Зельда Кракеншвестер посещала в качестве вольнослушательницы лекции Картенского медицинского университета, пусть и не такого известного, как столичный, зато гораздо менее консервативного.
На нижней полке Юрген обнаружил несколько религиозных трудов, предназначенных, вероятно, для тех, кому не помогли медицина и алхимия. Стажер вытащил с полки книжицу в дорогой кожаной обложке, пролистал несколько страниц.
«Взял Господь глину земную и свет небесный и вдохнул в них жизнь, создал человека по образу своему и подобию, и ввел царем в сады и чертоги сотворенные. Значит это, что корнями человек срастается с землей, выходит из нее и в нее же возвращается, питаясь ею, ее же становясь пищей.
Душа же его вольна равно обратиться к эфирным сферам и к геенне огненной, и нет над ней власти ни у иного человека, ни у Господа…»
– Керр Фромингкейт, – отвлек его от чтения Вильгельм, – если у первого отдела остались вопросы, давайте с ними закончим.
– Простите, – извинился Юрген, продемонстрировал книгу. – Келер Кракеншвестер была истинно верующей?
Он тут же осознал, какую глупость ляпнул: по-настоящему религиозный человек никогда бы не совершил самоубийства.
– Не сказал бы, – задумался Вильгельм, не став поправлять. – Нет. К Матери-Церкви она относилась с почтением, воскресные службы посещала, но не более чем ожидается обществом от добропорядочной христианки. Слышал, последнее время ее часто замечали в обители Божьих дочерей. Возможно, книги оттуда.
– Обитель Божьих дочерей?
– Есть у нас неподалеку закрытый пансионат для женщин с достаточно строгим и консервативным уставом.
– Монастырь?
– Можно и так назвать, – Вильгельм поскреб бороду. – Хотя к Церкви он будто и не имеет официального отношения, а спонсируется частными меценатами.
– Зачем кому-то потребовалось создавать подобное заведение? – искренне удивился Юрген. – Неужели находятся желающие… жить вот так, по чужой указке? Право слово, как в Темные века!
Пусть его детские годы и прошли в интернате для одаренных, а может именно поэтому, молодой человек не мог понять, как кто-то сознательно и добровольно готов запереться в клетке сам или без острой необходимости отдать в религиозную тюрьму своего ребенка.
– Керр Фромингкейт, не поймите превратно, – замялся егерь. – Старые традиции отмирают, им на смену приходят новые порядки – и это естественно, это здорово. Но не рискуем ли мы выплеснуть вместе с водой младенца? Нынче люди больше заботятся о земных благах, чем собственной душе, – Вильгельм выразительно покосился на макфарлейн собеседника, снова вгоняя того в краску. – Когда вы сами станете отцом, то будете обеспокоены правильным воспитанием нового поколения. Особенно дочерей.
Керр Дорф возбужденно прошелся по комнате.
– Посмотрите, что творится с молодыми керляйн! Позабыв о начертанной им исконной роли хранительниц очага, они требуют равных прав и свобод, становятся развязными и безумными, как мальчишки. По молодости и неопытности гробят тело пагубными страстями. А ведь именно на них лежит ответственность за здоровье будущих поколений – и физическое, и духовное. Не думаете, что это в конечном итоге приведет наше общество к катастрофе?!
– Кхм… – только и выдавил ошеломленный Юрген.
– Простите, я увлекся. У самого три дочери, волнующая тема, понимаете ли, – опомнился керр Дорф. – Что дальше, инспектор? Хотите поговорить со свидетелями бойни? Или навестим пациентов Зельды?
Если они увязнут в опросах, то не закончат и за неделю. Вряд ли керр Дершеф, отправляя стажера сюда, рассчитывал на долгое отсутствие подчиненного. Да и полномочий перепроверять работу здешней «полиции», занимаясь вместо них расследованием, Юргену никто не давал.
Как ни обидно, но Юрген вынужденно признал: его визит был одной из раздражающих бюрократических проволочек, требующих обязательного присутствия представителя особого отдела в тех случаях, когда в преступлении замешаны одаренные.
– Думаю, достаточно. У первого отдела нет претензий. Давайте закончим с формальностями.
Оформление документов затянулось еще на час.
Бессмысленная вышла поездка. Тащиться в глухомань, чтобы услышать рассказ о заурядной семейной драме, получить кипу бесполезных бумаг, которые с тем же успехом можно было переслать почтой, и поставить пару печатей, – понятно, отчего старшие коллеги отказались.
На полпути к городу Юрген обнаружил в кармане Библию Божьих дочерей – по-видимому, отвлекся и случайно прихватил. Решив, что покойнице книжка без надобности, наследникам Зельды, коли те объявятся, вряд ли будет интерес до ее библиотеки, а также найдя еще пяток причин, почему он не желает разворачивать экипаж, стажер открыл первую страницу, надеясь хотя бы немного скрасить обратный путь до Апперфорта.
Пока Юрген добрался до города, пока сдал голема и закончил с подробным отчетом для керр Дершефа, был уже одиннадцатый час вечера. Обезлюдевшие улицы окутала сонная тишина. Честные работяги давным-давно отправились на боковую. И только редкие сибариты-полуночники наслаждались бутылкой вина и трубкой у камина: отблески пламени превращали окна в глаза задремавших саламандр.
Даже беззаботное студенчество, к коему еще недавно принадлежал сам Юрген, долгими зимними ночами предпочитало собираться у теплого очага, а не искать приключения на стылых улицах.
Окрепший после захода солнца мороз пощипывал щеки. С затянутого тучами неба падал мелкий снег, серебрился в неярком сиянии голубых фонарей. Ежедневно город тратил на них чудовищные объемы манакамней. Но все робкие протесты экономического комитета затыкались неподкупной статистикой: после организации системы уличного освещения и добровольческих патрулей число ночных преступлений снизилось более чем вполовину. Апперфорт считался одним из самых безопасных и тихих городов Федерации Гезецлэнд и континента в целом. Может, потому-то дядя и отправил его сюда.
Юрген спрятал за пазуху удостоверение, возвращенное ему после проверки офицером. Искренне пожелал коллеге из соседнего ведомства удачного дежурства, сунул руки в карманы и не спеша побрел в сторону гостевого дома, где снимал меблированные комнаты у келер Вермиттерин.
Под ложечкой неприятно сосало, но оставшиеся в кошельке после загула три марки, близящийся арендный платеж и неделя до зарплаты вынуждали разочарованно принюхиваться к аппетитному аромату жаренных на огне колбасок, которым дохнуло на него из открывшейся двери ближайшего бирштуба. А поздний час намекал, что и на кухню келер Вермиттерин тоже не приходилось рассчитывать.
Старуха и так, небось, завтра разворчится на Юргена, коря за разбудивший посреди ночи шум – неважно, что снятые стажером на втором этаже комнаты имели отдельный вход со двора, а сама домовладелица обычно спала очень крепко: рядом безбоязненно мог маршировать гвардейский полк вместе с оркестром.
Отчаянно скучая в одиночестве, почтенная келер не упускала возможности в разговоре с такими же сплетницами подмочить репутацию знакомому, имевшему несчастье попасться ей на глаза, закатить скандал с городскими службами, нажаловаться на очередного профана-доктора, который хочет ее уморить, или пропесочить распустившуюся молодежь. Чаще всего, конечно, доставалось самому Юргену: келер записала нового съемщика чуть ли не в дальние родственники и считала своим долгом «вбить в ветреную голову капельку житейской сноровки».
Несколько раз Юрген всерьез подумывал съехать. Но удобное расположение в центре Апперфорта, неприлично низкая арендная плата и сладкие булочки, которыми угощала его старуха, когда пребывала в благодушном настроении, что случалось не так уж и редко, примиряли с ролью «непутевого внука».
Все эти измышления, однако, никак не помогали решить проблему позднего ужина. Впору позавидовать Бесу: хорошо тому, на казенных-то манакамнях!
Окна первого этажа не горели.
Отчаянная ситуация требовала отчаянных мер, и Юрген решился на преступление. И парадная дверь, и черная, выходившая с кухни на лестницу, запирались одним ключом. Запасную связку келер Вермиттерин прятала в щели под крыльцом. Обнаружил он это случайно. На днях у старухи сбежал кот – рыжий одноглазый разбойник с милой кличкой Лютик, державший в страхе всех окрестных собак. Юрген справедливо полагал, что Лютый подходил вредной скотине гораздо лучше. Келер выскочила следом за любимцем, дверь захлопнулась…
– Керр Фромингкейт! Какая неожиданная встреча!
Юрген не сразу осознал, что зовут именно его. Заполошно дернулся, словно застигнутый «на горячем» вор: коленопреклоненную позу, когда он шарил под чужим порогом, и впрямь могли истолковать двусмысленно. Молодой человек смутился еще сильнее, обнаружив рядом спасенную ими с Гробером девушку. Та только что вышла из остановившейся на обочине самодвижущейся повозки.
– Добрый вечер, керляйн… Хаутеволле, – вспоминая о вежливости, Юрген с трудом оторвал взгляд от манаката.
– Прошу вас, просто Катрин, – улыбнулась девушка, отчего на заалевших от мороза щеках выступили очаровательные ямочки. С любопытством поинтересовалась: – А что вы сейчас делали?
– Расследую… то есть расследовал, – поправился он, поспешно отряхивая колени. Керляйн выразительно приподняла бровь, однако ничего не сказала, и Юрген почувствовал себя полным идиотом. – Но я уже закончил.
В логове вивисектора ему было не до разглядывания, да и вряд ли нечто растрепанное, чумазое, визжащее в истерике представляло интерес для кого-то, кроме работников медицинской службы. Но сейчас Юрген нашел керляйн Хаутеволле весьма милой.
Длинные светлые волосы она забрала в строгий блестящий узел, из которого игриво выбивалась одинокая прядь. Синие миндалевидные – видать, в роду не обошлось без восточной крови – глаза обрамляли густые ресницы. Легкая курносость говорила о задорном нраве, а выщипанные брови – о том, что керляйн следит за веяниями моды.
Хрупкая, невысокая, Катрин едва доставала макушкой Юргену до носа, что он считал идеальным ростом для девушки. Обитый черным мехом плащ распахнулся, открывая вид на соблазнительную фигурку – стиснутую корсетом тонкую талию и бедра, туго обтянутые юбкой годе, что месяц назад была представлена на показе в столице и еще не добралась до провинции. Из-под нижних кружев выглядывали изящные щиколотки и тут же прятались в полуботинках на невысоких окованных серебром каблучках. Молодой человек подумал, что и грудь у нее должна быть, как он любит, – небольшая и упругая.
– Тогда керр Юрген… Вы же не против, если я буду так к вам обращаться? – не догадываясь о его мыслях, уточнила Катрин и продолжила с очаровательной смелостью избалованной девицы, что привыкла открыто заявлять о своих желаниях. – Юрген, могу я пригласить вас поужинать со мной? В знак благодарности за избавление от того чудовища.
Она положила затянутую в тонкую кожу ладонь на дверцу манаката. Запоздало уточнила:
– Вы ведь не спешите?
– Нет. С удовольствием приму ваше приглашение, – не удержавшись сразу от двух соблазнов – прокатиться на манакате и провести вечер с обворожительной керляйн, Юрген уселся на обитое дерматином сиденье.
Извозчик, или по-модному шо́фер, мужчина лет сорока с роскошными усами, которыми, несомненно, гордился, вопросительно посмотрел на Катрин. Та изящно кивнула, и экипаж тронулся с места.
Самодвижущиеся повозки были недавним изобретением, и до сих пор оставались диковинкой, доступной лишь высшим государственным чинам да редким гражданам. Чрезмерно дорого обходилось обслуживание, а особенно велик был расход манакамней – источников, необходимых для часовой поездки, хватило бы освещать весь Апперфорт в течение пары суток. Но дочь управляющего мануфактурой по их производству могла не волноваться о подобных мелочах.
– Нравится? – керляйн понимающе улыбнулась.
– Удивительно! Разве гениальное воплощение инженерной мысли не поражает ваше воображение?! Подумайте, какой здесь тонкий и точный расчет энергетических контуров! А валовый механизм! Система жгутов и передающих ремней!
– Пожалуй, – вежливо согласилась Катрин.
По нерасчищенной мостовой манакат трясло так, что пару раз Юрген почти прикусил язык, но, очарованный техническим чудом, даже не заметил этого.
– Хотите порулить?
– А можно?
– Почему бы и нет? Керр Фенфарер, вы не уступите ненадолго место моему гостю?
Управление оказалось до того простым, что с ним справился бы и ребенок. По первости, конечно, не обошлось без эксцессов, благо на пустынных улицах неопытность новоиспеченного водителя не причинила никому вреда. Катрин беспечно хохотала, Юрген краснел и извинялся, усатый шофер чертыхался и норовил отобрать руль. Спустя несколько минут у молодого человека начало получаться, а под конец даже керр Фенфарер расслабился, перестав напоминать готовую к броску кобру.
Дорога показалась слишком короткой.
Владелец одноэтажного ресторанчика, у которого Катрин попросила остановить манакат, уже начал подготовку к праздникам, превратив веранду в импровизированную сцену. Из-под крыши на цепях свисали кованые фонарики, в которых искорками плыли живые светлячки. Декоративные ели в кадушках раздвинули полукругом, а их лапы украсили золотыми колокольчиками. В центре установили композицию из трех снежных музыкантов – барабанщика, трубача и виолончелиста. Инструменты, как заметил Юрген, были пусть и дешевыми, но настоящими.
Матовые окна мерцали мягким желтым светом, и сам ресторан казался огромным фонарем.
– Вы раньше бывали у керр Коча?
– Не доводилось.
Заведение считалось одним из самых фешенебельных и дорогих в Апперфорте. Оклад стажера, пусть и из особого отдела, не предполагал походов в подобные места, и Юрген судорожно прикидывал, хватит ли у него средств и удастся ли договориться с домовладелицей об отсрочке.
Ярко освещенный зал являл собой воплощение элегантной роскоши – от белоснежных льняных скатертей до позолоченных завитушек на декоративных колоннах, от оригиналов картин до фортепьяно в углу, бриллиантов на келер и костюмов, стоящих больше, чем годовая аренда комнат у келер Вермиттерин. С каждым шагом Юрген понимал: он напрасно принял приглашение керляйн Хаутеволле. Цены в меню окончательно утвердили его в выводе, что правильнее всего будет извиниться и покинуть ресторан.
Катрин легко догадалась о причине растерянности гостя.
– Сегодня угощаю я, керр Юрген.
– Это неприлично, неудобно, в конце концов, – запротестовал молодой человек. – Позволить керляйн оплачивать счет…
Взбудораженный долетающими с кухни божественными ароматами желудок был с ним категорически не согласен, о чем не преминул заявить.
– Неудобно отпустить человека, которому я обязана жизнью, голодным, – Катрин выразительно стрельнула глазами вниз. – К тому же, если вы уйдете, мне придется ужинать в компании керр Фенфарера. А он тот еще зануда.
Шофер молча, с виноватой улыбкой развел руками: «Что поделать?» – и Юрген окончательно стушевался.
Катрин, наоборот, чувствовала себя здесь словно рыба в воде. Деловито щебетала с невозмутимым официантом, рисуя тонким пальчиком узоры на меню. Уточняла какие-то нюансы. Большинство названий молодой человек слышал впервые и мог лишь догадываться, что заказывала его спутница.
– У глубокоуважаемых гостей есть особые пожелания?
Катрин посмотрела на Юргена, и тот покачал головой.
Официант ушел, но так хорошо начавшийся в манакате разговор не клеился. Керляйн Хаутеволле задала несколько вопросов и, получив односложные ответы, сочла за лучшее на время оставить собеседника в покое. Ее вежливость не исправила ситуацию: среди здешней публики стажер ощущал себя чужаком, пускай прочие посетители и были слишком хорошо воспитаны, чтобы таращиться на него в упор.
Когда принесли первое блюдо, Юрген вздохнул с облегчением: для молчания появился законный повод. Нечто золотистое – слишком жидкое для пюре и густое для супа – с листиками свежей петрушки и россыпью только что поджаренных гренок источало дразнящий аромат подкопченной курицы и пряностей. А еще кисловатый привкус маны.
– Невкусно? – спросила керляйн, заметив, как он поморщился.
– Эхо, – пояснил Юрген. – Чтобы приготовить суп, использовали ману. Такие, как я, это чувствуют.
Катрин нахмурилась. Вскинула руку, подзывая официанта. Спустя минуту перед смущенным Юргеном рассыпались в извинениях управляющий и шеф-повар.
– Не стоило беспокоиться, – промямлил молодой человек, когда блюдо заменили. – Здесь и без того сильный фон и…
– Но вам же не нравится еда, приготовленная с использованием маны? – Юрген вынужденно подтвердил это, и Катрин заключила: – Значит, все в порядке. – Она пригубила чай, задумалась, решая, не сочтут ли следующий вопрос бестактным. – И вы постоянно чувствуете излучение манакамней?
– Каждый одаренный чувствует. – Глаза девушки горели любопытством, и он осмелился продемонстрировать небольшой фокус. – Это как кисловатый металлический привкус во рту и одновременно зуд на кончиках пальцев. Для меня, по крайней мере. Предполагаю, в вашей сумочке лежит защитный скат или что-то подобное с эффектом микромолний. В браслете – дымовой камень. А кольцо – классический фонарик, почти разряженный, между прочим.
– Удивительно.
– Позвольте.
Он осторожно взял ее за руку, сконцентрировался. Лицо Катрин сохраняло спокойствие, но тонкие пальцы под его ладонью подрагивали, рождая ощущение спрятанного в горсти птенца – очень хрупкого, с нежной бархатистой кожей… Катрин дернулась и вскрикнула.
– Простите. Задумался, – Юрген виновато улыбнулся. – Зато теперь ваш фонарик опять работает.
Естественно, керляйн не преминула тут же проверить его слова.
– В этом наше преимущество. Мы сами по себе источники. Можем зарядить пустой манакамень, к примеру, или напрямую использовать энергетическую цепь артефактов.
«И даже создать ее подобие в собственном теле», – последнее Юрген решил не произносить вслух.
– Удивительно, – повторила Катрин, вертя на пальце кольцо.
Молодому человеку льстило, с каким детским восторгом смотрела на него сейчас керляйн Хаутеволле.
– Удивительно, что вы до сих пор не встречались с одаренными.
– У меня долгое время были проблемы со здоровьем, и поэтому до нынешней зимы я не покидала наш загородный дом в Лордихте. А среди рабочих отца их почему-то нет.
Юрген обругал сам себя за недогадливость. Конечно же, нет. Одаренных не допускали на мануфактуры манакамней. Слишком сильное эхо, способное выжечь даже подготовленный разум, порождали сады. Слишком мощная сила, сконцентрированная в одном месте, и… большой соблазн воспользоваться ею в своих целях.
– Так что вы… второй одаренный, с кем я имею возможность близко пообщаться.
Юргена поразило, насколько спокойно она упомянула о том вечере.
– Вы очень смелая, если продолжаете свободно гулять по городу… после всего случившегося.
– Наш семейный врач сказал, что новый положительный опыт позволит мне забыть… тот ужас, – натянуто улыбнулась Катрин, теряя большую часть уверенности. – Поэтому отец уговорил меня выйти из дома и даже позволил взять манакат. Сначала я собиралась прокатиться по центральным улицам, но, заметив вас, поняла, что мне дан знак свыше. Сегодня вы мое лекарство, керр Юрген.
– Именно для того мы и существуем – быть лекарством, не только вашим, но и всего общества. Избавлять его от подонков.
Прозвучало по-мальчишески пафосно и глупо, но, вопреки ожиданию, Катрин не засмеялась.
– У вас, наверно, очень опасная работа?
– Случается. Хотя рутины и возни с бумагами тоже хватает. Как, например, сегодня…
Юрген, не раскрывая подробностей, поведал про утреннюю поездку в коммуну Таубер. Припомнил выволочку, устроенную им с напарником керр Дершефом – естественно, подав ее в небрежно-курьезном ключе «а начальство у нас зверь». Катрин внимала ему с искренним интересом, и стажера понесло. Забыв про недавнюю скованность, он эмоционально, чуть ли не демонстрируя в лицах, пересказал одну из услышанных от коллег служебных баек, без ложной скромности приписав себе в ней главную роль.
Потом заговорила Катрин, признаваясь в увлечении ботаникой и мечте создать сорт vitis vinifera, способный произрастать и плодоносить в здешнем холодном климате. Сама собой беседа свернула к обсуждению достоинств продукта, получаемого из этого vitis, говоря по-простому, плюсам различных вин.
– Какая жалость, что нельзя вывести новый сорт людей! – посреди обсуждения неожиданно заявила керляйн.
– Людей?
– Шучу, керр Юрген. Хотя вы не считаете, что тому господину, – она тайком указала на плотного мужчину с хлебными крошками на лацкане, – не помешало бы привить урок хороших манер?
Находя все больше общих тем, они обсудили выставку Кунстлера во Дворце Собраний и ожидания от оперы маэстро Саше, которую дадут через месяц в Белом Театре.
Время пролетело незаметно.
На обратной дороге Юргену снова разрешили сесть за руль. Катрин, прогнав керр Фенфарера назад, устроилась рядом, что сделало поездку совершенно волшебной. Но как молодой человек ни стремился оттянуть момент прощания, тот все же наступил.
– Наверно, я должна извиниться, – Катрин тоже вышла из манаката. – Пригласив к керр Кочу, я поставила вас в неловкое положение. Но это единственно приличное заведение, которое я знаю в городе.
– Вам не за что извиняться. Я чудесно провел время.
– Надеюсь, мы еще встретимся?
– Буду ждать, – отозвался Юрген, хоть и не был уверен, что ее слова не простая дань вежливости.
Пухлые губки соблазняли поцеловать их, но такой поступок любая благовоспитанная керляйн восприняла бы как неслыханную дерзость, а потому Юрген ограничился пальчиками. Девушка благосклонно улыбнулась, уселась в манакат. Тот тронулся.
– Доброй ночи, керр Фромингкейт.
Юрген обнаружил, что рядом стоит домовладелица. Старуха зябко куталась в пуховую шаль. Многозначительный прищур говорил: «Я-то знаю, кто нынешним вечером снял все сливки».
– Келер Вермиттерин? Простите. Я не хотел вас тревожить.
Та, удивительно, вопреки обыкновению ворчать не спешила.
– Хороша чертовка! Определенно хороша! – проводив взглядом манакат, домовладелица с восхищением присвистнула. – Ох, непростую девицу вы заинтересовали, керр Фромингкейт. Далеко не простую! От такой и голову потерять легче легкого!
Пожалуй, в этот момент Юрген был полностью согласен с собеседницей.
Керр Гробер поймал Юргена на входе. В отличие от сонного стажера обер-детектив-инспектор был раздражающе бодр и в привычно-деятельном расположении духа. Даже отчитывать за опоздание не стал, только спросил:
– Никак девку себе завел?
– Что?
– Морда довольная, говорю, точно у кота по весне, – Луцио всучил растерянному подопечному папку с документами. – Выныривай из сердечных фантазий. Работать пора.
Дожидаться, пока Юрген «проснется», да и вообще ждать обер-детектив был не намерен, и опешившему стажеру пришлось плестись за напарником. Как выяснилось, в големную.
– Привет, Райнер! Дай двоих в сопровождение. Надо макаронника нашего доставить куда положено.
– Опять Беса? – недовольный шумным вторжением в свою вотчину лаборант неохотно потянулся к сейфу.
– И Ворона, если его еще не увели.
Луцио склонился над журналом, расписываясь.
Пока керр Фликен занимался настройкой големов, Юрген успел бегло проглядеть верхние листы, оказавшиеся решением суда по делу Отто Мецтгера, и изумленно уточнил у напарника:
– Так быстро? Неделя же только прошла!
– Это у бывшей жены старый диван долго отсуживать, – поморщился Гробер, чьи тяжбы с благоневерной продолжались не первый месяц. – А все одаренные, как ты знаешь, даже если они просто пнули котенка, попадают под юрисдикцию особого суда Канцлера, и тот действует без проволочек. Тем паче, когда дело посерьезнее издевательств над животными.
Еще бы! Содержать одаренных за решеткой было слишком сложно. Хорошо, что благодаря государственной политике учета и воспитания требовалось это не так часто.
Надежных способов отрезать одаренного от внутреннего источника маны не существовало, кроме радикальных, вроде насильственного «выжигания», превращавшего человека в калеку, – что мог дозволить только суд. Поэтому охране, ворча на гуманные законы, приходилось полагаться на покрытые особым составом стены, артефакты-пиявки, непрерывно тянущие ману из тела, и наркотические вещества, лишавшие преступников ясности рассудка и, следовательно, возможности создавать энергетические цепи. Законы же, в свою очередь, сокращали срок предварительного заключения до минимума.
– Вина неоспорима, статей он набрал на несколько смертных приговоров. Если выяснятся еще какие-то эпизоды, постфактум пришьем к делу, – закончил Луцио.
– Подождите… казнь? Сегодня? – Юрген перелистнул на нужную страницу, убеждаясь в правильности догадки. – А кто?..
– Как ты думаешь? – керр Гробер серьезно посмотрел на стажера. – Учись доводить дела до конца.
Юрген сглотнул.
– Не любишь грязную работу?
– Мне еще не приходилось… человека…
– Да успокойся. Рано позеленел, – внезапно усмехнулся Луцио. – Наше дело малое: забрать мерзавца из камеры да без эксцессов довезти до места. Дождаться завершения процедуры и подписать исполнительный протокол. – Он скомандовал: – Бес! Ворон!
Големы синхронно повернулись на зов, вперившись в детектив-инспектора немигающими взглядами. Первый – уже знакомый Юргену растрепанный блондин. Второй – редкий в Федерации брюнет – и впрямь напоминал ворона. Луцио одобрительно кивнул Райнеру.
– Отлично. Скоро привезут тебе новую игрушку.
Камеры для одаренных, на жаргоне именовавшиеся свинарником, располагались в соседнем здании – кирпичном бараке с зарешеченными окнами, вытянутом и низком, будто придавленном к земле навалившейся сверху снежной шапкой.
Вопреки ожиданиям, во внутреннем дворе оказалось пусто. Служебная карета, черная и глухая, стояла за воротами. Кучер, ласково приговаривая, обмахивал щеткой крупы каурых лошадей. На зов Луцио он неохотно прервался и приблизился.
– Почему экипаж подан не по уставу?
– Извиняй, инспектор, – кучер невозмутимо развел руками. – Видели, сколько снега под утро навалило? Ворота не открыть. Дай бог, если к обеду почистят.
Дворник, красноносый узкоглазый уроженец южной Гурзнии, приехавший в Федерацию по рабочей визе, неторопливо, следуя присущей его народу философии о бренности мира, перекидывал снег с места на место. На протоколы и уставы ему было плевать с самой высокой вершины его родины.
– Мое дело – лошади. О погодных каверзах пусть у начальства голова болит, – закончил возница, заразившись от мигранта ленью. – Жалуйтесь керр Дершефу.
«А тот выдаст лопаты и организует подчиненным положенный день физической подготовки», – мысленно продолжил Юрген. Видимо, напарник подумал о том же, потому как коротко выругался на безалаберность, но согласился, что пройти десяток метров ногами проще.
Преступника уже подготовили к транспортировке. Запеленали в толстый шерстяной шарик, из которого торчала голова и несуразно длинные ноги в облезлых валенках. Трогательно безобидный, сейчас керр Мецтгер никоим образом не походил на маньяка, с которым напарники столкнулись в Ауберте. Он хлопал глазами, удивленно рассматривал вошедших в изолятор детективов и улыбался во все тридцать два зуба, пуская на воротник слюни.
«Опоили дурманкой», – догадался Юрген.
– Куда торопитесь? – попенял Луцио охране, расписываясь в подсунутых бумагах. – Бес, Ворон, взять! За мной!
Поддерживаемый големами заключенный покладисто вышел на крыльцо, восторженно обвел взглядом запорошенный снегом двор. Предпринял неуклюжую попытку зарыться в сугроб и после того, как его одернули, покорно залез в карету.
– Керр Гробер, подождите!
В рукав обер-детектива, с отчаянием заглядывая в глаза, вцепилась невысокая женщина. Кажется, Юрген уже видел ее раньше, хотя не рискнул бы утверждать наверняка: цветочные шали в Апперфорте носили многие. Если в столице их считали неотъемлемым предметом гардероба келер постарше, то здесь в них кутались и совсем юные девицы, и молодые матери. Последние выбирали спокойные оттенки, например, как в данном случае, серо-зеленый… почему-то создававший ощущение траура.
– Керр Гробер! Пожалуйста! Вы же сами понимаете, Гейст не мог…
– Келер Швестер, – в голосе Луцио звучало безграничное терпение, но из чужих пальцев он высвободился непреклонно, – сколько мне вам повторять? Ваш брат… – Обер-детектив-инспектор осекся, затем жестко продолжил: – Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Смиритесь. У вас есть супруг, дети, родители – они все нуждаются в вашем внимании и заботе. Думайте о живых, а не мертвых.
– Но, наверно, можно что-то сделать… Он… вы же были…
– Простите. Мне жаль. Юрген, не спи! – рявкнул Луцио на замешкавшегося стажера.
Инспектор втолкнул напарника в экипаж, забрался следом, захлопнул дверцу. Лошади тронулись. Женщина так и осталась стоять посреди дороги, растерянно глядя им вслед.
– Кто это?
– Одна старая знакомая, – отмахнулся Луцио с таким видом, что Юрген не решился расспрашивать и тем более язвить, что для старой знакомой келер выглядит слишком молодо.
Керр Гробер вытащил кисет, скрутил самокрутку, закурил. Сизые ленты дыма повисли в тесном пространстве экипажа, вызывая у Отто детский восторг. Големы привычно игнорировали все, что не относилось напрямую к базовым управляющим директивам или приказу. И единственным человеком, которого раздражало пагубное пристрастие обер-инспектора к табаку, остался Юрген, но он промолчал: во-первых, нос не дорос делать замечание старшему по званию, а во-вторых, чувствовалось, что Луцио зачем-то непременно нужно перекурить.
Ехать оказалось недалеко. До Зайденфоллен. Не прошло и получаса, как экипаж затормозил перед тяжелыми обитыми металлом воротами.
В дверцу постучали, и керр Гробер открыл замок, впуская сердитого караульного из службы безопасности. Он был таким коренастым, что, казалось, в один прекрасный миг решил расти вширь, а не вверх – форма едва не трескалась на спине.
Снаружи маячили еще двое с манаружьями наперевес.
– Обер-детектив-инспектор Луцио Гробер и стажер Юрген Фромингкейт, – представился Луцио, протягивая удостоверение. – Сопровождаем заключенного Отто Мецтгера к месту казни.
– Оружие? – изучив бумаги, потребовал сотрудник безопасности.
Гробер невозмутимо продемонстрировал ваффер. Юрген с заминкой сделал то же самое: оживший пистолет, почувствовавший хозяина, кольнул ладонь разрядом.
– Они? – кивнул проверяющий на Беса и Ворона.
– Големы.
Не удовольствовавшись словами обер-детектива, караульный вытащил артефакт, приложил ко лбу одной куклы, затем другой, и только убедившись, что перед ним действительно големы, покинул карету.
Ворота отворились, экипаж въехал во двор.
Обширную территорию занимал десяток корпусов, соединенных надземными переходами. Неравномерно распределенные окна на главном здании, складывающиеся в фасеточные глаза, придавали комплексу сходство с затаившимся среди снегов пауком.
Кучер вывернул на крохотную площадь. В центре выложенного брусчаткой круга возвышалась бронзовая статуя пса. Остроухая овчарка гордо, с достоинством взирала на вышедших из кареты людей. «Жизнь и смерть во благо общества», – значилось на постаменте.
– Это же… лаборатория? – уточнил Юрген. – Та, где вафферы собирают, и следилки, и прочие артефакты для особого отдела?
– Верно, – подтвердил Луцио, больше интересуясь выталкиваемым из экипажа заключенным.
То ли эффект дурманного зелья подошел к концу, то ли свежий воздух после духоты кареты подействовал отрезвляюще, но на крыльце Отто Мецтгер внезапно уперся, взвизгнул:
– Я туда не пойду!
Похоже, утренние проволочки все же переполнили чашу терпения керр Гробера: инспектор без лишних уговоров приказал дать арестанту под дых – тот обвис, и големы легко втащили его в здание.
Их встречали. Скучающий лаборант в белом халате обменялся с детективами формальным рукопожатием, равнодушно посмотрел на стиснутого големами заключенного и сухо пригласил всех следовать за собой. Керр Гробер явно уже бывал здесь и дорогу знал прекрасно, потому что в нужный коридор свернул едва ли не раньше провожатого.
Ряд одинаковых белых дверей различался исключительно цифрами на табличках. За третьей по счету обнаружилась большая комната, напомнившая Юргену големную первого отдела: тот же запах стерильности и режущий глаза искусственный свет, тот же функциональный минимум мебели – высокие напольные часы, конторка у стены, массивная тумба и стоящее рядом с ней под наклоном ложе, на котором големы, предварительно раздев, надежно зафиксировали ремнями упирающегося керр Мецтгера.
– Вы не имеете права! Я…
Обрывая возмущенные вопли, Ворон вставил кляп.
Потекли минуты непонятного ожидания. Тикали напольные часы. Гипнотизируя, качался туда-сюда маятник. Бес сел на корточки, складывая одежду заключенного в принесенный с собой мешок. Отто ерзал на столе, силясь ослабить ремни – полуголый, тщедушный, со впалой грудью, он походил на ощипанного петуха и вызывал одну брезгливую жалость. Юрген напомнил себе, что расслабляться рано. Керр Мецтгер – одаренный, а значит, основная опасность заключалась не в хилых мышцах, а в способности управлять маной, которую, конечно, должны были блокировать артефакты-пиявки, но никогда не угадаешь, насколько надежно.
Гробер прислонился спиной к стене и, кажется, задремал.
– А вот и палач.
За всеми проверками Юрген почти забыл, зачем они сюда приехали.
Высокий мужчина в старомодном фраке с большим чемоданом скорее походил на учителя изящной словесности, нежели на представителя жуткой профессии, обозначенной керр Гробером. Он менторски поздоровался, заставив Юргена ощутить себя студентом на лекции, поправил пенсне и прошествовал к тумбе, не обращая внимания ни на привязанного рядом Мецтгера, ни на оцепеневших големов.
Помощник – такой же серьезный молодой человек, напомнивший Юргену клерка в государственном банке, – забрал у Луцио документы. Без суеты и спешки разложил письменные принадлежности на конторке у стены. Начал заполнять формуляр, поминутно сверяясь с бумагами.
«Профессор», пристроив чемоданчик перед собой, замер в неподвижности, ничем не отличаясь от големов рядом. Нетерпение выдавали только постукивающие по крышке пальцы.
«Клерк» писал минут десять. Палач придирчиво изучил переданные бумаги и, не найдя, к чему придраться, кивнул. Дождался, пока помощник вернется за стол, приготовит следующий лист, и начал:
– Дело номер четыреста шесть от двадцатого декабря одна тысяча восемьсот пятьдесят второго года касательно Отто Мецтгера, гражданина Федерации Гезецлэнд. Возраст – тридцать пять лет. Пол – мужской. Особый фактор – врожденная способность к управлению маной. Предварительный приговор вынесен решением суда по делам одаренных от десятого ноября сего года по статье двести одиннадцать пунктам два, три и пять, также – статьям двести тридцать и сто восемьдесят восемь. Решением от двенадцатого декабря оставлен в силе. Утвержден Канцлером от того же числа. Казнь по стандартной процедуре двадцать шесть.
Палач дезактивировал запирающую руну, откинул крышку чемоданчика. Внутри лежал десяток ампул, шприцы, жгут и несколько артефактов непонятного назначения.
Окончательно очнувшийся Отто замычал, задергался, силясь разорвать удерживающие ремни. Палач натянул перчатки. Скрупулезно обтер их спиртом и, не обращая внимания на сопротивление, защелкнул на запястьях и лодыжках заключенного широкие металлические браслеты, похожие на кандалы, но без связывающих цепей.
– Время – десять часов пятьдесят семь минут утра. Приступаем.
Ворон, дополнительно фиксируя, сжал руку приговоренного у запястья и локтя. «Профессор» вскрыл первый из пузырьков.
– Natrium triopental. Пять грамм.
От будничности, с которой действовал палач, стажеру стало не по себе. Несколько людей спокойно и методично лишали жизни человека, хладнокровно, с полным пониманием уничтожали высший дар Создателя – это выглядело так жутко, что разум отказывался принимать происходящее.
– Одиннадцать ноль две. Сознание отсутствует. Ответная реакция на раздражители отсутствует. Pancuronium bromide.
Юрген вцепился в давящий на горло воротник, пытаясь его ослабить. Он хотел и не мог отвести взгляд от спазматических конвульсий тела на ложе, а потому прослушал, о чем толковал Луцио.
– Что?
Обер-детектив посмотрел на напарника с сочувствием и повторил:
– Гуманные у нас все-таки законы. Уж слишком легко эти сволочи отделываются. Без боли и мучений – уснули, и все. Заставить бы хоть одного разочек испытать то же, что и их жертвы.
Юрген вспомнил фотокарточки из отчета, изуродованные тела девушек, которых резали по живому, – и его слегка отпустило. На умирающего он теперь смотрел без ужаса, скорее с брезгливостью – как на раздавленного таракана, который еще шевелится. И мерзко, и любопытно, когда же тот сдохнет.
– Одиннадцать ноль девять. Остановка дыхания. Одиннадцать часов двенадцать минут. Остановка сердечной деятельности, – смотря на браслеты, сухо диктовал палач под запись ассистенту. В неуютной тишине звучали скрип да щелчки шестеренок напольных часов. – Одиннадцать двадцать одна. Полное затухание мозговой активности.
«Профессор» достал очередной артефакт, тщательно обследовал тело. Собрал инструмент, стянул перчатки, бросил на пол и диагностировал.
– Заключенный мертв, упокой Господь его душу, но прежде воздай по заслугам и прегрешениям.
Клерк невозмутимо закончил протокол. Уступил место палачу. Тот поправил пенсне, склонился над листком, явно вдумчиво читая, а не пробегая глазами по строчкам. К облегчению помощника, поставил размашистую подпись.
– Свидетели?
– Идем, – дернул напарника Луцио.
Обер-детектив взглянул на документы мельком и уверенно завизировал – видно, не в первый раз приходилось. Придвинул бумаги стажеру. Юрген, все еще под впечатлением от случившегося, дрожащими пальцами взял перо, окунул в чернильницу. Неловко зацепил острием за край, забрызгав стол. Хорошо, не испачкал документы. Палач нахмурился.
– Пожалуйста, отнеситесь серьезно, керр Фромингкейт.
– Простите.
Стажер торопливо начеркал под фамилией Гробера свою.
– Это вам. А это нам.
Обер-детектив поделил протоколы, постучал отобранными бумагами по тумбе, утрясая их в аккуратную стопку.
– Благодарим за работу.
Палач сухо кивнул и вместе с ассистентом покинул помещение. Словно только и дожидались его ухода, комнату заполонили алхимики, окружили мертвеца. Два парня, тихо переругиваясь, накладывали пентаграмму – Юрген ощутил знакомую кисловатую горечь во рту, когда те активировали источники. Еще один, склонившись так низко, будто собирался поцеловать покойного, светил тому в зрачки. Угрюмый юноша водил над телом артефактом. Тот мигал то красным, то синим.
Работой руководила келер с резким хриплым голосом. Она была некрасива, как некрасива любая женщина, обладающая пусть и толикой, но реальной личной власти. Лет сорока, с тонкими сжатыми в упрямую линию губами, худощавым лицом и чопорно забранными под медицинский чепчик волосами, она напоминала то ли блюстительницу нравов в пансионате для девочек, то ли надсмотрщицу в исправительной женской колонии.
– Стервятники налетели, – прокомментировал керр Гробер и добавил с нарочитой небрежностью: – В общем, вот и вся пьеса. Сейчас оформим акт передачи, и свободны.
– А разве мы не должны забрать тело? – обер-детектив недоуменно приподнял брови, и Юрген пояснил: – Если родственники решат похоронить.
Договорил и сам понял, какую глупость сморозил. Если найдутся люди, которые захотят получить труп серийного убийцы, они смогут забрать его и отсюда.
– Помнишь параграф пятнадцать дробь восемь пункт три?
– Одаренный, умышленно использовавший свои способности для причинения тяжкого вреда или убийства гражданина Федерации Гезецлэнд, признается государственным преступником? – оттарабанил Юрген раньше, чем осознал, о чем идет речь.
Уголовный, правовой и прочие Кодексы на последних курсах вбивали будущим полицейским в головы настолько крепко, что, разбуди выпускника среди ночи, тот мог продекламировать наизусть без запинки любую статью.
– Верно. А все имущество государственных преступников подлежит конфискации в пользу Федерации, – продолжил Луцио. – В том числе и тела. Эй, Висеншафт, – окликнул он «надзирательницу» и протянул документы. – Простите, что отвлекаю. Подпишите бумаги, и мы пойдем.
– Конечно, сейчас.
Келер вытащила из кармана халата деревянный футляр, в котором лежала новомодная перьевая ручка (Юрген завистливо вздохнул, вспомнив недавний казус), нарисовала затейливую каракулю.
Керр Гробер помахал бумагами, высушивая чернила. Придирчиво пересчитал подписи под протоколами и убрал их в портфель.
– Благодарю.
– Это вас нужно благодарить, – отозвалась та. – Сегодня вы привезли отличный материал.
– Вам виднее, келер Висеншафт.
– Керляйн, – с жеманным кокетством поправила надзирательница. – Когда же вы запомните? Керляйн Агнесс!
На память Юрген не жаловался, поэтому сразу сообразил, где и при каких обстоятельствах слышал ее имя.
– Погодите-ка! Это ведь вы создаете наших големов?
Керляйн кивнула. Юрген соотнес увиденное и туманные намеки керр Гробера. Как же он раньше не догадался! Еще когда они въехали в ворота лаборатории! Но даже сейчас предположение казалось ему чудовищным!
– И для этого… используете людей?!
– Нелюдей, – мягко поправила керляйн Висеншафт и, видя недоумение на лице собеседника, пояснила: – Вспомните, что казненный сегодня мерзавец творил со своими жертвами, и ответьте, можете ли вы называть это чудовище человеком?
– Нет, но…
– Разве не справедливо использовать на благо общества его тело – и тем позволить искупить хотя бы часть причиненного им вреда? – Агнесс обернулась к Луцио. – Керр Гробер, вы не возражаете, если я прочитаю вашему спутнику небольшую лекцию? Для верного понимания ситуации, так сказать.
Обер-детектив развел руками.
– Как хотите. Тогда, пока вы тут болтаете, я загляну к оружейникам. Оценю их новые игрушки.
Керр Гробер вышел, прикрыв за собой дверь. Растерявшийся в первый миг, Юрген заполошно рванул следом, но керляйн Висеншафт хищно вцепилась коготками в его плечо, удерживая подле себя.
– Что вы видите? – Агнесс кивнула на окруженное суетящимися алхимиками тело Мецтгера. И сама ответила: – Труп. Оболочку, лишенную души. Мешок, набитый костями, органами и желчью. Спектр элементов. Чтобы привязать ваффер, вы недавно использовали свою кровь. Так какая разница – кровь или еще плоть и кости?
– Тогда не правильнее ваши творения называть кадаврами?
– Возможно, этот термин и звучит точнее. Хотя тело лишь основа, необработанная глина, так сказать. Чтобы вылепить нечто столь совершенное, – керляйн с нежностью матери, гордой успехами сына, погладила Беса по щеке, тот даже не шелохнулся, – необходимо приложить немало знаний, труда и редких компонентов.
– Попахивает некромантией.
– Что вы, керр Фромингкейт, мы здесь занимаемся наукой, а не поддерживаем бабкины сказки, – укорила Агнесс. – Впрочем, я понимаю, что общественность может шокировать природа наших големов. Да, именно големов, керр Фромингкейт, – с нажимом уточнила собеседница. – Ведь голем, в отличие от гомункула и кадавра, это нечто привычное, с чем мы сталкиваемся постоянно. Тупая послушная болванка, не вызывающая страха.
Алхимики, закончив с подготовкой, перекладывали труп на каталку. Они напоминали деловитых муравьев, обнаруживших жирную личинку.
– И все-таки… неужели нельзя было взять за основу что-то, – Юрген покрутил рукой в воздухе, подыскивая нужное слово, – менее провокационное?
– «Сотворил Господь человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою», – вместо ответа процитировала Агнесс Книгу Бытия. – Природа не создала ничего более совершенного, чем человек. Ни один управляющий кристалл и самые сложные алгоритмы не сравнятся с потенциалом нашего мозга, не достигнут такой скорости принятия решений в критической ситуации.
Керляйн Висеншафт мягко потянула собеседника прочь из экзекуторской, но за лаборантами не пошла, свернула в вестибюль. Заложив руки за спину, она откинула назад голову, любуясь висящей на стене репликой с полотна Дэ Вината «Совершенный человек».
– Мы берем бракованную глину, на которой Господь оставил отпечаток, и, искореняя недостатки, превращаем в идеальный инструмент. В идеального слугу, что не чувствует боли, не страшится холода, не нуждается в пище и сне, может долгое время обходиться без воздуха. Големы сильнее, быстрее и выносливее людей. Их чрезвычайно трудно убить окончательно – для этого нужно уничтожить либо управляющую руну, либо энергетический кристалл.
– Я начинаю завидовать вашим куклам.
– Вряд ли вы согласитесь умереть, керр Фромингкейт. Лишиться вкуса и тактильных ощущений. Возможности приятно провести вечер с девушкой, – подмигнула керляйн. – Да и вообще способности получать удовольствия от жизни, воли к ней. Хотя со временем и при желании мы смогли бы преодолеть и эти недостатки.
– Значит, вы решили создать бессмертного человека?
– О нет, – рассмеялась керляйн, словно ей рассказали хорошую шутку. – Я не настолько самонадеянная, как доктор Штайнер, чтобы претендовать на лавры Творца. Вы ведь знаете про монстра Франка?
Юрген кивнул. О профессоре Штайнере слышал, должно быть, каждый одаренный, особенно если он в той или иной мере относился к системе поддержания правопорядка. Долгое время керр Франк был ведущим специалистом медицинского корпуса Института прогрессивных технологий, занимавшимся секретными разработками по поручению Канцлера и правительства Федерации. Официально лекарственные препараты и артефакты тестировались на животных, неофициально (и теперь, после увиденного сегодня, Юрген относился к слухам куда менее скептически) – на людях тоже.
В один из дней керр Штайнер решил заняться не просто исцелением телесных недугов и изъянов, а усовершенствованием человека, поиском истинного бессмертия. Комитет по этике счел эксперимент опасным, противоречащим Доктрине о душе, но закрыть лабораторию оказалось легче, чем остановить профессора Франка.
Тридцать с лишним трупов назвали жертвами безумного маньяка, а созданного в итоге монстра Штайнера – големом с неисправной управляющей руной. Что случилось в действительности, власти скрыли под грифом секретности.
– И как правительство вообще допустило эксперименты на людях?! После того-то скандала!
– Вы продолжаете упорствовать в собственных заблуждениях, керр Фромингкейт, – попеняла керляйн Висеншафт. – Что, по-вашему, есть человек? Кости и кусок мяса?
– Душа.
– Как вы успели заметить, мы здесь не претендуем на душу, препоручая ее вместе со всеми грехами Создателю. Morte redimit omnia.[1] Мы же довольствуемся малым, тем, чем побрезговал Творец.
– Все равно, делать такое с людьми…
– Речь идет о преступниках. Приговоренных к смерти преступниках, попрошу заметить. О чудовищах, на чьем счету не одна загубленная жизнь, – напомнила керляйн Висеншафт. – Вас волнует этичность использования тела зверя, по нелепому капризу природы принявшего человеческое обличье. Но вы как будто совсем не испытываете жалость к несчастным женщинам и их родным. Подумайте о своей матери, сестрах, если, конечно, они у вас есть. Вы бы заговорили по-другому, окажись, не дай господи, кто-то из них в лапах этого мясника.
Родных сестер Юргену заменяли любимые кузины – Жизель, Маргарет и Бьянка. Представить, как одна из них переживает тот же ужас, что и Катрин… очаровательная керляйн Хаутеволле, которая тоже этого совершенно не заслужила!
Несмотря на омерзительность ситуации, в словах профессора Висеншафт был определенный смысл.
– Тогда почему вы уверены в безобидности ваших големов? При таких-то исходных данных.
– Хороший вопрос. Правильный, я бы сказала, – похвалила молодого человека собеседница, обернулась к окну, задумчиво разглядывая бронзовую статую на площади. – Все дело в управляющих рунах.
Гадливость никуда не исчезла, но сквозь нее проклюнулось робкое любопытство. Подростком Юрген посвятил немало часов разработке големов. На интернатской арене быстро пришло понимание: для победы важны не только и не столько материалы, из которых сделана болванка, но командные директивы. Разговор всколыхнул позабытые воспоминания.
Спросить он ничего не успел.
– Вы еще не закончили?
По пути в вестибюль обер-детектив заглянул в комнату, где проходила казнь: позабытые там големы снова маячили за его спиной.
– Вы вечно спешите нас покинуть, керр Гробер.
– Этот захудалый городишко сам себя не спасет, келер Висеншафт, – поддерживая давнюю игру, отозвался Луцио. – Так что верните мне моего стажера. Нам пора.
– Очень жаль, – притворно вздохнула Агнесс. – Керр Фромингкейт, надеюсь, скоро вы снова решите проведать нас.
– В качестве кого? – грубовато и в то же время отрезвляюще спросил обер-детектив. – Одного из ваших стервятников? Или же глиняной болванки?
Обратно ехали молча. Юрген уткнулся взглядом в пол, лишь бы не смотреть на кукольные маски големов, бывших раньше людьми. Керр Гробер снова курил, и стажеру нестерпимо хотелось попросить у него сигарету.
Экипаж остановился у здания первого отдела. Спеша оказаться в тепле, Юрген стремительно поднялся на крыльцо, но обер-детектив внезапно удержал его.
– В первый раз убивать всегда тошно. Сходи, выпей. А лучше налижись в зюзю, до зеленых чертей. Хенрика я предупрежу, он все поймет.
– Не в этом дело. – Юрген покачал головой. – Да и мне-то не пришлось…
– Страшная баба эта керляйн Висеншафт, – согласился керр Гробер. – Мужика рядом нет, вот и бешеная. А, скорей всего, оттого и нет.
Юрген кивнул.
– Я в порядке, – подумал и добавил, косясь на големов. – Правда, в порядке.
Расплачиваться за грехи? Наверное, в этом действительно есть определенная справедливость.
У конюшенного двора Апперфорта круглые сутки царил переполох. Ржали лошади, бранились кучера. Сновали грузчики у телег с фуражом. Чинили сломанную ось мастеровые. Прибывали и отправлялись почтовые кареты. Горланили, требуя особого отношения, спешащие курьеры. Выезжали на дежурство наемные экипажи.
Прогресс не стоит на месте, и однажды, Юрген был уверен, гужевой транспорт вытеснят манакаты, но пока источавший чадный дух навоза, мокрой шерсти и свежеструганого дерева двор только ширился, разбухал, точно тесто в слишком маленькой для него кадушке.
Особая суета поднималась, когда отправлялся очередной дилижанс. За полчаса до урочного времени на площади начинали собираться люди. Благонравные келер с мужьями и гомонящими детьми, взволнованные в ожидании приключения юные керляйн, обычно сопровождаемые кем-то из старших родичей, надменные от важности порученного дела банковские клерки, веселые студиозусы, небрежно одетые разнорабочие, следующие за сезонными нанимателями, богатые, бедные… Объединяло всех этих людей одно – выражение нетерпения, с которым они поглядывали на куранты часовой башни.
Сейчас те показывали четверть второго, последний дилижанс прибыл двадцать минут назад, новый ожидался через три часа, и на площади воцарилось временное затишье. Расходились по домам замешкавшиеся пассажиры. Поблескивали из-под песочно-снежных наносов затянутые серым льдом лужи. Колыхались обвисшие флаги. Дворовые псы грызлись из-за неведомо где добытой кости. Не обращая на них внимания, работяги в форме городского благоустройства ставили к празднику ель.
У конюшен детективы оказались случайно.
Некий сознательный гражданин (судя по почерку и построению фраз, женского пола) сообщил, что в соседней с ним квартире обитает гнусный аспид, замышляющий государственный переворот посредством надругательства над несчастными мышеловками, к чему прилагались подписи трех свидетелей.
Дело о некрокотиках все еще было свежо в памяти детективов, а потому первый отдел не мог не отреагировать.
Анонимный донос оказался пустышкой, преступный элемент, якобы издевающийся над бедными животными, – бездарным студентом скрипичного класса и по совместительству владельцем трехлетнего волкодава, а поклепщицей – впадающая в маразм старая кошелка, уверенная, что соседское чудовище пожрет ее тридцать усатых любимцев. Луцио мстительно выписал штраф обоим: одному – за нарушение общественного порядка и правил содержания крупных собак, второй – за ложный вызов.
Обратный путь пролегал мимо конюшенного двора, и керр Гробер, дабы извлечь из вылазки какую-никакую пользу, решил заглянуть в гости к знакомому возничему. Официально – обсудить зацепку по Куратору, на деле – договориться о своем личном интересе: то ли хотел отправить что-то, то ли, наоборот, привезти. Стажер и голем в понятие «поболтать по-дружески» («у нормальных людей от этих кукол мурашки по коже») не вписывались, а потому ждали на улице.
Разговор, который по небрежно оброненной фразе должен был продлиться «зайти и выйти», тянулся почти час. Юрген заскучал уже минут через десять. Сначала он прогуливался по краю площади, наблюдая за слаженной работой городской службы благоустройства. Потом обнаружил во внутреннем кармане Библию – ту самую, прихваченную из дома Зельды.
«Познал Адам Еву, жену свою; и она зачала, и родила Каина…»[2]
Юрген перелистнул несколько страниц, пропустив известную каждому притчу о братоубийстве. Также без интереса стажер прочитал по диагонали про появление у прародителей третьего сына Сифа и разделение людей на две ветви – сынов Божьих, по-прежнему взывающих к Господу, и якобы греховную цивилизацию каинитов, детей человеческих.
«Когда люди начали умножаться на земле и родились у них дочери, увидели сыны Божьи дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто захочет. И сказал Господь: не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками, потому что они плоть.
И увидел Господь, велико развращение человеков на земле, и мысли и помышления сердца их были во зло во всякое время…».[3]
Как и любая подобная книга, учение Божьих дочерей показалось стажеру не самым увлекательным чтивом, да и погода не способствовала раздумьям на религиозную тему: канареечный макфарлейн в очередной раз подвел, уступив в неравной борьбе промозглому зимнему ветру. Ежась от холода, Юрген посмотрел на куранты: не пора ли вызывать штурм-группу и спасать керр Гробера из лап врага? У подножия часовой башни светловолосая девушка в отделанной нутрией мантии недоуменно вертела головой, кого-то выглядывая.
– Керляйн Хаутеволле, добрый день! – окликнул он Катрин, удивляясь совпадению, приведшему ее на площадь в неурочный час. Девушка заметила Юргена, но вместо того чтобы подождать, испуганно метнулась прочь.
Обознался?
– Керляйн Хаутеволле?!
Стажер вынужденно притормозил, пропуская выруливший навстречу экипаж. Тот внезапно остановился. Дверца открылась. Пассажир, задержавшись взглядом на Библии, которую молодой человек сжимал в руке, не приемлющим возражений тоном скомандовал:
– Керр Юджи? Садитесь!
Юрген подчинился без колебаний. И только оказавшись внутри, понял, что учебная подготовка «действовать, а потом ждать объяснений» сыграла с ним дурную шутку. Незнакомец, которого стажер принял за керр Фолтерштапа, на обер-детектива походил разве что хитроватым прищуром. Зато карета почти не отличалась от служебной: потертая и расшатанная, как, впрочем, любой наемный экипаж.
– Мы боялись, керр Бладзауге в виду сложившихся обстоятельств решил отказаться от достигнутых договоренностей. Внезапная болезнь вашего дедушки и скомканные оправдания про «набожного» внука в канареечном пальто, который приедет вместо него, выглядели очень подозрительно.
Видимо, Юргена тоже с кем-то перепутали. Бладзауге? Уж не тот ли керр Бладзауге, что является главным врачом местного госпиталя? В газете и правда на днях промелькнула статья с пожеланием скорейшего выздоровления уважаемому профессору медицинских наук, слегшему в постель с легочной хворью.
Молодой человек собрался извиниться за недоразумение, но следующая фраза вынудила его захлопнуть рот.
– Но я рад, что ошибся и не пришлось прибегать к крайним мерам. Простите мою откровенность, – неправильно истолковав растерянность стажера, хищно улыбнулся собеседник, – я ни в коем разе не собирался угрожать. Но вы человек в нашем обществе новый и должны проникнуться серьезностью ситуации.
Крайним мерам? Неизвестный говорил об… убийстве? И говорил так небрежно, что стажеру резко расхотелось в чем-либо признаваться. Похоже, волей случая его втянули в какой-то криминал или даже государственный заговор. От мысли, что он, вчерашний выпускник, раскроет преступников и утрет нос опытным детективам, Юргена охватил азарт.
– Да. Конечно. Я все понимаю.
– Как добрались? – сменил собеседник тему. – Надеюсь, дорога выдалась не слишком утомительной и вы справитесь с сегодняшней работой.
Работой? Зачем неизвестным экстренно понадобился без пяти минут дипломированный врач? Юрген не знал, но собирался выяснить.
– Мне повезло. Дилижанс шел пустой, поездка получилась вполне комфортной, хоть и однообразной.
– Керр Бладзауге говорил, что изначально хотел дождаться, пока вы закончите Хауптштадский государственный университет. У вас не возникнет проблем из-за пропущенной сессии?
– Я сдал экзамены экстерном. Осталась практика.
– Которую вы решили проходить под присмотром деда? – продолжил собеседник. – Он мудрый человек, раз заранее готовит преемника.
– Надеюсь, дедушка проживет еще долго, – Юрген судорожно вспоминал, сколько же лет стукнуло главному врачу Апперфортского госпиталя. – Но старость – это болезнь, от которой нет лекарства.
– От старости нет лекарства, – задумчиво повторил собеседник.
Юрген исподтишка, надеясь, что его интерес не выглядит слишком явно, рассматривал незнакомца. Лет пятьдесят. Лицо узкое, неприятное, незапоминающееся. Серые глаза, пигментные пятна на щеках. Одет без изысков, но платье пошито из добротной ткани. Мелкий промышленник? Управляющий местного филиала крупной компании? Банковский служащий среднего звена?
– За нами кто-то бежит, – нахмурился собеседник.
Юрген выглянул в окно. Сопровождая неспешно катящийся экипаж, по улице с невозмутимым видом трусил Бес. Отвлекшись на Катрин и расследование, стажер совершенно забыл про куклу и директиву, приказывающую голему следовать за хозяином. Пришлось сочинять на ходу:
– Это Бе… Бенджамин, он служит нашей семье, сколько я себя помню. Предполагаю, простите за откровенность, дедушка тоже испытывал сомнения в ваших договоренностях, вот и послал его на всякий случай встретить меня – я плохо ориентируюсь в городе. Не волнуйтесь: керр Бенджамин прекрасно умеет хранить тайны.
Поверили ему или нет, стажер не знал. Заговорщик стукнул в слуховое окно, прося кучера остановиться. Голем, не догадавшись, что нужно лезть внутрь, замер рядом с экипажем.
Пришлось звать лично.
– Сади. тесь! Быстро! И накинь капюшон, – последнее стажер прошипел одними губами, надеясь, что Бес разберет и выполнит команду.
Голем послушно сгорбился на сиденье. Заговорщик вопросительно приподнял брови, смотря на молчащую куклу с подозрением.
– Он немой, – натянуто извинился Юрген, захлопывая за бестолковым големом дверцу. – Родовая травма.
– Теперь понимаю, отчего керр Бладзауге ему доверяет.
Собеседник хмыкнул. Стажер украдкой выдохнул: как он и надеялся, сведения об экспериментальных големах пока не получили широкой огласки. Но продолжать щекотливый разговор при постороннем спутник не пожелал (или уже сказал все важное), и между людьми повисло неловкое молчание.
Поскрипывали рессоры. За окном проплывали церкви, площади, дома, мосты. Юрген предполагал, что конечной целью их путешествия является Бемительт – старейший квартал Апперфорта, пристанище банкиров, владельцев мануфактур и членов ландтага: его спутник хоть и выглядел представительно, но, по сути, исполнял роль мальчика на побегушках, а значит, за ним стоит кто-то по-настоящему крупный.
Впрочем, с той же вероятностью экипаж мог направляться в Ауберте или Миттельштенд. Хотя в последнем Юрген сомневался: коренные роды, селившиеся в этом районе чуть ли не с основания Апперфорта, держались друг друга крепко и обычно знали о соседях если не все, то очень многое. Затевайся рядом что-то серьезное, кто-нибудь точно бы донес.
На перекрестке возница свернул к окраинам.
– Мы едем за город?
Это уже не входило в его планы. Если в Апперфорте стажер всегда мог обратиться за помощью к коллегам из ближайшего отделения, на худой конец, сознательным гражданам, то снаружи придется рассчитывать только на себя и Беса. Юрген незаметно нащупал спрятанный под пальто пистолет, раздумывая, не пора ли прекратить фарс.
– Керр Бладзауге ничего вам не рассказывал? – нахмурился собеседник, почему-то с сомнением глядя на Библию.
– Он предпочитал не обсуждать такие вещи… в открытую, – выкрутился Юрген. – Боялся, что письма могут прочитать посторонние.
– Да. Конечно. Не подумал.
Экипаж миновал дежурный пост на выезде, а стажер так ничего и не предпринял. У первого отдела нет доказательств, а следовательно, и оснований для ареста сидящего напротив человека. Угрозы же можно толковать двояко: каким дураком Юрген себя выставит, если под «крайней мерой» подразумевалась путевка на лечебные грязи, которую неизвестные решили преподнести керр Бладзауге для поправки пошатнувшегося здоровья!
За окном тянулись унылые заснеженные поля, перемежаемые черными заборами лесных посадок. Низкое лохматое небо напоминало бок старой овцы, к чьему раздутому брюху ягненком присосалась горная гряда.
Жалея, что у него нет под рукой карты, Юрген пытался вычислить, куда они едут. Багаж отсутствовал, значит, путь в одну сторону должен занять не больше двух-трех часов. Семнадцать миль, если считать по максимуму. В означенный радиус входило восемь коммун, в том числе уже знакомая ему Таубер, и несколько частных владений.
– Раз вы здесь, значит, согласны, что некоторые законы излишне жестко регламентируют нашу жизнь, принося смелость идей в жертву порядку, – обрывая затянувшуюся тишину, заговорил спутник. – Но ради справедливости нужно отметить, в порядке есть несколько весомых плюсов. Возьмите любую из соседних стран. Ни одна не может похвастаться прекрасными дорогами, в отличие от Федерации Гезецлэнд.
– Если представить государство как человеческое тело, то магистрали – ее артерии. Канцлер понимает важность тесной связи между отдаленными уголками Федерации.
– Тесной? – хмыкнул спутник. – Вы удивитесь, насколько хрупкими иногда оказываются на первый взгляд нерушимые узы.
– Что вы имеете в виду?
– Ничего, – опомнился заговорщик, не спеша доверять странному внуку керр Бладзауге.
Карета, поскрипывая и покачиваясь, медленно катилась сквозь туманную дымку полей. Первый азарт схлынул, и стажер задумался, что будет делать, когда они достигнут места назначения. Наверняка кто-то из заговорщиков знает настоящего Юджи в лицо, а если и нет, легенда рассыплется, едва молодой человек возьмет в руки скальпель.
– Волнуетесь?
Спутник заметил, как Юрген нервно притопывает.
– Немного. Понимаете, я не так часто работал самостоятельно, без поддержки готовых вмешаться професси… профессоров. Почти никогда.
– Об этом не беспокойтесь. Один вы не окажетесь.
Это-то и пугало.
Спустя минут десять после очередной развилки экипаж замедлил ход, а потом и вовсе встал у заброшенного дома. Выглядывая из-под наносов, сиротливо чернели провалы окон. В распахнутую настежь дверь залетали снежинки, тщетно порхали по комнате в поисках мебели: все ценное увезли с собой хозяева, прочее растащили падкие на дармовщину обитатели соседней деревни. За покосившимся забором виднелись остатки коновязи и остовы хлевов, которые ушлые жители разобрали на дрова.
У дальнего края площадки, прижавшись к сугробам, ждал манакат.
– Прежняя пересадочная станция. Уже лет пять как не используется. Здесь вы смените транспорт, так что на этом мы прощаемся, – спутник Юргена покосился на голема. – Думаете, керр Бенджамину стоит дальше ехать с вами? Все же дело довольно щекотливое. Я мог бы подбросить его обратно в город, когда разберусь с рабочими моментами собственной фирмы.
– Я и дедушка доверяем ему как самим себе, – повторил Юрген.
На пронизывающем ветру после утепленного экипажа стажер сразу замерз. Пока возница, перекинувшись парой слов с провожатым, разворачивал карету, из манаката вылез мужчина и направился к ним. Долговязый, худощавый, он выглядел как обычный рабочий с мануфактуры – серое некрашеное пальто на овчине, форменное кепи. Нижнюю половину лица скрывал клетчатый шарф, над которым пронзительными топазами горели необычайно яркие глаза. Юрген готов был поклясться, что уже видел этого человека раньше, но не мог вспомнить где – возможно, случайно столкнулись на улице.
Походка, целеустремленная, пружинистая, скорее пристала человеку, привыкшему руководить – и руководить, не просиживая штаны в уютном кабинете, а находясь в центре событий. Но миновав половину разделяющего их расстояния, незнакомец неожиданно замедлил шаг, зябко спрятал руки в карманы.
Глаза хищно прищурились. Грянул выстрел.
Юрген, падая, успел попрощаться с жизнью, когда осознал, что целился незнакомец в Беса. То ли задел, то ли сработала заложенная директива, но голем тоже рухнул. Стрелок всадил две пули в лежащую куклу. Пальнул, пугая, вслед удирающему вознице, заставляя того припустить всполошенным зайцем. Выбил щепу из борта кареты – стажер, успевший перекатиться за нее, вжал голову в плечи и, проклиная все на свете, пытался вытащить пистолет, но тот, как назло, зацепился за подкладку.
Между тем стрелок хладнокровно выпустил последний патрон в лицо растерянного не меньше прочих сообщника. Отбросил револьвер. Жестом, свидетельствующим о немалом опыте обращения с холодным оружием, вытащил из рукава нож. Взрезал подпругу, освобождая обезумевшую от грохота выстрелов лошадь. Вскочил верхом, дернул поводья, срываясь с места.
– Бес, не дай ему уйти! – крикнул Юрген, не подумав, способна ли подстреленная кукла вообще выполнить команду.
Голем неуверенно поднялся. Пошатнулся. Рванул в погоню, с каждым шагом выправляясь. И все-таки недостаточно быстро: взбесившаяся кобыла, позабыв об усталости, неслась прочь, рискуя переломать ноги.
Юрген оценил ситуацию: возницы и след простыл; распластанное тело второго заговорщика не шевелилось, от лица осталась кровавая каша – разрывная пуля? Молодой человек чертыхнулся и побежал к манакату.
Стажеру подфартило дважды. Управление оказалось ему знакомо и привычно – обе машины, эту и принадлежащую семье Хаутеволле, собирали по одному чертежу. Во-вторых, летом не стоило и думать догнать всадника на манакате: тот утек бы в поля, где самодвижущаяся повозка проехать не могла. Но сейчас окрестности замело сугробами в человеческий рост, и единственным путем для бегства оказалась расчищенная дорога.
– Бес, ко мне!
Юрген притормозил. Голем влетел на соседнее сиденье.
Пока стажер убеждался, что сообщник Куратора мертв, пока возился с управлением и разворачивал машину – та, как назло, забуксовала, – пока подбирал куклу, беглец получил фору. Но мили через три манакат сократил дистанцию: механическая повозка имела большую скорость, к тому же не выдыхалась, в отличие от загнанной кобылы.
– Держи курс!
Голем выставил руку вбок, жестко, как не смог бы человек, схватившись за баранку. Юрген высунулся в окно, прицелился. Спина беглеца маячила перед глазами.
Палец на курке внезапно онемел, отказываясь повиноваться.
Стажер отвесил себе мысленную пощечину, решился: на счет три. Два, раз… Манакат подскочил на кочке, едва не вышвырнув Юргена из кабины.
Заряд ушел в пустоту.
Беглец обернулся.
Возле уха Юргена свистнуло. Стажер спешно скрылся обратно, согнулся в три погибели, прикрывая голову.
Взорвалась щепой рама. Со звоном осыпалось разбитое стекло. Самодвижущуюся повозку тряхнуло, повело вбок. Юрген вцепился в руль, тщась удержать ее на курсе.
Проехав-проскользив с пяток метров, они встали окончательно. Стажер надавил педаль, но заглохший манакат не сдвинулся с места. Все последовавшие попытки завести двигатель также ни к чему не привели: поврежденная машина попросту не реагировала на потуги водителя.
– Проклятье! – Юрген зло стукнул кулаком по рулю.
Дразня упущенными ответами, всадник быстро удалялся, растворяясь в зимних сумерках.
Если бы сквернословие когда-нибудь кому-то помогало в починке несвоевременно сломавшихся вещей, жить стало бы значительно проще и скучнее.