Стрелка секундомера на часах медленно, но неумолимо подходила к отметке двенадцать. Командир крепости Осовец подошел к сейфу и открыл его. Начальник особого отдела взглянул на часы и сделал отметку. Владислав вытащил ключ из нагрудного кармана и открыл дверцу верхнего ящика. Достал пакет с пятью сургучными печатями. На пакете стояло: «Вскрыть в присутствии начальника особого отдела в 20:00 двадцать первого июня 1941 года».
– Печати целы! – он показал пакет обратной стороной капитану госбезопасности Мазурову.
Тот мотнул головой.
– Время! – сказал начальник особого отдела. Владислав сломал пакет, вытащил бумагу и взялся за трубку.
– Дежурный! Передать сигнал «Гроза» во все подразделения. По исполнении – доложить! Я на КП! Капитан! Боевая тревога! Сигнал «Гроза»!
Так началась Великая Отечественная в старинной крепости Осовец, преграждавшей путь на Брест со стороны Восточной Пруссии. Майор Преображенский вышел из-под арки штаба крепости и спустился в подземный бункер командного пункта, чтобы принимать доклады со всех опорных пунктов, фортов, батарей, КП полков и дивизий, поднятых по боевой тревоге и спешащих сейчас на свои позиции.
Красноармейцам сегодня спать на жестких койках в казарме не придется. Девяносто патронов на пояс, две противопехотные гранаты, вещмешок с минимумом белья и туалетных принадлежностей и сухой паек на сутки. Скатка шинели через плечо, несмотря на летнюю духоту ночи. Тяжелая каска сдвинута на затылок. Тревог в этом году было много, но все они проходили без выдачи боеприпасов. Сейчас вместе с пулеметом несли четыре коробки к каждому из них, а гранаты, выдаваемые раньше под расписку, старшина раздавал свободно, но не меньше двух на руки. Бойцы поняли, что это не учения, а что-то большее. Глухо позвякивая металлом, позванивая плохо закрепленными котелками, еще круглой, довоенной формы, грохоча сапогами и юфтевыми ботинками, батальоны выдвигались на свои позиции. У кого-то размоталась обмотка, и раздался звучный мат вездесущего старшины:
– Не растягиваться, Потанин! Два наряда вне очереди! Догоняй! Шустрей, шустрей!
– Есть два наряда, а где картошку будем чистить?
– Разговорчики! Наблюдателем пойдешь, башку снайперу подставлять.
Бывший студент Потанин глубже засунул голову в каску, поняв, что лишний раз получать наряды сейчас стало слишком неинтересно. И какого черта он влюбился в эту шлюшку Танечку и прогулял зимнюю сессию?!
Отдышавшись после довольно длительной пробежки, 2-й батальон 239-го стрелкового полка занял позиции за северной окраиной Граево, между одним фронтальным пулеметно-артиллерийским дотом и двумя фланкирующими. Бойцы принялись наводить марафет в траншеях, командиры – занимать землянки, зажигать коптилки, устанавливать приборы наблюдения. Чуть погодя сзади в траншею впрыгнули несколько незнакомых командиров и красноармейцев. Но они назвали пропуска и получили штатный отзыв. Остановились возле блиндажа комбата.
– Лейтенант Архипцев, артиллерийская разведка 130-го полка, товарищ майор. Приказано занять НП на вашем участке. Разрешите оставить корректировщика и радиста?
– Где приказ?
Лейтенант протянул ему предписание, подписанное командиром 4-й батареи. Внимательно посмотрели на отметки – их недавно ввели в качестве обязательных на все документы. Отметки были правильными.
– Справа метров сто – батальонный НП. Зайцев, проводи.
Лейтенант отдал приказание, и два человека пошли вдоль траншеи на НП. Сам лейтенант выпрыгнул на бруствер, перевернулся на живот и подал руку второму радисту. Ползком они двинулись к доту. Простучали условный сигнал, обменялись любезностями с гарнизоном. Заскрипели кремальеры, и их впустили в дот. Владислав, памятуя о «Бранденбурге», решил подстраховать ОПы радистами и корректировщиками дальнобойных корпусных пушек, выдвинутых сегодня на передовые позиции, с которых они могли поддержать и опорные пункты, и накрыть разведанные батареи на территории Пруссии. Сейчас важно с нескольких точек засечь вспышки залпов, решить треугольник и перейти на подавление. Поэтому во все полки и батальоны первой линии ушли такие группы.
Сам командир крепости принимал доклады на КП. Внизу было тихо и спокойно. Связисты сложностей со связью пока не имели. В 23:20 начальник штаба Корзунов доложил, что все приданные части выдвинулись на исходные, по докладам их командиров.
– Корректировщики все на месте?
– Нет доклада от двух групп на правом фланге.
– Ждем.
Спустя четыре минуты группы доложились. Майор подошел к БОДО и набрал условную фразу об исполнении «Грозы». В ответ получил сигнал, означавший, что доклад принят. И наступила томительная пауза.
Секундная стрелка приклеивалась к каждой точке на циферблате. А красноармейцы, вначале судорожно вцепившиеся в винтовки и автоматы, постепенно устраивались поудобнее. Через час, вдоволь обругав начальство за ночевку под открытым небом, большинство из них мирно посапывало, лишь дежурные наблюдатели пытались что-то рассмотреть в темноте летней ночи. Среди них был и Потанин. Каску этот разгильдяй уже снял, и лишь страх перед старшиной удерживал открытыми его глаза. Старшина не замедлил появиться с проверкой. Вообще, начальство не спало, достаточно регулярно проверяло наблюдение.
В 02:30 со стороны Пруссии послышался звук запускаемых моторов. Их было много, но через некоторое время звуки пошли вправо, в сторону Августова. А через двадцать пять минут послышался заунывный звук летящих бомбардировщиков. Видно их не было, и бойцы не знали, что локатор крепости уже засек приближающиеся к границе группы «хейнкелей» и на аэродромах четырех истребительных дивизий начали запускать моторы истребители МиГ-1 и МиГ-3. В дивизиях было достаточно много истребителей-ночников. В той истории они находились на квартирах и успели на аэродром тогда, когда от их аэродрома остались только воронки и пожарища. Некоторых из них вернули из вылета, побоявшись спровоцировать немцев. Сейчас более ста машин выруливали на старт, во второй волне будет еще двести.
Четыре группы «хейнкелей» имели каждая свою цель. Один гешвадер в полном составе шел на крепость. Через десять минут почти над самой границей на высоте семи тысяч метров разгорелся воздушный бой. Хейнкели-111 шли без прикрытия. Истребители построили маневр правильно: пропустили немцев под собой, перевернулись, набирая скорость, и выставили их силуэты в полосу более светлого неба на востоке. Загрохотали «Березины» и ШКАСы, расчерчивая небо серебристыми трассами очередей. Навстречу им неслись красноватые трассы 7,92-миллиметровых МГ. Но для большинства ночников это был далеко не первый бой. Их вели генералы Копец и Захаров, боевых вылетов у которых было не меньше, а может быть, и больше, чем у любого летчика люфтваффе. Плохо, что управлять боем было некому и нечем. Самолетные радиостанции еще далеко не на всех самолетах. Но генерал Захаров летел на радиофицированной машине. Получив сигнал от радионаводчика, он включил огни, что означало «сбор». Эскадрилья, которую он вел, вся, кроме одного самолета, развернулась, оставив потрепанный гешвадер. Один самолет, летчик которого увлекся атакой на «хейнкель», вошел вслед за ними в зону действия батарей 6-й ПТБр. Но для зенитчиков это не имело никакого значения.
Залп! Второй! Поправка! Залп! Беглый на сопровождение. Впервые в СССР стрельба проведена дивизионом по высотной цели без применения прожекторов, с наводкой через РЛС. Строй бомбардировщиков, сохранявшийся даже под атаками истребителей, дрогнул, они заскользили в сторону, уходя от вспышек шрапнели, густо покрывшей осколками их путь. Массированного удара уже не будет. А наблюдатели РЛС выдают данные на продолжающие идти к цели машины. Нервы бомберов не выдерживают, и они сбрасывают бомбы, не доходя до цели. Первый налет на крепость отражен. Но на возврате их ждут истребители Захарова, правда, уже в неполном составе.
У боя было много зрителей поначалу, но тут заговорила немецкая артиллерия, что спасло красноармейца Потанина: как только грохнуло на севере, он надел каску и тут же отлетел со своего места в глубь окопа. Что-то хрустнуло в шее. В глазах круги, в ушах звон. Снайпер попал вскользь по каске. Со страху Потанин закричал, заверещал высоким и громким голосом. К нему подскочил санос, осмотрел его и сунул ватку с нашатырем в нос.
– Шея, шея! Мне сломало шею.
– Со сломанной шеей так не кричат! – послышался голос бывалого старшины. – Довысовывался? Чхеидзе! Замени его! Гусев, веди его к себе, пусть очухается.
Но старшину прервала начавшаяся артподготовка немцев. В ответ заговорили батальонные 120-миллиметровые минометы, для которых корректировщики успевали дать обнаруженные цели. А над головами у батальона прошелестели чемоданы шестидюймовых МЛ-20, которые вступили в бой.
В том сорок первом не успевший получить боеприпасы и оставшийся без артиллерийской и воздушной поддержки полк продержался два часа и начал беспорядочно отступать к Осовцу. На этот раз немецкой атаки не последовало. Минометчики, пусть и случайно, но вывели из строя командира 217-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Рихарда Роберта Карла Бальцера, который лично посетил 3-й батальон, которому первому предстояло пересечь границу в его дивизии. Здесь было одно из немногих мест, где граница шла не по реке. Батальон, понеся значительные потери от огня артиллерии и минометчиков, срочно окапывался. Немцы были настолько уверены, что сильного сопротивления не будет, что подкатили к границе на открытых «Ганомагах». А уж на артиллерийско-минометный ответ они вообще не рассчитывали. И получили. Решили ждать утра и уповали на авиацию. Двести тридцать девятый полк майора Ежова подтягивал полковую артиллерию, но вот зенитной артиллерии у него не было. Приходилось надеяться на истребительную авиацию. Крепость зенитной артиллерией передовые части поддержать не могла.
Справа продолжались довольно упорные бои, которые вела вторая стрелковая дивизия. Для того чтобы прекратить давление, на правый фланг был переброшен танковый батальон 6-й ПТБр – семнадцать танков Т-26. Но основные бои развернулись не здесь, а севернее Гродно, в направлении на Алитус. Там у немцев наметился прорыв.
Но сегодня явно не день генерала фон Рихтгофена! В тот момент, когда он собирался выпускать наводившие на всю Европу ужас Ю-87, наблюдатели доложили, что с востока – там день начинается раньше – летит просто туча бомбардировщиков, рядом с которыми крутится не меньшая туча истребителей. Они шли бомбить его аэродромы. И Рихтгофен, считая, что русские всё поставили на один удар, поднял все имеющиеся «мессершмитты» против авиации округа и послал пикировщиков без прикрытия обработать артиллерийские позиции у Осовца, чтобы помочь 42-му АК преодолеть сопротивление русских на «второстепенном участке».
Их там ждали истребители четырех полков армейской смешанной 9-й авиадивизии генерала Сергея Чёрных. Их было много. Да, они действовали устаревшими тройками, да, у них было мало радиостанций. Но их было много. Очень много. Иногда они мешали друг другу, но прорывались сквозь огонь одиноких стрелков «штук» и жгли их. С яростью и озлобленно крича в эфир и в кабине все, что они думают о летящих, с растопыренными «лаптями», неказистых устаревших бомбардировщиках люфтваффе. «Горишь, сука!» – было самым ласковым.
На юге ожесточенные бои развернулись на переправах через Буг. Усиленные красноармейцами, пограничники уверенно держали оборону правого берега реки, а 7-й Армейский корпус, который находился на исходных на правом берегу, увяз в боях за три деревушки под Зумово, что у Замбруво, уткнувшись в скрытый ОП, доты которого располагались в домах выселенных членов АК.
Карбышеву удалось, незаметно для немецкой разведки, расположить там связанные между собой четыре опорных пункта, где развернулась 86-я дивизия, усиленная 7-й противотанковой бригадой. Увы – некомплектной! Но противотанковых средств хватало, а сохранившиеся самолеты трех авиаполков 9-й авиадивизии, основные аэродромы которых находились, по плану и по сведениям немецкой разведки, как раз в этом дико неудобном для обороны месте, поэтому и были уничтожены в первый день войны в том сорок первом, перелетели к Осовцу и поддерживали 86-ю изо всех сил. С самого утра 13-й сбап утюжил позиции 7-го корпуса и прикрывал накопление казаков 6-й кавдивизии, которые вместе с 13-й стрелковой готовили фланговый удар, если у немцев наметится успех. С тыла 86-ю прикрывал мехкорпус подполковника Ахлюстина. Корпус был не полностью укомплектован, и новая техника не поступила, только танки Т-26 и значительное количество БА-10. В тот раз у них кончились снаряды к 45-миллиметровым пушкам, а главное, топливо к исходу второго дня обороны.
Сильнейшие бои шли за погранзаставу Гачково на реке Брок и Малый Брок и у шоссе Варшава – Белосток – погранзастава Гасиорово, которая была ключевым местом обороны. Её падение позволяло немцам выйти во фланг обороняющим правый берег Буга бойцам 4-й армии. Тринадцатый сбап сумел повредить в первом налете железнодорожный мост у Малкина Перевоза. Замбрувский УР держался, хотя сильно ощущалась нехватка крупнокалиберной артиллерии, ведь в Осовец ушел 262-й полк корпусной артиллерии и вести контрбатарейную борьбу было нечем, впрочем, и некому. В той войне артиллерийский парк 262-го полка достался противнику. Артиллеристы сумели вывести из строя двадцать из тридцати шести орудий. Остальные служили Гитлеру до конца войны. Так что ставить такой полк в заведомо слабое место в обороне генерал Карбышев не решился. Отвел его ближе к Осовцу, но на замену выдвинул туда полевые орудия в сто двадцать два миллиметра. У них скорость буксировки больше, чем у МЛ-20. В случае прорыва их могли отбуксировать в тыл. Но из-за артиллерийского огня немцев батальоны прикрытия в Замбруве несли потери.
Впрочем, без потерь теперь не обходилось нигде.
Владиславу привели первых пленных: упакованных в меховые куртки и меховые штаны летчиков, штурманов и бортстрелков ночных бомбардировщиков люфтваффе. Несколько экипажей забили насмерть местные крестьяне, напуганные ночной бомбардировкой и недолюбливавшие немцев за разгром Польши в тридцать девятом. Из этой партии у нескольких человек тоже носы набок свернуты, но живые. Начальник особого отдела довольно формально допросил их, заострив внимание только на времени отдачи приказа о начале войны с СССР.
Зачитали им его вчера вечером. Гораздо раньше, чем самому вермахту. Немцы ведут себя нагло. За убийство четырех крестьян, совершенное одним из экипажей, тот весь был расстрелян, а приговор об этом вывесили в соседних городках и селениях. Дружбу с местными надо крепить, хотя бы для того, чтобы в спину не стреляли. Впрочем, не все здесь за ZWZ. Приехал тесть, с ним человек сорок, привезли письмо из райкома ВКП(б) с просьбой передать легкое вооружение, боеприпасы и инженерное обеспечение 1-й партизанской бригаде Граевского района. Базироваться будут в Рудском лесу, который принадлежит тестю, там у него уже готовы бункеры. Тото он патроны просил! «Сам достану!» Выдали им винтовки, ручные пулеметы, несколько снайперских винтовок, пару автоматов Дегтярева, патроны, тол и взрыватели. Тесть втихаря на карте и показал, где его искать, если что. Такие «бригады» организовывались по всей Белоруссии. Пока это небольшие группы, которые потом разрастутся в соединения. А это их затравка.
Воздушный бой у Гродно по очкам выиграло люфтваффе, если не считать урона, нанесенного наземным войскам и сооружениям, но в процентном отношении к общей численности это был разгром 8-го авиакорпуса. Он лишился практически полностью истребительной и штурмовой авиации. А бомбардировочная перестала существовать еще ночью. Наши полки понесли потери, где-то до четверти в истребительной авиации и пятнадцать – семнадцать процентов в бомбардировочной. Можно иметь превосходную технику, иметь «черный пояс» по карате, но в свалке сила на стороне более массовой компании. Плюс тактика советской авиации сильно отличалась от тактики фашистов. А немецкое знаменитое «бей и беги» здесь не подходило: требовалось обороняться, а не нападать, и бежать было некуда. Их просто не хватило на всех, и их аэродромы и взлетные площадки были перекопаны бомбами. Садиться было негде, а бензобаки у «мессеров» маленькие, далеко не улетишь. Особенно досталось Хе-113, у которых бензобаки были еще меньше, чем у Ме-109Е. Никто на этих самолетах на базу не вернулся. Несколько машин село на вынужденную в расположении наших войск. Тут и выяснилось, что никакие это не «хейнкели», а новейшие мессершмитты Ме-109F, «Фридрихи», с новой модификацией двигателя DB-601Е-1. И что летают они быстрее, чем все советские самолеты. И что увеличение максимальной скорости на семьдесят километров в час достигнуто в основном за счет лучшей аэродинамики.
В тот день всем советским авиаторам пришлось поволноваться, когда сказалась согласованность действий немецкой авиации: в момент отхода от аэродромов 8-го авиакорпуса начали взлетать самолеты 2-го немецкого корпуса, чтобы подловить возвращающихся без топлива и боеприпасов русских. Но тут помогло то обстоятельство, что у 9-й авиадивизии, перелетевшей ближе к Осовцу, было два комплекта самолетов: новенькие «МиГи» и старенькие «ишаки» и «чайки». Сбивать «лапотников» летчики вылетали на старых самолетах. Плюхнувшись на землю, пересели на «МиГи» и вылетели прикрывать отход «окружной авиации».
Незастрелившийся Копец хорошо начитался о штурмовках после посадки и полностью переподчинил себе всю авиацию фронта. Плюс на всех аэродромах сидели «дежурные эскадрильи». Они и «МиГи» «девятки» не позволили немцам безнаказанно атаковать аэродромы. Ну, и ПВО округа не дремало! Сазонов заранее озаботился обороной аэродромов, понимая, что все сейчас зависит от того, сумеют ли летчики удержать небо.
По докладам, поступавшим на узел связи армии, стало понятно, что южный и северный фланги выступа немцам прорвать с ходу не удалось: мосты через Буг взорваны вместе с частью войск вермахта, берега оказались плотно минированы, позиции вдоль реки заняты регулярными войсками, а не одними пограничниками. Наиболее слабый в плане обороны участок Замбрувского УРа за счет 13-й бригады насыщен противотанковой артиллерией до предела. Восьмая ПТБр сумела отбить наступление немецкого 8-го АК, но у немцев успех севернее, где два немецких мотокорпуса прорвались через пограничные укрепления Прибалтийского ОВО и движутся на Алитус, Друскининкай. Бои идут на окраинах Мариямполя. Это другой округ, но требуется следить за тем, чтобы немцам не достались целыми мосты через Неман. В районе дислокации 1-го стрелкового корпуса довольно тихо, как и в ту войну, действуют несколько батальонов 42-го корпуса.
Лишь к 09:00 уже 102-я дивизия немцев попыталась атаковать позиции 27-й дивизии, правее, в районе Щучина. Корпусные артполки из Шиманского леса позиций немецких батарей не достают, поэтому дивизионным артиллеристам двадцать седьмой помогают дивизионщики 8-й дивизии имени Дзержинского. Слава богу, узлы связи работают, связь есть, и есть какое-то взаимодействие. БОДО из Минска: запрашивают, кто отдал распоряжение на контрартподготовку в 03:05. Подписано Павловым. Владислав ответил, что приказал он, в соответствии с планом прикрытия границы, вскрытым в соответствующее время в присутствии начальника особого отдела. Из Минска сообщили, что к ним вылетел замкомандующего округом Болдин. Майор связался по другой линии с Гродно, с Карбышевым. До выступления Молотова оставалось три часа. Ответ пришел немедленно: задержать до 12:00 под любым предлогом. Из Москвы уже вылетела группа представителей Ставки Главнокомандующего, которую возглавляет Мехлис. Сядут в Минске в 11:00. В 10:20 начался налет немецкой авиации с южных направлений. Часть бомбардировщиков прорвалась к крепости, остальные бомбили Белосток. Зенитчики сбили два юнкерса-88, один из которых упал недалеко от южных ворот. Но первые бомбы разорвались совсем недалеко от первого форта. Одна бомба попала в ров. Ничего существенного налет не повредил, зато зенитчики потренировались в стрельбе по видимой цели. Пока стрелять по радару у них получается лучше, но в ту сторону он не смотрит. Увы! Радиометристы обещают, что в течение недели должна прийти вторая часть антенны, и тогда обзор станет круговым. Если придет, конечно.
Генерал Болдин до крепости добрался после 14:00. Уже было известно, что округом командует генерал-лейтенант Еременко, ЧВС назначен Мехлис, начальником штаба стал генерал-лейтенант Соколовский. Болдина в крепости ждало несколько особистов из Москвы, которые прилетели раньше его и, кстати, забрали и ленту с запросами из Минска за текущий день. Болдина арестовали возле упавшего «юнкерса». Он остановился возле него, чтобы сфотографироваться. Владу не удалось познакомиться с бывшим замкомом округа. Небольшие бои в районе досягаемости орудий МЛ-20 шли практически непрерывно, но было заметно, что Осовец – не первостепенная цель для немцев. Так, демонстрируют активность, но войска просто так в бой не бросают. Им пока на основных направлениях работы хватает.
К вечеру получил сообщение, что 6-й мехкорпус начал движение в направлении исходных для атаки на Сувалки через Августов. Спешат, товарищи начальники! Но делать нечего, связался со штабом фронта, доложил, что направляет на усиление ПВО мехкорпуса батарею 37-миллиметровых пушек и пять батарей противотанковых 57-миллиметровых пушек 6-й ПТБр. Штаб информацию подтвердил, но приказал одну батарею оставить в крепости, есть информация, что немцы крепостью займутся завтра. Затем последовала довольно пространная беседа о том, зачем ему нужны два полка корпусной артиллерии, не лучше ли их перебросить на помощь шестому мехкорпусу. Выяснив, что при любом раскладе к началу атаки полки не успеют, Соколовский дал отбой.
Первый день войны завершался, Владислав впервые за день поднялся из КП на улицу. Совсем не так он представлял себе этот день. Где-то на правом фланге слышны раскаты артиллерии, бой под Августовом идет с трех утра, не прекращаясь ни на минуту. А здесь – задворки истории! Лишь у складов легкая суматоха: грузят снаряды для артполков, которые опять меняют позиции и переходят на запасные. Где-то высоко в небе гудит самолет.
Постоял, покурил на улице. Папироса была горькой, в горле першило, и он вспомнил, что со вчерашнего дня не ел, только выхлебал невероятное количество чаю. Тут подошел начштаба Виктор Иванович Корзунов с просьбой подписать сводки: оперативную, по потерям и по расходу боеприпасов. Лишь взглянув на общий расход снарядов, он понял, что день был достаточно насыщенный, просто в тишине КП было не слышно, что крепость ведет бой. Ведь крепость – это не только сама цитадель, но и все войска, которые ее окружают. То, что в цитадели тихо, означает, что войска находятся на своих позициях и сбить их оттуда противнику не удалось. Затем раздался звонок сверху, часовой просит разрешения пропустить вниз Барбару. Она принесла поесть. Они по-прежнему живут в третьем форте, надо бы перебираться в первый всем семейством. Времени об этом подумать до сих пор не было. Спросил у начштаба.
– Да, конечно, квартира коменданта свободна. Мы все удивлялись, что вы в старшинской комнате до сих пор ютитесь.
– До войны не было времени даже подумать об этом. И потом, это была отличная вечерняя прогулка.
Вошла Барбара, сказала, что от стрельбы на кухне вылетело стекло и что она ждала-ждала его на обед и решила сама принести. У нее в обеих руках было по авоське с кастрюльками.
– Вообще-то здесь столовая есть, товарищ майор. Дальше по коридору и направо, – заметил Виктор Иванович. – Мы думали, что вы не хотите есть, вот и не приглашали.
Времени знакомиться с подземными коммуникациями первого форта у командовавшего крепостью десять дней Владислава тоже не было. В третьем форте на КП была столовая, но готовили там ужасно, поэтому он предпочитал обедать вместе с батареей наверху, а завтракать и ужинать дома. Как обстоят дела здесь, он не знал, но Виктор Иванович похвалил местную кухню, где командовала его жена. Каждый кулик свое болото хвалит.
– Что с задержанными в Белостоке и Слониме эшелонами, товарищ подполковник? Есть данные, когда они будут? Требуется довести снабжение до штатного. Если требуется, снимайте на разгрузку два батальона 151-го полка с участка у Овечек. Там тихо пока.
– Есть!
– И найдите вот этот вагон с антенной для радиолокатора и с кунгом. Добейтесь присвоения ему литера. У нас дыра в ПВО, он требуется немедленно. Найдите коменданта станции, надерите ему задницу так, чтобы свербело, пусть найдет груз.
– Вы бы поспали, Владислав Николаевич, вон там ваша комната отдыха. Если что, дежурный поднимет.
Барбара ушла организовывать переезд, а майор зашел в комнату отдыха. Полковник Дролин понимал толк в отдыхе! Широченная кровать, явно немецкая, дубовая, кухня, обставленная дубовой же мебелью прошлого века, ванна, похожая на небольшой бассейн. В финском холодильнике очень неплохой подбор различных напитков. В огромном шкафу висело несколько пижам и весьма пикантных женских комбинаций. Особенно майора поразили черный кожаный корсаж с затяжками и черные кожаные женские трусы с разрезом в интересном месте, плетка и наручники. Семейство полковника жило где-то под Киевом, а его частенько видели с шикарной женщиной из Белостока в ресторанах. Видимо, они бывали и не только там.
Пожав плечами, майор завалился на диван, бросив туда подушку и накрывшись пледом.
Через пару часов зазвонил телефон, дежурный доложил, что прибыло командование фронтом.
Быстренько сполоснув лицо, Влад вышел через двойную дверь на КП. Там суетился с заспанным лицом Виктор Иванович.
– Последние оперативные данные где?
– У вас справа в черной папке.
Влад подошел к своему креслу и пробежался глазами по сводкам: переброшен батальон на разгрузку, проведена смена батальонов в шести ОП на севере укрепрайона.
– Пошли наверх?
– Конечно!
Но было уже поздно, по коридору потерны шли люди, а дежурный по штабу открыл дверь для начальства.
– Товарищи командиры! – подал команду Влад и четко доложил: – Товарищ генерал-лейтенант! Гарнизон укрепленного района номер шестьдесят шесть в течение суток ведет оборонительные бои с частями 42-го и 20-го пехотных корпусов вермахта. На вверенном участке противнику не удалось перейти границу Союза Советских Социалистических Республик. Проведено восемнадцать контрартподготовок, отбито шесть наземных и две воздушные массированные атаки противника. Гарнизон понес умеренные потери, в основном на правом фланге, где противник непрерывно атакует позиции приданных 27-й и 2-й стрелковых дивизий, есть незначительные потери среди личного состава 92-го артиллерийско-пулеметного батальона, обороняющих опорные пункты Райгруды и Риджево. За последние три часа проведена смена войск на шести участках. Части отведены в тыл для пополнения и отдыха. Командир крепости Осовец и комендант УР-66 майор Преображенский.
– Хорошо устроились, майор! Во вверенных частях были? – грозно спросил Еременко.
– Нет, товарищ генерал. Связь работает хорошо, и я имею полную информацию из опорных пунктов. В основном руководил действиями двух полков корпусной артиллерии в Шиманском лесу, обеспечивая необходимую артиллерийскую поддержку приданным частям гарнизона, и обеспечивал полки данными для стрельбы, боеприпасами и топливом.
– Вот я и говорю: для кого война, а для кого мать родна.
Он разорялся еще минут двадцать, говоря о том, что благодаря таким горе-командирам враг до сих пор не разбит, что не проведено ни одной атаки противника, что пассивная оборона ведет к проигрышу сражения. А командир, не показывающий личного примера для подчиненных, это трус и ничтожество. За все, что майор сделал, и расстрелять мало! Жаль, что публичные порки кнутом запрещены. Он бы только этим и занимался, что порол бы трусов. Влад долго крепился, потом вынул из папки «Директиву № 1» и протянул ее генералу Еременко.
– Что ты мне протягиваешь?
– План действий по прикрытию государственной границы на участке УР-66. Там же план мобилизационных действий в этом районе. Он полностью выполнен. Предложение атаковать вчетверо более сильного противника, бросая в атаку один стрелковый корпус с усилением против двух армейских корпусов вермахта, каждый из которых в два раза больше приданного мне корпуса, означает поставить задачу по удержанию укрепрайона на грань срыва. Также считаю поставленную задачу атаковать Сувалки силами двух мехкорпусов преждевременной. Разрешите показать обстановку на участке обороны.
Судя по всему, Еременко не видел полной картины: он видел только то, что ему показали в штабе округа, куда эту информацию не передавали, и считал происходящее на границе «мелкими шуточками немцев». В Москве он не был, его высвистали из-под Смоленска, где он командовал армией, и сунули сюда. Павлова, начштаба округа, и Болдина уже арестовали, и дела он принял по тем картам, которые были в штабе округа. То есть пустым. А Владислав подвел его к настоящей поднятой карте. Генерал-лейтенант тихо присел на краешек стула. В этот момент дверь растворилась и на КП появился Карбышев, который сопровождал невысокого военного в кожаном реглане. Его лицо было знакомым, но Владислав никак не мог вспомнить ни его фамилию, ни имя-отчество. Затем Еременко назвал его:
– Вот, Лев Захарович, кажись, влипли мы по самое не хочу, – он рукой показал на карту, лежащую на столе.
– Я уже это видел, – ответил комиссар 1-го ранга. – Кофе есть? Сделайте кто-нибудь кофе, и покрепче. С ног валюсь.
– Может быть, покушать будете? – спросил подполковник Корзунов. И, услышав раздраженное «нет», выскочил из КП. Жена – повар, так что кофе найдется. Он вернулся через несколько минут и потихоньку прошел к столу.
Через некоторое время появилась увесистая тетка в накрахмаленном фартучке и кокошнике, с серебряным подносом в руках. Она неотрывно смотрела на Мехлиса. Еще бы! Какие люди и в наших гиблых местах! Ну и что, что подняли среди ночи и заставили варить кофе. Сам кремлежитель!
А Карбышев докладывал обстановку новому комфронта. Он тоже считал атаку Сувалок преждевременной.
– Противник должен дойти до Алитуса или Друскининкая, упереться во взорванные мосты и подтянуть туда артиллерию и инженерные части, сконцентрированные на Сувалкинском выступе. Лишь после этого следует его атаковать, а сейчас требуется изматывать противника и обескровливать его части.
Тем не менее Еременко переспросил, как Карбышев оценивает действия майора Преображенского и всей группировки Осовецкого УРа. Не кажется ли генералу, что оборона слишком пассивна.
– Нет, войска своевременно перебрасываются и усиливаются в необходимых местах. Пассивность проявляет лишь командир 1-го стрелкового корпуса, который фактически самоустранился от командования. Связи с ним нет, прислал донесение самолетом из Визна, что в Ломже диверсанты вывели из строя узел связи, кругом парашютисты, и что он отошел в Визна.
– А что он делает в Визна? – спросил Мехлис.
– Там у него квартира, – ответил Влад. – Он с тридцать девятого года живет там.
– Что в Ломже? Там стратегический мост! – спросил Еременко.
– По донесениям командира 57-го отдельного саперного батальона капитана Швецова, там находится 4-я рота его батальона. Мост подготовлен к взрыву и обороняется силами этой роты. Связь действительно неоднократно прерывалась. Мною отдано распоряжение в 6-ю кавдивизию направить в Ломже эскадрон с бронемашинами. Распоряжение выполнено вчера в 16:00. После этого связь больше не прерывалась, – ответил Владислав и показал записи в журнале боевых действий.
– Но, товарищ инженер-генерал, вы так и не дали оценки действиям командира и коменданта района, – заметил Мехлис.
– То, что на его участке противник и головы поднять не может, говорит само за себя. Вот приказ по ГВИУ, заверенный подписью Главнокомандующего. Командиром крепости и комендантом укрепрайона номер шестьдесят шесть назначен майор Преображенский. Поводов для его снятия у меня нет. Район находится в стадии строительства и формирования и по-прежнему в прямом моем подчинении. Армии и фронту он не передавался. Командир на своем месте и хорошо исполняет свои обязанности.
– Но получается так, что майору подчиняются несколько генералов, товарищ инженер-генерал. Он командует стрелковым корпусом с усилением, – заметил Еременко.
– Оборона корпуса завязана на укрепрайон. Майор Преображенский – отличный артиллерист и инженер, прекрасно знает сильные и слабые стороны этого участка обороны. Исполнителен, хладнокровен и точен. Вверенные ему войска уверенно держат оборону на этом участке. Еще раз повторяю, что не вижу надобности что-либо менять в УР-66.
– Ну, хорошо, Дмитрий Михайлович. Товарищ Сталин предупреждал меня, что сейчас вы фактически руководите обороной этого участка. Что считаете необходимым сделать, чтобы ситуация не ухудшилась? – Мехлис решил встать на сторону человека, о котором ему говорил Сталин.
Еременко, с его растерянностью в первые минуты появления Мехлиса на КП, не слишком понравился. Слишком многих вчера поразила паника. Слишком многие на поверку оказались вовсе не такими боевыми и преданными, как того требовали обстоятельства. Майор вел себя уверенно и понимал место командира в бою. Он впитывал в себя сообщения со средств связи, проверял их и выдавал решение. Продуманное и точное. На исполнение которого требовался минимум сил и средств. Это, наверное, и есть талант командира. А одинокая медаль «За отвагу» говорила о том, что оная отвага у него присутствует.
– За что получили? – спросил комиссар Мехлис у Влада.
– За бои у озера Хасан.
Мехлис тряхнул кудрями. Потянулся к кофейнику и разжег спиртовку под ним.
– А удобно тут у вас!
– Строилось с учетом возможных артобстрелов еще при Александрах Втором и Третьем и позже, перед той войной. Царские генералы комфорт ценили, – ответил Карбышев.
– Может быть, здесь расположить КП фронта? – спросил оценивший помещение Еременко.
– Нет никакого смысла подтягивать сюда управление фронтом. Здесь достаточно командиров. Необходимо принимать войска второго эшелона и накапливать силы для ответных действий. Это удобнее делать в Минске. А мы, командиры трех крепостей, будем изматывать противника здесь. Держится Гродно, стоит Осовец, и Брест качественно поддерживает 4-ю армию. Крепости, конечно, старые, отремонтировать их до конца не удалось, но пока они держатся, будет держаться весь фронт, – ответил Карбышев, спрашивая разрешения присесть и закурить.
– Да-да, конечно. Кофе?
– Не откажусь!
Владислав, понявший, что разбор прыжков в сторону закончен, заглянул в холодильник на кухне и принес запотевшую бутылку «Московской». Судя по всему, вовремя, у генералов во рту пересохло от споров. Множества похвал удостоилось домашнее сало. Затем прошли в столовую, и… Наверное, это был ужин.
Слегка осоловевший Еременко поинтересовался именем-отчеством и записал его в блокнот. Так сказать, контакт налажен. Через час машины с начальством в сопровождении бронетехники двинулись наводить порядок в других местах. Первые сутки войны закончились. «Интересно, столько таких еще предстоит?» – подумал майор, глядя на узкие щелки красного света отъезжающей техники.
А где-то, довольно далеко от крепости, ездовые нахлестывали лошадей, матеря командование, которое приказало возвращаться туда, откуда только что уехали. Надрывались моторы ГАЗов, волоча за собой обратно противотанковые пушки. Чахлый пятидесятисильный мотор с трудом справлялся с довольно тяжелым орудием на подъемах. Заряжающие налегали на тормоза на спусках, едва держась на подпрыгивающем, жестко подвешенном станке. Командиры недоумевали, зачем понадобился этот бестолковый марш туда-обратно.
К утру батареи прибыли на место. Там их посетил виновник ночной кавалькады майор Преображенский. Что он мог им сказать? Изменились обстоятельства, данные разведки показывают непосредственную угрозу укрепрайону. Он не мог сказать им, что командующий фронтом просто не подумал о том, что он делает. Но вернулись они вовремя! Утром начались атаки на единственном танкоопасном направлении в районе Козловки. По всей видимости, противник знал, что батареи сняли, потому что проскочил на большой скорости сектор обстрела трех артиллерийских дотов, потеряв на этом рубеже несколько танков. Его пехоту отсекла и положила мордой в землю пехота и фланкирующие доты, и танки противника развернулись, чтобы расправиться с их охранением, и подставили борта шести орудиям первой батареи.
– Батарея! Огонь! – прокричал комбат Новосельцев.
Раздался залп, и три танка выбросили жирный огонь из двигателей, а еще два просто остановились. Еще два залпа – и все танки противника зачадили горящим синтетическим бензином. Владислав осмотрел подбитые танки после боя. Все они были пробиты насквозь, как картон. Но большинство экипажей приходилось добивать уже на земле. Лишь несколько человек были убиты внутри машин. Бронебойные снаряды были избыточны для стрельбы по этим танкам. Но тут опять начался налет немецкой артиллерии, пришлось уходить в ходы сообщения, а оттуда довольно долго добираться до «козлика», стоящего в километре от места боя. Артиллеристы-противотанкисты меняли позицию, перекатывая пушки по противному рассыпчатому песку в сосновом лесу. При виде того, как упираются красноармейцы, Владу хотелось помочь им толкать тяжелые орудия.
«Сорокапятки были бы удобнее для такого боя и против таких танков», – подумал он, садясь в свой «газон».
– Домой, поехали!
Из леска выскочил Ба-10, занял позицию впереди, сзади пристроился еще один. Каждый выезд начальников обходился в бешеное количество бензина, но тот пока был.