Ночь была на исходе. Гном мирно посапывал в своей кровати. Леший громко храпел в своём углу.
На рассвете, когда Хёрбе проснулся и по привычке сдвинул шляпу на лоб, его оглушил жуткий грохот. Он поскорей снова спрятал уши под шляпу и огляделся.
Утреннее солнышко уже заглянуло в комнату. На полу золотистыми оладышками лежали солнечные блики. В тёмном углу, куда ещё не добрались утренние лучи, храпел во всю мочь леший Цвоттель. Но теперь уже гном не слышал его ужасного храпа. Зато видел, как леший надувает щёки, вытягивает дудочкой губы и выдыхает, будто хочет погасить разом дюжину свечей. Занавески на окнах взлетали как от урагана, тарелки и горшки на полке подпрыгивали, щётки и веники на полу скакали как сумасшедшие. Ну и храп!
– Здоровый сон! – засмеялся Хёрбе. – Он так крепко спит, что даже собственный храп ему не мешает.
Он решил, пока спит леший, сбегать за водой. Взял ведро, вышел на порог и лицом к лицу столкнулся с трусишкой Лойбнером. Тут же собрались и другие соседи – Дитрих Корешок, Кайль Хромоножка, Сефф Ворчун, Старина Цимприх и Плишке Кхе-Кхе.
– Доброе утро! Что это вы собрались в такую рань, уважаемые соседи? – удивился Хёрбе.
Гномы махали руками, взволнованно перешёптывались. Хёрбе ничего не мог разобрать.
– Говорите, пожалуйста, погромче, – попросил он.
Дитрих Корешок сложил руки рупором и что-то закричал. Он просто надрывался, но Хёрбе ничего не услышал.
– Ты что, Дитрих, потерял голос?
Тут трусишка Лойбнер похлопал себя по уху. Только тогда Хёрбе вспомнил, что шляпа напялена у него по самые уши. Он сдвинул её на затылок и наконец услышал.
– Что у тебя случилось? – спрашивал Старина Цимприх.
– Кх-кх-кхе, – покашливал Плишке. – Ты почему молчишь?
Хёрбе растерянно глядел на соседей.
– Ничего не понимаю, – пожал он плечами. – С чего это вы всполошились?
– Нас позвал Лойбнер. Он первый услышал, – проворчал Сефф.
– И что же он услышал? – продолжал недоумевать Хёрбе.
– Вот это! – И Лойбнер с ужасом показал пальцем на кучу хвороста, наваленную поверх дома Хёрбе.
Хворост сотрясался, и из-под него несся ужасный храп лешего. Трусишка Лойбнер буквально обмер и прошептал:
– Так может рычать только Плампач!
– Плампач? – расхохотался Хёрбе. – Это же…
Он не успел договорить, как храп внезапно прекратился, и на пороге показался взлохмаченный леший. Он тёр глаза и зевал во весь свой лягушачий рот.
– Вот это да! – воскликнул он. – Все уже проснулись. Тогда всем, всем, всем – доброе утро!