Глава 4 Мэсэн

Через несколько минут после того, как мы покинули пещеру, Бурухи обратил мое внимание на высокое дерево с толстым угольно-черным стволом, ровным, как мраморная колонна. Верхушка дерева венчалась ярко-алой кроной, среди листьев виднелись крупные оранжевые плоды.

– Это утуутма – или просто тутма[21], как говорят местные жители. У нее очень вкусные плоды. Попробуй, не пожалеешь!

– И как, интересно, я их достану? – жалобно спросил я. – Думаешь, я тоже умею летать?

– Хочешь сказать, ты не залезешь на это дерево? Экий ты беспомощный, – удивилась птица. – Ладно уж, я тебе помогу.

– Что бы я без тебя делал! – прочувствованно сказал я.

– Без меня ты бы пропал, – совершенно серьезно ответил мой временный ангел-хранитель.

Через несколько секунд птица положила в мои протянутые руки гладкий оранжевый шар. Он оказался еще больше, чем я думал: едва поместился в пригоршне. Тонкая кожица лопнула, обнажая сочную мякоть угольно-черного цвета. Несмотря на смутивший меня черный цвет, вкус плода тутмы оказался совершенно неописуемым: немного похоже на очень спелую хурму, но гораздо круче.

Я не дурак пожрать, но с трудом одолел сие чудо природы. Потом благодушно улыбнулся: теперь, на сытый желудок, я был вполне способен оценить неописуемую свежесть воздуха и удивительную красоту окружавшего меня леса – не слишком густого, а посему залитого разноцветным светом трех неярких, но теплых солнышек. Почва под моими ногами была не просто темной, а черной, как тушь, а небо над головой – ярко-бирюзовым. Теперь, когда я кое-как справился с истерическим желанием отменить навязанную мне реальность и никогда о ней не вспоминать, я не мог не признать, что попал в восхитительное место.

– Если разобраться, мне еще крупно повезло, – задумчиво сказал я птице. – Меня вполне могло бы занести в какое-нибудь пекло – с моим-то сомнительным везением! А этот ваш Мир – вполне приличное местечко… Как он называется, кстати? Урги мне сказали, но я забыл.

– Хомана, – важно сообщил Бурухи. – Это не просто «приличное местечко», а совершеннейший из населенных Миров, уж ты мне поверь!

– Ну, если учесть, что в этом мире есть такие замечательные существа, как ты… Будем считать, что он и правда «совершеннейший».

Я решил, что к Бурухи следует усиленно подлизываться. Во-первых, эта удивительная птица знала множество полезных и интересных вещей – этакий специальный летающий путеводитель для новичков. Во-вторых, жизнь показала, что я не способен добывать себе пищу в этом лесу. Если очень припечет, я смогу залезть на какую-нибудь ветвистую яблоню, но высоченные гладкие стволы местных деревьев лишали меня уверенности в завтрашнем дне. И самое главное: присутствие этого доброжелательного существа возвращало мне душевное равновесие.

– Спасибо, – вежливо сказал Бурухи. – Урги тоже иногда меня хвалят. А от людей обычно не дождешься.

– Кстати, о твоих приятелях Ургах, – вздохнул я. – Они сказали, что мне следует отправиться туда, где живут эти, как их там… – я наморщил лоб и старательно, по слогам выговорил: – Ву-рунд-шунд-ба! Но они не указали мне направление. Ты тоже не знаешь, в какую сторону я должен идти?

– Не знаю, – призналась птица. – Я умею летать, поэтому меня никогда не интересовали пути, проложенные по земле. Но это не беда: если ты действительно хочешь найти Вурундшундба, ты непременно их найдешь! Что-нибудь случится: или ты сам найдешь нужную тропу, или, по крайней мере, встретишь того, кто знает дорогу.

– Урги тоже так говорили, – хмуро сказал я. – Если честно, я бы предпочел более традиционный способ вести поиски. Ладно, скажи хоть, в какую сторону следует идти, чтобы не вернуться в Альтаон?

– Сейчас ты от него удаляешься, – сообщил Бурухи. – Так что можешь смело идти вперед.

И я смело пошел вперед – а что мне еще оставалось? Бурухи удобно устроился на моем плече, заявив, что нет дураков крыльями махать, когда можно прокатиться на таком покладистом человеке. Я не возражал, разумеется. Меня преследовало ощущение, что я стал похож на пирата – в экзотическом костюме из сундуков Таонкрахта, да еще и с таким пернатым другом на плече.

* * *

Через несколько часов мои ноги начали умолять меня дать им небольшую передышку. Я не возражал – что ж я, зверь какой? Уселся на густую желто-зеленую траву, вытянул свои многострадальные конечности – иногда выясняется, что человеку нужно совсем мало, чтобы стать счастливым.

– Тебе повезло, – неожиданно сказала птица. – Сюда едет Мэсэн. Я только что видел его сверху. Ты тоже скоро увидишь: он за теми деревьями и через несколько минут будет здесь.

– А кто это – Мэсэн?

– Как тебе сказать. Он – лесной житель, вольный человек. Таких людей в наших местах раз-два – и обчелся. Если сможешь с ним поладить, поедешь дальше с комфортом. У Мэсэна есть телега!

– Усраться можно, как круто! – от души рассмеялся я.

Бурухи несколько секунд глядел на меня круглыми блестящими глазами, а потом отвернулся. Мне показалось, что он на меня дуется.

– Эй, я не хотел тебя обидеть, – примирительно сказал я. – Я все время ржу по пустякам, не обращай внимания.

– А ты меня не обидел, – невозмутимо откликнулся Бурухи. – Смейся сколько хочешь, не в этом дело. Просто мне уже давно пора лететь обратно. Я все думал, что надо бы сказать тебе, что дальше ты должен идти один.

– Ой, а вот это действительно паршиво!

От моего хорошего настроения камня на камне не осталось. Без особой надежды я спросил:

– А тебе обязательно улетать?

– Обязательно. Я – не какой-нибудь бродяга. Мое гнездо не может пустовать вечно! Я знал, что ты огорчишься, поэтому все откладывал прощание. Тебе сейчас будет очень трудно: ты – неопытный путешественник. Так что попробуй поладить с Мэсэном. Он хороший спутник. Сильный и сведущий. Возможно, он даже покажет тебе Быструю Тропу[22] – именно то, что тебе нужно.

– А что это такое – Быстрая Тропа? – спросил я. – Ург, который провожал меня, тоже что-то такое говорил. Дескать, под землей нет Быстрых Троп…

– Конечно, нет, – подтвердил Бурухи. – Где это видано, чтобы под землей были Быстрые Тропы?!

– Но что это такое?

– Есть разные дороги. Обыкновенные, вроде той, по которой ты сейчас шел. С ними все просто: всегда заранее знаешь, сколько времени отнимет у тебя путешествие в то или иное место, и все зависит только от крепости твоих ног. Есть дороги, по которым можно идти всю жизнь и никуда не прийти – моли свою судьбу, чтобы она уберегла тебя от такой участи! И есть Быстрые Тропы. Если ты пойдешь по такой тропе, тебе будет казаться, что ты идешь по самой обыкновенной дороге. Но через несколько дней ты можешь оказаться там, куда мне не долететь, и даже всадник на хорошем коне будет добираться до следующего года. Когда идешь по Быстрой Тропе, самое далекое путешествие становится коротким.

– Ничего себе! – я озадаченно покачал головой. – Полезная штука!

– Да – для тех, кто ходит по земле, – равнодушно согласилась птица. – До свидания, Ронхул. Не грусти, я не улечу, пока не уверюсь, что с тобой все в порядке. Посмотрю, поладишь ли ты с Мэсэном, – с верхушки вон того дерева. Все-таки он охотник, а птичье мясо считается деликатесом у некоторых неразумных людей.

– Хочешь сказать, что таких птиц, как ты, едят? – ужаснулся я. – Как это может быть? Ты же умнее, чем люди!

– Скорее уж люди глупее, чем я. В том-то и проблема, – печально сказал Бурухи. – Поди объясни дураку.

Потом мой пернатый приятель проворно замахал крыльями и скрылся в пестрой мешанине алой, черной и темно-зеленой листвы. А через несколько секунд из-за деревьев наконец-то показался обещанный Мэсэн.

Он действительно ехал на телеге. В телегу было запряжено удивительное животное: огромное толстое существо жизнерадостно розового цвета. Впрочем, мать-природа потрудилась расчертить эту тушу черными тигровыми полосами. Про себя я сразу окрестил его «свинозайцем»[23]: розовое тело зверя было вполне поросячьим, крошечные тусклые бусинки глаз довершали сходство, но кроме этого сие чудесное создание было украшено ушами Микки-Мауса и наделено двумя огромными передними зубами, которым мог бы позавидовать любой грызун. Думаю, каждый зуб был размером с мою ладонь, а то и больше.

Меня так потряс представитель местной фауны, что я не сразу обратил внимание на его владельца. Я вспомнил о Мэсэне только после того, как он сам подал голос.

– Ты кто? – весело спросил он. – Разбойник небось? Что-то твоя рожа мне незнакома…

– Никакой я не разбойник, – возмутился я. – Еще чего не хватало!

– Да вот и я гляжу – не похож ты что-то на разбойника, – неожиданно согласился он. Издал какой-то невероятный звук – местный вариант «тпр-р-ру». «Свинозаяц» послушно остановился, его хозяин ловко выпрыгнул из телеги и уставился на меня.

Я ответил ему полной взаимностью: во все глаза пялился на своего нового знакомого. Высокий, немного сутулый, крепкий и жилистый, одетый в широкие кожаные штаны, стоптанные сапоги с короткими рыжими голенищами и лохматый меховой жилет прямо на голое тело – вот уж у кого был самый что ни на есть разбойничий вид! – с хитрющей загорелой рожей, обрамленной копной спутанных кудрявых волос, и внимательными узкими зеленоватыми глазами – он мне скорее понравился, чем нет.

– Так кто ты все-таки? – наконец спросил Мэсэн. – Ты ведь не один из альганцев. Ты на них не похож, хотя одет, как сам Таонкрахт. А может, ты – его незаконный сын? – Он тихонько захихикал, тут же осекся и испытующе уставился на меня – а ну как я обиделся?

– Меня зовут Ронхул, если это тебе интересно, – я пожал плечами. – Я не альганец и уж тем более не сын Таонкрахта.

– Вот и хорошо, – обрадовался Мэсэн. – Не люблю я их племя! А где ты разжился Таонкрахтовым шмотьем? В этих местах никто, кроме него, не одевается в белое и уж тем более в сиреневое. Рандан Таонкрахт издал закон, в котором говорится, что это его цвета, а всем прочим запрещено их носить – под страхом вечной цакки… И почему ты бродишь по лесу, да еще и в одиночестве? Ищешь клад? Я могу помочь. Я в этих лесах все знаю.

– Я действительно кое-что ищу, но не клад. Я ищу дорогу к людям Вурундшундба. Слышал о таких? Может быть, ты мне поможешь, если уж ты все знаешь? – Я понятия не имел, как мне вести себя с этим странным человеком, и поэтому решил использовать свое единственное смертельное оружие: убойную искренность в больших дозах.

– Ничего себе! – присвистнул мой новый знакомый. – А на кой они тебе сдались, эти ведьмаки? Ты хоть знаешь, кто они такие?!

– Понятия не имею, – искренне сказал я. – Но Урги сказали мне, что…

– Ты видел Ургов? И говорил с ними? – недоверчиво спросил он. – Как это может быть? Не завирайся!

– Делать мне больше нечего. Ну, говорил я с ними, не далее как этой ночью – и что с того?

– А какие они? – В его голосе звучало опасливое любопытство, которое оказалось сильнее недоверия.

– Большие, в два человеческих роста, если не больше. Курносые, круглоглазые, светятся в темноте. Они живут под землей и не могут оттуда выйти, поскольку на поверхности их настигнет старость, от которой они когда-то убежали. И вообще странные типы: не то люди, не то привидения – невесть что, – сообщил я, не слишком надеясь, что Мэсэн мне поверит.

Но он поверил.

– Высокие, говоришь? Светятся? Слушай, а ведь мне один послушник Сох то же самое твердил. Мальчик заблудился в лесу, когда его послали испытывать удачу, а я нашел его на болоте, накормил и проводил до опушки леса, так что, можно сказать, его удача действительно велика… А как ты к ним попал? – нетерпеливо спросил он.

– Они сами за мной пришли.

– Куда это они за тобой пришли?

– В гробницу Таонкрахта, – честно сказал я.

– Так ты – призрак его предка? – опешил он.

– Нет, – улыбнулся я, – не призрак. Всего-навсего демон, которого он вызвал. При этом Таонкрахт чего-то напутал в заклинаниях, так что теперь я пытаюсь найти того, кто поможет мне сделать отсюда ноги. Урги сказали, что Вурундшундба знают, что делать с такими, как я.

– Так ты и есть тот самый демон, о котором судачат птицы Бэ по всему Альгану? Я-то думал, что это враки: Таонкрахт вечно что-то выдумывает, чтобы его боялись еще больше.

– Похоже на него, – улыбнулся я. – Тем не менее ты-то его вроде не боишься.

– Я никого не боюсь, – просто сказал Мэсэн. – Я умею хорошо делать две вещи: драться и прятаться. Поэтому мне никто не страшен. Я даже вас, демонов, не боюсь! Ты, например, совсем не страшный.

– Да, к сожалению, – усмехнулся я. – Но может быть, ты все-таки покажешь мне дорогу? Одна птица сказала, что ты знаешь какой-то «быстрый путь»…

– Быструю Тропу, – поправил он. И ворчливо добавил: – Эти птицы вечно метут, что попало!

– Так ты можешь показать мне эту самую тропу или нет? – нетерпеливо спросил я.

– Поехали со мной, – решил он. – Я накормлю тебя ужином, у меня много еды. А за это ты расскажешь мне, каково оно – быть демоном? И про Таонкрахта расскажешь: давненько я о нем ничего новенького не слышал! А потом мы поищем твою Тропу. Я не знаю, где она находится, но я знаю, как искать. Может, и найдем… Ничего, со мной не пропадешь, Ронхул!

Мне очень хотелось ему верить. Не пропасть – это именно то, что мне требовалось.

Я поднял голову – туда, где в гуще листвы затаился мой пернатый друг по имени Бурухи. Следовало сказать ему спасибо и попрощаться: кажется, с Мэсэном мы вполне поладили, так что мой опекун мог спокойно отправляться домой. Но, памятуя о том, что местные жители любят лакомиться птичьим мясом, я не стал орать вслух какое-нибудь дурацкое «до свидания». Я очень надеялся, что мудрая птица без всяких слов почувствует, как я ей благодарен.

* * *

– Скажи, пожалуйста, а «Мэсэн» – это имя или звание? – вежливо осведомился я, устраиваясь в телеге. «Свинозаяц» тут же зашагал вперед. Для существа такой комплекции он оказался вполне проворным, но, думаю, пешком у нас получилось бы быстрее…

– Мэсэн – это я! – гордо ответил мой новый знакомый. – Зачем мне еще какое-то имя или звание?

– Я хотел спросить: а что это значит? Кто ты? Чем ты занимаешься? Ты не похож ни на Таонкрахта, ни на его слуг.

– Спасибо на добром слове, – ухмыльнулся Мэсэн. – Еще чего не хватало! Я – не альганец, но я – вольный человек. Я живу в своем собственном доме в лесу и делаю, что хочу, а не то, что мне прикажут. Я поставляю дерьмоедов во все окрестные замки! – последнюю фразу он произнес так гордо, словно сообщал мне по секрету, что является советником какого-нибудь местного президента, как минимум.

Я не удержался от смешка.

– Что ты им поставляешь?

– Не «что», а «кого»! Я же сказал – дерьмоедов! Без меня все эти важные господа давно бы пропали. Я ловлю грэу и бэу на болоте, здесь, неподалеку. Из них получаются хорошие дерьмоеды: эти твари прожорливы и им совершенно все равно, что именно жрать. При этом сами они не гадят, только жиреют и растут… Знаешь что, Ронхул? Я возьму тебя на охоту, завтра же. Посмотришь, как я их ловлю. Получишь удовольствие! А потом поищем твою Быструю Тропу. Идет?

– Идет, – растерянно согласился я. И осторожно спросил: – Слушай, я так и не понял: что за дерьмоеды такие? Зачем они нужны?

Мэсэн заразительно расхохотался.

«Зачем они нужны» – это надо же! Экий ты непонятливый, Ронхул! А еще демон. Чтобы жрать дерьмо, разумеется. Должен же его кто-то жрать.

– Вот этого я и не понимаю. Почему кто-то обязательно должен жрать дерьмо?

– Ну а куда его девать? – удивился Мэсэн.

– Как это – куда? – Несколько секунд я хлопал глазами, а потом прочитал своему новому приятелю краткую, но емкую лекцию о канализациях. Мое выступление привело его в замешательство.

– Ты что?! – наконец вымолвил он. – Ну, сказанул! Как это можно – зарывать дерьмо в землю? Там же Урги живут! А они не любят чужое дерьмо. Это ведь Урги приказали, чтобы дерьмо никогда не лежало ни на поверхности земли, ни на дне водоемов, ни даже в болотах. А Сох за этим очень строго присматривают. Они вообще-то мужики не злые, но за такое убивают на месте.

– Что, Сох не разрешают людям ходить в туалет?

– Да нет, почему же. Разрешают. Это ведь такое дело, что не запретишь… Они только следят, чтобы дерьмо не оскверняло землю. В свой горшок каждый может делать, что душе угодно. Но потом будь добр, скорми это своему дерьмоеду, и чтобы ни крошки не упало на землю… Зато по малой нужде можешь ходить где хочешь.

– Так демократично! – расхохотался я. – Ну и проблемы у вас, ребята! Я-то думал, что эти Сох – крутые колдуны, а они – просто смотрят, кто куда гадит.

– Зря ты так, Ронхул. Они очень могущественные, – строго сказал Мэсэн. – Не гневи судьбу, а не то нарвешься на Хинфу ночной порой.

– А я уже однажды нарвался, – гордо сказал я.

– И что? – обалдел Мэсэн.

– А ничего особенного. Он умер.

На его лице появилось выражение откровенного недоверия. Я пожал плечами.

– Спроси у кого-нибудь из таонкрахтовой дворни, когда привезешь им очередную партию дерьмоедов.

– Ну да, ты же демон… – теперь Мэсэн смотрел на меня с явным опасением.

– Между прочим, я его не убивал, – честно сказал я. – Я просто спал. А вот он пытался меня убить. Что ему удалось, так это разбудить меня, а потом тихо скончаться в изголовье моей постели.

– Ну, дела! – растерянно сказал Мэсэн. Мне показалось, что он ужасно не хочет мне верить, но у него ничего не получается. – Выходит, с тобой лучше не ссориться, – решил он. – Ну да я и не собирался.

– Вот и хорошо, – улыбнулся я, – не люблю ссориться.

– Ну, это смотря с кем, – ухмыльнулся Мэсэн. – Вот с нашими разбойниками ссориться – одно удовольствие! Они совсем не умеют драться.

– Как же так? – удивился я. – Они же разбойники. Драка – это же их хлеб!

– Да какое там. Они просто беглые слуги альганцев. Ты же видел небось, какие у них слуги, – снисходительно сказал он. – А у этих хватило ума дать деру. Одним приспичило носить белую одежду, другие проворовались на кухне и испугались, что их посадят в цакку, третьим просто стало скучно сидеть за оградой. А в лесу им хорошо. Здесь даже последний болван прокормится. Болотная умала растет круглый год – хоть и мелкая, да вкусная. И стада литя[24] повсюду бродят, а такого неуклюжего зверя даже безрукий подстрелит. И ни одного альганца – чем не житуха!

– А что, разве их не ловят, этих разбойников?

– Да кому они нужны! Их бывшим хозяевам плевать, сколько никчемных болванов бродит по замку: несколько сотен или несколько сотен без одного десятка… Зря они так, конечно. Переловили бы своих красавцев – житья от них нет!

– Понятно, – кивнул я. – А чего ты с ними не поделил?

– Так у них же почти нет дерьмоедов, – он хлопнул рукой по колену и расхохотался. – Только в одной банде и есть: они его как-то с собой со двора сманили, молодцы! Крутые ребята: все в сиреневом – Таонкрахт бы их голыми руками задушил, если бы увидел. А остальным приходится складывать свое дерьмо в мешки и таскать за собой до лучших времен. Поначалу они пробовали гадить где попало, но после того как в лес пришли Хинфа и извели несколько десятков немытых засранцев, до всех дошло, что с такими вещами лучше не шутить… А у меня дерьмоедов полным-полно: я же их ловлю. Вот они губу и раскатали. Все время пытаются стащить хоть одного плохонького грэу: ловить-то их эти болваны не умеют, для охоты особая смекалка нужна. А я решил, что бесплатно у меня никто ничего не получит!

Я озадаченно покачал головой. Вся эта история с дерьмоедами совершенно не укладывалась в рамки моих представлений о человеческой жизни. Да уж, ну и проблемы у некоторых.

– А вот сейчас и посмотришь, как я развлекаюсь, – весело сказал Мэсэн. – Везучий ты, однако, Ронхул!

– Что ты имеешь в виду? – переполошился я.

– Вон там в кустах – засада, – жизнерадостно объяснил Мэсэн. – Эти дурни думают, что они хорошо спрятались!

Про себя я подумал, что дурни спрятались неплохо: лично я до сих пор никого не заметил. Свист летящего дротика тут же положил конец моим сомнениям. Впрочем, немудреное метательное оружие вонзилось в землю в нескольких шагах от телеги.

– Ничего не умеют, косорукие! Ну сейчас мы им зададим жару! Йох! Унлах! – Мэсэн одним молниеносным движением распряг своего «свинозайца».

– Чужие! – повелительно сказал он, указывая на густые заросли кустов впереди.

Огромный неповоротливый зверь перешел на какой-то неописуемый галоп. Через несколько секунд он вломился в кустарник. Оттуда немедленно раздались отчаянные вопли. Мэсэн ухмыльнулся, спрыгнул с телеги и устремился вслед за своим домашним любимцем, устрашающе размахивая здоровенной дубиной – я так и не заметил, как она оказалась в его руках. Не успел я и глазом моргнуть, а он уже вытаскивал из кустов двух отчаянно сопротивляющихся и громко визжащих типов, пестрые лохмотья которых были до боли похожи на сомнительные наряды таонкрахтовых слуг. Одного Мэсэн сразу же огрел своей кошмарной дубиной, другой, голову которого украшал не то шлем, не то причудливой формы ночной горшок, как-то умудрился вырваться и даже пробежал несколько шагов. Мэсэн настиг его одним прыжком и со всего размаха опустил свое грозное оружие на причудливый головной убор. Парень хлопнулся на землю, продолжая вопить и ругаться – тут ему явно не хватало интеллекта: до меня долетало исключительно слово «жопа» в самых разных падежах. Из кустов тем временем выскочили еще несколько разбойников. Я сразу заметил, что среди них была женщина – высокая, очень худая, что-то без умолку верещащая. Она показалась мне самой бесстрашной – или самой невменяемой – из них, поскольку сразу поперла на Мэсэна, кидая в него дротики, пучок которых сжимала в одной руке. Самое удивительное, что она умудрилась промахнуться даже с расстояния двух шагов! Дело кончилось тем, что Мэсэн огрел ее дубиной – мне показалось, что вполсилы: она бухнулась на землю, но явно не слишком пострадала. Последним из кустов вышел «свинозаяц». К моему безмерному ужасу, он вяло жевал окровавленный продолговатый предмет, который оказался человеческой рукой. Зверь огляделся по сторонам и направился к лежащим на земле людям. Он с явным удовольствием прошелся по телу отчаянно визжащей женщины, она задергалась и затихла – не то умерла, не то просто потеряла сознание. Остальные разбойники окончательно запаниковали и бросились в бегство. Кошмарный «свинозаяц» тем временем с наслаждением топтал еще одно лежащее на земле тело. Парень с горшком на голове отчаянно пытался подняться на ноги. Мэсэн неожиданно проникся к нему сочувствием: легко, как ребенка, поднял за шиворот, одним проворным движением обшарил его карманы, ничего там не нашел и укоризненно покачал головой, потом извлек из-за пояса своей жертвы связку дротиков, небрежным, но удивительно ловким движением зашвырнул их в телегу – дротики шмякнулись в нескольких сантиметрах от моей левой ступни. Закончив обыск, Мэсэн поставил парня на ноги и легонько подтолкнул в спину.

– Беги, дурак, а то умрешь! – с заметным сочувствием сказал он.

Горемычный разбойник старательно выполнил его инструкцию: на полусогнутых ногах припустил вслед за своими товарищами. Мэсэн одобрительно кивнул и лениво позвал свое ручное чудовище.

– Все, Куптик, иди сюда. Успокойся, чужие ушли.

Зверь тут же послушно прекратил топтать кровавую массу, в которую превратилось тело незадачливого разбойника, подошел к хозяину и подставил ему свою ушастую голову, требуя заслуженной ласки.

– Ты мой умник, – Мэсэн почесал его за ухом. – Молодец, хорошо поработал.

– Да уж, – растерянно подтвердил я.

– Ну как, тебе понравилось, Ронхул? – Мэсэн лукаво щурился, трепал по щетинистому загривку свою боевую скотину.

– На их месте я бы обходил тебя стороной, – признал я. – Или эти еще не знали, кто ты такой?

– Да знали они, знали, – отмахнулся он. – Просто эти дурачки тут же забывают, что с ними случилось. Уверен, уже завтра они будут гадать: куда подевались их дружки, а послезавтра даже не вспомнят, что те когда-то были рядом…

– Что, правда забывают? – изумился я.

– А то! С другой стороны, если бы они все помнили, их жизнь была бы совсем хреновой, – рассудительно заметил Мэсэн.

Он подошел к затоптанной женщине, деловито обшарил ее неподвижное тело, изъял еще одну связку дротиков и большой нож топорной работы.

– В хозяйстве пригодится, – пояснил он. И добавил, возвращаясь к только что прерванному разговору: – Когда у тебя такая хреновая жизнь, лучше забывать как можно больше.

– Тебе их жаль? – спросил я. – Тогда зачем ты так круто с ними обошелся?

– Докучают, – коротко объяснил он. Немного подумал и решительно сказал: – Нет, Ронхул, мне их не жаль. Еще чего не хватало! Просто я рад, что сам таким не родился. Сколько живу на свете, столько радуюсь. Моя мать была из касты Ханара, а отец… кто его знает! Мать говорила, что какой-то шархи из Клохда. Думаю, так оно и было. Повезло дуре. Ну а мне-то как повезло!

Я не стал углубляться в дебри незнакомых терминов: если честно, мне было глубоко плевать и на генеалогическое древо своего нового приятеля, и на всякие там невразумительные «шархи», «клохды» и «ханары». Кровавая мазня на темной траве не давала мне сосредоточиться на процессе познания. Впрочем, Мэсэн мне по-прежнему вполне нравился, а расправа с несчастными разбойниками внушала уверенность, что этот дядя вполне способен оградить меня от всех неприятностей, которые ждут одинокого путника в незнакомых лесах. Больше мне ничего и не требовалось, кроме разве вот загадочной Быстрой Тропы, которую он обещал для меня поискать.

Мэсэн неторопливо запряг свое кровожадное чудовище в телегу. Я внутренне содрогнулся оттого, что был вынужден находиться в непосредственной близости от этого плотоядного бегемота с обманчивой внешностью плюшевой игрушки, но взял себя в руки и сделал вид, что мне абсолютно по фигу, кто там тянет эту телегу, лишь бы пешком не ходить. Мэсэн, к счастью, не заметил моей внутренней борьбы, уселся рядом, ободряюще похлопал кошмарное создание местной природы по жирной заднице, и мы отправились дальше.

* * *

Приближался вечер, в лесу быстро сгущались сумерки. Почва становилась все более топкой, колеса телеги то и дело увязали, и «свинозайцу» приходилось прилагать ощутимые усилия, чтобы тащить ее дальше. Я отметил, что здесь нет ни мух, ни комаров, ни их эквивалентов, и это был приятный сюрприз. Вскоре мы подъехали к высокой ограде, сплетенной из тонких древесных стволов. Впрочем, сооружение производило впечатление прочного и вполне надежного.

– Приехали, – объявил Мэсэн. – Это мой дом, Ронхул. Сейчас повеселимся!

– Что, еще одна засада? – понимающе спросил я. – Опять разбойники?

– Да нет, какая там засада! Жрать будем. Не знаю, как ты, а я проголодался.

Двор за забором оказался просторным и порядком запущенным: то тут, то там росли пучки странной изжелта-бледной травы, повсюду валялись обрывки веревок и старые тряпки, под высоким кривым деревом, усеянным огромными белыми цветами, стояли латаные сапоги.

Рядом с сапогами топталось совершенно голое, невероятно уродливое существо, отдаленно напоминающее человека. У него была темная кожа цвета хаки, гладкая и блестящая, словно ее смазали маслом. Тело казалось невысоким, но очень массивным, с широченной грудной клеткой, руки существа почти достигали земли, а ноги были непропорционально короткими, толстыми и кривыми, совсем как у полоумного Таонкрахтова скотника. Лицо существа даже нельзя было назвать топорной работой: топор – слишком ювелирный инструмент для такой работы! Скорее уж тут поработал экскаватор: выкопал две ямы для глаз, еще одну – для рта, а излишки ссыпал в центре лица, благодаря чему существо обзавелось большим плоским носом. Этот красавчик издавал тихие звуки, похожие на удовлетворенное ворчание. Кажется, он был нам рад.

– Кто это? – шепотом спросил я.

Мэсэн насмешливо покачал головой.

– Кто, кто… Ну не жена же! Дерьмоед мой, разве не видно?

– А я еще никогда их не видел, – объяснил я.

– Ну и дела! – удивился Мэсэн.

– Я был у Таонкрахта всего два дня. А у Ургов – пару часов.

– Да ну тебя! Зачем Ургам-то дерьмоеды? – испуганно сказал он. – Не гневи судьбу, Ронхул. Ну и язык у тебя!

– Язык как язык, – вздохнул я. – Слушай, а он – человек?

– Он – дерьмоед, – авторитетно объяснил Мэсэн. – А пока я его не поймал, он был болотным бэу.

– Значит, не человек, – с непонятным мне самому облегчением заключил я.

– Ты уже налюбовался? – вежливо осведомился он. – Пошли жрать, Ронхул. А то я один пойду, а ты осматривайся.

– Лучше я пойду с тобой. Будем считать, что уже налюбовался.

В глубине двора стоял небольшой одноэтажный домик с жизнерадостной остроконечной крышей и маленькими окошками. Его стены были увиты толстыми черными стеблями каких-то вьющихся растений, которые я не мог отождествить ни с лианой, ни с лозой: почти без листьев, зато усеяны многочисленными красными цветами. Домик произвел на меня хорошее впечатление: он был обшарпанным, но уютным, как старая дача, хозяева которой предпочитают отдыхать на природе, а не заниматься бесконечным ремонтом.

Внутри царил типичный холостяцкий беспорядок. Посреди большой комнаты стоял длинный узкий стол на коротеньких ножках. Возле стола примостилось такое же низкое ложе, покрытое рыжей шкурой какого-то огромного жесткошерстного зверя. Напротив ложа, с другой стороны стола – широкая деревянная скамья, тоже укрытая меховой подстилкой. В глубине комнаты стоял сундук, такой огромный, что в нем вполне можно было поселиться – в свое время мне доводилось жить и в более тесных помещениях. Повсюду валялся какой-то хлам, ценный и не очень, но меня никогда не смущал беспорядок в чужих жилищах. Так даже лучше: стеснительный гость, вроде меня, в неприбранном доме чувствует себя свободнее, чем в стерильной гостиной, больше похожей на музей мебели.

Мэсэн огляделся по сторонам, прошелся по комнате, то и дело пиная ногами свое добро, – явно что-то искал. Наконец извлек из-под скамьи большую свечу, куда-то вышел и через мгновение вернулся. Теперь свеча в его руках горела ярким красноватым пламенем. Он торжественно водрузил ее в центре стола.

– А это «правильный огонь» или как? – опасливо спросил я. – А то Таонкрахт мне говорил, что есть такой огонь, который лишает памяти. Не хотелось бы разделить печальную участь этих ваших забывчивых разбойников!

– Я что, похож на идиота? – возмутился Мэсэн. – Это обыкновенный огонь. Я сам его разводил. Он приносит только свет и тепло – и ничего больше. Мой огонь не даст тебе новых знаний, как огонь Ургов, но и дураком не станешь, не бойся.

Я испытующе посмотрел на Мэсэна. Он действительно не был похож на идиота. По правде сказать, он производил впечатление самого нормального человека в этом Мире, так что я расслабился.

– Садись. Или ложись, если хочешь поваляться. Не стесняйся! На кухню я тебя все равно не пущу, не люблю, когда мне мешают хозяйничать, – добродушно сказал Мэсэн.

Я с удовольствием принял его предложение и вытянулся на рыжей шкуре. Ноги, утомленные долгой прогулкой, а потом еще и вынужденной неподвижностью во время поездки в телеге, тут же принялись объяснять мне, что я плохо с ними обращаюсь. Впрочем, через несколько минут их возмущение превратилось в приятную тяжесть, я окончательно расслабился и чуть было не задремал.

Задремать мне не дал Мэсэн. Он вернулся, большой, шумный, чрезвычайно довольный собой и жизнью, водрузил на стол невероятных размеров блюдо с огромными кусками жареного мяса. Аромат, исходивший от блюда, кружил голову и заставлял желудок болезненно сжиматься от сладких предчувствий: то ли мой новый приятель был обалденным поваром, то ли я так проголодался.

За едой мы молчали. Собственно говоря, у Мэсэна просто не было возможности говорить: он ел с такой невероятной скоростью и столь глубокой концентрацией, словно поглощение пищи было своего рода боевым искусством, в котором он достиг невиданных высот. Я всю жизнь был не дурак пожрать, особенно после долгой прогулки на свежем воздухе, но рядом с этим дядей мои усилия были почти незаметны. Впрочем, я наелся до состояния анабиоза: понял, что просто не смогу встать из-за стола и вообще ничего не смогу – никогда.

– Йох! Хорошо повеселились, – наконец вымолвил Мэсэн, отваливаясь от опустевшего блюда и утирая пот с раскрасневшегося лица. Посмотрел на меня и умилился: – Эк тебя сморило! Ладно уж, дрыхни здесь.

– А ты? – вяло спросил я.

– А у меня есть хорошее ложе на кухне. Заодно присмотрю, чтобы дерьмоед туда не забрался.

– А что, бывает? – Я не удержался от кривой улыбки.

– Один раз было, – мрачно сказал Мэсэн. – Сожрал все мои припасы, коврик, скатерть и два табурета, сволочь. Я его тут же продал, конечно, и завел нового – а толку-то! Убытки были большие… Ладно, я пошел. Завтра еще наговоримся.

Я положил под голову одеяло, подаренное Ургом, и заснул прежде, чем хозяин дома задул свечу, – вот это, я понимаю, наркоз! Ужин Мэсэна подействовал на меня куда сокрушительнее, чем давешняя попытка утопить свои беды в Таонкрахтовом пойле: на какое-то время я стал человеком без проблем, просто куском сытой, довольной спящей плоти, и это было восхитительно.

* * *

Мэсэн поднял меня на рассвете. Он был бодр и свеж и жаждал отправиться на охоту – непременно в моем обществе. Послать его подальше я, разумеется, не мог: обещание поискать для меня Быструю Тропу связало меня по рукам и ногам. Это было чертовски неприятно: ни тебе возмутиться, ни тебе кофе в постель потребовать. Впрочем, какой уж тут кофе.

Пришлось ограничиться умыванием. Никакой ванной комнаты тут, понятное дело, не было, так что я предавался водным процедурам во дворе, где обнаружилась бочка с холодной водой, прозрачной, как слеза человека-невидимки. Мои страдания были вознаграждены еще при жизни. Во-первых, умывшись, я почувствовал себя так, словно только что на халяву разжился новым телом, которое всю жизнь делало утреннюю зарядку, исповедовало раздельное питание по Бреггу, никогда не курило, ложилось спать на закате, поднималось с петухами и исполняло еще несколько дюжин утомительных ритуалов, продлевающих жизнь в среднем на пятнадцать суток. А во-вторых, хозяин дома ждал меня за накрытым столом, чтобы напоить почти настоящим чаем. Вообще-то это был прозрачный темно-красный отвар из местной растительности, но он произвел на меня неизгладимое впечатление: чертовски вкусно! Эту роскошь следовало закусывать светло-оранжевым медом, большие, почти идеально круглые комки которого лежали в огромном тазу. Мед тоже был совершенно изумителен: не такой сладкий, как знакомые мне версии, с кисловатым привкусом лесных ягод и тонким ароматом цветов.

– Йох! Поехали! – решительно сказал Мэсэн, когда я покончил с третьей кружкой его божественного утреннего пойла. – Путь неблизкий, а дело хлопотное.

Он запряг в телегу своего кошмарного «свинозайца», и мы отправились в путь.

– Страшный все-таки у тебя зверь! – искренне сказал я, припоминая вчерашнюю расправу с разбойниками. – Такого в лесу встретить – невелика радость.

– Куптик, что ли? Да ну тебя, Ронхул! Эти звери – самые безобидные создания! Они боятся не только людей, а вообще всего, что движется, даже питупов[25]. Просто своего я хорошо выдрессировал, – объяснил он. – А что делать, когда такая жизнь?

– А кто такие «питупы»? – поинтересовался я.

– Питупы – это наш сегодняшний обед, если повезет. Толстые глупые птицы, которые с перепугу сами падают в руки хорошему охотнику.

– Не говорящие, часом? – встревожился я, вспомнив своего приятеля Бурухи.

– Да ну тебя, тоже мне сказал! – ухмыльнулся он. – Говорящие – это только птицы Бэ, других говорящих птиц здесь нет… Слушай, так ты что, вообще ничего не знаешь?

– Почти ничего, – вздохнул я. – По крайней мере, ничего такого, что могло бы мне здесь пригодиться. Может, хоть ты меня просветишь?

– А я-то думал, что ты меня будешь развлекать, – огорчился он. – Ладно, давай так: сначала ты расскажешь, как живут демоны, а на обратной дороге я буду языком молоть. Сообщу тебе все, что захочешь.

– Ладно, – согласился я, – могу и рассказать. Дурное дело нехитрое!

Часа два я трепался, не закрывая рот. Получился этакий дикий коктейль из воспоминаний детства и последних страниц славной истории Тайного Сыска[26]. Это звучало так нелепо, что я сам себе не верил – а ведь говорил чистую правду, словно поклялся на Библии с утра пораньше. Мэсэн слушал меня, затаив дыхание. Сначала он то и дело перебивал меня недоверчивыми репликами типа «Врешь небось», «Ну, не заливай!» – но потом добровольно прекратил комментаторскую деятельность: очевидно, понял, что ТАКОЕ придумать никому не под силу.

Наконец мой бенефис подошел к концу. Телега остановилась: почва под колесами к этому времени стала уже такой топкой, что даже могучий «свинозаяц» не смог тащить нас дальше.

– Хорошо ты рассказывал, – мечтательно сказал Мэсэн. – И жил ты, видать, неплохо. Знал бы заранее, сам бы демоном родился! Ну да чего уж теперь жалеть: дело сделано. Ладно, пошли. Попробую тебя удивить.

Я подумал, что лучше бы не надо, но промолчал. Все равно ведь удивит, даже если специально стараться не будет.

Мэсэн тем временем достал из телеги целую кучу хлама: сначала на свет божий была извлечена давешняя дубина, потом – круглый металлический шлем, похожий на казан для плова, и ветхая шапка из толстого войлока. Шапку он напялил на свою кудрявую голову, сверху водрузил «казан» – вид у него при этом стал совершенно идиотским. Напоследок он вывалил на траву огромные сапоги, столь уродливые и бесформенные, что я их почти испугался.

– Надень, – великодушно предложил он. – У тебя вон какая красота на ногах. Не убережешь. Это же болото!

Я все взвесил и понял, что он прав. Мои башмаки были мне дороги не только как память о доме: ни летать, ни тем более ходить босиком я не умею.

Я быстро переобулся, удивляясь тому, что не поместился в один из этих чудовищных сапог целиком, и мы занялись пешей ходьбой по болоту. Сделав несколько шагов, я понял, что мой приятель оказал мне неоценимую услугу: ноги увязали почти по щиколотку. Я заметил, что у самого Мэсэна была совершенно особая, нелепая, но идеально подходящая для данных условий походка: он шел короткими шагами, высоко поднимая ноги, чуть ли не касаясь коленями подбородка, но очень быстро, так что каким-то чудом не успевал увязнуть. Создавалось впечатление, что он весит раз в пять меньше, чем я, или же земное притяжение не очень-то над ним властно. Я попробовал скопировать его манеру ходьбы – не могу сказать, что очень удачно, но через некоторое время заметил, что ноги проваливаются уже не столь глубоко.

– А теперь стоп! – жизнерадостно скомандовал Мэсэн.

Я послушно остановился.

– Что, пришли?

Он кивнул и указал пальцем вперед.

– Видишь кочки? Вот там они и сидят. Хорошие взрослые грэу, худые и голодные. Из таких получаются самые лучшие дерьмоеды! Бэу тоже ничего, но их сначала надо дрессировать: очень уж глупые, все норовят земли нажраться, а потом от дерьма нос воротят. Впрочем, для себя я всегда оставляю бэу. Их гораздо меньше, поэтому мне все завидуют.

– Еще бы, – с сарказмом сказал я. – Как такому счастью не позавидовать!

Мэсэн с энтузиазмом закивал. Он абсолютно не уловил моей иронии – оно и к лучшему.

– И как ты их будешь ловить? – с любопытством спросил я.

– Сейчас увидишь. Только держись в стороне и помалкивай: у тебя же нет шлема.

– А это обязательно? – встревожился я.

– Как тебе сказать. В общем-то, совершенно необязательно, если только ты не собираешься поохотиться на грэу.

Любезно подарив мне сие объяснение, Мэсэн – я глазам своим не поверил! – принялся лупить дубиной по своему шлему. Он выдерживал какой-то своеобразный ритм, от которого мне стало не по себе: начало подташнивать, да и голова тут же заныла, словно ко мне вернулось давно позабытое похмелье – сколько можно-то?! Сам же Мэсэн, судя по всему, чувствовал себя просто великолепно: он еще и пританцовывать начал, так увлекся.

Ближайшая к нам кочка тем временем зашевелилась. Только сейчас я понял, что на ней сидело трое существ, очень похожих на дерьмоеда, которого я видел вчера во дворе у Мэсэна. Правда, эти были повыше и гораздо тоньше. Грэу, как он их величал, были голые, безволосые, с блестящей кожей цвета хаки, они сливались с темным мокрым грунтом и такой же темной растительностью – не удивительно, что я не сразу их углядел. «Мимикрия называется», – насмешливо подумал я и внутренне содрогнулся, поскольку вдруг осознал, какая невероятная, непреодолимая пропасть отделяет меня от того мальчика, который когда-то узнал это мудреное слово в средней школе, на уроке зоологии, по которой у него всегда были пятерки.

Грэу тем временем неторопливо брели навстречу Мэсэну. Я заметил, что в своих тонких, свисающих почти до земли руках они сжимали дубинки – не такие огромные, как у моего приятеля, но все-таки вполне внушительные. Впрочем, судьба Мэсэна не вызывала у меня ни малейшей тревоги: я отлично помнил подробности «великой битвы» с разбойниками, а эти несчастные болотные жители с длинными тощими телами и паучьими конечностями выглядели куда более жалкими и беспомощными, чем наши вчерашние недоброжелатели. Они были похожи на больных обезьян: такие же человекообразные и длиннорукие, но при этом напрочь лишенные обезьяньей жизнерадостности и тяжелой, но мощной природной энергии, которой обладают только звери, не испорченные длительным общением с человеком, а иногда – годовалые дети, выросшие на природе. Грэу показались мне вялыми и апатичными, как старые обитатели обнищавшего захолустного зоопарка.

Наконец один из них добрел до Мэсэна и несколько раз огрел его своей дубиной по голове. Удар был не слишком сильным, хотя голове, не защищенной шлемом, такие испытания явно противопоказаны. Что касается Мэсэна, он и бровью не повел, а ответил своему оппоненту полной взаимностью: пустил в ход свое грозное оружие. Грэу тут же свалился к ногам победителя. К моему величайшему изумлению, его товарищи не пустились наутек. Они по очереди подошли к Мэсэну и обменялись с ним некоторым количеством ударов. Через минуту на земле валялись три неподвижных тела, а Мэсэн с довольной улыбкой повернулся ко мне.

– Йох! Унлах! Вот так я ловлю грэу! – гордо сказал он. Ну прямо Геракл, только что одолевший Гидру.

– Круто, – уважительно сказал я. И тактично поинтересовался: – А почему ты позволил им бить тебя по голове? Ты же легко мог увернуться!

– Ха! Конечно, мог, – согласился он. – Но в том-то и вся хитрость, чтобы не уворачиваться от их ударов – если, конечно, хочешь добыть больше одного грэу зараз. Если бы я увернулся от первого грэу, его приятели тут же удрали бы обратно в болото. А так они видели, что мы с их сородичем беседуем, значит, все в порядке.

«Беседуете»?! – изумился я. – А мне показалось, вы просто лупили друг друга дубинами по голове.

– Ты не поверишь, Ронхул, но именно таким способом они разговаривают! – Мэсэн одарил меня снисходительной улыбкой, обнажив желтые, но крепкие зубы, заостренные, как у зверя. – И я знаю их язык. У грэу не слишком сильный удар, и они немногословны, поэтому их вполне устраивает такой способ общения. Но долгий разговор с ними мало кто выдержит. Думаешь, зачем бы я стал надевать на голову эту тяжеленную дрянь? Я и шапки-то не люблю носить: голове тесно.

– И о чем вы говорили? – растерянно поинтересовался я.

– Грэу поздоровался, а потом спросил меня, чего мне нужно, – невозмутимо объяснил Мэсэн. – А я честно сказал ему, что пришел за ним, чтобы отвести его туда, где много еды. Дальше он не смог слушать, как видишь. С остальными я говорил о том же. Ничего, к ночи оклемаются, черепа у них крепкие! Пошли, поможешь мне допереть их до телеги. Я затем тебя и позвал на охоту: трудно одному троих утащить, а туда-сюда ходить неохота.

С этими словами Мэсэн подхватил двух бесчувственных грэу – по одному в каждую руку – и неторопливо пошел назад. Теперь его ноги то и дело погружались в зыбкую почву чуть ли не до колена, а длинные конечности его жертв волочились за ним, вычерчивая причудливую колею. Я с отвращением посмотрел на темное грязное тело, которое мне предстояло тащить на себе. Больше всего на свете мне хотелось все бросить и смыться, но деваться было некуда. Мэсэн был моей смутной надеждой быстро добраться до загадочных Вурундшундба, которые, в свою очередь, были моей еще более смутной, но единственной надеждой вернуться домой. Я окончательно запутался в паутине собственного производства, сотканной исключительно из многочисленных надежд.

Одним словом, у меня не было выбора. Поэтому я стиснул зубы и схватил в охапку мерзкую тварь.

К моему величайшему удивлению, от тела грэу исходил тонкий аромат каких-то неизвестных специй, совершенно не похожий на звериную вонь или даже на запах вспотевшего человеческого тела. Это была хорошая новость. Впрочем, меня поджидал и неприятный сюрприз: грэу весил несколько больше, чем мне бы хотелось. Промычав «Но пасаран!» сквозь стиснутые зубы, я кое-как приподнял его с земли и поволок по следам Мэсэна. Следующие полтора часа были чуть ли не самыми ужасными в моей жизни: я пыхтел, хрипел, чертыхался, потел, как борец на ринге, то и дело ронял бесчувственную тварь на землю, но все-таки допер тяжеленную тушу до телеги. До сих пор не знаю, как мне это удалось. Мэсэн смотрел на меня со снисходительной улыбкой: он-то, гад, даже не запыхался!

– Да, они тяжелые, – сочувственно сказал он, – а на вид и не скажешь. Это потому, что не гадят никогда: все, что сожрали, при них остается. Хорошо еще, что ты демон: обыкновенный человек его нипочем не дотащил бы.

– Ты-то двоих уволок! – завистливо сказал я.

– Так то я, – Мэсэн пожал плечами и просто пояснил: – Я же этим всю жизнь занимаюсь. Это мой хлеб… Кстати, о хлебе: пока ты там возился, я-таки поймал питупа. Так что живем, Ронхул! Знал бы ты, как я их жарю: обмазав глиной, чтобы ни капли жира не утекло. Эх, теперь поскорее бы до дома доехать!

Его здоровый оптимизм оказывал на меня самое благотворное воздействие. На какое-то мгновение я поверил, что загадочный питуп, запеченный в глине, действительно способен сделать меня счастливым, и гори все огнем! Потом я, конечно, вспомнил, что мы так и не поискали путь к Вурундшундба, и решил, что сегодня нам уже будет не до того. Я слегка приуныл, но надо отдать должное Мэсэну: с тех пор как мы встретились, меня перестали терзать приступы депрессии, больше похожие на официальные дружеские визиты в ад. Мои беды, конечно, оставались со мной, но рядом с этим неунывающим дядей они казались вполне преодолимыми.

Мы уложили свою добычу в телегу. Я с удовольствием переобулся: тяжеленные болотные сапожищи к этому моменту вызывали у меня тихую, почти сладкую ненависть. Я забился в дальний угол телеги, подальше от начинающих шевелиться грэу. Мэсэн же невозмутимо уселся прямо на одно из тел, как на большую жесткую подушку. Зубастый «свинозаяц» прекратил обгладывать симпатичный колючий кустик, состояние которого к этому моменту было более чем плачевным, и мы наконец-то поехали.

– Ты обещал рассказать мне об этом Мире, – напомнил я Мэсэну.

– Ну, обо всем Мире я не так уж много знаю, – беспечно признался он. – Мне это ни к чему… А вот об этой земле – запросто! Я объездил весь Альган – от Грэнг Пастпта до Кейр Шантамонта.

– Таонкрахт все время говорил: «Альган, Альган». Дескать, он Великий Рандан Альгана, и все такое… Альган – это государство? – спросил я.

– Альган – имя этой земли, – авторитетно заявил Мэсэн. Немного подумал и добавил: – Вообще-то Альган – часть Земли Нао. Нао – большая земля, поэтому ее поделили на три части, и каждая часть как-то называется. Здесь – Альган. А еще есть Эльройн-Макт и Шантамонт, и в каждой из этих областей до хрена всяких местечек. Всех и не упомнишь, я ведь не путешественник – так, езжу по своим торговым делам от замка к замку, да иногда еще на ярмарку в Бондох, на берег залива Шан.

– А Земля Нао – это материк? – спросил я. Вообще-то у меня не было уверенности, что мой наставник поймет слово «материк», но он понял.

– Нет, – он покачал своей лохматой головой, – материк называется Мурбангон, это кто угодно знает. А Земля Нао – часть Мурбангона. Кроме нее, есть и другие земли, в том числе и земля, принадлежащая Вурундшундбам, которых ты ищешь. Но я там никогда не был.

– А кто тут у вас самый главный? – полюбопытствовал я.

– Как это – кто? Урги, ясное дело! И Сох, конечно, – до тех пор, пока выполняют волю Ургов.

– Ну, это понятно. А есть тут самый главный человек? Таонкрахт, например, хвалился, что он – самый главный в Альгане.

– Оно так – до поры до времени, – неохотно подтвердил Мэсэн.

Чувствовалось, что к Таонкрахту у него какие-то личные претензии – за партию дерьмоедов тот с ним не расплатился, что ли?

– Эта пучеглазая задница, Таонкрахт – Великий Рандан Альгана, – продолжил он. – Это значит, что когда кто-то из альганцев нарушает волю Ванда, Таонкрахт должен приехать к непокорному и огреть его своей Метлой.

– Как это – метлой? – опешил я. До сих пор мне казалось, что метла – это примитивное орудие труда, приличествующее, разве что, дворникам и старомодным ведьмам, которые используют ее, чтобы посетить вечеринку на Лысой горе.

– А то чем же! Страшная, скажу тебе, штука – Метла Рандана! От нее память отшибает посильнее, чем от плохого огня. И обычно навсегда. Так что он не совсем зря похвалялся.

– А кто такой Ванд, чью волю нельзя нарушать?

– Ну, он-то как раз и есть тот самый «главный человек» в Земле Нао, о котором ты спрашивал, – охотно объяснил Мэсэн. – Говорят, он ничего мужик: вспыльчивый, но отходчивый. Не знаю, я с ним никогда не виделся, хотя дерьмоедов в его замок возил, и не и раз, – важно добавил он. Очевидно, считалось, что это очень круто.

– Понятно, – кивнул я. – Значит, есть этот Ванд, который «самый главный», есть Великий Рандан Таонкрахт…

– Не только он, – перебил меня Мэсэн, – их трое. В каждой земле есть свой Великий Рандан, а кроме них, в каждой области есть Эстёр[27].

– А это что за должность?

– Эстёр тоже следит за тем, как выполняется воля Ванда, – неопределенно пояснил он.

– А чем, в таком случае, Эстёр отличается от Рандана? – удивился я.

– Ничего себе! Ну, ты сказанул! – восхитился Мэсэн. – Как это – чем?! У Рандана – Метла, у Эстёра – Лопата.

– И что он проделывает с помощью своей Лопаты? – заинтересовался я. – Копает?

– Нет, не копает. Если Эстёр трахнет своей Лопатой какого-нибудь беднягу, тот оцепенеет и будет стоять как вкопанный целый день, а то и дольше, это смотря как огреть, – коротко хохотнул Мэсэн. – Ну, в общем, их боятся немного меньше, чем Ранданов: по крайней мере, дураком не станешь… А есть еще Пронты[28]. Этот может стукнуть Ложкой по лбу – тоже неприятно! Но от Пронта легко отделаться: накормил его хорошим обедом, и порядок! Они так и живут: ездят из замка в замок, их там кормят до отвала… О, а вот мы и приехали!

– Но я еще ничего толком не понял, – пожаловался я.

– Потом, потом! – отмахнулся Мэсэн. – Сначала – обед!

Мэсэн быстренько запер в сарае вяло упирающихся болотных жителей, которые как раз начали приходить в себя и теперь активно страдали ностальгией по родине. Потом извлек откуда-то из таинственных недр телеги здоровенную тушу питупа. Я сразу узнал его: точно таких же птиц я видел во дворе Таонкрахта, они клевали кашу и чью-то горемычную задницу заодно. С этой ношей Мэсэн устремился на кухню, а мне велел отдыхать.

В течение часа я клевал носом у стола: вся эта болотная эпопея здорово меня вымотала.

Наконец в комнате появился Мэсэн. Грохнул на стол здоровенное блюдо, на котором лежал обещанный питуп, запеченный в глине. Он был несколько меньше страуса, но гораздо крупнее индейки. Шеф-повар радостно провозгласил: «Йох! Хваннах!» – и ударил ребром ладони по твердой корочке. Куски глины разлетелись в разные стороны; один я чудом успел поймать в нескольких миллиметрах от собственной рожи. Потом мне в нос ударил упоительный аромат.

– Я забираю себе задницу! – безапелляционно заявил Мэсэн. – Нет возражений?

Я растерянно помотал головой. Он тут же разломил тушу на две более чем неравные части: мне досталось крылышко, хозяину дома – все остальное. Очевидно, считалось, что птица состоит исключительно из задницы и крыльев. Впрочем, я не возражал: размеры этого самого крылышка превосходили мои самые смелые представления о большой порции.

* * *

– Слушай, может, еще разик съездим на болото? – весело предложил мне Мэсэн на следующее утро. – Понимаешь, какое дело: маловато у меня пока грэу. Я меньше чем с десятком торговать не еду. А так наберем их побольше и поедем искать твою Быструю Тропу. По дороге я и торговлей займусь. Зачем делать одно дело, когда можно сразу два?

Мне не слишком понравилась эта идея, но я как-то не решился возразить: я был чересчур сонный, чересчур сытый… и, если совсем уж честно, не слишком спешил расставаться с Мэсэном, чье общество делало меня убийственно спокойным и почти равнодушным к собственной судьбе.

Как и следовало ожидать, одной экспедицией на болото дело не ограничилось. На следующее утро Мэсэн бодро сказал: «Ну, еще штук шесть поймаем – и хватит!» Потом он снова и снова повторял, что «маловато будет». Некоторые походы вообще не приносили результатов: насколько я понял, грэу неплохо умели прятаться от незваных гостей, так что иногда Мэсэн понапрасну лупил дубиной по своему идиотскому шлему по несколько часов кряду. Однажды мы забрели в самую глубь болота и поймали одного бэу, точную копию дерьмоеда, который жил во дворе у Мэсэна. От грэу он отличался только телосложением: те были высокими и худыми, а бэу – более приземистым и коренастым.

Я жил как во сне: долгие неторопливые поездки в тряской телеге и такие же долгие прогулки по болоту, регулярные физические нагрузки, обильная еда, ранние побудки – как, оказывается, мало надо человеку, чтобы забыться! Ежедневные незамысловатые беседы с моим новым приятелем не могли меня встряхнуть: я настолько отупел от такой жизни, что почти не воспринимал информацию, которую получал от Мэсэна, просто складывал ее в самый дальний сундук, пылящийся в одном из темных углов моей пассивной памяти. Время от времени я сам рассказывал ему какую-нибудь историю и сам себе не верил: эти изумительные события никак не могли происходить со мной, начинающим охотником на дерьмоедов, подающим, впрочем, большие надежды.

Я обзавелся новыми привычками – пугающе быстро, как всегда. Отвар из лесных трав по утрам – я уже не мог без него обходиться, совсем как когда-то без кофе, а потом – без камры; сытный ужин перед сном, который действовал на меня, как хорошее снотворное: никаких сновидений, заставляющих мучительно сжиматься сердце, только блаженная темнота и безмолвие. Я уже не морщился от необходимости выносить горшок и оставлять его под деревом, на радость вечно голодному дерьмоеду: эта процедура стала для меня чем-то очень обыденным, все равно что нажать на хромированную кнопку и спустить воду в кабинке общественного туалета. Я без содрогания смотрел на зубастого Куптика, который при близком знакомстве оказался похож не столько на «свинозайца», сколько на помесь бобра с бегемотом. Я даже научился кормить его из рук пучками бледной болотной травы, и он жрал ее с таким же аппетитом, как и окровавленную конечность несчастного разбойника, чья гибель в свое время потрясла меня до глубины души. Я окончательно отказался от романтической идеи, что любой живой человек должен ежедневно принимать душ, решительно расстался со шмотками моего пучеглазого «благодетеля» Таонкрахта и переоделся в кожаные штаны и меховой жилет, такие же, как у Мэсэна, благо он великодушно разрешил мне проредить его скудный гардероб.

Одним словом, я вполне обжился в мэсэновской хижине, и в этом было что-то пугающее.

* * *

Так прошло дней десять, а то и больше. Честно говоря, я сбился со счета. Но однажды ночью я проснулся – совершенно самостоятельно и внезапно. Создавалось впечатление, что в глубоких недрах моего организма сработал некий таинственный будильник.

– Все! – сказал я вслух и поначалу сам не узнал свой голос. – Пора выбираться отсюда, дружок.

Потом я разыскал белоснежную рубаху из Таонкрахтовых сундуков, отправился во двор и битый час стирал ее в бочке с питьевой водой с пугающим меня самого остервенением. Покончив со стиркой, я разделся и вымылся сам. Собственное тело я тер с такой же необъяснимой яростью, которая только что обрушилась на рубаху. С удивлением обнаружил, что здорово подкачал мускулы, перетаскивая контуженных грэу. Более того, я даже умудрился слегка растолстеть, чего со мной прежде не случалось ни при каких обстоятельствах.

– Боров, – сердито сказал я себе. – Смотреть на тебя тошно!

Разумеется, я здорово преувеличивал, но иногда стоит перегнуть палку – для профилактики.

Я надел мокрую рубаху на такое же мокрое тело: решил, что вместе им будет веселее сохнуть. Вернулся в дом и решительно отправился на кухню. Переступил через Мэсэна, спящего между окном и печкой на толстенной стопке меховых одеял, и начал крутиться перед огнем: у меня были все основания полагать, что так мы с рубахой быстрее высохнем. Мэсэн тут же учуял, что на его заповедной территории объявился чужой, проснулся и изумленно уставился на меня.

– Ты чего, Ронхул? – ошалевшим со сна голосом спросил он. – Проголодался?

– Сохну, – лаконично ответил я.

– А где ты намок?

– Я не намок. Я рубаху постирал, – объяснил я.

– Зачем? Ночь на дворе!

– Я знаю, что ночь. Что делать: рубаха была грязная, как не знаю что, а утром я должен уходить.

– Куда уходить?

– А ты забыл? Немудрено: я и сам чуть не забыл, – сердито согласился я. – Мне нужно найти этих, как их там… Вурундшундба. Ты обещал поискать для меня Быструю Тропу. Впрочем, это не так уж важно. Не найдешь «быструю», пойду по обыкновенной. Как-нибудь доберусь.

– Эк тебе приспичило! – Мэсэн неодобрительно покачал головой. – Я как раз собирался отправиться на ее поиски, денька через два-три… Может, подождешь?

– Нет, – твердо сказал я. – Я ухожу сегодня утром. Это решено.

Он окончательно проснулся и теперь рассматривал меня так внимательно, словно мы только что встретились.

– Ладно, – неожиданно кивнул он. – Решено так решено. Что ж ты сразу не сказал, что тебе по-настоящему надо?

– А разве я не сказал? – удивился я.

– Нет, – невозмутимо ответил Мэсэн. – Ладно уж, сейчас поедем. Дай хоть горячего попить!

– Да я и сам не откажусь, – улыбнулся я.

Через полчаса мы пили традиционный душистый отвар, закусывая его комками янтарного меда. Со слов Мэсэна я уже знал, что здесь нет никаких пчел, а мед собирает некий таинственный зверь юпла[29]: каким-то образом высасывает его из сердцевины растений и прячет в дуплах. А некоторые проныры, вроде моего приятеля, периодически разворовывают его запасы. Я даже видел издалека черный хвост этого диковинного зверя, крупный и мощный, как хвост какого-нибудь доисторического ящера, но пышный и мохнатый, как у лисицы. Разглядеть все остальное мне так и не удалось: зверь поспешно скрылся в зарослях. Мэсэн объяснил мне, что юплы не трусливы, но чрезвычайно разумны и нелюдимы. Они прячутся, поскольку не любят заводить новые знакомства.

– Все, поехали, – решительно сказал я, отставляя в сторону здоровенную кружку.

– А может, добавки? – тоном змия-искусителя предложил Мэсэн.

Я упрямо помотал головой: с момента пробуждения у меня в заднице сидело здоровенное шило, и оно казалось мне настоящим благословением. Больше всего на свете я боялся, что мне опять удастся расслабиться.

– Ладно уж, – вздохнул он, – экий ты торопыга!

Потом на его лице появилось ангельское выражение, и он решительно сказал:

– Можешь оставить себе мою одежду, Ронхул. У меня ее не так много, чтобы раздавать всем желающим, но мне будет приятно знать, что в моих штанах ходит демон.

– Спасибо, – искренне сказал я.

Мэсэн оказал мне неоценимую услугу: кожаные штаны и меховой жилет куда лучше приспособлены для долгого путешествия, чем наряды, которыми снабдил меня Таонкрахт. К тому же я постирал только рубаху, которая была отличным дополнением к моему новому гардеробу, а все остальные вещи находились в плачевном состоянии.

– А Таонкрахтово шмотье оставь здесь, – предложил Мэсэн. – На кой оно тебе – в лесу-то?

Я тут же понял, что меня склоняют к неравному обмену, и мне захотелось подразнить хитреца.

– Вещи, конечно, дорогие, – нерешительно протянул я. А потом махнул рукой: дескать, была не была! – Ладно уж, мне тоже будет приятно знать, что ты ходишь по лесу в белом и сиреневом, назло этому пучеглазому эстету и его дурацким законам.

– Ну! Так я потому и хочу разжиться твоим нарядом! – жизнерадостно подхватил Мэсэн. Он так расчувствовался, что предложил: – Если хочешь, можешь даже сапоги забирать.

– Это те, в которых я ходил по болоту? – уточнил я. И вежливо отказался: – Спасибо, не надо. Мои ботинки не годятся для охоты на грэу, но ходить в них по твердой земле – одно удовольствие.

– Как знаешь.

Мэсэн так искренне обрадовался, услышав мой ответ, что мне захотелось отказаться от всего остального и уйти от него голышом, чтобы этот невероятно хозяйственный парень был счастлив. Но бродить по чужому Миру без штанов, пожалуй, не стоило, так что я взял себя в руки.

Наконец мы сели в телегу и поехали, на сей раз не к болотам, а в обратную сторону – туда, откуда Мэсэн привез меня к себе в гости.

– А как ты будешь искать Быструю Тропу? – полюбопытствовал я.

– А я не буду ее искать, – ухмыльнулся он. – Чего искать-то, если я знаю, где она!

– Как это? – опешил я.

– А вот так!

– Но ты говорил…

– Знаешь что, Ронхул? – Мэсэн уставился на меня с обезоруживающей улыбкой. – Я живу тут один уже очень много лет. Порой привезу себе бабу, бывает. Но долго они не задерживаются. Я их сам прогоняю: как ночь проходит, так морду становится видно, а если она еще и лопотать начинает… А мужики ничем не лучше, только от них еще и удовольствия никакого, лишь пожрать норовят. Мне словом перекинуться не с кем: ты же сам видел, какой здесь бестолковый народ. Каждый знает полтора десятка слов и при этом едва понимает, что они значат. Хурмангара, что с них взять! Да еще и отупевшие от неправильного огня… Есть еще Сох, они ребятки толковые, даже слишком, но им запрещено заводить приятелей вне своей касты. А хозяева соседних замков с радостью покупают у меня дерьмоедов, но чтобы выпить в моей компании и язык почесать – ни-ни! Я – не их поля ягода, сам понимаешь. Одним словом, я подумал, что не будет большой беды, если ты погостишь у меня несколько дней. Вот и наговорил тебе с три короба. Смешной ты, Ронхул, а еще демон! Сам шел по Быстрой Тропе и сам же у меня спрашивал, как ее найти.

Я подумал, что надо бы рассердиться. Но сердиться на этого парня было совершенно невозможно. Его признание вызвало у меня не гнев, а искреннее сочувствие.

– Ну ты и хитер, – вздохнул я. – А я-то хорош!

– Не злишься на меня? – обрадовался Мэсэн. – Вот и правильно!

– Я сам виноват, что дураком родился. Слушай, а как так вышло, что я шел по Быстрой Тропе и ничего особенного не почувствовал?

– А что такого особенного ты должен был почувствовать? – удивился он. – Пока идешь по Быстрой Тропе, ничего не чувствуешь. Вот когда через несколько дней оказываешься там, куда по другой дороге до седых волос брести будешь, тогда и понимаешь, что к чему. Я по этой тропе за полдня во все окрестные замки успеваю заехать. Альганцы знали, что делали, когда строились, все до единого вдоль Быстрой Тропы осели. – Он умолк и неожиданно спросил: – Может, поедем обратно? Погостишь еще немного, какая разница? Нескольких дней тебе жалко, что ли? Ты же с этой Быстрой Тропой целый год времени сэкономишь.

Я упрямо помотал головой.

– Мне действительно надо делать ноги, дружище. Я сегодня вскочил среди ночи с таким чувством, что рехнусь, если немедленно не отправлюсь в путь.

– С причудами ты, как все демоны, – снисходительно сказал он.

– А хочешь – пошли со мной, – великодушно предложил я. – Сам же говорил, что многого не видел, вот и посмотришь. Опять же, со мной веселее, чем с твоими драгоценными дерьмоедами, разве нет?

– Так-то оно так, – растерянно протянул Мэсэн, – только как же я все брошу? У меня дом, хозяйство, полный сарай дерьмоедов на продажу… Что ж – пропадать всему? Да и зачем мне куда-то ехать? Дел у меня никаких там нет, а на баловство время тратить жалко.

– Как знаешь, – вздохнул я. – Мое дело – предложить.

Мне стало грустно и немного смешно – Мэсэн был чертовски похож на людей, среди которых прошла большая часть моей жизни: когда к ним в дверь стучится единственный и неповторимый шанс начать все сначала, тут же непременно выясняется, что у них «дом, хозяйство, полный сарай дерьмоедов на продажу», и совершенно нет времени на всякое баловство.

Остаток пути мы молчали: все уже было сказано. Даже немного больше, чем все. Я не очень-то хотел оставаться в одиночестве, но твердо знал, что мне нужно уходить. Судя по всему, Мэсэн тоже не очень хотел оставаться в одиночестве, но твердо знал, что никуда со мной не пойдет. Все было решено, о чем еще говорить?

Наконец Мэсэн прикрикнул на своего «свинозайца», тот послушно остановился и тут же принялся пережевывать круглые ярко-красные листья ближайшего кустарника. Я спрыгнул на землю и вопросительно уставился на своего проводника.

– Да вот она, твоя Тропа, – неохотно сказал он, указывая на узкую тропинку, едва различимую среди высокой травы. – Не бойся, не обманываю. Если пойдешь налево, уже в полдень снова будешь пьянствовать в гостях у своего приятеля Таонкрахта… Да погоди ты, не горячись, я сам знаю, что он тебе даром не нужен. Ступай направо: сам не заметишь, как окажешься в Эльройн-Макте. А там, глядишь, и до Вурундшундба твоих ненаглядных рукой подать… Погоди-ка еще минутку!

Он долго рылся в куче хлама, который равномерно покрывал дно его телеги. Наконец извлек оттуда чудовищный самодельный нож. Я узнал его: это был наш военный трофей, извлеченный из-под лохмотьев раздавленной разбойницы. Мэсэн несколько секунд вертел его в руках, искренне любовался этой «драгоценностью», потом решительно протянул его мне.

– На, держи, Ронхул. Нельзя бродить по этим лесам совсем без оружия, будь ты хоть тысячу раз демон!

У него был такой торжественный вид, словно он вручал мне какой-нибудь заколдованный меч, или что там положено вручать великим героям в особо торжественных случаях.

Мне не очень хотелось становиться владельцем этого некрасивого громоздкого предмета, да еще и отнятого у покойницы. Но я не мог обидеть Мэсэна: этот прижимистый дядя только что совершил жест неописуемого великодушия. К тому же он был прав: бродить по этим лесам без оружия было бы совершенно непростительной глупостью. Поэтому я постарался изобразить на своем лице максимальную степень благоговения, на которую только способны мои послушные лицевые мускулы, и принял подарок.

– Спасибо, дружище, – я сам удивился собственной искренности. – Прощай, – добавил я после томительной паузы, которая явно собиралась затянуться надолго.

– Прощай, если не шутишь, – эхом откликнулся Мэсэн. И тут же почти злорадно спросил: – Как же ты выкрутишься в дороге без дерьмоеда?

– Ничего, – легкомысленно отмахнулся я, – обойдусь как-нибудь.

– В мешок, что ли, складывать будешь? – сочувственно спросил он.

– Еще чего! – возмутился я.

– Да ты что, Ронхул! – обалдел он. – А если Хинфа за тобой придет?

– Ему же хуже, – гордо ответствовал я.

Мэсэн укоризненно покачал головой, но так и не предложил мне взять с собой одного из многочисленных дерьмоедов, добытых, между прочим, нашими совместными усилиями. Очевидно, его хозяйственная жилка взяла верх: грех такое добро отдавать совершенно бесплатно первому попавшемуся демону. Впрочем, все к лучшему. Меньше всего на свете мне хотелось путешествовать в сопровождении болотного грэу.

Я спрятал разбойничий нож за пояс кожаных штанов, не удержался от ехидной ухмылки в собственный адрес – вот к чему иногда приводят детские мечты стать Робином Гудом! Накинул на плечи сложенное вчетверо одеяло, доставшееся мне от Урга, развернулся и пошел по Быстрой Тропе, в магическую силу которой до сих пор не очень-то верил.

Загрузка...